Александра Искварина

Пепел Аар'Дайна

Часть I: Нити

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Александра Искварина, 2018

Она не знает своего имени и рода. Она считает себя полукровкой и привыкла быть презираемой. Но упорством и жаждой знаний она добивается рекомендации для обучения в главном магическом университете Праведного Государства. Теперь она одарённый маг Пути Духа и Верная Богини Сумерек. Ей предстоит совершить невозможное. Сможет ли она узнать себя и поверить, что достойна выпавшей судьбы? Сумеет ли связать разорванное и восстановить разрушенное? Хватит ли ей сил и решимости противостоять ужасу безумия?

16+

ISBN 978-5-4493-1372-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Пепел Аар'Дайна
2. Благодарности
3. Малышке Айе, сумевшей своей крохотной жизнью связать сотни людей.
4. 1. Я не знаю, кто я
5. 2. Новое
6. 3. Обессиленность
7. 4. Зачаровашки и очаровашки
8. 5. Настоящая археология
9. 6. Врата Императора
10. 7. Курэмон
11. 8. Эйно Даррис
12. 9. Дар учтивости. Шкатулка
13. 10. Ревнивая белка
14. 11. Заманчивые тайны
15. 12. Дурной сон
16. 13. Последствия ливня
17. 14. Якорь и послание
18. 15. Приятные неожиданности
19. 16. Разновидности рая
20. 17. Мир перевернулся
21. 18. Якоря вредные и полезные
22. 19. Изменения
23. 20. Тяжёлое и лёгкое
24. 21. Плоды ожидания
25. 22. Живая смерть
26. 23. Привал
27. 24. Гнев Полусвета. Сооши
28. 25. Дом Монуке
29. 26. Люди живые и мёртвые
30. 27. Следы пепла
31. 28. Энсо
32. 29. Форт Уноядо
33. 30. Обретение и потеря
34. 31. Пепел Аар'Дайна
35. 32. Разорванные нити
36. 33. Несбывшееся
37. 34. Страх
38. 35. Распахнутые врата
39. Приложение

Благодарности

Моим детям Стасе и Паше, без которых мысль написать эту историю, возможно, никогда не пришла бы мне в голову.

Моему мужу Валентину, без чьей поддержки у меня не было бы столько времени, чтобы писать.

Моей подруге Смородине, подарившей мне несколько бесценных идей, без которых этот текст был бы совсем иным.

Лучшему в мире бета-ридеру AntimonyFyr, без чьей неоценимой помощи этот текст был бы куда хуже.

Разработчикам серии игр «The Elder Scrolls» за удивительный, вдохновляющий мир, созданный ими.

Томасу Бергерсену за потрясающую музыку, под которую были написаны лучшие главы.

Малышке Айе, сумевшей своей крохотной жизнью связать сотни людей.

1. Я не знаю, кто я

В спальне учеников первого шага царил привычный вечерний шум, слегка приглушённый бархатом раздвижных ширм. Пламя свечей время от времени вздрагивало от сквозняков и играло тенями на жёлтом песчанике стен и белёном сводчатом потолке. Какой-то ученик бродил туда-обратно по узкому, едва вдвоём разойтись, проходу, держа учебник за спиной — затверживал урок. В одной из комнатушек сгрудилось человек шесть, они то шептались, то принимались хохотать, то бурно что-то обсуждали; повсюду — на столе, на стуле, на кровати и на полу — стояли разномастные чайные чашки, а чайник ютился под столом, и время от времени кто-нибудь, опасливо озираясь, осторожно подогревал его крохотным огненным клубком. В дальнем конце длинной спальной комнаты было особенно шумно — там обитали неугомонные Двойняшки.

Невысокая пепельнокожая эльфийка робко пробиралась по проходу меж ещё распахнутых ширм, стараясь не заглядывать в чужие комнаты. Парнишка, вынувший учебник из-за спины, чтобы проверить, правильно ли запомнил прочитанное, заставил её надолго остановиться. Ей было неловко протискиваться мимо и стыдно просить посторониться. Проще было подождать, пока он пойдёт обратно. Тем более, что её собственная комнатка уже вот, в паре шагов по правую руку. А по левую, за полузакрытой ширмой, к которой прижалась кэриминка[1], раздавался бодрый говорок с характерным котолюдским акцентом, изредка перемежаемый раскатистым басом жившего там северянина.

Проскользнув в свою спаленку, эльфийка вздохнула с заметным облегчением. Ей стало бы ещё легче, если бы она задвинула ширму. Но было ещё слишком рано, все комнаты оставались открытыми, и кэриминке было неловко поступать иначе. Она села за письменный стол спиной ко входу и некоторое время смотрела в сгущающиеся за окном сумерки. Потом зажгла свечу, достала из ящика новую толстую тетрадь в кожаной обложке с тиснёным узором, тщательно очинила перо, обмакнула в чернила, вывела на середине первой страницы слово «Дневник», поставила в начале следующей дату и надолго задумалась. Затем стала писать — левой рукой, медленно и с заметным усилием, словно тонкий кончик пера увязал в бумаге и никак не мог разбежаться.

«Интересно, можно ли объяснить обычному человеку, каково это — вырасти на улицах крепости Нака? Второе столь же унылое место в Праведном Государстве ещё поискать… Вот уж полгода я учусь в Кадае, главном магическом университете Империи Сэйтэй[2], а скромная чистота ученических спален всё ещё кажется мне роскошью. Нынешняя жизнь столь отличается от прежних воспоминаний, что я то и дело возвращаюсь к навязчивой мысли: а не приснилось ли мне моё сумрачное детство в одном из кошмаров? Но…

Я не знаю, кто я. Не знаю, где и когда родилась. Знаю лишь, что год моего рождения, пятый год Эпохи Гинро, стал смертью и ужасом для всего севера Хайно — Пепельной провинции. Говорят, маги Клана Араннен пробудили дремлющий Дом Баарота[3]. Говорят, во всей провинции два года царила жесточайшая зима, неурожай и голод. Говорят, тысячи беженцев покинули свои дома и потянулись в Накано, Центральную провинцию. Наверное, и мои родители были среди них… Во всяком случае, один из них точно был из кэриминов, потому что кожа моя окрашена пеплом, как у всякого падшего эльфа. И ненавидели меня, как всякого падшего — необъяснимо и неизбежно. Казалось бы, чего проще: держись своих. Но «свои», лишь раз заглянув мне в глаза, брезгливо отворачивались и клеймили кто выродком и полукровкой, кто подменышем, а кто и похуже. Кэримины все сплошь черноглазы так, что зрачка не разглядеть, мерцают из-под пепельных век гладкие обсидианы. А мне достались — лиловые. Знать бы, откуда… За всю мою сознательную жизнь я не встречала таких ни у одного человека или эльфа. Кем мне себя считать? Дурной шуткой Богов-Хозяев? Упущением Богов-Наставников? То ли нить, выпавшая из ткани, то ли оборванный ненужный узелок.

