Оглавление

1. Операция «Ольга»
2. 1. Мухановский катаклизм
3. 2 Вилли Парсон вылетает в Париж
4. 3 Бекки даёт адрес Кисиди
5. 4 Гринхилс — новый Чернобыль
6. 5 «Ларри поджал хвост»
7. 6 Обстоятельства непреодолимой силы
8. 7 Байков у Кисиди
9. 8 Остров обезьян
10. 10 Семён Семёныч
11. 11 Байков читает Брегеля
12. 12 Пирамиды Жоры Лабазова
13. 13 Конгрессмен Бейкер
14. 14 Трэнд, брэнд энд драйв
15. 15 Подарок царя обезьян
16. 16 Интервью Цусика
17. 17 История Змеелова
18. 18 Представление
19. 19 Десант
20. 20 Знакомство
21. 21 Президентский совет
22. 22 «Честер» и «Исток»
23. 23 Как с Гонсалесом
24. — Очень важно
25. 24 Русские подлодки
26. 25 «Блю Феникс»
27. 26 Любовная история
28. 27 Золотой кулон
29. 28 «Бригада смерти»
30. 29 Звонок в МЧС
31. 31 Странное задание
32. 32 Звонок Ольге
33. 33 Пляж Камаян
34. 34 Билеты в филармонию
35. 35 Набег
36. 36 Ганюшкин у Строева
37. 37 Трюк наездницы
38. 38 Мухановка
39. 39 Пакман узнаёт об инциденте
40. 40 Роза Яковлевна
41. 41 Ночной гость
42. 42 Изгнание мух
43. 43 Опять обезьяны
44. 45 Блокпост
45. 46 Выборы
46. 47 «Муха — насекомое будущего»
47. 48 «Последний разочек»
48. 49 Марфин самогон
49. 50 Подвиг сержанта Мухина
50. 51 Цепочка сомкнулась
51. 52 Весь клан — под корень
52. 53 Мухановка — Филадельфия
53. 54 Кулибин
54. 55 Арест Билла Вольфа
55. 57 Верховный суд
56. 58 Отель «Гранпри»
57. 59 Две инаугурации
58. 60 Цена телефонного звонка
59. 61 Строев в Мухановке
60. 62 Шкура леопарда
61. 63 Прерванный завтрак
62. 64 Полыхнуло
63. 66 Катастрофа
64. 67 Ольга у Кисиди
65. — Правая, — удивилась Ольга
66. 68 Бегство
67. 72 Где достать кофеварку?
68. 73 «На дне»
69. 75 Средство от всех болезней
70. 76 «Операция «Ольга»
71. 77 Опиум
72. 78 Байковы в Америке
73. 79 Богиня мрака

1. Мухановский катаклизм

В субботу двадцать восьмого октября в два часа после полудня настоятель храма Архангела Михаила в селе Мухановка отец Пантелеймон, отобедав и облобызав матушку Серафиму, вышел на крыльцо, кряхтя, обул чёрные штиблеты, разогнулся и застыл на месте: с юга, со стороны районного центра Лаптево на село надвигалась низкая темная туча. Тень её упала на церковь, и сусального золота кресты над синими куполами потускнели.

— Тьфу, ты! — отец Пантелеймон стряхнул с бороды хлебные крошки, осенил лоб крестным знамением, зажмурился и вновь открыл глаза. Кресты месяц тому назад покрыли позолотой, и они должны были сиять даже при пасмурной погоде! Священник потряс головой и ещё раз перекрестился: высокие символы христианской веры продолжали быстро темнеть, словно невидимая бесовская кисть спешно покрывала их жидким асфальтным битумом.

Надо сказать, что храм Архангела Михаила и дом настоятеля были построены в давние времена на пожертвования процветавшего тогда мухановского купечества. К двухсотлетию со дня освещения храм отремонтировали. Работы были только что закончены, и отец Пантелеймон уже начинал подумывать о том, чтобы попросить у архиерея денег и заняться, наконец, своим жилищем, о чём матушка уже плешь проела.

Конечно, думал отец Пантелеймон, архиерей сразу денег не даст, скажет, что надо собирать со своего прихода. Но что можно наскрести в Мухановке?! Когда-то село гремело на всю губернию, и сотни людей собирались к заутрене. А теперь? На богослужения являются какие-то четыре нищие старухи, да и те бывшие комсомолки! Купцов в Мухановке днём с огнём не найдёшь, а с владелицы единственного в селе продуктового ларька Эльвиры Тяпкиной с её морожеными котлетами не то, что пожертвований на ремонт, три копейки в базарный день не отожмешь!

