Ханна Арендт хорошо показала, что ни нацизм, ни сталинизм не были фундаментально связаны со своими государствами. Как и у ИГИЛ, государство и национальные территории были для них лишь точкой отсчета. Главное здесь — само движение, безграничная экспансия и бесконечный террор, которому требуются все новые враги, чтобы их уничтожать.
Кризис и сопутствующая ему тревожность были отнюдь не чужды одному из наиболее знаменательных феноменов прошлого века — появлению противоположной тенденции, сопротивляющейся разложению и стремящейся восстановить тотальное единство Великого Тела. Такой диспозитив мы можем назвать «тоталитарным». Будь он фашистского или сталинистского типа, этот диспозитив пытается воссоединить общество посредством террора и делает это в связке с государством, воплощенным в его вожде. Синтез свершается благодаря ненависти — исполненной ненависти идентификации, когда массы собираются вокруг своего Лидера и нацеливаются на его врагов.
Так «эта отверженная масса перестает быть самой собой, чтобы в аффективном порыве стать <…> вещью вождя и будто частью его собственного тела».
Настанут времена, когда плебеи уже не смогут идентифицировать себя с традиционной монархией и массово сплотятся вокруг фигуры харизматического лидера. В тоталитарных движениях XX века вновь проявляются черты плебейских восстаний прошлого, и прежде всего — потребность в вертикальном признании, осуществляемая через исполненную любви идентификацию с Вождем.
юбовь к вождю становится неотделима от ненависти к Врагу, ко всем этим гнусным созданиям вроде «колдунов», еретиков, «врагов народа», кафиров. Там, где доминирует подобная конфигурация, две линии идентификации — позитивная и негативная — переплетаются и задают характер сообщества.
Кому может понадобиться обвинять противников в «терроризме»? Тому, кто на определенной территории обладает монополией на легитимное насилие: государства ставят это понятие себе на службу, чтобы заклеймить негосударственные движения, оспаривающие эту монополию.
Уже Спиноза знал, что «ненависть усиливается от взаимной ненависти»
Ни один отрывок из Евангелий не несет ответственность за инквизицию и охоту на ведьм. Ни одно положение из «Манифеста Коммунистической партии» или «Капитала» не предвещало появление ГУЛАГа. В обоих случаях диспозитив включил структуры преследования и позволил им сеять террор и смерть.
В диспозитиве джихадистов эти персонажи — саляфы, легендарные сподвижники Пророка и их первые последователи. О
Мы имеем дело не столько с политико-религиозной доктриной, сколько с набором представлений, практик, нарративов, догм, образов и верований, разделяемых и распространяемых определенными сообществами, — словом, с диспозитивом.
