Глава 1

Опять преследовал тот же сон. Холм. Трава по колено. Желтые шапки подсолнухов. Мелкий дождь, небо хмурое, глубокое. Лес далеко, за полями. Места знакомые, как из видений, но все совершенно нереально: темнеет рывками, приближение ночи пугает, холм заканчивается обрывом, внизу — черная река. Рваный зазубренный край скалится, поток бурлит. Хочется убежать. Босые ноги вязнут в мокрой земле, что-то хлюпает. Подсолнухи вянут, кругом вода. Пытаешься вырваться и падаешь, точно не зная — куда, и проснешься ли собой.

Пока получалось. Я сдергивала одеяло, выныривала в отрезвляющую прохладу дома. Уже почти ритуал: зажечь светильник, устроиться с книгой, не спать. Устану, срубит под утро, будет не до снов. Лишь темнота. Да и давно следовало прочитать его целиком — древний фолиант с погнутой спиралью на потертой обложке. Там могло быть что-нибудь важное, упущенное мною ранее. Главное — не увязнуть в нем, как в этом чертовом ночном кошмаре…

Понимала прекрасно — сон связан с видениями. Все оттуда, из жизни той, кем я была когда-то. Энергия вечна, чего не скажешь о людях. Прекращу призывать ее воспоминания, уйдут и сны. Не станет ни липкого ужаса чужих страхов, ни мучительных пробуждений. Тишина. Покой. Собственные сновидения. Но отступать я не собиралась, чувствовала, что оно того стоит. События, произошедшие пять тысяч лет назад, важны. Там кроется ответ, каким еще образом можно избавиться от бессмертной пятерки. Куда-то ведь она делась, их шестая. Как так вышло? Обрести запретную силу, чудом выжить, уничтожить опасного врага, получить бессмертие и… пропасть. Почему? Увы, она оставалась для меня тайной, вся.

Эсте. Девушка, которая не прожила долго — ни в Потоке, ни в реальности. Мы не очень похожи внешне, разве что цветом волос. У нее тоже темные, практически черные, казалось, еще длиннее моих. Она миниатюрнее, ниже. Резкие черты лица, беззащитные острые плечи, тонкая фигурка, вызывающая желание предложить пирожок, а то и два. Ей выпало немало путешествий: картинки шумных рек сменялись то приливами моря, то мертвой гладью озер. Можно было подумать, что Эсте нравится вода, но нет — она любила берега. Прочерченные землей границы, ощущение твердой почвы под ногами перед изменчивой неуправляемой стихией. Ее вел дар, даже гнал. Не любопытство, не жажда власти, а необходимость в чем-то. Ком-то? Был мужчина. Мелькал в половине видений, вызывая смесь затаенной радости, жгучей вины и страха. Мне ни разу не удалось его рассмотреть. Стоило ему обернуться, как все меркло, размывалось, ускользало. Сквозь туман прорывался только голос, единственный, которому Эсте внимала. Он утешал, осуждал, направлял, а порой нашептывал то, что подслушивать было крайне неловко. Но кроме голоса — ничего. Ни имени, ни лица. Она не хотела его помнить? Тогда зачем сохранила для себя, пронеся через века? Слишком много вопросов. А вместо ответов — невнятные картинки, словно в облепленном снежинками темном окне.

Снег выпал еще в конце октября, продержался весь ноябрь и не думал таять сейчас, в декабре. Сугробы перед домом расчищали каждое утро, а красивые морозные узоры на окнах не появлялись. Стеклопакеты… Это была Сонина излюбленная игра — придумывать по обрывочным ледяным штрихам целую историю. Она бы и с видениями разобралась. Будь тут, со мной. Первую неделю Анита на мои звонки не отвечала, потом позвонила сама. Сообщила, что Соня жива, но не очнулась. Навестить ее не дала, сказав, что далековато ехать придется, зато обещала связаться, если будут новости. Не верилось, что они будут хорошими. Не очнулась — может означать, что сознание полностью поглощено, как при ловушке. Пожалуй, лучше умереть, чем позволить бессмертному гаду разгуливать в своем теле…

С Пашей мы не встречались с того дня. Не говорили, никак не пересекались. Он прислал мне книгу — домой, лично в руки, с вежливым курьером. Прилагалась записка: «Все-таки прочитай», и какое-то слово, нещадно зачеркнутое. Не хочет меня видеть, вероятно, и помогать тоже. От Киры я узнала лишь то, что у него полно работы, скверное настроение и стойкое нежелание говорить обо мне.

С книгой я намучилась. Продираться сквозь древнерусский текст — то еще удовольствие. Сплошные загадки, в основном по части смысла предложений. Вникать приходилось в каждую фразу, о многом догадываться интуитивно, кое-что искать в словарях. Мозг упражнялся, в остальном… Вот она — последняя страница, а полезного ноль. Сборник сказок с пространными отсылками к божественному промыслу. Похоже, у автора был дар, и он собирал истории о нем. Вестник упоминался в единственной легенде о погибшей в далеких землях особенной девочке, обладающей невероятными силами. Сколько таких девочек было… Пятьдесят, как и созданных их смертью миров. Ни одной те силы не помогли. Я догадывалась, почему на обложке оказался знак одного из пятерки. Они охотятся на Вестников, и рядом с очередной жертвой могли наследить. Без символа им не обойтись, в чужом теле это ключ к собственной памяти, привязанный к энергии.

Вопросов только прибавилось! В окне занимался рассвет, бледнела оранжевая шапка светильника. Я захлопнула книгу, ветхие страницы скрипнули. В нос ударил запах старой бумаги и пыли, которую было ничем не вывести. Ценной информации нет, от видений в голове каша и боль, вдобавок мерзкое чувство, что я — не я вовсе. Будто наяву заплясала опоясанная разорванным кругом волна, странно замутило.

Я вдохнула — сосредоточенно, полной грудью. Свет в окне вспыхнул ярче, хлынул в комнату. Ослепило, реальность дрогнула. Волны энергии подхватили кровать, прожгли пол. Все растворилось в белом сиянии, проявились очертания серых линий. Бросило в жар. Воронка извивалась, танцевала, звала. Непреступная граница, портал в нижний Поток. Ее создавали вшестером, и ключ в энергии любого из них. В том числе у меня, как выяснилось. А ведь… Четыре года назад, Соня пыталась вернуться, но обратно ее уже не пропустило. Если бы я просто постояла тогда чуть подольше…

Стоп. Что я делаю здесь?!

Шаг, словно во сне. Прожгло изнутри, воронка стремительно утянула вниз. Горячая пульсация, выталкивающие к выходу объятия. На мгновение темнота, и снова серость. Скачущие типично телевизионные помехи, точь-в-точь как в Пашиных воспоминаниях и описаниях Сони. Это он — лабиринт. Бесконечно высокие стены, сотни разбегающихся путей. Энергия плотная, колючая, шипела, шла полосами. Вряд ли его можно пройти. Секунду… Какое «пройти»?.. Развернуться и бежать! Что-то зашуршало, в стене выплавился сквозной, уходящий вдаль проход.

Я попятилась, передо мной возникла Яника. Собранные диадемой кудряшки, миловидное личико и тяжелый гипнотизирующий взгляд, разбивающий образ юной девчушки вдребезги.

— Я знала, — она протянула мне руку, — что ты придешь.

Жаль, я не знала!

Гулко бухнуло, мощная вспышка разнесла стену в клочки. Злое бурление энергии, отбросившая прочь ударная волна. Кто-то негостеприимный! Засочилась ядовитая белизна, проход завалило. Черт! Яника цапнула меня за локоть, потащила в руины. Значит, тут по-прежнему на ножах. Удастся ли выбраться под шум их разборок, как в прошлый раз?..

Замельтешили обрывки энергии, все четче, крупнее, начали попадаться не до конца раскрошенные стены. У более-менее целой Яника замерла, приложила палец к губам. Полыхнуло опасностью, пол заискрил. Нас заслонило сотканной в воздухе стеной, которую тут же смяло в кривой клубок помех. Шипение спутанных линий, столп искр. Из них к нам шагнул Крис, с ухмылкой, которая блондину столь смазливой наружности не шла совершенно. Яника засверкала силой, которая тоже была вполне способна обрушить пару стен, отпустила мою руку.

— Беги, — крикнула она мне.