Я не знаю, кто я. Не помню своего имени. Не ведаю своего рода. Улица не хранит таких знаний. Одним нищим ребёнком больше, одним меньше. И кому какое дело, есть ли у грязного оборванца имя? До одиннадцати лет мне ничего не стоило менять прозвания хоть каждый месяц. Хоть каждый день. Я так и поступала. Всё равно все они были только для меня одной. Словно меняешь платья, которых не можешь, конечно, себе позволить. Но надо же было девчонке хоть с чем-то играть… Так продолжалось до тех пор, пока, шесть лет назад, меня не взяли в свой дом пожилые хёдины[4] Саррма и Дораши. Что ж, кому как не котолюдам понимать, каково жить чужаком среди людей и эльфов. В тот день я назвалась Кимриналь. И договорилась с собой не менять больше имён. Это первое имя, что я помню своим, и иногда мне кажется… мне хочется верить в то, что оно, может быть, и есть — настоящее…

Мои добрые хёдины бедны, они не могли бы позволить себе удочерить меня. Я должна была помогать им по хозяйству и найти работу, чтобы им было на что кормить и одевать меня. Это меня нисколько не оттолкнуло. К одиннадцати годам я так устала всего бояться, ото всех убегать и вечно прятаться, что была готова хоть чистить самые паутинные закоулки храмового склепа, хоть драить отхожее место в таверне голыми руками… Но взяли меня, как ни странно, в Накский шисэн[5] — местное представительство Кадая… И если бы не это, вряд ли я когда-нибудь осмелилась бы даже в фантазиях подумать об учёбе здесь.

Я не знаю ничего. Улица научила меня бояться, прятаться и выживать. Я знаю каждый потайной уголок крепости Нака, как собственную ладонь. И я совершенно ничего не знаю о мире вокруг меня. В шисэне, кое-как научившись читать, я начала лишь догадываться, что Оодай[6] куда больше, чем то, что я могла увидеть, взобравшись на крепостную стену. Здесь, в Кадае, я, наконец, могу попытаться хоть краешком своего необразованного ума прикоснуться к величию мира, сотворённого Ритцу, Мидару и Обманщиком Кэсса'Ши. Наверное, от этого мой дневник превратится в мешанину из моих собственных мыслей, мифов и исторических справок. Но наставник, мастер Эттилор, прав — я пишу это для себя, и никому нет дела до того, что я сюда сложу…»

— Ай!

Свеча у правого края стола ни с того ни с сего вспыхнула так сильно, что Кимри дёрнулась и едва не опрокинула её на тетрадь, которую так прилежно исписывала неловким почерком. Тут же проворно и бесшумно подскочил кто-то из учеников и поспешно задул пламя.

— Опассно баловатьсся с огнёоум! — воскликнул он с характерным хёдинским выговором. — И нельзя колдовать в жилыхх комнатахх!

— Отстань, мохнатый за-ну-да! — глумливо прохохотала пара девчоночьих голосов.

Тайсоминки[7] Двойняшки хлопнули дверью и с грохотом скатились по лестнице, явно намереваясь где-нибудь ещё накуролесить. Киналь Танэти и Римта Данти — обе из старших эльфов — не были сёстрами, но получили это прозвище за неразлучность и сходство бесшабашных характеров.

— Ты не обожглассь? — обеспокоенно склонился к кэриминке высокий кот.

— Нет, спасибо, Шахарро, — неловко улыбнулась Кимриналь, радуясь про себя, что успела припомнить его имя, и поспешно стёрла капли воска с края страницы.

Досадно — останутся жирные пятна. Хорошо хоть, это не та работа, которую нужно будет сдавать наставнику…

Кот протянул над тетрадью светло-золотую лапу, и Кимри растерянно вскинула руки, не зная, то ли прикрыть личные записи, то ли отпрянуть подальше. Шахарро устрашающе растопырил пальцы с нешуточными когтями, поджал их собирающим жестом, что-то шепнул, и пятна, свернувшись в лёгкие песчинки, с тихим шорохом скатились с листа. Интересно, как это он сумел убрать только воск и жир, не задев чернил?.. В Кадае не уделяли внимания бытовой магии, обычные ученики овладевали ею ещё в семье или в местных шисэнах. Кимри тоже кое-что умела, но у неё всегда было слишком много работы и слишком мало свободного времени, чтобы узнать побольше.

— Эти две бесстолочи ссвернут ссебе шшею, не усспев окончить учёбы, — раздражённо прошипел хёдин, убирая лапу и, кажется, не особо интересуясь содержанием записей. — А тебе сстоит рразвернуть стол боком. Сидеть сспиной к проходу небезопассно в этом ззаведении.

Кимри чуть заметно поджала губы: ей нравилось работать лицом к окну, когда ничто лишнее не отвлекает, и всегда можно дать отдых усталым глазам, взглянув на приятную зелень увившего рамы плюща. Но всё-таки кот прав, и надо переставить стол, избавив себя хоть от части дурацких шуточек… Значит, кровать теперь будет упираться изголовьем в подоконник, а стол займёт место напротив, так, чтобы свет из окна падал справа — как удобнее для левши.

Чтобы справиться с тяжеленной мебелью китанского бронзового клёна, пришлось позвать на помощь молчуна-китадина[8] Роддвара. Кимриналь в который раз подивилась про себя: и зачем огромному силачу северянину магия? Можно представить, для чего пошёл учиться колдовать изящный и ловкий, но не особенно сильный хёдин. Этот же скальный гигант из ледяных гор Китано наверняка способен легко управиться с парочкой двуручных молотов, а бормоча заклинания и запуская огненные шары, он вызывал у Кимри ощущение, достойное творения безумца Шиморы[9]: как Хакай Соран[10], нюхающий цветочки…

Кимри было ужасно неловко, непривычно и удивительно, что кто-то взялся заступаться за неё и помогать. Большинство соучеников в Кадае были ровно вежливы с застенчивой кэриминкой, никто не дразнил её, как дома, не старался лишний раз поддеть или унизить. Ну, разве что Двойняшки подшутят по-дурацки. Так от них никому покою нет. И всё же Кимриналь до сих пор с трудом подавляла желание долго и многословно благодарить всякого, проявившего к ней хоть каплю внимания. Или — ещё хуже и позорнее — мучительно темнела от стыда, в последний момент поймав себя на порыве восторженно схватить за руки, как было принято у нищих в Наке… И это несмотря на то, что она шесть лет прожила в семье добродушных хёдинов да прослужила в окружении вполне благосклонных к ней магов. Всё-таки «сумрачное детство» ей не приснилось, и все полгода в Кадае кэриминке приходилось вытравлять из себя его дары, столь дивные, что она так и не смогла покуда набраться смелости и подружиться с кем-нибудь по-настоящему. Вот, хотя бы с тем же Шахарро. К флегматичному Роддвару и подойти-то страшно: зыркнет исподлобья глазами-льдинками — сразу колени слабеют, и идёшь себе мимо, стараясь соблюсти приличное выражение лица… Кот же, хоть и язвителен, но дружелюбен и уже не в первый раз заступается за неё. А она с опаской смотрит на его когтистую лапу, вместо того, чтобы поднять голову и разглядеть добродушную улыбку под белоснежными усами…

— Что писала? — полюбопытствовал хёдин, когда с перестановкой было покончено, а северянин, всё также молча отмахнувшись от благодарностей, вернулся к своим занятиям.

Успокоившись, котолюд говорил почти совсем без акцента.

— Дневник, — ответила Кимри робко. — Наставник задал.

Шахарро фыркнул, презрительно дёрнув усами и сморщив нос, будто домашний кот, которому дали понюхать пучок свежей лаванды.

— Глупейшшее занятие. Лучше бы дал лишний час в тренировочном зале. Какой толк в этом бумагомаррании?

