…Рассказывают, что по ТЦ «Мегаполис» несколько дней назад гулял человек с гусем под мышкой. А сейчас же все любопытные, всем надо поговорить с твоим гусем. И вот молодая мать со своим небольшим исчадием бросается гусеносцу наперерез: «Ой, Сереженька, смотри, какая уточка! Скажи уточке: „Здрасте!“ Скажи уточке, как нас зовут! Скажи: „Я – Сережа, а моя мама…“» Гусь, басом: «…Ебанутая».
одно и то же слово для двух человек означает совершенно разные вещи и у нас нет никакого способа это обнаружить, потому что мы привыкли друг под друга подстраиваться, приноравливаться.
взаимная благодарность за то, что поездка прошла без особых неловкостей, на миг представляется порывом к дружбе. Лживое чувство; но вот вам моя карточка, а мне ваша, не будем же звонить друг другу.
у Агаты Петровски был свой способ осматривать города, доводивший Энди до бешенства: ее интересовали только люди, она могла бесконечно сидеть на одном месте и пялиться на проходящих мимо прохожих, уверенная, будто она что-то «понимает» про этих незнакомых людей. Он называл это «проективным запоем» («Ну пойми, это просто твои проекции, ты ничего не угадываешь, ты делаешь это все просто потому, что нельзя проверить, как оно на самом деле!»
Тем временем Мири Казовски, невидимая для вольнопитающихся, сидит в траве на дальнем краю поля с закрытыми глазами и, обливаясь потом, говорит похрустывающим колосьям космина, говорит подорожникам и кашке, авгару[168] и дикой пшенице: «…Дыыышим – и не думаем… дыыыыышим – и не думаем… и становимся листиком травы… листиком травы…»