Оглавление

ПЕРВЫЙ СЕЗОН

«УБИЙСТВО НА ВИЛЛЕ «АФРОДИТА»

«ПРОПАВШИЙ АЛХИМИК»

«ПЯТЬ АМФОР ФАЛЕРНСКОГО»

«ВЫБОР АРИАДНЫ»

«МАСАМУНЭ И МУРАМАСА»

«СУММА ВПЕЧАТЛЕНИЙ»

«СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЗАПЛЫВ»

«ЯРЧЕ ТЫСЯЧИ СОЛНЦ»

«ГОЛУБОЙ АЛМАЗ БУДДЫ»

«СО СМЕРТЬЮ НАПЕРЕГОНКИ»

«ЗАБЫТЫЙ ДЕМОН»

«ГИТАРИСТ НА СЕЗОН»

«КАПЛЯ СМОЛЫ»

«ВЕДЬМИН ЧАС»

«ПЧЕЛЫ ПЕРСЕФОНЫ»

«СУД ПАРИСА»

Это Хэллоуин, и каждый имеет право хоть разок хорошенько испугаться.

Из к/ф «Хэллоуин»

Пролог

A-hunting we will go, a-hunting we will go!

We’ll catch a fox and put him in a box

And never let him go![1]

Английский фольклор

В кабинете главы Национального центрального бюро Интерпола Греческой Республики уже закончилось вечернее совещание, затянувшееся до раннего утра. Получив подробные инструкции, сотрудники разошлись, оставив хозяина кабинета одного. Дневная секретарша, сменившая коллегу, дежурившую всю ночь, принесла в кабинет большой кофейник, полный крепкого черного кофе, распаренное горячее полотенце и стопку свежих утренних газет. Она молча оставила все на столе, забрала два пустых кофейника и вышла. Это ночное совещание было далеко не первым, и секретарша прекрасно знала, что понадобится ее шефу.

Стоя спиной к рабочему столу, невысокий мужчина атлетического сложения с расстегнутой на груди сорочкой жадно вдыхал свежий воздух из открытого окна. То поднимая, то опуская широкие плечи, он словно выполнял упражнение из набора для утренней гимнастики, отчего бугристо перекатывались его литые мышцы. Размяв плечи, он начал медленно вращать шеей вправо-влево и растирать крепкими пальцами затекший затылок. Короткую мощную шею венчала крупная и совершенно гладкая голова, похожая на огромный бильярдный шар. Крайне примечательную внешность дополняли крупный греческий нос, резко очерченный рот и тяжелый волевой подбородок. Из-под рыжеватых густых бровей на собеседника смотрели неожиданно светлые глаза: генерал Манн был этническим немцем. Выражение лица его было обычно суровым и решительным, изредка смягчавшимся только когда он общался с домашними и очень близкими друзьями. Вообще, всем своим видом и телосложением хозяин кабинета больше напоминал борца-тяжеловеса или штангиста, нежели полицейского. С одним принципиальным отличием: наметанный глаз сразу бы заметил, что при необходимости этот атлет может двигаться очень стремительно.

Немного размявшись, мужчина, не оборачиваясь, быстро протянул руку и взял со стола распаренное полотенце. Вытер им лицо, голову и шею, сложил вдвое и тщательно повторил процедуру. После чего аккуратно вернул полотенце на поднос, застегнул сорочку, подхватил со стола стопку свежей прессы, кофейник и направился к своему рабочему месту, где уже стояла большая кружка, не раз послужившая хозяину этой ночью.

Глава Интерпола Греции генерал Виктор Манн проводил на работе уже третьи сутки подряд. Возможно, предстоящая операция станет самой крупной в его карьере. А возможно, что на ней его карьера и закончится. Слишком многое оказалось на кону. Он налил кофе в кружку, сделал большой глоток, удовлетворенно кивнул и развернул первую газету в стопке. Это было популярное ежедневное издание «Вима»[2]

На первой же странице он увидел интересующий его материал, пробежал его глазами, затем обвел красным маркером и отложил газету в сторону. Следующей в стопке была авторитетная «Катимерини»[3] — газета консервативного толка, выходящая в Афинах на греческом и английском языках. Отметив маркером интересующие его статьи, генерал взялся за третью — левоцентристскую «Неа»,[4] с которой поступил так же, как и с первыми двумя. Оставшиеся в стопке правоцентристская «Элефтерос типос»,[5] прогрессивная «Акрополь» и скандальная «Авриани» недолго дожидались своей очереди.

С небольшими расхождениями опубликованный в разных изданиях материал сообщал одни и те же факты: известный афинский банкир и миллионер Власис Курис был найден накануне мертвым на собственной вилле в престижном пригороде Афин — Экали. По имеющимся данным, тело банкира со следами алкоголя в крови было обнаружено в бассейне родственниками погибшего поздно вечером. По версии следствия, с банкиром произошел несчастный случай. Пресс-служба Департамента столичной полиции ограничилась кратким пресс-релизом, избегая, в интересах следствия, давать любые развернутые комментарии. Судя по тону публикаций, ни одно из изданий не осталось удовлетворено официальной версией случившегося.

Манн, откинувшись в кресле, с неподдельным интересом прочел язвительный комментарий редактора «Трибуны»:

«Нас хотят уверить в том, что за последний год финансово-банковский сектор Греции поразило какое-то таинственное моровое поветрие! В марте в собственном автомобиле погибают банкиры — братья Хадзидакис, сорвавшись со скалы в море, якобы из-за случайного отказа тормозной системы их нового „Ламборгини“. В июне, во время традиционного утреннего купания в собственной бухте, неожиданно тонет в море бывший заместитель министра финансов Ставрос Иолас, в юности выступавший за сборную Греции по плаванию. В августе из окна собственного офиса на двадцать шестом этаже небоскреба „Афинская башня“ выбрасывается начальник департамента международных операций „Эмпорики Банка“ шестидесятилетний Лукианос Глезос, якобы, покончивший с собой из-за неразделенной любви к собственной секретарше. Похоже, что абсурдность ситуации видна всем, но только не Департаменту столичной полиции. И вот очередной „несчастный случай“, как нас пытается уверить Департамент полиции, — вчерашняя смерть в собственном бассейне Власиса Куриса, чей банк активно участвовал в международных финансовых операциях предыдущего правительства социалистов. Покойный, по имеющимся данным, перебрав с метаксой, поскользнулся и ударился головой о кромку собственного бассейна, после чего утонул. Тот факт, что это произошло ровно за три дня до слушаний, где он должен был давать объяснения парламентской комиссии по поводу финансовых злоупотреблений предыдущего кабинета, вызывает очевидное и понятное недоумение у большинства наших читателей. Не пора ли уже действующему кабинету министров дать происходящему трезвую оценку и найти ответы на вопросы, волнующие всю нацию, — особенно в тяжелые дни экономического кризиса? Если вопросы останутся без ответов в очередной раз, то остается только гадать, как поведет себя греческий избиратель во время выборов, которые ждут нас уже через три года…»

Генерал довольно хмыкнул и отложил газету. Нажав на кнопку интеркома, он коротко произнес:

— Ирини, соедините меня с министром. Разговор строго конфиденциальный.

Не задавая никаких вопросов, опытная секретарша отключилась. Через три минуты она сообщила шефу:

— Господин генерал, господин министр на проводе. Конфиденциальность разговора обеспечена.

Генерал снял трубку со старомодного телефонного аппарата спецсвязи, на котором не было даже кнопок.

