Оглавление

1. ВРЕМЯ СТАЙ
2. ВРЕМЯ СТАЙ
   1. ПРОЛОГ
   2. Глава 1
   3. Глава 2
   4. Глава 3
   5. Глава 4
   6. Глава 5
   7. Глава 6
   8. Глава 7
   9. Глава 8
   10. Глава 9
   11. Глава 10
   12. Глава 11
   13. Глава 12
   14. Глава 13
   15. Глава 14
   16. Глава 15
   17. Глава 16
   18. Глава 17
   19. Глава 18
   20. Глава 19
   21. Глава 20
   22. Глава 21
   23. Глава 22
   24. Глава 23
   25. Глава 24
   26. Глава 25
   27. Глава 26
   28. Глава 27
   29. Глава 28
   30. Глава 29
   31. Глава 30
   32. Глава 31
   33. Глава 32
   34. Глава 33
   35. Глава 34
   36. Глава 35
   37. Глава 36

ВРЕМЯ СТАЙ

«Люди, презирающие своих ближних, быстрее прочих находят кумиров, наделяя их всеми недостающими человечеству идеальными качествами.»

Доминик Солонцев

ПРОЛОГ

Сверху сыпало, внизу таяло, ладонь на автоматном прикладе то и дело потела. Приходилось вытирать ее о штанину, попутно смахивать с лица клейкие, мало похожие на снег хлопья.

Поморщившись, Мятый запрокинул голову. Сосновые кроны напоминали мокрые кроличьи шапки. В редких просветах между стволов, расползаясь серой акварелью, плыли чахлые тучки. Из них, верно, и сеяло этой мусорной сажей.

Заставив Мятого вздрогнуть, со стороны еловых посадок долетел взрыв смеха. Покривившись, стрелок подхватил автомат, броском пересек чавкающий кочковатый лужок. Когда случайная ветка мазнула по щеке, вполголоса выругался. Черт бы побрал этих папуасов! Даже тут затеяли игрища!

Он миновал вереницу приземистых елей, пинком разметал встречный, присыпанный снегом муравейник и выскочил на поляну.

Так и есть! Устроившись возле почерневшего старого пня, Гриня с Лысым — его сегодняшние помощнички — преспокойно резались в очко. Оружие бесхозно лежало в сторонке, за дорогой они и не думали наблюдать.

— Вы что, охренели! А ну, живо по местам!

Рассыпая карты, Гриня испуганно вскочил — точь-в-точь молодой солдатик из «шнурков», Лысый спокойно и флегматично повернул голову.

— Чего орешь? Все вроде спокойно.

— Спокойно? — Мятый перешел на зловещий шип. — Ты на часы смотришь? Нашли время торчок устраивать!

— А чего зря балду гонять? Оттянулись чуток — и нормально.

— Нормально?! А если машина подъедет?

— Подъедет, тогда и будет базар. — Лысый с тем же спокойствием собрал карты в колоду, подравняв о кирпичного цвета ладонь, спрятал в карман. — Взял и поломал игру.

— Я тебе еще не то поломаю!

— Да ну? — Лысый глянул насмешливо.

— Не я, так Краевой.

Имя Краевого возымело действие. Лысый поостерегся перечить. Однако пальцем себя по лбу все-таки постучал:

— Чего гоношиться раньше времени? Дорога с рудника одна, мотор в лесу за полверсты услышим.

Мятый и сам это понимал. Но за операцию отвечал он, а потому обязан был гоношиться. С нескрываемой злостью он посмотрел в снулые, ничего не выражающие глаза напарника. Широченное, как сковорода, лицо, обширный череп — отчетливо полосатый от равномерно зачесанных волос. По слухам, Лысый фиксировал их женским лаком. Впрочем, о лаке никто вслух не заикался. Лысый только на первый взгляд напоминал ленивого северного тюленя. При желании запросто мог взорваться и изувечить, не считаясь ни с годами, ни с рангом. Это знали в бригаде, это знал и Мятый. Главная же закавыка заключалась в том, что Лысый действительно являлся профессионалом. Со ста метров без всякой оптики попадал в жетон от метро, мастерски управлялся с винтовками Мосина и Драгунова, а АКМ в его жирных ручищах казался детской игрушкой. Словом, в заданиях, вроде нынешнего, он был незаменим.

— Короче так, — более спокойно заговорил Мятый. — Гриня идет к джипу, сидит на стреме. Не плевать и не курить! Про перец не забывайте!

— Больно все мудрено, — протянул Гриня. — То есть без курева еще можно потерпеть, а если мне, к примеру, по нужде приспичит?

— Потерпишь! — Мятый вновь начал заводиться. — Через пару часов сюда взвод ищеек нагрянет, каждый куст обнюхают и обшарят.

— К тому времени снегом все десять раз завалит.

— Завалит или нет, а Краевой выразился ясно: следов не оставлять! Вкурили, соколы?

Гриня энергично закивал, Лысый же продолжал смотреть исподлобья и тяжело. Во всяком случае выдержать этот взгляд было непросто. В подвальные эскулапы ему бы с такими гляделками!.. Мятый, набычившись, процедил:

— Я спрашиваю, все ясно?

Они буравили друг друга глазами секунд десять. Не моргая и не отворачиваясь. В конце концов Лысый все же откликнулся:

— Базара нет, что ж тут неясного… Ты другое скажи, что делать, пока машины нет? Птичек лесных считать?

Он без сомнения издевался.

— Сейчас ты у меня посчитаешь… — Мятый споткнулся, не завершив фразы. В лесной разноголосый хор хриплой и заунывной нотой вплелось чужеродное далекое гудение.

— Едут! — пискнул Гриня.

— По местам! — Мятый кивнул Лысому. — Начинаем, как договорились.

***

Долгожданный «УАЗ» показался на повороте, с натугой стал одолевать подъем. Мятый еще раз мысленно похвалил тех, кто выбрал именно это место. Вполне возможно, что Краевой лично определил точку для засады. И время назначил, и марку машины указал. Правильно говорят: легче легкого грабить самих себя. То есть приятного в этом, конечно, мало, но что делать, если Скальный рудник, как и Малышевский, уплывал в чужие закрома, если на последний куш конкуренты спешили наложить загребущую лапу. Так или иначе, но все шло по плану. Скорость на подъеме «УАЗ» сбросил, а на таком черепашьем ходу промазать было сложно.

Колено продавило покрытый наледью дерн, утонуло в мокром, но сейчас было не до того. Уперев приклад в плечо, Мятый следил за приближающимся транспортом. Двое на переднем сидении, да в фургоне пара-тройка упырей из охраны. Самой собой, есть у ребят и инструкции, и оружие, так что вся надежда на первые точные выстрелы.

Мушка сошлась с лобовым стеклом, поплыла, вторя ухабам, на которых раскачивался «УАЗ». И не к месту зазудела в голове мысль про Лысого. По договоренности открывать огонь должен был именно он. Но Лысый — тянучка известный, да еще с характером. Любит, гад, поиграть на нервах. Что ему этот «УАЗ»! Не ему держать ответ перед Краевым. А о том, что именно везут с изумрудного прииска, Лысый знать не знает. Просто не положено по рангу. Потому и не представляет, чем они рискуют. Протянет, шутник, лишнюю секунду, и амба всей операции. Не так уж много нужно инкассаторам, чтобы улизнуть из рук. Всего-то чуток форы. Одолеют последний поворот, дадут по газам, и уже через полминуты окажутся вне досягаемости пуль.

Мятый припомнил названную ему накануне сумму и внутренне похолодел. Краевой не зря выдавал подчиненному тайну. Даже пальцем дважды ткнул в грудь. Устраивал, собака такая, проверку. Вроде как, мы тебе верим, вот и оправдай! Докажи, что ты наш. А не выдержишь экзамена, головенку отвинтим. Тебе и всем твоим помощничкам. Все проще простого!

Палец самовольно ерзнул на спуске. Автомат ожившим зверем взрычал и задергался. Лес наполнился грохочущим эхом. Лобовое стекло фургона треснуло, машина неустойчиво качнулась, вильнув в сторону, смяла бампером тонкую березку, нехотя притормозила. И тотчас косая вспышка ударила из окна, над головой опасно вжикнуло. Уже почти не целясь, Мятый бешено завращал автоматным стволом. Дробя стекла и сминая жесть, пули кромсали несчастный «УАЗ», проносясь над машиной, глухо тонули в древесных стволах. Рожок опустел в считанные секунды, но палец словно примерз к курку. Оглохший от собственных очередей, Мятый не сразу сообразил, что патроны кончились. Стоило автоматному огню смолкнуть, как скрежетнули отпираемые дверцы, из машины выпрыгнул человек.

Дьявол!.. Мятый вскочил на ноги, но, увидев, что охранник без чемоданчика, вновь опустился на колено. Дрожащая рука все никак не могла управиться с магазином. Ломая ветки, на дорогу вылетел Лысый. Пробегая мимо Мятого, на секунду задержался.

— Козел!

Он даже не обвинял — просто констатировал факт. Мятый промолчал, потому что сказать действительно было нечего. Впрочем, свидетелей нет, а в горячке чего не брякнешь. Можно вообще сделать вид, что не услышал.

