Сапоги

– Сидит твой папка! – орал тринадцатилетний Сенька, широко расставив свои руки и нависая над первоклассником Лёнькой.

Лёнька, краснея, злился ещё больше. Он не придумал ничего лучше, как разбежаться и головой ударить Сеньку в живот.

Сенька от неожиданности упал и стал ныть.

– У-у-у, ду-рак. Твоя мать моей сама рассказывала, я подслушал. Ещё полгода осталось отбывать.

Лёнька взял огромные кирзовые сапоги в руки и босиком пошёл домой.

* * *

С утра лил дождь, наполняя ямки и скапливаясь в огромных лужах. За мокрые школьные сапоги Лёне попало бы от матери, и мальчик поставил стул в коридоре и достал из шкафа отцовы кирзовые сапоги.

Когда отец уходил в последний раз, в коридоре почему-то было многолюдно. Мать прикрыла дверь, чтобы мальчик не видел того, что происходит. А Лёнька подглядывал в маленькую щель. Отец ушёл с мужчинами в милицейской форме, а старые сапоги остались в коридоре. Мать убрала их далеко в шкаф, не выбросила.

В сапогах было невероятно удобно бороздить разливающиеся лужи. Первые две. Потом сапоги словно губка стали быстро впитывать влагу. Лёнька выскочил на сухое место и принялся снимать сапог, выливая воду.

– Чего это ты вырядился, сапоги старые нацепил? – поинтересовался у Лёньки сосед Сенька.

– Папкины это сапоги, ему на севере они не нужны, вот и оставил дома, мне носить.

– Ха-ха, какой север, зэк твой папка.

– Чего? – Лёнька смешно уткнул руки в бока.

– Сидит, говорю.

– Полярник! – заорал Лёнька.

– Вор! – ответил ему Сенька.

* * *

Вернувшаяся с работы мать наступила в образовавшуюся в коридоре лужу и громко позвала сына:

– Лё-ё-ёнь.

– Чего, мам?

– Это я хочу спросить, чего? Собаку, что ли, притащил?

– Нет, я в папкиных сапогах на улицу ходил, промокли.

Татьяна смягчила суровое выражение лица, а Леонид пошёл в ванную комнату за тряпкой.

– Вытру, сапоги высушу, – сообщил он и также, между прочим, спросил, – отец в тюрьме?

– Чего удумал, – мать обулась и схватила сапоги, – выкинем, делов-то.

– Нет! – Лёнька вцепился в сапоги, – это папкины, нельзя. Вернётся, а обуть нечего.

Мать прижала сына к себе так сильно, как смогла, и держала, чтобы он не видел слёз, поглаживая по голове. Недели две назад Таня получила от мужа письмо о том, что он освобождён досрочно, но домой не вернётся. Развод даст. Просит простить и начать жить заново. Как устроится, сразу будет посылать сыну деньги.

Таня все эти две недели ходила сама не своя, не зная, куда себя деть. Ведь ждала, письма писала. Ездила даже несколько раз. Но на письма не отвечал, на встречи не приходил. Стыдно было, подвёл себя, семью. Лёгкие деньги поманили. Решил, что без него Таня сможет начать жить с чистого листа. Не учёл, что городок маленький, всё все о друг друге знают.

– Задушишь, мам, – выворачивался сын, догадавшись, что мать скрывает правду. – А сапоги оставь, пригодятся.

* * *

Серые, хмурые дни стали сменяться морозными. Временами шёл белый снег, долетал до земли и таял или смешивался с грязью и становился одного с нею цвета.

Во дворе у Лёнькиного дома всё так же не смолкали ребячьи голоса. Детвора играла в футбол и казаков-разбойников, строила из найденных досок убежище.

– Лё-ё-ё-ёнь-ка, – заорал мальчишка из первой квартиры, забегая во двор с огромной палкой. Палка мешала бежать быстро, и он её бросил, устремившись в кучу ребятни, разыскивая глазами нужного мальчика. – Папка приехал, беги, идёт к арке.

У Лёньки от неожиданной вести подкосились ноги, бежал он, как ему казалось медленно, едва передвигая ватными ногами.

В арке действительно шёл высокий мужчина, такой же жгучий брюнет с чёрными глазами, как у Лёньки.

– Папка, папка, – тихонько шептал Лёнька. Отца он помнил плохо. Последний раз он видел его в три с половиной года. На фотографиях тот стоял далеко, даже на свадебных фотографиях отец везде получился размыто. Но подбежав, Лёнька понял, что это не отец. Это Виктор, брат матери.

