Глава 2. Мне и этому тебя учить?

Фэнцзю не знала, сколько проспала.

Хотя все плыло, будто в тумане, и она ничего не понимала, время от времени она что-то чувствовала. Кто-то ее обнимал.

Ей казалось, что она знает того, кто это делает, но почему-то не могла вспомнить имя. В воздухе витал едва различимый аромат белого сандалового дерева – и он тоже был ей знаком. Но между ней и этими воспоминаниями будто встала пелена густого тумана, и оттого своим ощущениям она не доверяла.

После долгих объятий Фэнцзю ощутила, что ее укладывают на что-то мягкое. Почувствовав себя более уютно, она расслабилась в руках, которые ее держали.

Поскольку она плавала где-то по грани между сном и явью, а боль накатывала волнами, сил на что-то еще у нее не осталось. Лежать так ей нравилось, было удобно.

Однако боль не проходила.

Фэнцзю не умела терпеть боль. Она догадывалась, что всякий раз, когда терпеть не было мочи, она кричала, не жалея горла. Каждый раз, когда она доходила до предела, рядом оказывалась рука, которая уверенно приподнимала ее и вливала что-то ей в рот. Это что-то сильно пахло кровью, пить его было неприятно, но каждый раз, когда оно доходило до горла, боль значительно утихала, и Фэнцзю в конце концов решила, что вливают в нее что-то хорошее.

Когда она задыхалась, кто-то медленно похлопывал ее по спине. Когда она металась по кровати, кто-то крепко придерживал ее за руку. Когда она хныкала от боли, кто-то сжимал ее в объятиях. И она продолжала хныкать, даже если ничего не происходило.

Когда в голове начало проясняться, Фэнцзю изо всех сил попыталась определить, кто все же за ней ухаживает. Ее спаситель заботился о ней так тщательно и вдумчиво, явно с далекоидущими планами. Но чем больше Фэнцзю пыталась думать, тем сильнее затуманивался ее разум.

Время текло, словно ручей, в котором колебался отраженный поток лунного света. Утекало беззвучно, все дальше и дальше. Перед внутренним взором Фэнцзю, среди бессвязных мыслей, мелькало множество знакомых лиц. Наконец они остановились на женщине, которая была весьма со вкусом одета и двигалась тоже очень изящно. Это была мать ее матери, ее бабушка, старшая госпожа Фу Ми. На этом моменте у Фэнцзю совсем разболелась голова.

Бабушка сидела в гостевом зале их семьи и о чем-то разговаривала с матерью.

Хотя госпожа Фу Ми казалась вполне дружелюбной, на самом деле она была опасной и весьма придирчивой старушкой. Целью ее жизни было удачно выдать дочерей замуж. Благодаря тщательным расчетам семь ее дочерей действительно вышли замуж очень удачно. Но после того как она выдала замуж всех дочерей, жизнь ее потеряла былую полноту.

Госпожа Фу Ми маялась два тысячелетия, пока однажды отец Фэнцзю не решил собрать всю семью для празднования дня рождения мужа госпожи Фу Ми – дедушки Фэнцзю по матери. Отец привел Фэнцзю, чтобы угостить бабушку Фу Ми чаем. Почтенная госпожа, достигшая в устроении жизни родни высочайшего уровня и теперь мерзшая на вершине своей проницательности, с радостью обнаружила новую высоту – ее старшей внучке Фэнцзю исполнилось более тридцати тысяч лет.

А значит, ей уже можно было начать подыскивать мужа.

Почтенная госпожа обрела новую цель в жизни и стала частым гостем в доме своей старшей дочери.

* * *

Фэнцзю спряталась за оградой маленького сада и навострила уши, прислушиваясь к тому, о чем говорят ее бабушка и мать. Она услышала, как бабушка сказала:

– Я потому планирую свадьбу Цзю-эр так рано, что хочу предоставить ей хороший выбор. С ее внешностью и характером, Цзю-эр должна непременно выйти за сына знатного не менее чем в трех поколениях семейства. Однако не все сыновья знатных семейств – хороший выбор. Например, муж твоей второй младшей сестры советовал младшего сына владыки вод Южного моря. У него выдающаяся наружность и подходящее происхождение, но, к сожалению, в его руках нет никакой настоящей власти. Я считаю, что достойный Цзю-эр мужчина должен быть облечен большой властью – только тогда у него будет шанс. Более того, я не слишком люблю этих воинственных генералов. Возьмем, к примеру, мужа твоей четвертой младшей сестры. Он занимает высокий пост и впрямь облечен большой властью, но их с твоей сестрой союз всегда меня беспокоил. Если бы она не морила себя голодом, отказываясь выходить за кого-то, кроме своего вояки, я бы не отдала свою милую девочку этому грубияну. Мужья вроде него… все время на войне, все время кого-то убивают. Разве умеют они любить, разве умеют проявлять нежность? Как мать Цзю-эр, ты не должна повторять мою ошибку. Будьте осторожны, если Цзю-эр заговорит о воине в качестве жениха. Кроме того, не забывайте еще вот о чем. Молодые должны хорошо смотреться вместе. Наша Цзю-эр выросла настоящей красавицей, разумеется, мы должны найти ей такого же красивого мужчину, чтобы у них родились славные лисята. Иначе мы испортим репутацию алых и девятихвостых белых лисиц. Я пока только начала об этом думать; возможно, поразмыслив, я добавлю к этим требованиям больше деталей.

Мать похвалила бабушку за то, что та все так тщательно продумала, и заверила, что они обязательно найдут Фэнцзю хорошего мужа – с учетом каждого бабушкиного требования. Та может быть спокойна.

* * *

Слова матушки и бабушки навалились на сердце Фэнцзю камнями в тысячу цзиней. Она на цыпочках вышла из сада. Ее слегка шатало, а голова кружилась.

Хотя Дун Хуа всего добился сам и имел высокий статус, он не был выходцем из знатной семьи – уж тем более знатной в трех поколениях. Ее бабушка наверняка была бы этим недовольна. Хотя в прошлом владыка и был очень влиятелен, с тех пор он удалился в Рассветный дворец и теперь не обладал настоящей властью. Это еще больше не понравилось бы бабушке. Его победы на полях сражений вошли в исторические летописи, по которым учат следующие поколения. Если бабушке не нравился воинственный четвертый дядя, то как сильно ей не понравится владыка, который воевал больше тысяч дядей вместе взятых?

Владыка, несомненно, был красив, но только его красивое лицо бабушка бы и одобрила. Что же Фэнцзю оставалось делать?

За дорожкой вокруг дома трепетали на ветвях пожелтевшие листья. Промозглый ветер и осенние деревья нагоняли тоску, заставляли сердце Фэнцзю сжиматься в неизбывной печали. В груди у нее ныло. Она присела на корточки у дорожки в задумчивости. Попросить отца прислать кого-нибудь в Рассветный дворец для сватовства, скорее всего, не получится. В поисках взаимности владыки она могла рассчитывать только на себя.

* * *

В этот момент сцена изменилась, однако Фэнцзю даже не заподозрила, что все происходящее – сон. Напротив, смена сцен показалась ей вполне естественной, только случилось все, смутно чувствовала она, в очень-очень далеком прошлом.

Увы, Фэнцзю почти забыла, почему когда-то умоляла Сы Мина помочь ей войти в Рассветный дворец. Если бы она, несмотря на то что Дун Хуа не отвечал высоким требованиям семьи, рассказала о своих чувствах и попросила отца отправиться в Рассветный дворец для сватовства, как бы сложилась их история сегодня?

Когда в сознании всплыло слово «сегодня», Фэнцзю вдруг почувствовала себя странно. Сегодня, сегодня. Кажется, она была не очень довольна своим «сегодня», но каким же было это ее «сегодня»? В конце концов, что «сегодня» был за день?

Фэнцзю растерянно огляделась вокруг. Она лежала на брачном ложе с алым покрывалом. Мерцали высокие свадебные свечи, тихо светила в окно луна, и беспрестанно стрекотали сверчки. Так, значит, сегодня была ее свадьба с владыкой Цан И.

Отец все искал и искал ей мужа и наконец выбрал владыку Цан И с горы Чжиюэ.

* * *

Фэнцзю вспомнила, что, конечно же, выбор отца ее не устроил. Мгновение назад она стояла у главного входа и прямо около свадебного паланкина спорила с отцом, мол, если уж ему так нравится этот со всех сторон достойный Цан И, то пусть сам на нем и женится, а не заставляет ее. Вздорное предложение Фэнцзю так разозлило господина Бай И, что он тут же связал дочь пленяющими бессмертных путами и бросил в паланкин.