Рожок наконец-то попал в гнездо, с щелчком встал на место. Мятый бросился к машине.

Два трупа в кабине, сеть трещин на стекле, россыпь пулевых отверстий и всюду безобразные розовые ошметья. Одно лицо, кажется, отдаленно знакомо, но об этом лучше не задумываться. Не лица они разглядывать сюда явились…

Помешкав, Мятый сунулся в салон и почти сразу увидел то, что искал. Бронированный дипломат, наручниками прикованный к кисти лежащего на полу крепыша. Потому, верно, тот, что выбежал, и был пустым.

Где-то на отдалении пророкотала пара коротких очередей. Лысый исправлял ошибку звеньевого…

— Как тут у вас, нормально?

Вздрогнув, Мятый обернулся. Это был Гриня.

— Ты где, кобел, должен сидеть!

— Так я это… На всякий пожарный.

— Придурок! — Мятый, ворча, пошарил в карманах убитого. Почти сразу пальцы угодили в теплое и липкое. Он брезгливо выдернул руку. Не хватало еще перепачкаться в чужой требухе! Да и черт его знает, есть ли у них вообще ключи.

— Держи! — он придвинул дипломат к Грине. — Натягивай цепь.

Оковы лопнули после первого же выстрела. Дело таким образом было сделано. Взяв дипломат, Мятый выбрался под открытое небо. Покрутив головой, успокоился. Трещала где-то в паутине веток потревоженная сорока, и ленивой трусцей возвращался к машине Лысый. Автомат он, словно лопату, держал на плече. На вопрошающий взгляд Мятого равнодушно кивнул.

— Порядок. Хотя мог уйти. Шустрый хлопчик попался. Вилял, как зайчик. Только со второго раза и снял. У тебя как?

— Товар здесь. — Мятый ладонью похлопал по стальному чемоданчику. — Можно поджигать.

— А там кто? — Уловив движение в машине, Лысый в мгновение ока прокрутил автомат, направив ствол в «УАЗ».

— Гриня туда залез.

— Ну да? — Лысый, любопытствуя, подошел ближе, заглянул в салон. — Ха! Да мы никак мародерствуем?

— А чего зря добру пропадать! — откликнулся Гриня. Голос его дрожал от азарта. — Смотри, какой лопатник надыбал у хобота! Думал, там деревянные, а оказались баксы.

— Поджигай! — Раздраженно крикнул Мятый.

— Айн момент, — Лысый выудил из кустов пластмассовую, заранее приготовленную канистру, отвинтив крышку, плеснул под колеса фургона.

— Гриня, вылазь!

— Я сейчас. Туточки только еще гляну…

Лысый многозначительно посмотрел на Мятого.

— Плохо быть жадным, а?

В руках его блеснула зажигалка.

— Гриня, — предупредил Мятый, — поджигаем!

— Ща, выхожу…

Выходить он однако не спешил, и все с той же недоброй улыбкой Лысый присел на корточки, щелкнул зажигалкой.

— Е-мое! — Мятый невольно шагнул назад. От ног Лысого пламя вертлявой дорожкой побежало к машине, опоясало ее хищным кольцом.

— Эй, придурок, последний шанс тебе! — Раскачав на руках, Лысый швырнул флягу в салон. Пламя с ревом взметнулось вверх, заполошно вереща, наружу выскочила горящая фигура.

— Гады!!! За что?

Округлившимися глазами Мятый безмолвно следил за происходящим.

— Не дергайся! — Лысый поймал Гриню за рукав, одним рывком повалил на землю. Катая по снегу, быстро затушил пламя.

— Ну? Накушался баксиков?

Хлюпая носом и чуть поскуливая, Гриня поднялся. Вид его был жалок. Опаленные брови и ресницы, обугленная куртка, вспухшая от ожога щека.

— Вы чего? Я же сгореть мог!

— Очень даже просто, — выдохнул Мятый. Заметив усмешливый взгляд Лысого, качнул головой. — Все путем. За дело наказал.

— Ясно, что за дело. — Лысый ладонью подтолкнул водителя к лесу. — Дуй к машине, жлоб!

— Это кто жлоб!

— Ты, Гриня, ты! И радуйся, что дешево отделался. Мы в свое время таким красавцам гранаты за шиворот спускали.

Мятый опасливо покосился на горящий «УАЗ». Пламя неукротимо подбиралось к бензобаку.

— Все, пацаны, рвем когти! Гриня — первый, Лысый — замыкающим. Я перчиком дорожку припорошу. Через десять минут мы должны быть очень и очень далеко.

***

Снег и впрямь повалил гуще, однако сбился он с дороги совсем по другой причине. Горела опаленная щека, и правый глаз беспрестанно слезился. А главное, Гриня отчетливо понимал: никто его жалеть не будет. И стоимость попорченной одежки, разумеется, не возместят. Еще и похохочут всласть, когда вернутся.

Гриня стиснул челюсти.

Гады недорезанные! Падлы!.. Сколько он выложил за эту куртку! Еще торговался, дурень, до хрипоты — трижды уходил и снова возвращался. Чуть даже не подрался с барыгой, кое-как уломал на нужную цену. И что в итоге? Несколько секунд, — и нет куртки! В этой оплавленной дерюге теперь только под машиной лежать да в моторах ковыряться. И лопатник выронил! Попробуй удержи, когда огонь задницу лижет. Суки позорные!..

То, что он едет по незнакомой дороге, дошло до водилы с запозданием. И почти с животным ужасом Гриня понял, что ни в коем случае не признается в этом напарникам. Потому что знал — тогда уж точно съедят живьем. Поставят на нем, как на водиле, крест и выпрут из бригады.

Тщетно пытаясь сообразить, куда же они едут, Гриня крутил руль, глазами рыскал по сторонам. Время от времени прикладывал скомканный платок к глазам, но легче от этого не становилось. Благо еще спутники ничего не замечали — думали о чем-то своем. Запрокинув голову, Мятый продолжал обнимать дипломат, Лысый жевал мятную резинку, мычал под нос какую-то лабуду. «Как с гуся вода! — раздраженно подумал о нем Гриня. — Оставил за спиной четыре трупаря — и хоть бы хны!..»

Дорога внезапно пошла под уклон, лес распахнулся, и, осторожно притормаживая, джип съехал к неровному берегу. Гриня остановился. Нечистой простыней перед ними раскинулось незнакомое озеро.

— Это еще что такое? — Мятый открыл глаза, а Гриня напротив зажмурился. Вот так обычно и начинается страшное. Сейчас сообразят, что он сбился с дороги, и мочканут. Прямо тут же, на берегу.

— Здесь ближе… — Пробормотал он.

— Ближе?

— Ну да, — Гриня указал на противоположный берег, где угадывалось подобие просеки. — Вы же быстрее хотели, а тут получается напрямки. Выиграем километров семь, а то и все десять.

Ложь, разумеется, не могла спасти, хотя и отдаляла час расплаты. Кроме того, Гриня продолжал надеяться на чудо. Пока суть да дело, можно еще как-то сориентироваться, вывернуть на нужное направление.

— Вроде не помню я тут никакого водоема. — Мятый полез за картой. — Сейчас посмотрим, что это за хреновина.

Чувствуя, как холодеют руки, Гриня вывернул руль, с некоторой поспешностью съехал на лед.

— Тут это… Быстрее, — бубнил он. — Порядочный кусок срежем.

Молчавший до сих пор Лысый, завертел головой.

— А не валяешь ли ты ваньку, Гриня? — Поинтересовался он, и от тусклого его голоса водителя пробрало дрожью.

— Не веришь, сам на карту взгляни!

— Мятый, что там видно?

— Да есть тут какие-то лужи. Правда, чуть левее… — Мятый озабоченно шарил пальцем по карте. — Ну да! Сразу три озера. Камышовое, Маракуль и Черное. Только вот к какому из них выбрались, не пойму.

— Ты дороги поищи. Дороги там есть?

— Вроде есть… — Мятый все больше хмурился.

— А лед у нас как сейчас? — продолжал пытать Лысый. — По-моему, не катается уже народ.

— Да вон же следы от покрышек! — Возбужденно затараторил Гриня. — Тут, если хочешь знать, даже трактора перегоняют.

— Трактора, говоришь? — Мятый сунул Грине под нос расцвеченную холмами и буераками миллиметровку. — А ну, стой!

Джип кашлянул мотором и смолк.

— Видишь, где пруды? Видишь? А вот, куда нам нужно было выбираться!

— Порожняк гонишь, Гриня? — лениво осведомился Лысый, и водитель почувствовал, как правая рука недавнего партнера по картам змеей скользнула ему под челюсть, пальцами легонько сдавила кадык.

— Лысый, ты чего? — просипел он.

— Я-то ничего, а вот ты, похоже, ослеп малость. Если так, то я тебе помогу.

— А кто в меня бензином плескал? Кто?! — завизжал ошалевший от страха Гриня. Царапая ногтями схватившую его руку, попытался вырваться. — Вы и виноваты, что заехали к черту на кулички!

— Если бы ты, жук навозный, не совался куда не следовало, никто бы тебя не поджигал.

— Хорош базарить! — Мятый пришлепнул ладонью по карте. — Терки на потом отложим, а сейчас разворачиваем тачку. Будем возвращаться.

