Оглавление

Введение

Инновационность — это фетиш современности. «Нам необходимо предпринимательское общество, в котором инновации и предпринимательство будут носить устойчивый характер. Как менеджмент стал особым органом всех современных учреждений и объединяющим органом нашего общества организаций, так инновации и предпринимательство должны стать неотъемлемым видом деятельности в наших организациях, в нашей экономике и в нашем обществе. Для этого нужно, чтобы руководители всех наших учреждений превратили инновации и предпринимательство в повседневную, рутинную деятельность, в неотъемлемый элемент своей собственной работы и в неотъемлемый элемент деятельности своей организации»[1]. Кому нам и зачем? Что нам или им приносят инновации?

Инновации в обывательском мышлении обычно связаны с научной деятельностью (и это имеет свои основания), но по своей сути и происхождению инновации больше относятся к социально-культурной сфере.

Инновационная деятельность, прежде всего, является инструментом внедрения «новых» ценностей и, естественно, что государственная система выступает основным исполнителем инновационной стратегии. Далее идут крупные компании: «Всеобщая убежденность в том, что крупные компании не занимаются — да и не могут заниматься — инновациями, на самом деле безосновательна и ошибочна.

Во-первых, существует немало исключений из правила: многие крупные компании выступали первопроходцами и новаторами. В Соединенных Штатах Америки примерами таких компаний служат Johnson & Johnson (предметы личной гигиены и здорового образа жизни) и ЗМ (высокотехнологичные товары как для промышленного, так и для потребительского рынков). Citibank — крупнейшее в Соединенных Штатах Америки и мире негосударственное финансовое учреждение, созданное более чем сотню лет назад, остается серьезным новатором во многих областях банковской и финансовой сфер. Немецкая компания Hoechst, которая занимается производством химической продукции свыше 125 лет, успешно создает и по сей день новые рынки в фармацевтической промышленности.

Во-вторых, неверно полагать, будто величина компании будет серьезной помехой предпринимательству и новаторству. В ходе дискуссий о предпринимательстве часто звучат нарекания по поводу «бюрократизма» и «консерватизма» крупных организаций. Конечно, и то, и другое имеет место. Оба эти качества мешают не только предпринимательству и новаторству, но и эффективности организации в целом. Но, тем не менее, факты однозначно свидетельствуют о том, что среди частных и государственных организаций именно небольшие компании меньше всего склонны к инновациям. И, наоборот, среди предприимчивых довольно часто встречаются крупные компании. Приведенный выше перечень компаний-новаторов можно легко расширить, если вспомнить не только Америку и Германию, но и другие страны мира, а список новаторских государственных учреждений тоже включает довольно много крупных предприятий»[2].

Следом за крупными организациями инновационный флаг несут средние и мелкие организации. Именно организации, будучи сами по своей природе, инновационными, то есть «новыми» формами (формами другой системы ценностей) организации социума, стали инструментами внедрения инноваций, которые по своей сути антитрадиционны и искусственны. Современный классик менеджмента П. Друкер отождествляет инновации, прежде всего, с предпринимательством: «Говоря о сущности предпринимательства и новаторства, многие допускают одну и ту же ошибку, приписывая им естественный, творческий и спонтанный характер… Но предпринимательство не является, по своей внутренней сущности, ни „естественным“, ни „творческим“ процессом. Предпринимательство — это просто работа… Предпринимательские фирмы относятся к предпринимательству как к обязанности. Они ориентированы на предпринимательство, … они работают над ним, … они его применяют»[3].

Итак, инновации это искусственный рутинный процесс внедрения чужеродной системы ценностей в различные сферы общественной жизни.

 Друкер Питер Ф. Энциклопедия менеджмента Пер. с англ. — М.: Вильямс, 2004. — 432 с.

 Там же.

 Там же.

Глава 1. Генеалогия инноваций

1.1. От поиска истины к коммерциализации знаний

Значение инновационной и научно-технологической деятельности в современных обществах стало небывалым в истории, что связано с характером господствующей техногенной цивилизации и глобализацией мира. В глобальных борьбе за рынки ресурсов и сбыта акцент переместился с идеологии, определяющей источник экономического развития как борьбу пролетариата с капитализмом, на новую парадигму экономического развития, предложенную в начале XX века Й. Шумпетером, в основе которой лежат инновации[1].

Можно сказать, что пролетариат, на которого была сделана ставка в деле уничтожения своей же (для пролетариата) национальной аристократии, которая является носителем родовых ценностей, то есть наиболее просвещенной силой, способной противостоять уничтожению традиций и ценностей своего народа (основы его существования), выполнил свою миссию. На опустевшее место родного кормчего сразу же выстроилась очередь лжеучителей, лжепророков, лжелидеров и лжеаристократов, короче, элита, которая внедряет пролетариату инновационные ценности, ведущие к обогащению элиты и закабалению пролетариата, который в силу своих качеств не способен противостоять своему закабалению, поскольку не способен понять суть происходящих процессов. Так как основная цель «новых» ценностей — материальное богатство, то и ключевой сферой, куда стекаются все виды инноваций является экономика, другими словами, культурные, духовные, технологические, продуктовые, социальные, образовательные и т. п. инновации, это лишь различные виды экономических инноваций, призванных принести доход, например, правовые инновации в сфере налогообложения — выдумать новый налог. А поскольку в основе построенного общества homo sapiens, то есть разум, то и ведущий инноватор — это ученый, заменивший Бога для современного человека. Итак, инновации, «рождающиеся» в голове ученого (неважно в какой сфере научных знаний), инициируются стремлением обогатиться, потому перетекают в экономику, то есть в сферу хозяйственной деятельности. Другими словами, знания становятся источником обогащения.