Но как она так быстро оказалась у Цан И на брачном ложе? Она смутно чувствовала, что по пути из Цинцю на гору Чжиюэ произошло что-то заслуживающее внимания, но как так получилось, что эта часть была словно вырезана?

Впервые Фэнцзю задалась вопросом, а не спит ли она. Но все вокруг настолько походило на правду, что она никак не могла поверить в обратное. В мерцающем свете свечей она вдруг услышала, как за воротами бессмертный отрок-прислужник четко объявил:

– Владыка прибыл!

Разумеется, владыкой, с которым Фэнцзю полагалось тогда разделить ложе в брачную ночь, был Цан И. Она вздрогнула. Она никак не могла вспомнить, когда же успела поклониться с ним Небу и Земле. Кроме того, брачное ложе?..

Фэнцзю перепугалась. Она выдернула из волос золотую шпильку, по наитию закрыла глаза и притворилась спящей. Подумала: заколка очень острая. Если Цан И осмелится приблизиться к ней хоть на шаг, то сегодня же она окрасит брачное ложе его кровью. Фэнцзю на мгновение растерялась. Если ей не изменяла память, когда она прибыла для совершения брачных обрядов на гору Чжиюэ, до брачной ночи дело, кажется, не дошло. Почему она помнила, что еще до поклонов Небу и Земле разрушила дворец владыки Цан И? Неужели ей тогда просто снился сон – неисполнимый, как мечты земных владык о единоличной власти в эпоху перемен?

Фэнцзю выдохнула и приняла решение: неважно, сон это был или нет, владыка Цан И не нравился ей с самого начала. От своих правил она отступать не собиралась. Даже во сне она не позволит ему коснуться ее и пальцем.

Уловив приближение мужчины, Фэнцзю слегка приоткрыла глаза. Зажатая в пальцах заколка была готова защищать целомудрие своей владелицы. Но удара не последовало – шпилька с глухим стуком упала на плотное одеяло.

Фэнцзю с широко распахнутыми глазами взирала на склонившегося к ней мужчину. Она растерянно моргнула, не в силах сдвинуться с места.

К ней пришел не Цан И, а тот, о ком она только что вспоминала, – владыка Дун Хуа.

Серебряные волосы, подобные снегу в лунном сиянии; пурпурные одежды, что переливались оттенками алой вечерней зари; строгие черты красивого лица того, кого Сяо-Янь в шутку называл Ледышкой.

Рядом с кроватью стоял сам Верховный владыка.

Когда владыка заметил, что она открыла глаза, он будто на миг замер, а потом положил руку ей на лоб. И потом так ее и не убрал. Он долго смотрел на Фэнцзю, прежде чем негромко спросить:

– Проснулась? Где-то болит?

Фэнцзю осторожно и безмолвно смотрела на этого владыку, некоторое время растерянно над чем-то размышляя, затем с серьезным выражением лица подняла руку, давая знак приблизиться.

Владыка понял ее жест и присел на край кровати, слегка наклонившись к ней. С такого расстояния она могла бы дотянуться до воротника владыки, но ее целью было отнюдь не это.

Совсем недавно в ее безвольном теле не было никаких сил. Просто приподняться было уже сложно, но теперь, когда владыка сам склонился к ней, все оказалось намного проще.

Владыка внимательно изучал ее лицо, его серебряные пряди ниспадали на плечи Фэнцзю. Он спокойно уточнил:

– Все-таки что-то болит? Где?

У Фэнцзю ничего не болело. Пока владыка задавал этот вопрос, она быстро свела руки у него за шеей и слегка потянула его вниз. А затем алыми губами безошибочно нашла губы владыки… Она обняла его, дернула, притянула к себе, поцеловала, и владыка замер, потрясенный, – а такое с ним редко случалось.

Фэнцзю сильнее обхватила руками шею Дун Хуа и крепче прижалась к его губам.

Еще мгновение назад она подозревала, что это сон, а в следующее мгновение Цан И превратился в Дун Хуа. Значит, она вправду спала и видела сон. А сны-то… сны и нужны для того, чтобы исполнять несбывшиеся мечты. В тот год, когда она покинула Небеса, единственное, о чем она жалела, так это о том, что вверила всю свою нежность не тому и не получила ничего взамен. Это был позор для Цинцю. Сегодня им удалось свидеться во сне, но сны так переменчивы, что, если она моргнет и больше не увидит Дун Хуа? Лучше не мешкать, воспользоваться моментом и поцеловать его. В прошлом этот любовный долг не был оплачен, было бы неплохо погасить его хотя бы так.

Губы Дун Хуа были такими же холодными, как Фэнцзю и представляла. Она так крепко к ним прижалась, но владыка даже не шевельнулся, будто с любопытством ждал, что она будет делать дальше.

Фэнцзю устраивало такое положение дел. Она беззастенчиво его соблазняла, он и должен был застыть деревянным истуканом. Вообще, прекрасно было бы, если бы он еще и покраснел, как полагается краснеть тому, кого так бесстыдно лобызают.

Она еще долго прижималась к его губам, потом неловко высунула язык и лизнула его верхнюю губу. Владыка, кажется, вздрогнул. Его реакция полностью отвечала задумке Фэнцзю: по ее телу разлилось то же удовлетворение, какое испытываешь, наблюдая за тем, как лоза неотвратимо оплетает дерево, подбираясь к его верхушке, или как капля росы закономерно скатывается по листьям лотоса.

Фэнцзю лизнула его губы еще несколько раз и отпустила. Остановиться на этом было довольно неплохо. Кроме того, с ее ограниченным опытом она попросту не знала, что еще можно с Дун Хуа сделать.

В глазах владыки мелькнуло что-то неподвластное ее пониманию, но выражение его лица оставалось спокойным. Видимо, даже если бы рухнула гора Тайшань, воображаемый владыка даже не обернулся бы, равно как и настоящий.

Фэнцзю немного разочаровало, что владыка не смутился. Но в этом не было ничего страшного: Дун Хуа всегда был толстокожим.

Фэнцзю разжала руки, обнимавшие владыку за шею, и нежно коснулась его лица. Довольная, она собралась было упасть на подушку, но ее удержала какая-то сила.

Прежде чем она успела сообразить, что происходит, спокойное лицо владыки оказалось совсем близко. В драгоценном камне чернильно-синего цвета, сверкавшем на его лбу, как утренняя звезда, отразилась она, ошеломленная и совершенно не поспевающая за ситуацией.

Владыка некоторое время смотрел на нее, почти касаясь кончиком носа ее, а затем невозмутимо наклонился и чуть потеплевшими губами мягко коснулся ее губ.

Фэнцзю услышала, как в ее голове лопнула струна.

Дун Хуа изучал ее глубокими темными глазами. Увидев, как дрогнули ее ресницы, он неторопливо углубил поцелуй, побуждая ее губы раскрыться, и легко нашел ее язык, дожидаясь неуклюжего ответа. Все это время владыка не сводил с нее глаз, наблюдая за ее реакцией.

На самом деле, кроме того, что Фэнцзю распахнула глаза, позволяя Дун Хуа делать с ней то, что он делал, никакой другой реакции она не выказала. Этот поцелуй превратил ее разум в мягкую рисовую кашу, и в этой каше кружилась только одна мысль: ее осторожный поцелуй по сравнению с его посягательствами был просто детским лепетом.

Владыка определенно был богом, который никогда не проигрывает и ничего не прощает. Его злопамятность находилась на совершенно никому не доступном уровне.

* * *

Фэнцзю слишком надолго задержала дыхание и теперь начала задыхаться. Она хотела оттолкнуть владыку, но ее руки словно превратились в желе. Поскольку в голове у нее клокотала рисовая каша, Фэнцзю совсем позабыла о возможности вернуться в свою первоначальную форму, чтобы выпутаться из сложившейся ситуации.

Владыка слегка ослабил хватку, но не отнял губ от ее.

– Почему ты задерживаешь дыхание? – спокойно спросил он. – Не знаешь, как дышать в такие моменты? Мне и этому тебя учить?

В его голосе слышалась хрипотца. С тех пор как Фэнцзю заняла трон Цинцю, ее первой и главной задачей стало сохранять лицо Цинцю. Что бы ни случилось, репутация Цинцю не должна была пострадать.