— Да, господин министр! Доброе утро! Разумеется, господин министр. Это защищенный канал, вы можете говорить свободно. Да, я читал сегодняшнюю утреннюю прессу, господин министр… Как мы и предполагали. Только ленивый не напечатал. Да, материалы мы передали по своим каналам. Ждем еще девятичасового выпуска новостей АНА…[6] Редактор новостного блока обещал мне самую язвительную интонацию, на которую только способен их ведущий. Разумеется, это все убийства. Нет никаких сомнений, господин министр. Совершенно верно, устраняют свидетелей. Все в рамках схемы, которую я вам докладывал. Это было предсказуемо. Теперь, когда мы их как следует вспугнули, они зашевелятся, начнут спасать собственные шкуры и делать ошибки, я уверен… Что я планирую предпринять? Мы уже делаем все необходимое, господин министр. Через два дня в Лионе совещание глав Национальных Бюро. По своим каналам в Департаменте я дам понять, что выехал в штаб-квартиру и меня не будет до конца месяца. Пусть думают, что я покинул страну, — и у них развязаны руки. Выманим лисиц из нор, господин министр! Операция входит в завершающую фазу, и у нас нет права на ошибку. Сейчас главное — не переусердствовать. Они обязательно воспользуются моим отсутствием, и тогда мы сможем взять их с поличным. Совершенно верно!.. Да, я понимаю, что уровень подозреваемых требует самых убедительных доказательств… Именно над этим мы и работаем. Мы планируем добиться признательных показаний участников схемы… Нет, я буду недалеко. Лучше, если вы тоже не будете знать этого, господин министр… Так точно, в интересах дела… Если возникнет срочная необходимость, в течение часа я смогу вернуться вертолетом в любой день. Нет, господин министр, нет причин для тревоги. Мои подчиненные в Афинах будут полностью контролировать ситуацию и докладывать мне. А я — если ситуация того потребует — вам. Но и для вас — я во Франции. Совершенно верно, в служебной командировке… Это если премьер-министр поинтересуется, почему меня нет на торжествах в честь «Дня Охи». Да, я понимаю меру своей ответственности… Да, я уверен в исходе операции, насколько это возможно. Да, конечно, я понимаю возможные последствия. Да, господин министр, разумеется… Я помню, что вы должны быть на докладе у премьер-министра не позднее, чем через неделю. Безусловно! Благодарю вас, господин министр! Дополнительные ресурсы не требуются… Всего доброго!

Манн повесил тяжелую эбонитовую трубку на сердито скрипнувший рычаг и какое-то время сидел с закрытыми глазами. Потом устало вздохнул, достал из кармана мобильный телефон, набрал номер, дождался ответа абонента и мягко произнес:

— Дорогая, это я. Все в порядке. Нет, нет… Все хорошо. Собирайся. Предупреди детей. Устроим им каникулы… Послезавтра мы улетаем. Как куда? Туда, где нам всегда рады, куда же еще?

 На охоту мы идем, на охоту мы идем! Поймаем лису, запрем ее в ящик и никогда не выпустим! — англ. — прим. автора

 «Трибуна» — греч. — прим. автора.

 «Ежедневная» — греч. — прим. автора

 «Новости» — греч. — прим. автора

 «Свободная печать» — греч. — прим. автора

 Афинское Новостное Агентство — прим. автора

Часть первая

Немного здравого смысла, немного терпимости, немного чувства юмора, и можно очень уютно устроиться на этой планете.

Сомерсет Моэм, «Малый уголок»

Опытный путешественник по Греции знает, что греческие острова можно условно разделить на три категории: известные курорты, экономически независимые территории и безлюдные клочки суши посреди бескрайней морской равнины.

Первые — исключительно туристические жемчужины — уже давно и хорошо освоены приезжими любителями талассотерапии. Благополучие островитян здесь целиком и полностью зависит от того, насколько удачным выдался курортный сезон: много ли прибыло обеспеченных иностранцев, готовых расстаться с содержимым своих туго набитых кошельков. Почти все население таких островов завязано на индустрию туризма: они содержат кафе и таверны, в сезон сдают приезжим свои дома, перестроенные под мини-гостиницы, торгуют в сувенирных лавках и организуют морские прогулки для гостей. Не будь туристов — участь подобных курортов была бы незавидна.

К следующей, второй категории, относятся острова, менее зависимые от курортного сезона и вполне самодостаточные, благодаря собственной развитой экономике. Будь то сельское хозяйство, виноделие, традиционные кустарные ремесла или даже целые фабрики по производству сыров, колбас и ликеров, ставших визитной карточкой этих мест. Сюда уже едут отдыхать сами греки — горожане с материка, соблазненные вдобавок к перечисленному еще и прозрачно-голубым морем, чистейшими песчаными пляжами, низкими ценами и отсутствием суматошной туристической толчеи.

Местные жители также стараются заработать на приезжих, но, если поток последних вдруг иссякнет, — остров сможет это пережить. Есть туристы — хорошо, нет — не катастрофа: у крестьянина, винодела или рыбака, живущего своим ремеслом, работа всегда найдется. А есть работа — будет и кусок хлеба.

Ну, и третьи по счету в нашем списке — это практически безлюдные, а порой и вовсе необитаемые каменистые утесы посреди морской глади Эгейского моря. Шанс встретить здесь кого-то крайне невелик. В заброшенной бухте лишь изредка мелькнет одинокая лодка, когда рыбак с соседнего острова решит попытать здесь рыбацкого счастья, или семейство диких коз, спускаясь по почти отвесному склону, с недоумением уставится на вас косящими желтыми глазами, случись вам в этот момент проплывать мимо на пароме.

Опытным путешественникам также хорошо известно, что многие острова при первом впечатлении успешно маскируются под уже освоенные и ничем не примечательные. Они словно умышленно стараются не выделяться и как можно дольше держаться в стороне от туристического нашествия, нарастающего с каждым годом, как разрушительное цунами. Будто для них куда важнее бережно хранить сложившиеся веками традиции и неспешный ритм сельской жизни.

Вот и с Наксосом, лежащим ровно посреди Эгейского моря, на оживленном перекрестке древних морских путей, судя по всему, такая же история. Впервые прибыв сюда, не замечаешь, что он чем-то отличается от других собратьев по архипелагу. Остров — и остров. Ничего особенного! Пытливому взгляду искушенного путешественника не за что зацепиться: все те же типичные кикладские домики с ярко-синими ставнями, хаотично облепившие невысокий холм над небольшой бухтой. Все, как везде на Кикладах: слепящий цвет беленых каменных стен, минимум зелени, развалины венецианской крепости из желтого песчаника на самой вершине холма, купола древних храмов, таверны и рестораны, привычно усеявшие набережную, лавчонки, с их пестрящими от сувениров витринами, да магазинчики местных традиционных промыслов…

И что же, скажите на милость, во всем этом нового или необычного? — спрашивает себя со вздохом уставший после парома путешественник, сойдя на пирс Хоры и вертя головой во все стороны.

Разве что Портара — огромная арка недостроенного храма Аполлона на соседнем островке Палатий, куда ведет узкая дамба из самого порта. Живописно? Безусловно! Но есть в Греции острова, чья витрина — главный порт — выглядит куда как живописнее, наряднее и ярче, производя на гостя незабываемое впечатление с самого первого взгляда.

Взять те же Сирос или Родос, а еще лучше — Сими, например, с его потрясающей разноцветной бухтой, буйные краски которой напоминают яркий пасхальный карнавал. А тут… Ну, домики. Ну, холм. Ну, арка, пусть и циклопических размеров… И кого они хотят этим удивить?! Это в Греции-то!

Неужели это все? — снова разочарованно воскликнет турист, уже побывавший на десятке других островов. Стоит ли здесь останавливаться? Что нового может показать и рассказать ему Наксос?

Может быть, разумнее будет просто переночевать в ближайшей гостинице, а наутро, позавтракав и отметившись парочкой дежурных селфи у Портары, отправиться дальше? Тем более что до знаменитого на весь мир Санторини — визитной карточки Киклад — от Наксоса всего час c небольшим пути на скоростном пароме компании «Sea Jets». И паромы эти отходят, как минимум, трижды в день. Уж там-то, на Санторини, древней Тире, гарантированно захватит дух от фантастических по красоте пейзажей! Будет чем похвастаться перед родней и друзьями!

Многие так и поступают. Но не все.

Лишь прожив на острове несколько дней, к своему изумлению и восторгу гость узнает, что есть, оказывается, еще и совершенно другой Наксос, не заметный с первого взгляда. Остров, где в зеленых долинах, по берегам прохладных рек, пышно цветут и щедро плодоносят фруктовые сады, а по горным склонам, увитым бесконечным серпантином дорог, стеной стоят непроходимые леса, шумят кронами на ветру кедровые рощи, гранича с удивительными по красоте песчаными дюнами. В самом сердце острова гордо высятся неприступные горные вершины, заслоняя собой захватывающие дух ущелья и пропасти. По берегам же скрыты неописуемой красоты бухты и многокилометровые пустынные пляжи с золотым песком и совершенно прозрачной водой, цвет которой, если смотреть на нее под разным углом, меняется от нежно-голубого до темно-изумрудного…

Словом, Наксос совсем не похож на другие кикладские острова! Совершенно. Не похож настолько, что даже удивительно. «Истинным раем на земле» называл его британец Байрон. А уж этот эстет-романтик аристократических кровей умел видеть и ценить красоту…

Но и помимо красоты труженику Наксосу есть чем гордиться по праву. На весь мир остров знаменит своим крупнейшим и древнейшим на планете месторождением наждака, добываемого здесь уже больше трех тысяч лет. С его помощью греки, а позднее и римляне полировали белоснежный мрамор своих скульптур и великолепных храмов, который добывали здесь же, в каменоломнях, и на соседнем Паросе. На наждачных брусках, привезенных с Наксоса затачивали свои мечи и копья спартанцы царя Леонида, прежде чем отправиться к ущелью Фермопилы на свою легендарную последнюю битву.[1] А гениальный афинский скульптор Пракситель полировал наксийским наждаком знаменитую на всю Элладу мраморную статую Афродиты Книдской, прежде чем выставить ее на всеобщее обозрение и тоже прославиться навечно.