— Не откладывай! Ты ему прямо сейчас позвони и скажи, — наставляла матушка Серафима батюшку за обедом. — На золочённые кресты, ваше преосвященство, раскошелились, надо и на обитель отца настоятеля изыскать копеечку!

С этими наставлениями в уме отец Пантелеймон вышел из-за стола, но теперь все мысли о переговорах с церковным начальством как-то разом из головы вымело.

Черная краска поглотила синь куполов, погасила блеск узких стрельчатых окон, и накрыла бирюзу высоких стен церкви Архангела Михаила. Теперь на фоне светлой полоски на горизонте отцу настоятелю виделся мрачный, будто обугленный силуэт храма.

Ни ветра, ни грома не было, и в этой звенящей тишине, которую нарушало только беспокойное кудахтанье глупых кур на заднем дворе, да звяканье пустой алюминиевой чашки, которую дворовый пес Тобик с голодухи гонял возле конуры, батюшке послышалось быстро нарастающее монотонное жужжание.

— Свят, свят… — перекрестился отец Пантелеймон и поцеловал висевший на животе массивный крест.

Не помогло. Бесовское наваждение не исчезло, и густая тёмная туча заняла всё небо без остатка. Теперь только тусклое, расплывчатое свечение в том месте, где минуту назад сияло солнце, позволяло в наступивших среди ясного дня сумерках различать тёмные домики сельчан и покосившиеся электрические столбы вдоль улицы писателя Льва Толстого. Жужжание усилилось и переросло в гул, будто вылетевший из гигантского улья громадный рой пчёл накрыл Мухановку.

В отличие от отца Пантелеймона, ютившегося при церкви в деревянном доме, срубленном ещё при царе Горохе, бывшая заведующая мухановским домом культуры, а ныне пенсионерка Роза Яковлевна Радкевич проживала в трёхкомнатном панельном коттедже со всеми удобствами.

Своё жильё Радкевич, как ценный для совхоза специалист, получила в тот год, когда над стадионом в Лужниках поднялся в небо символ московской Олимпиады — «ласковый Миша».

Удивленная необычно ранними сумерками, Роза Яковлевна в застиранной кофточке, придерживая руками колыхающиеся под тонким трикотажем тяжелые груди, вышла на ступеньки. Взглянув на небо и увидев сизую тень, закрывшую солнечный диск, она первым делом подумала, что начинается затмение, но тут же отбросила эту мысль: во вчерашнем выпуске новостей о затмении не предупреждали.

Тень превратилась в густое тёмно-синее облако, которое с жужжанием опускалось всё ниже и ниже. Из малинника выскочил серый лохматый кот с поджатым от ужаса хвостом, подкатился женщине под ноги так, что она, споткнувшись об него, едва не упала.

— Роман, тут чёрт знает, что творится, а ты под ногами путаешься! — раздраженно закричала хозяйка но, тем не менее, приоткрыла дверь, и её любимец, благодарно мяукнув, быстро прошмыгнул в дом. За ним в нагретую солнцем веранду влетело целое облако мух.

— А вас никто не звал, проклятые! — в сердцах воскликнула Роза Яковлевна и захлопнула дверь.

Затмение было вызвано громадным скопищем мух, опустившимся на Мухановку в разгар ясного дня. Необычному природному явлению предшествовала аномальная жара, установившаяся с середины октября в европейской части России к югу от Москвы. По-летнему жарко было в Воронеже, Ростове и Краснодаре. В сизом мареве колебался горячий воздух над бескрайними поволжскими и ставропольскими степями. В Калужской, Орловской и Липецкой областях зацвели обманутые необычным теплом яблони, а в Мухановке случилось исключительно редкое природное явление, названное впоследствии «мухановским катаклизмом». Оно привлекло внимание прессы, всполошило руководство страны, дало почву для активизации толкователей чёрной магии и разного рода экстрасенсов. Но всё это было потом, а в этот душный октябрьский день тучи насекомых кружились над шиферными крышами домов, и дощатыми сараями, заполоняли огороды, и как справиться с этой свалившейся с неба бедой в Мухановке не знал никто.

Засветилось окно в квартире хозяйки ларька «Клондайк» Элеоноры Тяпкиной, затем у главной сельской самогонщицы — бабки Марфы. К соседнему двору подкатил на своем фургоне Санька Чижик и, накрыв голову руками, согнувшись, пробежал к крыльцу.

Насекомые облепили лицо пенсионерки, лезли в рот и в нос. В одно мгновение от насевших мух стали чёрными дверь и окна веранды. Резиновые калоши, словно сами развернулись и потащили женщину в помещение. Отмахиваясь от мух, Роза Яковлевна набрала номер телефона главы администрации Лаптевского района.

