Евгений Николаевич Чириков
ФАУСТ
«Фауст» — произведение русского писателя, драматурга и публициста Е. Н. Чирикова (1864–1932).***
Рассказ впервые был опубликован в авторском сборнике «Рассказы» в 1903 году и, как остальные произведения автора, изображает русского провинциального человека. В «Фаусте» автор вспоминает о прошлом и рассказывает о настоящем, делая выводы, что светлые надежды юности так и не сбылись. И нет никакой торжествующей любви, а есть только торжествующая пошлость, подлость и скука…
Перу Чирикова принадлежат и такие произведения: «Предатель», «Прогресс», «Ранние всходы», «Созрел», «Студенты приехали», «С ночевой».
Когда Иван Михайлович просыпался, то все в доме были уже на ногах, и вдали слышались звонкие детские голоса, бряканье чайной посуды, начальственные окрики тещи, и канарейка трещала, как резкий полицейский свисток, в зале. Вставать ему не хотелось — трудно было это сделать и было лень одеваться, поэтому Иван Михайлович, лежа в постели, выкуривал несколько папирос, прежде чем собирался с силами. Вставал он обыкновенно сердитый, и недовольный, потому что ему очень не нравился порядок жизни, в силу которого надо было каждый день торопиться за умывальником и чайным столом и непременно идти на службу.
— Сходи, посмотри, проснулся ли папа! — слышался вдали голос жены, и затем в дверь просовывалась маленькая кругленькая, как шарик, головка.
— Папа! Ты встал?
— Встал, встал! — недовольно отвечал Иван Михайлович и с сердцем прополаскивал рот, бурлил, брызгался и кряхтел…
За чайным столом он сидел надутый, свирепый, как будто бы занятый какими-то очень серьезными мыслями, и никого не удостаивал вниманием, а жена, мельком взглядывая на Ивана Михайловича, думала: «наверное, он опять проигрался вчера в клубе и теперь не знает, где достать денег». В десять часов Иван Михайлович уходил на службу, в банк, и возвращался домой к четырем, усталый, голодный и опять сердитый и раздражительный. Садясь за обед, он затыкал под горло салфетку и ел, сильно чмокая губами и напоминая свинью у корыта, а когда наедался, то делался добрее и, отдуваясь, шутливо спрашивал:
— Больше ничего? Кресты?
— Ну, теперь маленечко соснем, — говорил он и уходил в свой кабинет с оленьими рогами и ружьем, из которого никогда не стрелял. Там он долго откашливался и отплевывался, а потом начинал храпеть так ужасно, что дети боялись приближаться к дверям кабинета, и когда няньке нужно было остановить драку или ссору между ними, она говорила:
— Вон там медведь спит… Вот я его выпущу!..
Спал Иван Михайлович часов до восьми, и когда его будили, то опять сердился и, крикнув «слы-шу», опять начинал всхрапывать. А потом он выходил из кабинета, одутловатый, с отекшими глазами, действительно похожий на медведя, и начинал хрипло кричать:
— Спрашивается: почему меня не разбудили вовремя?
— Тебя будили, и ты сказал «слышу!»
— Слышу! Мало ли что говорит сонный человек… Самовар готов?
Затем он шел в столовую и усаживался с газетой за чайным столом, опять с таким видом, словно его одолевали какие-то очень важные и серьезные мысли… Жена, Ксения Павловна, наливала чай, и из-за самовара ее было не видно, а теща, Марья Петровна, штопала обыкновенно детские чулочки, напялив их пяткой на ложку, на другом конце стола,
