Окаянные дни. Статьи и воспоминания
Входит в программу школьного чтения для 10–11 классов.
Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) — русский писатель, поэт, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года.
«Окаянные дни» — дневник русского интеллигента, тяжело переживающего события 1917 года и последующую Гражданскую войну. Бунин воспринимает революцию как личную трагедию, с ужасом наблюдая за разгулом беззакония, жестокости и голода. Дневниковые записи Бунина, сделанные в Москве и Одессе в период с 1918 по 1920 годы, пронизаны болью и разочарованием от происходящего. Автор тоскует по утраченной России, он не стремится к объективности, а рассказывает о своих чувствах, что делает книгу «Окаянные дни» по-настоящему ценной.
В сборник также вошли статьи и воспоминания И.А. Бунина.
Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) — русский писатель, поэт, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года.
«Окаянные дни» — дневник русского интеллигента, тяжело переживающего события 1917 года и последующую Гражданскую войну. Бунин воспринимает революцию как личную трагедию, с ужасом наблюдая за разгулом беззакония, жестокости и голода. Дневниковые записи Бунина, сделанные в Москве и Одессе в период с 1918 по 1920 годы, пронизаны болью и разочарованием от происходящего. Автор тоскует по утраченной России, он не стремится к объективности, а рассказывает о своих чувствах, что делает книгу «Окаянные дни» по-настоящему ценной.
В сборник также вошли статьи и воспоминания И.А. Бунина.
Кітаптың басқа нұсқалары9
Окаянные дни
·
7.1K
Окаянные дни
·
5.6K
Окаянные дни
·
Окаянные дни
·
728
Окаянные дни
·
615
Окаянные дни
·
385
Окаянные дни
·
18+
139
Окаянные дни
·
Окаянные дни
·
14K
Дәйексөздер55
Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови
, это даром для сердца не пройдет. А какое оно было здоровое и насколько бы еще меня хватило, сколько бы я мог еще сделать!
Перечитываю «Обрыв». Длинно, но как умно, крепко. Все-таки делаю усилия, чтобы читать – так противны теперь эти Марки Волоховы. Сколько хамов пошло от этого Марка! «Что же это вы залезли в чужой сад и едите чужие яблоки?» – «А что это значит: чужой, чужие? И почему мне не есть, если хочется?» Марк истинно гениальное создание, и вот оно, изумительное дело художников: так чудесно схватывает, концентрирует и воплощает человек типическое, рассеянное в воздухе, что во сто крат усиливает его существование и влияние – часто совершенно наперекор своей задаче. Хотел высмеять пережиток рыцарства – и сделал Дон-Кихота, и уже не от жизни, а от этого несуществующего Дон-Кихота начинают рождаться сотни живых Дон-Кихотов. Хотел казнить марковщину – и наплодил тысячи Марков, которые плодились уже не от жизни, а от книги. – Вообще, как отделить реальное от того, что дает книга, театр, кинематограф? Очень многие живые участвовали в моей жизни и воздействовали на меня, вероятно, гораздо менее, чем герои Шекспира, Толстого. А в жизнь других входит Шерлок, в жизнь горничной – та, которую она видела в автомобиле на экране.