— Не знаем, куда бежать, Василий Петрович, вы, как начальство, подскажите, что делать, — заключила она свой рассказ.

— Никуда бежать не надо, — ответил на это Захарин. — Подъеду. А ты, Роза Яковлевна, как деятель культуры, успокой народ.

— Я бы им спела про «хризантемы в саду» по телефону, но мухи не дадут, в рот лезут проклятые!

— Петь романсы может и не стоит. Подскажи, чтобы оклеивали бумагой окна, затыкали дымоходы.

— Это все мертвому припарки, Василий Петрович. В моей квартире их уже тьма. У других, я думаю не лучше. Через все щели лезут тысячами!

— Катастрофа, Владислав Максимович! — доложил Захарин губернатору Люмкину, вернувшись к себе из Мухановки. — Мухи заполонили село! Людям дышать нечем! Надо что-то делать!

— Так делай! — огрызнулась трубка. — Что ты со всякой ерундой ко мне суешься! Мухи — это не масштаб губернатора! У меня свой трэнд, а у тебя должен быть свой драйв! Решай!

— Так, что же я могу, Владислав Максимович?! — взмолился Захарин. — У района ни денег, ни… — перечислять дальше чего не было у района, стало бессмысленно: Люмкин бросил трубку.

На следующий день, в воскресенье глава Лаптевской районной администрации несколько раз безуспешно пытался связаться с Люмкиным, но все его звонки наталкивались на одну и ту же фразу дежурной секретарши, повторявшей, как попугай:

— Владислав Максимович занят. Перезвоните завтра.

2 Вилли Парсон вылетает в Париж

Командующий Восточноазиатской группировки США Адмирал Кондраки понял, что жив, когда увидел нависшее над ним бледное лицо доктора Чейза.

— Так, так, — хлопотал около кровати начальник медицинской службы, — очнулись, господин командующий, это хорошо. Теперь покой, покой, не волноваться, не делать лишних движений. Сейчас сестра сделает укол. Джуди, детка, подойди.

Доктор посторонился, и возникла массивная фигура чернокожей медсестры. «Детка» была на голову выше и в два раза шире субтильного Чейза. Джуди привычным движением повернула пациента на бок, и запах эфира защекотал ноздри. Кондраки закрыл глаза. Он не почувствовал, как игла вонзилась в плечо, только ощутил разнесшуюся по телу теплую волну. Голова стала легкой и прозрачной.

— И сколько мне еще так лежать? — с трудом пошевелил губами адмирал.

— Недельку, не меньше, — отозвался врач.

— А потом?

— А потом, можно двигаться, только избегать перегрузок. Джуди будет дежурить внизу, если надо, вызовите, — врач извлек из сумки маленький электронный пульт и положил на столик у изголовья.

Когда медики ушли, в комнате стало совсем тихо, только под потолком, навевая сон, слегка посвистывал кондиционер. Занавески на окнах были полуприкрыты, и в щель между ними на фоне синего безоблачного неба виднелась могучая крона старого мангового дерева.

Послышался лёгкий шелест. Кондраки скосил глаза и увидел скользнувшую в приоткрытую дверь серую спинку кота Бэзила. Тот мягко вспрыгнул на столик, и уставился на больного своими пронзительными жёлтыми глазами. В этом взгляде не было ни сочувствия, ни снисхождения.

«Наверное, в суматохе никто не подумал о том, что нужно покормить Бэзила, и он теперь зол на меня», — вяло шевельнулась мысль в больной адмиральской голове.

Блеснув медалью на шее, кот зевнул, обнажив частокол острых зубов, спрыгнул на пол и неспешной походкой вышел. Тупая боль, сидевшая в груди, как-то растворилась и ослабла. Адмиралу привиделась Ани Ламберт. Пальцы журналистки проворно бегали по клавиатуре. Оглянувшись на Кондраки, француженка презрительно усмехнулась, поправила рукой прядку упавших на глаза черных волос и продолжила печатать, внимательно вглядываясь в монитор.

— Сволочь! — Кровь прихынула к вискам адмирала. — Откуда она все узнала? — Кто-то ей помогал, но кто?!

Адмирал протянул руку к пульту и нажал кнопку.

— Вам нельзя вставать, — сказала вошедшая в комнату Джуди.

— Я и не собираюсь, — недовольно отозвался Кондраки. — Пригласите, пожалуйста, шифровальщика.

— Но доктор Чейз… — начала медсестра.

