Андрей Васильев

Новое назначение

 

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

 

Глава 1

 

— Говорю тебе — сто раз уже прикинул так и эдак. — Юноша припечатал ладонь к столешнице и сдвинул брови, явно пытаясь казаться суровым и уверенным в себе. Правды ради получилось посредственно, по причине крайней молодости говорившего. — Веня врать не станет. У него интереса в том нет, он в курсе, чем это может обернуться.

— В том году, в девяносто шестом, значит, за твоим столом Мишка Прокопьев сидел, — неторопливо, как, впрочем, и всегда, произнес немолодой пузатый мужичок в застиранной, но глаженой рубахе. — Тоже желал себя показать, суетился, умные слова говорил, оперативные разработки многослойные крутил, того же Веню упоминал — и что?

Надо заметить, что мужичок этот, которого звали Сан Саныч Нестеров, являлся одним из старейших сотрудников 14 ОВД по городу Саратову, пришедшим сюда на работу еще в те времена, которые теперь модно стало называть «началом застоя». По возрасту, конечно, ему бы давно стоило перевестись в другой отдел, поспокойнее, но все как-то не складывалось. То начальник ОВД не в духе, то реформа какая пройдет, то условия выхода на пенсию изменят. Так и сидел Нестеров в «операх», не монтируясь с этой должностью совершенно — ни внешне, ни духовно. Да и, правды ради, очередь из желающих занять его место у здания ОВД не стояла. Более того — четвертую штатную единицу, предусмотренную расписанием, полгода как найти не могли. Не желал народ бороться с преступностью в городе Саратове, догадываясь о том, что дело это, может, и не безнадежное, но сильно непростое и крайне опасное. Причем не очень высоко и не всегда регулярно оплачиваемое.

— Было-было, — подтвердил другой опер, присутствующий в кабинете и отзывающийся на имя Васек. Его даже начальник ОВД иначе не называл что при вынесении благодарностей, что при профилактическом клизмировании на нечастых совещаниях. Просто очень ему это прозвище подходило, ибо был он натурально Васек — русоволосый, с открытым лицом и круглыми, как у воробья, глазами. — Ногами топал, орал, что, мол, после того как Чикунова в «Грозе» завалили, начался большой передел, пацанов из его бригады никто не поддержит, и, выходит, самое время кое-кого закрыть, благо там есть за что. Как сейчас помню — в среду он эту тему замутил, Емельянычу рапорт отнес, а в пятницу пара резких пацанов из него решето сделала. Прямо у подъезда расстреляли, из двух тэтэшников. В упор били, по магазину выпустили, после стволы бросили в песочницу на детской площадке и ушли как ни в чем не бывало. Еще и бабку какую-то рикошетом зацепило, та не успела в кусты шмурыгнуть.

— Башку ему раздолбали ужас как, — снова перехватил инициативу Нестеров. — Уж вроде ко всему привычный, но тут даже мне заплохело, когда в морге увидал, что от нее осталось. Но мы о другом — вот за каким лешим он в это все полез? Тем более если понимал, что бригада Чикуна один хрен развалится скоро? Зачем подставляться? Сиди да наблюдай за процессом. И это не трусость и не безразличие, скорее, опыт и понимание оперативной обстановки в городе

— Тем более что так и вышло, — поддержал его Васек. — Наволокина, который бригаду перехватил, через пару месяцев в подъезде взорвали. Говорят, что чайкинских работа, но тут хрен знает. Потап, конечно, парень резкий, но оно ему зачем? Чикуна-то больше нет, а с Наволокиным вроде особых терок у него не случалось.

— Там версий море выдвигалась, даже «Белую стрелу» приплели, — отмахнулся от него Сан Саныч. — И москвичи приезжали, копали, только без толку. Главное не в этом — пехота шустро разбегаться начала кто куда, одни к хвалынским подались, другие — в бригады поменьше. Но вины нашей в том нет, оно бы так и так случилось, а Мишка жил бы себе дальше. Вот и подумай, Олег, оно тебе к чему? Ну, прихватишь ты этих быков сегодня на продаже пары стволов — что изменится? Статья не сильно жесткая, срок им светит не самый большой, да и адвокаты постараются. Может, вообще к условке все сведут, если судья и прокурор не из упертых попадутся. Как следствие — пользы ноль, проблем же нажить можешь выше крыши. А если у тебя сильно в заду свербит или просто делать нечего — так у нас других дел полно. Вон вчера ларек с Виноградной увезли, причем вместе с продавцом. Иди ищи.

— Это как так? — изумился Васек. — Что-то новое.

— Представь себе, — Сан Саныч отхлебнул остывшего чая из литровой кружки, — подогнали кран, перерезали все идущие к ларьку провода, подняли его, погрузили в КамАЗ и уехали.

— А продавец-то им зачем?

— До кучи, — предположил Нестеров. — Он же как черепаха — поди из палатки его быстро вынь. Окошко маленькое, еле-еле глаз да нос видно, а дверь надежная, чуть ли не бронированная. Палатки где с позатого года изготавливают? Правильно, на «Серпе и Молоте». То есть сделаны они на совесть, на этом заводе фуфлень ни раньше, ни теперь не клепали, стало быть мороки не оберешься оттуда человека выковыривать. А в тихом и спокойном месте, где никто не ходит, он никуда не денется. Травы не сильно сухой подпалить, дым пару минут через окошко внутрь попускать — и вылезет как миленький!

— Твоя правда, — подытожил Васек. — Там его и прикопают. Хотя возможны варианты, ясное дело. Виноградная, говоришь? Странно. Это кто же такой смелый? Там Гоча процессом рулит с тех пор, как Лысого по той зиме застрелили, а он не беспредельщик, за относительный порядок стоит, даже с «синими» сумел как-то поладить. По крайней мере, мне так говорили знающие люди. И — такой кураж! Странно. Очень странно. Кому материал отписали?

— Алексиной вроде, — неуверенно предположил Сан Саныч.

— А, Милка! — оживился оперативник. — Губки бантиком, попка с крантиком! Пойду перетру эту тему. Надо же разобраться, ибо — непорядок. А ты, Ровнин, запомни: инициатива всегда сношает инициативных. Учись, пока я жив!

— Как он эту Алексину на прошлый день милиции драл! — задумчиво отметил Нестеров после того, как за Васьком закрылась дверь. — Хотя ты не помнишь, конечно. Тебя же еще не было в отделе?

— Нет, я чуть позже пришел, — подтвердил молодой человек.

— Вот-вот. — Сан Саныч снова отхлебнул чаю, а после, причмокнув, продолжил: — Ух, Олежек, как же он ее того-этого! Мила так орала, что в какой-то момент шеф, уже крепко подогретый, решил выяснить, кого это с особой жестокостью убивают во вверенном ему ОВД. Заходит в кабинет дознавателей, а там Васек ее, значит, долбит, да еще в такой позе, что Емельяныч чуть галстук форменный жевать не начал от удивления. Шапито!

Олег, привычный к тому, что его старший коллега, когда он не в «поле» и не дремлет, грезя о скорой пенсии и всесезонной рыбалке на берегу Волги, всегда что-то да бормочет, отключился от происходящего и погрузился в свои мысли.

Надо заметить, что этот молодой человек, только придя в ОВД, в первые же дни порядком удивил своих новых коллег, причем имелось на то сразу несколько поводов.

