краткость, особую мягкую ироничность, наивность примитива и множественность авторских позиций, каждая из которых воспринимается как риторически-игровая
Все они — свидетели «пронзительного бытия» (Г. Сапгир [242]), особого экзистенциального переживания, возникшего в послевоенное и постсталинское время. Коллективизация тела в СССР стремилась растворить приватно-личное пространство в социально-публичном. Тем более пронзительным и вызывающим выглядит появление творческой личности, отстаивающей факт своей персональной экзистенции, своего психофизического присутствия.
Скорее на смену автору повсеместно приходит «автор-персонаж»: он присутствует в холинских «Лирике без Лирики», «Почтовом ящике» и, конечно, в цикле стихов «Холин», в дионисийских перевоплощениях Генриха Сапгира и программно в его цикле «Терцихи Генриха Буфарева». Но, в первую очередь, автор-пероснаж — это «поэт окраины» Евгения Кропивницкого, в котором Олег Бурков видит образ «плохого поэта», отсылающий к «авторам второго ряда» времен классической русской поэзии и мастеров низкого жанра «жестокого романса» рубежа XIX–XX веков [258].
По сути, заново нужно было создавать не только литературный язык, но и отношение автора к литературному слову и даже саму идею авторства, то есть заново решать, зачем можно и нужно писать стихи