Мужчина улыбался так широко и радостно, протягивая руки, явно узнав племянника, что Лёнька, не думая, упал в его объятия.

Мальчишки, бросившиеся к арке за Лёнькой, остановились чуть поодаль.

– Привет, родной! – мужчина крепко обнимал мальчишку.

– Смотри, что привёз! – и дядя вытащил из огромного рюкзака клык медведя на кожаном шнурке, – держи! – и Виктор торжественно повесил сувенир на шею мальчику.

Ребята тут же обступили Лёньку, охая и ухая. Улюлюканье перешло в восторженные возгласы, когда дядя из большого рюкзака достал маленькие унты с бело-серым мехом.

Лёнька прижал подарок к себе и сжал губы, чтобы не расплакаться. С этого времени во дворе каждый день ребята просили Лёньку дать потрогать клык и унты, когда тот выходил гулять. Унты Лёнька носил и на следующий год, уже без шерстяного носка, который и не был нужен. Правда, в конце зимы пришлось подгибать пальцы, да и мех выглядел не таким уже и белым, но это не смущало мальчика.

Дома пили чай с вареньем из морошки, долго сидели на кухне, и когда разгорячённый Лёнька стал клевать носом, его отправили спать.

– Большеваты унты, вернусь на север, давай меньше размером отправлю, – сетовал Виктор.

Таня замахала руками:

– Не надо, с шерстяным носком хорошо будут, да и зима только начинается, ножка подрастёт.

– Сама как? – брат пристально посмотрел на сестру.

Она опустила глаза, чтобы не выдать навернувшихся слёз. Виктор приехал специально, взял недельный отпуск и прилетел.

– Ничего, – Виктор чуть тронул её за плечо, – я всегда помогал и теперь не оставлю, получаю достаточно, на две семьи хватит, не волнуйся.

– Спасибо тебе, ты всегда меня выручаешь, – ответила сестра и разрыдалась.

* * *

Через двадцать лет, разбирая на дачном чердаке залежи хлама, Леонид нашёл чемодан, в котором лежали старые отцовские кирзовые сапоги и маленькие унты. Унты он вынул и слегка встряхнул. Старые сапоги засунул в мешок, чтобы потом выкинуть вместе с мусором. Выкинуть вместе с воспоминаниями об отце, который так больше и не появился в его жизни.

– Ребятишкам понравятся сапожки, помнишь, мне дядя Витя привёз? – спустившись, Леонид подал сапоги матери.

– Помню, Лёнечка, тёплые унты, теперь такие не шьют. Слушай, и клык ведь где-то лежит, я его приберегла.

– Да? Надо поискать, счастливые были времена. Ты и я, правда же?

– Правда, сыночек, правда.

Жена с помойки

– Сходил бы куда-нибудь, с отцом на рыбалку съездил, что целыми днями дома валяться?

– Я не валяюсь, вчера окна помыл.

– Вижу. Я уже давно хотела тебе шторы постирать да окна помыть, а ты сам. Это, правда, сыночек, хорошо. Но и в четырёх стенах себя закрывать не нужно. Тебе сорок пять! – мать открыла холодильник и поставила на полку контейнеры с малосольными огурцами и холодцом.

– Сорок пять! – повторил с грустью сын.

– Ещё и жениться можно, детей нарожать. Внуков хочу.

– У Жанны же есть дети.

– А я от тебя хочу внуков, а не от твоей сестры.

Мать мельком взглянула на сына и, отвернувшись, спросила:

– На могилке был?

– Да. Вчера.

– Уже пять лет, как Лены нет. Артём! Жизнь пройдёт – и не заметишь! Уже седые волосы появились.

– Мам, не начинай. Мне неприятен этот разговор.

– Ты же знаешь, что я хочу тебе только хорошего. Кстати, ты вещи Лены перебрал? Нужно освободить всё, место только занимают.

– Не могу я, мам, рука не поднимается.

– Давай я, в выходные зайду и переберу. Хорошие вещи можно отдать нуждающимся, что-то и выкинуть уже надо. И тебе легче станет.

Артём кивнул в знак согласия. Мать тоже облегчённо вздохнула.

Провожая её, уже у двери Артём приобнял мать.

За последние пять лет сын сильно похудел, появились первые седые волосы. И теперь перед матерью стоял высокий, тощий мальчишка, больше напоминающий нескладного подростка со взрослым лицом, чем мужчину.

