Оглавление

Овальный дворец возвышался над грязным городом — Росэром. На фоне убогих невысоких домишек он казался единственной яркой и величественной постройкой. Даже природа не могла затмить ее красоты. Ни распустившиеся гортензии, ни рябины с рдеющими плодами, ни кусты калины — ничего.

Белые полукруглые стены дворца ослепляли, витражные окна пестрели, передавая историю отважных великанов, идущих в поход. Башни сверкали золотом, вокруг них кружили стаи птиц. Широкие лестницы змеились сквозь цветущие сады с каменными статуями и беседками.

Итте было тогда шесть. Миловидная девочка с длинными каштановыми волосами, точеным носиком и глазками цвета янтаря, сидела на стульчике напротив зеркала, поджав колени к груди. Хмурая нянька ненавидела ее лохмы и манеры.

— Опусти ноги! — рявкнула уродливая женщина с торчащим вперед подбородком. Она вычесывала Итте волосы с такой силой, что бедняжке хотелось плакать. Нет, нельзя этого допустить, иначе нянька накричит на нее и даже ударит. Итта зажмурилась, напрягая все свое тело, и терпела.

После чудовищной экзекуции Итта спустилась в столовую и позавтракала с себе подобными. Их называли куполодержателями, чудодеями, купольниками, иногда уродами или злыми духами. Чудодеи возводили купол, который мог защитить от быстрых стрел, острых мечей или топоров, да и от колдовства, если угодно. Король по всей стране искал таких людей, чтобы усовершенствовать их дар, однако едва ли это возможно. Ничего впечатляющего в нем не было, всего лишь купол.

Покончив с трапезой, Итта выскользнула из-за стола под горячий спор Витольда с каким-то дядькой. Витольд самый старший из купольников, ему около сорока или вроде того. Придя в общую залу Итта стала греться у очага. Осень в этом году холодная, обычно октябрь и ноябрь выдавались теплыми.

Возле окна стояла родственница короля и ее сын. Итта нахмурилась. Мать мальчишки слюнявила край салфетки и оттирала с его щек шоколад. Наверное, она любит его, раз следит за тем, чтобы он был чистым… А ей приходится удалять следы лакомств манжетами. Они и сейчас грязные, на них пятна. Хоть бы нянька не заметила. Итта спрятала руки за спину и продолжила подглядывать.

Мать мальчика запричитала, будто утка. Кря-кря, кря-кря. Итта улыбнулась. Аристократка говорила с сыном строго, но все же с нотками нежности. «А у моей мамы такой же голос?» — подумала Итта и пожала плечами, будто это не она спросила себя об этом, а кто-то другой. Она не помнила голоса мамы, потому что давно с ней не встречалась.

Мальчик внезапно заплакал. Итта удивилась этому. Он покраснел, стал оправдываться, а потом и вовсе перешел на крик. Мать села на колени перед ним, крепко прижала его к себе и утешила. Итте стало завидно.

Ее никто не утешал. Или редко. Ее слезы не вызывали столько волнений, скорее Итту называли капризной. Чего это она ревет и доставляет хлопоты? Ей не положено. А этому мальчику можно. Зависть сменила обида и Итта понурилась. Неужели мама ее больше никогда не успокоит? Она так и не приехала к ней.

По щечкам девочки потекли горячие струйки. Ну вот опять ее будут ругать, если увидят, но она не смогла остановиться хныкать. Ей так хотелось ощутить то же, что и этот мальчик. Чтобы мама приголубила ее, когда ей страшно, ведь в комнате часто какие-то уродливые тени. Или, когда ей очень-очень грустно, как сейчас, но Итта не могла рассчитывать ни на чью поддержку, только на себя. За что ей, такой маленькой, это одиночество? Почему мама отдала ее каким-то людям? Почему так и не навестила? Зачем Итта здесь? А надолго ли?

— Итта, лягушонок, вот ты где, — вошел в общую залу Витольд, поприветствовал женщину, обнимающую сына, и подошел к девочке. — Чего стоишь? Идем во двор.

— Не хочу! — закричала Итта, надеясь, что Витольд усмирит ее лаской.

— А тут наших желаний не спрашивают, — тихо проворчал он, чтоб женщина не услышала. — Выпорют, ежели не пойдешь. А ну иди.

— Нет!

Итта побежала вон из гостиной, вон из дворца. Витольд понесся за ней, но девочка была прыткой и ловкой. Как быстро она огибала башни, просачивалась сквозь толпу, по извилистым улочкам города, смердящим мочой и дохлыми крысами. Ей хотелось удрать. Навсегда оставить Овальный дворец, забыть его и вернуться к маме. А если она ее ищет? А если не знает, где она?

Привратник попытался задержать девочку, когда она приблизилась к городским воротам, но не смог поймать, она юркнула через арку. Перед ней простирался луг, на котором росли полынь и золотарник. Она бежала по нему пока не споткнулась. В слезах она упала и свернулась в калачик, растрепанные волосы закрывали лицо. Нянька точно ее вытянет плеткой.

Витольд, задыхаясь, подбежал к девочке и сел рядом. Отдышавшись, он поднял ее и прижал к груди, хотя она поначалу сопротивлялась.

— Тише, тише, зверек, — добродушно промолвил он. — Ну, что тебя так расстроило?

— Я к маме хочу, — взвыла Итта и обняла за шею Витольда. Только он иногда проявлял к ней сердечность, остальным и дела не было.

— Понимаю. Никак сейчас к маме, никак. Заниматься нам надо, лягушонок. Вот будешь занята все дни и время быстро пролетит. Не заметишь, как и мать уже целовать тебя будет. — Витольд, вероятно, представив эту картину, даже улыбнулся.

— Почему ко всем ребенкам приезжают мамы, а ко мне нет? — Итта задрала голову. На ее черных закрученных на концах ресничках висели капли. — Я ей не нужна?

— Нужна — а как же. — Витольд продрал горло, подбирая слова. — Просто она… Ну, Иттушка, она же любит тебя, вот и отдала на попечение королю. Тут ты накормлена, в тепле и уюте, ученой будешь.

— Мне тут плохо.

— Да всем нам тут не сказка, — согласился Витольд, окинув взором крепостные стены. — Но куда деваться-то? Послушай, зверек, нам возвращаться надо, а то кинутся нас искать и не найдут. Такую взбучку устроят.

Витольд помог Итте встать на ноги и сам поднялся, отряхнул свои колени.

— Витольд, мама не приедет? — спросила Итта.

— Я думаю, нет. Но не потому, что она тебя не любит, а потому, что возможности у нее нету. Она ждет тебя дома.

— А может мы ей письмо напишем?

— Не умеет она читать. Ничего, еще чуть-чуть и ты возвратишься домой и задашь мамке все вопросы. — Витольд за руку повел Итту обратно во дворец. — Знаешь, Иттушка, что? В жизни будет еще много боли и от нее можно защититься, ты просто держи воображаемый куполок, и никто не сможет тебя обидеть.

Закусив губу, Итта решила, что так и поступит. Ее куполок не пропустит сквозь себя ничего, даже любовь. Это ведь от любви к маме ей так плохо.

Глава 1. Алистер

Жан Мидрен вошел в кабинет Алистера Саржа и встал в середине, опираясь на трость. Старик Жан занимал должность грандмастера, главнокомандующего Орденом Каракалов и войском Варлонии, самой большой страны в мире.

Алистер поприветствовал его и в мыслях удивился, как этому живому мертвецу все еще удается передвигаться и как его тонкая кожа в серых пятнах не лопнула. Он предложил Мидрену сесть, так как боялся, что тот рухнет, но старик отказался.

— Сантин Мидрен, как вы себя чувствуете? — поинтересовался Алистер. К мужчинам в Варлонии обращались сантин, а к женщинам — сантена. — Сегодня дует ветер, говорят от этого ноют суставы.

Мидрен продемонстрировал военную выправку и сжал в руке платок.

— Вы же не за этим меня позвали. Говорите в чем дело, — проворчал Мидрен.

Алистер медленно пошел вдоль полок, заставленных книгами и статуэтками. Он всегда привозит новенькие безделушки из путешествий и украшает кабинет.

— Меня беспокоит Шанганда, — признался он.

Это государство расположено на востоке от Варлонии, за Рапсовым проливом. Их называли шанги, чтобы сократить, а иногда рыжие твари. Отношения с ними всегда были напряженными из-за политических взглядов, земельных споров, религии.

