Для тех, кто во всем хочет видеть лишь бинарные оппозиции, ислам противостоит Западу как варварство — цивилизации, деспотизм — демократии или религиозный фанатизм — просвещенной современности
она считает «ислам» чем-то монолитным и самотождественным
Эта апология ненависти и тотального террора принадлежит не какому-нибудь фашистскому идеологу или эмиру ИГИЛ, а одному из наших былых героев, иконе революций третьего мира — Че Геваре…
Ханна Арендт хорошо показала, что ни нацизм, ни сталинизм не были фундаментально связаны со своими государствами. Как и у ИГИЛ, государство и национальные территории были для них лишь точкой отсчета. Главное здесь — само движение, безграничная экспансия и бесконечный террор, которому требуются все новые враги, чтобы их уничтожать.
Кризис и сопутствующая ему тревожность были отнюдь не чужды одному из наиболее знаменательных феноменов прошлого века — появлению противоположной тенденции, сопротивляющейся разложению и стремящейся восстановить тотальное единство Великого Тела. Такой диспозитив мы можем назвать «тоталитарным». Будь он фашистского или сталинистского типа, этот диспозитив пытается воссоединить общество посредством террора и делает это в связке с государством, воплощенным в его вожде. Синтез свершается благодаря ненависти — исполненной ненависти идентификации, когда массы собираются вокруг своего Лидера и нацеливаются на его врагов.
Так «эта отверженная масса перестает быть самой собой, чтобы в аффективном порыве стать <…> вещью вождя и будто частью его собственного тела».
Настанут времена, когда плебеи уже не смогут идентифицировать себя с традиционной монархией и массово сплотятся вокруг фигуры харизматического лидера. В тоталитарных движениях XX века вновь проявляются черты плебейских восстаний прошлого, и прежде всего — потребность в вертикальном признании, осуществляемая через исполненную любви идентификацию с Вождем.
юбовь к вождю становится неотделима от ненависти к Врагу, ко всем этим гнусным созданиям вроде «колдунов», еретиков, «врагов народа», кафиров. Там, где доминирует подобная конфигурация, две линии идентификации — позитивная и негативная — переплетаются и задают характер сообщества.
Кому может понадобиться обвинять противников в «терроризме»? Тому, кто на определенной территории обладает монополией на легитимное насилие: государства ставят это понятие себе на службу, чтобы заклеймить негосударственные движения, оспаривающие эту монополию.
Уже Спиноза знал, что «ненависть усиливается от взаимной ненависти»