— Кто здесь командующий, я или доктор Чейз?! — перебил её адмирал. — Делайте то, что вам велено! И ещё… накормите кота.

Независимая французская журналистка Ани Ламберт, одно имя которой вызывало у Кондраки принцип ярости, была устранена, но помощники, снабжавшие её информацией, продолжали здравствовать, и они представляли несомненную опасность

Служба радиоразведки быстро исполнила задание. Как свидетельствовала выведенная на экран адмиральского компьютера интернет-переписка француженки, на неё работали около трёх десятков корреспондентов в разных странах. Независимая журналистка много печаталась и неплохо зарабатывала. Часть, полученных средств она тратила на содержание сети помощников. Свои связи Ани не афишировала, но и особо не скрывала.

Письма Ламберт и ответы корреспондентов не вызвали большого интереса со стороны командующего, пока компьютер не выдал письмо некоего Жана Люка. В коротком сообщении говорилось о прямой причастности к гибели подводной лодки «Эльзас» Стивена Кондраки. Адмирал убил французских моряков, писал Жан Люк, чтобы не допустить утечки сведений об опытах по создания нового вида биологического оружия.

«Так вот откуда ноги растут! — лицо командующего исказила гримаса ненависти. — Из-под земли достану и растопчу!»

Через какие-то двадцать минут адмирал уже знал, что человек, открывший французской журналистке тайну острова Ликпо, направил свое послание с компьютера, установленного в одном из парижских интернет-кафе.

Похожий на жука человек в сером плаще, снабжённый паспортом на имя первого секретаря посольства США во Франции Вилли Парсона и фальшивым удостоверением агента французского частного сыскного агентства «Нарцисс», вылетел по заданию Кондраки из Нью-Йорка в Париж на следующее утро.

3 Бекки даёт адрес Кисиди

В тот день, когда от взлётной полосы аэропорта Джона Кеннеди с тяжёлым гулом оторвался самолёт с профессиональным убийцей на борту, на другом конце планеты в номере сосногорской гостиницы «Нарзан» проснулся боксер Константин Байков.

Пробуждение сопровождалось ощущением вялости во всем теле и чувством горького сожаления по поводу утраченной победы. Но самое плохое мухи, поселившиеся в результате полученного нокаута в голове боксёра вчера, за ночь никуда не исчезли и продолжали жужжать в висках и затылке.

Из суеверных соображений Костя не брился перед боем, и теперь из зеркала на него глянул заросший двухдневной чёрной щетиной мужчина, с заплывшим правым глазом, заклеенной пластырем бровью и искривлённым носом. Забинтованная правая кисть не гнулась, о бритье не могло быть и речи.

А как всё хорошо начиналось. Байков убедил зрителей в своей лёгкой победе уже в самом начале поединка. Он будто и не боксировал, а танцевал на ринге. Его соперник Дмитрий Лапшин выглядел мальчиком для битья. Всем было очевидно, что Костя мог бы разделаться с ним очень скоро, но, желая потешить болельщиков, заполнивших трибуны, намеренно затягивал поединок.

Рисуясь перед зрителями и играя с соперником, как кошка с мышкой, Константин совершенно неожиданно пропустил контратаку. Это случилось в середине третьего раунда: Лапшин, вынырнув из-под кулаков Байкова, левой сбоку нанёс удар в переносицу. Перчатка, скользнув по брови, содрала кожу, и темно-красная струйка стала заливать правый глаз. Схватка была приостановлена. Врач обработал рану, заклеил её пластырем, Константин вскочил на ноги и нетерпеливо затанцевал на ринге.

Как только судья произнес «Бокс» и уронил руку, разделявшую спортсменов, обозленный досадной неудачей Байков, поднял перчатки на уровень глаз и стремительно ринулся на Лапшина, но был пойман на встречном движении. От короткого, жёсткого удара в голову Костя пошатнулся, непонимающим взглядом обвёл трибуны и упал, как подкошенный.

Публика застыла в оцепенении: трёхкратный чемпион края, фаворит, в победе которого не сомневался никто, лежал, раскинув руки, на виниловом покрытии ринга, и судья суетился над ним, отсчитывая роковые секунды.

Пронзительные лучи прожекторов били поверженному боксеру в лицо, и свет, проникавший сквозь ресницы, распадался на радужные нити, в которых роились и жужжали мириады мух. Вдыхая смешанный с запахом пота приторный дурман неизвестных ему цветов, Байков отчётливо понял, что бой проигран и проигран окончательно.