— Эти дикари? Чем же? — скорчился Мидрен.

— Прошлый визит к ним подтолкнул меня на некоторые раздумья. — Алистер остановился. — Шангандская знать предубеждена против Варлонии. Их смутила наша прошлогодняя ценовая политика на древесину и зерно…

— Зачем вы меня позвали? — прервал Мидрен.

— А вы полагаете это не касается грандмастера?

— Я военный человек, — напомнил Мидрен. — Рост рыночных цен интересует меня в меньшей степени.

Алистер приблизился к старику, от него воняло мочой и… смертью. Если у нее есть запах, то Жан Мидрен носил его на себе.

— Саргон… — начал объяснять Алистер, но остановил себя, подозревая, что Мидрен мог позабыть о значении этого слова из-за возраста. Следовало тактично ему напомнить, решил он. — Если вы не знакомы с шангандской культурой, то саргон означает король. — Он, не вынося больше вони старика, подошел к своему столу. — Саргон недвусмысленно намекнул нам. Якобы он «сыт по горло нашим пренебрежением». Признаться, я могу его понять, ведь все двадцать пять лет, что Иритаро управляет Варлонией, он не стремится укрепить с ними отношения. Наоборот, он всячески показывает шангам как они ничтожны и как он равнодушен к их трудностям. Иногда мне даже кажется, будто он намеренно их сердит.

Мидрен закашлялся в платок. Отняв руку от губ, он сощурился: красные капли пестрели на белой ткани. Сжав в кулаке следы болезни, Мидрен опустил его, надеясь, что Алистер не заметил этого.

— Вам нездоровится, сантин Мидрен? — с холодной любезностью осведомился Алистер. Он все видел, однако не дал об этом знать.

— Я чувствую себя превосходно, — процедил старик. — Продолжайте.

— Я думаю, саргон Айрым в ближайшее время нападет на Варлонию. Уверяю вас!

— Какое заблуждение, — ухмыльнулся Мидрен. — Варлония не вела войн многие годы. После Корентинской битвы все боятся нашего могущества.

— Тем не менее, сантин Мидрен, хочется чувствовать уверенность, что войска готовы, чтобы дать отпор в случае нападения.

Мидрен надулся и сдавил рукоять трости с такой силой, что кривые пальцы побелели.

— Варлонское войско в превосходной форме, — проговорил он. — И мне весьма неприятны ваши намеки и вопросы на сей счет, сантин Сарж. Говорите прямо.

— Я и говорю прямо.

— Если вы и правы, в чем я сомневаюсь, дикарям придется подбираться к нам через Рапсовый пролив, на кораблях, а я не состою в Ордене Нарвалов и не располагаю властью над варлонским флотом. Обратитесь за этим к адмиралу Херву.

— Нет необходимости. — Алистер бросил небрежный жест. — Он уже сказал, что варлонские корабли — гнилушки, которые при дуновении ветра превратятся в труху.

— Обсудите свои домыслы с королем.

— Я обсудил, но он, как и вы, прикрывается десятками лет без битв. Это не сдержит Айрыма, поскольку люди в его стране умирают от голода. Меня, конечно, не волнуют их беды, только процветание Варлонии, однако повышение цен разозлило их. Я надеялся вы станете моим союзником и вместе мы убедим государя подготовиться к нападению шангов.

Мидрен хохотнул, хотя смешок его походил скорее на последние возгласы мертвого.

— Думали, я скажу ему, что шанги опасны? Ни за что! Вздор. Это зверье не способно опознать в зеркале собственного отражения, что уж говорить о военном ремесле. — Мидрен покраснел. — Даже если они посмеют проявить дерзость и сойти на нашу священную землю великанов, риттеры — великие войны Ордена Каракалов, встретят их острием мечей. Вы только подумайте, что могут сделать… — Старик закашлялся, прижав платок ко рту. Быстро стерев следы приближающейся смерти, он спрятал кулак за спиной: — Что они могут нам сделать? Они не знают отличия шеренги от флангов, они не дисциплинированы и глупы. Если у вас все, то я пойду.

— Стойте! — воскликнул Алистер, сделав два шага навстречу старику. — Послушайте, вы не были в Шанганде и не разговаривали с саргоном. Мои опасения — не домыслы.

— Домыслы, домыслы. Поймите, согласно пакту Бодо Пуссена, любая атака будет осуждаться международным обществом. Что на это скажут Каррптария, Цантина, Оливара? Они наши союзники и выдвинут по нашему требованию экономические меры. Войны не будет. Шангам она не выгодна. — Мидрен медленно двинулся к двери.

— Ваши риттеры, гордые и верные вам орденоносцы, были со мной на приеме у саргона. Поговорите с ними, если не верите мне, — в пылу возбуждения вымолвил Алистер.

— Войны не будет! — повторил Мидрен и снова закашлялся. Скрывать от Алистера болезнь он уже не мог, поэтому поспешно вышел из кабинета.

***

Тайное Общество «Шепчущие Астры» собиралось раз в две недели в старом особняке Манасия Монфора. Когда-то и он состоял в этом Обществе. После смерти он завещал дом Алистеру. Особняк размещался в тиши и уединении, сразу за опушкой леса. Но с востока часто ревело море, оно сердилось и свирепо наступало на прибрежные валуны и деревья. Весьма удачное расположение позволяло держаться в тени. После захода солнца одиннадцать человек в темно-синих плащах с изображением на спине золотой астры, устроились в просторной зале в подвале. Они сидели в кругу на креслах из черного дерева, не снимая капюшонов.

Алистер, по традиции, встал и, раскинув руки в стороны, произнес на древневарлонском:

— Asteru eme sannet. Asteru massem lavery[1].

Он обличил свое лицо. Остальные участники последовали его примеру и хором сказали на том же древневарлонсом:

— Orelis ede finess[2]!

Алистер сел, оглядывая участников. Среди них был один из командиров Ордена Каракалов — Варион Кавирадо, уважаемые и богатые главы древних семей: Марк Мерьель, Кам Могир, Рул Блез, Хамон Сорель, Гастон Лимож, Фабьен Одюссон, Лазар Лауссель, Ален Дювье, второй советник короля — Робер Брис, однако отсутствовал Леопольд Джосс, чудодей.

— Я пытаюсь, как и вы, сохранить стабильность в стране. Задача нашего Общества не впускать перемены, вредящие Варлонии и ее устоям. Важнее сохранить порядок.

— Важнее порядок, — повторили хором остальные.

— Сегодня я пытался вразумить грандмастера Мидрена и просил его о помощи. Я хотел донести ему, что шанги опасные и они готовят нападение на нашу страну. Но грандмастер отверг мои слова и высмеял их.

— Я говорил, что сантин Мидрен упрям, — с некоторой грустью в голосе сказал Варион.

— Ему, как и многим, все равно, что произойдет с Варлонией, — заговорил Мерьель, молодой риттер. — Он стар и уязвим.

— Да, но передо мной пытался держаться камнем, — вставил Алистер с усмешкой.

— Как и перед нами.

— Если бы на его месте был кто-то другой.

— Кто?

— Кто-нибудь из нас, — с улыбкой сказал Варион. — Было бы проще исполнять предназначение «Шепчущих Астр».

Алистер закинул ногу на ногу и задумчиво опустил глаза. И впрямь, будь грандмастером Варион или Марк, многое бы пошло на лад. Их Тайное Общество не только политическое, но и мистическое, ведь они поклоняются Звездам — небесным астрам. Это не просто цветок и какие-то точки в небе, а духи — могущественные и древние. Если обладать секретными знаниями, теми, что известны только Обществу, то можно просить их о помощи. Узнай об этом варлонские клирики — их, еретиков, настигнет кара.

— Зря вы так задумались об этом, Сарж, — заговорил сантин Могир. Его морщинистое лицо было гладко выбрито, седые брови аккуратно пострижены. — Ни Кавирадо, ни Мерьелю не стать грандмастером.

— Любопытно. — Мерьель с вызовом посмотрел на Могира, а Кавирадо смиренно кивнул, соглашаясь со стариком. — Почему же?

— Кавирадо не слишком амбициозен, а ты, Марк, далек от умения командовать войсками.

— Какая чушь!

— Обижайся, если хочешь. Никто из нас не годится на роль грандмастера. Нам и не нужен грандмастер здесь. Мы столько лет справлялись своими силами…

— Потому что не было войн, — перебил его Мерьель.

— Не только поэтому, — возразил Могир. — Мидрен вредный и упертый, с ним и раньше было тяжело.