Да легко! Линии стен переплелись, видимое пространство накрыло вспышкой. Белым-бело, звон оглушительный. Я кинулась к выходу. Сердце колотилось, обступал едкий свет. В каком бреду сунулась сюда?! Прибьют или еще хуже… Сожрут! Получат мои знания, воспоминания, все-все. Поймут, что тот, кого они ищут — Артем. От видений у меня мозги набекрень. Недосып — зло!

В белом мареве проклюнулись очертания стен, снова замелькали полосы. Хорошо они лабиринт построили, основательно. Сам восстанавливается. К счастью, я еще застала руины и проскользнула в зарастающие дыры. Впереди показалась воронка, обдало манящим жаром.

— Так быстро уходишь? — разочарованно спросили рядом.

Я шарахнулась в другую сторону. Спина коснулась стены, исходящей от нее вибрацией оцарапало. Выражение лица у Тео было довольное очень, не под стать голосу. У воронки стояла Иллит. Льда в раскосых глазах хватило бы на целый хладокомбинат.

Лабиринт вырос весь, к стене напротив привалился Базиль. Взгляд из-под рыжей челки был равнодушным, даже в позе сквозила некая лень. Не собирается мне помогать?.. Мало ли, о чем два месяца назад говорил… Тогда была нужна, теперь мог передумать.

От Иллит полетел импульс, по всем признакам агрессивный. Гадина! В ответ — инстинктивный вдох, прощупывание энергии. Представить, нарисовать. Будто в Лектуме. Выстроенная преграда в виде обломка стены приняла удар, туго сплетенные линии энергии растаяли, поглотив вспышку. О!

— Какого… — Иллит на миг потеряла надменный вид.

Тео удивленно хмыкнул, Базиль закатил глаза:

— А я говорил, что это сентиментальный идиотизм — ее часть мира оставлять.

Точно… Соня об этом упоминала. Вот почему энергия здесь мне подчиняется! Концентрация, ожившая воображаемая картинка. Круги на полу, сплетение танцующих линий, вихрь, под стать воронке. Настоящий ураган! Умчался к Иллит. Треск, мощные волны света. Удачно она там встала… Впечатало в портал вместе с едва оформившимся контуром щита. Сияние потухло, воронка вновь сомкнулась. Остались втроем. Но куда бы ее ни выкинуло, это ненадолго.

Я отступила к воронке, стены оплавились. Сплющились в линии зигзаги помех, шипение прокатилось эхом. Плохой расклад. Базиль с Тео, и я между ними, примерно посередине. Пришлось замереть, готовясь выстраивать что-нибудь защитное с любой стороны.

— Давай без резких движений, — предупредил Базиль.

Явно не меня. Тео ухмыльнулся. Конечно, обоим нужна я. Всем пятерым нужна. Поглотивший мое сознание выиграет главный приз. Вот только их ловушки — штуки не быстрые, понадобится время. А еще конкурентов обойти. Кто успел — тот и съел.

Лабиринт вдалеке вздрогнул, отдачей пару стен порвало, словно бумагу. Крис с Яникой… И у нас сейчас будет не скучно. Справа Базиль, слева Тео. Впереди — воронка, но до нее попробуй добеги. Нет, сама не выберусь. Увы…

— Иди сюда, — велел Базиль. На этот раз мне. — Медленно.

Я кивнула, захватила вокруг побольше податливой энергии. Форма вырисовалась в голове, воздух наэлектризовался. Пора! Теплота на кончиках пальцев, рывок влево. За спиной соткалась завеса тумана, плотная, как по заказу. А вот равновесие подвело, вцепилась Тео в плечо. За сгустившейся пеленой мелькнула озадаченная физиономия Базиля. Сумела удивить?

Я отпустила того, кто выглядел не менее ошарашенно. Даже сожрать не пытался, тоже из-за шока, наверное. Из-за тумана донеслось сердитое шуршание, я инстинктивно пригнулась. Над самой макушной просвистело, пространство взорвалось горячими искрами. То ли Иллит вернулась, то ли Базилю мои фокусы оказались на один зуб, то ли Яника с Крисом разобрались друг с другом и принялись за меня… Все варианты скверные. Запястье словно в тиски попало. А нет, всего лишь за руку хапнули. Тео резко поднял меня с утонувшего в сиянии пола, уха коснулось ласковое:

— За мной, и не выделывайся.

Сдернуло с места тут же. Властные импульсы, громыхание. Дыра в стене, по виду пробитая шаром для сноса зданий. Мы в нее пролезли, и все затопило неоднородно белым, изменчиво пульсирующим. Месиво энергии, раздираемой на куски влиянием нескольких человек сразу. Мигание огней, атакующие вибрации. Куда меня тащили — не разобрать. Дорога долгая, почти бесконечная. Вспышки редели, грохот отдалялся. Кажется, мы дали деру, и успешно. Звуки исчезли, воздух непроницаемо зазвенел тишиной. Энергия сгущалась, ее течение становилось размеренным, спокойным. Сжимавшие мое запястье пальцы ослабили хватку, после вовсе соскользнули.

Белизна рассеялась внезапно. Поле. Огромное поле невообразимо желтых, обращенных к теплому солнцу подсолнухов, объятия сомкнутых листьев. Мягкие прикосновения ветра, молочные сгустки пара в траве. Можно было принять их за упавшие на землю облака — такие же пушистые проплывали в неспособном темнеть небе. Желтые шапки вдали сливались в сплошное яркое полотно, на горизонте плескалось море. Уверена, там должен быть песчаный берег, усеянный цветными ракушками, шелест волн и единственное дерево, отбрасывающее на пляж кривую тень. На его стволе вырезаны имена — два, одно из них забытое. Только не было ни дерева, ни пляжа. Лишь огрызок моря, выплескивающий волны в белесое марево. Вырванный из общей картины кусок, словно незавершенный. Но на самом деле эта картина просто стерта не до конца.

Я обернулась. Тео бесцеремонно завязывал узлом листья соседних подсолнухов. Думаю, нападать не будет, раз привел сюда. Перевес сил-то на моей стороне, родной энергии полно.

— Детка, признавайся, чего явилась-то? Не каждый день ко мне так рвутся и цепляются… Я заинтригован.

Глубокий вдох, спокойный выдох. Ну, раз уж я сюда свалилась — грех не воспользоваться.

— Что случилось с Эсте? — спросила я, впервые произнеся ее имя вслух. — С чего она пропала?

Тео расплылся в улыбке, в которой был перебор ехидства. А вот удивления — ни капли.

— Кажется, будка справочного бюро дальше, — улыбка стала шире, — хотя не ручаюсь, проверь.

— Взамен могу рассказать, что задумала Яника.

— Это я и без тебя знаю. — Он легонько подтолкнул подсолнух, тот качнулся. — Приручение Вестников, кусок их силы по любви, и здравствуй, абсолютная власть. Тебе предлагала поучаствовать, ты ее послала.

Выходит, знает все то, что слышала Соня. Она попала к нему обратно! Возможно, до сих пор тут.

— Сдается мне, кое-что полезное тебе известно, — издевательски протянул Тео. — Только ты не расскажешь. По крайней мере, добровольно…

Взглядом меня ощупал красноречиво, с головы до ног. Солнце скрылось за непонятно откуда взявшейся тучей, подсолнухи поникли. Я воскресила в памяти волну в незамкнутом круге. Те, которые последние два месяца рисовала так часто, что теперь достаточно было лишь представить. Я-то, может, отбиться и неспособна. Но у меня есть она, Эсте. Постоянно норовит прорываться, с каждым мысленно начерченным знаком, пойманным воспоминанием, увиденным сном.

— Вечно у тебя деструктивный настрой, — покачал головой Тео. — Сладкая, как так? Вернулась в реальность, а напряжение снять не с кем?

— Ты нормально разговаривать умеешь?..

— Умею, — неохотно признался он, — но не люблю. Так почему ко мне, а не к Базилю?

Почему… У Сони всегда была отменная интуиция. И Тео она верила. Я в ней засомневалась, и все кончилось тем, чем кончилось. По Сониным словам, он среди пятерки самый адекватный, и ей удалось выжить в нижнем Потоке исключительно благодаря его помощи. Зачем-то тогда затеял расследование подозрительных смертей Вестников, и честно готов был ее отпустить. Да я все испортила.