Во-первых, выглядел он, несмотря на то что перевалил за двадцатилетие, сущим ребенком, настолько, что даже матерейшая кадровичка Минаева, против обыкновения, не схватила его за яйца, что всегда непременно проделывала с новыми сотрудниками-мужиками, добавляя сакральное: «Это так, для первого знакомства». Имелась у нее такая привычка. Только вот окинув взглядом рослую, но при этом еще по-мальчишески нескладную фигуру нового опера, после оценив его голубые глаза, глядящие на мир с удивлением и ожиданием чего-то хорошего, а также щеки, пока не знавшие бритвы, лишь вздохнула, дала подписать нужные бумаги, выдала удостоверение и произнесла:

— Совсем озверели. Уже детей в топку кидать начали.

Не меньшее изумление вызвал как у Минаевой, так и у многих других тот факт, что новичок, оказывается, окончил юридический факультет института имени Курского. Времена стояли непростые, народ в милиции работать, как было сказано выше, не рвался, потому кто только в штатном составе ОВД не значился — и учителя, и экономисты, и инженеры, а то и люди вовсе без образования, но зато отслужившие в армии. Имелся даже агротехник, он заведовал хозчастью и автопарком, состоящим из шести машин, на постоянном ходу из которых было то две, то три, а то и вовсе ни одной.

А тут прямо юрист! С дипломом! Ну не чудо ли?

Вскоре Олег отметился и другим достижением, про которое без смеха после никто упоминать не мог. Выяснилось, что он не только водку не пьет, но и вовсе никакое спиртное не употребляет. И делать этого не собирается, потому что алкоголь — зло.

Скорее всего, кому другому такое попрание традиций с рук бы не сошло, не дал бы коллектив эдакому штрейкбрехеру внутри себя обитать, но со временем Олега пожалели и простили, хотя фразы «Что с убогенького возьмешь?» и «Да он только от мамкиной титьки, куда ему водку жрать!» с той поры редкостью не являлись.

Ну а финальным аккордом стало то, что он на самом деле стремился бороться с преступностью и соблюдать законность. Васек, например, через пару дней после знакомства Олегу чуть не всек за то, что тот захотел помешать ему делать «слоника» одному особо наглому типу. Прямо вот помешать, даже начал снимать противогаз с задыхающегося подозреваемого, попутно поясняя коллеге, что «так же нельзя». И если бы браток после того, как пришел в себя, не воспользовался ситуацией, сначала каким-то образом скинув наручники, после дав в торец как своему мучителю, так и Ровнину, а следом не попробовал сбежать, то кто знает, чем бы оно все кончилось? Может, неполным служебным, а может, и вовсе волчьим билетом. Но — обошлось. Более того — в результате общая драка ребят сблизила, а Олег получил первый из многих уроков из числа тех, которые впоследствии формируют личность. Нет, к компании Васька и дежурного сержанта, которые весело пинали ногами охающего наглеца, он не присоединился, но и возражать против происходящего не стал. Потому что понял — иногда пять-десять раз вбитый под ребра ботинок куда эффективнее и справедливее любого закона.

Отдельно веселила женскую часть ОВД его скромность. Девчонки там работали как на подбор — шустрые, боевитые и, что уж там, не особо отягощенные какими-либо комплексами и моральными принципами. А если по летнему времени, так и нижним бельем. Естественно, румянец на щеках новичка, появляющийся после того, как он оказывался в двусмысленных и, разумеется, заранее подстроенных ситуациях, невероятно развлекал сотрудниц отдела дознания, паспортисток и единственного на все ОВД инспектора по работе с несовершеннолетними. Последняя, кстати, в результате и сорвала банк, первой умудрившись затащить Ровнина в постель. Девственником он, против общих ожиданий, не оказался, тут опытной пэдээнщице можно было поверить на слово, но в целом она выглядела какой-то смущенной, придя с утра на работу. Как выяснилось позже, ее шокировал тот факт, что Олег ей после секса еще час стихи читал, а именно Бродского и Анненкова. Всякое у Раисы случалось, особенно с учетом того, какую должность занимала, но такого — нет!

В результате Ровнину присвоили в ОВД статус «совсем пацан» и стали к нему относиться примерно как к сыну полка. Дескать, с нами-то он с нами, но в целом — дитя пока, что следует брать в расчет при общении с ним.

Что до самого Олега — он о происходящем, разумеется, знал, ибо ни слепым, ни глухим не являлся. Обидно ли ему было подобное отношение? Странно звучит, но — нет. Более того, он находил в нем массу очевидных плюсов, потому охотно давал один за другим поводы для дополнительных пересудов, причем иногда ему приходилось для этого изрядно потрудиться. Например, выучить кучу стихотворений, тех самых, которые, как он и рассчитывал, ввели в состояние ступора видавшую виды пэдээнщицу. Кстати, Раису в качестве собственной соблазнительницы он выбрал как раз из-за ее матерости. Юные паспортистки что? Они бы, чего доброго, еще и разомлели от эдакой экзотики. Не за пивком их к холодильнику после кувырканий в постели послали, а вон стихи читают. Непонятно, конечно, но так мило!

А вот Рая, которая легко может амбала перепитого скрутить или, если надо, стакан водки засадить на одном вздохе — это да. Тут шок гарантирован. И самое главное, после в ОВД непременно последует подробный рассказ о том, что новенький, конечно, мальчик молоденький и потому сладкий, но фляга у него конкретно подсвистывает. Одна надежда на то, что сразу не подстрелят и со временем, глядишь, он за ум возьмется.

Ну и все остальные шалости, направленные на создание определенной репутации, тоже дали свои плоды, а те в какой-то момент слились в единый результат, который Олега более чем устраивал.

Нет-нет, дело было вовсе не в том, что он хотел каким-то образом дистанцироваться от своих новых коллег. Наоборот, они ему очень нравились. Да, эти люди совсем не похожи на тех, которых он в детстве, тогда, когда раз и навсегда решил, чем хочет заниматься, видел по телевизору и на которых хотел походить. Не похож был Сан Саныч на Пал Палыча Знаменского или майора Томина. Так и время сейчас стояло другое, более жесткое и беспринципное, не могли люди не измениться, это Олег, несмотря на всю свою молодость и свойственный ей максимализм, отлично понимал. Как и то, что все они ходили на работу сюда, в ОВД, и делали свое дело, при этом не обращая внимания ни на что. Ни на брань, которая то и дело неслась в их адрес и на улицах, и с экрана телевизоров; ни на грошовую зарплату, которую вдобавок постоянно задерживали; ни на то, что за власть их считали уже далеко не все, а потому случиться могло всякое, причем очень даже просто. Если раньше после убийства милиционера его коллеги могли весь город раком поставить, причем настолько быстро и жестко, что виновника происшествия свои же привозили и им сдавали, то теперь новость том, что кто-то там завалил «мусора», никого в криминальных кругах особо не трогала. Ну если только какую-то особо крупную фигуру с доски очередной стрелок снимал, такую, на которую много чего подвязано. Да и то речь шла не о почтении к форме, а о возникших в определенных кругах неудобствах для бизнеса и возможных финансово-репутационных проблемах.

Но они все равно служили. Почему, зачем, для чего — наверное, задай Олег своим коллегам такой вопрос, большинство и ответ бы на него сразу не дали. Просто — кому-то же надо? Почему не нам?