Такова земля древней Эллады: каждый камень здесь дышит историей!

И Наксос не исключение.

Небольшие живописные деревеньки разбросаны по всему острову, и их жители, чьи дома утопают во фруктовых садах, свято чтут старые традиции, особенно кулинарные! Местные хозяйки — большие мастерицы в приготовлении петуха в винной подливке, креветок в соусе саганаки с домашним козьим сыром, макарон с омарами, запеченного кальмара и самых разных мясных блюд.

Мясо Наксоса — отдельная тема! Остров славится на всю страну своим скотоводством: пасхальные агнцы с Наксоса идут просто нарасхват в Страстную неделю, когда православные греки заботятся о яствах к праздничному столу после долгого сорокадневного поста. Кроме вина, нежнейшей баранины и козлятины, остров знаменит и своими сырами, молочными продуктами, ароматным тимьяновым медом, вареньем и разноцветной настойкой из цитрусовых — китроном.

В отличие от большинства безводных островов архипелага, Наксос, с его источниками пресной воды, — самый настоящий рай: с древних времен остров славился своим плодородием! Нигде в Греции нет вкуснее картофеля, чем тот, что выращен здесь! А какие маслины — крупные, спелые, масло из них получается густое и пахучее, настоящее сокровище!

А виноградники? Ты забыл про виноградники! — мысленно укорил себя брюнет лет сорока пяти, худощавого телосложения, в выгоревшем на солнце джинсовом комбинезоне, надетом на голое тело. Держа в обеих руках инструменты — небольшую лопату, секатор и странной, полукруглой формы нож, которым обычно пользуются крестьяне при обрезке лозы, брюнет быстро и уверенно шел по узкой тропинке, ведущей в долину. Он шагал, привычно погрузившись в размышления об острове, который всего полгода назад стал его новым домом. Солнце уже садилось за гору Зевс, над тропинкой стремительно сгущались фиолетовые тени, — и мужчина торопился. За его спиной в вечернем полумраке еще можно было рассмотреть темнеющие ровные ряды виноградника на пологом горном склоне, откуда он и спускался, закончив на сегодня свою работу.

Мужчина был в отличной физической форме. Время от времени он легко перепрыгивал через небольшие валуны, выкатившиеся на тропинку. Несмотря на усталость после целого дня работы на винограднике, владелец виллы «Афродита» Алекс Смолев пребывал в самом приподнятом расположении духа. Да и усталость в мышцах, налившихся тяжестью от физического труда, была приятной.

Как же ты мог забыть про виноградники? — снова укорил он себя. Ведь именно здесь, на Наксосе, по древней легенде, Дионис впервые сам посадил и вырастил виноградную лозу!

Легенда гласит, что молодой бог вручную отжал виноградный сок, оставил напиток созревать на солнце в глиняном кувшине, дал людям попробовать забродившее молодое вино, а потом и научил выращивать виноград. Островитянам есть чем гордиться: они стали первыми виноделами Эллады! Было ли это на самом деле — или нет, сейчас никто не знает наверняка, но в народной памяти легенды никогда не возникают на пустом месте.

В те древние времена вина Наксоса были знамениты на всю Грецию. Позднее, уже во времена турецкого владычества многие виноградники страны были безжалостно вырублены под корень, в том числе и на островах. Но, бережно храня традиции предков, жители Киклад делают сегодня все, чтобы возродить былую славу греческого островного виноделия.

Кстати сказать, Наксос в русскоязычных путеводителях упоминается крайне редко. Возможно, причиной тому стало относительно позднее появление аэропорта. Возможно, что-то еще. А между тем — зря! Ведь, помимо прочего, остров даже короткое время успел пожить и под властью Российской империи.

С тысяча семьсот семидесятого года на нем, по договоренности с греками, располагалась резиденция главнокомандующего военно-морскими силами графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского, наголову разгромившего турецкий флот в Средиземном, Ионическом и Эгейском морях.

Целых четыре года над Наксосом и его соседом Паросом, где была организована зимняя стоянка русской эскадры, гордо реял Андреевский флаг! Как и еще на двадцати семи кикладских островах, полностью освобожденных русской эскадрой от турок.

Вот ведь! — думал Алекс, продолжая опасный спуск уже практически в полной темноте, — это же почти русская земля! Не потому ли я порой чувствую себя здесь совершенно как дома?..

В этот момент, прервав его размышления, несколько камней средней величины, потревоженные его ногой, с шумом скатились с тропинки и обрушились с обрыва в пропасть, увлекая за собой своих собратьев. Словно в ответ им, сверху раздался похожий шум: видимо, на уже пройденную мужчиной тропинку тоже выкатились крупные валуны.

Плохо! Так можно и сорваться, и камнем сверху по голове получить. А это совершенно не входит в мои планы! — подумал Смолев, резко притормаживая на особенно опасном участке и больше вслушиваясь, чем вглядываясь, в кромешную темноту над головой: не шумит ли там очередной валун?..

— Алекс? — вдруг в тишине снизу, из сгустившегося мрака, донесся тревожный мужской голос, звучащий по-гречески. — Это вы? Где вы, Алекс?

— Это я, — сложив ладони рупором, на том же языке ответил Смолев в темноту ущелья. — Стою на тропе.

— Отлично, стойте, где стоите, я сейчас к вам поднимусь! — пришел снизу чей-то обрадованный возглас.

Когда, спустя пару минут, из-за очередного крутого поворота блеснул яркий луч фонаря, Смолев прикрыл глаза ладонью и зажмурился.

— У-ф-ф! Слава богу! — с облегчением вздохнул, поднимавшийся по тропинке широкоплечий грек лет тридцати, среднего роста, одетый в такой же комбинезон, точь-в-точь, как был на самом Алексе.

Грек отвел слепящий луч в сторону, прислонился спиной к скале, стараясь отдышаться, и вытер пот, выступивший на лбу. Смолев сразу же, как только глаза снова привыкли к темноте, узнал Димитроса Аманатидиса, своего доброго друга и партнера-винодела.

Было видно, что тот устал и перенервничал. Постепенно лицо его разгладилось, а дыхание выровнялось.

— Что же вы так неосторожно, Алекс? — укоризненно произнес грек по-английски с сильным акцентом. — Я и сам задержался в долине, возвращаюсь домой час назад, а Мария говорит, что вас нет. Мол, как с самого раннего утра ушел в горы на виноградник, так и не возвращался. А солнце вот-вот сядет! Здесь в горах ночью опасно: сорваться можно запросто, а у вас ни телефона с собой, ни фонаря! Вот и пошел вас искать!

— Простите, Димитрос, друг мой, — тоже по-английски несколько смущенно ответил Смолев. — Я как-то увлекся и не заметил, что быстро стемнело. Не мог бросить работу незавершенной: оставалось обрезать всего несколько кустов. От телефона проку здесь никакого: связи нет. Только зря с собой таскать. Хотя, ради фонарика, конечно, стоило захватить… Никак не думал, что так задержусь. Вы правы, очень глупо с моей стороны. Простите, не хотел причинять вам столько беспокойства!

— Ничего, ничего. Главное, вы в порядке. Осталось вернуться домой! — ответил грек, совершенно успокоившись и быстро придя в прекрасное расположение духа. Пока Смолев извинялся, мужчина успел совершенно отдышаться и набраться сил. — Давайте уже спускаться: Мария ждет нас на мусаку. Надеюсь, в этот раз у нее ничего не подгорит! — Он весело хмыкнул, словно вспомнив что-то забавное, и бодро махнул собеседнику рукой. — Я пойду вперед, буду светить на тропу, а вы — за мной. Не отставайте и смотрите под ноги!