— Потому что ты единственный, — ответила я, — о ком Соня не говорила ничего плохого.

— Обязательно передам ей, как этим растроган.

Она все-таки жива! Туча растворилась, вновь явив солнце, подсолнухи осторожно потянулись к нему. Мир реагирует на меня и мое настроение…

— Неужели сама не помнишь? Видения от знака не приходят?

— Приходят! Конкретики в них нет. Отрывки, образы, все невнятно, и не по порядку…

— Тут уж как повезет. — Тео до обидного снисходительно на меня посмотрел. — Это ассоциации, крючки для собственной памяти. Не конспект или автобиография.

— Я пытаюсь понять, как вышло, что она… пропала.

— Не пропала, а развернулась и ушла. Сразу. Едва узнала, какова цена.

То есть Эсте ловушек не ставила? Никого не убивала? Стало легче. Невообразимо легко, будто с плеч гора свалилась. Ох! Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ну и пока на мои вопросы отвечают…

— В видениях часто появляется какой-то мужчина. Разброс по времени большой, а он все рядом.

— Какой-то? — несказанно развеселился Тео.

— Не могу рассмотреть. Образ размытый, словно в тумане. Между ними что-то серьезное было. Кто это?

— Твой муж.

— Не мой, а ее, — процедила я, он развеселился еще сильнее. Так! — Только не говори, что ты…

— Спасибо, нет… — От его смеха разом облысело несколько подсолнухов. — Не люблю таких занудных девиц.

Отлично! Тоже мне мечта любой девушки. Наверняка они в очередь выстраивались, исключительно чтобы по наглой роже за все хорошее влепить.

— Расслабься, — фыркнул он. — У него и дара-то не было. О твоем он знал, и с нами отпустил. Точнее, с твоей лучшей подругой. Она погибла в той пещере. Насчет остального — не подскажу. Мы не общались по душам.

— А кто-то из вас общается по душам? — осведомилась я. — Вы не друзья, и никогда ими не были. Каждый за себя, так и осталось.

Веселье с него как рукой сняло. Я ведь права, полностью. Они вынужденно вместе, но одновременно с тем порознь, особенно теперь, когда выяснилось, что один из них может получить «абсолютную власть». Пока четверо делили содержимое невыпотрошенной тушки, мы улизнули спокойно. Были бы сплоченнее, меня бы тут уже не стояло.

— Верно, мы не друзья, — сказал Тео бесконечно далеким от привычного тоном. Без язвительных ноток голос странным образом звучал и вкрадчиво, и жестко. — Но и не лицемеры. А ты? Дружишь с принципами или с людьми? Чем больше ты кого-то любишь, тем сильнее изводишь. А те, кто любит тебя, обречены. Ты выберешь не их, а свои убеждения. И неизменно оказываешься одна. Это было всегда. Дай-ка угадаю, так и осталось?

Я невольно вздрогнула. Небо сделалось пронзительно голубым и каким-то стеклянным, склеенным из кривых осколков.

— Крошка, — улыбнулся он с прежней издевкой, — чего замолчала-то? Вопросы кончились?

Я мотнула головой и, силясь оторвать взгляд от ядовито-голубого неба, выдавила:

— Где Соня?

— Я уж боялся, ты не спросишь! Здесь, в другой части мира.

Сердце гулко стукнулось о ребра. Она рядом! И, судя по всему, в порядке.

— Хочу ее увидеть.

— О, — понимающе произнес Тео, — а я хочу молочный коктейль, надувного розового пони и скатиться с водной горки, так чтобы — брызги, брызги, брызги…

— Что?.. — опешила я.

— Ну, я решил, раз уж ты делишься заветными желаниями, то и мне можно!

Ладони сжались в кулаки, я мысленно себя осадила и на всякий случай прикусила язык. Переговоры — не моя сильная сторона.

— Давай так, — чересчур довольно начал Тео. — Я ее отпускаю, а ты мне потом кое с чем помогаешь.

Кажется, у меня отвисла челюсть.

— Это никак не связано с Вестником, — последовало уточнение. — Даже убивать никого не понадобится.

С ума сойти! Все равно сомнительное предложение. Крайне… На что подписываюсь — неизвестно. Когда наступит это «потом»? С чем нужно будет помочь?.. Не говорит конкретно — значит, просьба мне не понравится.

— У тебя не то чтобы есть выбор, — нагло сообщил он. — Это давно часть плана, но у нее только на днях энергия восстановилась для того, чтобы очнуться в реальности. И да, твоя подруга по-прежнему со мной связана, так что благополучный исход всего один. Ты делаешь, что велят, и без фокусов. Раз уж лично пришла, предупреждаю заранее.

Сволочь!

— Договорились? Или изложить в том варианте, где шантаж и угрозы?

Ах, так это мягкий вариант был?!

Земля странно задрожала, небо померкло. Марево с границы поля поползло нам навстречу, безжалостно сминая подсолнухи, превращая их в такое же белое ничто. В груди кольнуло, накатила слабость.

— Время истекло, — констатировал Тео.

Его пальцы больно впились мне в плечо, повернули к прибывающим волнам человеческой энергии. Кого-то сюда принесло, и наверняка по мою душу. Самое время убираться восвояси! Я дернулась, но тут же оказалась прижата к нему спиной, ни шелохнуться, ни вдохнуть. В молочном тумане обозначились очертания фигур, на поле шагнул Крис. Под въедливым взглядом нездорово блестящих глаз впору было скончаться самой, причем немедленно. Следом появилась Иллит с… Яникой. Непринужденно под ручку, хитро переглядываясь. Какого?.. Только что поубивать друг друга были готовы! Последним вышел Базиль как ни в чем не бывало.

— Нашлась пропажа, — буркнул он. Крис покосился на него отнюдь не дружелюбно и мигом схлопотал выговор: — Успокойся уже. Есть проблема поважнее.

Не поняла… Они что, снова объединились? Против меня?..

— Я ее держу, — невинно протянул Тео. — Далеко умотала, зараза…

Гад двуличный! Сказала бы, как все было, да воздух таял, и не стоило тратить его на попытку выдавить пару слов. Тучи сгустились, подсолнухи беспомощно склонились к земле. Отовсюду начал собираться коллективный враждебный импульс, и метил он в меня. Черт! Решили сообща мною закусить?.. Чтобы никому не было обидно, и все разом узнали, кто Вестник? Вероятно, мне конец… Неожиданно слабость как ветром сдуло, удалось глубоко вдохнуть. Ощутила, что Тео меня совершенно не держит, еще и щиплет за… Придурок! Выглянуло солнце, цветы робко шевельнули листьями. Сейчас или никогда. Из-за нее же я здесь очутилась! Или она умеет лишь в порталы бездумно толкать?

Собраться с мыслями, начертить в голове тот самый знак, выудить воспоминание, любое. Не смотреть, не чувствовать, не проживать заново. Крепко зажмуриться. Это просто…

Как распахнуть дверь и уйти с дороги.

Прилив. Волны моря, волны силы, волны трансформирующегося света. Поле раскинулось от края до края, до горизонта, шумное, огромное. Желтый цвет будто выкрутили на максимум, пар повалил отовсюду — плотный, обжигающий. Накрыло всех, подсолнухи оскалились сердцевинами из тысячи крохотных лезвий. Внутри заклокотала ярость, оформилась в горячую вспышку. Направленный полет к атакующему импульсу, столкновение. Они разбились друг о друга, поле взорвалось облаками пара и острыми, веером брызнувших лезвий. Бессмертные гады успели нырнуть в траву. Так-то! Тут все подчиняется мне. Чужое менять не столько неприлично, сколько тяжело. Особенно когда хозяин против!

— Стирайте мир, — скомандовал из травы Базиль, — подчистую.

А вот это плохо… Я отступила прочь, поле побледнело и размылось, словно на акварельный рисунок плеснули воды. Пятерка высунулась из укрытия и чуть не попала под новый залп от подсолнухов. Стирать надо тщательнее!

— Удружила, — прошипел Крис в сторону Иллит.

Что?! Этот «сентиментальный идиотизм» — ее?..