При этом почти каждый из них мог уйти и очень неплохо устроиться в жизни. Ту же Раису многие из ее бывших подопечных, крепко поднявшихся по жизни, к себе звали. С почтением, с уважением, не ради глумежа или издевки. Помнили о том, как когда-то эта совсем тогда еще молодая, но уже сильно суровая тетка их от первого срока спасала, хотя могла на «малолетку» отправить, да чаем с дубовыми от времени пряниками в кабинете поила, зная, что они жрать хотят.

Собственно, и Васька то и дело заманивали к себе разные бригады — кто отбойщиком, кто просто на жалование. А он раз за разом отказывался, хотя и осознавал, что в один не самый лучший день вместо разговора может прилететь пуля. Да, с ларечников свою мзду имел, каталы, что «станки» в подземном переходе у Второй Дачной ставили, ему отстегивали, и с Сенного золотозубые небритые кавказцы ему ящиками сезонные фрукты привозили. Но это — другое. Так он вбивал в их головы мысль о том, что власть, какой бы слабой она сейчас ни казалась, все же никуда не делась. Просто время ее немного согнуло под себя. Так бывает. Впрочем, может, это он не тем, кого строил, в головы вбивал, а себя в этом убеждал. Кто знает?

А фрукты потом раздавал девчонкам из ОВД, особенно тем, у которых дома дети малые имелись. Ясно, что в Саратове тоже абрикосы и груши растут, даже тутовник найти можно, если рвануть под старый мост через Волгу, но когда мамка персики размером с будильник с работы приносит — это же другое.

Олегу все это очень нравилось, но некоторые моменты его здорово смущали. Например — водка. Ну вот не мог он ее пить. Не нравилась она ему. Ни вкус, ни запах, ни сам момент опьянения. Да что там, он на самом деле вообще любое спиртное не жаловал. То же самое — сигареты. Дома у него никто не курил, и сам он этого делать не собирался.

А как тогда быть? Мужской коллектив суров, у него свои правила и принципы. Не пьешь? Или больной, или сволочь, третьего не дано. Ну а когда про это все узнает вторая, прекрасная половина ОВД, то вообще пиши пропало. Засмеют, затуркают, и он, красный от смущения, отсюда сбежит.

Но куда? На Крытый рынок, к дядьке, кожаными куртками и кепи торговать?

Вот тогда Ровнин и разработал свою схему, которая хоть и прилепила к нему статус то ли юродивого, то ли блаженного, но зато сняла все вопросы с нетипичным для этого места поведением. Кстати, ему самому очень понравилось, как он все провернул. Так-то Олег был парень скромный, несклонный к самолюбованию, но тут он даже немного собой погордился. Шутка ли — столько народу вокруг пальца обвел? И какого! Матерого!

Он даже схему, которую начертил для наглядности тогда, когда все обдумывал, со стены своей комнаты снимать не стал как зримое свидетельство того, что в голове у него все же мозги, а не масло «Рама». Что бы там дядя ни говорил!

А еще Олегу очень хотелось раскрыть какое-нибудь резонансное дело. Ну или провести какую-нибудь операцию, после которой о нем скажут: «А парень-то не промах». Желательно, конечно, чтобы такая фраза прозвучала в главке, но, если он услышит ее, к примеру, от подполковника Маркина, которого в ОВД кроме как Емельянычем никто не называл, — тоже хорошо. И дело тут опять-таки не в тщеславии. Просто Ровнин чем дальше, тем больше начинал ощущать свою бесполезность. Сюда он пришел еще в прошлом декабре, сейчас вон уже лето начинается — и что? Чем он может похвастаться за полгода службы? Да ничем. Олег — тот, про кого говорят: «Да вон его бери, один хрен ничего не делает». Он все время у кого-то на подхвате, занимается тем, что никто больше делать не хочет — ищет понятых, пишет протоколы изъятия и обходит квартиры, причем в четырех случаях из пяти ему никто не открывает дверь, а то и вовсе посылает куда подальше. А самым большим карьерным достижением лейтенанта Ровнина стала популярность у всех продавцов близлежащих палаток, потому что Емельяныч его, как самого младшего по возрасту из всех подчиненных, к ним постоянно гоняет то за коньяком, то за минералкой. За первым чаще, чем за вторым, поскольку хорошее настроение у начальства в последнее время случается нечасто. Поговаривали, что закачалось под Маркиным кресло, причем неслабо так, что, само собой, оптимизма ни ему самому, ни сотрудникам ОВД не добавляло. Новая метла всегда не только чисто метет, в Системе она еще и веники поменьше размером с собой приносит, дабы заменить ими старые. И хорошо еще, если бывшему руководству предложат уйти по собственному желанию или переводом, а не вышибут по статье, дабы оставленные по доброте душевной нового начальства сотрудники прониклись жесткостью момента и осознали, чего им стоит ждать, если они себе лишнего позволят. Прецеденты случались.

Еще к личным свершениям Олега можно было отнести поимку воров мелкой домашней птицы в дачном поселке, который входил в зону юрисдикции ОВД (ими оказались неблагополучные пацаны с окраины города, которые ловили кур беспечных дачников и жарили их в ближайшем лесу), двух пойманных карманников, участие в двух десятках рейдов по отлову и переписи проституток (Олег крепко подозревал, что Васек просто хотел вправить мозги особо борзым девкам, которые работали на себя, не желая идти под чью-то «крышу») и вечные дежурства на стадионе в те дни, когда там проходили футбольные матчи. «Сокол-ПЖД» после прихода Микаэляна, Гайсумова и Шацких как раз заиграл будь здоров, саратовские фанаты говорили о выходе в Высшую лигу 1997 как об уже свершившемся факте, предвкушая при этом большие битвы со «спартачами», «динамитами», «торпедонами» и представителями прочих уважаемых торсид, а пока с удовольствием тренировалась после матчей на фанатских коллективах команд попроще, из числа тех, что играли в Первой лиге.

В одной из таких относительно недавних потасовок, после триумфальной победы «Сокола» над читинским «Локомотивом», Ровнину крепко прилетело кастетом по голове. Главное, тех читинцев было-то всего ничего, ребята из усиления вообще предполагали, что, обрадованные четырьмя забитыми «банками» против их одной, фанаты проявят гостеприимство и вовсе не станут выбивать проигравшим бубну, может, даже пивком их угостят, но увы, ошибочка вышла. Драка случилась, причем лютая, чуть ли не на уничтожение, в ней-то Олегу, орущему: «Прекратили и разошлись!» — в череп от одной из сторон, даже непонятно какой, и прилетело.

Он провалялся неделю в больнице, после, пугая маму, еще одну проходил с жуткими синяками под глазами, а затем подвергся довольно унизительному сочувствию со стороны коллег. Почему унизительному? Потому что в их «Олежка, всякое случается!» и «Чего ж ты пятак не бережешь?» четко читалось: «Вот везде ты, малой, приключения на свою задницу отыщешь».

Так что очень ему хотелось сделать что-то эдакое, доказать всем и вся, что он не лыком шит и ломом подпоясан. Нет-нет, никакого тщеславия, чего-чего, а такого за Олегом сроду не водилось. Легкое позерство — да. Любовь к туманным фразам и некоей многозначительности — тоже. Но чтобы мериться с кем-то, кто выше на стенку писает? Это точно нет.

