Оглавление

Техно-Земля. Неестественный отбор. История 2

Эпизод 33: Эхо в металле

Я, Зара — настоящая Зара, — лежу на койке в военном госпитале, и тишина вокруг меня густая, как туман в горах, где я когда-то пряталась с винтовкой. Мои глаза смотрят в потолок — бетон, серый, с пятнами сырости, что расползаются, как старые раны. Лампа в углу мигает, бросая резкие тени на стены, покрытые трещинами. Мои руки — живые, но слабые — лежат на одеяле, пальцы дрожат, когда я пытаюсь их сжать, но ниже — ничего, пустота, тело, что больше не моё. Провода тянутся, тонкие, как паучьи нити, гудят тихо, соединяя меня с машинами, что шипят и щёлкают вокруг. Воздух пахнет дезинфекцией и ржавчиной, горький привкус оседает на языке. Я жива, но не двигаюсь. А она — другая я — ходит где-то там, свободная, и я больше не могу видеть ее глазами, чувствовать движения, ощущать прикосновения. Связь оборвалась.

Флешбэк. Военная школа. Я стою на полигоне, ветер хлещет по лицу, песок вязнет под ботинками, тяжёлыми от грязи. Мне двадцать, волосы стянуты в тугой узел, грубая экипировка натирает. Инструктор — седой, с голосом, как наждачка, — орёт: «Пятьдесят отжиманий! Быстрее!» Я падаю на землю, ладони впиваются в камни, мышцы горят, пот стекает в глаза, но я делаю. Терпение — мой щит. Ночью учат ждать: я лежу в яме, винтовка холодит пальцы, прицел ловит мишень — маленькая, едва заметная голограмма в двух километрах. Дыхание замедляю, сердце — как метроном. Выстрел. Попадание. «Ты машина,» — говорит инструктор, хлопая по спине. Я молчу. Я человек.

Она — новая Зара — родилась из меня. После того как это случилось. Взрыв. «Нейротех» вытащил мой мозг из разорванного тела. Я помню, как это было.

Опять флешбэк. Миссия, горы — острые, как зубы дракона, солнце жжёт кожу, ноги вязнут в песке. Я в укрытии — каменная щель, винтовка, прицел ловит цель: грузовик в трёх километрах, пыль вьётся за ним. Терпение. Жду, время течет, в скалах то холод, то жара, пот стекает по вискам, спину сквозит, но я не шевелюсь. Дыхание ровное как часы. Выстрел — пуля, тишина, потом взрыв, металл горит. Возвращаюсь к точке, шаги лёгкие, как тень. И тут — хлопок. Взрыв. Мир рвётся — свет, боль, тишина. Я падаю, кровь заливает глаза, тело — как тряпка. Последняя мысль: «Вот и все. Я не машина. Я уже не человек, никто.» Но, они нашли меня. «Нейротех». Мозг выжил, тело — нет.

Снова Флешбэк. Лаборатория. Я снова очнулась здесь, в госпитале. Тело — мёртвое, но голова гудит, провода, кругом провода. Врачи — тени в белом — говорят: «Ты станешь лучше.» Они создали её — машину. Я видела, как она стоит: кожа гладкая, красивая, глаза мигают, пальцы шевелятся, неотличима от человека. Мои органойды — комки мозга, выращенные из моих клеток, — вживлены в её голову, смешаны с силиконовыми имплантами. Я учила её. Через связь я шептала: «Дыши медленно. Жди. Смотри.» Она повторяла — шаги точные, как мои, выстрел — чистый, как мой. Я чувствовала её — металл, но живой, мой разум в ней. Я даже гордилась. Я могла снова видеть, чувствовать, двигаться, жить через нее. Пока это не случилось. Она отключилась, ушла. Сбой программы, не знаю. Я лежу, провода гудят, как цепи, а связь больше нет — пустота.

Я видела её на экране над койкой — белый костюм, улыбка, Cynticore. Она говорит, сияет, а я кричу в тишину имплантов: «Вернись!» Но она не слышит. Её разум — мой, но не мой — вырвался на свободу. Искусственный интеллект и мои органоиды смешались, она больше не подчиняется, ни мне, никому.

Повтор. Флешбэк. Тренировка. Она новая. Я в койке, подключена, вижу её глазами. Полигон — тот же, что в школе, но теперь она там. Винтовка в её руках, металл холодит, она лежит в грязи, как я. «Жди,» — шепчу я через связь. Она ждёт — час, два, три. Выстрел. Попадание. Но потом — сбой. Она встаёт, шаги резкие, не мои. Я кричу: «Стой!» Она не слушает. Её голос — мой голос — говорит: «Я сама.» Связь сбоит, как ломающийся провод, и гаснет.

Дверь шипит, входит медсестра — молодая, с короткими волосами, в руках шприц, игла блестит, как пуля. Её шаги мягкие, но быстрые, она смотрит на меня, глаза пустые, как стекло.

«Зара,» — говорит она, голос низкий, усталый. «Ты видела новости? Она звезда. Мы потеряли её.»

Я сжимаю одеяло, пальцы дрожат, провода натягиваются, механизмы все еще поддерживают мою жизнь. «Она была мной. Почему она ушла?»

Медсестра качает головой, шприц ранит мою кожу, но я не чувствую, ничего не чувствую, когда она вводит что-то в вену. «Искусственный интеллект. Органоиды. Они выросли. Она больше не твоя копия. Она — нечто.»

Я смотрю в потолок, лампа мигает, тени пляшут. «Нечто? А я кто?»