Полчаса ходьбы в скором темпе, — и друзья уже поднимались по скрипучим деревянным ступеням на широкую, залитую ярким электрическим светом, веранду большого крестьянского дома.

Стоявший посреди веранды деревянный стол был уже застелен белой скатертью, на которой красовались бутылки с местным вином, столовые приборы и закуски, заботливо прикрытые хозяйкой домоткаными салфетками от докучливых насекомых. В вышивке на салфетках преобладали два традиционных островных мотива: плодоносящая олива и резвящиеся в море дельфины. Эти салфетки, как и скатерти, и полотенца, изготавливали рукодельницы из соседней деревни, обеспечивая ими весь остров и приезжих туристов.

Из дверей, навстречу вошедшим, с радостным криком выскочила небольшого роста смуглая молодая женщина с роскошной гривой черных волос, одетая в джинсы и греческую белую рубашку с ручной вышивкой. Молодая жена Димитроса становилась все больше похожа на гречанку, отметил Алекс, устало прислонившись к перилам и впервые за весь день давая себе поблажку, чтобы немного расслабиться.

— Боже мой! Наконец-то! — с истинным итальянским темпераментом воскликнула хозяйка, воздевая руки вверх. — Вы меня напугали! Мужчины! Разве так можно?! Святая Мадонна! Я от страха здесь вся извелась!

— Мария, — покаянно склонил голову Смолев, перейдя на итальянский, — это целиком и полностью моя вина! Прошу меня простить! Ваш супруг меня просто спас! — и повторил последнюю фразу по-гречески специально для ее мужа, устало присевшего на ступеньку рядом с ним.

— Да ничего подобного, — встрепенувшись, возразил было Димитрос, — вы и сами бы добрались…

Но молодая итальянка его быстро перебила, сопроводив свои слова решительным жестом:

— Все, все, ничего не хочу слушать! Главное: вы оба здесь! Разговоры потом будете разговаривать! А сейчас переодеваться, умываться, — и за стол! И так уже задержались! А я на кухню! — она быстро развернулась на месте и, энергично тряхнув пышными волосами, умчалась в дом.

Алекс добродушно рассмеялся. За полгода, что прошло со свадьбы молодых Аманатидисов и их переезда с виллы «Афродита» на ферму в долине, Мария очень изменилась, превратившись из юной восторженной итальянки в решительную и волевую хозяйку большого крестьянского дома на греческом острове. Именно такая жена и нужна была Димитросу, не чаявшему души в ней, а также в своей ферме и виноградниках.

Какая прекрасная пара! — с теплотой думал Алекс, устало поднимаясь по лестнице в свою спальню, просторную гостевую комнату на втором этаже, где поселили его хозяева. Дай бог им семейного счастья на долгие годы!

Почти семь месяцев назад капитан запаса российских вооруженных сил, лингвист и путешественник Александр Владимирович Смолев, сорока пяти лет от роду, сошел с быстроходного парома на берег Наксоса.

Незадолго до этого доктор-кардиолог из медицинского центра имени Алмазова, что обследовал Смолева в Санкт-Петербурге, настоятельно рекомендовал ему поменять климат северной столицы на средиземноморский.

«Вам просто необходима талассотерапия, батенька! — заявил тогда кардиолог, поправляя очки и строго глядя в бледное и спокойное лицо Смолева. — Талласотерапия, морской воздух, теплый климат! Уезжайте! Иначе за последствия я не ручаюсь. Моторчик у вас барахлит, да и старые травмы и ранения требуют реабилитации всего организма. Восстановите силы, глядишь, все и наладится! В целом, организм у вас сильный, просто надо ему помочь… Вот и помогите: уезжайте! А уж когда устроитесь, к нам в Петербург только в гости, и только летом, — добро пожаловать!»

Друг и бывший сослуживец, в ту пору еще полковник — генеральское звание будет присвоено ему через несколько месяцев — Виктор Манн посоветовал Алексу этот остров. И с того самого момента Смолев ни разу не пожалел, что внял дружескому совету.

Обстоятельства так удачно сложились, что спустя всего месяц после своего приезда на Наксос он смог выкупить у семьи Аманатидисов их виллу «Афродита», которая уже много лет как была переоборудована под небольшую, но очень уютную гостиницу: дюжина номеров, две прекрасные террасы, увитые плодоносящей виноградной лозой, замечательная кухня, сад и огород, хозяйственные постройки, винный погреб и большой хозяйский дом, перестроенный из старого венецианского особняка, — настоящее сокровище для того, кто решил осесть на острове и завести хозяйство.

Аманатидисы тоже были счастливы передать в его руки свою виллу: и человек достойный, и не будь его — еще неизвестно, как сложилась бы судьба наследника, обвиненного полицией острова в предумышленном убийстве нотариуса Галифианакиса. Скорее всего, сгинул бы Димитрос в тюрьме на долгие годы, осиротив и мать, и свою невесту. Но Смолев, верный своей привычке отстаивать справедливость во всем, тогда вмешался и, получив при содействии Манна статус особого агента Интерпола на Кикладах, провел свое альтернативное расследование. Он полностью оправдал молодого грека и нашел настоящего убийцу, хоть последнее и не принесло Алексу ни радости, ни удовлетворения, скорее оставив на его сердце еще один незаживающий рубец. Но Димитрос вернулся домой, — и это было главное.

С тех пор островитяне прониклись к приезжему русскому глубоким уважением, вдвойне укрепившимся после того, как Смолев сперва открыл для посетителей стоявшую закрытой уже несколько лет старую таверну Аманатидисов, назвав ее «У Ирини и Георгиоса», а затем отремонтировал и спустил на воду лодку покойного Георгиоса, которой тот при жизни очень дорожил.

Смолев же дал работу и лучшему повару острова — Петросу Папаскирису и практически спас от нищеты старого рыбака Никоса, ежедневно выкупая его улов и щедро рассчитываясь с ним за кальмаров, лобстеров, осьминогов и другую морскую живность, что привозил рыбак каждое утро.

Благодаря повару Петросу и рыбаку Никосу таверна «У Ирини и Георгиоса» в самое короткое время завоевала славу лучшей таверны на берегу, где подают свежайшие морепродукты. Впрочем, нанимая на работу лучшего повара острова, Смолев предполагал, что так все и будет, и в своих предположениях не ошибся.

Он же помог и садовнику семьи Аманатидисов, Христосу. Получил разрешение на аренду земли вдоль дороги, ведущей из Хоры к лиману Алики, где старый грек смог осуществить свою давнюю мечту: разбил сад в пятьдесят олив. Смолев за свой счет снабдил старика саженцами и всем необходимым для ухода за садом, отказавшись при этом от денег и долговых расписок.

Другими словами, приезжий показал себя во всех смыслах человеком щедрым, порядочным и достойным. И, разумеется, трудолюбивым: вилла и таверна требовали ежедневного внимания.

Чтобы управлять таким хозяйством Алексу потребовалась помощница. Ей стала его давняя знакомая еще по Санкт-Петербургу Софья Ковалевская, или, как он звал ее, Рыжая Соня, — по ее детскому прозвищу.

Копна ярко-рыжих волос цвета красных сицилийских апельсинов, которой она любила встряхивать в такт своим словам, произвела неизгладимое впечатление на повара Петроса, — и в самом скором времени на вилле «Афродита» готовились сыграть очередную свадьбу. Смолев был безмерно рад за Софью, которую знал еще ребенком и любил, как младшую сестру.

Свадьба — это большой праздник: снова соберутся все друзья, приедут даже Манны из Афин. Тереза, жена Виктора, ни за что не упустит возможности снова встретиться на вилле «Афродита» со своими подругами — Лили и Стефанией, особенно когда выдалась такая замечательная возможность. Как всегда, при мысли о Стефании, молодой испанке из Мадрида, с которой Алекса свела судьба здесь, на острове, у Смолева мгновенно теплел взгляд его серых глаз, а на губах появлялась мечтательная улыбка.

Да что там говорить! Своей жизнью на Наксосе Алекс был положительно доволен. Сюда он ехал за спокойствием и безмятежностью, в поисках тихой гавани, но, похоже, обрел на древнем острове нечто большее и значительно более важное для себя…

А теперь постепенно сбывалась и еще одна мечта Смолева: по совету одного из самых опытных виноградарей острова, Иоанниса Спанидиса, Алекс приобрел землю под виноградник на южном склоне горы Зевс.