Хотя правды ради стоит признать, что в школе он всегда был на вторых ролях. Но там понятно — на гитаре Ровнин играть не умел, в морду при первой же возможности ближнему своему не давал и связями среди районной братвы похвастаться не мог, а без этого в первые парни на деревне выбиться было не то, что трудно, а просто невозможно. Да и после, уже в институте, тоже не сильно котировался по причине средних в целом способностей, не слишком высокого благосостояния, а также отсутствия связей, которые следом за получением диплома могут обеспечить стремительный карьерный рост, переезд в Москву и прочие перспективы. Но тут от него не все и зависело, имелась масса побочных факторов.

Только сейчас-то все по-другому.

Ну и плюс еще один очень важный момент. Информацию о том, что в машине двух братков из бывших чикуновских будут находиться стволы для перепродажи, ему слил личный информатор. Его собственный информатор, которого он завербовал не так давно. Нет, он знал, что этот Валек «барабанит» не только ему, но все равно — здорово же! И вот как не реализовать такую оперативную информацию? Да он себе такого не простит.

Нет, понятно, что большинство сотрудников только пальцем у виска повертят, мол, вон чего наше дитятко еще отчебучило, ибо ничего серьезного в этом задержании нет, оружия на руках у народа и по Саратову, и по стране в целом сейчас столько, что в армии, наверное, меньше. Но он хоть сам себя не пойми кем перестанет ощущать. А то ведь вечерами, перед сном, в голову разные нехорошие мысли начали приходить. Сначала думалось о том, что он, возможно, себя переценил и это все не его, а после возникали фантазии, в которых фигурировал прилавок, заваленный кожаными кепи на пару с барсетками, и толстая пачка денег, которая гипотетически была бы заработана на Крытом в разы быстрее, чем в ОВД.

Нестеров к тому времени, когда Олег вынырнул из своих мыслей, уже перестал предаваться воспоминаниям, допил чай и задремал. Он слегка похрапывал, а лицо его то и дело озаряла безмятежная, почти детская улыбка. Наверное, Сан Санычу снилось, как он вышел на пенсию, пошел на рыбалку и взял на майского жука двух-, а то и трехкилограммового язя.

— Придется все делать самому, — подвел результат измышлений Ровнин, засунул в сейф дело о краже канцелярских принадлежностей, месяц как совершенной из магазина, что находился на улице Маяковского, прихватил рапорт, написанный еще с утра, и направился к руководству.

— Нет Емельяныча, — сообщила Олегу совсем юная Оленька, приходящаяся начальнику племянницей, и выдула розовый пузырь из жвачки, который тут же звучно лопнул. — Слушай, не собираешь наклейки с Арнольдушкой? Мне просто опять с Сарой Коннор досталась, а у братишки таких уже штук двадцать, если не больше. Он все какую-то «восьмерку» ищет, где Терминатор с пацаном по рукам бьют, говорит, что вот эта и есть самая редкая. Правда, в последнее время, по-моему, сомневаться начал, что такая вообще существует. Так что, если нужна — бери.

И она протянула ему бумажку, на которой растрепанная Сара Коннор собиралась пальнуть по всем врагам из большого ружья.

— Оль, а ничего, что мне двадцать один годик? — чуть ошарашенно спросил у нее Олег, а после постучал пальцем по погону. — И я лейтенант милиции?

— А чего, лейтенанты милиции наклейки не собирают? — резонно возразила ему Оленька. — Или «Терминатора» второго не глядят? Вон у Васька вся торпеда его «девятки» Шварцем обклеена. Ну, там, где икон нет, конечно. Ой, ладно. Не хочешь — не надо.

— Не обижайся, — примирительно попросил Ровнин, — я ж не со зла. Просто мне как-то не до наклеек, у меня тут дело нарисовалось, которое с Емельянычем надо обкашлять.

— Да фиг тебе! — чуть мстительно хихикнула девушка. — Он к генералу поехал, причем на дачу, а не в «Большой дом». А там пиво, раки, а после водочка, как положено. Если завтра днем нарисуется — считай, повезло. Только все равно болеть станет, потому лучше к нему не соваться.

Настроение у Олега совсем уж испортилось, настолько, что он очень опрометчиво отказался от приглашения кудрявой и глазастой Оленьки посетить нынче вечером с ней вместе весьма популярный клуб «Ротонда» в который нежданно-негаданно нагрянула большая московская знаменитость — DJ Or-Beat. Тот самый, который был номер один в России по стилю нardcore и вел ломовейшее шоу «Орбитальная станция»!

Ровнин не очень хорошо разбирался в музыкальных стилях, а радио если и слушал, то в основном как фон, потому быстренько отказался от предложения и покинул приемную, даже не представляя, какую тем самым нажил проблему на свою голову. Очень молодые и очень красивые девушки таких отказов не забывают и не прощают никогда, даже когда становятся бабушками. Для них такой отказ равен объявлению войны, тотальной и на уничтожение.

Впрочем, Олега это все совершенно не волновало, он выбросил Оленьку из головы, еще даже не закрыв дверь приемной. Он прикидывал, как теперь ему быть. По уму — надо забить на этих братков. Не сложилось и не сложилось. Бывает.

Но что делать с уже нарисованной в голове картиной задержания? Он же ее может до малейших деталей описать. И рапорт заранее подготовлен, осталось только внести в пустые места личные данные и номера изъятых автоматов.

Ровнин боролся с собой минут пять, пока шел обратно к своему кабинету, и предсказуемо сам себе проиграл. Авантюризм и самолюбие победили логику.

 

Глава 2

 

Маленько потрепанный, но все же хорошо выглядящий синий «Вольво 940» подчинился взмаху полосатой палочки и, скрипнув тормозами, остановился около троицы в милицейской форме. Олег, само собой, один на подобное мероприятие отправиться не мог, потому, пользуясь служебным положением, припахал к теме двух более-менее знакомых гаишников, пообещав им после накрыть поляну. Тем более что именно они отлично вписывались в тщательно продуманный план операции.

— Э, чего надо? — глянул недобрым и каким-то мутным взглядом на Ровнина совсем еще молодой кавказец, сидящий за рулем. — Зачем меня остановил?

— А ты кто? — непроизвольно вырвался встречный вопрос у Олега, прозвучавший, прямо скажем, резковато.

Просто он рассчитывал увидеть тут кого угодно, но только не этого типа.

— Я кто? — мигом взбеленился водитель, резко распахнул дверь машины, чуть не сбив ей одного из гаишников, и выпрыгнул на тротуар. — Я? Ты чего, черт? Ты кто такой вообще, чтобы мне такие вопросы задавать?

— О, еще одна девятьсот сороковая, — тем временем сказал Олегу стоявший рядом гаишник, не обращая внимания на галдящего юнца. — Фига се! До сегодняшнего вечера ни разу их у нас не видел, а тут сразу две. Может, в салон к Хвыче партию привезли? Или из Ростова несколько штук пригнали? Антох, заметь, тоже синяя.

— Ага, — подтвердил его напарник-сержант. — Бывает же!

И верно — мимо них проехало такое же «Вольво» как и то, которое они минутой раньше остановили. Мало того — машина даже чуть притормозила, поскольку те, кто в ней ехал, явно заинтересовались происходящим. Любопытно ведь, за что «мусора» честных пацанов на такой же «лайбе», как у них, щемят? Олег отлично разглядел водителя — крепко сбитый парень в кожаной куртке и с бритым черепом. Второй, что сидел рядом, остался безликой тенью, но Ровнин не сомневался, что он похож на соседа как две капли воды. Несомненно, именно они-то ему и были нужны.