Прикрыв подбитый глаз чёрными фильтрами очков, Костя вышел из гостиницы в надежде, что прогулка поможет ему избавиться от назойливого жужжания в голове. На площади вокруг фонтана неспешно прогуливался курортный люд. Вертелась яркая карусель.

В толпе выделялась высокая женщина с голубыми под Мальвину волосами, сигаретой во рту и картонным щитом на шее, с которого строго смотрел на праздную публику лысый, бородатый мужчина. Объявление под портретом гласило: «Доктор Христофор Кисиди. Вывожу из запоев, избавляю от вредных привычек и устраняю нервные расстройства методом гипноза и внушения».

На широком плече «Мальвины» сидела, постреливая глазами по сторонам и нервно подергивая хвостом, маленькая обезьянка в жёлтом брючном костюме. Когда лёгкий ветерок склонял к её носу облачко табачного дыма, обезьянка брезгливо кривилась, и, стремясь отогнать губительные пары никотина, махала перед мордочкой зажатым в маленькой лапке китайским розовым веером.

Заметив Костю, хвостатая ненавистница курения сунула веер подмышку, сделала пригласительный жест, и, как только боксёр приблизился, тут же оказалась на его плече. Коротким хищным движением обезьяна сорвала с Константина темные очки, напялила их себе на морду и, перепрыгнув к хозяйке, что-то возбужденно залопотала. При этом на манер цыганок, требующих «позолотить ручку», воровка тянула к Байкову открытую ладошку.

«Мальвина» вынула изо рта сигарету и хриплым прокуренным голосом сказала:

— Дай Бекки сто рублей.

— За что сто рублей?! — возмутился Константин.

— За очки. Дай сто рублей, и она тебе их вернет.

Кровь вскипела в голове боксера. Он быстро шагнул вперед, намереваясь забрать свое или открутить наглой твари голову.

В толпе опознали Костю. Послышались восклицания: «Да, это же Байков! Точно, Байков!», «Не может быть!», «А я говорю: Байков! Нос кривой, пластырь на лбу, глаз заплыл!», «Досталось бедняге, сейчас он на обезьянке отыграется!»

Эти возгласы спасли разбойнице жизнь. Константин остановился, махнул рукой, и, порывшись в кармане, протянул Бекки сторублевую бумажку, которую та схватила и привычно сунула в нагрудный карман. Цепкая обезьянья лапка вернула Косте очки и вручила визитную карточку с портретом бородатого доктора. На визитке было написано: «Принимаю с понедельника по пятницу с 10.30 до 16.30. Курортная поликлиника, третий этаж, кабинет 33».

4 Гринхилс — новый Чернобыль

После эвакуации жителей из Гринхилса, президент США Ларри Гровер провел встречу с руководителями ведущих телевизионных каналов, на которой призвал не нагнетать в обществе панических настроений. Были приостановлены трансляции репортажей из района, зараженного «черной мухой», как стали называть опасное насекомое в Америке, власти закрыли доступ в него журналистам.

В то же время в городке продолжали работать группы специалистов, видео об обстановке доставлялись министру обороны Артуру Маккейну, который докладывал ситуацию Ларри Гроверу. Поскольку копии сюжетов по принятой в США градации секретности лишь имели гриф «ограниченного распространения», они свободно ходили среди иностранных дипломатов и, заполучив одну из них, российский военный атташе в Соединенных Штатах полковник Лодыгин направил видеозапись в Москву.

— Александр Иванович, получен материал из Вашингтона. Доставить вам или подойдете в комнату для просмотра? — спросила генерала Строева заведующая отделом видеоматериалов.

— Подойду, — коротко ответил генерал и через нескольку минут оказался в маленькой комнате на седьмом этаже здания генштаба. Отсюда с высоты были видны одетые по осеннему люди, спешившие к пятиконечной звездочке станции «Арбатская», здание ресторана Прага, похожее на корабль, прямоугольные коробки высоток Нового Арбата за ним.

— Все готово, товарищ, генерал, — доложил оператор.– Прошу вас.

Строев отошел от окна и уселся в кресло. С шорохом задернулись шторы.

Гринхилс, казалось, спал. Обезлюдевшие улицы, закрытые окна домов, заросшие сорной травой тротуары, скопления мух там, где раньше размещались мусорные баки.

Камера показывает насекомых крупным планом, нацеливается на одно из них, и в увеличенном кадре отчетливо видны три крестика на прозрачных крылышках. «Чёрная муха», — звучит голос диктора за кадром, — прочно захватила город. Чтобы предотвратить загрязнение города бездомными животными ветеринарные службы ведут их отлов с использованием специальных усыпляющих средств».