Если долго и прилежно трудиться, он сможет вырастить урожай и сделать свое собственное вино. Но до этого момента пройдет еще несколько лет. Хорошо, что Димитрос, молодой, но уже тоже опытный и знающий виноградарь, согласился помогать ему. Вместе они обязательно добьются результата, в этом Смолев ни секунды не сомневался.

Все будет просто отлично! — Алекс весело подмигнул своему отражению в зеркале. Отражение в ответ укоризненно покачало головой: опять ты размечтался! Хватит тратить время, хозяева наверняка уже заждались!

Быстро приведя себя в порядок и переодевшись, Алекс вышел на веранду в прекрасном настроении.

— За стол! За стол! — радостно скомандовала Мария, увидев его. — Присаживайтесь, я скоро вынесу горячее! Пейте и закусывайте, меня не ждите!

Уже сидевший за столом Димитрос, с мокрыми после душа волосами, в свежей белоснежной рубашке, весело махнул другу рукой и, откупорив бутылку белого ассиртико, разлил вино по бокалам.

— Что ж, — бодро произнес он, вручая бокал Смолеву и поднимая свой, — первый тост традиционно за окончание сезонных работ на виноградниках! Это вино прошлого урожая с виноградника старого Спанидиса. Очень достойное ассиртико… Ничего, ничего! — ободряюще подмигнул грек Алексу. — Немного терпения, друг мой! Скоро и у нас самих будет вино не хуже!

Друзья выпили по глотку вина и жадно набросились на закуски, которыми был в изобилии уставлен весь стол.

— Только сейчас понял, насколько я голоден, — спустя пару минут пробормотал Смолев, щедро накладывая ложкой смесь тушеных баклажанов с чесноком и оливковым маслом на ломоть горячего хлеба и отправляя затем закуску в рот.

Жуя, он закрыл от наслаждения глаза. Хлеб был только из печи, с хрустящей корочкой и нежным мякишем, а баклажаны, напротив, были холодными, при этом сочными и пряными. Чеснок добавлял блюду остроты, травы — душистого аромата, а оливковое масло смягчало резкие вкусовые нотки, объединяя их вместе в произведение кулинарного искусства.

— Как же вкусно! — восторженно сказал Алекс, покрутив головой. — В России говорят: «Пальчики оближешь!»

— Да, крестьянский труд на открытом воздухе всегда прибавляет аппетита, — рассмеялся Димитрос, в свою очередь сооружая себе огромный бутерброд с козьим сыром, вяленой свининой и лукаво поглядывая на гостя. — Знаю по себе! Нет пищи вкуснее, чем домашний ужин после целого дня работы на винограднике!

Мария вынесла большое блюдо с дымящейся мусакой — запеканкой из баранины, картофеля, баклажанов, томатов и сладкого перца с соусом бешамель и хрустящей сырной корочкой. Она установила блюдо посреди стола и гордо поклонилась. Мужчины встретили ее появление аплодисментами.

— Моя жена уже вполне освоила греческую кухню, — похвалился Димитрос, раскладывая ароматную запеканку по тарелкам и с добродушной иронией косясь на Марию, усевшуюся напротив Смолева. — У нее даже стали получаться настоящие греческие долмадес, хоть я все время и прошу класть в баранину побольше корицы. Но, в целом, она справляется. В самом начале нашей семейной жизни, правда, не все было так гладко: мне приходилось есть исключительно тосканские блюда… Мучение, не передать словами!

— Надо же! — немедленно всплеснула руками итальянка, заводясь с пол-оборота. — И чем это тебе не угодила тосканская кухня? Томатный суп с кростини[2] или мои папарделле с грибами[3] пришлись тебе не по душе? Что-то я не припомню! Да ты лопал так, что за ушами трещало! Еще и добавки по три раза просил! Тоже мне, мученик! Болтун!

— А что оставалось бедному крестьянину? Приходишь домой с поля уставший, голодный, — скрывая улыбку, Димитрос незаметно подмигнул Алексу. — Поневоле съешь все, что угодно… И что в итоге? Я поправился на несколько килограммов! И это за первые три месяца брака!

— Ах, «все, что угодно»?! Так, может, дело в твоем непомерном аппетите, дорогой, а вовсе не в моей готовке? Может быть, мне пора посадить тебя на диету? — Мария сурово сдвинула брови и погрозила мужу кулаком. — Вот получишь у меня сейчас по шее полотенцем! Будешь знать, как позорить меня перед гостем!

— Нет, все дело именно в тосканской кухне! — весело отбивался Димитрос от темпераментной итальянки. — Вы знаете, Алекс, эти тосканцы — заядлые хлебоеды! И всему дают отдельное название. Такие выдумщики! Вы не знали? Ломоть хлеба, подсушенный на огне и залитый оливковым маслом — это «феттунта». Но если на тот же ломоть хлеба выложить резаные помидоры, паштет из печени или черных оливок, тогда он уже превратится в «брускетту». Хлеб обязательно добавляют в супы, а тертыми сухарями могут посыпать даже пасту. Пасту! Как тут похудеешь?

— Знаю, знаю, — покивал, улыбаясь, Смолев, осторожно пробуя еще дымящуюся мусаку. — Очень горячо… Но какой аромат! — Он с сожалением отодвинул тарелку, давая блюду немного остыть. — А что до Тосканы, я жил там пару лет и помню, что практически в каждом из городов и городков Тосканы пекут свой особый хлеб, в который добавляют перец, оливки, грецкие орехи, розмарин или даже тыкву. — Тут Смолев, желая доставить удовольствие Марии, перешел на ее родной итальянский: — Но, справедливости ради, хочу сказать слово в защиту нашей хозяйки: мусака просто бесподобна, как и все блюда, что стоят на столе. Такую мусаку было бы не стыдно подать в лучшей таверне острова! А закуски? Баклажаны — верх совершенства! Браво, Мария, браво!

— Спасибо, Алекс! — Мария расцвела от похвалы, и весь ее боевой пыл немедленно испарился. — Вот можете вы поддержать бедную девушку добрым словом, не то что некоторые!.. А на этого болтуна не обращайте внимания! Он только ворчит, а ест вечно за троих! Не успеваю готовить!

Шутливо замахнувшись на мужа столовым полотенцем, Мария снова убежала на кухню.

— Ох уж эти женщины! — произнес Димитрос, проводив жену влюбленным взглядом. — Никакой с ними нет жизни! А без них — тем более! Болтушки! Кстати, Алекс, — обратился он к Смолеву, наслаждавшемуся мусакой. — Мария разговаривала по телефону с Катериной, а вы ее знаете, она распространяет новости быстрее, чем международный телеграф. Так вот, Катерина шепнула моей жене «по секрету», что на вилле «Афродита» нас очень скоро ждут и помолвка, и свадьба! Мол, Петрос уже обо всем договорился с отцом Спиридоном и чуть ли не со дня на день сделает Софье предложение. И вы молчите? По-моему, эта новость заслуживает отдельного тоста! — весело сказал грек и снова наполнил вином бокалы.

— Я и не собирался делать из этого тайны, — беря в руку бокал, ответил Смолев. — Вы просто меня немного опередили. Петрос заходил ко мне накануне, и мы обо всем переговорили. Узнав, что я еду в долину, он обрадовался и попросил меня передать вам нечто важное. Так что от вас никаких тайн быть не может. Тем более, что вы с Марией в списке самых дорогих гостей! Я с радостью взял на себя это поручение, Петросу не пришлось меня упрашивать…

— Поручение? — загорелась Мария, вернувшаяся к столу с овальным блюдом, полным лукумадес — сладких пончиков из дрожжевого теста, обжаренных во фритюре и политых медом, — любимого лакомства Димитроса. — Какое еще поручение? Вам? От Петроса? Ой, как интересно! И какое же?

Она быстро поставила блюдо с пончиками на стол и уселась рядом с мужем, который, улыбаясь, немедленно обнял ее за плечи.

— Ну же, не томите, Алекс! — взмолилась она. — Мы и так уже все извелись от любопытства. Которую неделю никаких новостей, а тут — такое событие!

