Матвейка стоял и смотрел на реку, и просил у Чарыша разрешения половить рыбу. Он верил в то, что все вокруг живое, такое же живое, как он сам: и река, и горы, и каждое дерево в тайге.
— А если бы он на нас кинулся, что тогда?
— Тогда бы стрелял, тут мы бы в своем праве были. Каждый имеет право защищать себя и своих. Таков второй таежный закон.
Первый таежный закон — никогда не стреляй, если нет нужды. И не бери больше, чем тебе нужно.
В тайге собака первый помощник. Сам голодай, а собаку накорми.
Он просил у леса разрешения взять грибы. Его никто этому не учил, но Матвейка откуда-то точно знал, что лес — живой. И обижать его не хотел.
Отец ступал мягко, бесшумно, и Матвей шел так же.
Вокруг постепенно светлело, и вот загомонили птицы, как-то дружно и сразу. И потеплело на душе, все ночные страхи исчезли бесследно. Хорошо как! Солнечные лучи пронизали тайгу, яркими полосами ложась на кусты и деревья, скользили по лицу теплыми лапами…
Вот и Чарыш. Красивый и своенравный, с перекатами и омутами, зажатый здесь с одного берега крутым обрывам, а с их стороны — тайгой, выходящей к самой воде. Река уходила вдаль, в горы, и от красоты захватывало дух…
Спустились к воде и пошли по большим прибрежным окатышам, прыгая с камня на камень и вглядываясь в воду. Вот отец замер, изогнулся весь и ударил острогой в воду прямо себе под ноги. И сразу кто-то сильный забился в воде, взметывая фонтаны брызг и выдергивая острогу из рук. Но отец не сдавался, давил острогу вниз, прижимая рыбину ко дну. Матвейка подбежал ближе и из-под руки отца увидел здоровенный малиновый хвост, никак не меньше весла от соседской лодки-обласка.
Мама Матвея сушила и толкла корень иван-чая, и добавляла в муку — хлеб тогда получался пышным, чуть сладковатым и долго хранился…
Глянул назад — не так и далеко они отошли от навеса, а ему-то казалось, что уже и не разглядеть будет их стан.