На экране появился автофургон, он медленно обогнул главную городскую площадь и остановился у здания мэрии. Из кабины вышли двое мужчин в чёрных комбинезонах, масках, в жёлтых перчатках из плотной резины. У одного в руке был ветеринарный пистолет с длинным тонким стволом, у другого стальная ловчая петля на дюралевой палке. Они осторожно зашли за здание. Послышалось угрожающее рычание собаки, хлопнул выстрел. Через минуту двое в чёрном, ухватив за лапы, вынесли из-за угла потерявшее способность к сопротивлению животное и, раскачав, бросили через борт в укрытый брезентом кузов.

«Отловленные в городских дворах собаки и кошки доставляются в приюты для бездомных животных, развернутые за пределами режимной санитарной зоны», — прокомментировал сцену охоты диктор.

Камера показала границу закрытой зоны, обозначенную на местности витками колючей проволоки, полицейскими будками у дорожных шлагбаумов, треугольными табличками с чёрными силуэтами мухи и черепом с костями. «Не входи, умрешь!» — было написано под зловещими символами.

«Какой-то новый Чернобыль, — подумал Строев, когда сеанс завершился. — Пожалуй, даже страшнее: радиоактивное заражение не расползается само по себе, а гарантии, что ядовитых мух удастся удержать в Гринхилсе, нет. До выборов в США чуть больше недели, а их исход предсказать невозможно. В случае победы Майкла Ферри, имеющийся очаг заражения даст ему в руки страшное оружие, и смертельная опухоль начнет распространяться по земному шару. В этой ситуации эффективная защита от ядовитой мухи, как воздух нужна прямо сейчас, а отечественные препараты опробованы только на крысах. На переход к клиническим испытаниям на людях требуется, как минимум, год-два, на доведение вакцины до нужных кондиций и сглаживание побочных эффектов — ещё столько же».

5 «Ларри поджал хвост»

Предвыборная кампания в Соединенных Штатах вступила в завершающую стадию. В опросах рейтинговых агентств, один из богатейших людей в стране, сенатор Майкл Ферри несколько опережал действующего президента Ларри Гровера, но отрыв был незначительным. Всё решали последние оставшиеся до голосования дни. Пытаясь привлечь на свою сторону избирателей, соперники, как можно больше, показывались на публике, их лица не сходили с телевизионных экранов.

Парикмахер, готовивший Питона к очередному интервью, пригладил пробор, пощелкав ножничками, выровнял брови, отступил на шаг, полюбовался:

— Мистер Ферри, теперь вы писаный красавец, хоть на свадьбу!

Массажистка, в последний раз провела ладонями по плечам, пошлепала сенатора по щекам и выдохнула:

— Все!

Советник, провожая босса по коридору, вьюном вертелся вокруг него и нашептывал тезисы. В зале были расставлены осветительные лампы. Десятки телевизионных камер нацелили свои стволы на журнальный столик и два приставленных к нему кресла. В одном уже сидел политический обозреватель Ралф Кокс. Вопросы, которые он мог задать, были заранее подготовлены предвыборным штабом Питона. Сенатор выучил наизусть ответы, отработал жесты, которыми следовало сопровождать высказывания.

— Вы готовы? — спросил журналист, вставая и протягивая руку Питону.

— Вполне, — лаконично ответил кандидат и уселся в кресло.

— Тогда начнем, — динозавр американской журналистики поднял правую руку, и Питон сощурился от вспыхнувших прожекторов.

— Почему вы, сенатор от скромного штата Вермонт, решили идти на выборы?

— Американцы, проголосовав за Ларри Гровера, отдали президентское кресло злейшему врагу своей страны, — Майкл Ферри сделал паузу, чтобы публика оценила перлы его красноречия.

— Никто не нанёс Америке столько вреда, сколько нынешний президент. Он не способен решать проблемы, а может только извиняться и кланяться: «Простите, мы наломали дров во Вьетнаме! Простите, мы наломали дров в Ираке! Простите, мы наломали дров в Ливии! Простите, мы наломали дров в Сирии!»

Меня тошнит всякий раз, когда изо рта президента сыплются извинения. Тот, кто сидит в Белом доме, должен вести страну вперёд, а не расшаркиваться перед критиками. Америке нужен новый лидер, способный возродить присущий нации дух победителя. Я, Майкл Ферри, ни перед кем не буду снимать шляпу и извиняться. Права Америка или не права, но это моя страна!

— А как вы прокомментируете запрет властей на показ Грихилса по телевидению?