— Пока шанги не напали, мы должны подготовиться к защите нашей страны, — промолвил Алистер.

— Тогда давайте убьем Мидрена, раз он нам так мешает? — предложил Мерьель.

— Разумеется, давайте опустимся до самых низов, — с упреком сказал Могир. — Важно помнить, что мы не всевластны. У Звезд свои планы, — он указал пальцем вверх.

— Мидрену и так недолго осталось, — заговорил Алистер. — Я видел кровь на его платке, и он старался ее скрыть от меня.

Всех так потрясли новости Алистера, что они зашептались. Смерть Мидрена не могла не радовать.

— Допустим он умрет, но с чего вы взяли, что на место Мидрена встанет более сговорчивый человек? — пробурчал Могир.

— Любой человек, если он не Мидрен, будет куда приятнее. Скорее всего его место займет маршал Ренард. Он идиот. Если даже мы не сможем его склонить к нужному нам решению, его удастся обмануть, — сказал Мерьель.

Участники закивали. Робер Брис взял слово:

— Нам нужно больше союзников, вот что я думаю. У нас есть один чудодей, хоть он и не присутствует сегодня, но этого мало. Согласитесь, Леопольд не обладает обаянием.

— Согласен, — посмеялся Мерьель.

— Вы хотите, чтобы нас было больше? Насколько? — сморщился Варион.

— Не на много, — вымолвил Брис. — Всего один человек. Женщина.

— Женщина? — с отвращением переспросил Могир.

Участники затрещали в полный голос, будто сороки. К подлокотнику каждого кресла был прицеплен на цепочку символ Общества — оловянная астра. Она использовалась во время голосований, но иногда Алистер применял ее иначе — стучал по железной ножке своего сидения. Так он и поступил сейчас, только тогда мужчины утихли.

— Спасибо, сантин Сарж, — продолжил Брис. — Признайте, что нам не хватает женской харизмы. Нам нужна та, кто сможет вскружить нашим врагам головы, та, кто умна и сильна. Мы не убиваем, но используем хитрость.

— И на кого вы намекаете? — поинтересовался Могир.

— На Идубергу Вардек. Еще одна чудодейка нам будет кстати.

Все мужчины переглянулись друг с другом в тишине, они сомневались, что она согласилась бы ответить на их предложение. Но Брис был прав, женщины в обществе им не хватало.

— Эта распутница и грубиянка будет находиться рядом с нами? — выпучился Блез. — Вы в своем уме, сантин Брис?

— Полностью, — спокойно ответил тот.

— В ней порченная кровь, она ведь плод нищенки, — с пренебрежением сказал Могир.

— Только не вздумайте так высказываться о ней при Леопольде, сантин Могир и сантин Блез. Вардек нам нужна, — твердо произнес Брис. — И мы вышлем ей приглашение.

— Она ведьма! Я тоже против ее участия, — вскричал сантин Лауссель. Обычно во время собраний он держится мирно и мало говорит, но идея Бриса его рассердило, как и многих других.

— Она чудодейка, как и Леопольд, но никто, кажется, не был против его кандидатуры, — напомнил Алистер.

— Как вы поняли, что она ведьма? — спросил Брис Лаусселя с нотой насмешки.

— У нее такая… такая вызывающая внешность. Чтобы околдовывать мужчин, я полагаю! Я говорю не о красоте, она в ней отсутствует. Там что-то другое, уверен, даже некоторые из присутствующих подверглись ее колдовству. Она покровительствует содомии!

Ответа на слова Лазара Лаусселя не требовалось, но Лимож, Блез и Могир закивали.

— Что ж, к счастью, мы цивилизованно разрешаем споры, — произнес Алистер. — Кто «за», чтобы Идуберга Вардек стала одной из нас — поднимите свои астры.

Подняли свои астры только Мерьель, Дювье, Брис и Алистер, остальные были против.

— Женщине не место в нашем кругу, — заключил Могир.

Алистер разочаровался в участниках. И все же, в его душу закралось сомнение в решении мужчин. Приблизить к себе Идубергу Вардек необходимо, но как это сделать? Недоверчивая молодая женщина вряд ли воспылает к нему дружеской симпатией, а Леопольд Джосс не одобрит ее пребывание в Шепчущих Астрах.

 Звезды говорят истину. Звезды ведут к равновесию (с др. варл.)

 Величие и слава! (с др. варл.)

Глава 2. Идуберга

В комнате было темно. Итта встала с кровати и оделась. Какая же тихая ночь в Люфите. В куче подушек, завернутый в одеяло, спал сероглазый мужчина. Итта забыла как его зовут. Она предпочитала не запоминать имена. А зачем? Ведь больше они не встретятся. Однако в сердце защемило от того, что она не знала другого тепла и нежности как на одну ночь. Такого ли она для себя хотела?

Итта подошла к спящему и села рядом. В полумраке пыталась разглядеть его лицо. Что это был за человек? Что за горести на его душе? Что он ел на завтрак? Что любил? А что ненавидел? Так страшно кого-то узнавать, впускать помаленьку в свою жизнь, привыкать, а потом терять. Всегда приходится терять.

Он проснулся и вздрогнул, увидев перед собой темную фигуру. Потер глаза и сел.

— Ты уходишь? — спросил он.

— Ухожу, — кивнула она.

Он взял ее руку и приложил к губам, горячим и влажным. Такие приятные, что ей захотелось остаться, но она побоялась.

— Почему? — Он крепко сжимал ее пальчики, ускользающие по его ладони.

— Не надо. — Итта встала.

— Ну подожди. Скажи хоть, как тебя зовут?

Прошлым вечером Итта ему так и не призналась, называла глупые клички риттеров, которые когда-то слышала: Серьезный Шут, Кривой Меч, Заячий Хвост, Вонючка. Они повеселили сероглазого мужчину, но сейчас ему было не до смеха.

— Останься, — бросил он ей в спину.

Итта остановилась у двери и обернулась.

— Не могу, — ответила она и вышла.

Дорога до дома ее подруги — Аньес Парли, была недолгой, всего пара улиц вниз. Она со своим мужем, Эдуаром, приезжала отдохнуть в Люфит каждый год. В этом месяце они купили здесь жилье, Аньес не переносила оставаться в постоялых домах. Итта попрощалась с ними еще вечера, поскольку они уехали чуть раньше. Жили они в Любере.

Перед своим отъездом Итта посетила бедную часовню Космидора, Бога цикличности и энергии, которая наполняет весь мир жизнью. Обычно она разговаривала с Ним и молилась дома, но сегодня ее переполняли чувства. Говорить она могла только с Космидором. Он единственный, кто знал ее секреты, мечты и печали.

Часовня Итте понравилась, потому что не вызывала в ней возмущений. Здесь не было золота, драгоценных камней, надменных служителей Дома Космидора. Миряне разговаривали с Ним в деревянной кабине. Она была тесной, на стене висел символ Космидора — шесть плоских колец одного размера. Каждое символизировало один из Циклов: Жизнь, Благоденствие, Страдание, Любовь, Благословение, Смерть. Они часто сменяют друг друга. Уже много лет Итта считала, что находится в Цикле Страдания и все никак не может покинуть его. Она стояла в кабине, хотя можно было присесть на маленький табурет.

— Я снова не смогла остаться. Чего проще, да? Ложись и спи до утра, — шептала Итта. — Внутри меня будто дыра. Она гниет годами и воняет. Порой я чувствую этот запах и не верю, что он исходит от меня. Ведь я сама хочу от него избавиться, а все никак не получается. Сама себе враг. Вот дура. Мне же хочется любить, как и всякому человеку. А точно хочется? — спросила она сама себя и ненадолго задумалась. — Да, но это так страшно. Как другим удается? — У Итты задрожали колени. — Знаешь, чего я боюсь? Что надо мной посмеются, мол, идиотка эта Вардек, боится близости. Так глупо, но я не верю, что меня могут любить. Так, чтобы по-настоящему, страстно, стихийно.

Итта коснулась пальцами колец и сказала:

— Награди меня мужеством, Космидор, позволь хотя бы просто кому-то поверить.

***

Кавалькада из семи всадников следовала по Лотерианскому тракту, который вел из Люфита через Макэр, Монси, Бланш и мелкие деревни к столице — Лизгандре. Шанги напали на Варлонию и за несколько дней уничтожили многие поселения.