Понимая, что страшное на время отложено, Гриня спешно завел двигатель. Джип дернувшись, стал разворачиваться. Передние колеса тотчас увязли в рыхлом снегу, машину странным образом перекосило. Лед не трещал и не расходился, тем не менее они проваливались. В том и коварство весеннего льда, что он утягивает свою жертву беззвучно.

— Дьявол!..

Первым ощутил неладное Лысый, но правильное решение успел принять только Гриня. Напряженные нервы изрядно тому способствовали. Отворив дверь, он рыбкой выпрыгнул наружу. Уже падая, услышал треск сминаемой дверцы и пронзительный крик Мятого. Оглянувшись, увидел, как стремительно погружается в воду махина джипа. Две с половиной тонны, с легкостью преодолев сопротивление воздушного пузыря, уходили на дно озера. С фырканьем освободившись от остатков воздуха, кабина скользнула под воду. Громко взбулькнуло, и темную поверхность тотчас затянуло ледяной кашей. Точно и не было минуту назад никаких пассажиров и никакого джипа.

Перебирая руками по льду и жалобно поскуливая, Гриня червяком отползал в сторону. Взор его был прикован к свежей полынье, столь просто проглотившей машину и двух его напарников.

Глава 1

— Записку, значит, отдал?

— Ну да, как договаривались.

— Сколько взяла?

— Пятьдесят баксов.

— Ушлая бабенка! Не забыла бы только передать.

— Если даже забудет, Шмель сам найдет. Он ее лично раздевает перед сеансом. Уважает, паршивец, это дело. И то понятно — старичок, ему прежде разогреться да в раж войти нужно. Так что прочтет записку, никуда не денется. — Дмитрий задумался. — Я другого опасаюсь. Как бы нас в клещи не зажали. С одной стороны — ряженые, с другой — охрана.

Тимофей сумрачно кивнул.

— И никому при этом ничего не объяснишь.

— Ладно, давайте, ребятки, еще раз пробежимся по плану. — Дмитрий включил фонарь, осветил разложенную на сиденье схему здания. Стас, сидящий позади, заглянул ему через плечо.

— Ого, даже лифт свой имеется!

— Это особый лифт — грузовой. Ванны-джакузи поднимать, рояли всякие. Да и Шмель на сердчишко давно жалуется — потому и завел такую роскошь. Из дома попадает прямиком в гараж.

— Круто!

— А ты как думал! Это только мы, дураки, по ступеням шлепать горазды. Правильные пацаны ноженьки берегут — по улицам на «мерсаках» шпарят, в зданиях — исключительно на лифтах. — Тимофей, в официальной жизни — майор ФАПСИ, в подпольной — рядовой член их маленького отряда, покосился на себя в автомобильное зеркальце, нервно пригладил непокорный рыжеватый чуб.

— Так или иначе, но домик просторный и хорошо охраняемый. Смотрите и мотайте на ус, больше заглядывать в шпаргалку не придется. — Дмитрий ткнул пальцем в кружочки, по краям схемы. — Вот здесь и здесь у них мониторы, секторы обзора — приблизительно сто шестьдесят градусов. На наше счастье, ставил аппаратуру кустарь, мертвых зон — как мокриц в подвале. Как только получаем сигнал от Курлыкинского человечка, сразу начинаем работать.

— А этот твой человечек часом не заснет?

— За него не волнуйся, ты о нашем деле думай. — Дмитрий внушительно оглянулся на Стасика. — А для тебя, баловник особо подчеркиваю: в эфире никаких имен, — только позывные. Гепард, Змей и Волк — надеюсь, не забыли еще?.. В здание проникаем, как договаривались: Стасик с угла, я прямиком через забор. Ну, а ты, майор, держишь двор под прицелом.

— Собак точно не спустят? — поинтересовался Стас.

— Полной гарантии нет, но Шмель не выносит четвероногих. Наслушался лая на зоне. Так что, когда он здесь, собак запирают. На всякий случай баллон с перцем я все же захватил.

Стас похлопал себя по карману.

— Аналогично.

— Что с гостями? — поинтересовался Тимофей. — Не пойдут, часом, нашей дорогой?

— Гости уже внутри. В том-то и закавыка, что начать они могут в любой момент. Главное, чтобы сработала записка.

Стас фыркнул.

— Не понимаю я этих ребусов, Гепард! Почему бы не сообщить ему обо всем напрямую? К чему городить огород?

Дмитрий кисло улыбнулся, припомнив, что нечто подобное днем раньше спрашивал и он.

— Салапет ты, Стасик. — Он вздохнул. — Не понимаешь большой стратегии. Мы не мстители с большой дороги, мы — негласные представители закона.

— Вот именно, что негласные! — загорячился Стас. — Без того на работе зажимают в струбцины — то нельзя, это. Вон Тимофей знает, как с нас спросят за самодеятельность.

— Да на костре сожгут.

— Ага, а прежде живьем распнут и вопросов мешок хороший на голову ссыплют.

— Чего ж вы со мной поперлись?

— Ладно, не дави на диафрагму. Без того тошно.

А я так считаю: с этой шпаной валандаться нечего! Не терпится им мочкануть друг дружку — хрен вам в помощь! Но коли уж вмешиваемся, почему не поступить проще? Взять да позвонить по обычному телефону?

— Во-первых, по телефону, он не поверит, — объяснил Дмитрий. — Бай — главный советник во всех его делах и пашет на Шмеля уже лет десять. В их среде это срок солидный. А во-вторых, они ведь тоже конспираторы. Вся связь идет через первого помощника, а первый помощник у Шмеля кто?.. То-то и оно. Все тот же Бай. Поэтому и вынуждены прибегать к запискам. Одну он получил вчера, вторую получит сегодня. В любом случае Шмель должен понять, что все всерьез и это не шутки пьяного мишутки… Мы вмешиваемся только на последнем этапе.

— А если не успеем?

— Не успеем, значит, не успеем! — отрубил Тимофей. Ему ночная операция тоже не слишком нравилась. — Не велика печаль, если кончат воровайку.

Дмитрий осуждающе покачал головой.

— Неважный настрой, сеньор-майор.

— Какой уж есть! — Тимофей вздохнул. — Скверный запашок, Дима. И осведомленность эта, честно скажу, подозрительна. — Он кивнул на схему. — Может, ты в курсе, откуда у Рассохина все эти бумажки? И время до минут известно, и фамилии все до одной.

— Вот и займешься этим, когда закончим.

— Почему — я?

— Потому что ты офицер ФАПСИ и справишься с этим проще простого.

— Во-первых, я в краткосрочном отпуске, а, во-вторых, даже если справлюсь, толку от такой информации уже не будет. Мы-то головенками сейчас рискуем!

— Помнится, раньше тебя подобные мелочи не интересовали.

— Раньше я молодой был, глупый. К тому же без семьи, без сына. А сегодня грохнут не за понюх табаку, и кто моей Аньке зарплату носить будет?

— Типун тебе на язык! — Дмитрий хлопнул товарища по литому плечу. — Хватит ныть. В первый раз, что ли?

— В том-то и дело, что не в первый, — Тимофей придвинул к себе схему. — Ладно, Гепард. Показывай, кто там у нас на этажах дежурит? Мне же этих цуциков снимать.

— Давай посчитаем…

***

— Не заснули еще?

— Как можно, ангел мой. С такой-то хреновиной в руке. — Шмель кивнул на опустевшую капельницу. — По-моему, пора.

— Не волнуйтесь, сейчас все сделаем.

Томочка заперла за собой дверь, аккуратными шажочками приблизилась к койке. Стройненькая, невысокая, в укороченном белом халатике. Склонилась над лежащим намеренно низко, умело выдернув из вены иглу, приложила к ранке тампон. С той же величавой неспешностью свернула прозрачные трубки, ваткой отерла краешек запятнанного кровью табурета. Наблюдая за манипуляциями медсестры, Шмель непроизвольно переместил руку, ласково погладил колено медсестры.

— Красивые у тебя ножки, Томочка.

— И только?

— Не только… — рука его скользнула выше, заставив девушку вздрогнуть. Шмель улыбнулся. Главное достоинство Томочки в том и заключалось, что заводилась девочка с полоборота. Ни тебе лишней болтовни, ни предварительной подготовки.

Совершая круговые движения, пальцы Шмеля коснулись краешка трусиков, легонько постучали, словно испрашивая разрешения на вход.

— Штрундя ты моя ласковая! Честное слово, без тебя я бы с тоски тут умер.

— Так уж и умерли… — Прерывисто дыша, она чуть повернула голову, ноги расставила пошире. — Пожалуйста, сожмите руку в локте. Кровь же потечет!

— Пусть течет, у меня ее много, — пальцы Шмеля преодолели сопротивление тугой резинки, продвинулись выше, утонув в мшистом интимном покрове. Томочка продолжала стоять как ни в чем ни бывало. Только глазки накрашенные чуть прикрыла, да за стойку с капельницей ухватилась покрепче.

— Ах, ты моя мягонькая!..

Шмель и сам на секунду зажмурился.