Все залило светом, в спину прилетел импульс, явно от Тео. Ничуть не агрессивный, хотя пинок пинком. Ускорения придал зверского, унесло вперед. Поле окончательно поблекло, мир поглотила белизна. Меня выбросило неизвестно куда, подаренная скорость иссякла. Где оно?.. Воронка, портал, выход. Мне туда. Нижний Поток отгородили специально, чтобы нельзя было никак иначе ни войти, ни выйти. Я уверенно нырнула, словно знала направление. В этом белом, бесконечном пространстве, таком чужом, но знакомом…

 

…энергия сияет, обволакивает, зовет. Сочится силой. Хочется затеряться здесь, и никогда больше не найтись. Все существует вместе, разом — вкусные запахи, сладкие звуки, ласковые прикосновения. Все, что представишь. Для тебя. И оно будет прекрасно.

— Лучше, чем я представляла, — доносится рядом.

Я вижу ее. Кожа кофейного оттенка, нескладная из-за слишком высокого роста фигура. Беспрерывно хлопающие ладони, взгляд, в котором счастье. На мгновение страшно. То, что безумием казалось, оживает. Но надо ли?

— Не думала, что получится, — вырывается признание.

— Получилось, — наконец улыбается она, впервые за долгое время. — И теперь…

 

В белизну ворвались серые линии, зашипели, выстроились стенами. Лабиринт. Нельзя задерживаться! Пробитый насквозь проход, пробежка, и энергия перестала подчиняться. Будто что-то ушло, испарилось, отобрав способность ею управлять. Достирали… Не мешкая, я рванула к цели. Впереди затанцевала воронка, обдало обнадеживающим жаром. Пропустит! Шаг, и резко притянуло к противоположной от портала стене. Я сползла на пол, сверху кто-то угрожающе навис.

Базиль. Злая усмешка, цепкий прищур из-под челки.

— Жизни меняются, — произнес он с укором, — а ты по-прежнему подставляешься из-за подружки.

Добегалась… Судорожно пронеслись мысли, и толковой среди них не нашлось ни одной. Дар молчал, отбиваться было совершенно нечем. Да и от кого?.. Соня выразилась предельно четко — возможно, справлюсь с любым из пяти, но только не с ним.

Почему-то страха не было, ни капли. Внутри разлилось хладнокровное спокойствие, градус уверенности пугающе зашкалил. Никогда такого не чувствовала… Сама не поняла, как поднялась на ноги, символически разгладила юбку.

— А ты до сих пор здесь прозябаешь, — донесся мой же голос, но слова принадлежали не мне. — Кама не для этого искала путь к сосредоточению силы, которая досталась и вам. В итоге же — жалкая игра в прятки. Цель была другой. И ты так и не разгадал, какой именно.

О чем я, черт возьми, говорю?! Нет, не я. Она. Жуткое ощущение, будто меня заперли где-то глубоко, и можно лишь наблюдать. Во взгляде напротив мелькнул гнев, но интереса было больше.

— Выходит, у тебя есть ответ, — усмехнулся Базиль.

— И ловушкой его не достать, — ответила я, кивнув вдаль, на приближающиеся четыре отпечатка. — Это не в постоянной памяти, а знак откликается исключительно мне. Но я вспомню, потому что знаю. Ты ведь за этим предлагал объединиться. Плевать с самого начала хотел на Янику и ее планы. Просто у меня есть то, что тебе нужно. Так что отойди, пока оно не уплыло безвозвратно.

Базиль приглушенно рассмеялся, без грамма веселья. Отпечатки в глубине лабиринта проявились отчетливее.

— В следующий раз времени будет побольше, — обронил он. Прозвучало как обещание. — И нас ждет совсем другой разговор.

— Непременно. — Я беспрепятственно его обошла, шагнула к воронке. — Теперь ваша очередь нагрянуть в гости. А то все я, да я.

Жар портала, покорно расступившиеся линии. Обволокло пульсирующей энергией. Горячо, но даже немного приятно. В воронке столько моего, что никому не выскрести. Она бешено закрутилась, вытолкнуло наверх, словно на воздушных шариках. Портал оказался позади, кругом умеренная белизна обычной энергии, послушной, управляемой.

Выпуталась?.. Определенно чувствовала себя собой, никакого неконтролируемого голоса, да и паникой захлестывало с головой. Дрожало все, что могло, сосредоточиться не получалось. Сумела лишь отползти от воронки на безопасное расстояние, чтобы мозги чертовым зовом не опаляло. Ну, допрыгалась. Дорисовалась, довызывалась. Теперь меня так и будет в нижний Поток выкидывать без спросу? Ведь чуть не попалась, потеряла свой кусок мира и возможность управлять нижним Потоком, неизвестно во что втравилась с Тео. Помощи с чем он хочет? И еще Базиль с наполеоновскими планами, и я решительно не понимала — чего такого должна вспомнить? А оно мне надо вообще?! Зато Соню вроде отпускают, и я выяснила — Эсте невинных девочек не убивала и к ловушкам непричастна. О Потоке знает поболее остальных, и Базиля зацепила парой фраз. Кама… Видимо, та подруга, о которой мне сказали уже двое.

Воронка яростно зашипела, я подпрыгнула. Кто-то привет передает?.. Я живо сконцентрировалась, с трудом нащупала зыбкую границу между мирами. Еще бы, на такой-то глубине… Призыв всех доступных сил, рывок на поверхность. Белая энергия стала мягкой, нагретой, обратилось пуховым, натянутым до подбородка одеялом. Подо мной спружинил матрас, линии воронки выпрямились, впитались в узор обоев. Наконец-то реальность! Залитая дневным светом комната, прилипшие к окну снежинки, шапки сугробов во дворе. И Артем на краю моей кровати.

— Где ты была? — спросил он настолько тихо, что затерялись бы любые интонации. — Где-то очень далеко… Там, да?

Эхо слов в голове, взгляд неожиданно не детских глаз. В девять лет так не смотрят. В любом возрасте не смотрят — будто в самую душу, с ледяным, никому непостижимым спокойствием. Я приподнялась над подушкой, на плечи легла неподъемная тяжесть.

— Да, — отозвалась я не громче его. — Там. Я умею открывать границу.

Артем нахмурился, в комнату хлынули лучи солнца. Снежинки в окне заискрились, широко открытыми глазами не взглянешь. Он мотнул рыжей головой, сверкнув всеми веснушками разом, и сказал серьезно:

— Без меня больше не ходи.

— Не пойду, — пообещала я и ему, и себе. Чертова Эсте, чертовы сны, чертово помешательство! Оно могло стоить дорого, очень. Второй раз подобного не допущу. — Буду осторожнее.

Под пуховым одеялом стало необъяснимо холодно. С тумбочки золоченым корешком отсвечивала книга, благоразумно перевернутая обложкой вниз. Артем подобрался ко мне поближе, так привычно и непринужденно улыбнулся. Уткнувшись лбом мне в плечо, улегся рядом.

— Вместе им наваляем!

— Пока рано, — выдохнула я ему в затылок.

— Потом наваляем, значит. — Он завозился, натянул кусок одеяла на голову, высунув нос. — Ты же со мной, скажи?

— С тобой.

Это единственное, в чем была уверена. Ну и в том, что обед сам себя не приготовит, а время-то уже… Ох! Ползаю по низам Потока, бросив ребенка голодать. Няня года! Я обняла его, стараясь расслабиться. Все прошло, вместе с ночью, и я — снова я. Бесценно после всего этого кошмара очнуться дома, рядом с близкими людьми.

А где очнется Соня?

Глава 2

Автобус сдал назад, моргнув фарами в темноту, грузно развернулся и потащился прочь. Расписание прежде всего. Народ начал расходиться, захлопнулась дверца красного фургона с белой, забрызганной грязью полосой. Опять всю ночь лил дождь, такая зима. Хотя снег все же есть — на верхушках гор, за озером.

Беспокойный гул на остановке поутих, из-за поворота показался следующий автобус. Сквозь поредевшую толпу протиснулась она, с натянутой на лоб вязаной шапкой и здоровенным фигурным футляром за плечами. Стойко выпрямилась под его тяжестью и непринужденным шепотом поинтересовалась:

— А где тело?

И никакого тебе доброго утра.

— Увозят, — я кивнул на отъезжающую с остановки скорую.

Неподалеку сновала полиция, сознательные граждане делились всем, что могло сойти за показания. Судя по отпечаткам рутины на лицах служителей закона, любопытной информации — ноль.

— Ты быстро! Как раз в центре города был? — Ее шепот стал смущенным. — Может, зря я позвонила, и ничего такого не произошло. Но мне все это показалось странным, очень.