Ну почему, почему Веня не знал номера машины? Сейчас бы он спокойно принимал эту парочку, а не слушал недовольные вопли разошедшегося кавказца.

— Я Малик Алирзаев! — сам себя заводя и активно жестикулируя, блажил парень, который по возрасту был явно моложе Олега. — Мой брат — Рамиль Алирзаев! Он хозяин этого города! Слышишь, ты? Он тебя рвать станет за то, что меня остановил!

— Ой, да не пыли! — поморщился тот гаишник, которого чуть не бахнули дверью. — Прямо хозяин твой Рамиль! Весь город держит.

И правда, распалившийся представитель маленьких, но гордых кавказских республик изрядно повысил социальный статус своего брата. Равиль Алирзаев со своей не очень большой, но крепкой бригадой, в которую входили исключительно этнические азербайджанцы, смог закрепиться на одной из окраин Саратова, потеснив при этом местных, это так. Но случилось подобное исключительно по той причине, что коренные жители то и дело грызлись друг с другом, не понимая, что тем самым расчищают дорогу для пришлых. Но до чикуновских, даже с учетом их нынешнего разброда и шатания, и тем более до парамоновских Равилю было как до Луны.

— Что ты скалишься, мент?! — окончательно рассвирепел Малик, увидев улыбку на лице Ровнина. — Я когда про брата своего говорю, ты дрожать должен! Ссаться в штаны!

— Не шуми, люди после работы отдыхают, — взял автомат на изготовку гаишник. — Парни, да он, по ходу, накуренный, такому за рулем делать нечего. Давайте-ка его обшмонаем, а? Уверен, как минимум траву найдем, а то и что потяжелее.

— Зачем так говоришь? — сразу сбавил тон Алирзаев-младший. — Зачем накуренный? Неправда, оха! Все, поговорили! Пошел я.

Он поднял руки вверх, мол, «нормально все», улыбнулся, затем повернулся и направился к машине.

— Или, может, ну его? — обратился к Олегу сержант. — Это маеты сколько? Протокол, освидетельствование, то, се… После старший брат припрется, начнет в отделе слюнями брызгать. А так, глядишь, этот в какой столб впилится. И нам проще, и воздух чище.

То ли Малик его услышал и решил, что такие слова о брате прощать нельзя, то ли с самого начала решил наказать борзых ментов — поди знай. Но факт есть факт — когда азербайджанец развернулся, у него в руках тускло блеснул металлом пистолет, который он тут же пустил в ход. Первый выстрел пришелся в Антона, тот коротко вскрикнул и рухнул на землю.

Олег после много раз думал о том, как ему удалось достать свой табельный ствол и выстрелить прежде, чем это сделал Малик. Тому всего дел-то оставалось — рукой повести, однако же Ровнин каким-то чудом успел спустить курок первым. В результате самокритично решил, что с испуга.

Кавказец дернулся, хлюпнул горлом, выронил оружие, сделал несколько шагов назад, задрав при этом голову вверх, развернулся и упал в салон своего «Вольво» так, что голова его оказалась на водительском сиденье, а ноги на тротуаре.

— Малик! — тряхнул его за плечо приятель, сидевший в салоне и не принимавший участия в происходящих событиях. — Малик! Аллах!

— Вот тебе и резонансное дело, — пробормотал Олег, так и стоя с пистолетом в руках. — Хотел — получи!

Ступор, в который впал парень, впервые в жизни убив человека, оказал ему очень дурную услугу. Он полностью упустил контроль над ситуацией, и этим немедленно воспользовался приятель покойного Алирзаева, напротив, сохранивший трезвость мысли, шустро оценивший ситуацию и решивший, что лучшим вариантом из всех возможных для него станет бегство. Законы горской чести, конечно, требовали немедленной мести за друга, но его одинокий тэтэшник, у которого к тому же то и дело заедал затвор, явно проигрывал автомату и макарову милиционеров. Умирать же Джамару Заиру-оглы очень-очень не хотелось, поскольку он очень любил жизнь, деньги, женщин и хурму. Ждет ли его что-то там, за границами земного мира, нет — неизвестно. А тут все это уже есть. Опять же — у Малика остался брат, вот он пусть и мстит.

И еще — если не он, то кто расскажет Рамилю о случившемся? Так что — помоги Аллах, дай скорости ногам.

Азербайджанец глянул на ментов — один так и не опустил пистолет, но по его лицу было понятно — он, как это ни странно, в шоке. Второй же теребил друга, которого подстрелил вспыльчивый Малик, напрасно столько анаши сегодня выкуривший.

Джамар открыл пассажирскую дверь, выскользнул в нее, точно змея, и побежал через дорогу, петляя подобно зайцу.

— Куда? — отмер Олег тогда, когда бегун уже удалился на хорошее расстояние. — Стоять! Ты свидетель!

— Блин! — среагировал и гаишник, убедившийся, что его приятель только ранен, причем не то чтобы сильно серьезно. — Во втопил!

— Валите его, придурки! — прохрипел Антон, приподнимаясь и пытаясь схватить автомат. — Он нам живой не нужен! Беда будет! А, все! Твою-то мать!

И верно — азербайджанец пересек дорогу, а после скрылся в кустах, которые уже года три или четыре никто не подстригал, из-за чего те обильно разрослись. Там его захочешь — не найдешь.

— Все, труба. — Сержант сплюнул и приложил руку к плечу. — В первую очередь тебе, Олег.

— Думаешь, посадят? — растерянно поинтересовался у него Ровнин. — Да?

— Эх, зелен виноград, — с жалостью глянул на него Антон. — И чего я с тобой связался, а? Дим, скорую вызывай, а то я, боюсь, сейчас скисну.

При этом стрельба, пусть даже и почти в центре города, никого особо не удивила и не встревожила. Привык народ к ней, стал воспринимать как естественную часть пейзажа. Ну стреляют и стреляют. Бывает. Мало ли кто с кем что не поделил? Тут главное что? Не попасть под замес, не словить шальную пулю и, боже сохрани, не стать свидетелем происшедшего. Потому что свидетелям всегда первыми прилетает, либо от той стороны, либо от другой. Или от обоих разом.

Но какие-то рефлексы от прежних времен в местных жителях нет-нет да и срабатывали, потому уже минут через пятнадцать к месту перестрелки прибыла милицейская машина, причем, что хорошо, со знакомыми пэпээсниками. Узнав детали, те сочувственно посмотрели на Ровнина, который сидел на бордюре с низко склоненной головой, после помогли загрузить в подъехавшую скорую уже перевязанного Антона.

Как выяснилось, этим их содействие не ограничилось, Димка еще и Васька успел вызвать, как видно решив, что без него тут никак не обойтись.

Неизвестно, что именно тому было сказано, но примчался он очень быстро, обвел соколиным взором картину происшествия, выяснил все детали случившегося у гаишника, который еще не уехал в больницу с напарником, сплюнул, а после выдал длинную и очень умело сплетенную матерную фразу, основной смысл которой сводился к тому, что, если не знаешь, как заниматься любовью с женщиной, так лучше удовлетворяй подручными средствами себя сам. Это проще, быстрее и не умножает энтропию Вселенной.