В воздухе курился дым, не давая пробиться лучам солнца. Земля, доски и камень были черными и заваливали большую часть территории. Никого из живых, зато мертвые через каждые три метра висели на жердях в изящных позах, без кожи или с пустыми глазницами.

Пепел покрывал погибший скот, только очертания их тел Итта смогла распознать. Колесо повозки тлело в куче прогоревших бочек. Почва все еще теплая от пожаров и влажная от горячей крови после сражения. Варлонское знамя — серебристый змееяд, поглощающий добычу на пурпурном поле, — дырявое свисало с закопченного флагштока.

Итта озиралась по сторонам, сжимая поводья крепче от ужаса. Она, как и многие, не верила в войну. Встретившийся пару километров назад вольный риттер поделился новостями и рассказал, что шанги уже заняли город севернее от Люфита — Ревкат, пристань его облепили сотни кораблей. Флот адмирала Херва не остановил врагов, поскольку финансовые средства государь не выделял на его поддержание десятки лет. Королевская самонадеянность стоила жизни морским риттерам и варлонцам.

— Ну и ну, — произнес Витольд Адо сквозь густую поросль своей бороды. Он сидел на гнедом коне чуть развалившись. Ремень на его поясе едва ли удерживал трясущееся брюхо. — А я говорил государю, что война будет, а он все носом воротил. Ну вот и доворотил.

— Тихо ты, — буркнул Леопольд Джосс, высокий и жилистый мужчина с угрюмым лицом. Даже когда он улыбался — выглядел жестким. — Риттеры могут и донести, — он подбородком указал на четырех всадников, шедших впереди в латах из белой стали, с нагрудным знаком Ордена Каракалов и серебристым плащом за спиной. Иногда их называли караками.

— Эти сопляки? — с пренебрежением сказал Витольд. — Да они небось наложили в штаны, увидев последствия сражения, и думают скольких дурех им завалить перед смертью, чтобы там, — он пальцем ткнул в небо, — было что вспомнить.

Итта приложила ладонь к носу, дышать становилось тяжелее, горло раздражилось.

Минуя деревню, а за ней еще несколько, всадники остановились в придорожном трактире при Эсоне. В той местности собралось много риттеров, они разбили лагерь в пригороде и готовились к предстоящей битве. Первый этаж трактира набивали крепкие варлонцы в кольчуге, они пили вино, разговаривали и рыгали. Вот они, богатые и знатные мужчины, орденоносцы, участники Ордена Каракалов. Они составляли чуть ли не большую часть варлонского войска, а остальную — обыкновенные вояки, бедняки или дети ремесленников. Командиров в Ордене было пять, чуть выше них стоял маршал Ренард, а еще выше грандмастер Мидрен.

Итта, Витольд и Лео подошли к единственному подозрительно свободному столу. Блевотина на нем отпугивала постояльцев. Хозяин трактира пообещал все немедленно убрать, а пока тройня стола рядом и ожидала.

— Думаете, Мидрен тоже здесь? — осмотрелся Лео.

— Ну-ну. Не представляю его в лагере. Он ничего не умеет, — ответил Витольд.

— Не пойму, как твоя голова еще не легла на плаху. Язык у тебя, вольный воин, — произнесла Итта.

Она заметила риттера — Люмера Йоргена, белокурого молодого человека, командира кавалерии. Он был высок и крепок, но уперт, как осел. Не первый год он обивал порог дома Итты, прося выйти за него замуж.

Он подошел в тот момент, когда хозяин трактира прибирал стол. Итта встретила Люмера безразлично, слегка кивнув ему в знак приветствия. Он же рассыпался перед ней в любезностях и тянулся к руке, чтобы поцеловать. Итта быстро села за стол и заговорила с хозяином трактира о вине. Люмер, к счастью, не обижался. Он перекинулся несколькими фразами с Леопольдом и Витольдом, те пригласили его присесть с ними, и он с радостью согласился.

— Вы здесь командуете пехотой, сантин Йорген? — спросил Лео.

— Нет, кавалерией. Сейчас мы ждем вестей от лазутчиков, — ответствовал Люмер.

Трактирщик принес кувшин сира и кружки, еду пообещал позже. Витольд разлил всем вина.

— Ну, за победу Варлонии над рыжими гадами, — громко произнес Витольд.

Все выпили и поморщились.

— Кислятина, — плевался Леопольд.

— Мы на севере, чего вы хотели, — улыбнулся Йорген. Он, наверное, знал, что такое вино стоит пить маленькими глоточками.

— Ну и что? Лизгандра тоже на севере, но такого дерьма там не подают.

— Так Мидрен здесь? С вами? — Витольд хлебнул еще напитка.

— Нет, он в Лизгандре, — сказал Йорген.

— Разве грандмастер не должен быть там, где скоро начнется славный бой?

— Ну, важные люди обычно отсиживаются за спинами настоящих героев. — Хамское заявление, хотя и правдивое. — Да и зачем Мидрену быть здесь? Я сам справлюсь. В столице мы все обговорили. — Люмер постучал пальцами по столу. — А откуда вы возвращаетесь?

— Из Люфита. — Леопольд перелил из своей кружки вино Витольду, пить эту мерзость он не мог. — Мы не знали о войне, потому что были в пути и новости еще не успели дойти до нас. Мы встретили риттера одного, он-то и поведал всю правду.

— Представляю, как вы удивились. Шанги сравняли с землей несколько городов и деревень. Понадобится много сил и денег для их восстановления.

— Для кого их восстанавливать? — заговорила Итта. — Кто-то хоть уцелел?

— Немногие, вы правы. А что вы делали в Люфите, сантена Вардек?

— Гостила.

— Вы, как обычно, не многословна.

Итта отпила несколько глотков вина с невозмутимым видом. Ее потрясли результаты жестокости шангов, она безмолвно скорбела по убитым людям, поэтому грубила или закрывалась ото всех тем самым воображаемым куполом, который посоветовал держать ей Витольд еще в детстве.

— Где сейчас шанги? — поинтересовался Леопольд.

Йорген ответил не сразу:

— В окрестностях Дарлуза разбили лагерь.

— Охо-хо, — усмехнулся Витольд. — Браво же они идут на запад. Как все началось?

— Они разгромили флот, высадились в Ревкате, уничтожили город с такой легкостью, что за сутки дошли до Монси, а теперь продвинулись еще дальше. Ими движет ярость и голод. На прибрежных территориях ведь живут потомки шангов, так вот они пошли в бой с ними против варлонцев. Предатели! — Когда-то побережье принадлежало Шанганде, но Варлония ее отвоевала, позволив остаться там жить некоторым шангам. Справедливости ради они стали полноправной частью варлонского общества. — Признаться, орденоносцы не были готовы, потому что никто из нас не верил в войну.

— Ну и напрасно, — серьезно промолвил Витольд.

Йорген улыбнулся и ответил:

— Нет, сантин Адо. У нас был повод думать, что этого не произойдет. Мы победим и накажем врага, согласно военному закону. У нас большая страна и людей, соответственно, много.

— Разве победа достигается количеством? — Итта откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу.

Люмер обратил внимание на ее длинные ноги, ведь Итта имела наглость носить облегающие штаны. Обычно варлонки выбирали платья, даже для путешествий и даже сидя верхом.

— Да, — кивнул Люмер.

— Какая глупость. Варлонцы не готовы к войне и никакое количество это не исправит.

— Идуберга. — Леопольд произнес ее имя спокойно, но строго.

— А чего, я согласен с Иттой, — заступился Витольд.

— Король скоро и вас призовет. Вот и покажете мастерство своим малым кругом.

Итта напряглась, хотя и знала, что так будет. Леопольд, Витольд, она, Оридион Евиллан, Северина Коссет и Алар Тьери были купольниками. Узнали о чудодеях случайно. Покойный отец короля, Риджион, будучи совсем безрассудным молодым человеком, часто собирал экспедиции. Он отправлялся в глубины неизведанных и диких варлонских лесов, долин, чащоб, пещер, заброшенных замков.

Говорят, до появления Варлонии, на этих самых землях жили племена настоящих великанов — варлов. До сих пор люди находят многочисленные кости громадных размеров, хотя некоторые ученые утверждают, что это всего-навсего циклопы. Ну а типичная варлонская особенность — высокий рост, лишь совпадение.