— Хлоя… Много слов.

— Я с теми двумя парнями вместе в автобусе ехала, — выдохнула она. — Вдруг один как закричит ни с того ни сего, а второй упал. Кинулись ему помогать — пульса нет. Конечно, всякое бывает, но незадолго до того… Сложно объяснить. Будто напряжение какое на секунду выросло или заряд проскочил. Я почувствовала!

Почувствовала, значит. Изменения эмоционального фона ловит, что редкость. По статистике только один из десяти вместе с иммунитетом получает еще и эту малоприятную восприимчивость.

— Второй вон там сидит, в испачканной куртке, — она осторожно скосила глаза в угол остановки. На скамейке тяжело дышал пацан лет пятнадцати, возле него суетился врач. — Выходя из автобуса, в лужу свалился, первые минуты ни слова выговорить не мог. По-моему, до сих пор не отпустило. Я же права? Тут, ну…

Сомневается, как всегда. Хлоя не уверена, что будет у нас работать. Она хочет играть на виолончели, в оркестре. У Маэвы есть еще полгода, чтобы ее переубедить.

— Что думаешь? — донеслось настойчивое.

Не люблю этот вопрос. Мысли каждого — его личное дело.

— Ты куда-то ехала?

— Ага, — она дернула плечом. — На занятия…

— Вот и езжай.

Как раз притормозил автобус, с мягким шуршанием отворились двери. Хлоя натянула шапку чуть ли не на глаза, обняла футляр и нырнула в салон, устало потерев лоб уже за стеклом. Пора выяснить, что она засекла.

Пацан яростно мотал головой, не поддаваясь на уговоры прокатиться в больницу. Вцепился в скамейку так, что пальцы побелели, раскачивался и непрерывно бубнил, что с ним все в порядке. Похоже, пытался сам себя в этом убедить.

— Давай хотя бы до дома подвезем, — сдал позиции врач.

— Со мной все в порядке, — в очередной раз буркнул пацан и зажмурился.

— Отстаньте от ребенка, — сквозь толпу протиснулась мощная дама. Сжатый в ее ладони платок потянулся к пятну на куртке, но ребенок отшатнулся. — Мы отвезем его к себе. И родителям позвоним. Правда, Леопольд?

Следующий за ней по пятам тщедушный Леопольд затравленно закивал.

— Поехали, — скомандовал я пацану, незаметно показав врачу удостоверение. Тот вздохнул с облегчением. — Пока тебя не усыновили.

Он встрепенулся и вполне осмысленно посмотрел на меня, потом покосился на замершую в ожидании команду спасения, явно настроенную не бросать ребенка на произвол судьбы. Резво вскочил с лавки и послушно пошел за мной к машине. На переднее сидение влез молча. Застегнув ремень безопасности, воинственно заявил:

— Я Артур. И я не псих!

— А я не врач. Даже если ты псих.

— Ничего я не принимал! И не курил! И не кололся!

Я пожал плечами, прикинул время. Успеваем. На въезде на мост Артур немного расслабился, ерзать и озираться по сторонам перестал. Тут-то до него и дошло.

— Куда мы едем?..

— Я в кафе, а ты — не знаю. Можешь подождать. Поем, подобрею и подброшу, куда скажешь.

Он медленно кивнул и отвернулся к окну. Видимо, на любой вариант был согласен, раз вырвался из лап заботливой братии и в больницу не угодил. Не догадывался, что мне его отдали из-за давнего сотрудничества врачей с фондом по программам психологической поддержки. Дороги было на десять минут, и провели мы их в тишине, относительной. Артур пыхтел и старался оттереть пятно с куртки. Вряд ли оно ему мешало, просто нашел себе занятие.

С парковкой повезло — нашлось место рядом с неприметно-серым зданием, признать в котором кафе можно было лишь по вывеске с чашкой и долетающим вкусным запахам. Артур попробовал выбраться из машины, забыв отстегнуться. Маневр не удался. Пока он ковырялся с защелкой, я выставил на парковочном диске время приезда. Почти восемь утра. Со стоянки массово уезжал народ: жители квартала вскочили пораньше и спешили переставить машины в другую зону, прежде чем начнет действовать часовое ограничение на бесплатную парковку.

— А вы меня точно подвезете? — засомневался Артур. — Мне вообще-то далеко.

И выдал адрес в глуши другого кантона. Если живет там, то далековато от дома в такую рань оказался.

— Сначала — завтрак.

Ничего против завтрака он не имел и шмыгнул следом в звякнувшие колокольчиком двери. В практически пустом зале было по-сонному тихо: задернутые шторы, невнятно-желтый свет торшеров, на плетеных стульях — полосатые подушки. Хорошее место для разговоров по душам. Ланс сидел за угловым столиком, как и условились. Самая располагающая из улыбок, пышно начесанная седая борода, костюм на подтяжках. Единственная тарелка была полна пряничных звездочек, со спинки стула небрежно свисало меховое пальто. Ясно, в образе Санта-Клауса сегодня. Однажды под Рождество он им оделся и раскрутил остальных членов правления на стишок…

Я подошел к нему, он задумчивым движением протер краем рукава очки, вернул на переносицу. Пацан стушевался.

— Артур, это мой друг — Ланселот. Гвиневра опаздывает, так что составим ему компанию.

— Ничего себе! Имя настоящее?.. — озадачился он. Почесал затылок и уставился на меня. — А вас как зовут?

А это теперь не важно. Из-за стойки приветливо махнула рукой пухлая официантка. Эмма, ее смена. Можно не торопиться, чай она заваривает долго.

— Мне как обычно, — кивнул я и бросил Лансу: — Перекур, подойду позже.

— Артур, ну что же вы стоите, присаживайтесь, — по-стариковски хрипло сказал он уже за моей спиной. — Имя, между прочим, настоящее. Мать моя, вы бы могли подумать, зачитывалась рыцарскими романами, но нет. Она всего лишь доверилась судьбе и наугад открыла энциклопедический справочник. Мне повезло, на соседней странице был Парцифаль…

С глухим звуком отодвинулся стул. Заинтересованное ответное «ага», хруст печенья. Процесс пошел. Ланс из него все вытащит, и безо всяких ментальных штучек. Наш главный психолог, те самые случаи вычисляет мгновенно.

Задний двор кафе был огорожен глухим забором, дверь с замком, код от которого Эмма вечно забывала, подпирал изрядно облысевший куст в каменном вазоне. Из пачки сигарет вытряхнулся узкий коробок спичек, с изображением трех факелов под кружком черной эмблемы. Остался с последней командировки в Бельгию. Погасшая спичка улетела в урну, после второй затяжки утро стало лучше. Сейчас мало что понятно. Оклемался Артур быстро, слегка заторможенный, но в целом вменяемый. Похоже не на последствия измененного сознания, а обыкновенную панику. Есть от чего — при нем только что умер друг. Что тот принимал, вскрытие покажет, а Хлоя в своих ощущениях пока разбирается плохо. Да и официально считается, что манипуляции с энергией смертельные исходы не дает. Обратное еще никто не доказал.

В урне стало окурком больше, завибрировал телефон. Еве не спится. Из трубки вырвались вздохи с причитаниями:

— Кошмар… Катастрофа! Я ума не приложу, как быть. Всю ночь себе места не находила, уснуть так и не смогла. У меня срыв, вот сто процентов. Никакое успокоительное не берет. Почему до подобного дошло? Наверное, я ужасная мать.

Опять дорогой племянник отличился.

— Что на этот раз?

— Он бросил учебу! Представляешь? Укатил с какой-то неизвестной рок-группой, оставил нелепую записку, что нашел свое призвание, и волноваться не надо. Угу, не надо! Столько денег вбухали в обучение, последний год оставался, а ему черт-те что в голову стукнуло… На звонки не отвечает, друзья якобы не в курсе, где он. Ты должен его найти.

Всех помню, кому что-то должен, и ее в этом списке не было.

— Допустим, найду. А дальше что?

— Поговори с ним, он к тебе прислушивается. Постоянно про тебя спрашивает, скучает…

Надо же, а я и не догадывался.