Слова Дун Хуа, однако, задели ее гордость. Она наконец вдохнула и решительно заспорила:

– Мы в Цинцю всегда так делаем. Обычай у нас такой. Нечего всяким миру не видевшим нас судить!

Каких же обычаев держались в Цинцю, когда дело доходило до поцелуев? Фэнцзю исполнилось всего тридцать тысяч лет, она была совсем юной лисицей. Естественно, ей даже соблюдение этих «обычаев» видеть не доводилось, что уж говорить о том, чтобы в них разбираться. Сегодня она вообще впервые узнала, что при поцелуях можно использовать не только губы, но и языки. Она всегда считала, что поцелуй – это только соприкосновение губ, и ничего больше. Чем сильнее любовь, тем дольше длится прикосновение, думала она. Например, она так долго прижималась губами к губам владыки, что ее любовь, должно быть, достигла морских глубин.

Оказывается, в ее мировоззрении имелось немало пробелов, которые не мешало бы заполнить.

Но если даже она, родившаяся и выросшая в Цинцю, не знала об этом обычае, то откуда о нем знать владыке? Она решила, что обмануть под этим предлогом владыку труда не составит. Не услышав ответа, она добавила:

– Вы ведь только что дышали? – Выражение ее лица стало торжествующим. – В Цинцю это строжайше запрещено. Брат Хуэй Лана[12], который жил с нами по соседству, потерял из-за этого невесту. Девушка будет презирать вас, если вы позволите себе дышать во время поцелуя.

Выслушав ее, Дун Хуа, похоже, и впрямь задумался.

Она мысленно похвалила себя за то, что так хорошо придумала эту чепуху. Умница, Сяо-Фэн.

Но Сяо-Фэн случайно забыла: на владыку временами находили приступы любопытства. И разумеется, любопытствующий владыка, недолго думая, заключил:

– Как интересен этот обычай. Раз уж я ему не последовал, давай попробуем еще раз, чтобы соблюсти все надлежащие церемонии Цинцю.

Не успев толком понять смысл сказанного, Фэнцзю толкнула владыку в грудь и порозовела, как персик.

– Как у вас язык поворачивается такое бесстыдство предлагать?!

На самом деле владыка сказал это просто так и явно не видел в своих словах что-то непристойное. Он напомнил ей:

– А кто первый начал?

Запал Фэнцзю мгновенно прогорел до половины. Да… это тоже был вопрос репутации.

Она долго думала, прежде чем неуверенно пробормотать:

– Признаю… признаю, это я начала, – она потерла нос, – но это мой сон, творю что хочу.

И тут ее вдруг осенило. А ведь и правда, это был ее сон, и Дун Хуа тоже выдумала она. Ладно, она обычно никогда не выигрывала у него в споре, но как он мог наглеть в ее собственном сне? Какое неуважение к хозяйке сна!

Она воодушевилась и бесстрашно посмотрела на Дун Хуа.

– Вы!.. Вас… Я вас придумала! Это мой сон: хочу вас целовать – целую! Вообще могу делать с вами все что захочу. А вы со мной нет. – И не менее довольно продолжила: – Не надо рассказывать мне про законы вроде «вежливость требует взаимности», совсем не важно, кто первым начал, потому что в моем сне нет законов. Мое слово и есть единственный закон!

Словами Фэнцзю можно было бы крошить золото с нефритом как глину – так убедительно она говорила. А когда закончила, то сама испугалась, придавленная вескостью произнесенной речи.

Фэнцзю пристально посмотрела на владыку. Тот долго оставался безучастным. Пришлось задуматься: а не задавила ли и владыку тяжесть ее доводов? Фэнцзю помахала рукой у Дун Хуа перед носом.

Владыка крепко стиснул ее мельтешащую руку. Он явно смотрел на нее, но говорил будто бы сам с собой:

– Так ты думаешь, что спишь.

Пауза.

– А я гадал, откуда такая смелость. И никакой злости.

Фэнцзю отчетливо слышала каждое слово из двух фраз владыки, но связь между ними от нее ускользала.

– Что значит «думаю, что сплю»? – Она растерянно продолжила: – Разве это не сон? Если это не сон, то откуда вы здесь? – Совсем запутавшись, она добавила: – И почему я должна на вас сердиться?

Фэнцзю вздрогнула, скользнув взглядом по покрасневшим губам владыки; ее лицо побледнело, когда она сказала:

– Неужели я на самом деле целовала…

Фэнцзю не смогла выговорить «вас», ей было слишком стыдно. Рукой, которую Дун Хуа не держал, она начала тихонько натягивать одеяло на грудь, тщетно пытаясь закутаться в него с головой. Действительность оказалась жестокой.

Владыка перехватил ее руку, край одеяла повис в воздухе. Теперь обе ее руки были в его плену. Дун Хуа долго и сосредоточенно смотрел на нее, а потом наконец спросил:

– Ты помнишь, что делала перед тем, как заснуть, Сяо-Бай?

Что она делала перед тем, как заснуть? Фэнцзю обнаружила, что совершенно ничего не помнит. В голове будто пронесся осенний ветер, в котором затерялись слышанные ею печальные истории о потере памяти. Ветер этот выстудил тепло из сердца. Неужели она тоже потеряла память?

От растревоженного сердца холод пополз вниз. Фэнцзю почувствовала, как от пугающих мыслей коченеют руки и ноги. В этот момент ее похолодевшую руку сжали крепче, отчего по ней прошла волна тепла, а рядом с ухом раздался размеренный и мягкий голос владыки:

– Я здесь, не бойся. Ты просто задремала, вот и все.

Фэнцзю неуверенно посмотрела на владыку.

Владыка отвел пряди волос с ее намокшего лба и невозмутимо продолжил:

– Бывает такое, что после долгого сна не можешь вспомнить, что было до. Если ты еще помнишь последние события, то беспокоиться не о чем. – В его глазах зажегся мягкий огонек. – По правде говоря, даже если ты забыла вообще все, в этом нет ничего страшного.

Хотя слова владыки трудно было назвать утешением, услышав их, Фэнцзю чудесным образом успокоилась.

Только теперь она сумела рассмотреть все как следует. Хоть это и был не сон, она действительно лежала на просторной кровати. Но это не было свадебное ложе с красными покрывалами. Покрывало под ней и полог перед глазами – все они были чернильно-синие, как цветы кушу. За пологом не оказалось пары свадебных свечей дракона и феникса. Вместо них над кроватью парила ночная жемчужина величиной с гусиное яйцо.

Сквозь тонкую занавесь, сотканную из кисеи, небо напоминало широкий полог, а земля – длинную циновку. Сияли белые ветви лесных деревьев, создавая вокруг полога чарующую картину. Казалось, будто воздух пресыщен духовной силой. Конечно же, сильнее всего духовная сила ощущалась в боге, сидевшем перед ней.

Владыка сказал: «последние события». Последние события… Фэнцзю на мгновение задумалась, припоминая, потом прошептала:

– Если вы не сон, значит… моя свадьба с владыкой Цан И до вашего появления… сон.

Она задумалась о происхождении этого сна. Наконец Фэнцзю с задумчивым выражением на лице глубокомысленно изрекла:

– Два месяца назад мой старик, кхм… я хотела сказать, отец заставил меня пойти замуж за владыку Цан И с горы Чжиюэ. В брачную ночь я сделала все возможное, чтобы разгромить дворец Цан И, и свадьба не состоялась. Говорят, владыка Цан И потратил целое состояние на восстановление дома. Однако он даже не проклинал меня за то, что я сравняла его дворец с землей. Он даже просил для меня снисхождения, когда разозленный отец хотел меня наказать.

В заключение она сказала, понизив голос:

– Наверняка он заступился потому, что в мире людей ему приходится беспокоиться о множестве гор и рек и на такие пустяки, как разрушенный дворец, у него попросту не хватило душевных сил… Но как бы то ни было, он за меня заступился. Я очень хотела его отблагодарить. Меня терзала вина за то, что я разнесла его дом. Вина и стыд. Думаю, именно поэтому сегодня мне приснился такой странный сон.

Волосы Фэнцзю спутались во сне, владыка молча помог ей привести их в порядок. Пока она сбивчиво излагала свои выводы, он слушал ее краем уха, погрузившись в размышления о более серьезных делах. По словам Сы Мина, с тех пор как Бай И принудил Фэнцзю выйти замуж за хозяина горы Чжиюэ, прошло семьдесят лет, но сейчас Фэнцзю с полной уверенностью утверждала, что минуло всего два месяца. Похоже, она засыпала с серьезными ранами, ей не хватало духовных сил, и Сон Аланьжэ слегка перепутал ее воспоминания.