Когда знания стали объектом коммерциализации, наука отвернулась от истины и приобрела «прикладной» характер, что со временем привело к научно-технической революции середины XX века, которая превратила науку в непосредственную производительную силу и привела к трансформации социальной сферы. Однако, вернемся к предпосылкам появления инновационного мышления в науке.

Вплоть до XX века ученые и философы и Востока и Запада никогда не обращались к практике. Аристотель утверждал, что у женщин зубов меньше, чем у мужчин, и хотя был дважды женат, ему не пришла в голову мысль проверить это утверждение[2].

Буддисты не занимались изучением природы, полагая, что она неустойчива, непостоянна и, по существу, иллюзорна. Ислам добился больших успехов в алгебре, геометрии, оптике и философии, но ученые-мусульмане не касались физики движения, причинно-следственных связей и так далее. С самого возникновения конфуцианство было противником развития естественнонаучных и прикладных знаний. Сюнь-цзы, представлявший «критическое» течение внутри конфуцианства, отказывался размышлять о природе и объявлял напрасной тратой времени наблюдение над движением тела в пространстве, заявляя, что «ремесленник и без знаний мастерство знает». Сократ считал натурфилософию делом ненужным и безбожным. «О законах природы никогда не говорилось столько, сколько в нынешнее время, и никогда люди не чувствовали себя рабами этих законов так, как в нынешнее время. Никогда прежде не проповедовалось почитание законов природы столь широко, как в нынешнее время. Но почему никто не берется проповедовать любовь к законам природы? Потому, что все люди тогда бы чувствовали отвращение к такой природе. А духовные люди знают, что законы природы — лишь слуги вечной любви и что человек выше законов природы»[3].

Отсутствие понимания стремятся компенсировать набором эмпирического материал, при этом естествознание занимается объектами как постоянными (вневременными). Современная наука не занимается реальностью. То, что научные законы описывают реальность, — это иллюзия[4]. И когда противники Галилея указывали ему на реальные факты жизни, противоречащие его теории, он, как и всякий подлинный ученый, отвечал им принципиально и бескомпромиссно: «Если факты не соответствуют моим конструкциям, то тем хуже для фактов».

В традиционном понимании, наука имеет ценность сама по себе. «Наука не имеет практической ценности; и уж во всяком случае, другой она быть не может. И наука эта очень важна, — да только если нет людей, которые думают, что ее идеализации можно применять на практике. А вот когда появляются такие наивные и легковерные люди, которые хотят применять научные знания и законы в реальной практике, то от этого начинается масса бед и несчастий»[5]. «Уважаемые товарищи; запомните, что наука делает только то, что она может делать, а не то, что нужно делать. Если вы этого не запомните, то уходите из психологии, не занимайте место» (Б. М. Теплов).

«Наука существует для науки, так же как искусство для искусства, и не занимается ни самооправданием, ни доказательством нелепостей»[6]. Что же касается современной парадигмы прикладного назначения науки, то ее родоначальником можно считать Огюста Конта, предложившего позитивистскую концепцию. Созданный Контом, Миллем и Спенсером, позитивизм за почти 200 лет своего существования определенным образом эволюционизировал, но в главных вопросах — в решении основного философско­го вопроса, в понимании задач науки, в отношении к социально-полити­ческим проблемам — сохранилась полная преемственность. «Вся история позитивизма после Конта, Милля и Спенсера свиде­тельствует лишь о видоизменении терминологии и аргументации в уче­ниях позитивистов и полном сохранении исходных принципов, враждебных подлинной науке»[7].

Позитивизм, как философское направление, возник для решения определенной политической задачи и с момента рождения является глубоко враждебным науке. «Общим для всех позитивистов является отрицание возможности познания сущности вещей, абсолютный релятивизм, пропаганда субъектив­но-идеалистических взглядов»[8]. Исходные гносеологические принципы позитивистов — стремление ограничиться лишь регистрацией явлений, не вникая в суть последних, — прямо противоречат принципам науки.

Плутах в «Жизни Марцелла» сообщает, что знаменитые современники Платона Евдокс и Архит прибегали к физическим аргументам при «доказательстве» математических результатов. Платон с негодованием отвергал такого рода доказательства как подрывающие самые основы геометрии, ибо вместо чистого рассуждения они апеллируют к фактам чувственного опыта. «Я могу только констатировать…, что не из опыта человек узнает различие между кажущимся и действительным»[9].

Итак, поскольку истина недос