— Это еще одно свидетельство трусости Ларри Гровера. Неспособный покончить с ядовитой мухой, оседлавшей город, он боится смотреть опасности в глаза и, как страус, прячет голову в песок. Я обещал и подтверждаю своё обещание решить проблему с летающей смертью в три дня!

— Почему бы вам не сделать это уже сегодня и вернуть жителям Гринхилса город? — ввернул заготовленный вопрос журналист.

— Майкл Ферри, — Питон ткнул себя пальцем в грудь, — не отказывается от своих слов и быстро покончит со смертоносным насекомым, но при одном условии — он должен быть президентом.

— Не понимаю. Если вы можете одолеть муху, почему бы не сделать это как можно скорее?

— Чтобы справиться с бедствием, мне нужны полномочия, полномочия, которыми в нашей стране наделён только президент. Я верю, американцы сделают правильный выбор, проголосуют за меня, и Америка забудет Гринхилс, как кошмарный сон.

— Про отношения с русскими. Со времен «холодной войны» ситуация изменилась. Советский Союз распался. Коммунистическая партия потеряла власть. Поменялась идеология. Россия, насколько я понимаю, уже не ставит перед собой целью разрушение Соединенных Штатов.

— Да ты, Ралф, оказывается пацифист! — наигранно удивился Питон.

— Я — нет, но вот другие считают…

Кандидат в президенты жестом руки остановил комментатора.

— Другие, это кто? Ларри и его компания?! Враг в лице Москвы был, есть и будет! Русские патологически ненавидят Америку, а Ларри виляет перед ними хвостом, словно он не президент могущественной державы, а маленький трусливый щенок. Как только я переселюсь в Белый дом, никто не посмеет разговаривать с Америкой с позиции силы. Сила — единственная гарантия, что мы не будем стоять на коленях. Я, как все истинные патриоты, убеждён, нельзя жалеть денег для укрепления этой гарантии!

Интервью прошло по всем новостным каналам американского телевидения, его напечатали ведущие газеты страны. В информационных лентах интернета замелькали заголовки: «Ларри поджал хвост», «Враг в лице Москвы был, есть и будет!», «Русские патологически ненавидят Америку», «Штатам нужен лидер, который не будет извиняться и кланяться!»

На стенах домов и на рекламных щитах появились плакаты, с которых действующий президент США грозил автоматом Калашникова американскому флагу.

6 Обстоятельства непреодолимой силы

Как утверждают некоторые историки, Когда Наполеон Бонапарт сердился, он выкатывал глаза, скрежетал зубами, швырял на землю треуголку и, брызгая слюной, яростно растаптывал. Нервные припадки у французского императора случались потому, что он слишком много воевал, слишком много работал и находился в запутанных отношениях с женским полом.

Директор научного института «Медмышь», один из лучших в мире специалистов по мелким грызунам, академик Российской академии наук Назар Ефимович Ганюшкин тоже много работал, но в отличие от Наполеона не вёл сражений, не управлял государством, да и в отношениях с женщинами у него всё было значительно проще и яснее, чем у знаменитого полководца.

Жена легендарного учёного, преподаватель математики и завуч по внеклассной работе московской школы номер двести двадцать четыре Нина Кузьминична отличалась спокойным характером, а, если и приходила домой поздно и в растрёпанных чувствах, то только после бурных педагогических советов или родительских собраний.

Тем не менее, Назар Ефимович, услышав от капитана парусного фрегата «Исток», что из-за неполадок в двигателе придётся делать непредвиденную остановку, разозлился до такой степени, что бросил себе под ноги шляпу и готов был растоптать, но во время одумался. Известно, что великий император возил в обозе запас треуголок из отличного сукна, а Назар Ефимович имел только одну и то соломенную шляпу, для которой, такая расправа наверняка была бы последней. А головной убор в тропических широтах — далеко не роскошь.

Парусник, на борту которого находился обладатель двенадцати почетных ученых званий, в том числе, доктора Сорбонны, Оксфорда, индийского университета имени Джавахарлаву Неру и Китайской Академии наук, шёл из Владивостока в Мумбай. В переходе участвовали двадцать три члена экипажа и девяносто два курсанта Владивостокского мореходного училища. Командовал «Истоком» бывший военный моряк, капитан первого ранга в отставке Иван Васильевич Фролов.

Российского академика пригласил в Индию ректор Мумбайского университета Ромеш Кришна Рао, кстати, также известный мышевед. Ганюшкин планировал прочитать в Мумбае цикл лекций на исключительно актуальную для Индии тему «Мышь в большом городе». Время путешествия учёный использовал для завершения книги «Жизнь мышей», рукопись которой лежала на столике в любезно предоставленной Ганюшкину просторной гостевой каюте.