В одной из своих экспедиций Риджион и его группа наткнулись на пещеру. Пробравшись внутрь, они увидели, что это храм. В нем они отыскали бесценные артефакты. Риджион нашел семиметровые кости, предположительно жрецов храма. Они оберегали религиозное течение Космидора, отстаивая куполом свои земли перед кознями демонов. Лишь избранные энергией Космидора умели создавать купола. И таких людей-великанов водилось множество, пока злые ведьмы, посланные Серым Демоном — царем всего зла земного, не извели их битвами, ядами, оружием, заклинаниями в мировой войне тысячи лет назад.

После этой экспедиции Риджион бросился искать потомков жрецов и нашел троих, а его сын, нынешний король — Иритаро Марселон, еще троих. За верность и службу купольникам давали богатства и земли, уважение и влияние.

Однако клирики к любому колдовству относились с подозрением, осторожностью и не принимали ее в любом проявлении, они отрицали причастность чародейства к Богу и настаивали, что это уловка зла. Магия опасна, она неконтролируема и может поработить человечество. Почти каждое волшебное существо проходит обряд Слияния, чтобы соединиться с Космидором и обещать верность Ему.

— Призовет — пойдем, — ответил Люмеру Витольд и осушил кружку с вином. — На наш дом напали, — продолжил он, — и мы в стороне не останемся.

— Иритаро не подпустит нас к войне, — возразил Леопольд.

— Вы созданы, чтобы защищать корону. — Люмер отпил вина и взглянул на Итту. От его слов ее лицо исказил гнев. Хоть какое-то чувство отразилось на холодном мраморе. — Вам платят за это жалованье. Говорят, весьма щедрое.

— Как и командирам.

Люмер учтиво помалкивал и тянул напиток, затем обратился к Итте:

— Сантена Вардек, можно с вами поговорить наедине?

— Извините, я плохо себя чувствую после дороги, — ответила она.

Люмер Йорген встал и поправил бурый плащ, этот цвет носили только те, кто занимал высшие воинские звания в Ордене Каракалов. Кроме этого, их доспехи тоже выделялись: они были изготовлены из черного металла, с наплечниками в виде оскалившихся каракалов, а массивную кирасу украшали объемные аппликации и шипы. Эта амуниция придавала Люмеру облик живого фортификационного сооружения.

— Прошу вас. На два слова, — настаивал Люмер.

Итта согласилась, чтобы не показаться слишком дерзкой, и вышла на улицу из душного трактира. Но и там толкались риттеры, и обстановка не предполагала уединение. Люмер рассердился и отвел сантену к каштану, который только-только зацветал.

— Я хотел узнать у вас, как вы? — сказал Люмер с мягкостью в голосе.

— Могли бы об этом спросить при всех, — промолвила Итта.

— Вдруг я паду в битве и больше не смогу побыть с вами один на один?

Итта промолчала, ей не были приятны его ухаживания.

— Почему вы всегда так холодны?

— Потому что вы не вызываете трепета в моей душе. Вы ведь это понимаете?

— Понимаю. — Но казалось, что нет. Люмер приблизился к ней и уставился на ее губы, будто намеревался поцеловать. — Вы сводите меня с ума. Итта, я люблю вас.

— Вы меня даже не знаете, сантин Йорген. — Она отшатнулась от Люмера и облокотилась спиной на ствол дерева. — Вы кажетесь мне назойливым. Сколько раз я должна повторить, что не желаю от вас никаких знаков внимания?

Очередной жестокий удар в сердце Люмер воспринял с каменным выражением. Он отвернулся, чтобы она не заметила и грамма его печали, однако она о нем догадывалась.

— Если я умру, вы пожалеете о сказанном? Задумаетесь обо мне хотя бы на миг? — поинтересовался он.

— Я подумаю о вас, как о смелом человеке, — пожала она плечами.

Люмер повернул голову на нее и улыбнулся.

— В этих мыслях не будет ничего романтичного, — добавила Итта. — Прекратите навязываться в мои женихи.

— Не могу. Я знаю, что подхожу вам, а вы подходите мне. Если бы вы согласились ответить взаимностью, вы бы увидели, насколько ошибались.

Итту злил этот пустой разговор, она отстранилась от дерева и сказала:

— Я желаю вам удачи на войне. Прощайте.

Люмер ухватил Итту за руку, но она вырвала ее и последовала в трактир. Насилу пробираясь через выпивших риттеров, она резко остановилась и решила отдохнуть в комнате, которую выделил трактирщик. На втором этаже не было так уж тихо, но, по крайней мере, там не донимал Люмер Йорген.

Пожилая женщина, следовавшая ей на встречу, походила на жительницу востока. У нее были темные глаза, смуглая кожа и черные надушенные волосы. Она в упор пялилась на Итту, а когда оказалась рядом, произнесла:

— Любовь к тебе приведет кружок.

«Ливандайка!» — подумала Итта, остолбенев от сказанного. Ливандай славился пророчицами, но Итта в них не верила. Можно ли знать то, что произойдет наперед, лишь взглянув на человека? Но раз так, что же заставляло ее стоять, будто она находилась под чарами кривой старухи.

Вне своей страны ливандайцев притесняли, им приходилось жить в палатках или на улице, гадать за копейки и просить милостыню. Их чурались и унижали аристократы, призирала голытьба и поэтому никто работы им не давал, а у себя на родине ее тоже не было.

— Эй, бабка, иди куда шла, — раздался голос Лео позади.

Старуха послушалась его совета, но все еще смотрела на Итту.

— Берегись короля! — выкрикнула она напоследок.

Леопольд приобнял за плечи Итту и почувствовал ее дрожь.

— Нам всем стоит его остерегаться, — постарался утешить ее Лео, но голос его звучал, как сталь и на ободрение это не походило. — Она хотела получить монету, вот и наговорила тебе дури.

— Знаю. И я ей не поверила.

И зачем она солгала ему? А себе?

Глава 3. Иритаро

Варлония расположилась на континенте Горновысья, у берегов Юдесского океана и Ядовитого моря. Последнее получило название из-за своего некогда ярко-оранжевого цвета. К нынешнему времени оно выцвело, виною тому черная магия. Случилось это в одном из сражений чаровниц и ведьм на воде, в эпоху Черных заклинательниц. Война длилась десятилетие, тогда в природе многое изменилось. Служанки Серого Демона варили в котлах ядовитые зелья и разливали по земле, оттого в некоторых частях по сей день ничего не растет и многие народы из-за нехватки пищи и изменения климата погибли.

В те времена купцы из разных государств боялись торговать и покидать родные земли, поэтому бросали свое занятие. Экономика страшно страдала. Война отослала богатейшие семьи в бедность, потушила могучие королевские рода, искоренила их самих и королевства, которыми они владели. Ну а теперь, по прошествии стольких тысяч лет, торговля набрала небывалый оборот.

Варлония не отражала в полной мере добытое изобилие, поскольку королевская династия Марселонов весьма расточительна во всех своих проявлениях. Порой доходило до того, что король тратил больше, чем получал, поэтому брал взаймы у банка.

Космидор не оставил без внимания его злобных дел, как ни раз думал сам король, и послал ему суровую кару — старость и болезнь. Иритаро, стоя перед окном, разглядывал в ручное зеркало свое лицо. Рядом с тремя морщинками вокруг бледно-голубых глаз появились еще две, складка на лбу углубилась, однако тон кожи после экспериментальных ювирских сывороток стал здоровым. Иритаро нахмурился. Он не мог поверить, что его молодость ускользнула столь скоро и не оставила от себя ничего, кроме воспоминания.

Отложив зеркало, король залюбовался Лизгандрой, разлегшейся перед проливом. Пейзажи всколыхивали в его памяти радостные мгновения. От песочного берега до Магалайского леса пролегало всего несколько метров. Хвойные деревья, размеченные лишаем, начинали расти на пляже и густо покрывали весь холм, чередуясь с валунами, накрытыми пушистой шубкой мха. Некоторые из деревьев повалил порывистый ветер и их пеньки заросли папоротником.

Иритаро любил этот лес, особенно ему доставляла удовольствие охота. Двухголовых оленей осенью особенно много, а их мясо, если его вымочить в молоке, становится нежнейшим и таит во рту, как льдинка. По ту сторону от леса, на севере, располагались виноградные плантации. Лозу утяжеляли крупные и сочные ягоды, напитанные свежестью горного воздуха и теплом жаркого солнца. Они ютились в окружении старых замков, возведенных сотни лет назад и разрушенных временем. Место, думал Иритаро, спокойное и необыкновенное.