Мастер Эттилор, один из старших наставников Пути Духа, объяснял задание тем, что для лучшей концентрации нужна максимальная ясность и чистота ума, а ясности и чистоты не достичь, если ум затмевают неосмысленные эмоции и недопрожитые моменты жизни. Но повторить это хёдину Кимри не решилась: наверняка его наставник объяснял ему то же, да и кто она такая, чтобы поучать ученика второго шага…

— Твой наставник не задаёт такого? — спросила она вместо этого.

— Мастерр Инх Шэк считает, что в магии важнее умение, чем умствования! — заявил Шахарро.

— Разве не интересно, как ум работает с заклинаниями? И как думали древние мастера, и почему сделали их именно такими? — нерешительно пробормотала Кимри.

Хёдин иронически усмехнулся, усаживаясь на край стола:

— Уже записалась в Археологический клуб?

Кэриминка отодвинулась, чтобы не оставаться слишком близко к собеседнику, и сделала вид, что не заметила подтрунивания.

— Не слышала про такой, — покачала она головой.

— Ах, да, первошагам же историю читает мастер-зануда Тошиго… Ну, думаю, тебе стоит сходить туда. Мастер Малларен Эшши-Дан оценит твою тягу к древним мастерам по достоинству.

Услышав столь несомненно хайминское имя, Кимриналь невольно задержала дыхание — так сжалось всё внутри в предчувствии удачи. Ей пришлось помолчать несколько секунд, чтобы голос не выдал волнения.

— Он родом из Хайно? Из пепельных эльфов?

— О, да! Говорят, он едва ли не последний вождь какого-то племени кочевников… как их там называют?.. — Шахарро подёргал ушами, пытаясь вспомнить слово, — …хайминов?

— Настоящий хашин?! — тихий голос Кимриналь истончился так заметно, что на щёки хлынула лиловая краска стыда.

Кот, впрочем, не обратил на это внимания. Или не подал виду.

— Наверное. Я не силён в их титулах. Так пойдёшь? Посмотрри на стене объявлений, там есть расписание собраний.

— Посмотрю прямо сейчас. Спасибо, Шахарро!

Стараясь держаться благопристойно, Кимри покинула спальню спокойным шагом и заставила себя медленно спускаться по лестнице, хотя внутри всё горело от нетерпения так, что глаза застилал серый туман. Изучать историю под руководством чистокровного хаймина: разве можно было мечтать о большем?!

Решив во что бы то ни стало прояснить своё происхождение, Кимриналь была готова день за днём изучать всё, что только найдётся в библиотеке Кадая о Пепельной провинции и о бежавших от взбесившегося Дома Баарота кэриминов: учебники истории, любые документы, письма, мемуары. За полгода она узнала, что падшие — отколовшаяся ветвь старших эльфов, тайсоминов. Старшие от начала Оодай поклонялись Богам-Наставникам, ища совершенства и стремясь стать богоравными. Но около полутора тысяч лет назад пророк Лаамото сказал: «Почему мы должны считать себя недоделанными? Почему мы не можем верить в то, что мы уже хороши, такие как есть? Баарот — Дух Оодай, разве он не лучше других понимал, какими должны быть живущие здесь? Мы — лучшее, что может быть в этом мире». Так говорил святой Лаамото. И его стали слушать. Храм Богов-Наставников принялся бороться с опасной ересью, и Лаамото повёл своих последователей прочь со Срединных островов, тогда ещё не бывших провинцией Азумано. Кэримины поселились в окрестностях Дома Баарота, посреди пепельных пустошей. За пару поколений падшие изменились — кожа их стала пепельной, волосы иссиня-чёрными, а глаза обсидиановыми, с крупной, во весь глаз, радужкой.

Потом явилось Праведное Государство и попыталось вернуть кэриминов к почитанию Богов-Наставников, но встретило столь яростное сопротивление, что, во избежание жесточайшей войны, узаконило поклонение Баароту. Казалось, мирное сосуществование религий должно было пойти во благо, но на деле между двумя культами продолжалось подспудное соперничество, и в конечном итоге большинство кэриминов почти утратили всякую веру в каких бы то ни было богов, став «дважды падшими». Только хаймины — пепельные эльфы — остались верны Баароту и, избегая распрей, превратились в кочевников.

Так продолжалось до тех пор, пока, около пяти веков назад, не появился какой-то новый бог. Но о нём Кимри пока не нашла никаких документов. В Праведном Государстве нового бога сочли самозванцем, и поклонение ему было запрещено. В самой же провинции Хайно наверняка были книги о нём, но слишком мало осталось их после Гнева Баарота. Кимри предстояли годы кропотливого труда и поисков.

Но если суметь завоевать расположение мастера Эшши-Дана… о-о, только бы суметь!.. Только бы не струсить!

Небрежно оторванная восьмушка обычного свитка с расписанием встреч Археологического клуба нашлась в полутёмном углу, почти под лестницей. В этом году, как оказалось, ещё не было ни одного собрания, потому что не нашлось достаточно желающих. Пожалуй, это было не очень удивительно. Насколько Кимри успела заметить, большинство учеников разделяли мнение Шахарро и предпочитали дополнительные часы тренировок нудным теоретическим исследованиям. Словом, завтра ей предстоит подняться в Южную башню и постараться не показать себя там последней бездарью…

Записав часы встреч, Кимриналь перешла к огромному пергаменту с планом замка, в стенах которого располагался Кадай. Это был форт, сильно повреждённый двадцать два года назад культистами и чёрными духами Ная[11], Бога Смерти. Нищие в Наке любили рассказывать детворе жуткие истории о тех днях, когда по всей империи приспешники Ная открывали порталы в Поля Праха — Удел Бога Смерти, и орды куродама[12], зомби и неназываемой нежити нагоняли ужас на всё Праведное Государство. Культисты убили императора Юсо Оканэ, старшего и среднего принцев, расшатали границу между нашим миром — Оодай, и Уделом Ная — Полями Праха. Они же подчинили себе экидинов — гекконолюдов Болотной провинции, и армии Праведного Государства пришлось сражаться на два фронта, пытаясь уберечь жителей от нежити, и в то же время не позволить экидинам прорвать кордоны на границе с Савано.

Империя Сэйтэй едва не погибла. Хвала Магоо, старшему из Богов-Наставников — Макото Оканэ, младшему принцу, удалось выжить. По традиции младшие принцы имперского правящего дома становятся служителями культа Магоо — Бога Времени. Страже Первого Храма удалось вывезти принца Макото из столицы и укрыть на время, а затем принц смог собрать союзников и подавить восстание культистов. Но после этого принцу пришлось противостоять самому Богу Смерти и принести себя в жертву, чтобы служители Магоо смогли поместить его жизненную и магическую силу в огромный кидама — кристалл сил. С помощью кристалла удалось изгнать Ная в его Удел и запечатать границу между Оодай и Полями Праха. Кристалл этот отныне стоит посреди Первого Храма и называется Кидама Макото…

Кризис Ная завершился победой, но Империя Сэйтэй осталась в руинах — в прямом и переносном смысле: десятки селений были разорены, целый город, столица дома Хигара, оказался разрушен до основания, столица Праведного Государства Тэйто также сильно пострадала. На границе с Савано ещё два года продолжалось противостояние с гекконами. Но что хуже всего — прервалась династия Оканэ, и шесть лет Праведное Государство лихорадило борьбой за власть. Прошло уже шестнадцать лет правления Императора Таноши Гинро, а Империя Сэйтэй всё ещё залечивала эти раны.