Она помнила только события семидесятилетней давности, поэтому и не сердилась на него за то, что он отдал плод Бимба Цзи Хэн. Владыка подумал, что способность Сна изменять память тяжелораненого оказалась очень кстати.

Фэнцзю вздохнула раз, потом другой. Все же оставалась пара моментов, которые она никак не могла понять. На ее лице отразилось сомнение, она негромко произнесла:

– И все же что-то не так.

Она посмотрела на владыку, и в ее глазах мелькнуло беспокойство.

– Если тогда я видела сон, а сейчас уже не вижу, то что это за место? И вы, владыка… Почему вы здесь? Чья это кровать?

Некоторое время владыка рассматривал Фэнцзю в раздумьях. Выходило, что Сяо-Бай помнит только те времена, когда в форме лисички жила на Небесах в качестве его питомца. Теперь все будет намного проще. С самым честным выражением лица Дун Хуа начал нести полную чушь:

– Это силовое поле, подобное Лотосовому пределу Десяти зол. Янь Чиу заманил меня в ловушку. Ты сильно за меня беспокоилась и поспешила на помощь.

Фэнцзю выразительно округлила рот и изумленно выпалила:

– Вот это Янь Чиу дает! Он поймал вас в ловушку дважды!

Владыка не изменился в лице.

– Он заманил в ловушку не только меня, но и тебя. Мы не сумели вырваться и в итоге застряли здесь.

– Подлец Янь Чиу! – пылая праведным негодованием, воскликнула Фэнцзю. Но тут же озадачилась: – Почему я совсем не помню, что Янь Чиу снова заманил вас в ловушку, а я самоотверженно бросилась вас спасать?

– Потому что ты слишком долго спала, – спокойно ответил владыка.

Видя, что в ее глазах все еще плещутся сомнения, он ласково погладил ее по щеке, пристально посмотрел в глаза и понизил голос:

– Сяо-Бай, разве не ты всегда спасала меня, когда я оказывался в ловушке?

* * *

«Разве не ты всегда спасала меня, когда я оказывался в ловушке?»

Фэнцзю будто одеревенела.

Этим вечером в ее голове все перевернулось вверх дном, отчего она вела себя то так, то эдак, без всякого порядка, путаясь и ничего не понимая. Но слова Дун Хуа, словно скользнувший по ее бровям очищающий снег, разгладили ее лоб и вымели из души все терзающие мысли.

В голове наконец прояснилось.

Воспоминания о Небесах сотни лет назад нахлынули на нее, и сердце вдруг сжала тоска.

Она вспомнила, как однажды беседовала с тетей о том, насколько непостижим этот мир. Непостижим он был потому, что в нем имелось множество вещей, которые казались похожими, но таковыми не являлись. Например, «любовь» и «желание». На первый взгляд они не сильно отличаются друг от друга, но на самом деле разница огромна. Она состояла в том, что желанием можно управлять, а любовью – нет. Вот почему красноречиво говорят смертные: «Чувство возникает неведомо откуда и становится все глубже»[13].

В ее с Дун Хуа случае речь шла не об управляемом желании, а о неуправляемой любви. Она думала, что вырвала свои чувства, но не ожидала, что их корни уходят так глубоко. Сначала ей казалось, что она выдернула огромную часть кустарника любви и на этом ему придет конец. Однако оказалось, что, если копнуть глубже, можно обнаружить продолжение чувств.

Она думала, что прошлое унесло ветром и все превратилось в пыль. Но Дун Хуа одной простой фразой смел все наносное, и она своими глазами увидела, как глубоко и надежно укоренились ее чувства.

Почему Янь Чиу снова заманил Дун Хуа в ловушку? Почему она не усвоила урок и вновь радостно поскакала его спасать? Больше не было нужды размышлять над этими вопросами.

Владыка сказал: «Разве не ты всегда спасала меня, когда я оказывался в ловушке?»

По прошествии более чем двухсот лет, кажется, он наконец-то понял, что она и есть та самая лисичка, которая когда-то спасла его из Лотосового предела, и она та самая лисичка, которая когда-то сопровождала его на Небесах. Знал ли он, сколько горечи выпало на ее долю?

Но что с того, если он знал, а что, если нет? Сейчас было не время для подобных вопросов.

* * *

Слезы вдруг навернулись на глаза и покатились по щекам Фэнцзю. Она будто со стороны услышала собственный хриплый голос:

– Значит, вы знаете, что той лисичкой была я. Но почему вы узнали об этом только сейчас?

Под пологом вдруг сгустились тени. Дун Хуа подушечками пальцев вытер слезы в уголках ее глаз и после долгого молчания сказал:

– Я виноват.

Она смотрела на Дун Хуа глазами, полными слез, и, кажется, впервые видела такое выражение у него на лице.

Фэнцзю знала, что он уступает ей. Признавая за собой вину, он обнажает слабость. Но она отчетливо понимала: незнающий не виноват. Дун Хуа не виноват, это Небеса не дали им общей судьбы. Извинения владыки не имели смысла.

Как и ее слезы. Бессмысленно с таким жалким и трагичным лицом его допрашивать.

Она слышала только, что улыбка может исчерпать вражду, но никогда не слышала, что слезами можно нажить новых врагов.

Она подняла руку, чтобы вытереть слезы, затем опустила взгляд и прошептала:

– Все в порядке. До появления Цзи Хэн в Рассветном дворце вы всегда были ко мне добры. Только после ее приезда ваше отношение изменилось. Но вам не стоит об этом беспокоиться, потому что я давно все обдумала и поняла. Цзи Хэн – ваша возлюбленная. Я в Рассветном дворце была в лучшем случае ручным зверьком. Я поцарапала Цзи Хэн, нет ничего такого в том, что вы заперли меня в наказание. И то, что вы не навещали меня, когда я сидела взаперти, тоже нестрашно, ведь вы были заняты приготовлениями к свадьбе с Цзи Хэн. Перед свадьбой нужно о многом беспокоиться, соблюсти церемонии. Вполне понятно, что вы забыли обо мне.

Она поморщилась и постаралась притвориться великодушной.

– Тем более вам не стоит беспокоиться о том, что ваш новый так полюбившийся вам зверь чуть меня не прикончил. Я давным-давно разобралась в причинах и следствиях тех событий. Если бы в тот день я послушалась Чун Линя и осталась на месте, то несчастья не обрушились бы мне на голову. Так что я не могу никого винить. В конце концов, судьба распорядилась так, что мне немного не повезло.

Она снова подняла руки, чтобы вытереть слезы, и серьезно сказала:

– Поскольку в вашем дворце я немало настрадалась, Небеса, возможно, пытались предупредить меня, что нам с вами не суждено быть вместе, вот почему я…

У нее над головой раздался голос владыки:

– Вот почему ты?..

Фэнцзю слегка приподняла голову. На подбородке у нее еще оставалась пара невытертых слезинок, когда владыка отвлек ее вопросом.

Вот почему?..

Она и сама не была уверена. Владыка нахмурился. Лицо его будто покрылось ледяной коркой. В глазах его, поняла Фэнцзю, стояла печаль.

* * *

Если бы он знал, что его любимая лисичка – это молодая владычица Бай из Цинцю, что бы он сделал тогда, на Небесах? Дун Хуа подумал об этом и решил, что, скорее всего, вернул бы Фэнцзю в Цинцю. За то, что лисичка спасла его в Лотосовом пределе Десяти зол, в знак благодарности он подарил бы Цинцю несколько сокровищ Девяти небесных сфер. Конечно, ему очень нравилась та лисичка, но все же было слегка неуместно держать при себе в качестве ручного зверька владычицу целого клана.

Безусловно, он многого не знал о прошлом, и, возможно, это незнание само по себе было ошибкой. Однако что прошло, то прошло, и сейчас было совсем не время об этом сожалеть.

На лице Фэнцзю все четче проступала усталость, взгляд ее рассеянно скользил по луне, которая будто запуталась в ветвях.

Она не спала уже почти половину большого часа. Время поджимало.

Погрузившись в Сон Аланьжэ, Фэнцзю растеряла все свое совершенствование, ее душа и тело были повреждены. Все эти три месяца Дун Хуа трижды в день поил ее своей кровью, чтобы затянуть раны ее души и восстановить тридцать тысяч лет совершенствования. Но ее тело все еще оставалось очень слабым и нуждалось в дальнейшем лечении.