Варлония состояла из семи провинций, но Терриньи, куда входила столица, была самой красивой. Она славилась плодородными почвами, богатым урожаем, живописными холмами, большими ярмарками в конце лета, фестивалями с песнями и шествиями в костюмах из живых цветов.

Жжение между ребрами выжгло воздух из Иритаро. Он задыхался, звук его голоса беззвучно хрипел в пространстве. Спустя мгновение, показавшееся королю веком, он сделал вдох, покраснев, как раскаленная сталь. Отдышавшись, Иритаро выглянул из своей опочивальни и обратился к страже:

— Быстро ко мне лекаря и скарбника. А вы падите вон от моих дверей! Прочь, я говорю!

Король закрыл дверь и расстегнул первые две пуговицы туники. Очередной приступ захватил его, отнимая способность дышать. Иритаро облокотился на стену одной рукой, а другую положил себе на грудь. Его легкие будто наполнялись жидким металлом.

Приступ прошел, и король сел на край кровати, чтобы отдышаться. Пока он дожидался лекаря и скарбника, припадок повторился.

После вежливого стука вошли призванные слуги, они поклонились и поприветствовали государя. Лекарь приступил к осмотру Иритаро. На груди растеклось чернильное пятно, имитирующее крепкие корни растения. Такое пятно может появиться на сердце, на печени, на желудке, на кишках или на легких, как в случае Иритаро. Еще одна издевка Космидора, будто мало ему дряхлой кожи.

— Ну что? — спросил Иритаро.

— Пятно продолжает разрастаться, — сказал лекарь.

— Мне нужно еще лекарство. Что там с казной?

Скарбник напрягся и ответил:

— Ваше величество, в прошедшие полгода вы заказали косметических средств больше, чем поступило денег в казну.

— Это каких еще средств? — задумчиво промолвил Иритаро. — Не помню, чтобы они стоили огромных денег.

— Молодильные сыворотки, которые поставляли из Ведена, показались вам малодейственными, и вы их отменили, приказав найти другие.

— Помню, — задыхаясь сказал Иритаро.

— За пузырек молодильной сыворотки из Берсега вы отдали сто тысяч доро, а привезли вам их четыреста штук. Не забывайте о дорогостоящих кремах от ворожей из Декия, о бале в честь дня Благодарности, нарядах, войне, предстоящем риттерском турнире и охоте с сановниками из Оливары. А еще лекарства от чернильной лихорадки подорожали в том месяце. Казна почти пуста, хотя нам и приходилось за апрель два раза собирать с народа налоги, — сообщил скарбник.

— Почти — это еще не пуста, — проворчал Иритаро. — А что, если я возьму в банке Фебе Делорм кредит?

— Не уверен в успехе этой идеи. Корона итак им много задолжала и просрочила несколько выплат. Вряд ли банкиры пойдут нам на уступки.

— С ними нельзя ссориться. Однако к завтрашнему дню достань мне хотя бы сто тысяч доро.

— Этого не хватит на поддерживающие лекарства, — предупредил лекарь.

Иритаро отвел взгляд и быстро заморгал. Он ощутил плечами и спиной тяжесть своих обязанностей. Престол нуждался в достойном преемнике, но кто был достойнее его самого? Уальту, свою жену, он считал дурой, а дочь — ребенком. Сына король потерял три года назад на охоте, его пьяного на рога насадил дикий бык. Иритаро мог бы отдать власть племяннику, но ненавидел свою сестру, его мать — Кандабию Этторе. Душа Иритаро, если бы и ушла, не упокоилась, зная, что варлонский народ стал бы прославлять род Этторе. Иритаро посчитал себя обязанным выжить и обыграть смерть.

— Пусть герольд озвучит новый эдикт народу о повышении налогов, — произнес Иритаро.

— Ваше величество, налоги уже слишком высокие, — сказал обеспокоенный скарбник. — Поднимется бунт.

— Еще одно слово, собака, и я тебя велю колесовать. И советникам моим ни слова!

— А если они спросят?

— Выдумай! Скажи, что это на войну против шангов или… не знаю… Все должно выглядеть убедительно, как и всегда. Сегодня же поднять налоги!

— Все сделаю. — Скарбник с превеликой радостью выскользнул из опочивальни короля.

Лекарь Фолкет вытащил из своего чемоданчика, обтянутого кожей змеи, стеклянный шприц с толстой медной иглой. Увидев ее, Иритаро зажмурился. Он знал, что сейчас его хватит самая неприятная процедура, какую он когда-либо проходил. Лекарь набрал из пузырька белую густую жидкость, а затем подал Иритаро брусок для прикусывания.

— Подожди-подожди, — слабым голосом остановил лекаря Иритаро. Он дрожал, его знобило. — Расскажи про ведьму, которая в силах вылечить чернильную лихорадку. Я пока соберусь духом.

— Вы ведь ничего не хотели слышать о ней.

— Ежедневная боль сводит меня с ума. Больше не могу…

— На западе живет старая чаровница-лекарша, — начал Фолкет, опустив шприц. — Она умеет врачевать чернильную лихорадку и многие другие болезни. Для каждого у нее своя цена. Те, кто хотел получить исцеление бесплатно — умирали.

— Умирали? Почему это?

— Чаровница слишком сильная. Она одним движением может нагнать порчу или заставить кости стереться в порошок. Если вы заплатите ей необходимую суму, она даст лекарство.

— Да на те деньги, что она требует, можно город отстроить. Сумасшедшая старуха! Зачем ей столько?

— Это не моя воля, не знаю.

— А если это лекарство не поможет с недугом моим?

Иритаро приподнялся и сел, лицо его побагровело, жжение снова заполнило легкие, через уголки рта засочилась черная кровь. Король захлебывался, изрыгая мрачную жидкость на себя и кровать. Он ждал, когда это закончится, ощущая на языке гадкий привкус железа.

— У вас осталось мало времени, очень мало, — предостерег его лекарь.

— Ставь укол, — слабо прошептал Иритаро, вытер рукавом губы и прикусил брусок.

Лекарь нацелился в центр чернильного пятна на груди и медленно ввел иглу до конца. Король сжал челюсть, сминая простынь в кулаках и трясясь от боли.

После этого он отдохнул, привел себя в порядок и отправился на прогулку с женой в сад при дворе, который благоухал сладким ароматом крупных белых роз. Других цветов в южной части сада не росло по строжайшему королевскому указу. Иритаро сам занимался перепланировкой высадки растений.

— Уальта, ты не огорчаешься, что я не зову тебя в свою опочивальню? — спросил Иритаро супругу.

Королева провела рукой по светлым волосам и издала смешок. Она гордая женщина, знала себе цену и не призналась бы, что ее задевала холодность Иритаро. Большие глаза Уальты, цвета глубокой реки, уставились на него с нежностью.

— Нет. Не волнуйся об этом, — сказала она.

— В последнее время я дурно засыпаю. — Король поцеловал Уальту в плечо. Он, когда желал усыпить подозрения жены, вел себя ласково. — Порой меня подташнивает. Мне нужен покой.

— Что ж, я рада тебе угодить, — улыбнулась королева и отвела взгляд в сторону.

Супруги миновали каменную арку с крохотными башенками и очутились на территории центральной части сада. Тут витал дух разносортных цветов, кружил голову, а буйство красочных бутонов безумно радовало.

— Верно, угода мне — твоя работа, — подметил Иритаро. — Лучшее, что может сделать женщина, так это служить своему супругу.

— Твой отец, будь он жив, не оценил бы твои суждения.

— И пусть. Я не во всем с ним согласен. По моему мнению он отводил слишком большую роль женщинам.

— Мы не заслужили внимания?

— Заслужили, моя дорогая, но не стоит ожидать от вас слишком многого. Некоторые сантины разочарованы своими сантенами, потому что видят в них то, чего никогда не было и не будет. Вы слабы и единственное, что вам необходимо — любовь.

Уальта мрачно промолчала, но Иритаро это не остановило, он без стеснения твердил о никчемности женской натуры и ставил ее в сравнение с мужской, подмечая во второй преимущества.

— Но я уважаю женщин, — солгал он. — И поэтому берегу ту их волю, что велел мне сохранить отец. — После паузы он продолжил рассуждать: — Тебе не понять, Уальта, как нелегко оправляться от всяких государственных тревог. На твоих плечах глупые заботы, а на моих — мужские, истинные трудности.

Королева приподняла полы платья, переступая через лужу на тропинке. Иритаро почувствовал, как грудь его словно каменеет. Приступы чернильной лихорадки участились. Этот застиг его врасплох, еще и при супруге, от которой он скрывал свое состояние. Впрочем, не только от нее, от многих.