Университет магии прежде располагался в Тэйто, но культисты и нежить практически сравняли его с землёй. Кадаю пришлось искать себе новое место. Им и стали остатки форта на западном побережье озера Ойнару, поодаль от столицы, захватившей весь северо-западный берег. Основательно перестроенный и расширенный, форт стал раза в два больше прежнего и теперь представлял собой четырёхэтажное кольцо с четырьмя башнями по сторонам света и Башней Совета Кадая в центре внутреннего двора.

За шесть месяцев учёбы робкая Кимри побывала только в очень небольшой части замка: на первом и втором этаже Северо-Восточного сектора, где находились столовая и спальни первошагов, в Восточной башне, самой большой из четырёх, целиком занятой библиотекой, да в нескольких лекционных и тренировочных залах Юго-Восточного сектора. Южная башня преграждала проход в Юго-Западный сектор. Это была сохранившаяся часть старого форта и, кажется, она не пользовалась популярностью ни у учеников, ни у преподавателей: там не было классов и жилых помещений. Собственно, Кимри понятия не имела, было ли там вообще что-нибудь. Странно, что клуб разместили в таком месте…

Кое-как срисовав схему коридоров и лестниц, Кимриналь решила, что перед тем, как отправляться в клуб, обязательно ещё раз вернётся к плану или, может быть, даже попросит кого-нибудь проводить её… если осмелится, конечно.

Вернувшись в комнату, она увидела, что Шахарро уже ушёл, и снова прилежно села за дневник.

«Крепость Нака — страшное захолустье. Если вы хоть раз там окажетесь, то почувствуете это с первого взгляда на её старые давно не запирающиеся ворота, из которых местами повылетали гвозди; вы ощутите это с первого шага по её узким грязным улочкам и проломленным ступеням мрачной таверны. Покосившиеся развалюхи-дома нахлобучены друг на друга так, что удивительно, как это они не рассыпаются от одного крепкого порыва ветра. Даже графский замок больше похож на древний заброшенный склеп: так и кажется, что из-за перекошенных скрипучих дверных створок сейчас посыплются скелеты или ещё какая-нибудь наева нечисть.

А ещё — запах. Вонь крепостного канала. Вода, заполняющая ров вокруг стен, освежается и обновляется водами озера Нака (в честь которого, собственно, без особых затей и назвали крепость). Или, если угодно, реки Ядзиро, которая протекает почти через всю провинцию Накано, впадает в озеро Ойнару, в среднем течении образует озеро Нака, и несёт далее свои воды далеко на юг, до самого моря Эрай. Словом, канал внутри крепости, проходящий вдоль стен графского замка и разделяющий городишко на две неравных части — настоящая помойка. Давным-давно, когда Наку только основали, и шла какая-никакая торговля, канал был частью реки Ядзиро и благополучно служил как местом для причала торговых судов, так и проточной канализацией. Но после Кризиса Ная прежний граф Наки восстал против Праведного Государства и ввязался в войну с домом Минамон, что на юге, в самой дельте Ядзиро. Опасаясь осады и вражеских диверсий, граф приказал наглухо заложить ворота с обоих концов канала. Теперь вода в этом слепом отрезке застаивается и цветёт, а по берегам разрастается сорная осока. Жители тем временем, не особо задумываясь, привычно сливают в него нечистоты. Мне часто приходилось прятаться под старым полуразвалившимся причалом или возле бывших ворот для торговых шлюпок, где осока растёт гуще всего. Первое время дома у хёдинов казалось, я никогда в жизни не смою с себя эту вонь. Мне чудилось, опекуны узнают по ней о моём появлении задолго до того, как увидят, хоть они и убеждали меня, что это лишь их чуткий котолюдский слух улавливает издали шаги…

Очень скоро меня взяли в услужение в Накский шисэн. Старшей там ещё с докризисных времён строгая гекконолюдка Йак Та. Поначалу она показалась мне холодной и суровой, но на самом деле мало кто так же заботится о «своих девочках», как Йак Та.

Конечно, я могла выполнять только самую простую работу: вымыть, убрать,

принести, унести, отскоблить да отчистить. И, кажется, меня взяли только потому, что я — девчонка. В шисэне жили и работали одни женщины. Все мужчины, которых я видела там, лишь приходили на время, поработать или проконсультироваться.

Очень скоро жизнь магов совершенно заворожила меня. Подметая пол в комнате Айдаль, я засматривалась, как она тщательно и аккуратно смешивает зелья, а прибираясь в подвальных комнатах, всякий раз пыталась понять, как Тайрэ вызывает это красивое лиловое свечение, и для чего она это делает. Эша меня немного пугала: её страсть к магии Пути Разделения порой переходила границы разумного, и другим волшебницам приходилось призывать Йак Та, чтобы она остановила «эту сумасшедшую, пока все мы не сгорели от её Огнедара».

Конечно, я и думать не могла о том, чтобы кого-нибудь о чём-то расспрашивать. Слугам ведь полагается быть незаметными. Но в редкие свободные минуты я тайком брала какую-нибудь книжку и, спрятавшись, разбирала написанное. За год до того мне повезло найти на скамейке в замковом парке «Моджи» — букварь с картинками. Наверное, позабыл кто-то из детей прислуги, а я не смогла заставить себя вернуть его. Точнее, даже не так — я не могла себе этого позволить. Я должна была выбиться из нищеты любой ценой, а значит — учиться, использовать малейшую возможность приобрести какие угодно знания. Второй книгой был «Детский Мидаритцу» — пересказ истории сотворения Оодай. Его я взяла с прилавка в книжном. Там их было несколько, и этот томик стыдливо прятался во втором ряду, потому что у него была надорвана обложка и страницы покоробились от воды, вряд ли кто-то стал бы его покупать.

Чтение поначалу давалось мне тяжело, но желание понять, что такое магия и как ею овладеть, было столь же сильно, как и страстная жажда узнать, кто мои родители, и почему я так необычно выгляжу. К четырнадцати годам я перечитала всё, что только могла позаимствовать в шисэне с книжных полок и прикроватных столиков. Несколько раз мне чудом удавалось быстро вернуть хозяйкам их «куда же я положила…» книжки. Но однажды меня поймала сама Йак Та: я зачиталась томом «Сакийо» — сборником долетописных мифов, стащенным из её личного шкафа уже во второй раз. Старая экидинка подошла так неслышно, что, увидев её вдруг прямо перед собой, мне осталось только вскочить и протянуть ей книгу, выдавив невнятные извинения. Я уже представляла, что скажет Дораши, когда узнает, что меня вышвырнули за воровство, и как будет разочарована Саррма… Но Йак Та лишь спросила: «Интерессно?» Я честно кивнула. Йак Та хмыкнула протяжно (к тому времени меня уже перестали удивлять её тягучие интонации), вернула мне книгу и, уходя, бросила через плечо: «Будь любеззна, в следующий раз проссто спросси». Аса'ю[13] ведает, почему я, действительно, не попробовала спросить разрешения хоть раз… Конечно, мало кто обращал на меня внимание до тех пор, пока не нужно было что-то прибрать или принести; я воспринимала это как должное, мне и в голову не приходило заговорить с кем-нибудь первой. Но, с другой стороны, Йак Та всегда была доброжелательна со мной…

Конечно, с тех пор я всегда спрашивала разрешения. И — начала пробовать колдовать. Путь Разделения пугал меня, потому я решила начать с заклинаний Пути Миражей. Надо признать, я не обнаружила в себе больших способностей и потратила на изучение простенького заклинания магического света несколько месяцев…»

В одиннадцать вечера, как обычно, прозвучал гонг ко сну. Застегнув обложку блокнота, Кимриналь спрятала его в ящик стола и заперла на ключ, который всегда носила с собой. Переодевшись в ночное, Кимри легла. От перестановки в комнатке было непривычно, матрас почему-то казался жёстче, чем прежде, а из окна, в которое упиралось теперь изголовье, тянуло по щеке холодком.