Мать всё чаще заглядывала к сыну, приносила домашнюю еду, баловала стряпнёй и всячески оберегала. Внезапный уход жены буквально через месяц изменил сына до неузнаваемости. Некогда весёлый и энергичный мужчина, казалось, угасал день за днём.

Свой старый гардероб Артём отнёс к мусорным бакам не задумываясь, почти все вещи висели на нём, смотрелись несуразно и только занимали место, а вот прикоснуться к вещам жены не смог. Что-то забрала сестра, но с её округлыми формами и высоким ростом выбирать было не из чего.

* * *

Наступила суббота, и мать пришла выполнить что обещала. Она распахнула дверцы платяного шкафа и, уперев руки в бока, долго стояла, разглядывая содержимое. Открыла второе отделение с полками и опять задумалась.

Потом обернулась и увидела Артёма, потерянно и обречённо смотревшего на происходящее.

Сердце матери бешено заколотилось, она быстро взяла пару домашних кофт и халатов и сложила в небольшой пакет.

– Так, это отнеси к мусорным бакам, повесь на боковушку.

Мать осознанно отправила сына, чтобы разобрать вещи без него. Артём обулся и открыл входную дверь.

– Ещё молока возьми в магазине, я блинчиков испеку тебе.

Артём вышел во двор и достал пачку сигарет. Прохладный осенний воздух забрался за ворот куртки и остановил мужчину. Артём поёжился и убрал пачку в карман. У мусорных баков он остановился и, вспомнив, что мать сказала не выбросить, а повесить пакет, так и сделал. До магазина было идти минут пять.

Возвращаясь домой, Артём остановился у подъезда, вновь достал пачку из кармана и стал искать зажигалку. Повернулся. У мусорных баков стояла женщина. Она раскрыла пакет, который оставил Артём, и принялась доставать из него вещи. Одну кофточку расправила и осмотрела.

Артёма внезапно одолел кашель, а в перерывах, когда отпускало, он стал жадно глотать воздух. Женщина же, услышав звуки позади себя, быстро свернула вещь и оглянулась, словно боясь, что её кто-то увидит, отошла от бака.

Когда Артём поднялся к себе, всё уже было сделано: в коридоре стояли пакеты и мешки. Мать улыбнулась и забрала у сына бутылку молока.

– Я договорилась с одной женщиной, она заберёт хорошие вещи, а те, что попроще, отправим в деревню, может, кому пригодятся.

Артём вновь кивнул в знак согласия.

* * *

Прошла неделя, а пакеты так и стояли в коридоре, словно не желая покидать квартиру. Артём обулся, сунул пачку сигарет в карман и пошёл во двор. Жена не переносила запаха табака, поэтому Артём всегда курить выходил на улицу, временами бросал эту дымную затею, но пять лет назад вновь начал.

У подъезда было тихо. Прошёл сосед с собакой из соседнего подъезда, потом старушка из квартиры этажом ниже. Артём затушил окурок и бросил в урну.

Тут же краем глаза он заметил проходящую мимо женщину, а на ней кофту жены. Она не любила выбрасывать удобные вещи и придумывала для их починки оригинальные способы. Эта кофта не стала исключением. На спине, где была заметная зацепка, Лена вышила маки. На чёрном фоне маки смотрелись прекрасно.

Женщина замедлила шаг, когда проходила мимо мусорных баков. Хрупкая, тоненькая – со спины она напоминала Артёму жену. Только волосы короткие, тёмные. Артём не отводил от неё взгляда. Незнакомка сделала круг и повернула назад. Артём ждал. Посмотрел на ноги. Ножка тоже миниатюрная, как у Лены.

– Здравствуйте, – поздоровался он и перегородил ей путь.

– Здравствуйте, – ответила женщина и отвела взгляд.

– У меня вещи есть хорошие, заберите.

Лицо женщины тут же вспыхнуло красным, она хотела обойти мужчину, но он не дал.

– Вы видели меня у помойки?

– На вас кофта моей жены, – ответил Артём.

Женщина стояла и не поднимала головы, всё ещё не зная, как ей поступить.

– Квартира пятьдесят три, можете прийти с кем-нибудь, если боитесь.

Тут же стало заметно, что женщина растерялась ещё больше, но сразу ответила:

– Я вас не боюсь.

– Вот и отлично, – больше Артём ни о чём не стал спрашивать, а развернулся и пошёл к подъезду. Женщина отправилась за ним.

На пороге квартиры она встала, не зная, что ей делать.

– Вы рядом живёте? – поинтересовался Артём, раздумывая, как ему отдать ей все вещи.

– Да… Тут, в соседнем доме.

