Что мне кажется, что здесь люди здравого рассуждения жить не захотят. Может быть, говорил Микромегас, что здесь люди и не здравого рассуждения обитают. Однако есть некоторой признак, что это для чего-нибудь сделано и недаром.
Наконец увидели они, что нечто светится: Земля то была. Какой это бедной наслег для проехавших Юпитера: но чтоб не прийти опять в раскаяние, выступили на нашу Землю, на полунощный берег Балтийского моря, в
Слыша слова сии, чужестранцы расхохотались. Микромегас удивлялся, что такие бесконечные малости имеют гордость почти бесконечно великую: обещал им сочинить хорошую Философическую книгу, которая будет написана самым мелким письмом для употребления их, и что в ней они все то сыщут, что они сыскать стараются, и действительно дал им ее пред отъездом своим. Принесли ее в Париж, в Академию Наук. Но как Академии Секретарь ее раскрыл, увидел в ней только одну белую бумагу.
Тот его спрашивал: — для чего ж ты какого-то Аристотеля поминаешь по-гречески? Мудрец ответствовал: — когда что не вразумительно, о том должно говорить на таком языке, который меньше всех знаком.
Наши философы поставили ему великое дерево в место, которое Доктор Свифт именует, но я его именем не назову, по причине великого моего к дамам почтения.
И потом, пожалев о них, что они так малы, спрашивал их, всегда ли они были в том бедном и том близком от небытия состоянии, в чем они упражняются на сем круге, которой им сперва казался быть жилищем китов, благополучна ли жизнь их, умножаются ли они, имеют ли души, и о прочем тому подобном.