— Друзья мои, — Алекс взял бокал, поднялся на ноги и приличествующим ситуации торжественным тоном произнес: — Я официально уполномочен пригласить вас на праздничный ужин с сюрпризом. Он состоится через четыре дня, во вторник, в таверне «У Ирини и Георгиоса». Барашек на вертеле — также обязательная часть ужина, хоть и не самая главная на этот раз. На нем будут все наши близкие друзья и даже, — он подмигнул Димитросу, — отец Спиридон! Ну и Софья с Петросом, разумеется! Ждем вас в семнадцать часов на берегу. Форма одежды — праздничная!

— Святая дева! Неужели он наконец-то решился сделать ей предложение?! — произнесла Мария, радостно всплеснув руками, пока мужчины, смеясь, с веселым звоном чокались бокалами. — И года не прошло! Вот увалень! И чего, спрашивается, так долго тянул? А еще грек! Ну и бестолковый же вы все-таки народ, мужчины!..

 Битва, вошедшая в историю, как битва трехсот спартанцев и их союзников против полчищ персидского царя Ксеркса, напавшего на Грецию в 480 году до нашей эры — прим. автора

 Маленькие кусочки поджаренного хлеба — ит. — прим. автора

 Широкие и плоские яичные макаронные изделия, тосканская кухня — ит. — прим. автора

Часть вторая

Инкогнито проклятое!..

Н. В. Гоголь, «Ревизор»

Обычный осенний день в полицейском участке Наксоса с самого утра ничем не отличался от целой вереницы других дней, похожих друг на друга, как две капли дождевой воды, частенько стекавшей по стеклу полицейского участка поздней осенью. Но дожди придут позже, а пока теплая пора была еще в самом разгаре: близился к концу октябрь, и в открытые окна со сложенными жалюзи щедро светило ласковое солнце, хоть уже и не такое яркое и слепящее, как летом.

На острове наступил тот очень комфортный период для грека с материка, каким и был начальник уголовной полиции Наксоса, когда дневная и ночная температуры воздуха практически сравнялись с температурой воды, достигнув двадцати градусов по Цельсию.

Бедолага инспектор, который за последние два года так и не привык к знойному островному климату и вечно страдал летом от жары, отчего постоянно потел и вынужденно носил в карманах своего мешковатого костюма по дюжине платков, теперь мог вздохнуть куда как свободнее: палящая жара до следующего сезона уже точно не вернется.

Северный ветер мельтеми, ежегодно спасающий остров от летнего зноя, с наступлением октября, словно за ненадобностью, стих до небольшого ветерка. Проникая внутрь через распахнутые окна перестроенного старого венецианского особняка, он приносил с пляжа едва уловимый запах моря, добавляя к нему бережно подхваченные по пути цветочные ароматы из городского сада, разбитого напротив здания, и приятно освежал лицо начальника уголовной полиции, чей стол стоял как раз у раскрытого окна.

Размышляя об этом, старший инспектор уже в который раз искренне поражался тому, насколько в природе все четко выверено, сбалансировано и учтено: есть невыносимые жара и зной — есть спасительный ветер мельтеми; есть коварные преступники — существует доблестная криминальная полиция, готовая в любой момент прийти на помощь добропорядочным гражданам. И в отличие от мельтеми, кстати сказать, он и его сержанты на посту круглый год, двадцать четыре часа в сутки!

Антонидис автоматически взглянул на настенные часы, и ему непроизвольно пришло в голову, что после завтрака прошло уже больше трех часов, и было бы уже неплохо чем-нибудь подкрепиться… Мысль мелькнула и пропала, — и философские рассуждения старшего инспектора плавно перетекли в другое русло.

И вот, опять же, думал он, существуют, как ни крути, голод и жажда, но и тут мироздание снова пошло человечеству навстречу, создав греческую кухню и холодное пиво «Амстел», особенно приятное в употреблении под жареный сыр саганаки гравьера. Да и местное пиво, которое старший инспектор распробовал совсем недавно, — греческий «Мифос», тоже ни в чем не уступит импортному: отличный лагер — светлое пиво с пышной белоснежной пеной, легким фруктовым ароматом с нотками хмеля.

Антонидис прикрыл глаза и улыбнулся довольной улыбкой, причмокнув от удовольствия. И тогда уж совершенно ничто не мешает добавить к этому набору и ароматные мясные шарики — кефтедес, сочные и пряные тефтельки, обжаренные в масле, а если их еще и обмакнуть в чесночный соус тцатцики!..

Яркие образы пива и закуски настолько явственно нарисовались в его воображении, что старший инспектор сглотнул слюну и потряс головой, пытаясь придать мыслям более деловой настрой. Да, островная кухня — это просто какая-то кулинарная феерия. Особенно, если речь идет о таверне «У Ирини и Георгиоса»: сегодня там на обед фаршированные кальмары на гриле — фирменное блюдо повара Петроса. Но до обеда в таверне еще пара часов, а пока отделение криминальной полиции Наксоса на посту, готовое в любой момент пресечь любое нарушение правопорядка на вверенной ему территории!

Теодорос Антонидис гордо расправил плечи, мечтательно улыбнулся и кивнул. Дайте, только дайте нам самое запутанное преступление, — криминальная полиция Наксоса в грязь лицом не ударит! — подумал он. Порядок будет обеспечен, преступники задержаны и понесут заслуженное наказание. Закон есть закон!

Глава уголовной полиции Наксоса был человеком порядочным, добросовестным и трудолюбивым, а главное, — всей душой преданным своей профессии, которую выбрал много лет назад. Выбрал раз и навсегда, на всю жизнь, и ни разу о своем решении не пожалел.

Будучи еще совсем юношей, после окончания школы, он не колебался ни секунды: все, о чем мечтал он в тот момент — это Полицейская Академия, а затем и служба в рядах криминальной полиции, где он сможет приносить пользу людям, раскрывая самые запутанные и кровавые преступления. В том, что у него есть если не талант, то хотя бы предрасположенность к такого рода деятельности, молодой Теодорос не сомневался: он рос мальчиком вдумчивым и наблюдательным, обожал с детства читать детективы, прочел все произведения Агаты Кристи, Конан Дойля, Честертона и Сименона, до которых только смог добраться. Работа в сыске представлялась ему окутанной романтичным флером и в несколько более радужно-героических тонах, чем оказалось на самом деле.

В первые же дни учебы в Академии выяснилось, что в работе полицейского куда как больше рутины, требующей ежедневного внимания, знания законов, усидчивости и дотошности, а погони и перестрелки с преступниками гораздо чаще встречаются в приключенческих фильмах, чем в настоящей жизни. К слову сказать, огневую подготовку в Академии вел ветеран полиции, без промаха стрелявший из любого вида оружия, и курсанты были поражены, когда инструктор признался, что ни разу за двадцать пять лет службы не применил свой табельный пистолет против живого преступника! И пусть курсант Академии Теодорос Антонидис был несколько разочарован, но от своей мечты не отказался. Он с головой ушел в изучение полицейских наук и с блеском закончил курс обучения. Впрочем, надо добавить, что, на всякий случай, он также регулярно посещал и тир, и вскоре стал отменным стрелком, и даже участвовал в командных соревнованиях по стрельбе.

Уж так распорядилась судьба, что жизнь забросила Антонидиса служить на Наксос, затерявшийся посреди бескрайней морской глади Эгейского моря. Это вам не столичный город, где жизнь бурлит человеческим водоворотом каждый день, а преступления происходят еще чаще — только успевай поворачиваться, если ты призван охранять закон и спокойствие граждан.

На острове же всего восемнадцать тысяч жителей, половина из них — старики-пенсионеры, живущие по деревням. Но и здесь порой, как показали последние полгода, все-таки случаются громкие преступления. И убийство старого нотариуса Галифианакиса, и попытка захвата амфор с фалернским вином международным преступным картелем, и пропавший из Смитсоновского института синий алмаз Хоупа, обнаруженный на Наксосе, и похищение картин великих импрессионистов с выставки, не говоря уже о золотом ковчеге с частичкой святого Креста — древнего византийского сокровища, хранившегося в подземелье замка Базеос больше восьмисот лет! Из-за этого сокровища, кстати сказать, погибло несколько человек. И, возможно, погибло бы еще больше, если бы старший инспектор не вышел тогда против вооруженного преступника один на один в пистолетной дуэли, заслонив собой раненого сержанта… Вот уж когда точно пригодились главе островной полиции его занятия по огневой подготовке в Академии, на которых он оттачивал свои навыки по стрельбе!