В жизни халявы нет, — это он изведал давно. Хочешь быть богатым, — потрудись, а собираешься заработать авторитет — умей наказывать. Прилюдно и без оглядки на закон. Этому он успел научиться. За то и отбарабанил добрую треть жизни за колючей проволокой. В серных и нездоровых лагерях за Сургутом приобрел букет всевозможных болячек, начиная с классического туберкулеза и заканчивая полной потерей зубов. Таким образом — кашель, протезы и ноющие суставы представляли собой обязательное приложение к званию вора. Потому и приходилось время от времени заглядывать в городские клиники, позволять эскулапам просвечивать себя насквозь, слушать и вертеть, как какого-нибудь бесправного студентика. Шмель ненавидел больницы, однако понимал: без очередной порции капельниц и уколов его скрутит в несколько лет. И потому на недельку другую позволял арестовывать себя на собственной даче, разрешая тыкать иглами в вены и ягодицы, литрами усваивая сдобренные лекарствами физиологические растворы. В свои сорок девять он уже отлично знал, что такое утро и вечер дряхлого пенсионера. Временами после особенно утомительных дней он начинал чувствовать себя полной развалиной, и лишь по женской части здоровье его пока не подводило.

— Ну что, задержишься? — Он улыбнулся, демонстрируя дорогую зубную керамику.

— Ага, — чуть приоткрыв глаза, Томочка улыбнулась в ответ. У медсестры в отличие от него с зубами наблюдался полный порядок. Правда губки были излишне пухловаты, и помаду девочка любила без меры, зато не просила никаких денег. То есть Шмель мог бы дать, скупостью он никогда не страдал, но как пели незабвенные «Биттлз», любовь — товар неконвертируемый и за денежки не покупается. А потому, прибегая временами к услугам путан, Шмель все-таки больше уважал встречи на добровольной основе, роли «покупателя в супермаркете» предпочитая «мужчину-завоевателя». Да и женщины при таком раскладе воспринимались действительно как женщины, а не как одноразовые игрушки. Томочка была именно из таких, — вечно голодная и вечно готовая к соитию. Возможность лишний раз ощутить в себе мощь и движение мужского естества сводила ее с ума, и она даже не думала скрывать это. Оттого и носила на работе несоразмерно короткий халатик, потому и обходилась без колготок. За вызывающий вид ей, разумеется, влетало от начальства, однако до серьезных репрессий дело не доходило. Главврач, по счастью, был мужчиной и к подобным вещам относился снисходительнее своих помощниц. Шмель не без оснований подозревал, что и в больнице Томочка работала исключительно по причине неиссякающего успеха у многочисленных пациентов. Девальвировал рубль, летели вниз акции «Майкрософта», но женские прелести сохраняли свою непреходящую ценность. Кстати сказать, предложи ей Шмель денег, вполне возможно, она бы его просто не поняла.

Рывком поднявшись с кровати, вор небрежно обмотнул бинтом кровоточащую руку, в нетерпении стал расстегивать пуговицы на ее халатике. Эффект был такой же, как если бы он распахнул окно. Шторки разъехались, нагое солнце ударило по глазам. В своих подозрениях Шмель не ошибся. Даже приезжая к нему на дачу, девочка экономила время. Под халатиком у нее ничего не оказалось.

— Бросала бы ты свою больницу, а! Будешь жить здесь, как царица! — Шумно дыша, Шмель стиснул медсестричку покрепче, ладонями жадно зашарил по гладкому телу.

— Может, и перееду… — Медсестра обморочно закрыла глаза, потянулась к нему губами. Сейчас она готова была соглашаться с чем угодно.

— Ах, ты мой цыпленочек! — Не снимая с нее халата, Шмель развернул девушку к себе спиной, заставил наклониться. Она не перечила, подчиняясь любому его желанию. Тело едва прикрытое завораживало Шмеля куда больше откровенной наготы. Пальцы его скользили по ткани, тактильно изучали каждую складочку и каждый выступ. Ребрышки, лопатки, холмики грудок… — он чувствовал себя ваятелем, работающим с податливой глиной.

— Хмм… А это что такое?

Из карманчика у нее выпал сложенный вчетверо лист бумаги.

— Это?.. — Она повернула голову, и по чумному ее взору несложно было догадаться, что она с трудом выходит из сомнамбулического состояния. — Это записка. Вам…

— Мне?

Томочка зажмурилась, вспоминая.

— Просили срочно передать. Чтобы никто не видел.

— Что ж ты, дурочка такая, не передала?

— Думала, потом успею…

— Думала она… Потом, девонька моя, всегда только суп с котом… — Шмель нагнулся за листком, неторопливо развернул. Вчера он уже получил одну маляву. И тоже, кстати сказать, передали странным образом — стрелой в окно. Он даже решил поначалу, что это балуются дети. Только вот недетское содержание было у записки. Некто предупреждал, что на Шмеля готовится покушение. Без имен, без дат и других подробностей.

— Что-нибудь важное?

— Как тебе сказать, солнышко… В общем — да. — Вор еще раз перечел записку, недобро прищурился. Текст был до предела лапидарен:

«Тебя заказали. Сегодня после девяти. Исполнители — Ляма и Бай. Схоронись на кухне, запрись изнутри. Тебе помогут.»

— Кто передал записку? — Шмель развернул Томочку к себе лицом, встряхнул за плечи.

— Я… Я не знаю… Когда ехали сюда, нас инспектор остановил.

— Какой, к черту, инспектор?

— Ну, гайман — с жезлом полосатым.

— Точно гайман?

— Желтуха, как у гаишников, и вообще вся форма… Они же все одинаковые! Он и отдал записку. Сказал, чтобы лично вам в руки.

— С жезлом, говоришь? — Шмель скрежетнул зубами. На розыгрыш это не походило. Тем более что чего-то подобного он давно ждал. С тех самых пор, как убили инкассаторов, перевозивших изумруды. Но Бай!.. Человек, заработавший у него целое состояние, знавший все и про все!.. Не-ет, с Баем эти ребята явно промахнулись. Поймать его на такой крючок у них не получится!

— Пошли! — Он потянул Томочку за собой.

— Куда?

— На кудыкину гору, — Шмель поискал глазами, из эмалированной ванночки достал пластмассовый наконечник с иглой. А в следующую секунду оба вздрогнули, услышав стук в дверь.

— Кто? — сипло поинтересовался Шмель.

— Это я, хозяин. Сообщение есть. Срочное.

— Еще одно сообщение? — Шмель глянул на Томочку шальным взором, зло подмигнул. — Кажется, вечерок обещает быть веселым, а?

Медсестра растерянно пожала плечиками.

— Ладно, птенчик, застегнись. Физиотерапия отменяется.

Глава 2

— Змей, слышишь меня? Я под балконом. — Дмитрий прижал рацию к щеке. — Что у тебя?

Динамик едва слышно прошуршал:

— Порядок, Гепард. Фургон на месте, сестричка еще не возвращалась.

— Что на кухне?

— Его там нет.

— Черт! — Дмитрий покосился на часы. — Ладно, время поджимает, начинаю работать. Бди в оба. Ты — наш единственный тыл.

— Не боись, не проморгаю…

Дмитрий спрятал рацию, подтянувшись, выбрался на карниз третьего этажа. Щели между плитами позволяли надежно страховаться. Милое дело — новорусские дачи! Лепнина, узоры — все словно специально для скалолазов сделано. Осторожно перебирая ногами по жестяной прогибающейся тропке, он добрался до первого балкона. Сюда обычно и выходила подымить охрана. Втихаря от хозяина иногда и мочились вниз. Туалеты — туалетами, а русскому человеку плюнуть да сморкнуть всегда интереснее с высоты. Один из охранников покуривал и сегодня. Огонек сигареты размеренно вспыхивал и угасал у дальней колонны. Дмитрий коснулся мраморной поверхности перил, на время превратившись в ужа, медленно стал переползать на балкон. Человек с сигаретой пошевелился, бросив взгляд в его сторону. Чуть помедлив, вновь отвернулся. Дмитрий мысленно поставил себе пятерку. Так и должно быть. Есть такой природный факт: большинство животных способно обнаруживать только движущиеся объекты. Застынь на месте, слейся с листвой и почвой — и вот тебя уже нет, ты — человек-невидимка из уэлсовского романа. То есть, люди, конечно похитрее животных, однако и их можно запросто обмануть. Если двигаться, скажем, со скоростью часовой стрелки да еще в лесу или в темноте. И получится так, что тебя видят и одновременно не видят. Точнее — видят, но не фиксируют.

Дмитрий подобием осьминога стек на мраморные плиты пола. Голова часового повторно шевельнулась, сигарета погасла. Кашляя, мужчина полез за зажигалкой, Дмитрий метнулся вперед. Ступней ударил по икрам охранника, одновременно перехватил горло. Свободной рукой нашарил чужую кобуру, выхватил пистолет. По весу и наощупь — старый бродяга «ПМ».

— Не дергайся, ежик, задавлю!

Ежик все-таки пару раз дернулся. Мышцы у него оказались тугие, как трехдневной свежести батоны. Церемониться с таким себе дороже. Дмитрий усилил хватку, рукояткой чужого пистолета ткнул в солнечное сплетение. Нечто напоминающее знаменитый удар Фитц-Симмонса. Богатыря согнуло пополам. Попыток вырваться он больше не предпринимал.