— Знаю, что ты занят, — всхлипнула Ева. — Но пожалуйста, отодвинь свои планы. Пойми правильно. Я забочусь о будущем сына. Потому что его люблю! Элле бы меня поняла…

Конечно. Любовь. Звучит громко, и сразу можно делать что попало, оправдание-то есть. А Елена терпеть не могла, когда ее называли Элле. Но никого не поправляла — вдруг расстроятся.

— Я посмотрю, чем можно помочь.

— Отлично, — тотчас закончились всхлипы. — Позвонишь, как появятся новости, да?

Звонок Ева сбросила, видимо, вопрос был риторическим. Убирать телефон я не стал, дело пустяковое. Поиски заняли целых десять минут. Чужие пристрастия к социальным сетям — как распахнутые настежь двери. Наглядно продемонстрировали, что племянник больше не студент юридического факультета престижного университета, куда его запихали родители, а барабанщик в группе «Букет бобров». Не такой уж неизвестной — на канале ютуба двести тысяч подписчиков, у солиста в инстаграме — почти миллион. Ребята в тренде, и автором многих песен значился наш оболтус. Я включил самую популярную — поначалу было неясно, телефон завис и пищит или так задумано. Оказалось, второе. Вот кому весь творческий талант в семье достался! Слава богу, что не мне. На свежих, щедро отлайканных фотографиях из ночного клуба потерявшийся родственник выглядел до неприличия счастливым, улыбка едва влезала в кадр. Группа отправилась в тур по Европе и сегодня давала концерт на родине, в Праге. Недалеко сбежал. На завтра в их расписании стояла Австрия. Тогда и позвоню любящей матери. Надо дать ее сыночку фору.

Времени прошло достаточно, чтобы Ланс успел все выяснить, а чай завариться. В кафе посветлело, за отдернутыми шторами, из-под толщи облаков, выглядывало солнце. Артур уплетал печенье за обе подсыхающие от слез щеки, запивая молочным коктейлем через пожеванную трубочку. Разговор шел о легендарной коллекции комиксов Ланса, которую тот держал прямо в кабинете. Сколько неокрепших умов уже на нее повелось… Я молча сел рядом, к чаю и сэндвичам с сыром. Вдвойне хорошо — и можно ничего не говорить, и завтрак. У обеда в расписании положение неустойчивое. С чем по жизни не складывается — так это с обедами и беседами по душам.

Артур стал менее дерганым. Спорил, какой супергерой круче, а прикончив печенье и недоверчиво ощупав дно тарелки, по-школьному отпросился в туалет и на пару минут оставил нас одних.

— Это наш случай, — воспользовался моментом Ланс.

Надо будет сообщить Хлое, что позвонила не зря.

— Точечное влияние на эмоции, — продолжил он. — В данном случае давили на страх. Артуру вдруг жутко страшными показались и попутчики, и ветки за окном, и даже билет в кармане. Никаких причин тому не было, и ранее с ним таких приступов не случалось. Пережил ли подобное Натан — его покойный лучший друг, непонятно. Артуру там не до него было, не сразу-то сообразил, что… Нужны данные по вскрытию.

— Будут.

— С мальчиком еще поработаю, есть у него ненужные подозрения. Как водится — необоснованные и невероятные. Подправим. — Ланс снял очки, тщательно протер. Напускная мягкость из взгляда исчезла, вместе с добродушной улыбкой. Вышел из роли. — Сложная ситуация в верхах в последнее время…

— Разберутся.

— Скоро начнут, — уверил он, вернув очки на переносицу. — Я о тебе беспокоюсь.

Начинается. Не надо ко мне в голову лезть, никаким из способов.

— Ты не мой опекун, — напомнил я, — уже семнадцать лет как.

— Далось тебе это твое совершеннолетие, — поморщился Ланс. — Имей в виду, скоро Маэва нагрянет с разговором.

Всегда приятно воспользоваться его же советом: при любой неудобной теме — просто пить чай. Особенно если чашка стоит перед тобой. Он усмехнулся, но ехидный изгиб мгновенно превратился в прежнюю добрейшую улыбку. Обратно мчался Артур. Как раз к новой порции печенья, принесенного Эммой.

— Пора, — я указал на часы и ожидаемо наткнулся на разочарованный взгляд Артура.

— Оставайся, — подмигнул ему Ланс. — Хочешь, покажу тебе свою коллекцию комиксов? Потом довезу до дома.

Тот закивал. Отлично. А мне действительно пора. И так задержался.

По плану выехать следовало ранним утром — машин поменьше, добраться можно без пробок. Но и сейчас обошлось. Трасса оказалась полупустой, ненадолго обступили горы. Дальше погрустнее — нелюбимый многими Монбланский тоннель с ограничением скорости. Монотонно длинный. Зато после — Италия и уступчивые, вежливо пропускающие вперед водители. Впрочем, сами при этом гонят как ненормальные. Рассекающие под двести километров в час лихачи здесь не редкость. Как на немецких автобанах… Хлоя ответила на сообщение через два часа, видимо, в перерыве между занятиями. На мое: «Подтвердилось», пришло облепленное смущенными смайлами: «Я завтра загляну в офис, расскажешь подробнее?». Заинтересовалась. Прогресс.

На горизонте замельтешили однообразные высотки, улицы оживились. Грязь, шум и китайские ресторанчики. Столица моды… В центре города прибавилось вычурных домов, потянулись вереницы бутиков и магазинов, по-старинному запетляли улочки. Брусчатка да куча машин. И любителей парковаться, экстремально расталкивая соседей. На парковке у приземистого здания с покатой крышей и колоннами все вели себя прилично, ровно посередине гордо стоял Фиат 500 с заклеенным коричневым скотчем задним стеклом. Символ уже не тот.

За стойкой администратора две юные особы с бейджиками рассматривали какой-то журнал. Увидев меня, дернулись, стукнувшись лбами, и хором поздоровались. Журнал исчез. Новенькие, наверное. Или старые забыли, что такое порядок. Я пересек холл и поднялся на верхний этаж. Два поворота, сдержанный стук в отсвечивающую глянцем дверь.

— Да? — раздалось обеспокоенное.

Я вошел. В кабинете был бардак — пять чашек с зарождающейся внутри жизнью, смятые бумаги, горстка деталей поверх наполовину собранного пазла. Энцо вскочил со стула, стряхнув парочку на пол, и выпалил:

— А я тебя со дня на день и ждал…

Неудивительно.

— Внимательно слушаю.

— Ну… — Он со вздохом опустился обратно на стул, я прикрыл за собой дверь. — Основное ты уже знаешь. Главный офис добрался с проверками и до нас, трясли всех прицельно, в каждую подконтрольную клинику заглянули, не ленились поднимать документы чуть ли не пятилетней давности. Итог — Мартина с поста главы филиала попросили, сегодня должен в отставку уйти.

Головы полетели еще летом, после инцидента в испанском филиале. Следом обнаружили нарушения в Румынии и Болгарии — аналогичные махинации с клиниками, такое недосмотром не назовешь. Помогла лишь полная смена руководства. Но Мартин Герра не из той шайки. Толковый мужик, на своем посту продержался тридцать лет, и ни в чем подозрительном замечен не был. Аргументы в отчете крайне неубедительные, доверия этому расследованию никакого.

— И ведь не нарыли на него ничего плохого, — сокрушенно выдал Энцо, — кроме моей персоны в сотрудниках.

— Твоя персона слишком отличилась.

— Я в прошлый раз тебе все объяснял!

Объяснял он… Сначала мутит в испанском филиале с Гусманом незаконные делишки, затем тихо сваливает в соседний. По благороднейшей причине, потому что рисковать надоело. Пока не прижали — ни слова. Сказал бы сразу, прикрыли бы эту лавочку два года назад. Нет же. А теперь сидит и делает вид, что недоразумение вышло.

— Вот мне ту историю и припомнили… А виноватым сделали Мартина. Будто он знал и меня прикрыл. Или не знал, тогда дурак некомпетентный.

Ну-ну. Вся Европа не знала, пока мордой по столу не повозили. Давайте всех массово уволим.

— Сегодня его последний день, передает дела преемнику. — Он потянулся к чашке, отпил. Надеюсь, все важное рассказать успел… — Дичь это. Я готов подтвердить, что Мартин был непричастен! Пусть с меня спрашивают еще раз, если уж вперлось, а он тут при чем?..

Совершенно ни при чем. И отчет на факты скуп, одни домыслы. Так себе обоснование для требования уйти в отставку.