Закончив изливать душу, он достал из кармана пачку сигарет State Line, запас которых у него был крайне велик, ибо он еще в том году изъял пять коробок у одного обнаглевшего барыги-палаточника. Две раздербанил между коллегами, а остальное себе оставил, рассудив, что так вроде честно получается.

— Олежка, тебе уже сказали, что ты попал? — ласково спросил он у Ровнина, закуривая.

— Да, — глухо буркнул юноша, не отрывая глаз от асфальта.

— Детально? — уточнил Васек, затягиваясь. — Во всех красках?

— Нет, — все так же односложно ответил Олег.

— Как всегда, все самое приятное и сладкое оставили мне, — подытожил оперативник. — Беда. Хотя сейчас недосуг, позже тебе все объясню. Так, слушай меня, только очень-очень внимательно. Сейчас едешь в контору, и боже тебя сохрани из нее нос свой высунуть наружу до того, как я вернусь. Что бы ни происходило, кто бы тебе чего ни говорил, кто бы ни позвонил, как бы на «слабо» не брал — сидишь в нашем кабинете, точно к стулу привязанный. Ни шагу за дверь! Ты понял меня?

— Понял.

— Повтори! — В голосе Васька веселья никакого уже в заводе не имелось, только жесткость и требовательность.

— Сидеть в отделе, ждать тебя.

— Хоть что-то сегодня сделай правильно, малой. — Старший коллега выплюнул сигарету изо рта, взял Олега за шиворот и рывком поставил на ноги. — И усвой одну простую истину — это не нам нужно! Мы что? Мы дальше жить будем, хуже или лучше, но будем. А по тебе уж полчаса как Елшанское кладбище грустить начало: чего это Ровнин задерживается? Где его черти носят?

Последние фразы Олегу были не очень понятны, но он, несмотря на все смятение чувств, охватившее душу, осознавал, что сейчас не время для вопросов.

— Леха! — окликнул пэпээсника Васек. — Отвези этого недотепу к нам и до входа проводи. Убедись, что внутрь зашел, понял? И вообще — как прибудете на место, ушки на макушке держи. Не факт, что они быстро просекут тему, но кто знает?

— Не первый день на свете живу, — пророкотал рослый милиционер с усами а-ля «Песняры», поправив ремень АКС. — Чего, встрял пацанчик?

— Есть маленько, — поморщился коллега Олега, доставая новую сигарету. — И мне веселую жизнь устроил. Я уж с центровыми ляльками в баньку намылился, после трудного дня расслабиться хотел, а тут на тебе — хватай мешки, вокзал отходит.

— Не бздо, малой, — хлопнул Ровнина по плечу своей лапищей пэпээсник. — На югах похуже расклады бывали. Тут так, семечки.

— Ага, — пробормотал юноша, который никак не мог взять в толк, по какой причине так волнуется Васек. Нет, многие его коллеги опасались недавно созданного управления собственной безопасности, в которое, по слухам, набрали тех еще волкодавов, но они вряд ли в него с ходу стрелять станут. Будут допросы, рапорта, может быть даже суд. Но тут прямо как на войну сборы. — Наверное.

— Давай, чего встал? Пакуйся в машину, — раздраженно толкнул его в спину Васек. — Времени у тебя нет, Олежка. Совсем нет. Да, вот еще что — все Санычу расскажешь. До малейших деталей. Если он уже свалил домой — звони и вызывай, ему там идти пару шагов. Я пока в городе пошустрю, а он… Он знает, что делать.

Недоумение усилилось, когда на подъезде к зданию отдела ребята-пэпээсники, до того травившие анекдоты, посерьезнели и начали вертеть головами.

— Вроде чисто, — сказал один из них, когда патрульная машина остановилась. — Никого не видать.

— Вроде у Володи, — пробасил их старший, передернув затвор автомата, его подчиненные сделали то же самое. — Выходим. Щегол, ты идешь, между нами, ясно? Мы в «брониках», ты — нет. Если что, если стрелять начнут — не вздумай дергаться, слушаешь во всем меня. Сказал «лежи» — падай и не дыши. Сказал — «беги» — бежишь. Ясно?

— Предельно. — В этот момент Олег понял, что, похоже, УСБ не самая большая его проблема, а следом в голову закралась догадка, от которой слегка похолодели руки. — Слушаюсь тебя, никакой самодеятельности.

— Молодчик, — продемонстрировал ему стальную улыбку старшой. Стальную — потому что своих передних зубов у него не имелось, вместо них во рту красовались металлические. Смотрелось это одновременно и жутковато, и впечатляюще. — Двинули! Ты выходишь последний.

Сразу после того, как Олег выбрался из машины, его сплюснули между собой три крепких парня, держащие автоматы наизготовку, а затем вся эта компания шустро зашагала к зданию.

— Обошлось. — Миновав двери и оказавшись внутри, верзила ухмыльнулся и ткнул Ровнина в плечо. — Как все кончится, с тебя пивандрий, малой. И ты того, не трухай. Распогодится. Сейчас сила не на нашей стороне, но это ненадолго, поверь. Давно живу, знаю.

— Спасибо, — произнес Олег, у которого неожиданно отчего-то ослабли ноги. — Спасибо, мужики.

Пэпээсники покинули здание, Ровнин же припустил во все лопатки к своему кабинету, очень надеясь на то, что найдет там Сан Саныча, который наконец-то разъяснит ему в деталях, что происходит. Вернее, подтвердит его догадку.

Ему повезло, Нестеров оказался на месте. Более того — пятью минутами бы позже, и все, ушел бы он домой.

— Ну что, арестовал своих злодеев? — благодушно осведомился у Олега старший товарищ. — Или нет? Ты чего такой растрепанный?

— Сан Саныч, я человека убил, — сообщил ему Ровнин.

— Да? — чуть удивился толстяк. — Ну что… Бывает! Привыкай. Работа у нас такая, нет-нет да кого-то и подстрелишь. Но ведь всяко лучше, чем когда ты, верно? Куда хуже, когда тебя. Хотя поначалу, конечно, человека жизни лишать трудно. Противоестественно убийство себе подобных людской природе, если ты, понятное дело, не маньяк какой или отморозок. Мне, помню, первый потом еще месяца два снился, если не больше. Со светом спал — вот до чего дошло!

— Да тут сразу все навалилось, — выслушав его, пояснил Олег. — И то, что убил, и кого убил…

— Так. — Нестеров поставил свой пузатый старый портфель на пол и уселся за стол. — Что-то мне это все начинает не нравиться.

— И Ваську очень не по душе пришлось, — подтвердил юноша. — Он меня к вам и направил, велев рассказать все в мельчайших деталях. И еще строго-настрого запретил с территории ОВД выходить.

— Ну валяй, раз велел. В деталях.

По мере рассказа лицо Сан Саныча все сильнее мрачнело, под конец он встал из-за стола и подошел к окну, причем так, чтобы с улицы его видно не было. Ну а когда Олег замолчал, он выдержал паузу, а после выдал матерную фразу, которая по длине и насыщенности значительно превосходила ту, которую сплел Васек. Но оно и понятно — возраст и опыт всегда выигрывают, тем более в подобных вопросах.

