Ах, эта родовая мнительность… родовая робость… родовая щепетильность! У вас тут ходит поверье, что мертвецы возвращаются на землю в образе вихрем проносящихся белых коней.
Счастье, дорогая Ребекка, счастье — это прежде всего тихое, радостное сознание, что совесть твоя свободна от вины. Ребекка (глядя перед собой).
Ребекка (складывая работу). Вы тут, в Росмерсхольме, долго держитесь за своих покойников. Мадам Хельсет. А по-моему, так покойники долго держатся за Росмерсхольм. Ребекка (смотрит на нее). Покойники?.. Мадам Хельсет. Да, выходит так, будто они никак не могут расстаться с теми, что остались тут.
Никогда не следует надевать свои лучшие брюки, когда идешь отстаивать свободу и истину.
огненной генною, ни сказкой Ребяческой о похищеньи душ Диаволом уж нас не запугаешь; Гуманность — вот он, главный наш завет.
Где силы нет, там и призванья нет. (Резко.)
Что сотни слов Не врежутся с такою силой в душу, Как след деянья одного.
Когда мы ползаем на четвереньках, Из нас животное смелей глядит.
То легкомыслие, что над обрывом На шаг от бездны прыгало, смеялось? Иль тупомыслие, что, знай себе, Бредет обычною тропой избитой? Иль наконец безсмыслие, чей взор Прекрасное на месте злого видит? Борьба с союзом тройственным их — цель Моя отныне. Вот мое призванье!
времени зависит и от места. Пикантность-то и дорога нам, людям, Когда нормальным сыты мы по горло. Привычное нас больше не пьянит. Лишь крайность — худобы или дородства, Иль юности иль старости — способна Ударить в голову, а середина Лишь вызвать тошноту способна.