— Получится все исправить? — не без надежды спросил Энцо. — Не поздно ведь…

— Выясню.

Мне в спину он выдохнул с облегчением. Или совесть проклюнулась, или новое руководство не нравится. Ставлю на второе. Хотя сложно найти сотрудников, которые бы Мартина недолюбливали. Он много сделал для Совета, считай, у истоков фонда стоял, вместе с Леоном Дорманом. И такой финал карьеры. Нехорошо.

В коридоре ждала секретарь пока еще действующего главы итальянского филиала — полная дама средних лет с единственной седой прядью в старомодной прическе. За круглыми бифокальными очками прятались заплаканные глаза. Сколько она с ним работает, лет двадцать? Поправив идеально ровный воротник блузки, она поздоровалась и повела меня к Мартину. Его кабинет находился за поворотом. Опустевший — голые полки, квадраты снятых рамок на стенах, худые папки. Сам Мартин стоял у окна и аккуратно поливал единственный цветок в горшке.

— Здравствуй-здравствуй, — донесся обманчиво мягкий голос. Сгорбленная над цветком спина выпрямилась. — Заехал попрощаться?

— Эту так называемую отставку я согласовывать не буду. — Я плотно закрыл дверь. — Нужно повторное расследование.

— Спасибо, конечно… — Он обернулся. На дрогнувших губах была усмешка — не злая, не добрая. Снисходительная. — Но это лишнее.

Не лучшее начало.

Мартин неохотно оторвался от подоконника, кивнул на диван в углу. Раньше на журнальном столике были автомобильные журналы бог весть каких годов и стопка раритетных карточек, высота которой с каждым годом увеличивалась. И бессменная металлическая пепельница времен дремучей старины, напоминающая тазик. А теперь — свернутый в кривую трубочку файл. Негусто.

— Чай не предлагаю, все равно откажешься. — Мартин устало откинулся на спинку дивана. — Не нужно ничего расследовать.

— Я чего-то не знаю?

Приглушенно зазвонил на столе телефон. Выкрученный до минимума звук, тише только его отсутствие. Брать трубку Мартин явно не собирался.

— Сочтем за знак судьбы, — развел он руками. — Выгоняли бы с позором, стоило бы побороться… А так — намекнули, что на пенсию пора. И ведь вправду пора. Сколько можно? Дети не особо помнили, как я выгляжу, хоть внукам покажусь. А вы без меня вполне обойдетесь. Оскар парень умный и неплохо справляется.

Его недавний заместитель и протеже Маэвы. Собственно, преемник. Но сейчас не о нем речь.

— Прецедент создавать нельзя, — высказался я. — Чревато.

— Я сам ухожу, тот отчет им не понадобился. — Мартин приподнял седую бровь. — Дождись следующего.

Оптимистично. Впрочем, его дело. Помогать тем, кто сопротивляется, тоже своего рода насилие. Как бы многим ни хотелось думать обратное.

— Я вас понял. Прощайте, и удачи.

Он улыбнулся той улыбкой, что обычно предназначалась спонсорам и журналистам — пристальное внимание и в строгой дозировке отмеренная благодарность. Дежурное рукопожатие, и я оставил его на некогда любимом диване одного. Уже у двери прилетело:

— Участвовать в том, что будет дальше, я бы все равно не согласился.

Я кивнул и вышел. К гулу голосов, смирно дожидающейся в приемной компании под надзором бдительного секретаря, и Оскару с фирменным оскалом. Вид новый глава филиала имел представительный и взволнованный.

— У нас какие-то проблемы? — выдал он вместо приветствия.

— Пока нет.

Оскал не дрогнул, напротив — стал шире. Молодец. Впрямь неплохо.

Во дворе успело потеплеть, Фиат укоренился в статусе звезды парковки. Из-за забора его фотографировали две явно неместные девы, тыкая пальцем и хихикая. Выехать из Милана удалось не скоро. Пока ждал в пробке, отправил с телефона письмо знакомому из полиции, насчет отчета о вскрытии. До главного офиса добрался лишь к пяти часам. Обильно украшенной лепниной здание в центре Женевы, с острым шпилем черепичной крыши и круглыми ажурными балконами, часто принимали за достопримечательность или какое-нибудь посольство. Приезжие велись на усеянный флагами фасад и пытались фотографироваться, вчитывались в золотистые буквы на сплошном белом заборе и мигом теряли интерес. Благотворительный фонд, пусть и международный, — это вам не штаб-квартира ООН. В инстаграме не оценят.

Крыльцо пестрело журналистами, съехавшимися на очередную конференцию по защите детей, уже не вспомню от чего. Второй вход, только для своих — на заднем дворе, безо всяких музейно нависающих колонн. Холл с двумя лифтами, единственными, у которых есть кнопка последнего этажа. Впрочем, и ко мне в дальнее крыло цокольного этажа посторонние не заходят. Слишком много раз надо свернуть не туда, да и табличка «Служба безопасности» на первых же стеклянных дверях мало кого располагала продолжать прогулку.

Неприметный кабинет в углу, без таблички вовсе, десять лет как был моим. Регулярно приходится отклонять предложения перебраться наверх, к тем, кто занимается вовсе не делами фонда. Зачем? И здесь никто лишнего не узнает. За дверью ничего важного нет, ценного — тем более. Ланс придерживался мнения, что там вообще ничего нет. Ну, кроме, стандартного набора: кресло, стол, шкаф. А что еще нужно? Без гостевого кресла даже лучше. Быстрее уйдут.

Я подкрутил прикрытые жалюзи, помещение залил свет не только от монитора. С утра в почтовом ящике скопилось достаточно того, что требовалось просмотреть, а то и ответить. Было письмо из полиции с данными о вскрытии. Натан Берг пятнадцати лет отроду: никогда не принимал, не курил и не кололся. Сегодня утром скончался, не доехав пары остановок до школы. Сердечный приступ.

Вот же…

По глазам резануло, монитор отбликовал красным. Яркая, на мгновение поглотившая буквы вспышка. В дверь дробно постучали, на пороге нарисовался Колвен. При полном параде, небрит и важен. Породистое лицо портил вечно дергающийся кончик носа, отчего казалось, что он все время что-то вынюхивает.

— С тем назойливым блогером надо что-то делать, — прорезалось сквозь набирающий мощь звон. — Расписался… Без аргументов, но народ ведется.

— Твой отчет про итальянский филиал тоже он сочинял? Жаль, что ты не только совесть, но и мозги потерял. Пошел вон.

Колвен поперхнулся и вылетел за дверь, не успев войти.

Так…

Пауза. Глубокий вдох, выдох. Мысли — долой. Холод пустоты и спокойствие. Свет монитора стал ровным, обычным. Наконец-то тишина.

Есть дело, конкретное, и надо заняться им.

Судя по всему, замешаны эсперы — естественные причины не подтвердились. Хлоя засекла в автобусе что-то, по описанию похожее на выброс эмоций, Ланс определил влияние на Артура, вызвавшее паническую атаку и неизвестно что еще. Уже это повод для расследования, а тут все серьезнее. У Натана зафиксирован дикий предсмертный выброс адреналина и остановка сердца. Ответы на вопрос «как» и «почему» куда лучше искать после выяснения «кто».

Первый вариант — кто-то из местных. Кураторам ближайших окрестностей ушло общее, помеченное важным письмо. Отчитаются, чем их подопечные занимались в семь утра. Сразу отсекутся мирно спавшие дома и находящееся далеко от эпицентра событий. Второй вариант — приезжие. В Европу их приносит регулярно. Задумчиво прогрузив базу данных, ноутбук отобразил актуальный список гостей. Было лишь несколько — Гамбург, Вена, Рим, Париж, в начале декабря мало кого тянет путешествовать. У нас не появлялись, но пусть в региональных филиалах проверят их перемещения. Третий вариант — новые лица. Каждый месяц прибавляются, мгновенно не отследишь. Энергией только спустя полгода отсвечивать начинают, раньше находятся либо по обращениям в клиники, либо по сводкам новостей. Типичный случай: инициация, что-то там свербит, ой, всех рядом вдруг выкосило. Этот мог особенно отличиться. Разыскать его будет непросто, но редко кто катается на утренних автобусах случайно. Остановок там до конечной немного. Одна из них — его…

В дверь постучали — уверенно, по-хозяйски. Здесь без вариантов, кто. Дождавшись пригласительного «да», Маэва вошла. Отчеканив пару шагов каблуками, встала напротив и невозмутимо облокотилась о край стола. Отсутствие кресла ее никогда не смущало. Ее вообще ничего не смущало.