Для бессмертных лучшим способом излечить тело было отыскать землю, полную духовной силы. Но в долине Песнопений, где жили земные бессмертные, почти не было таких чудесных мест. Дун Хуа использовал собственные духовные силы, чтобы создать печать восстановления, предназначенную для исцеления бессмертного тела Фэнцзю.

По правилам действия заклятья, как только Фэнцзю проснется, духовная сила вокруг ее тела придет в движение, сама начнет действовать созданная нарочно для нее печать восстановления и в течение большого часа тело Фэнцзю будет в нее встроено. Только что начала работать печать. Вот почему время поджимало.

Однако, хотя печать и была хорошим местом для восстановления бессмертного тела, душа не могла надолго в ней задерживаться. Стоило бы извлечь ее и поместить в другое место. В случае Фэнцзю лучшим решением было бы держать душу в живом человеке, из которого она смогла бы постоянно черпать жизненные силы для своего восстановления. Что до Сна Аланьжэ – покидать его было не к спеху.

* * *

Фэнцзю присела на краешек кровати, с отсутствующим выражением лица глядя на одеяло.

Дун Хуа молча нахмурился. Сяо-Бай наверняка сейчас ненавидит его в глубине души. По правде говоря, ее ненависть была не беспричинной, но оставалась всего половина большого часа до того, как она погрузится в печать восстановления. С учетом того, как слаба сейчас была Сяо-Бай, покинуть печать она сможет лишь через три месяца. Позволить ей ненавидеть его в этот последний час было бы слишком расточительно.

* * *

На мгновение внутри полога повисла тишина, только снаружи доносились звуки цикад.

Устроившаяся в уголке кровати Фэнцзю прижала к груди одеяло и нерешительно спросила у Дун Хуа:

– Что случилось, владыка?

Владыка очнулся, долго задумчиво смотрел на нее и наконец ответил:

– Что ты хотела сказать после «вот почему»?

Увидев, что она начала хмуриться, пытаясь вспомнить, он вдруг сказал:

– Нет никаких «почему». Правда в том, что мы уже поженились.

Раздался грохот – Фэнцзю ударилась головой о каркас кровати и недоуменно воскликнула:

– Как это возможно?!

Глаза владыки потемнели.

– Почему нет? – спросил он.

Фэнцзю потерла висок и ответила:

– Я совсем не помню…

Она совсем не помнила, чтобы они с Дун Хуа обменялись датами рождений, поклонились бы Небу и Земле или завершили брак… Конечно, нет ничего страшного в том, чтобы запамятовать о чем-то одном, но она не помнила добрую половину… Возможно, владыка пытался ее обмануть. Но его лицо в этот момент было таким честным… Она в недоумении смотрела на него.

Дун Хуа потер ей шишку на лбу, чтобы не получился синяк, и, не отрывая пальцев, сообщил:

– Ты не помнишь, потому что потеряла память. Я обманул тебя, сказав, что ты спала слишком долго. – И терпеливо добавил: – Я беспокоился, что ты испугаешься, если узнаешь. Правда в том, что ты потеряла память.

Потеряла память? Потеряла память!

Бессмертному, живущему в опасную эпоху, когда только ленивый не умел варить зелья забвения или творить стиравшие воспоминания заклинания, действительно было легче легкого потерять память.

Фэнцзю, запинаясь, спросила:

– Я… я настолько невезучая?

Она действительно много чего не могла вспомнить. Сопоставив провалы в памяти с тем, что произошло ранее, она поняла, что слова владыки вполне могут оказаться правдой.

И перепугалась.

– Но я… Как я могла согласиться на этот брак? Я…

Рука владыки над ее головой замерла, он посмотрел Фэнцзю прямо в глаза, голос его прозвучал глуховато:

– Неужели ты, Сяо-Бай, меня не любишь?

Вот, значит, какой взгляд у владыки, когда он собирается убивать. Сердце Фэнцзю заколотилось, и она прижала руку к груди, чтобы оно не выпрыгнуло. Она отчаянно сопротивлялась действительности:

– Точно не по этой причине. Если я согласилась лишь поэтому, то все, что я сделала…

Владыка невозмутимо поправился:

– Это лишь одна из причин. Решающей стала та, что я стоял на коленях, дабы вымолить у тебя прощение.

Конец.

Сопротивление бесполезно.

Спасения не будет.

Фэнцзю пораженно молчала.

Она потрясенно зажала рот кулаком.

Коленопреклоненный владыка, более того, владыка, который опускается на колени перед ней, – она изо всех сил пыталась представить себе этот образ, но поняла, что это невозможно.

Что-то настолько невероятное, что она даже не могла себе это представить. Событие тысячелетия. Но она все забыла. Она безнадежна.

Владыка сказал, что опустился перед ней на колени и умолял стать его женой. Если отбросить удивительную и невероятную историю, что сам владыка встал перед ней на колени, гораздо важнее узнать, почему он захотел на ней жениться?

Это действительно была загадка на века.

Любопытство пересилило шок, в сердце зашевелились нехорошие догадки, и Фэнцзю, недолго думая, выпалила:

– Вы были вынуждены на мне жениться из-за того, что со мной сделали? А как же ваша возлюбленная Цзи Хэн?

Владыка на мгновение остолбенел. Потом ответил в недоумении:

– Цзи Хэн и я? Как ты до этого додумалась? Наша разница в возрасте…

Он заглянул в глубокие темные глаза Фэнцзю и вдруг осознал, что разница в возрасте между ними двумя была еще больше. Он нахмурился и сказал как отрезал:

– Цзи Хэн не имеет ко мне никакого отношения.

Фэнцзю была потрясена, услышав это напрямую от Дун Хуа. Она была настолько потрясена, что даже пробормотала:

– Может, я все еще сплю?

Она сильно ущипнула себя, и из ее глаз мгновенно выкатились две слезинки. С блестящими от влаги глазами Фэнцзю заметила:

– О, значит, я не сплю, я правда потеряла память и забыла слишком много всего. Кажется, мир изменился настолько, что я его не узнаю.

Она озадаченно посмотрела на Дун Хуа.

– У меня есть еще один вопрос, но я не знаю, могу я его задать или нет.

Этот вопрос мог бы его обидеть, но ей было так любопытно, что она даже не дождалась, пока Дун Хуа кивнет, и заговорила раньше него:

– Если мы, как вы и сказали, поженились, то я все равно не понимаю, как мой старик согласился на этот брак, потому что…

У нее язык с трудом поворачивался это говорить:

– Потому что мой старик – поклонник старых традиций. Вы не из знатной в трех поколениях семьи и сейчас не обладаете большой властью. Вы не очень-то отвечаете его условиям выбора зятя…

Владыка немного помолчал.

– Значит, у Цинцю есть такие правила отбора зятьев. Я не знал.

Он немного подумал, а потом искренне сказал:

– Возможно, Бай И не считал, что у меня впереди блестящее будущее, но я преклонил перед тобой колени, и он был сражен моей добродетелью и искренностью, поэтому сжалился надо мной и согласился на брак между нами.

Выслушав эту историю из уст владыки, Фэнцзю подумала, что звучит она довольно странно. Но она не могла понять, что в этом странного. С ее точки зрения, довод владыки был вполне убедительным. В Цинцю все отличались мягким сердцем и легко проникались состраданием.

Похоже, владыка не лгал ей. Они с ним действительно поженились.

Неважно, как она дошла до того, чтобы выйти замуж за владыку. Важно то, что, раз она, пребывая в такой сумятице чувств, все же согласилась на брак, владыка приложил действительно много усилий. Должно быть, ему пришлось нелегко. Оказывается, они с владыкой в конце концов пришли к такому исходу.

Зря она столько путалась и терзалась. Волю небес действительно невозможно предугадать. Вы могли думать, она одна, а она другая. Однако это тоже было своего рода развлечением на долгом пути к бессмертию.

* * *

Ненадолго небесная непредсказуемость ввергла Фэнцзю в печаль. Когда она очнулась от оцепенения, то увидела, что владыка не сводит с нее взгляда темных глаз, и, сама не зная почему, почувствовала, как в сердце вдруг расцветает счастье.

Она откашлялась, изо всех сил пытаясь подавить воодушевление. Затем неуверенно повернулась к Дун Хуа и спросила:

– Владыка, вы уверены, что только встали передо мной на колени? Хотя я мало что помню, вы уверены, что не делали других постыдных вещей?