— Пасешь Шмеля?

Протестующее движение головы.

— Ох… Охраняем.

— А почему здесь торчишь? Бай приказал?

Послушный кивок.

Не выпуская из рук часового, Дмитрий переместился к двери. За стеклом угадывался просторный зал, сразу за ним в темноту убегала кишка коридора. За столиком у камина сидел еще один громила. Точнее должен был сидеть. Поза и положение стриженной головы — все говорило за то, что приятель охранника дремлет.

— Это что еще за номер? Он что, спит?

Заминка. Впрочем, и без того ясно. Ежика использовали втемную. Рядовой состав ходит под сержантами. Прикажут, уберут и своего ближнего, возможно, даже самого генерала. Дмитрий пальцами левой руки сдавил бычью шею охранника. Сонную артерию тут, конечно, не нащупаешь, но это не столь уж важно. Подобным артериям положено быть у всех. Тело в руках трепыхнулось, из груди охранника вырвался хрип.

— Спокойно, малыш! Пара часов сна никому еще мешала.

Дмитрий уложил усыпленного на плиточный пол, рывком стянул с него кожаную куртку, вывернул на локти. Это на всякий случай, мало ли что. Пистолет «ПМ» сунул за пояс, достал свой родной «Стечкин».

Ну-с… Теперь можно и к нашему общему другу! Пока он не натворил бед…

Дверные петли не издали ни звука. Проникнув в зал, Дмитрий бегло осмотрелся, легкими шажками приблизился к столику. Стриженная голова мирно почивала на согнутом локте. Возле стопки глянцево бьющих по глазам журналов стоял полупустой стакан. То ли компот, то ли коньяк. И наверняка львиная доза какого-нибудь клофелинчика. Дмитрий прищурился. Стало быть, первый акт уже начался. Им следовало поторапливаться.

***

— Ну? И где твое сообщение? — Шмель цепко вглядывался в посеченное оспинами лицо охранника. Взор Бая скользнул в сторону, однако рука действительно извлекла из кармана бумажный пакет.

— По-моему, Рог прислал. Полчаса назад.

Шмель взял пакет и отвлекся. Трюк старый, но тем не менее сработал. Пока авторитет таращился на чертов конверт, Бай преспокойно достал пистолет с глушителем, не теряя времени, выстрелил. Приглушенно ойкнув, Томочка сползла на пол. Выронив конверт, Шмель ошеломленно взглянул на охранника. Бай все также спокойно извлек из кобуры еще один ствол.

— Так… Сколько же тебе заплатили, иуда?

— Неважно. Вы столько не заплатите никогда.

— Да тебя же… Тебя потом по стенке размажут! На углях печь станут!

— Ошибаетесь. — На медвежьем лице Бая промелькнуло некое подобие улыбки. — Все продумано до мелочей. Знаете, в кого пойдет следующая пуля?

— Гнида! — Шмель стиснул челюсти.

— И снова ошиблись. — Бай приставил пистолет к собственному бицепсу, содрогнувшись телом, нажал спуск. Капли крови заляпали близкую стену. Лицо стрелявшего чуть побелело, на лбу выступила испарина.

— Больно, — просипел он, — зато натурально. Эта лахудра шмальнула сначала в вас, потом в меня. Я ее кончил. Если заметили, — из своего собственного ствола. Зато другой останется здесь. Для следаков и прочих мудрил.

— Умен! Ладишь в мои преемники?

— Угадали. Более лучшего кандидата не найдут, и вы сами это отлично знаете.

— Знал, Бай. Так будет вернее. — Шмель чуть переместился — всего на пару сантиметров, но Бай это заметил.

— Не надо, все равно не успеете.

— Может, и не успею, только ты, Бай, не все просчитал. Ой, не все.

— О чем вы гово…

Дверь содрогнулась от удара. Бай сделал попытку обернуться, и Шмель немедленно метнулся вперед. Уж на одно-единственное стремительное движение его должно было хватить. Реакция у Бая оказалась отменной, встречная пуля обожгла ребра, однако остановить атакующего не смогла. Зажатая в кулаке игла достигла цели. Что есть силы Шмель вонзил ее в левый глаз Бая. От жуткого крика заложило уши. Впрочем, крик тут же оборвался. Кто-то дважды выстрелил от двери. Увлекая за собой Шмеля, Бай грузно повалился. Однако упасть вору не дали. Сильные руки подхватили авторитета под локти, помогли сохранить равновесие.

— Все-таки опоздал!

Шмель бегло оглядел ворвавшегося в комнату Дмитрия.

— Ты кто?

— Конь в пальто. Тебе где было велено сидеть? Какого хрена ты его впустил? С бабой поиграться захотелось?

Шмель вызверился. Так с ним никто не позволял себе разговаривать.

— Не твое собачье дело!

— Ладно, некогда перепираться. Давай-ка отсюда уходить.

— Это моя дача!

— Может, и твоя, только сейчас тебя на твоей даче придут убивать люди Бая. — Дмитрий выглянул в коридор. — Ну да, вон и бегут уже соколы.

— Кто тебя послал?

— Тот, кто поможет нам выбраться отсюда.

— А меня… Кто меня заказал?

— Не я, это точно! — Дмитрий, не церемонясь, ухватил авторитета за плечо, вытянул за собой в коридор. — Хочешь жить, топай за мной!

Пригнувшись, они метнулись вдоль стены. И тотчас гулко замолотили выстрелы. Пули, рикошетируя, загуляли по коридору, на пол полетела известковая шелуха.

— В сторону! — Дмитрий толкнул Шмеля в стенную нишу близ грузового лифта, вскинув «ПМ» выпустил несколько пуль по бегущим. Одна из фигур, споткнувшись, распласталась на полу. И тут же дружным хором ударили автоматы. Не «Узи» и не стремные «Скорпионы», — наши родные «калаши». Дмитрий коротко ругнулся. Умереть от оружия советского производства можно было где угодно — и в США, и в Антарктиде, и в родных пенатах.

— Где моя охрана? — прорычал Шмель.

Дмитрий не стал отвечать. Счет шел даже не на секунды, — на мгновения. План был сорван с самого начала. До кухни им не добраться, о балконе нечего и думать. Шмель — старикан крепкий, но вряд ли сумеет аккуратно спуститься с третьего этажа. Да и не позволят им такой роскоши! Гарантированно превратят в решето. А Стасик так и сидит, наверное, на кухне. Ждет их, бедолага, надеется.

Близкая очередь отколола от стены изрядный пласт штукатурки.

— Ты что, один?

Дмитрий мотнул головой. Шмель начинал ему надоедать со своими вопросами. Пальцем раз за разом он помял клавишу лифта. Где же ты родной застрял-то!.. Слух наконец-то уловил рокот раскручивающегося барабана.

— Дай мне оружие!

На просьбу авторитета Дмитрий никак не отреагировал. Вытянув руку, поймал на макушку юркого автоматчика. Выстрел слился с человеческим воплем.

— Все! Теперь нам головы поднять не дадут. — Он выпрямился, стараясь плотнее вжаться в утлую нишу. Увы, фраза оказалась пророческой. Здание завибрировало от всколыхнувшегося автоматного рева.

— Молись, Шмель! Либо жить нам еще сто лет, либо — две-три секунды… — Не удержавшись, Дмитрий матом обложил ползущий улиткой лифт. В штаны пять раз сходить по нужде успеешь, пока дождешься!

Гулко ударил взрыв. Но не здесь, а там — за спинами наступающих. Дмитрий облегченно выдохнул. Значит, сообразил все-таки Стасик. Рискнул высунуться.

Створки за спиной дрогнули, скрипуче разъехались. Оба ввалились в просторную кабину.

— Вниз, родимая! — Дмитрий ладонью хлопнул по клавишам. Дверцы сомкнулись, все также медленно лифт поплыл вниз.

— А теперь слушай! — Дмитрий говорил отрывисто, чутко прислушиваясь к отдаленному грохоту перестрелки. Стасик свое дело знал, стрелял скупо, но, надо полагать, кучно. Тяжело дышащий авторитет тоже не ерепенился. — Кто тебя заказал, ты и сам догадываешься. Ну, а кто выручил, узнаешь в свое время.

— Заказчик — Краевой, так?

Дмитрий ограничился легким кивком.

— Что ж, спасибочки. Обязательно посчитаюсь.

— Не говори «гоп». Мы еще не выбрались.

— Много он послал людей?

— Не знаю. Планировалось обойтись без шума. Бай со своими людьми собирался инсценировать покушение. Но для подстраховки кое-кого пригласили со стороны. Во всяком случае на улице нас могут встретить.

Лифт остановился, и беглецы поспешили выбраться наружу.

— Где мы? — Дмитрий закрутил головой.

— В гараже. — Шмель кивнул на шеренгу лоснящихся в полумраке машин.

— Все на ходу?

— Не знаю, за ключи отвечает шофер…

Дмитрий чертыхнулся. Рукояткой «Стечкина» разбил стекло ближайшей иномарки, разблокировал дверцы.

— Залезай!

— Ворота без пульта все равно не откроются.

— А мы попробуем!