— Феликс, — заместитель главы Совета наклонилась ниже, на уровень монитора. Блеснула брошь на наглухо застегнутом пиджаке. Серебряная птица с широким размахом крыльев. И она явно не собиралась никуда улетать. — В следующий раз сам будешь Колвена успокаивать.

— Успокою, присылай. Недостаточно корпоративно, но действенно и надолго. Тебе не понравится.

Маэва тяжело вздохнула:

— Завал по всем фронтам. И ты не был на сегодняшнем собрании… Что-то случилось?

— Да.

Маэва выпрямилась, в перманентно спокойном взгляде мелькнула настороженность. Птица на броши определенно была хищной — иначе зачем ей такие когти.

— Засекли применение дара сверх нормы, — я оторвался от ноутбука.

— Ну, с этим ты разберешься.

Если отвлекать не будут.

Она сложила руки на груди. Обычный ее жест перед важными разговорами. Половину из своих сорока шести лет занимается тем, что убеждает других сделать все так, как надо ей. С тех пор как переехала в Женеву из Лондона, привезя любовь к формальностям и английскую сдержанность, с годами превратившуюся в невозмутимое хладнокровие.

— У нас своего рода юбилей, — светским тоном произнесла Маэва. — Год как Дорман фактически отошел от дел — не дозвониться стало, не достучаться. Теперь и на письма не отвечает. С каждым днем в его возвращение верится меньше.

Я пожал плечами. Не пробовал ему ни звонить, ни писать, ни тем более куда-то стучаться.

— Пока он пропадает неизвестно где, управлять фондом приходится мне, — продолжила она без тени недовольства. — Делать это все сложнее — не хватает полномочий. Без согласия главы фонда многое невозможно, а согласия спрашивать не у кого. Так больше продолжаться не может.

Выражаясь более конкретно — а не слить ли Дормана, раз уж он ушел в тень. Филиалы поддержат, об этом заранее позаботились.

— Давай признаем, — в ее голосе прибавилось настойчивости, — сейчас он не лучший руководитель. Я собираюсь вынести на рассмотрение вопрос о его отстранении.

Подготовилась. Выражается красиво. Причины правдоподобные нашла.

— Мне это неинтересно, — я открыл письмо из немецкого филиала. Приезжий никуда не отлучался.

— Члены правления, — усмехнулась Маэва, — все равно должны будут голосовать.

— Вот вынесешь, тогда и проголосуем.

— Колвену укажу обращаться к тебе исключительно в письменной форме. — Через секунду Маэва повернулась ко мне спиной, по-прежнему несгибаемо прямой. У дверей оглянулась и бросила через плечо: — Я хочу, как лучше.

Кому лучше?

Остаток вечера удалось спокойно поработать. Проверки пока ничего не дали — никто из известных нам эсперов в районе автобусной остановки не светился, подозрительных обращений в клиники не поступало. Отметать эти варианты было рано, нескольких ответов следовало подождать до завтра. Писем в ящик набилось уйма, в том числе и по работе фонда. Выискались мошенники, проводившие акцию от нашего имени. Нашли с коллегами из службы безопасности следы этих клоунов в интернете и сдали полиции. Пришел отчет из Люксембурга — выписали кому-то предупреждение за эксперименты с настроением теперь уже бывшей невесты. Когда он очнулся — из-за полученного нервного срыва та нехило приложила его половником. Предупреждение было не пятым, и мои комментарии не требовались. Колвен тоже прислал письмо — с единственной ссылкой на блог. Начинающий журналист Михаэль Радос с громким ником Страшная Правда. Читал я его месяц назад. Писал про «других среди нас», спасайтесь кто может. Рядом с записями о крокодиле из канализации, покусавшем чью-то тещу за задницу, и похищениях коров инопланетянами смотрелось замечательно. Поводов для беспокойства ноль. Но сейчас…

Низкопробная дурь из блога исчезла, подписчиков и комментариев прибавилось. Статьи стали длиннее и обстоятельнее, без псевдосенсационных заголовков. Михаэль вещал про мозговые волны, прорывы астральных дыр и сверхлюдей, способных силой мысли всем этим управлять. Советовал ни в коем случае не смотреть им в глаза, а в критической ситуации хватать что-нибудь тяжелое. Уж не почитывала ли его люксембургская невеста? Прилагались репосты таинственных происшествий, лишь один из которых имел отношение к эсперам, остальные были притянуты за уши. Негусто для теории заговора. Куда сильнее напрягала некая Лиссакиса в друзьях, усыпанная лайками Михаэля. На фотографии с профиля было узнаваемое курносое лицо в веснушках. Детский психолог фонда — Лиссандра. Снимает квартиру вместе с ассистентом Колвена. Вот почему его так припекло… Надо выяснить, какая тут связь, и с чего Михаэля разобрало писать на подобные темы.

Статьи я перечитал внимательнее. Конкретики в них не было: расплывчатые догадки, но по сути верные. Читатели активно подкидывали ссылки и делились информацией, что уборщица в их торговом центре «точно ведьма» — безошибочно определяет, кто жвачку на подоконник налепил. Могла ли Лисса услышать что-то лишнее и этим поделиться? Например, небескорыстно — недавно аванс запросила за три месяца вперед и получила отказ, так что явно должна быть на мели. А теперь укатила в отпуск и выкладывала фотографии из пятизвездочных отелей жарких стран. Что ж, с такими вопросами разбираться нужно лично. Жил Михаэль недалеко — в Лозанне, и сегодня собирался на концерт в ночной клуб, чью афишу разместил у себя целых три раза. Подойдет.

Было десять вечера, в коридорах офиса — тишина. От прошедшей конференции остались только листовки на стендах и обмякший воздушный шар под потолком, с логотипом фонда. Сдулся немного «Идеальный мир». На парковке никого, улицы полупустые. Подсвеченное фонарями озеро пестро отражало неоновые вывески, пока те не закончились. Дорога вдоль берега заняла меньше часа. Однотипная картина: силуэты холмов, рваные линии лысых кустов, мелькание фар и серого бортика трассы. Наконец они сменились оранжевыми огнями города, начали угадываться знакомые места. Пути метро на эстакадах, крутые спуски и подъемы улиц, массив университета вдали. Там мы с Еленой и познакомились, в библиотеке кантона.

Меня туда занесло в поисках диссертации Ланса, а она училась на факультете детской психологии и именно в тот день утащила последний экземпляр, имеющийся в открытом доступе. Пятнадцать лет назад электронной копии еще не было, возвращаться в Женеву ни с чем не хотелось. Это я убедительно и объяснил найденной в читальном зале хорошенькой девушке в вязаном длинном свитере. Она смутилась, выронила спрятанное под стол яблоко, которое в библиотеке грызть запрещалось, и попыталась отдать мне и его, и диссертацию. Из-за перегородки неожиданно высунулась встрепанная голова, хриплым голосом рассказала мне, куда я могу отправиться со своими претензиями, и строго напомнила Елене — быть тряпкой нехорошо, особенно когда горит курсовая по редким формам психологических расстройств. Сдавать нужно завтра, тема дико сложная, и единственный доступный источник информации здесь. Та покраснела до слез, но упорно совала мне в руки потрепанную папку, бормоча, что это ерунда, успеет, вся ночь впереди. Пришлось отнекиваться, да еще и уговаривать ее не беспокоиться, писать спокойно дальше. Как выяснилось, не беспокоиться она не умела, максимум, чего удалось тогда добиться — поработать вместе. Кстати, из ее курсовой я потом понял гораздо больше, чем из самой диссертации — обилие терминов и сугубо научных описаний требовали перевода на человеческий язык, раз уж Ланс вздумал партизанить. Неуютно было совсем не помнить, что со мной происходило с восьми до одиннадцати лет. Пробел в памяти причины имел понятные, но интересовали подробности… Опекун на вопросы не отвечал, лишь один раз бросил опрометчиво — отстань, я по твоему случаю докторскую написал, добавить нечего. Вряд ли он всерьез допускал мысль, что однажды я ее разыщу.

Зачем мне понадобилась т