Несмотря на то что она задала два вопроса, а не давила громкозвучными фразами, в каждом ее слове отчетливо слышались сомнения. То, что в ответ владыка не проронил ни слова, лучше всего подтверждало, что они небеспочвенны. Да у нее талант проникать в суть вещей!

Она сдержала нахлынувшее желание воздать себе хвалы и гордо заявила:

– Не пытайтесь обмануть меня из-за того, что я все позабыла. Я согласилась только потому, что вы встали передо мной на колени? Не надо меня недооценивать. Я вам не верю!

Она добавила последнюю фразу только для того, чтобы услышать пару приятных слов из уст Дун Хуа, но по какой-то причине владыка, выслушав ее, надолго впал в задумчивость, пока сухая ветка не упала на полог кровати, нарушив тишину. Только тогда он очнулся и почти шепотом спросил:

– Если я хочу, чтобы ты мне поверила, – его голос зазвучал еще глуше и мягче, – что я должен сделать, Сяо-Бай?

Фэнцзю показалось, что владыка не ответил на ее вопросы, а перевел разговор в другое русло, устыдившись. И то верно, похоже, ему пришлось совершить немало выходящих за рамки приличия поступков, чтобы искупить свою вину перед ней, и теперь ему невыносимо об этом вспоминать. В глубине души Фэнцзю ликовала. Хотя она не совсем понимала, почему владыка желал заслужить ее прощение, – но разве она не забыла причину? Она позабыла так много, не стоит ведь ждать, что память вернется к ней всего за несколько мгновений?

Владыка все еще хмурился. Он казался погруженным в серьезные размышления, когда переспросил у нее:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Сяо-Бай?

Поскольку Фэнцзю твердо верила, что Дун Хуа сейчас просто стесняется, и такой расклад полностью ее устраивал, она решила, что не стоит давить на владыку еще сильнее. Раз уж он решил сменить тему разговора, то можно ему подыграть. Она взъерошила волосы и неторопливо ответила:

– Что сделать? Я и сама пока не могу придумать, что бы я хотела, чтобы вы сделали. – Она помедлила. – Однако я слышала, что лучшее доказательство любви к кому-то – это вырезать для него свое сердце… О, вы, наверное, не слышали о подобном. По словам моей тети, такое в ходу среди смертных. Когда человек хочет заявить о своих чувствах, нет ничего более искреннего, чем вырезать свое сердце. Без сердца смертные умирают, гибелью подтверждая свои намерения, и тогда невозможно не поверить в их серьезность.

Увидев хмурое лицо владыки, она кашлянула и смилостивилась:

– Я сказала просто так, только потому, что вы спросили, чего я от вас хочу. Ответила первое, что пришло на ум.

Она почесала голову и добавила:

– Сейчас я не могу придумать ничего, чего я на самом деле хотела бы от вас.

Она бросила быстрый взгляд в угол полога и моргнула.

– Думаю, при благовониях мне будет легче заснуть. Сейчас зажгите для меня благовония, а когда я что-нибудь придумаю, то спрошу с вас. Раз уж мы муж и жена, не стоит так тщательно все просчитывать.

При словах «муж и жена» ее глаза блеснули, и она смущенно отвела взгляд.

Эти слова были для нее в новинку. Не то чтобы раньше она не выходила замуж. Однако за Е Цинти в мире смертных она вышла замуж от безысходности, и настоящими супругами они не были. Е Цинти никогда не называл ее женой, да и она сама никогда не считала себя таковой.

Вот, оказывается, каково это – выйти замуж по любви.

В глазах Дун Хуа застыла задумчивость. Но голос его не прозвучал странно, когда после долгого молчания он произнес:

– Хорошо, я побуду твоим должником. Потом ты с меня спросишь.

Договорив, он отвернулся и принялся зажигать для Фэнцзю благовония, что ее слегка смутило.

Они действительно были женаты. Владыка согласился со всем, что она сказала сегодня, и, даже полейся сейчас с небес алый дождь, она не удивилась бы больше.

Владыка сел на край кровати спиной к ней и тыльной стороной пальцев создал медную курильницу в форме треножника. Затем достал из рукава пилюлю для благовоний и кремень; движения его были быстрыми и плавными.

Фэнцзю улучила момент, чтобы погрузиться в воспоминания, как менялось лицо владыки сегодня. Хотя большинство выражений его лица казались вполне привычными, проскальзывали и довольно необычные. Выражения эти были сложны для понимания. Фэнцзю не могла разгадать их истинный смысл, да и не очень-то хотела этим заниматься. Вместо этого она на коленях придвинулась поближе к нему, желая посмотреть, какие благовония он возжигает.

Неожиданно затянутая в пурпур спина повернулась, и Фэнцзю оказалась застигнута врасплох. Глядя на лицо владыки, оказавшееся так близко… на его губы, которые наверняка будут холодны, если тронуть их легким поцелуем… с показным спокойствием она проговорила:

– Я хотела посмотреть, что за благовония вы жжете.

Поскольку она стояла на коленях, то оказалась выше сидящего владыки, чуть ли не впервые смотря на него сверху вниз. Фэнцзю начала невозмутимо выпрямляться, чтобы их лица оказались на одном уровне.

Но на полпути Дун Хуа ухватил ее за левое плечо и чуть потянул на себя. Теперь она склонилась над ним так, будто собиралась что-то сделать с владыкой.

Он слегка приподнял голову.

– Мне кажется, ты что-то задумала.

Когда владыка произнес это вслух, она ни о чем не думала. Но из-за того, что владыка так сказал, она кое-что вспомнила. Хлоп. От ее головы до шеи прокатился огонь.

Оттого, что они были слишком близко, владыка выдыхал слова почти что ей в губы:

– О чем ты думаешь?

Когда Фэнцзю увидела красивое лицо владыки настолько близко, она будто прозрела.

Дорога бессмертия их изменчивого мира существовала уже не первый десяток тысяч лет, и никому не суждено было увидеть ее конец. Казалось, ступая по ней, можно наслаждаться всем и вся. Но на самом деле те, кто так думал, заблуждались. Участь бессмертного такова, что на десятки тысяч прожитых лет ему выпадает всего один шанс встретить красивого мужчину или женщину по сердцу, есть совсем крошечная возможность встретить того, кто разделит твои помыслы и таинство этого мира. Если же такой шанс представится, ни в коем случае нельзя его упустить. Тем более что мужчина, встретить которого у нее был всего один шанс на десятки тысяч, уже оказался ее мужем.

Она протянула руки к лицу владыки. В безрассудной решимости она попыталась наклониться к нему, чтобы поцеловать… и тут же ощутила хватку владыки на руке. Фэнцзю резко опустила голову, впечатываясь в его губы.

– Значит, ты думала об этом. – В голосе владыки чувствовалась улыбка.

Она действительно думала об этом, но одно дело, когда об этом думала она, и совсем другое – когда он ее желания озвучивал. Сама она бы умерла, но не призналась.

Она вспылила, скрывая за гневом смущение:

– Кто об этом думал? Я только подумала, что раз уж мы женаты, то в первый раз… уж точно не я первая накинулась на вас с поцелуями. Совсем недавно… хотя все в свои руки взяла я, это было только потому, что я спала, а у спящего все в голове перепутано. Когда я бодрствую, я, вообще-то, очень сдержанная…

Владыка перебил ее:

– Ты права. Это я взял все… в свои руки.

Она хотела сказать что-то еще, но ее слова утонули в поцелуе.

Владыка закрыл глаза, и Фэнцзю обнаружила, что у него очень длинные ресницы.

Под пологом мерцала жемчужина Ночи, светились снаружи белые деревья.

Фэнцзю положила руку владыке на плечо, слегка наклонила голову и тоже закрыла глаза, медленно обнимая владыку за шею.

Она едва ли сознавала, что делает. В голове у нее смутно мелькали мысли. Судьба быть вместе – действительно удивительная штука. Даже в самых смелых мечтах она никогда не воображала, что однажды владыка станет ее мужем и будет сам целовать ее так трепетно. Что однажды он так осторожно придержит ее за затылок, так беззащитно закроет глаза, так нежно прикусит ее за губу.

Владыка, бог из богов, тот, кто вечно оставался на недосягаемой высоте Трех Пречистых, пребывая на чистой земле истинного прозрения. В мире не было никого, кто осмелился бы попытаться затянуть его в пыльный мир страстей, а она осмелилась. Осмелилась и преуспела. Она была так талантлива.