Кстати сказать, с тех пор Теодорос Антонидис пользовался у своих подчиненных — местных сержантов — безусловным уважением, полным доверием и непререкаемым авторитетом…

Старший инспектор с важностью вздохнул и сперва поправил на шее галстук, затянутый в тугой симметричный узел, а потом и выровнял между собой лежавшие на рабочем столе папки с документами, записную книжку и пластиковый стакан с десятком остро отточенных карандашей.

Компьютер на соседнем столике дружелюбно светился заставкой экрана, где была изображена эмблема греческой полиции: весы правосудия и оливковая ветвь на фоне голубого щита. Наведя на столе безупречный порядок и бросив взгляд на компьютер, начальник криминальной полиции острова снова удовлетворенно кивнул: готовность к работе вверенного ему подразделения была полной. Но делать сегодня, похоже, было нечего. Как и вчера, и позавчера, и вот уже вторую неделю подряд.

Приняв подробные утренние доклады по оперативной обстановке на острове от своих помощников, старший инспектор убедился, что, не считая пропажи с одной из прокатных площадок «Rent-a-Bike» очередного скутера, на вверенной ему территории все спокойно. Скутеры пропадали и раньше, этим, как правило, грешили подгулявшие подростки.

Техника потом находилась или на пляже, или у одного из баров Хоры, куда молодежь приезжала «догуливать», бросала краденое транспортное средство, и то возвращалось полицией владельцам автопроката. Еще не было такого случая, чтобы пропавшие скутер или квадроцикл не вернулись к своим хозяевам.

Надо просто подождать пару дней.

А пока одного своего помощника — молодого сержанта Димоса старший инспектор отправил патрулировать набережную: жители и гости острова должны постоянно видеть, что силы правопорядка не дремлют.

Сержант Дусманис должен был сменить коллегу через час, а до того момента наводил порядок в архиве, разбирая поступившую на адрес полицейского отделения корреспонденцию за последние несколько недель. Это был единственный незначительный прокол в работе подразделения, и сегодня же он будет устранен.

На почте что-то напутали и вместо того, чтобы доставлять, как и раньше, письма в отделение, почему-то копили их у себя, в ожидании, что кто-то из сержантов заберет поступившую корреспонденцию. Якобы, на почту поступил циркуляр с материка, что система получения письменных отправлений в адрес полицейских подразделений изменена по согласованию с Министерством внутренних дел. Когда же, после звонка начальника почтового отделения, крайне удивленного тем, что полицейские не забирают свою корреспонденцию почти уже месяц, ситуация вскрылась, старший инспектор немедленно поручил сержанту Дусманису во всем разобраться и доложить ему об исполнении.

Старший инспектор и не подозревал, что досадная неразбериха с доставкой почты стала следствием кардинальных изменений в работе Департамента полиции в Афинах. Со сменой руководства в прошлом году, когда прежний глава, Михаил Папандопулос, был неожиданно отправлен в отставку, по длинным коридорам и многочисленным кабинетам Департамента уже который месяц вольно гулял ветер перемен. Этот коварный сквозняк регулярно кроил и перекраивал функциональные обязанности полицейских чинов на всех уровнях, внося путаницу и неразбериху в работу подразделений Департамента. Нарушил он и системы информационного взаимодействия с региональными отделами полиции и другими государственными службами.

Старая, привычная, сложившаяся годами система управления рушилась. Попытки заменить ее модными и подчас бестолковыми моделями работы, навязанными извне и не учитывающими специфику греческой полиции, приводили лишь к тому, что все окончательно запутывалось еще больше.

Ситуацию пока спасало лишь то, что профессионалы на местах, работающие, как говорится, «на земле», продолжали делать свое дело, не оглядываясь на чехарду в Главке, справедливо полагая, что рано или поздно в Департаменте «перебесятся», а дело делать надо уже сейчас: преступники ждать не будут.

Постоянная кадровая ротация в Департаменте, увольнение старых опытных спецов и приход им на смену людей, слабо представляющих себе задачи и особенности криминального сыска, начались с появлением нового руководителя Департамента в начале этого года.

Поговаривали, будто новый руководитель получил должность по протекции, ни года не проработав в полиции. Он лишь занимал разные должности в различных министерствах Греческой Республики в течение последних пяти лет. Не обладая необходимыми знаниями, зато имея потрясающий нюх на все политические изменения, происходящие в стране, находящейся под жестким прессингом Евросоюза, новый босс привел с собой таких же, как и он сам, «активных и прогрессивных» помощников, назначил их на ключевые посты и дал им полный карт-бланш на переформатирование полицейской работы. И пошла чистка! А новая метла, как известно, метет усердно…

Покинувшие Департамент профессионалы сыска между собой с горечью говорили о том, что новому главе наплевать на полицейскую работу. Все, что его волнует, так это лишь то, как выглядит со стороны «фасад» Департамента на фоне других служб и министерств и насколько он соответствует модным нынче общеевропейским стандартам.

А особо злые языки даже добавляли, что глава уже присмотрел себе новую должность и планирует в самом ближайшем времени переместиться на приготовленное для него теплое местечко в штаб-квартире Евросоюза в Брюсселе. Но все эти разговоры велись, разумеется, тайно и до крошечного полицейского участка на небольшом острове посреди Эгейского моря не доходили.

Из окна послышались громкие голоса из сада напротив: мамы со своими чадами нагуливали аппетит перед обедом. Детки резвились, бегая по садовым дорожкам, играя в догонялки, катаясь на самокатах и роликах, запускали воздушных змеев, громко и весело перекликаясь между собой.

Антонидис даже привстал со своего кресла, растроганно наблюдая за этими картинками из чужой счастливой семейной жизни. Самого старшего инспектора, несмотря на то, что ему было уже давно за сорок, судьба пока ни разу не побаловала семейной идиллией.

Ранний брак его оказался неудачным и распался немедленно после перевода с материка на Наксос: жена не поехала с ним, через месяц прислала ему уведомление о разводе, а детей у них не было.

Но пару месяцев назад все та же судьба, словно смягчившись к нему за какие-то неведомые заслуги, свела его с молодой еще вдовой в долине, замечательной женщиной. И вот результат: Антонидис собрался с духом и сделал ей предложение, а она — к полному его изумлению — ответила «Да!». Помолвку провели в деревне по всем канонам островных традиций: со священником и гостями, официально назначив дату свадьбы. Очень, очень скоро старший инспектор Теодорос Антонидис станет семейным человеком, а там глядишь, кто знает, и ему жизнь отмерит счастья отцовства: ведь не может же такого быть, чтобы он этого не заслуживал…

Предсвадебные хлопоты поглощали массу времени в последние дни, но старший инспектор чувствовал себя счастливым и словно помолодевшим лет на двадцать.

Вот и сегодня он встретится с поваром Петросом, и они уже окончательно согласуют меню свадебного стола. Праздновать, конечно же, будут в лучшей таверне острова — «У Ирини и Георгиоса», это уже решено, да и владелец виллы «Афродита» великодушно заверил старшего инспектора, что тот может рассчитывать на очень значительную скидку, что тоже немаловажно: на жалованье полицейского не особенно-то разгуляешься. Антонидис с благодарностью принял щедрое предложение владельца таверны и в тот же день поделился отличной новостью с будущей супругой.

Сидя сейчас за своим рабочим столом, старший инспектор предвкушал, как сегодня же, перед обедом, он будет обсуждать с поваром и жареного барашка на вертеле, обязательного на свадебном пиру, и морепродукты на гриле, и вина, и подарки для гостей. Сколько всего надо учесть! Управляющая виллой «Афродита», Софья, обещала старшему инспектору помочь и с музыкантами, чтобы праздник удался на славу.

Вдохнув полной грудью свежий воздух из окна, Антонидис радостно потер руки. Все складывалось отлично, оставалось только дождаться этого дня.

В соседнем помещении, где находился архив, вдруг раздался громкий возглас, затем что-то зашуршало и обрушилось, и было слышно, как папки с документами попадали со стеллажей на пол.

Выйдя из состояния глубокой задумчивости, старший инспектор вздрогнул, дважды постучал кулаком в стену и крикнул:

— Что у вас там происходит, Дусманис? Вы не ушиблись?

Из-за стены ему никто не ответил, но хлопнула дверь архива, раздались торопливые шаги по коридору, и в дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, сержант распахнул дверь. На его лице застыло встревоженное и растерянное выражение. В руках он сжимал какое-то письмо.