— Значит, так. — Такого тона у добродушного ветерана-опера Ровнин до того ни разу не слышал. Возникало ощущение, что перед ним стоит совсем незнакомый человек. — Первое — бери ручку, лист бумаги и пиши рапорт на имя начальника ОВД. Все в нем подробно изложи — почему машину остановил, про то, что этот азер под дозой был, что «ствол» он первый достал и так далее. Основной посыл — действовал по обстановке, оружие применил полностью правомерно, исключительно в целях самозащиты. Еще — ты бумаги на проведение операции у Емельяныча подписал?

— Нет. Он на дачу генерала с ним вместе уехал. Мне так Оленька сказала.

— А, точно, — Сан Саныч потер лысинку из числа тех, которые называют «озерце в кустах», — забыл. Как некстати. Хотя… Может, и кстати. Все — сиди, пиши. Отсюда — ни шагу! И к окнам не подходи, понял? Нужду справить захочешь — вон фикус. Живуч, собака, невероятно, чем только его не поливали, а он все никак не окочурится, так что не стесняйся. Закройся изнутри, наших я предупрежу, чтобы не лезли к тебе. Ну а если… Вряд ли, конечно, но… Короче, если начнут двери ломать, чтобы сюда попасть, стреляй не думая. Хуже, чем есть, не будет. Хотя не должно до такого дойти. К телефону не подходи. И сам никуда ни в коем случае не звони!

— Вы мне объясните, пожалуйста… — взмолился Олег, но Нестеров его даже слушать не стал, напятил на голову белую кепку и, что для него было несвойственно, выбежал из кабинета, напоследок бросив. — Закрывай дверь, я сказал.

— А когда вернется, то споет: «Динь-донь, я ваша мама», — печально подытожил Ровнин, удивился тому, что, убив человека, он отчего-то может шутить, а после два раза повернул ключ в замке. — Ладно, раз надо рапорт писать — будем писать.

Что интересно — это скучное, в общем-то, занятие пошло ему на пользу. Текст не вытанцовывался, поскольку постоянно вылезали какие-то новые детали, предшествующие тем, о которых он уже писал, потому суммарно Олег испортил где-то шесть листов бумаги, чем напомнил себе Иванушку Бездомного из своего любимого «Мастера и Маргариты». Зато все поганые мысли из головы монотонная работа вышибла, не осталось времени на моральные терзания, следовало приказ старшего по званию выполнять. А когда он поставил точку в финальной, седьмой версии документа, в дверь постучали.

Дело, в принципе, обычное, воспитанные люди всегда таким образом дают о себе знать, перед тем как войти в помещение. Но в данном случае Ровнин не знал, как ему верно поступить. Спросить, кто там? Применительно к месту, где он находился, подобное казалось диким бредом. Это же не частное владение, а ОВД. Сделать вид, что тут никого нет? Наверное, тоже неправильно.

Неизвестно, сколько бы он еще раздумывал над тем, как поступить, если бы за дверью не раздался начальственный рык Емельяныча:

— Открывай, лишенец, пока я эту дверь с петель не снес!

Олег мигом подхватился, крутанул ключ, оставленный в замке, распахнул створки и рявкнул:

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Ты? — Начальник ОВД, тяжело дыша, ввалился в кабинет. Был он красен лицом, с потным лбом и налитыми кровью глазами. А еще от него пахло водкой и лавровым листом. — Смерти ты моей хочешь, Ровнин, а не здравия. Работаешь всего ничего, толку от тебя пока ноль, но зато в такой блудняк впутался, что мы с генералом аж протрезвели, как подробности услышали!

— Я ж не нарочно, — мигом поник Олег. — Просто так получилось.

— Получилось у него. — Маркин уселся на ближайший стул, достал из кармана форменных брюк клетчатый платок и вытер им со лба крупные градины пота. — Получилось, мля. Хотя, конечно, чего еще оставалось делать в той ситуации? Не ждать же, пока этот нерусь в тебе дырку сделает? Но прежде, чем что-то затевать, тут сначала со мной все согласовывают. Или ты этого не знал?

— Я хотел. Вас не было, а оперативная информация…

— Лучше замолчи! — бахнул кулаком по столу подполковник. — Поздно, парень, пить боржом, когда почки отвалились.

Ну а следом за этим он выдал такой матерный загиб, который однозначно смахнул с пьедестала две предыдущих, те, которые Олег выслушал от коллег по отделу. Хотя что тут такого? Емельяныч начальник, ему по штату положено во всем лучшим быть.

— Кстати, Сан Саныч, минералочки холодной нет? — выговорившись, поинтересовался Маркин. — Сейчас сдохну, ей-бо. В глотке как Сахара прямо. Учкудук, мля, три колодца!

— Да откуда его взять, «Боржом»? — усмехнулся вернувшийся вместе с ним Нестеров, доставая из своего сейфа бутылку «Ессентуков». — Как Мимино усатые суверенными стали, так ни «Боржома», ни вина нормального днем с огнем не найдешь. Шмурдяк один продают, не то что раньше. Вот, держите, она хоть и соленая, но жажду утоляет. И для печени полезно.

— Наши с тобой печени теперь только могила вылечит, — отмахнулся подполковник. — Да к чему мне кружка, так давай. Говорю же — сейчас сдохну!

Он одним могучим глотком осушил бутылку, перевернул ее, убедился, что ни капельки из той на пол не скатилось по стеклу, звучно рыгнул, глянул на часы и осведомился у Олега:

— Васьки не было пока?

— Нет, — вытянувшись в струнку, ответил Ровнин.

— Хреново. — Теперь платок осушил пот, обильно выступивший в районе шеи. — Значит, мля, не договорился. Придется нам тебя из того дерьма, в которое ты влез, самим вынимать.

— Петр Емельяныч, хоть вы мне объясните, что к чему! — взмолился юноша. — Нет, у меня есть догадки, но ведь никто ничего…

— Сынок, сюда подойди, — мягко и по-доброму попросил его Сан Саныч. — Только бочком, бочком, чтобы в окне не светануть. Помнишь, я когда уезжал, тебя об этом просил? Вот так.

Ровнин выполнил требуемое.

— А теперь смотри. — Опытный опер ткнул пальцем в черный БМВ, что стоял неподалеку от въезда в ОВД. — Видишь вон ту машинку? В ней сидят небритые люди в кожаных куртках, которые вооружены, опасны и очень тебя не любят. А теперь глянь туда. Вон там, чуть подальше, стоит еще одна иномарка, в которой сидят друзья тех небритых людей, и они тоже тебя не любят. А один из них, которого зовут Равиль, — особенно. Настолько, что лучше тебе застрелиться, чем попасть ему в руки живым. Кстати, если карта ляжет совсем пиково, чего лично мне очень не хотелось бы, то ты эти мои слова вспомни. Ты, сынок, его брата убил, а у них заведено так — если за родную кровь не отомстил, то позора не оберешься. Ну и вообще. Один умный человек мне в свое время сказал, что кавказцев-братьев надо убивать сразу всех, сколько бы их ни было, иначе покою не жди. В идеале даже двоюродных и троюродных следует зачищать. Такой у них менталитет.

— Все верно, — подтвердил начальник ОВД. — Восток, как говорил товарищ Сухов, дело тонкое.

— Так мы про Кавказ? — глянул на него Сан Саныч.