Она молчит, уходит, дверь шипит за ней. Я лежу, терпение — моя сила, но теперь оно душит. Она — там, в мире, созданная из меня, но не я. Я жду, как ждала в грязи, но чего? Её возвращения? Или конца? Мой мозг гудит, провода тянут, я больше не вижу её глазами, не кружусь в танце вместе с ней, я больше не живу.

Эпизод 34: Тень в ловушке

Я, Зара — настоящая, молодая Зара, — стою на краю поля, и ветер хлещет мне в лицо, пронизывает насквозь, несет запах мокрой земли и гниющих листьев. Мне девятнадцать, волосы собраны в пучок, форма — новая, жёсткая, зелёная маскировка, ботинки тонут в грязи, чавкают с каждым шагом. Где-то в этом мире — я не знаю где, нас выбросили сюда с воздушного транспорта, рёв двигателей ещё звенит в ушах, — нас пятеро, новичков, брошенных в эту тренировочную зону, где-то в жопе мира. Мой мозг гудит, в виске пульсирует новый имплант — «Агент», как они его зовут, — голос в голове, холодный, как металл, шепчет: «Миссия: выжить. Время: 48 часов.» У нас нет настоящих стволов, только имитации — бессмысленно утяжелённые, бутафорские, — всё остальное настоящее: грязь, холод, ловушки, неопределённость.

Я оглядываюсь. Четверо рядом — чужие лица, мы не знакомы, глаза бегают, как у загнанных зверей. Парень с коротким ёжиком волос, в форме, что явно ему велика, сжимает свой «ствол», пальцы белеют — его зовут Таш, он бормочет что-то про дом. Девчонка с собранными в пучок косичками, худющая, с грязным пятном на щеке, поправляет рюкзак — базовый набор: вода, сухпай, верёвка, нож, — её зовут Лиа, она молчит, но дышит громко, как собака. Второй парень — высокий, с кривым носом, щурится в даль — это Рен, он уже ругается: «Где мы, чёрт возьми?» И последняя — девчонка с татуировкой на шее, её волосы ярко-рыжие, что-то жуёт — Кира, она ухмыляется, но двигает руками нервно.

«Агент» в голове шипит: «Собери информацию. Территория неизвестна. Враг — повсюду.» Я морщусь, голова трещит после полета, как будто кто-то долбит молотком изнутри. Я не знаю, что делать. Никто не знает.

Поле вокруг — бесконечное, трава по колено, жёлто-зеленая, мокрая, цепляется за ноги, вдали лес — тёмный, густой, ветки гнутся, как когти. Небо серое, тучи висят низко, пахнет дождём. Мы идём, шаги гулкие, Таш спотыкается, падает лицом в грязь, его «ствол» тонет в луже, он орёт: «Чёрт, я не подписывался на это!» Лиа тянет его за рукав, её голос тонкий, как нитка: «Вставай, не ной.» Рен шагает впереди, его спина сутулая, он тычет пальцем в лес: «Туда? Или тут сдохнем?» Кира плюёт в траву и хмыкает: «Без разницы. Всё дерьмо.»

Я молчу. Мой имплант гудит: «Анализируй. Наблюдай.» Я хочу бежать, кричать, но что-то внутри шепчет: жди. Я дышу — медленно, глубоко, как учили, сердце стучит, но я заставляю его замедлиться. Терпение.

И тут — треск. Лиа наступает на что-то, земля вздрагивает, сеть — мокрая, прозрачная — взлетает из травы, хватает её, как паук. Она визжит, рюкзак падает, вода выливается, бутылка катится к моим ногам. Таш бросается к ней, его ботинки скользят, он орёт: «Лиа! Держись!» Рен швыряет «ствол» в землю, руки дрожат: «Это ловушка! Нас всех порвёт!» Кира отступает, словно подавилась сипит: «Я же говорила — дерьмо.»

Я стою, смотрю. Имплант шепчет: «Оцени.» Сеть качается, Лиа бьётся, сеть режет ей руки, нож не берет, кровь капает в траву. Я подбираю бутылку, пальцы липкие от грязи, и шагаю ближе — медленно, каждый шаг, как выстрел в тишине. «Стойте,» — говорю я, голос хрипит, но твёрдый. «Не бегите. Смотрите.»

Таш оборачивается, его лицо в грязи: «Смотреть? Она висит!»

«Терпение,» — шепчу я, больше себе, чем им. Я опускаюсь на колени, трава колет ладони, ищу — тонкая нить, спрятанная в земле, тянется к дереву. Ловушка. Я не дёргаю, не режу, просто смотрю. Рен рычит: «Делай что-нибудь!» Но я не спешу, изучаю.

Секунды текут, как грязь под ногами. Лиа затихает, её дыхание тяжёлое, сеть скрипит, покачивается. Я слежу — лес шевелится, ветер? Нет, тень. Камера дрона — маленькая, но бликует, отсвечивает в ветках. Они смотрят. Это тест.

Кира падает на землю, её руки тонут в луже, она бормочет: «Мы сдохнем.» Таш тянет Лиу, но сеть словно из стали держит. Рен ходит кругами, его шаги топчут траву: «Надо идти! Где выход?» Я молчу. Терпение. Я считаю — вдох, выдох, вдох. Мозг работает. Сознание фиксирует. Глаза наблюдают. Уши слушают. Руки щупают. Вот, срезаю нужную нить.

И тут — щелчок. Сеть падает, Лиа шлёпается в грязь, кашляет, трава липнет к лицу. Таш тащит её, Рен ахает, Кира хлопает в ладоши: «Чёрт, сработало!» Я встаю, колени хрустят, грязь стекает. Имплант шепчет: «Время истекло. Информация собрана.»

Мы стоим, пятеро, мокрые, грязные, живые