Не церемонясь, Дмитрий взломал панель управления, нашел стянутый кольцами жгут проводов. Подобные фокусы раньше у него получались безупречно, на этот раз мотор завелся лишь после второй искры.

Тяжелый «БМВ» цвета маренго, взвизгнув покрышками, полетел к воротам подземного гаража.

— Держись крепче, старик!

От удара стальная преграда грохочуще прогнулась, однако птичку из западни не выпустила.

— Ничего! Терпение и труд все перетрут! — Дмитрий мимоходом взглянул на утирающего кровь соседа. — Я же сказал, держись!

Машина вернулась на исходную позицию и вновь драчливым барашком устремилась к воротам. Этот удар оказался решающим. Из кирпичной кладки вырвало металлический косяк со штырями, ворота тяжело накренились, уступая напору машины.

— Вот так, — Дмитрий уловил в боковом зеркальце постороннее движение, вжал педаль газа в пол до упора. «БМВ» танком ринулось назад, заставив стрелка с автоматом откатиться в сторону. Дмитрий забросил руку за спину, не целясь, бегло выпустил из «Стечкина» с полдюжины пуль. А машина уже вновь летела на изуродованные ворота. Скрежещущий удар, и последнее препятствие осталось позади.

Сваренная из прутьев ограда оказалась еще более хлипкой. «БМВ» обрушило забор, не снижая хода. Здесь, безжалостно крутанув руль, Дмитрий развернул машину поперек дороги.

— На выход, маэстро! Меняем лошадок!

Шмель подчинился без звука. Неожиданность поджидала их снаружи. Яркий блик сверкнул в лица, на миг ослепил. Дмитрий бросился на землю, вскидывая «Стечкин», но выстрелов не последовало. Зато со стороны оставленной позади дачи вжикнула слепая пуля. И еще одна чуть ниже, — ребятки потихоньку пристреливались.

— Гепард, я здесь!

Дмитрий обернул голову. Кричал Змей. Потянув Шмеля за собой, он юркнул в заросли можжевельника. Уже через пару десятков шагов их встретил Тимофей. На лице черная полумаска, в руках снабженная ночной оптикой СВД.

— Как тут у тебя?

— Двоих прижмурил, еще трое у оградки залегли.

— А нас, по-моему, кто-то фотографировал. Не видел тут посторонних?

— Вроде нет… Что с Волком?

— Если шмаляет, значит, жив.

— Ладно, будет вырываться по второму варианту… Давайте в машину!

Мотор неприметного, упрятанного среди деревьев «Москвича» с готовностью взревел. Машина лихо рванула с места, смяв пару кустов, выкатила на укатанную просеку. Шмель откинулся на сиденье, улыбаясь, пощупал раненный бок. Махровая ткань успела основательно пропитаться кровью.

— Вы не из «Белой стрелы» случайно?

— Не волнуйся, не из нее.

— Спасибо, успокоил. — Шмель на секунду зажмурился, заляпанную кровью ладонь вытер об одежку. — На кого бы вы не работали, ребятки, готов платить вдвое.

Майор даже не оторвал глаз от дороги. Дмитрий взглянул на авторитета с откровенным холодком.

— Ты-то готов, мы не готовы.

— Ну, смотрите. Вам решать…

Недолгая тряска закончилась лихим подъемом, и, нарушая правила, «Москвич» вылетел на шоссе заставив притормозить несущийся грузовик. Справа и слева потянулись неказистые двухэтажные домишки. Выстроенные еще пленными немцами и считавшиеся в далекие шестидесятые вполне приличным жильем, сейчас они навевали откровенную тоску.

Юркнув в узкий проулок, «Москвич» остановился.

— Кажется, оторвались. — Тимофей кивнул за окно. — Слева окраина Уралмаша, справа дикие джунгли. Куда ни шлепай, все хорошо. Ни одна тварь не найдет.

Дмитрий взглянул на соседа.

— Все, Шмель, на выход. Приехали.

Авторитет нахмурил брови.

— Не понял?

Тимофей, не оборачиваясь, проворчал:

— Мы свое дело сделали. Счастливого пути!

— Я ранен!

Дмитрий протянул руку, услужливо распахнул дверь.

— Насколько я в этом смыслю, ранение не слишком серьезное. Так что весьма сожалею, но мы не «Скорая помощь».

— И не трамвай, — пробурчал Тимофей.

Не произнося ни звука, Шмель выбрался из машины. Дмитрий закрыл дверцу. Чахоточно кашляя, «Москвич» тут же отъехал.

— Ну? Куда теперь? За Стасиком?

— Само собой. Подождем в условленном месте.

— А потом?

— Потом к Диане. Там у меня стрелочка с Рассохиным. Доложу ему обо всем.

— Как скажешь, Гепард… Кстати, все забываю спросить, ты по-прежнему у него в имиджмейкерах?

— Никак завидуешь?

— А что, работка не пыльная. Тем более, что хозяин в гору идет — не сегодня-завтра станет мэром или губернатором.

— Работка непыльная, это точно. В особенности, если судить по сегодняшнему вечеру. — Дмитрий ковырнул пальцем над верхней губой, отклеивая полоску усов.

Тимофей коротко глянул на него, вполголоса фыркнул.

— Да уж, усики тебе не идут.

— Давай, кучер, не отвлекайся! На дорогу гляди.

Заложив вираж и вереща покрышками, «Москвич» развернулся на дороге, на предельной скорости полетел в обратном направлении.

Глава 3

Пальцем Колянчик попробовал колупнуть в солонке. Ничего из этой затеи у него не вышло. Горлышко оказалось чересчур узким, а палец чересчур толстым. Точь-в-точь — усохшая сосиска. До соли не доставал даже желтый, украшенный черный каймой ноготь, а уж ногти у Колянчика были достойные. Стричь он их не стриг, чаще всего ногти ломались сами. Особо неприятные заусеницы Колянчик стесывал трением о стены, а чаще скусывал зубами. Лежа на раскладушке, Вовчик с вялым любопытством наблюдал за потугами клешнястой руки Коляныча, хотя ничего интересного в этой руке не наблюдалось. Пятерня стареющего работяги с корявыми буковками на фалангах. «Нялок» — если читать справа налево. Буква «о» на указательном пальце, буква «к» на большом, — имя таким образом заканчивалось на безымянном.

Николай как-то рассказывал историю своей юношеской татуировки. В армии насмотрелся на самостийных художников и решил тоже попробовать. Очень уж хотелось быть красивым. Сперва думал написать «Коля» — просто и без лишнего форса, однако когда покончил с «я», запоздало сообразил, что мизинец остался чистым. Гляделось это нелепо, и еще нелепее казалось ставить на мизинце точку. Так и родилось «Колян». А, родившись, пошло-поехало. Ни Колей, ни Николаем его больше никто не называл. Сам себе разметил судьбу. Иглой, смоченной в спиртовых чернилах.

Вовчик своей судьбой тоже распорядился вполне самостоятельно. То есть выяснилось это относительно недавно, — лет восемь или десять назад он еще усмешливо цедил, что бросит пить, когда захочет. С тех пор времени минуло достаточно, чтобы понять: пить он не бросит. Ни-ко-гда. То есть даже не так следовало формулировать проблему. Не он что-то там выбирал или не выбирал, — все шло само собой, катилось, ехало, переваливалось через кочки и колдобины, и аналогичным образом переваливался с бока на бок он сам на своей неизменной кушетке.

— ..Опять же важно, что там в Думе решат, — продолжал бубнить Коляныч. — Потому как с налогами пора разбираться и Америку на место ставить. Они там спорят, едрена корень, в носу ковыряют… От, блин!.. — Злополучную солонку он все же опрокинул, рассыпав соль по всему столу. — Ну вот! А все из-за этих мозгляков! Чешут, понимаешь, в затылках, треплются день-деньской, а Русь на коленях стоит.

— Соль просыпал, поссоримся, — апатично пробормотал Вовчик.

— Мы с тобой? С чего это?

— Примета такая.

— Я тебе про налоги толкую, а ты мне о приметах каких-то!

— А что — налоги? Тебя-то каким боком они трогают? Много ты их платишь?

— Пока, верно, не трогают, а тронут — поздно будет. У нас один опарыш забегал год или два назад в налоговую, рассказывал потом, что там тринадцать бланков заставляют заполнять.

— Это чтобы им же, значит, и платить? — Поразился Вовчик. — Во дают, шершавые!

— Но! Я и говорю — совсем сбрендили! Главное, едрена корень, — тринадцать бланков! Ты прикинь, сколько бумаги уйдет на один только Екатеринбург.

— А на весь Союз сколько!

— То-то и оно! А они нам талдычат еще об экономии! Свет на столбах с утра до вечера горит, а денег для шахтеров найти не могут.

— В карманах у себя пусть пошарят!

— Но! — Кивком подтвердив согласие, Колян ладонью смел соль в солонку, половину при этом просыпал на колени. — У себя-то в карманах, верно, найдут…

В дверь позвонили.

— Кого еще черт принес?

— Не открывай, — предложил Вовчик. — Все свои тут.

— Ну да! А вдруг с бухалом кто пришел?