Артём взял один большой мешок и закинул на плечо, второй, поменьше – подмышку.

– Идёмте, сходим два раза. Вы не волнуйтесь, я всё перенесу.

Женщина схватила небольшой пакет и отправилась за Артёмом.

– Я Марина, – улыбнулась она и открыла дверь подъезда.

– Артём, – ответил он.

В коридоре квартиры, куда привела его Марина, было темно.

– Тут лампочки нет, перегорела, – извинилась она и прошла к дальней комнате. – Я снимаю.

Артём растерялся, поставить мешки было некуда. Крохотная комната со старыми пёстрыми обоями. Раскладной диван у стены, письменный стол советских времён и один стул. В дальнем углу двустворчатый шкаф.

– Сюда, – Марина указала на место у стенки.

Артём заметил детские вещи и перед выходом из комнаты спросил:

– У вас есть дети?

– Да, дочка, устроила её в детский сад, а сама там мою пол.

– Ясно.

– Мы неделю назад сюда переехали. На прошлой квартире нас обокрали, пришлось съехать. Вот добрые люди пустили без предоплаты, тоже женщина с ребёнком.

– Понятно, – Артём посмотрел в её серые грустные глаза и сам загрустил.

Когда стали забирать мешки и пакеты во второй раз, Марина сказала:

– Спасибо скажите и жене, вы мне очень помогли!

– Жена умерла пять лет назад, болела, – спокойно ответил он.

Марина замолчала. Неприятная тишина повисла в воздухе. Вышли молча, потом всю дорогу до подъезда молчали, и только у себя в квартире Марина выдавила:

– Спасибо!

– Пустяки, я всё равно бы выбросил вещи, а вам пригодятся, носите, есть почти новые. Какой размер ноги у вас?

– Тридцать шестой, – она вновь смотрела куда-то вниз, словно ей было неловко.

– Отлично. Зайдите завтра, нужно будет примерить, я приготовлю обувь. В три вас устроит?

– Да, Артём, конечно, – ответила она.

Артём ушёл, а сам всю дорогу думал: «С чего это вдруг я так поступил? Никогда не замечал за собой ничего подобного».

Сначала ему показалось, что он просто заметил некоторое сходство этой женщины со своей женой. Но кроме невысокого роста и хрупкой фигуры больше ничего не напоминало ему Лену. Особенно характер. Лена была бойкая, живая и целеустремлённая. Марина же – меланхолична и рассеянна. Но вдруг захотелось сделать для этой женщины что-то простое, доброе, не требующее усилий, но полезное.

На следующий день в обед к Артёму пришла мать. Она долго ходила по коридору, отчитывая сына.

– Мог бы и позвонить, предупредить, что вещей нет. Вот как я людям в глаза смотреть буду?

– Позвони им и скажи, что вещей нет. Они загораживали мне проход целую неделю, я их… выбросил, – соврал Артём.

– Зачем? Вот зачем? Там были ещё вполне хорошие вещи! Ну да ладно. Я не сержусь. Хочешь, приготовлю что-нибудь вкусное? – спросила мать, сменив тон на ласковый.

– Нет, спасибо, – и Артём посмотрел на часы. – Мам, я скоро ухожу.

Мать согласилась, ей тоже пора было уходить. Она долго стояла на пороге, рассказывая последние новости, и когда открыла дверь, чтобы уйти, перед нею возникла женщина. Марина. У неё в руках был противень, заботливо завёрнутый в полотенце.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – ответила мать и посмотрела на Артёма.

Тот в свою очередь посмотрел на мать, потом на Марину.

– Я принесла пирог, чтобы угостить вас.

Мать вновь посмотрела на сына и решила, что уходить ей ещё рано.

За кухонным столом почти десять минут висела тишина.

– А где вы с Артёмом познакомились? – сразу спросила мать, обращаясь к женщине.

– Около подъезда, напротив помойки, – ответил Артём сам, а потом добавил. – У Марины есть дочь, их обокрали, поэтому они будут жить у меня… сегодня переезжают.

Марина и мать одновременно раскрыли рты, услышав такую новость. Впрочем, для Артёма то, что он только что сказал, тоже было не совсем продуманным шагом.

– Жена с помойки? – переспросила мать.

– Да, – ответил Артём.

Мать всё ждала хоть какого-то объяснения, но сын молчал, молчала и Марина, уткнувшись в кружку с чаем.

И вновь тишина повисла над столом.

– Мам, ты домой? – спросил Артём.

– Да-да, – засобиралась мать в надежде, что в коридоре ей удастся разузнать ещё хоть какие-нибудь подробности. Но Артём молчал.