Работал Ганюшкин жадно, с увлечением. Утомившись, откладывал на час-полтора рукопись, выходил на палубу и любовался морскими пейзажами. Вдыхая живительный морской воздух, Назар Ефимович думал об удивительно разнообразной, богатой и яркой подводной жизни. Какими бы умными не считали себя люди, рассуждал академик, они до сих пор не знают и миллионную долю того, как устроена жизнь в морских пространствах. Какую гармонию сформировала природа! Один вид существует, благодаря другому, и сам же воссоздает условия для выживания третьего. На обитателях только одного кораллового рифа можно защитить сотни, тысячи докторских диссертаций!

Тут высокие мысли общепризнанного авторитета в мышеведении из морских глубин, где, действительно, черт знает, что только не водится, всплывали на поверхность и, перенесшись на сушу, обращались к теме, которой он посвятил жизнь.

«А взять, к примеру, ту же самую мышь, самую что ни на есть обыкновенную домашнюю мышь. Вроде бы такая мелочь, пустяк — всего лишь мелкий грызун, — философствовал ученый, находясь в самом благостном и мечтательном расположении духа, — а на самом деле какая богатая история?! Какая роль в эволюции человечества?! Не было бы мышей, не было бы и домашних кошек! Многие народы обожествляли мышь! Она вошла в народный эпос в сказки и стихи…»

Оторвавшись от московской суеты и хлопот со сложным институтским хозяйством, Назар Ефимович, жил настоящей творческой жизнью, о которой может только мечтать человек, беззаветно преданный науке. Но не бывает в жизни беспредельного счастья! Известие о неполадках в двигателе вывело Ганюшкина из состояния эйфории. Будучи человеком пунктуальным и обязательным, академик не любил опаздывать, а теперь, получалось, что из-за какого-то мотора придётся нарушить свои обещания.

Ветер раздувал паруса. Море вздымалось изумрудными валами, океанская ширь, насколько хватало глаз, переливалась под яркими солнечными лучами. Корабль быстро шёл вперед, рассекая острым носом волны и оставляя за собой широкую пенистую полосу, но всё это великолепие уже не радовало Назара Ефимовича: график морского перехода был составлен очень жёстко, отклонение от курса и потеря нескольких суток на ремонт означали опоздание.

— Не волнуйся, Назар Ефимович, будешь в Мумбае непременно, но чуть позже. — Попытался успокоить учёного капитан Фролов. — Три дня туда, три дня сюда, какая разница?!

Дрожащими руками академик снял шляпу и нервно стёр платком капли пота, выступившие на лысине.

— Какая разница?! Какая разница?! Разница очень большая! — Забегал Ганюшкин по узкой рубке. — Меня ждут преподаватели, студенты! Мой друг доктор Ромеш Кришна Рао!

Академик споткнулся о железную ножку стола, вскрикнул от боли, со злости метнул соломенный головной убор в экран корабельного локатора и запрыгал на одной ноге.

— Погоди, Назар Ефимович, так ты сам инвалидом станешь и мне в придачу фрегат развалишь. Локатор, он не для того, чтобы в него шляпами кидаться. — Капитан взял друга за плечо. — Присядь, подумаем.

— Что тут думать, что тут думать?! Всё рушится! Слушай, — в глазах академика загорелся огонёк надежды, — а может, плюнем на двигатель и пойдём только под парусами? Обошёл же Магеллан вокруг света без всяких двигателей, а почему мы не можем на парусах пройти каких-то семь тысяч километров до Мумбая?!

— Нет, ты успокойся всё-таки. Море есть море, с ним шутки плохи. Без двигателя не пойдём. Мало ли что нас может ожидать впереди?! А если ураган сорвёт паруса, фрегат потеряет управление, и его будет носить по океану, как какую-нибудь щепку? А потом, есть же обстоятельства непреодолимой силы. Их понимают все нормальные люди, и твои мумбайские знатоки мышей, если у них крыша окончательно не поехала на этих серых грызунах, также должны понимать.

— Мышеведы — исключительно здравомыслящие люди, — обиделся учёный, — у них «крыша», как ты выражаешься, не едет.

— Ладно, давай так, — капитан склонился над картой, расстеленной на столе. — Мы здесь, — он ткнул пальцем в тёмно-синее пространство, — а чуть восточнее остров Таби-Таби. Причалим. Старший механик займётся движком. Дадим радиограмму твоему индусу, так, мол, и так, обстоятельства непреодолимой силы, задерживаемся. Извинишься, и я не вижу больших проблем.