— Уальта, — король с трудом выдавил из себя непринужденную улыбку, — ступай-ка ты в замок. Я хочу побыть один.

Королева подозрительно уставилась на него, но послушалась. Иритаро развернулся и пошел по тропе в противоположную сторону. По дороге он упал на колени. Глотка наполнилась черной кровью и полилась изо рта и носа. «Порченная кровь» называли ее в обиходе. Дыхание оборвалось, и он ничком упал. На зубах заскрежетала земля.

Припадок отступил. Иритаро перевернулся на спину и увидел склонившегося над ним парня, вероятно садовника.

— Вам нехорошо, государь? — спросил ошарашенный парень.

Иритаро медленно встал и сплюнул землю. Никто не должен знать о его болезни. Никто не должен думать, что он слаб и никчемен. Иритаро схватил за горло садовника, надеясь задушить его и уберечь тайну. Его хватка была крепкой, ибо страх давал силы. Садовник впился когтями в его запястья, глаза наполнились кровью и лицо побагровело. Вскоре тело парня обмякло и Иритаро отпустил его.

Жасминовидная гардения тоже знала секрет. На ее лепестках были брызги черной крови. Иритаро выдрал растение с корнем и откинул в кусты космеи. Тело парня задвинул под лилии, отряхнулся, а когда вернулся к замку, велел страже от мертвого избавиться.

***

Лекарь Фолкет мог в короткий срок доставить лекарство Иритаро, но тот отказался. Зельичницы умели варить магическое средство, в которое следовало всыпать горсть земли конкретного города или деревни, а потом разбить. В воздухе образовывалась дымка, способная телепортировать. Стоили портальные зелья и любые другие услуги зельичниц весьма дорого, потому что найти не скрывающихся от людей чаровниц непросто. Использовались зелья редко, только для больших расстояний, ну или королем для личных целей. Их применение было возможно только в Варлонии, другие земли им неподвластны.

После войны с ведьмами чаровницы боялись людей и винили себя за изменение климата и уничтожение многих существ. Говорят, добрые чаровницы живут за болотами. Пробраться через них невозможно, поскольку даже в зимнюю пору над ними заклятие, которое не дает замерзнуть воде. Однако никто не смел даже пытаться проникнуть к ним, все их боялись, даже Иритаро.

Королевский экипаж находился в пути около трех суток. Фолкет поставил Иритаро еще несколько дней в здравии за которыми последует, в случае неудачи, смерть. Пользоваться порталами с признаками чернильной лихорадки все равно, что вспороть себе брюхо. Никто так и не знал от чего портал во время страшной болезни ускоряет ее процесс и человек чахнет в ту же минуту.

Иритаро прильнул горячим лбом к холодному окошку кареты, сквозь которое бил дневной свет. Иритаро трепала лихорадка, он обнял себя. Лекарь сидел напротив него и наблюдал за больным.

— Ваше величество, почему вам стало угодно ехать со мной? Я мог бы быстрее достать лекарство для вас, — сказал Фолкет.

Иритаро подавился кашлем. Трясущимися руками вытащил из кармана белоснежный платок и приложил его ко рту. Гортанный кашель раздирал, пока король не выплюнул черный сгусток. Глаза короля покраснели и заслезились.

— Я хочу это чувствовать, — ответил Иритаро слабым голосом. — Марселоны знают, что держать голову нужно высоко, даже когда ты падаешь вниз с горы. Смерть думает, что она властна надо мной, но это не так. — Его окровавленные губы растянулись в самодовольной улыбке. — Мне нравится, что я на краю смерти, а больше всего нравится, что скоро я получу лекарство. Когда коварная жрица, Смерть, придет за мной, я дам ей отпор, и она увидит мое величие. Она запомнит короля Иритаро Марселона, как вечно молодого и сильного мужчину, способного победить ее. А коли я, испытав все страдания, смогу победить Смерть, в народе прозовусь Святым. Я прославлюсь, как первый в мире король, победивший Смерть от чернильной лихорадки. А потом я возьмусь за Айрыма. Мои риттеры уничтожат Шанганду, сожгут все города и деревни, убьют всех их женщин и детей.

Фолкет понурился и спросил:

— Когда вы выздоровеете, вы сразу объявите всем о том, что болели?

— Нет. Хочу продумать будущее. Мне могут не поверить, но ты всем докажешь, что я победил хворь. Это восхитит народ.

Спустя несколько часов повечеряло, экипаж остановился в чащобе за Бушарлем. В Аленских лесах жила чаровница, чья сила, по словам Фолкета, не имела границ. Была старуха мудра и умна. А если враг приходил к ее порогу, убивала, не выходя из дома. Язык ее мог произнести сложные, древние заклинания и заставить сердце опасного гостя остановиться. Славилась чаровница своими зельями, магией, лекарствами, талисманами на всем западе. Люди любили ее и никогда не выдавали божевоинам — воителям Дома Космидора, избавляющим варлонскую землю от слуг Серого Демона.

Жилище чаровницы стояло под огромным черным деревом, именуемом Вороньим крылом. Ветви вздымались вверх, напоминая крыло птицы. Листья на нем не росли, поэтому оно казалось мертвым, хотя, говорят, хранило в себе жизнь. Домишко, по сравнению с деревом, казался маленьким. Деревянный, бедный, заросший мхом и поганками, он не располагал доброжелательностью.

Выйдя из кареты вслед за Фолкетом, Иритаро затревожился, дом чаровницы испугал его. В грязном от пыли окне он видел свет и живые пугающие тени, словно внутри обитали демоны. Он чувствовал запах магии.

— Отвратное место, — прошептал Иритаро.

— Не бойтесь ее жилища. Не чаровниц людям стоит опасаться, — произнес Фолкет. — Я пойду первым, а вы ждите здесь.

Иритаро кивнул, а Фолкет пошел к дому. Лекарь робко постучал и дверь, скрипя, открылась. Показалась небольшая щелочка, а за ней никого. Судорожно сглотнув, он приоткрыл дверь шире и заглянул внутрь: на печи сидела горбатая старуха с чернющими глазюками, маленькими, как у паучихи. Стоит ли на нее таращиться? Но любопытство брало верх.

— Мы приехали к вам за помощью, — сказал громко Фолкет. — Может, помните, я вам написал письмо о короле? У него чернильная лихорадка.

Старуха продрала горло и спрыгнула с печи, подобно молодой деве. Ее горб не позволял ей выпрямиться, поэтому она казалась низенькой.

— Зови короля, — зазвучал противный голос старухи.

Иритаро уже шагал к лекарю, тот подбежал к бледному, слабому государю, чтобы помочь. Оба кое-как поднялись по лестнице и вошли внутрь.

— Я тебя не боюсь, — сказала она ему прямо и оскалилась. — Здесь ты не король.

Иритаро не пришлось по душе ее заявление, но он согласился на ее правила ради выживания, ведь она была единственной, кто мог спасти его от гибели. Иритаро решил, что не стоит ей ни в чем перечить, учитывая россказни Фолкета о ее могущественной силе.

— Усаживай его вон туда, — чаровница указала на стул в углу своим длинным гнилым ногтем.

Фолкет усадил зашедшегося кашлем короля.

— Давно это с ним? — спросила старуха.

Иритаро вытер рукавом влажные губы и изучил чаровницу, она стояла напротив него.

— Около месяца, — сам ответил Иритаро.

— Ежели не помогу, недолго тебе жить осталось, — промолвила старуха. — И как угораздило тебя эту дрянь подцепить, а? — Она поставила каменную ступу на щербатый стол.

— Не знаю я. Однажды проснулся и вот тебе точка на груди. Лекарь изучил ее и поставил диагноз — чернильная лихорадка.

Горбатая чаровница схватила с полки пучки трав, горсть пузырьков с разноцветными снадобьями и зажала все это длинными пальцами.

— Как узнали обо мне? — Старуха подошла к ступе и вывалила на стол ингредиенты.

— Мельник рассказал, — поспешил ответить Фолкет.

Король вновь закашлялся, пуская кровь изо рта пузырями, он уже не тратил силы на то, чтобы утереть ее. Чаровница кинула в ступу сушенные щирицу, дурнишник, скрипуна, дикую руту, затем вылила всю жидкость из пузырьков с зельями и толкушкой принялась намешивать снадобье. Завоняло на весь дом резким, горьковатым духом.