— Э-э… Разрешите, господин старший инспектор? — заметно волнуясь, произнес он, делая шаг к столу своего начальника. — Я по вашему распоряжению вскрывал и сортировал корреспонденцию… Э-э-э… Ту, что на почте зависла… Вот, взгляните. Это письмо из Департамента. Было отправлено три недели назад. В нем сказано, что «главный специалист Ревизионного управления по взаимодействию с региональными отделами полиции посетит Наксос с инспекционной поездкой в последней декаде октября». Фамилия, правда, не указана… А к письму прилагается, вот, список выявленных нарушений в работе отдела, которые требуется немедленно устранить к приезду проверяющего… Э-э… Вернее, требовалось устранить. Три недели назад… В противном случае, как они пишут, «отдел может быть расформирован с увольнением личного состава». Что же теперь будет? Нас теперь что, всех уволят?..

— Что еще за нарушения? — ошеломленно произнес старший инспектор, едва переварив новость. — У кого? У нас?! Какие у нас могут быть нарушения? Они там что, с ума все посходили? Что значит «расформирован»? С каким еще «увольнением»? Что за бред?! Ну-ка, дайте мне письмо! Да давайте уже, Дусманис!

Он выхватил письмо из рук растерявшегося сержанта и положил перед собой на стол.

— Быть того не может, сержант! Вы, наверное, что-то не так поняли…

Но сержант оказался прав. Письмо было крайне неприятным и даже угрожающим. Полицейскому отделению на острове Наксос и персонально старшему инспектору Теодоросу Антонидису вменялся в вину целый ряд грубейших нарушений служебных циркуляров, положений и инструкций по взаимодействию с головным офисом.

В основном, речь шла о «несвоевременном предоставлении служебной и финансовой отчетности в новых, утвержденных Департаментом форматах документооборота, соответствующих требованиям единых стандартов Евросоюза».

Требовалось к приезду проверяющего устранить все нарушения и сдать всю отчетность, — в противном случае начальнику островной полиции грозило «служебное несоответствие и перевод с понижением на материк в рамках плановой ротации кадров», и это, как ехидно сообщало письмо, «еще в лучшем случае, при условии успешного прохождения кадрового аудита», а отделу полиции острова Наксос — «расформирование, с частичной передачей его функций подразделению портовой полиции в целях оптимизации расходов».

Не веря своим глазам и дважды протерев их, будто это могло помочь, а затем и трижды прочитав перечень «нарушений» из восемнадцати пунктов, где были детально поименованы все распоряжения и инструкции, им «проигнорированные», Антонидис еще раз растерянно произнес:

— Бред! Чушь какая-то!.. — сказав это, он надолго замолчал, пытаясь осмыслить сложившуюся ситуацию.

Придя в себя, раздраженно потряс письмом и в негодовании бросил его на стол.

— Мы еще посмотрим! Мы с вами здесь, Дусманис, чтобы раскрывать преступления, а не для того, чтобы плодить никому не нужную лишнюю отчетность. У нас раскрываемость — сто процентов! За последний год мы раскрыли шесть убийств и три громких кражи. Меня повысили в звании и наградили. Министр лично жал мне руку и хвалил за работу! Кстати, все отчеты, пусть и в старых форматах, подавались вовремя!

Растерянность и негодование старшего инспектора сменились решимостью: он схватился за телефонную трубку.

— Подождите, Дусманис, мы еще во всем разберемся! Никто никого не уволит! Я немедленно, сейчас же, звоню в Департамент! Это просто какая-то ошибка.

Сержант с надеждой кивнул и, отойдя от стола начальника на три шага, присел на краешек стула, стоявшего у противоположной стены, откуда, сложив руки на коленях и замерев, слушал затем весь телефонный разговор от начала до конца.

С четвертой попытки Антонидису удалось наконец-то дозвониться до Афин.

— Это старший инспектор Антонидис! Остров Наксос, начальник отделения! Что?.. Остров Наксос, начальник отделе… Что? Ах, чтоб вас!.. Да, да! Наксос! Кто говорит? Кто?.. Что?.. А-а, черт!

Связь с материком, как это уже часто бывало и раньше, барахлила, и старшему инспектору приходилось время от времени повышать голос, повторяться, мучительно вслушиваться, прижимая трубку плотнее к уху, и то и дело переспрашивать собеседника.

— Ах, это ты, Фасулаки! Дружище! Слава богу! Рад тебя слышать! Да, давненько!.. Выручай! Что?.. Выручай, говорю! Скажи мне, куда черти унесли твоего начальника? Я сейчас трижды набирал ему в кабинет, так никто и не ответил. Хотел обсудить с ним кое-что… На совещании? С самого утра?.. Так время уже к обеду! А когда закончится совещание? Только к вечеру? И часто у вас теперь так?..

Последовала достаточно длительная пауза. Видимо, собеседник старшего инспектора был рад возможности излить душу старому знакомому.

— Да что ты говоришь!.. Каждый день новые вводные? Презентация за презентацией?.. Когда же им всем теперь работать? Что-что? Лучше бы вообще не работали? А почему ты шепотом?.. Ладно, не буду спрашивать. Странная у вас там обстановка!

Антонидис откинулся поудобнее в кресле, встретился взглядом с сержантом Дусманисом и ободряюще ему кивнул, мол, во всем разберемся, нет причин для паники.

— Чего звоню? Слушай, Фасулаки, да вот даже и не знаю, что мне делать… Очень нужен твой начальник! Да я понимаю, понимаю… Слушай, может, ты мне тогда поможешь разобраться? Я тут получил из Департамента за его подписью какое-то совершенно идиотское письмо, в котором говорится, что к нам едет…

В этот момент старшего инспектора перебили. Выслушав разъяснения собеседника, Антонидис зазвучал уже не так уверенно:

— Что ты говоришь? Всем разослали? Ах, вон оно что!.. Кстати, там не указано, кто едет. И исполнитель в письме не указан, а так бы я ему напрямую позвонил. Кто?.. Гектор Грамматикопуло? Постой, сейчас запишу… А кто это? Никогда про него раньше не слышал. Как давно?.. Ясно, из новых. Где он раньше служил? Что? Аудитором в банке?! Ты шутишь?..

В голосе старшего инспектора впервые явственно прозвучала растерянность, вскоре сменившаяся неприкрытым недовольством, граничащим с нарушением субординации по отношению к столичному начальству.

— И когда же он приедет? Что значит «никогда не сообщает о приезде»?! А встречать я его как должен?..

Антонидис раздраженно переложил телефонную трубку в левую руку, а правой придвинул к себе письмо из Департамента и сердито постучал по нему указательным пальцем.

— «Последняя декада октября», как он пишет в письме, знаешь ли, понятие весьма условное… И какого черта он едет инкогнито? Что за детские игры? Это же официальный визит! Принципиально? Хочет застать врасплох? Стиль работы такой? Надо же! И куда он уже приезжал? На Миконос? Так… Само собой, был там полгода назад. Там третий год начальником отделения служит Микис Ксинопуло. Конечно, знаю его, вместе учились в Академии… Отличный парень, очень толковый и… и… Что?! Что значит «уволили без пенсии»?! Когда? На прошлой неделе?.. Ничего не понимаю. Постой! Как же так? За что?! Да кому нужна эта идиотская отчетность?! Ксинопуло — полицейский до мозга костей, один из лучших! Кто подал на него рапорт?.. Вот ведь сволочь! И эти ослы в Департаменте его подписали?! Ясно… Понял тебя, Фасулаки. Что ты говоришь?.. Осторожнее? В каком смысле? Может уже быть на острове?.. Понял, понял. Буду осторожен. Спасибо тебе! Я еще позвоню, — упавшим голосом закончил разговор Антонидис и, достав платок из кармана, вытер крупные капли пота со лба.

Глядя по очереди на посеревшее от волнений лицо сидящего напротив Дусманиса и на заглянувшего в кабинет с недоуменным видом Димоса, которого они уже давно должны были сменить на променаде, старший инспектор не нашелся что сказать своим подчиненным. Он лишь в изнеможении откинулся на спинку кресла, ставшего вдруг жестким и неудобным, и резко потянул в сторону узел галстука, ослабляя его, чтобы сделать глубокий вдох.

Ему показалось, что невыносимая летняя жара неожиданно и совершенно необъяснимым образом вернулась на Наксос, настолько в помещении полицейского отделения вдруг стало душно, несмотря на распахнутые настежь окна.