— Какая, хрен, разница? — профырчал Емельяныч. — Что те нехристи, что эти. Мы бошку прострелили и забыли, а этих, мля, чебуреком не корми, только дай ножом человека постругать на ломти. Не могут быстро убивать, обязательно им надо покуражиться.

— Просто у них к мести подход другой, — возразил ему Нестеров. — Хотят, чтобы виноватый прочувствовал свою неправоту. Или, может, традиции такие? Пес их знает. Я не интересовался.

— Не хочу, — побледнел Олег, худшие предположения которого стали реальностью. Плюс крепко его проняла та деловитость, с которой эти матерые мужики обсуждали то, что с ним может совсем скоро случиться.

Не с кем-то, с ним. И это было очень страшно.

— И мы не хотим, — недобро зыркнул на него начальник. — Даже генерал против. Только от хотелок наших коллективных, мало чего, мля, зависит.

— Но мы же милиция! — непонимающе обвел взглядом присутствующих Ровнин. — Мы — власть?!

Бывалый опер и начальник отдела обменялись взглядами, причем трудно было понять, чего в них содержалось больше — жалости к недогадливости молодого сотрудника или застарелой подсердечной тоски.

— Молодой ты еще совсем, — секунд через десять вздохнул Сан Саныч, — потому ни бельмеса в жизни и не смыслишь. Мы тут власть, Олежка, в этом здании, потому и не вошел сюда ни один из них. Сунулись было, так Лешка Куприн и Митяй автоматы на боевой взвод поставили и сказали, что прием граждан осуществляется исключительно тридцатого февраля каждого года. А в любое другое время у нас учет, обед и копка картошки в подсобных хозяйствах. Эти черти все поняли и свалили. Только здание и улица — это две огромные разницы.

— Там они хозяева, выходит? — еле слышно, но упрямо пробормотал Олег.

— Нет, — набычился подполковник. — Не они. Но уже и не мы. Там, парень, сейчас каждый сам за себя, вот какая штука. Время на дворе сучье и нравы такие же. Поверь, даже очень захоти мы твою головушку дурную сберечь, мля, все равно не получится. Рано или поздно прищучат они тебя.

— Есть, конечно, вариант, — глянул на него Нестеров. — Не самая большая бригада ведь? Народу у нас хватит, если нет — можно собровцев подтянуть, Васек с их старшим еще с Кандагара знаком.

— Можно, — покивал Емельяныч. — Вот только что потом? Газеты блажить о милицейском беспределе станут? Это ладно. В телике расскажут, как потерявшие человеческий облик сотрудники 14 ОВД покрошили безобидных, мля, представителей южной, традиционно дружески к нам настроенной республики, — тоже переживем. На край турнут меня на пенсию, но это тоже не самое страшное. Паскуднее всего то, что вот этого малька один хрен после освежуют те, кто приедет из Баку разбираться, из-за чего вся заводка пошла. А они приедут, тебе это не хуже, чем мне, известно. Вопрос — чего ради огород городить? Смысл какой? Кому мы чего докажем? Остальным бригадам дадим понять, что есть еще порох в пороховницах у ментов? Да срать они на это хотели. Саша, это бабочки-однодневки. Рыбки гуппи, мля! Они помнят только последние шесть секунд своей жизни, остальное их не трясет.

— А крови уйдет много, потому что стволы и у них есть, — покивал Нестеров. — С нашей стороны без потерь тоже не обойдется, а толку с того чуть.

— Именно. И не вздумай сказать что-то вроде: «Думал ли ты, что на старости лет вот до такого доживем». Я себе это каждое утро талдычу, когда бреюсь. Рапорт без даты вон в ящике стола держу, мля. Как совсем под горло прихватит, уволюсь и стану клубнику на даче выращивать. Хоть с ней можно чего заблагорассудится делать — хочешь жри, хочешь на рынке торгуй.

Олег слушал этот диалог, и ему вдруг отчего-то стало грустно. Причину этого он окончательно объяснить себе не смог, но, скорее всего, дело было в том, что он конкретно так встрял. А может, оттого, что эти два умных, опытных и знающих жизнь с не самой лучшей стороны человека, по сути, сейчас извинялись перед ним, сопляком, за свое теперешнее бессилие.

И ему было их очень жалко. Наверное, следовало бы это чувство обратить на себя, а он отчего-то переживал за них.

— Ладно, может, Воронин, которого где-то черти носят, сможет вопрос разрулить, — хлопнул себя по ляжкам подполковник. — У него язык подвешен, завязки хорошие. Ну и мы, если что, со своей стороны кому-то в чем-то пойти навстречу сможем.

— Ясное дело, — подтвердил Сан Саныч. — За так и ворона не каркает.

В этот момент хлопнула дверь и в кабинет вошел только-только помянутый в разговоре Васек, причем по его лицу Олег сразу понял — все. Последняя надежда испарилась.

— По роже судя, на хорошие вести можно не рассчитывать? — как видно, придя к тем же выводам, поинтересовался у прибывшего Маркин.

— Жопа, — подтвердил Васек. — Но оно и напрашивалось. То, что «грача» завалили, старшаки одобрили, мол, чем их меньше — тем дышится легче, но вписываться за мента никто не станет, ибо — западло. Пацаны не поймут. Да и в целом — им это зачем?

— За мзду, — пояснил Сан Саныч.

— Кабы мзда от областников шла, то может быть. — Васек уселся верхом на стол и достал из кармана куртки сигареты. — А наше ОВД — не того полета птица. Не всрались мы никому, кроме местных барыг, а от них толку, что от козла молока. Так что, Олежка, остался у тебя только один путь.

— Какой? — обреченно осведомился юноша.

— Ноги делать из Саратова, — охотно объяснил ему Васек. — И чем быстрее, тем лучше.

 

Глава 3

 

— То есть? — Олег даже головой тряхнул, как видно, надеясь на то, что странные слова, услышанные им только что, высыплются из ушей прочь.

— То и есть. — Старший товарищ выпустил кольцо дыма. — На полгода, может, чутка побольше. Как пойдет.

— А куда? — растерянно спросил молодой человек.

— Комедь, мля! — расхохотался вдруг подполковник.

— Да чего же тут смешного? — уставился на него Ровнин.

— Чему вас в школе учат, а? Грибоедов в свое время писал, мол — поеду в деревню, в глушь, в Саратов, к тетке. Ну или как-то так. А у тебя, Чацкого недоделанного, наоборот все.

— Может, его в какой район спровадить? Хоть бы даже и участковым, — предложил Нестеров. — Мало ли у нас деревень? Поживет там, грибы пособирает, свиньям хвосты покрутит. Единственное — не спился бы. Там от тоски даже такой, как Олежка, запьет.

— Да нельзя его тут оставлять, даже в самой жопе нашего окрестного мира, — отмахнулся от него начальник ОВД. — Перевод хочешь не хочешь, а делать придется, иначе нас первая же комиссия по личному составу может нахлобучить. А без перевода как? В табеле имя значится, зарплата начисляется, а человека под это все нет.

— Ну да, а перевод через наши же кадры и пойдет, — понимающе кивнул Васек. — У нас в ОВД крыс, может, и нет, хотя не поручусь, а к главку подходец найти реально, были бы деньги да желание.

— Про то и речь. — Емельяныч с трудом поднялся на ноги, в коленях у него что-то отчетливо хрустнуло. — Ох, мать твою так. Так вот — надо его спровадить туда, где и

...