— Чернильная лихорадка через кровь передается, — сказала старуха. — Давно ли раны получал?

— Он котов любит, а они, известно, царапаются, — ответил Фолкет.

— Погано дело обстоит. Недолго ему…

— Нет, чаровница, долго, — перебил Иритаро слабым, но крайне твердым голосом. — Ты спасешь меня. Там, в экипаже, в железном сундуке лежит гора золотых доро, прекрасных варлонских монет. Твои будут.

— Будут, будут.

— А чего так дорого берешь? — Он хотел еще прибавить что-нибудь про жуткий дом, но передумал. Куда ведьма уродливая девает деньги, раз живет здесь?

— Дорого? Пха! А налоги ты свои видал? — ухмыльнулась старуха. — Я беру с каждого ту цену, какую он заплатить способен.

— Кто ты такая, чтобы решать кто и сколько способен заплатить? — вспыхнул король. — Делай свое дело молча, но если не спасешь — спалю дотла твою хату!

Чаровница остановилась, бросила толкушку с грохотом и свирепо надвинулась на Иритаро. Фолкет съежился, пристав к окну. Старуха нависла над Иритаро как черная гора. Король отпрянул назад, вжимаясь в спинку поскрипывающего под ним стула.

— Не смей мне угрожать в моем же доме, червяк, — прорычала она. — Ежели еще одну угрозу услышу, вырву твое еле бьющееся сердце и скормлю птицам. — Иритаро задрожал и не смог ей сразу ответить. — Слышал меня?

— П-прости, чаровница, — промямлил Иритаро. — Я… просто боюсь.

Старуха отправилась доделывать начатое снадобье. Вся эта вонючая гадость, которую она толкла чрезмерно долго, превратилась в мазь желто-зеленого цвета. Чаровница схватила ступу и подошла к Иритаро.

— Показывай, — рявкнула она.

Фолкет помог расстегнуть бесконечное количество пуговиц на тунике Иритаро. На грудь и брюхо словно разлили чернила. Старуха внимательно осмотрела короля, сощурившись, и неодобрительно покачала головой.

— Пусть твои служанки, — она кивнула в сторону стражи, — принесут мне мои доро. Потом отдам мазь.

— Скажи им, пусть на крыльцо поставят, — обратился Иритаро шепотом к Фолкету.

Фолкет суетливо выглянул из дома и крикнул:

— Несите сундук. Живее. Ну же!

Двое стражей, надрываясь, принесли сундук с доро и поставили его на крыльцо, а затем отбежали к карете. Фолкет с трудом затолкал в дом плату, весь пропотел пока тянул, раскраснелся, но занес.

— Открывай, — повелела старуха.

Фолкет смиренно открыл сундук. Чаровница подошла, схватила монету, единственным оставшимся зубом надкусила ее, а затем бросила обратно в сундук.

— Закрывай и к печи ставь.

Пока Фолкет тащил доро к нужному месту, старуха стянула кусок тряпки с веревки под потолком и обмакнула в мазь, а затем приложила к ране. Корни лихорадки стирались с королевской груди, как песочные надписи стираются морской волной. Король, видя это чудо, онемел от счастья. Из его глаз брызнули слезы радости.

— Сиди смирно, — гаркнула старуха.

Чаровница стерла все корни и самодовольно произнесла:

— Готово. Живи себе.

— Чернильная лихорадка не вернется? Никогда?

— Нет. Прогнала я ее.

Иритаро приободрился, силы тут же возвратились, привкус крови во рту исчез. Он вскочил на ноги и энергично прошелся по дому, задевая лысеющей макушкой висящие пучки трав и кучу тряпок.

— Чудеса, чаровница! — обрадовался он.

— Сама знаю. А теперь уходи.

Иритаро остановился, с полуулыбкой обозрел старуху и вышел из ее дома, а за ним следом и Фолкет. Как только они подошли к карете, Иритаро сказал:

— Подожду два дня в Бушарле, следует убедиться, что не обманула нас старуха.

— И верно.

— Коли все честно, велю сжечь хибару ее. — Фолкет растерялся. — Ну чего ты, морда, так пялишься на меня? — сказал король со злобным прищуром.

— Она же помогла вам.

— Она дерзила королю, не слышал, что ли? Не потерплю панибратства.

Оба уселись в экипаж и помчались в город, в бушарльский малый дворец. Его Иритаро отстроил совсем недавно. Ему не терпелось принять горячую ванну, после мази дряхлой и смрадной старухи, сыворотки молодости испробовать, поесть наконец, аппетит-то ныне водился, и разумеется, удовлетвориться юными девками.

Глава 4. Северина

Северина Коссет со своим отцом — Жилем и матерью — Авелин возвращались из Ивлина. Карету сопровождал военный эскорт, десять риттеров, служащих им за землю, и двадцать наемных безродных воинов. Ламмертский тракт, по которому они ехали, лежал через Гардеил и Эсон, но им придется свернуть на восток, чтобы выехать на Лотерианский тракт, он вел в столицу. Жиль по дороге уговорил жену и дочь заехать в замок сантина Джерваса Кено, старого друга.

Авелин меланхолично вздыхала, жалуясь на тошноту. Рытвины и вправду вызывали неприятные чувства. Северина была так расстроена тем, что ее сватовство в Ивлине не удалось, что согласилась на визит к Кено, лишь бы отец отстал. Бедному жениху располосовали горло ножом у дешевого кабака. Как обидно! А ведь он ей так понравился.

Как же она мечтала выйти замуж: нарядиться в белое платье, стоять у алтаря из цветов и клясться в любви. У ее подруги, Мейбл, была свадьба в прошлом месяц, а у Северины помер жених. Какое унижение. Мейбл ее опережает. Северина с трудом принимала безбрачную действительность.

— Севи, не дуйся, — с нежной улыбкой сказал отец.

Северина промолчала, но подумала: «Ага, тебе легко говорить — не дуйся. Ты-то женат и трех дочек народил, двое из которых замужем, а я…».

Карета свернула с лесной тропы на тракт и вскоре тошнота Авелин прекратилась. Дорога была ровнее. К вечеру в окошке показались огни от замковых факелов и Севи с любопытством прильнула к стеклу. А может там кто-нибудь симпатичный и свободный захочет на ней жениться? Никогда не знаешь, где встретишь любовь. Воспарив надеждами, она даже развеселилась и хихикнула.

Обнесенный высокими стенами, замок Кено был по размеру небольшим. Всего две башни, несколько пристроек, два двора — большой и малый, и крошечная казарма. Риттеров здесь жило куда меньше, чем в их замке в Ивлине. Родом Коссет оттуда, но после того как Севи освоилась с даром — возводить купол, так они сразу переехали в Лизгандру, поближе к государю. В их-то замке проживали сотни риттеров и все благородной крови, статные и красивые, под знаменем семьи Коссет — золотой лилии.

Послышался металлический шум — рывками поднимали воротную решетку. Сам Джервас Кено вышел, будто предполагал, что к нему заедут гости. Отец помог выбраться из кареты жене и дочери. Джервас поприветствовал Севи, Авелин и Жиля поцелуем в щеку. Это был мужчина лет пятидесяти, еще не седой, волосы растрепанные, в уголках тонких губ следы ужина, на белой рубахе крошки.

— Не верится, Жиль! — радостно воскликнул Джервас. — Год от вас ни слуху ни духу и вот вам! А чего не предупредил?

— Джервас, ты же знаешь Жиля, ему как что взбредет, — с некоторым укором сказала Авелин.

— Знаю, знаю, — хохотнул он и приобнял за шею Жиля. — Проходите. — Он пальцем подозвал служанку и сказал: — Пусть лошадей в порядок приведут, животина тащила гостей, судя по их вымотанному виду, долго. И воинов накормите и напоите. Расположи их в Белой Башне.

Служанка закивала и побежала выполнять приказание.

Замок внутри был ухоженным, хотя тростник, застилающий пол, пора бы уже поменять. Севи показалась крыса, копошащаяся в углу. Когда они проходили галерею, она отвлеклась от гадкого грызуна лишь посмотрев на потолок: мрачные фрески. Эта комната выглядела холодной и печальной. Но гостиная осталась такой какой запомнила ее Севи — элегантной и утонченной. Черное дерево, картины в позолоте, в мраморном камине горел огонь, а на скамьей восседала сантена Рени Кено с книгой на коленях.

— Я вывихнула стопу, — сообщила она. — Простите, что не