Ученики почти все разошлись по своим спальням. Тяжёлый бархат ширм приглушал звуки, но некоторое время всё равно слышались шаги, возня и болтовня, особенно из угла, где жили Двойняшки. Две тайсоминки подружились с первого дня в Кадае: очень уж они сошлись буйным хулиганским нравом. И хотя Киналь была совсем беленькая, а Римта рыжеватая блондинка, Киналь худая, а фигура Римты то и дело притягивала взгляды учеников мужеского пола — прозвище прилепилось к ним сразу и навсегда. Сейчас две эти желтоглазые бестии, отгородившись от общей спальни, но оставив незадвинутой ширму между их комнатками, опять чем-то гремели и хихикали. Потом вдруг хлопнуло, вспыхнуло, и по спальне распространился сильный запах гари. Соседи заворчали на балбесок, кто-то открыл дверь, чтобы скорее выветрилась вонь. Кимри приоткрыла окно и закуталась в покрывало, с удовольствием вдыхая душистый воздух. Уже середина месяца Тёплых Ветров, холодные зимние дожди, так и не ставшие в этом году снегом, давно закончились, и ветер кружил голову благоуханием цветов ранней сливы, молодой травы и свежей клейкой листвы.

Натянув покрывало на голову, Кимриналь думала, что уснёт, как обычно, быстро, но сердце то замирало в холодном спазме, то принималось заполошно стучать в висках. Мысли о завтрашнем собрании Археологического клуба не давали покоя. А вдруг мастер Эшши-Дан не примет её? Или вдруг ученики поднимут её на смех и будут мучить издёвками? Или… или… Что только не лезет в голову накануне важного дня…

[1] Кэримины — падшие эльфы, обитают в Хайно — Пепельной провинции, отличаются пепельно-серым цветом кожи, в большинстве черноволосы и черноглазы.

[2] Сэйтэй — Праведное Государство (имперск.)

[3] Дом Баарота — самый большой вулкан в Хайно — Пепельной провинции.

[4] Хёдины — раса котолюдов, живут в Западной провинции — Нишино.

[5] Шисэны — местные представительства Кадая, при которых желающие могут получить начальные магические умения, так же шисэны предоставляют различные магические услуги населению города.

[6] Оодай — название мира Разумных, реальность людей, эльфов и зверолюдов.

[7] Тайсомины — старшие эльфы, обитают в Восточной провинции — Азумано, отличаются светло-золотым цветом кожи, как правило светловолосы, цвет глаз от светло-золотого до зелёного, как правило высоки и худощавы.

[8] Китадины — северные люди, обитают в Северной провинции — Китано, белокожие, как прило русые или рыжеватые, с голубыми или серыми глазами, отличаются крепким телосложением и выносливостью.

[9] Шимора — один из Богов-Хозяев, олицетворяет безумие.

[10] Хакай Соран — один из Богов-Хозяев, олицетворяет разрушения, покровитель стихийных бедствий, ссор, войн и революций.

[11] Най — один из Богов-Хозяев, олицетворение тяжёлой мучительной смерти, покровитель чёрных духов и нежити, особо почитаем некромантами.

[12] Куродама — чёрные духи, прислужники Ная; мешают душе уйти в Удел бога, которой она поклонялась и обещала себя при жизни, или в Оримэ (место ожидания перерождения или иной судьбы), заманивают в Поля Праха (Удел Ная), и там душа медленно и мучительно обращается в прах или служит Наю в виде нежити.

[13] Аса'ю — одна из Богов-Хозяев, мать рассвета и заката, направляющая и усиливающая магические силы; особым образом связана с Небесной и Лунной Семьёй; единственная из Богов-Хозяев, кто по-настоящему заботится о своих верных.

2. Новое

Утром Кимри разбудило басовитое покашливание возле ширмы и негромкий, но сильный стук, от которого задрожали створки.

— Кто там? — пробормотала Кимри, едва разлепляя глаза.

— Слышь, хэльги[1]… все уже на завтрак ушли, — узнала она хмурый бас Роддвара.

— Аса'ю-Мать! Я проспала гонг!

Кимри в панике скатилась с постели и принялась натягивать штаны, рубашку и форменную робу, забыв даже поблагодарить северянина. Он протопал к выходу и уже с порога прогудел:

— Я это… место тебе займу.

На ходу увязывая волосы в узел и скрепляя его двумя простыми тонэриковыми[2] шпильками, Кимриналь влетела в столовую так стремительно, что несколько учеников оглянулись на неё. Гороподобный торс Роддвара возвышался за одним из столов в правом углу, но Кимри поспешила в противоположный край столовой, к длинному столу, на который повара выставляли готовые блюда — ученики называли его «кормушка». Кэриминка торопливо, почти не глядя, подхватила на поднос пару тарелок с чашкой чая, и повернула к столам, но тут меховая лапа скользнула по её пальцам, и поднос плавно поплыл в руке Шахарро, так что Кимри осталось только покорно шагать следом, отказываясь верить своим глазам. Что это? Эти двое всерьёз принялись заботиться о ней? Ну ладно, хёдин. Но — Роддвар?! От которого иной раз в два дня слова не услышишь?

— Спасибо большое, — пробормотала Кимри, едва справляясь с голосом, и села за стол, неловко громыхнув стулом. — Не нужно было…

— Каак же! — протянул Шахарро. — Ты бы пррроспала вссё на свете, а потом любоваться, как ты сстоичесски старраешшшься не рреветь?

— Не дразнись, — хмуро бормотнул Роддвар, не поднимая глаз от тарелки, и кот захихикал:

— Боюсь-боюссь!!

Кимри едва не фыркнула следом, пряча улыбку за рукавом робы. Что это, в самом деле? Они так трогательно соревнуются, кто более заботлив?! С ума сойти…

После завтрака, прошедшего в забавной пикировке между Шахарро и немногословным, но не лишённым, оказывается, чувства юмора китадином, кот отправился на занятия второго шага, а Роддвар так и остался сопровождать Кимри и даже уселся рядом на истории магии.

От его присутствия было ужасно неловко. Двойняшки, мгновенно заметив новое соседство, принялись упражняться в остроумии, но так банально и глупо, что Кимри не сдержала досадливого вздоха. Впрочем, стоило Роддвару обернуться — всем корпусом, так что стул под ним жалобно застонал — как всё веселье с дурных шутниц словно ветром сдуло. «Синицы пискливые!» — пробурчал северянин недовольно, ударом кулака возвращая на место спинку, отъехавшую от сиденья. Кимри уткнулась в учебник, не зная, то ли ей смеяться, то ли сгореть от смущения.

