«Давай-ка, друг, теперь на чистоту.

Я знаю, ты давно хотел поговорить…»

«Кто тут?»

«Я твой недуг,

то, без чего нельзя прожить»

«Ты? Вот ты, который с детства мне мешал?

Пред сверстниками унижал отвратно?»

Ты должен чтить меня…»

«Как странно!

Страданий много в юности ты мне принёс.

Тебя я должен ненавидеть люто»

В серьёз

ты всё равно не встретил бы, и чудом

от гибели тогда тебя сберёг.

Ты вспомни, как твой друг погиб»

«Ну, ладно… Но — какой же чёрт?! —

я в зрелости хотел любить»

«Тогда я рядышком на страже и стоял,

не мог я допустить, чтоб ты безумно так

жизнь всю профукал и пропал,

и с головой ушёл в бардак»

«Хм… выходит ты страданием меня

столь долго мучил, но был прок?

Я не хворал совсем зазря?

И ты меня как ангел всё берёг?

Киваешь… да, наверно, это так.

Но почему решил ты говорить сейчас со мной,

о мой заклятый, преданный мой враг?»

«Сегодня перестанешь быть больной,

я покидаю тело, ухожу.

Ты завтра будешь исцелен навек…»

«О нет! Недуг, мой милый друг, прошу,

не оставляй меня,

я очень беззащитный человек»

…меня окликнул кто-то «Подойди!»,

когда я мимо сада шёл.

Я оглянулся — ни души.

«Эй, кто здесь?

Кто меня зовёт?»

«Я здесь» — в ответ вдруг говорит

мне голос будто свыше тот.

мужчина голый

и чего-то ждёт.

«Эй, парень, ты чего?» —

кричу ему я подойдя.

«Я здесь давно уже сижу,

и даже с голода ослаб»

«Так ты слезай!»

«Я не могу»

Я вижу добрый ты, мой друг,

или ты злой и мне ты враг?»

Его слова обидны мне,

себя я праведным считал,

«Не знаешь ты меня совсем,

а я по жизни многим помогал»

«Тогда и мне ты помоги,

коль ты достойный человек.

Озяб я. Ты одежду принеси.

Иль что попросишь ты взамен?»

«Я даром принесу её,

и мигом обернусь зараз,

я буду горд,

что человека спас…»

…когда оделся парень тот,

вдруг говорит ещё:

«От боли сводит мой живот,

не ел я уж давно…

Ты принеси еды мне, друг,

коль благородный человек,

иль ты нечестный, жадный плут,

и в должники возьмёшь навек»

«Обидны мне слова твои,

ты в чести сомневаешься зазря!

Я мигом принесу тебе еды,

и даже прихвачу вина»

…поел и выпил парень тот,

опять мне говорит

«Я с женщиной поди уж год

не услаждал уста свои.

Ты мне распутницу купи,

коль сострадание хоть капля есть.

Или ханжа скупой и чёрствый ты,

не дорога тебе мужская честь?»

«Ты почему всё сомневаешься во мне?

Добуду я любовницу младую…

а надо — приведу еще гарем!

Я докажу, имею гордость я мужскую».

…я отвернулся, затрещали ветви там,

на дереве тот парень с девой был…

Когда же обернулся,

то не поверил я своим глазам —

спустился он по лестнице…

одетым, сытым, и хмельным…

Моя мне бабка рассказала как-то

историю печальную одну.

Божилась мне, она на фактах,

произошла в сороковом году.

…перед войной самою то бишь, —

старушка начала рассказ. —

не отличить заснувшего

от мертвеца.

Вот так уснул один у нас в деревни.

Он сам был председатель,

по линии горкома партии…

Короче, все подумали, что мёртв.

И схорони второпях,

чего там медлить?

могилки ночью разрывали,

и раздевали мертвых до портков.

И в ту же ночь, когда его зарыли,

к могиле свежей троица пришла…

покойничек очнулся…

«Вашу мать! —

сказал им резкое за спинами словечко.

Один на место сразу его лёг,

не выдержало у разбойничка сердечко —

а тут уже готов и гроб.

Те двое драпать. Он за ними.

Разбойничек другой убился об сосну,

с испугу стал такой разиней,

на кладбище ещё один он труп.

А третий, говорят, скончался

от водки, запивая жуткий страх,

в избу как только схоронится он примчался

и опрокинул полненький черпак…

А председатель грязненький поплёлся

к своей избе, где не спала вдова…

остался агроном…

И стелет уж постель она,

любовничек портянки уж сымает,

глядит и цокает на стан вдовы…

просил тогда свою я бабку,

хоть зуб уж на зуб — всё не в цель.

— Внучок, стара и памятью я слаба,

кажись, в тюрьму тот председатель сел…