Она заманила его в сети любви, которой он никогда не испытывал прежде. Должно быть, он еще не привык к этому чувству. Но все же не растерялся. Дун Хуа все еще шел в своем темпе, по своим правилам. Он определенно был тем владыкой, которого она всегда знала.

Ей это нравилось.

* * *

Некоторое время спустя Дун Хуа посмотрел на Фэнцзю, спящую в его объятьях.

У девушки, которую он держал на руках, были тонкие, точно ивовые листья, брови, слегка изогнутые густые ресницы и припухшие розовые губы. Она выглядела намного лучше, чем когда только проснулась.

Большой час[14] пролетел слишком быстро. Хотя Дун Хуа поступил не слишком честно, не дав Фэнцзю обрушить на него праведный гнев во второй половине этого часа, ему было все равно, честно он поступил или бесчестно, допустимо или нет. Если это было полезно, значит, хорошо.

Сейчас важнее всего было извлечь ее душу и поместить тело в печать восстановления. Нельзя было упустить время.

Когда через несколько месяцев ее тело исцелится и она покинет печать, выправится ли ее спутанная память? Будет ли она ненавидеть его, вспоминая свое заточение во Сне Аланьжэ? Конечно, владыка думал об этом, и от подобных мыслей у него начала слегка болеть голова. Но, в отличие от военных построений, сейчас он не мог принять какие-то упреждающие меры. Ему оставалось только подстроиться под ситуацию, когда придет время. Как только он увидит, как отреагирует Фэнцзю после выхода из печати восстановления, он поймет, как заставить ее поверить ему.

Он отнес крепко спящую Фэнцзю к заводи Отраженной луны.

Луна холодным светом озаряла тихую ночь. Одной рукой придерживая Фэнцзю, владыка слегка приподнял рукава, и воды заводи разошлись, обнажив печать восстановления. Водяная завеса медленно стекла по незримым стенам печати, открывая взору ледяной гроб, излучающий слабое белое сияние.

Круживший вокруг гроба туман мгновенно распределился по водной глади. С первого взгляда становилось очевидно, что эта распространяющаяся пелена – на самом деле озеро могучей ци. Хотя туман светился не очень ярко, он вовсе не терялся в изумрудном блеске леса и ослепительном сиянии луны, наоборот, в сравнении с ним лес Десять ли белых рос будто выцвели. Плавающие в воде рыбы впитывали капли духовной силы. Достигнувшие сотни лет совершенствования, одна за другой принимали человеческий облик и поспешно падали на колени прямо в воду, чтобы выразить почтение божеству в пурпурном одеянии.

Владыка равнодушно прошел мимо них прямо в воду. Он осторожно уложил спящую в его объятьях Фэнцзю в ледяной гроб. Она нахмурилась и пожаловалась во сне:

– Холодно.

Осмелевшая маленькая рыбка-дух подалась вперед в попытках разглядеть лицо девушки в ледяном гробу. Ее спутник поспешно оттащил ее назад и надавил на затылок, вынуждая склонить голову. Но рыбке все еще было любопытно, поэтому она снова вскинула голову, пытаясь подглядеть.

Владыка тем временем снял верхние одежды и накинул их на Фэнцзю. Он держал ее руки в своих, пока те не перестали дрожать, а затем успокаивающе прошептал:

– Будь умницей и подожди здесь немного. Я вернусь за тобой чуть погодя.

Затем он пригладил ее растрепавшиеся волосы и повернулся к стоящим на коленях рыбкам-духам.

– Я доверяю ее вам. Присмотрите за ней.

Он не повысил голоса, но духи рыб в заводи склонили головы еще ниже в знак почтения, почти благоговения. Голоса их дрожали от страха, но говорили все, никто не посмел отмолчаться:

– Внимаем приказу достопочтенного владыки.

Круглая луна скрылась из виду. Духи рыб видели, как божество в белых нижних одеждах долго наблюдает за девой в гробу, затем дотрагивается пальцем до ее лба и вытягивает ее душу. Извлеченная душа белой лентой тумана мягко обвилась вокруг его пальца, испуская слабое сияние, сдержанное и прекрасное.

* * *

Для восстановления душу Фэнцзю полагалось поместить в тело живого человека. Но если использовать в качестве сосуда обычного человека, то силы Фэнцзю будут ограничены. Владыка опасался, что ее душа переплетется с душой носителя и разделить их будет очень и очень хлопотно. Лучшим выходом из ситуации было найти беременную женщину и поместить душу Фэнцзю в плод в ее чреве.

Дун Хуа осторожно извлек душу Фэнцзю и отвернулся. Позади него ледяной гроб медленно погружался в воду.

Сегодняшняя ночь была безветренной, и все же это был хороший день.

Глава 3. Обменяться телами и душами с Аланьжэ

Очнувшись от сладкого и глубокого сна, Фэнцзю долго и бестолково сидела на кровати.

Мгновение назад она прогнала служанок, стерегущих ее у кровати. О ней заботились девушки стройные и милые, ей очень нравилась их внешность. Кроме того, они выполняли свои обязанности со знанием дела и особой тщательностью, что Фэнцзю тоже вполне устраивало. Они также соблюдали церемониал и знали, что нужно проявлять уважение, – обращались к ней «ваше высочество». По-хорошему, Фэнцзю было не на что жаловаться.

Ее смущало только то, что, служанки хотя и величали ее «ваше высочество», однако была она не «ваше высочество Фэнцзю» и не «ваше высочество Цзюгэ». Ее называли «ваше высочество Аланьжэ».

Аланьжэ – она знала это имя. И знала, что Аланьжэ уже много лет как мертва. Ее могила наверняка поросла густой травой, а сокрытые в ней кости давно обратились в пыль. Фэнцзю еще помнила, как мгновение назад сражалась насмерть с огромными питонами за плод Бимба, а потом в наиболее опасный момент вдруг провалилась в пустоту. Она не знала, что произошло в пустоте, но, что бы в ней ни произошло, едва ли этого было достаточно, чтобы она открыла глаза уже будучи Аланьжэ.

В бронзовом зеркале, стоявшем у кровати, появилось ее отражение. Облаченная в алое дева могла похвастаться темными, будто нарисованными, тонкими бровями, светлыми глазами, высокой переносицей, тонкими губами и чистой белой кожей. Она нахмурилась, долго изучая себя. Несомненно, девушка в отражении была красавицей. Но вот была ли этой красавицей Фэнцзю?

Она забыла, как выглядит она настоящая.

Фэнцзю вовсе не потеряла память. За тридцать тысяч лет, как говорится, безбрежное море сменилось тутовыми рощами, она пережила множество взлетов и падений. Она отчетливо помнила все, начиная с того, как под палящим солнцем появилась на свет из материнской утробы, и заканчивая тем, как в одиночку ворвалась в змеиный строй, чтобы на волне лихой отваги украсть плод Бимба. Но такие воспоминания были похожи на сборник рассказов: она знала, о чем эти истории, но имела лишь смутное представление об их героях и пейзажах. Например, она помнила свою тетю Бай Цянь, но забыла, как та выглядела. Тридцать тысяч лет ее жизни были так же едва различимы, как переписанные набело слова.

Фэнцзю замерла, размышляя. В собрании тетиных книг ей попадались истории о путешествиях во времени, похожие на ту, что она переживала сейчас, однако они были не более чем выдумкой смертных. Во всем мире не существовало заклятья, способного запутать время.

Если служанки называли ее Аланьжэ, значит, она и есть та самая легендарная Аланьжэ из клана птиц-неразлучников, а это место, скорее всего, мир, воссозданный могущественным божеством по образу и подобию долины Песнопений времен, когда в ней жила Аланьжэ. Может, Фэнцзю и была молода и невежественна, но, как наследница Цинцю, кое-что слышала о другом заклинании, способном сотворить такое.

Похоже, в этот мир ее завела судьба и местные даже приняли ее за Аланьжэ… Фэнцзю нахмурилась. Неужели ее душа покинула тело и вселилась в Аланьжэ?

На лбу у нее проступили бисеринки холодного пота. Но если чуть-чуть задуматься, то подобное заключение могло иметь под собой основания. Допустим, сейчас она была в своем теле. Но если они с Аланьжэ не похожи как две капли воды, с чего бы служанкам, которых она сегодня видела, опускать глаза и величать ее «ваше высочество Аланьжэ»? Но если она действительно была похожа на Аланьжэ, то ладно молодой господин Мэн – почему ее не узнали старейшины птиц-неразлучников, когда она впервые пришла в долину Песнопений несколько месяцев назад?

