автордың кітабынан сөз тіркестері  Музеи смерти: Парижские и московские кладбища

Ольга Матич

‐за нехватки места для новых захоронений старые останки регулярно выкапывались и складывались по периметру кладбищенских стен в специально построенных для этого галереях — charniers (покойницкие)

роман «В поисках утраченного времени» выстроен как готический собор. Будучи большим поклонником Джона Рескина, художественного критика Викторианской эпохи, Пруст использовал его архитектурную метафору готического собора, применив ее к структуре своих романов [66]. Иными словами, он превратил время в пространственную метафору. В романе «В сторону Свана» (1913) Пруст пишет, что церковь в Комбре была «зданием, помещавшимся, если можно так сказать, в пространстве четырех измерений — четвертым измерением являлось Время, — зданием, <которое> преодолевал<о> не просто несколько метров площади, но и ряд последовательных эпох»

Если ‘некрополь’ по-гречески означает ‘город мертвых’, a французское ‘cimétière’ (от латинского ‘coemeterium’) — ‘место, где спят’, то ‘кладбище’, по Фасмеру, происходит от ‘кладьба’ — место для складывания. Кладбище — это место, где трупы кладут в землю, их хоронят — древнерусская полногласная форма церковнославянского глагола ‘хранити’.

Из нового отношения к мертвому телу и кладбищу следует возрастающая в XIX столетии значимость секулярной памяти, которая выражается среди прочего в более индивидуализированном оформлении могил. Этим же в известной мере объясняется появление роскошных надгробий на могилах известных и богатых людей

К новым кладбищам вполне применима концепция «пространственного поворота», возникшего в социальной теории в 1970–1980‐х годах. Еще в конце 1960‐х Мишель Фуко утверждал: хотя в XIX веке время и доминировало, пространство остается не менее, а иногда и более значимой концептуальной категорией в изучении культуры любого общества [57].

По словам Лакера, «мы бесконечно вносим в мертвое тело смысл, потому что через него говорит человеческое прошлое» [41]. Кладбище — это пространство, которое по определению есть место личной и исторической памяти, восстанавливающее в нашем сознании тех, кто умер и кого мы знали лично, и тех, которых мы знаем по старой и новой истории. Но оно также является художественным пространством — скульптурным музеем мертвых. Эту «работу», однако, выполняют живые. Степанова пишет, что помимо территории «письменного свидетельства <работы, выполненной поэтом,> кладбище работает на нас» — это и есть одна из основных функций кладбища в пространстве памяти

В последнем подземном склепе висит табличка: «Мы были тем, чем вы теперь являетесь; вы станете тем, что мы теперь»

Томаса Грея и его знаменитую «Элегию, написанную на сельском кладбище» (1750) — сентименталистскую медитацию о почивших забытых селянах, о неизбежности смерти и о равенстве всех перед ее лицом

В общие могилы жертв политических репрессий ссыпали прах тех, кого тайно сжигали в первом московском крематории [253]. В 1927 году его устроили на Новом Донском кладбище в церкви Серафима Саровского, которую для этого перестроили [254].

В 1874 году французский философ-позитивист Пьер Лаффитт писал: «Могилы способствуют континуальности семьи, а кладбище способствует чувству континуальности жизни города и человечества» [3].