Мастер Линно Томирис, кэримин, читавший им историю магии, объявил сегодня проверочную работу по пройденному материалу. Роддвар откровенно сморщился, снимая печать с чистого свитка. Кимриналь покосилась на него сочувственно, но не решилась что-нибудь сказать. Ей легко давались исторические науки, она с удовольствием читала летописи и мемуары, без труда запоминала имена и даты. Когда дежурный закончил раздавать свитки, мастер Томирис взял пачку нарезанных прямоугольниками листков с вопросами, раскрыл их веером и сам прошёл вдоль столов, предлагая ученикам выбирать. Кимри досталась общая хронология. Подправив перо, она открыла чернильницу и начала было писать, но тут же задела локтем руку Роддвара, сидевшего слева от неё, и нервно отпрянула. Вот что значит быть левшой. И вот что значит привычка сидеть одной. Кимри встревоженно покосилась в свиток соседа, опасаясь увидеть безобразную кляксу, поставленную по вине её неуклюжести, но северянин всё ещё перечитывал вопросы в своём листке. Кимриналь подавила вздох и тихонько отодвинулась подальше, чтобы больше не доставлять неудобств.

Значит, хронология…

Историки магии полагают, что вся Оодай изначально была создана около восьми тысяч лет назад при помощи божественной магии, слагавшейся из как минимум двух сил, жизненной и магической, и пяти элементов: огня, воды, воздуха, земли и пространства. Но об этом можно только строить догадки.

Первые Разумные, люди на востоке и эльфы на западе, появились около семи с половиной тысяч лет назад и магией не владели. Но уже спустя пять веков кофумины, подземные эльфы, открыли силы и элементы и изобрели первые заклинания. С этого момента исчисляется Эра Изменяющих Слов, которая длилась два тысячелетия.

Сначала магия была привилегией кофуминских учёных, но со временем даже эльфам-долгожителям понадобились преемники, так что две сотни лет спустя появилась Первая магическая школа. Это было закрытое заведение со строгим отбором.

Спустя ещё век был основан орден Служителей — Шиката, ещё более закрытый и элитарный. Шиката служили Богу-Создателю Мидару, Хаосу, в его положительной ипостаси, стремясь способствовать благим переменам и предотвращать дурные. Открытие Разумными магии принесло много хаоса в Оодай, много сложных, плохо предсказуемых и трудно поддающихся контролю изменений. Изначально Шиката занимались изучением магических сил, чтобы контролировать их и создавать способы разумного использования для всеобщего блага. В дальнейшем, на протяжении многих веков, Орден готовил советников для правителей.

В течение следующих тысячелетий магия получила широкое распространение. Около четырёх с половиной тысяч лет назад появились первые магические университеты в столицах, затем распространились шисэны в других сколь-либо значимых городах.

Около четырёх тысяч лет назад, в начале Эры Раздоров, возникло жестокое противостояние между кофуминами и древними эльфами из долины реки Ядзиро — ой'аминами. Почти полувековая магическая война закончилась полным истреблением кофуминов. Но разработанная ими магия, основанная на словесных формулах, уже получила столь широкое распространение, что стала почти единственной используемой. В ней постепенно выделились семь основных Путей — Миражей, Духа, Жизни, Разделения, Перемен, Веществ и Переноса. Кроме того, у разных народов возникли собственные Пути, такие как Путь Руки нандинов — южных людей, Путь Песни на севере, Пути Призывания, Смерти и Крови.

После того, как, три с половиной тысячи лет назад, опыты с магией Пути Крови привели к трагической гибели всей расы ой'аминов — Путь Крови был утрачен, и на попытки его возрождения был наложен запрет. Так же более строго стали относиться и к другим опасным Путям: Путь Призывания разрешено изучать только магистрам, Путь Смерти — запрещён, а тайные культы, продолжающие его использовать, подвергаются гонению.

К тому моменту, как прозвучал гонг окончания урока, Кимри исписала свиток целиком, последние строчки спешно теснились в нижней четверти листа. Роддвар, писавший крупно и размашисто, извёл два свитка и остался недоволен, но делать нечего — дежурный уже стоял возле стола, требовательно протянув руку.

Когда Роддвар сел рядом и на Пути Веществ, Кимри было всё ещё странно и неловко. Но когда он пошёл вместе с ней и на практику по Пути Жизни, которая сегодня проходила в лазарете, в дальнем конце Юго-Восточного сектора, кэриминка от души порадовалась: она ещё очень плохо знала эту часть Кадая и всякий раз плутала по коридорам, рискуя опоздать на урок.

Последней сегодня была лекция по основам Пути Духа мастера Эттилора. Кимриналь слушала, затаив дыхание. Наставник заканчивал рассказывать об истории становления Пути Духа, и у Кимри тихо кружилась голова, когда она пыталась осознать, каким удивительным вещам можно попытаться научиться. Практические занятия пока заключались в обучении ан'тэй[3], но на следующем уроке мастер Эттилор обещал показать первое заклинание, самое простое — чувство жизни. Всякому знакомо ощущение пристального взгляда в спину, и его можно развить до такой степени, чтобы суметь почувствовать чьё-то живое присутствие, даже если человек не смотрит на тебя или вообще находится за стеной, в другой комнате. Теперь Кимри не терпелось узнать в подробностях, как же всё это делать.

Когда лекция закончилась, Роддвар некоторое время сидел без движения, вперившись в свои записи. Наконец, тяжело вздохнув, захлопнул тетрадь.

— Ты хоть что-нибудь разбираешь в этой виталвирской грамоте? — спросил он у Кимри.

— Ну, вообще-то, да. А что это ты сказал, в какой грамоте?

— Виталвирской. Гайминской, если по-имперски. Это у нас в Китано такие «белые эльфы» были, гаймины. Ушли давно на дальний север и там сгинули. Находятся иногда в тундре костяные таблички с письменами, но до сих пор никто их прочитать не может.

— Понятно. А Путь Духа… ну, требует терпения, знаешь. Самодисциплины и тонкого самонаблюдения…

Кимри смолкла, увидев, как скривился Роддвар.

— Не, вот молот зачаровать — это я понимаю, — китадин размахнулся кулачищем, изображая удары, — бах-бах! — и однорог[4] в тряпки! Вот это — магия. А тут сидишь, битых полчаса пялишься в точку на стене, чтобы ощутить, когда волосы на загривке зашевелятся… Да у меня раньше иголки в отсиженном заду начинают колоть! Не, это, вон, к Безмолвным в Дом Неба, они в ан'тэй знают толк… А мне бы как-нибудь попроще бы.

— А Безмолвные — это кто? — решилась снова спросить Кимри, заталкивая поглубже ощущение собственной необразованности.

Но Роддвар принялся спокойно рассказывать о знаменитой в Китано общине Безмолвных.