А обмен душ-то не шутка. Если ее душа теперь обреталась в бренном теле Аланьжэ, то чья душа поселилась в ее теле? И что еще важнее: где сейчас находится ее тело? А главное – как оно, в конце концов-то, выглядело?

У Фэнцзю на миг кровь застыла в жилах. Вот уж правда: и рада бы найти, да не с чего начать. Вдобавок ко всему плод Бимба остался у ее тела. К счастью, когда Фэнцзю покинула плетение Тяньган, то предусмотрительно положила плод в парчовый мешочек. Без ее особого заклинания никто не смог бы его открыть, а значит, можно надеяться, что плод удалось сберечь.

Потратив немало времени на размышления о событиях прошлого, Фэнцзю поняла, что беспокойство ее по большей части было напрасным и пока не нужно ничего срочно предпринимать. Постепенно на сердце у нее полегчало.

Фэнцзю порадовалась своей смелости. Другая женщина, которой выпало несчастье попасть в это место, где она была бы совершенно одна, не зная, что ждет ее впереди, и не видя пути назад, наверняка бы давно залилась слезами. Конечно, на миг и ее захлестнула паника, но этот миг прошел, и она быстро успокоилась. Как говорится, раз уж ты оказался там, где есть, так устраивайся и будь что будет. Пока что она может спокойненько пожить здесь. Едва ли кто-то знает, что она попала в это место, не стоит ждать помощи. Так что Фэнцзю запретила себе волноваться.

Если таков ее рок, то ей от него не укрыться; если же нет, то рано или поздно ей выпадет шанс найти свое тело и выбраться из этого места. А значит, нет смысла сейчас метаться. К тому же Аланьжэ, похоже, родилась в богатой семье – Фэнцзю ничего не теряла. Пребывание в этом мире можно расценить как небольшой отдых и расслабиться. По сравнению с долиной Песнопений, где она жила под именем Цзюгэ, постоянно беспокоясь о деньгах, здесь все складывалось намного лучше.

Даже в какой-то мере выгоднее. Как там поэтично говорили смертные?

 

Я часто дохожу до той стремнины,

Где в вышине рождается река.

Присяду и смотрю, как из долины

Волнистые восходят облака [15].

 

Рождались же мудрецы среди смертных, вечно спешащих прожить свои короткие дни! И впрямь, волнения тщетны. Точнее и не скажешь.

* * *

Уже через несколько дней Фэнцзю, задвинув на задворки сознания свою прежнюю личность, вполне приспособилась жить и вести себя как Аланьжэ.

Было только одно но: змеи.

Судя по словам слуг и догадкам Фэнцзю, быт Аланьжэ почти не отличался от ее собственного. Фэнцзю не нужно было нарочно подражать настоящей обладательнице тела, и она была вполне этим довольна. Однако Фэнцзю и предположить не могла, что через несколько дней пара служанок, одетых в лазурное, принесут к ней повидаться толстого питона цвета своих одежд. Толщиной он был с пиалу для еды. Девушки чинно спросили:

– В последнее время ваше высочество не приглашали принца Цина. Он так разозлился, что проглотил трех быков. Мы подумали, что он соскучился по вашему высочеству, поэтому нарочно привезли его сюда, чтобы он увидел вас. Погода сегодня теплая, не хотите ли вы с ним прогуляться?

Пока они говорили, Фэнцзю смотрела на принца Цина в три чжана длиной. Огромная змеюка шипела ей прямо в лицо. От вида ее раздвоенного языка у Фэнцзю закружилась голова, и она с громким стуком рухнула со стула.

Из-за того, что в детстве мать Аланьжэ бросила ее в змеиную яму, оставив девочку змеям на воспитание, та очень любила змей. Говорили, что маленькая Аланьжэ спасла лазурного змееныша. Она относилась к нему как к младшему брату и ласково звала его А-Цин, что и означало «лазурный». Во дворце, начиная от старших слуг, устраивающих быт повелителя, и заканчивая слугами, которые заботились о мелких делах, все почтительно называли этого червя-переростка «принц Цин».

Слова «во дворце» означали, что Аланьжэ – принцесса. Повелителем неразлучники величали своего правителя, и это означало, что Аланьжэ – принцесса целого клана птиц-неразлучников. Фэнцзю не составило бы труда притвориться принцессой, но притвориться принцессой-червелюбом… Отойдя от испуга, она хорошенько подумала и снова сползла в обморок, не успела палочка с благовониями догореть и до половины.

Но страх перед змеями, эту яму, придется перешагнуть. Перешагнет – будет жить как настоящая принцесса Аланьжэ, ловить рыбку, есть крабиков и наслаждаться своим счастьем. Не перешагнет – однажды ее разоблачат, и тогда она станет той самой рыбкой, что на разделочной доске…

Три дня Фэнцзю растерянно размышляла, как можно справиться с возникшей проблемой. В полдень третьего дня на нее снизошло озарение. Помнится, в детстве она терпеть не могла морковь. Тогда ее тетя устроила в Цинцю морковный пир, и Фэнцзю давилась одной морковкой десять дней. На удивление, это способ оказался очень действенным. Возможно, сработает он и сейчас.

* * *

Через три дня Фэнцзю молча сидела в отдельном зале на втором этаже в старом славном «Хмельном бессмертном» и смотрела на стол, заставленный блюдами из змей.

На столе чашки громоздились за чашками, тарелки за тарелками. Здесь были и слегка обжаренные змеиные яйца, и полоски змеиного мяса с солью и перцем, и тушеное змеиное мясо, и суп из змей – всего десять блюд, приготовленных из змей от совсем маленьких до уже старых особей, ничего и никого не упустили.

В нескольких шагах от стола установили ширму, а за ней – таз для рвоты.

Фэнцзю просидела молча, казалось, добрые полдня, потом дрожащими руками взялась за палочки. Она откусывала кусочек, проглатывала, затем срыгивала. После дюжины кусочков ее чуть не вырвало желчью, и она сдалась. По крайней мере, на последних подходах палочки в ее руках перестали ходить ходуном, что можно было считать огромным шагом вперед. Не стоит торопиться, нужно делать шаг за раз. Еще не поздно продолжить битву завтра. С бледным лицом она толкнула дверь зала и поплелась к входу в заведение, собираясь отправиться домой.

Справедливости ради стоит заметить, что змеиный суп оказался очень вкусным блюдом. Если бы удалось пустить на суп принца Цина, то, если учитывать его внушительный размер, интересно, сколько бы чашек супа получилось? Вдруг перед ее мысленным взором всплыла его огромная шипящая морда с высунутым языком. Как наяву в лицо Фэнцзю пахнуло вонью из змеиной пасти. Фэнцзю перекосило, и, зажав рот рукой, она поспешила в укромную комнатку.

Слишком поспешно повернувшись, она не обратила внимания на девицу в белых одеждах, подошедшую сзади. Сбитая с ног, дева вскрикнула и полетела вниз по лестнице.

Фэнцзю ошеломленно пронаблюдала, как собиравшийся подняться по лестнице молодой мужчина в сюаньи[16] в самый опасный момент подхватил падающую девушку в белом и прижал ее к груди.

В глубине души Фэнцзю восхитилась тем, как четко было сработано «спасение девы в беде». Но не успела она разглядеть лицо героя, как в желудке у нее забурлило и она снова бросилась в комнату к тазику для рвоты.

По ощущениям проведя в обнимку с тазиком целую вечность, Фэнцзю наконец пришла в себя. Когда она снова толкнула дверь, ее слегка вело. Неровным шагом она вышла на верхнюю лестничную площадку – и натолкнулась на строгий ледяной взгляд.

С древних времен «спасение девы в беде» так и происходило. На глазах у всех дева падала в объятия спасителя, и взгляды их, разумеется, встречались. В них отражались поднявшиеся со дна души чувства, которые непременно приводили к браку. Но взглядами должны обмениваться благородный герой и спасенная красавица, только тогда подействует очарование момента.

Однако в этот момент безмолвными взглядами герой-спаситель обменивался с ней. Что бы это значило?

Фэнцзю не понимала.

Только когда она увидела, как спасенная дева держит левую ногу на весу, боком опираясь на молодого мужчину, до нее дошло: оказывается, от толчка красавица упала и повредила ногу. Должно быть, пристальным взглядом молодой мужчина выражал ей, истинной виновнице бедствия, немое осуждение.

И правда, она не очень-то подобающе справилась с ситуацией.

Фэнцзю поспешила спуститься с лест