— Тогда это… Ты в глазок сперва глянь! — Вовчик поворотил голову, провожая спину удаляющегося Коляна. И эту же спину он пронаблюдал пару секунд спустя, когда приятеля вышвырнуло из прихожей, точно пробку из бутыли с подгулявшим шампанским. Кто-то вошел в прихожую, судя по звукам — двое, дверь аккуратно прикрыли.

— Здорово, голь! — Коренастый детина с хвостиком волос на затылке, с крутым лбом и чугунным взором сцапал за ворот прижавшегося к стене Коляна, коротким ударом под дых посадил на пол. Второй из гостей, по-нездоровому худой, жилистый, с неприятным костистым лицом, уже направлялся к Вовчику.

— Подъем, котяра! Будем, в натуре, изучать стоицизм. Слыхал такое словечко?

Вовчик успел только привстать, как его тут же достали ногой. Получилось больно. Пожалуй, даже больнее, чем у Коляна. А костистый, кажется, не собирался униматься. Пинком опрокинув раскладушку, загнал поскуливающего Вовчика в угол, вынул из-под куртки резиновую дубинку.

— С «демократизатором» знаком? Нет? Сейчас подружитесь. — Он тускло улыбнулся. — Раз цать.

— Чего вы, ребята, за что? У нас же ничего нет!

— Гляди-ка, сообразительный! — Коренастый наконец-то оставил хлюпающего кровью Коляна, в свою очередь приблизился к Вовчику. — Ты ведь у нас хозяин этой халупы, верно? Вот и кумекай, чем можешь с обществом поделиться. Заметь, мы тебе даже не намекаем, сам обязан догадаться и предложить.

— Как предложить? — Голос Вовчика дрожал. Разумеется, он все понял. — За просто так?

— Слышишь? Просто так, говорит! — Жилистый громко гоготнул.

— Зачем же, — коренастый оставался серьезен. Опустившись рядом с Вовчиком на корточки, мускулистой рукой погладил небритую щеку хозяина. — Ты пойми, фраерок, еще лет пять-шесть, и ты эту хату окончательно загадишь. Скажешь, нет?.. Ну вот. Реально загадишь. И кто тогда будет этот хлев после тебя отскребать? Пушкин Александр Васильевич?

— Сергеевич, — заикаясь, поправил Вовчик.

— Видишь, какой ты у нас грамотный! — Коренастый ухмыльнулся. — Тем лучше. Быстрее подпишешься. Дело-то законное. К нам сейчас и нотариус подъедет. Перетрешь с ним — и порядок. Тебе тысчонку на выпивон, другу твоему в зубы. Он ведь тут не прописан, верно?

— Не прописан.

— Вот и нормально, никакой золы. Подпишешь бумажки, и все будут довольны.

— Где же мне потом жить?

— Ты про потом не думай, — коренастый снова погладил собеседника по щеке, и от этого медлительного прикосновения Вовчика передернуло. — Ты про сейчас думай, лады? Мы ведь, если что, окучивать будем, прикидываешь? По полной программе. Пока, значит, не согласишься. А не согласишься, погасим, как свечку.

— Знаешь, как его в народе зовут? — Жилистый кивнул на своего приятеля. — Тайсоном. Слышал, нет?

Вовчик робко качнул головой.

— Ну вот. — Коренастый улыбнулся. — Однофамилец мой за океаном народ дрючит, а я здесь. Так что не играй вольтанутого. Соглашайся, пока мы добрые.

Гладящая рука хлестко мазнула по щеке. Вовчик затылком ударился о стену, в ужасе закрыл глаза.

— Так как, сява? Договорились, нет?

— А куда он денется! Вполне реальные бабки предлагаем. Пятьсот сейчас, пятьсот после. Он мужик умный — подпишет все, что скажем.

Вовчик набрал полную грудь воздуха. Отчаяние оказалось сильнее страха.

— Ничего я подписывать не буду! — тонко прокричал он. — Не имеете права!..

На этот раз ударили сильнее. Голова наполнилась обморочным гулом, по губам потекло теплое. Его грубо подняли — и даже не подняли, а вздернули. Словно провинившегося школяра. Видимо, для более тесного знакомства с «демократизатором»…

***

— А если там менты?

— Сомневаюсь. Но даже если так, нам это без разницы. Стасика все равно будем выдергивать. — Дмитрий хмуро поглядел на соседа. — Или есть другие предложения?

— Предложений нет, но приготовься, возможно, придется попотеть.

— Ничего. Чай, не дворец Амина. Справимся.

— Не дворец, это точно… — Тимофей, крякнув, прибавил газу, и, затрепетав от натуги, «Москвич» в два счета превратил череду деревьев справа и слева в мельтешащую чехарду. Импортный движок гудел ровно, а вот жестяной корпус лязгал и громыхал, дребезгом напоминая разбитый колхозный трактор. Впрочем, напоминало это и о другом. Например, о той жаркой ночке, когда на рычащем БМД экипаж добровольцев попытался вырваться из полыхающего кишлака. Надеялись, что уж свою-то машину пехота опознает, и пальба прекратится, но этого не произошло. БМД тут же угодила под шквальный огонь крупнокалиберных пулеметов и, каким-то чудом пробежав на искромсанных колесах метров тридцать, вильнула в сторону от дороги и там окончательно завязла.

А случилось то, к чему они не были готовы. Очередная бестолковщина, коих на всех войнах хватает в избытке и о чем старательно умалчивают в боевых сводках. На занятый духами кишлак спустили возглавляемую Тимофеем роту десантников, а позже, желая подстраховаться, подтянули пехоту с полковой артиллерией гаубиц. Самое нелепое крылось в том, что духи, вовремя пронюхав о подходящих частях, садами выскользнули из селения. Поднявшийся в горы десант без труда смял сопротивление оставленного заслона и занял кишлак. Ни об артиллерии, ни о бредущей по пятам пехоте никто ведать не ведал. На всякий случай ощетинились пулеметами, на окраинах выставили блокпосты. Не без оснований ждали возвращения духов, но подошли вовсе не духи, а своя матушка-пехота. Молодые необстрелянные солдатики открыли огонь уже на дальних подступах, собственной пальбой стараясь заглушить страх первой атаки. Само собой, разобрать что-либо в ночной кутерьме было невозможно, и десант ответил пехотуре дружными очередями. А чуть позже вдарила по дувалам и садам родная артиллерия. Маленький ад жители кишлака разделили наравне с десантниками. Купол невысокой мечети лопнул огненными брызгами, тут и там отягощенные золотистыми плодами деревья взмывали вверх и опадали, рассыпая сладкий урожай. Почти четверть их роты полегла в первые же минуты артобстрела. В клочья разнесло радиста, осколок в спину получил вечноулыбчивый Стас. Даже в грохоте близких разрывов перебинтовывающий бойца Дмитрий различал, как скрипят его зубы. Засев возле чудом уцелевшей рации, Тимофей изрыгал ругательство за ругательством. Когда выяснилось, что произошла ошибка, огонь наконец-то затих. В воцарившейся тишине было слышно, как голосят над убитыми жители кишлака, как яростно матерятся десантники. Кое-кто уже накручивал на кисть кожаные ремни, однако охота метелить недавнего «противника» пропала тотчас после того, как узнали о потерях с той стороны. Кроме того, приказ у артиллеристов с мотопехотой был вполне ясный. В нем говорилось о крупной отряде душманов и не единым звуком не поминались десантники. Разобравшись в ситуации, майор лично пересчитал оставшихся в живых и, прихватив с собой Дмитрия, помчался в штаб.

Полковника Голикова, измыслившего эту «талантливую» операцию, они разыскали без труда. Оба были распалены до предела и готовы были на все. Часового Дмитрий снял одним легким ударом. Парень даже понять ничего не успел, обнял автоматик и прикорнул у стеночки. Полковник же оказался пьян и какого-либо сопротивления даже не думал оказывать. Похоже, он и сам успел осознать ужас случившегося и теперь вибрировал в ожидании последствий.

Дмитрий хорошо запомнил ту комнатку с серыми ветхонькими шторами и застывшего возле стола растерянного начальника. Забыв о своих полковничьих погонах, этот скороспелый стратег стоял перед ними бледный, с отдутловатым нездоровым лицом и лепетал что-то о неизбежности несостыковок, о том, что лично позаботится о погибших и что-то еще о своих давних заслугах перед родиной. Пожалуй, попробуй он их приструнить, одернуть, и песенка его была бы спета, но весь их мат-перемат полковник проглотил, как должное, и даже на оплеуху Тимофея, выплеснувшую из его ноздрей пару багровых струек, никак не отреагировал. Человек был в трансе, и разбираться с ним было бессмысленно. Махнув на него рукой, они покинули здание.