Около двух с половиной тысяч лет назад старшие эльфы развязали большую войну с Первой Империей Сэйтэй и, в надежде разломить силы врага надвое, практически завоевали Китано. Маги тайсоминов оказались сильнее и способнее китадинских воинов. Тогда на помощь пришли шаманки. Традиционно их магия считалась слабой и пригодной лишь для целительства. Но когда возникла угроза полного истребления северного народа, шаманки принялись изучать Путь Слова — предтечу почти всей ныне используемой магии. Кофумины, подземные эльфы, изобрели большинство современных словесных формул для заклинаний, сплетя слова, силы и элементы так, чтобы достичь наилучшего эффекта. Изучая их взаимодействие, шаманки создали собственную школу — Рёст, или Путь Песни. Известно, что особым образом подобранные кофуминские слова соединяются с силами и элементами и упорядочивают их необходимым образом, придают нужную форму и проявление. Уловив закономерности влияния звуков на силы, шаманки создали собственные заклинания, использовав как основу не слова, а приёмы звукоизвлечения самталь — традиционных пастушеских песен и зазывок. Эффект этих заклинаний оказался удивительно силён, так что, когда через полгода почти уничтоженная армия китадинов получила около сотни новых магов-сингиров, тайсомины были изгнаны из Китано за месяц.

Победа была сладка, но шаманки, осознавая опасность столь смертоносной магии, приняли решение скрыть её от остального мира. Все сингиры были отозваны из армии. На вершине Химельн-Хюс[5] был выстроен монастырь и основана община Безмолвных. Сингирам было настрого запрещено пользоваться изученными заклинаниями за стенами монастыря. Ходили даже слухи, что те из сингиров, кто отказался от затворнической судьбы, вскоре умерли при смутных обстоятельствах. Нынешние же Безмолвные — это потомки шаманок и сингиров, хранящие Рёст в тайне от обычных людей, но сберегающие его на случай крайней необходимости.

— Говорят, — закончил Роддвар, — они даже придумали какой-то способ записи своих заклинаний. Хотя я плохо представляю, как можно записать песню, если в ней нет слов…

В уже давно опустевшую лекционную залу заглянул Шахарро. Услышав конец рассказа Роддвара, котолюд изобразил поистине драматический ужас — прижал уши, разинул рот, встопорщил усы и шерсть на загривке.

— Шшшто, што это? Ты заколдовала Роддвара?! ОН РРРАЗГОВАРИВАЕТ!

Китадин зыркнул на шутника с притворной угрозой:

— Брысь, наруч меховой. Чего расшипелся?

Кимри не удержалась и прыснула в рукав, чем, похоже, порадовала обоих товарищей.

— Ну, шшто, обедать — и к археологам? — спросил Шахарро.

— Разве ты тоже пойдёшь? — удивилась кэриминка.

— Конешшно. Разве можно тебя одну отпускать? Заблудишшься, потом ищи тебя всю ночь, вместо сна!

— Не дразнись, — опять проворчал Роддвар и добавил тоном ниже: — Я с вами.

— Кошшшшмаррр. Точно заколдовала! Ты что, ррешила из китадина сделать мужа учёного?!

Роддвар засопел, поднялся из-за стола, и Кимри внутренне сжалась от неприятного ощущения, будто над ней воздвиглась ожившая гора. Северянин набычился и надвинулся на хёдина.

— А ты пошипи ещё, труба кофуминская, и посмотришь, как я из тебя плащ сделаю. С железными клёпками.

Шахарро прижал уши и оскалился всерьёз:

— Шшшуток не понимаешшшшь?

Оказавшись между готовыми поссориться товарищами, Кимри почувствовала, что начитает задыхаться. Она выбралась из-за стола и, не поднимая глаз, проговорила:

— Если позволите… мне нужно идти… Простите…

Хёдин мгновенно опомнился и отступил в сторону, пропуская Кимри. Роддвар бухнул стулом, неловко запихнув его за стол. Уже у самой двери лекционной Кимри услышала, как котолюд негромко сказал северянину:

— Эмм… извини. Дурацкая шутка вышшла.

— Угу, — буркнул Роддвар. — Напугали девчонку… Пошли уже.

Они зашагали вслед за Кимриналь в столовую.

— Нет, правда, — продолжил Шахарро, — ты не думай, я совсем не считаю тебя тупым! Тебя же сюда приняли, значит ты точно чего-то стоишь. Абы кого в Кадай не берут, я понимаю.

— Угу, — пробасил Роддвар. — Просто я — шкаф. И тебя запорошило предрассудками. И ты не знаешь про вордэстрайд. Забыли.

— Шшто?

— Это дома у нас обычай — битва слов, если по-вашему. Чем зря кулаками махать — бьются словами: обзывают, подкалывают, высмеивают. Надо ответить достойно. Проиграл — можешь уйти или кулаки в ход пустить. Но непременно после. Только редко хочется.

— Умно, — признал хёдин. — Чем друг друга калечить попусту, лучше позубоскалить да пар спустить. Тот, кто придумал, был мудрым военачальником, не иначе!

— Угу, — согласился Роддвар. — Норгейр — сила.

Кимри они догнали возле самой столовой, подошли, нарочно улыбаясь, чтобы она видела: друзья помирились и готовы, как договаривались, проводить её в Южную Башню.

Чтобы попасть туда, им пришлось пробираться по заброшенным коридорам и захламлённым комнатам позади лазарета на первом этаже Юго-Восточного сектора, потом спуститься в подвал по лестнице со стороны внешней стены замка и пройти по кое-как освещённым коридорам до внутренней стены. Кимриналь от души порадовалась, что отправилась сюда не одна. Как есть заплутала бы, точно пришлось бы после её разыскивать.

Вход в Южную башню преграждала дверь, обитая проржавевшими железными полосами. Несмотря на всю древность, она оказалась такой тяжёлой, что открыть её взялся Роддвар. Шахарро фыркнул, мол, и кому только ума хватило с раскопок эту рухлядь сюда притащить. За дверью оказалась винтовая лестница, тёмная, пахнущая пылью и крысами. Шахарро наколдовал свечной огонёк и пустил его плыть над головами: со старых, истёртых и местами выщербленных ступенек не мудрено было свалиться. Шагая между хёдином и северянином, Кимри размышляла, решилась бы она сунуться на эту мрачную лестницу, если бы пришла одна, или сбежала бы в ужасе? Если бы, конечно, вообще добралась сюда…

Подниматься пришлось довольно долго, на самый верх, и Шахарро несколько раз обновлял заклинание. Наконец, когда у Кимри уже слегка закружилась голова, на стене впереди появился жёлтый отсвет. Вскоре ученики вошли в пустоватый полукруглый зал. Несколько столов и стульев сгрудились в беспорядке у правой стены. У левой теснились высокие узкие шкафы, буквально заваленные свитками, коробками и старыми, растрёпанными книгами. Комнату освещало несколько свечей в стеклянных лампах непривычной формы. В дальнем, самом тёмном конце зала смутно виднелась ещё одна дверь.

— Эхммм… — произнёс Шахарро, в недоумении осматриваясь, и громко чихнул.

В самом деле, в комнате стоял сильный запах пыли, старого пергамента и кожи.

— Будьте здоровы! — раздался неожиданно звонкий девичий голос, и откуда-то из-за шкафов высунулась небольшого росточка ринминка.

Увидев рыжую растрёпанную шевелюру и плутовские глаза лесной эльфийки, Шахарро воскликнул:

— Лиснетта?

— Ой, ко-отик, и ты здесь! — обрадовалась она, подбежала и фамильярно почесала хёдина за ухом, на что он, к изумлению Кимри и Роддвара, совершенно не отреагировал, словно так и было заведено от начала Оодай…

— Как здорово, что вы пришли! Может, наконец-то, уже начнутся собрания! Для меня одной мастер Эшши-Дан отказывается читать лекции, — она скроила забавно-печальную рожицу.