Жизнь пошла своим чередом, но, спустя месяц, арестовали того и другого, обвинив в расхищении солдатского довольствия. Полковник Голиков не забыл своего унижения. Тем более, что инцидент с ночным боем замяли, списав все на коварных моджахедов. Сохранивший должность и даже получивший от командования очередную медальку, штабист вновь осмелел, решив наверстать упущенное. Как-то враз обнаружился ворох подозрительных накладных, а к ним присовокупили свидетельские показания запуганных афганских солдатиков. Пошли допросы-расспросы, и по всему стало ясно, что мстительный Голиков расстарался на совесть. Дело, шитое белыми нитками, стало разваливаться лишь когда погиб главный инициатор обвинения. Полковника Голикова, переезжавшего вместе с колонной бронетехники, снял неизвестный снайпер. С приличной дистанции молотнул точно в голову. На засаду это никак не походило, поскольку больше никто из находившихся в колонне не пострадал. По зеленке ударили из пулеметов, автоматов и пушек. Потом еще битый час прочесывали шипастые заросли, пытаясь обнаружить останки вражеских тел. Вскоре небольшую лужицу крови действительно нашли, однако неизвестный стрелок сумел к тому времени покинуть опасную зону.

Виновного в смерти полковника вычислили вернувшиеся в часть опальные офицеры. Задача оказалась не столь уж сложно. Проверив списки боевого состава, Тимофей с Дмитрием выяснили, что, подлечив свою спину, Стасик успел вернуться в строй. Более того, уже дважды неугомонный десантник уходил в разведрейды. Куда именно и с какой целью, толком никто не знал. Такая уж привилегия была у батальонных снайперов, а Стасик справедливо считался одним из лучших. В этот же день они навестили его в лазарете. Такое вот неудачное вышло совпадение: Стасик залег туда, получив повторное ранение. Как доложил чудо-лекарь Евгений Николаевич, шальную пулю Стасик словил в последнем из своих рейдов. Услышав это, Тимофей косо переглянулся с Дмитрием, однако от комментариев воздержался. Никакими доказательствами они не располагали, однако все поняли, едва только вошли в палату. Лицо смущенного Стасика выдавало его красноречивее любых слов. Впрочем, расспрашивать бойца они ни о чем не стали, но именно тогда между ними возникло то редкое чувство общности, что не забывается до гробовой доски…

«Москвич» тряхнуло на кочке, и Дмитрия выбросило из воспоминаний, как летучую рыбину из шальных волн. Описав круг, машина замерла на лесной опушке, и одновременно у обоих пассажиров вырвался вздох облегчения. Из-за деревьев, прихрамывая, показалась знакомая фигура. Выскочив из кабины, Дмитрий подбежал к Стасу, отобрав автомат, осторожно подхватил под руку.

— Куда тебя?

— В ногу, Гепард. Везет мне, понимаешь, на эти вещи.

— Ты хоть жгут-то наложил?

— Само собой. Пока вас ждал, еще и перевязаться успел.

— Волчара ты мой! — Приблизившийся Тимофей трепетно обнял Стаса. — Как там все прошло?

— Нормально. Сразу как вы уехали, они тоже в дорогу засобирались. Оставили парочку вертухаев и сдернули.

— А ты?

— А я, как видишь, упрыгал. Они даже толком не преследовали. И то сказать — я не Шмель, на кой им сдался? В общем популяли друг в дружку и разошлись. Мне вот гостинцев в дорогу выдали…

Дмитрий, успевший бегло изучить ранение, коротко кивнул:

— Есть такое дело. Парочка гостинцев — и, похоже, в мякоть. — Подняв голову, успокоил. — Ничего, жгут наложен грамотно, крупные сосуды не задеты. Есть у меня знакомый лепила. Все изладит в лучшем виде. Потерпишь полчасика?

Вопрос был излишним. В буйной своей жизни Стасик терпел и не такое. За то и получил прозвище «Волк». Усадив раненого в машину, они спрятали оружие в тайничок под открывающимся полом, в поисках возможных следов скоренько осмотрели поляну. Вновь взревел двигатель, и, всхрапнув, словно застоявшийся конь, «Москвич» понес их к городу.

***

Буйный вечерок обещал не менее буйное продолжение, но для начала следовало осмотреться и зализать раны. Квартал был не слишком знакомый, но это ровным счетом ничего не значило. Зажимая раненный бок, Шмель добрался до ближайшего ларька и, просунув голову в окошечко, приказным тоном велел звать охрану. Он сознавал, что рискует. Ему могло и не повезти, если заявились бы молодые неопытные бычки. Короля в лицо знает только свита. Однако все обошлось. Пареньки внимательно выслушали Шмеля, изучив татуировку на руке, немедленно организовали машину с сопровождением. Оказавшись в центральном офисе, авторитет тотчас связался с Кисой — одним из своих силовиков, и уже через четверть часа на дачу помчалась вооруженная бригада. Парни Худого тоже не теряли времени даром, засев за офисные телефоны. Вызванивали звеньевых и разведку, предупреждали насчет возможных акций Краевого. Армия Шмеля стремительно превращалась в колючего ежа, готового атаковать и защищаться.

Сам Шмель кое-как принял душ, самостоятельно смазал йодом глубокую, сочащуюся кровью борозду на боку. Все того же Худого заставил себя перевязать. Пальцы у помощника дрожали, бинты то и дело соскальзывали, скручивались тесемками, никак не желая ложиться ровными лентами. Шмель с сожалением припомнил о застреленной медсестре. Уж Томочка ему бы сейчас сделала все как надо. Пожалуй, только за эту девочку Краевому стоило открутить головенку. Впрочем, теперь вор уже не сомневался в том, что скоро это произойдет…

Внезапно грянувший звонок заставил его вздрогнуть. Сюда во внутренние покои офиса доступ имели очень немногие, а уж телефоном пользовались лишь в самых исключительных моментах. Хотя под категорию исключительных сегодняшний вечерок вполне подходил… Медлительным движением вор поднял трубку.

— Шмель?

— Слушаю.

— Тебя, оказывается, не просто вызвонить.

— Кто это?

— Тот, кто помог тебе на даче.

— Я с анонимами не разговариваю.

— Брось, ты же разумный человек. Должен понимать, что разговор с полезными людьми всегда важен.

— Полагаешь, ты полезен для меня?

— Я уже оказал тебе услугу, и могу помочь в следующем шаге.

— Не уверен.

— Это сегодня ты не уверен, а завтра все сам поймешь. Выспишься, отдохнешь, газетки утренние почитаешь — и тут же вспомнишь обо мне. Знаешь, почему?

— Ну?

— Потому что увидишь в газетках себя. Да, да, не удивляйся! Я уже узнал по своим каналам, что сегодняшнюю перестрелку запечатлели на пленку журналисты из «Ведомостей». Недобрая реклама, верно? Уголовные разборки, жертвы — да еще накануне выборов. Но согласись, еще хуже, когда в теленовостях показывают бездыханный труп. — Голос собеседника с пафосом произнес: — Еще один известный авторитет сгорел на производстве! Звучит, а?.. Словом, можешь считать, что родился в рубашке.

— Ты мне угрожаешь?

Трубка донесла воркующий смех.

— Брось, Шмель. Глупо угрожать тому, кого спас от смерти. Я человек практичный, и ты нужен мне. А тот же Краевой как раз не нужен. Такая, представь себе, ситуация. Поэтому на данный момент наши интересы совпадают.

— Чего ты хочешь?

— Вот это уже деловой разговор. Мне нравится подобный подход. Так вот, Шмель, слушай меня внимательно. У меня есть для тебя информация — и информация крайне любопытная.

— Я не кумушка, чтобы кормиться сплетнями.

— Это не сплетни, Шмель. Информация касается Бая и кое-кого из его помощничков. Или тебе это неинтересно?

Шмель стиснул пальцами трубку, сипло выдавил из себя:

— Интересно.

— Что ж, тогда я согласен поделиться с тобой. Правда, с одним непременным условием: ты тоже кое-чем мне поможешь.

— Чем именно?

— Об этом позднее, а сейчас мне нужно принципиальное согласие.

Вор прижал трубку к уху плотнее.

— Я тебя слушаю…

Глава 4

Знакомый пепельного цвета «БМВ» дремал на стоянке. Усики антенн делали машину похожей на лакированного таракана. Оправив на себе пиджак, Дмитрий неспешно обогнул ресторанчик, кивнув человеку-шкафчику на ступенях, вошел внутрь. Еще один богатырь «мебельного» телосложения с готовностью шагнул навстречу, детектором помаячил у него перед грудью. Чуткий прибор прозорливо пискнул.

— Разоружайся.

— Ты же знаешь меня, Степа.

— Давай, давай, имиджмейкер хренов.

Дмитрий ухватил запястье охранника, в нужном месте крепенько стиснул. Детектор шмякнулся об пол, следом со стоном опустился и сам Степа — сто двадцать килограммов распухшего от пива и штанг мяса.

— Вежливым надо быть! — Дмитрий удрученно покачал головой. — От людей отрываешься, небожитель.

— С оружием нельзя! — Просипел Степа. — Инструкция!

— Он прав, Дмитрий Игоревич, инструкции для нас — святое.

Дмитрий оглянулся. Разумеется, за спиной стоял Курлыкин. Еще одна личность из местного зверинца, особа приближенная к императору. По сведениям Дмитрия, Курлыкин выполнял функции секретаря, совмещая их с множеством иных неведомых никому обязанностей.

— Держите, бюрократы. — Он нехотя протянул Курлыкину «Стечкин». Поверженного Степу потрепал по стриженой макушке. — Но впредь, ежик, не хами мне, договорились?

— Он сделает должные выводы, обещаю.

Дмитрий неверяще кивнул