— Вообще-то, я только хотел проводить Кимри, шштоб не заблудилась, — попытался отпереться Шахарро, но Лиснетта даже слушать не стала и принялась командовать котолюдом и Роддваром, показывая, как расставить столы и стулья.

Кимриналь отошла в сторону, чтобы не мешать, и оказалась у тяжёлой портьеры, той самой, которую приняла сначала за вторую дверь. Когда комната приняла вид, более похожий на класс, Лиснетта громко позвала:

— Наставник! Мы готовы!

Позади портьеры послышались шаги, и из тёмного проёма стремительно вышел высокий хаймин[6] лет семидесяти. Узкопалая тёмная рука его отшвырнула плотную ткань таким резким движением, что край её ощутимо хлестнул по лицу не успевшую отпрянуть Кимриналь. Сделав несколько шагов, учитель столь же внезапно остановился, окинул взглядом изменившуюся комнату, троих учеников и почти выплюнул:

— Это всё?

— Нет, — храбро ответила Лиснетта. — Позади вас ещё…

Ринминка сообразила, что до сих пор не узнала имени молчаливой ученицы, и запнулась. Мастер Эшши-Дан обернулся. Под его тяжёлым взглядом, быстро наливающимся таким знакомым презрением, Кимриналь невольно втиснулась спиной в холодную стену. Вот бы сейчас камни расступились и поглотили её прямо на этом месте… Хашин — Кимри вспомнила его титул — окинул взглядом всю её с ног до головы, потом вперился прямо в глаза с таким выражением, словно собирался спросить: «Ты ещё что такое?» Но, видимо, счёл это ниже своего достоинства, отвернулся, как от пустого места, и снова обратился к Лиснетте:

— Значит, больше никого?

— Это больше, чем в прошлом году! — заявила она. — И мне сказали, что минимум для работы клуба — четверо учеников. Нас как раз столько!

Мастер Эшши-Дан пару секунд смотрел не то на дерзкую ринминку, не то в пространство перед ней, затем совладал с раздражением и бросил:

— Садитесь.

Кимри, ни жива ни мертва, добрела на бесчувственных ногах до ближайшего стола и присела на самый край стула. Учитель сел за свой стол и, после довольно долгой паузы, произнёс холодно:

— Прежде чем я решу, стоит ли с вами заниматься, вы должны ответить мне на один вопрос. Письменно.

Он помолчал, чего-то ожидая — ученики смотрели на него неподвижно, как под заклинанием обворожения. Хашин опять рассердился.

— Что вы сидите? Доставайте свитки, перья, пишите!

Под нетерпеливое постукивание длинных нервных пальцев, ученики поспешно зашуршали письменными принадлежностями.

— Готовы? Итак, вопрос: «Зачем — я — хочу — изучать — археологию?» — продиктовал он с расстановкой. — Записали? У вас полчаса.

Мастер Эшши-Дан поднялся, в три крупных шага пересёк комнату, выудил из беспорядка в одном из шкафов потрёпанный том, вернулся за стол и погрузился в чтение. Шахарро и Роддвар переглянулись, посмотрели на Лиснетту, умоляюще сложившую ладони, на Кимри, не смевшую поднять глаз… Хёдин пожал плечами, обвил хвостом ножку стула и принялся писать. Роддвар поскрёб в затылке и последовал его примеру. Лиснетта, просияв, послала обеими руками воздушный поцелуй, потом прикусила кончик языка и тоже принялась строчить, крепко нажимая на перо, так что оно скрипело, царапало бумагу и брызгалось чернилами.

Минут пять Кимриналь просто сидела, бессмысленно глядя в пустой свиток. От пережитого унижения в голове до сих пор тяжело ухало и звенело. Немного придя в себя, она записала наверху страницы вопрос и задумалась. Что и как можно ответить, чтобы столь надменный учёный воспринял её всерьёз? Выражать восторженное увлечение историей кажется глупым. А до правды — какое ему дело? Если он смотрит так, будто даже за разумную особь её не почитает… С другой стороны, пытаться придумывать что-то льстивое — ещё глупее: она не умеет врать и только оправдает дурное мнение о себе. Когда от предложенного времени осталось минут десять, Кимриналь с решимостью отчаяния написала всего несколько фраз:

«Я родилась в год Гнева Баарота и потеряла родителей ещё младенцем. Всё, что я о себе знаю — это то, что я вижу в зеркале. Я хочу научиться отыскивать и изучать архивные документы, чтобы узнать хоть что-то о своём роде. Хочу иметь возможность с честью называться кэриминкой или по справедливости причислить себя к иному народу. Хочу достойно и по именам почитать моих предков».

Когда мастер Эшши-Дан закрыл свою книгу и сообщил, что время истекло, Кимриналь свернула свиток, аккуратно перевязала его и, подойдя к столу на расстояние вытянутых рук, положила на край, не смея поднять глаз. Сама не зная, что на неё нашло, Кимри попятилась на несколько шагов назад, и только оказавшись в проходе между столами, осмелилась повернуться к мастеру Эшши-Дану спиной, так и не заметив, что он наблюдает за её манёврами, приподняв правую бровь.

— Жду вас послезавтра, — произнёс учитель, заполучив все работы, поднялся и стремительно скрылся за портьерой.

Несколько ошарашенные, ученики вышли на лестницу, и тут Шахарро испустил долгий шипящий выдох, слегка оскалившись, встопорщив усы и нервно размахивая хвостом.

— Во шшшто это я ввязаался?! — протянул он, глядя на Роддвара.

Северянин флегматично пожал плечами и аккуратно поддержал под локоть покачнувшуюся Кимри.

— Да ладно тебе, — беспечно улыбнулась Лиснетта, которую единственную, кажется, не впечатлило поведение хашина. — Он не такой уж и злой. Просто ему досадно, что его исследования никому особо не интересны. Вы только посмотрите, куда загнал его Совет Кадая!

Легко махнув рукой, ринминка зажгла зеленовато-жёлтый миражный светляк, искристым шариком поплывший перед ними. Всю дорогу до спален Лиснетта болтала с Шахарро. Роддвар и Кимри молча брели позади. У спален первошагов ученики расстались — Лиснетта ушла с хёдином на третий этаж, в спальни второшагов.

Оказавшись в своей секции, Кимриналь задвинула ширму, хотя до гонга было ещё несколько часов. Обессиленно рухнув вниз лицом на постель, она пролежала так, бездумно и неподвижно, с полчаса. И только тогда накатила нервная дрожь. Кимри зарылась лицом в подушку и беззвучно разрыдалась.

[1] Хэльги (светлая) — китадинское обращение к женщине, хэлег — обращение к мужчине.

[2] Тонэрико — разновидность ясеня.

[3] Ан'тэй — состояние спокойной сосредоточенности (имперск.), упражнение на концентрацию магического внимания, особого рода медитация.

[4] Однорог — крупное млекопитающее, похожее на шерстистого носорога, обитает в тундрах Китано и Северного Дайчино.

[5] Химельн-Хюс — Дом Неба, высочайшая гора в Китано, ок. 5500м.

[6] Хаймины — пепельные эльфы; по сути происходят от кэриминов, но ведут кочевой образ жизни, отличаются более сухощавым сложением и более тёмным цветом кожи.