– Мам, этой женщине нужна помощь, я и помогу, что тут такого.

– Да ничего, сынок. Главное, чтобы она была порядочной.

Мать ушла. Марина тут же засобиралась домой:

– Я надеюсь, с переездом ты придумал, это шутка?

– А почему нет? – спросил он.

– Мать давит на тебя, чтобы ты женился на второй раз? – сразу догадалась Марина.

– Угадала. Но… мне тут ещё… мне просто захотелось тебе помочь.

– Спасибо, я сама, – Марина открыла входную дверь. – Спасибо, Артём, тебе за всё.

Всю следующую неделю Артём ходил сам не свой. Вроде бы и не произошло ничего плохого, но стойкое чувство вины не покидало его. И Артём решил извиниться.

В ближайшем цветочном магазине он выбрал прекрасный букет цветов, потом зашёл в супермаркет и купил фруктов, сладостей. Перед дверью квартиры, в которой жила Марина, Артём долго стоял и не решался позвонить, всё обдумывал, что скажет.

– Нет её, выгнала я квартирантку свою, – услышал Артём за спиной голос.

Женщина лет пятидесяти подошла к квартире и стала открывать входную дверь.

– Как выгнали?

– А так, Людка за два месяца не заплатила. Вот и выгнала. И ухажёров слишком много ходило, нечего порожек топтать.

– Марину? Вы не путаете?

– А-а… Ты к Маринке. Я уж думала, к Людке. Тогда проходи, она вернётся скоро, в магазине она.

Артём прошёл. В коридоре всё так же было темно.

– А у вас табуретка имеется в доме?

Женщина посмотрела на Артёма и, ничего не ответив, принесла из кухни табуретку.

– Я вот, лампочку принёс, – и, показав коробочку, Артём встал на табуретку.

– Ишь, хозяйственный. В первый раз ко мне домой мужчина приходит и по собственной инициативе лампочку меняет. Чай будешь?

– Буду, – согласился Артём и поставил на стол пакет с продуктами.

Женщина выглянула в окно на кухне, открыла форточку и закричала:

– Де-воч-ки, до-мой, пить чай.

Через несколько минут двери распахнулись и на кухню влетели две девочки. Одной было лет пять, вторая была намного старше и крупнее – явно дочь хозяйки квартиры.

– Угощайтесь, – Артём достал сладости из пакета.

Девочки похватали немного со стола и убежали.

– А спасибо? – прокричала женщина им вслед.

– Спасибо, дяденька! – ответили хором девочки.

– Скажите, сколько Марина вам должна за комнату?

– А что это тебя так интересует?

– Хочу оплатить.

– Не из налоговой?

– Нет, – улыбнулся Артём.

– Пять всего, я же понимаю, что у неё денег нет. И дочь.

– Держите, – Артём положил на стол пятитысячную купюру.

– Понравилась тебе Маринка?

Артём пожал плечами:

– Я её толком не знаю, но обидел при своей матери, неудобно мне.

– Это что же ты такое сделал, что за квартиру заплатил?

– Сказал, что она будет жить у меня, не спросив, и что познакомились мы у помойки.

Хозяйка рассмеялась. Громко, заливисто.

– Вот это ты даёшь! Прямо с места в карьер. Хорошая Маринка баба, настоящая. И жена такая же будет. Муж её лупил почём зря, она и сбежала от него. А теперь скитается вот уже год. Если несерьёзно к ней, то забери деньги и иди, пусть она сама живёт, ей ещё оклематься от старого мужика надо, а не новые отношения заводить.

Артём кивнул.

– Я всё понимаю. У меня жены не стало пять лет назад. Я тоже до этого момента на серьёзные отношения и не рассчитывал, на других женщин не смотрел, а тут что-то как привело к ней.

– А-а-а-а, ну тогда ладно. Ухаживай, я не против.

Скоро и Марина вернулась из магазина.

– Галина Сергеевна, девочки дома? Я им сок купила.

– Гуляют, Марин, ты проходи, к тебе тут гости. А я пойду с девчонками посижу, воздухом подышу.

Испуганная Марина прошла на кухню.

– Артём, – выдохнула она.

– Привет, это тебе, – он протянул ей цветы.

– Красивые, спасибо.

– Я хотел извиниться за то, что было при последней нашей встрече.

– Прощаю, – улыбнулась она.

– Отлично. Я тут ещё принёс, девочки прибегали…, – Артём смущенно показал на стол.

– Ты садись, садись, пей чай, я сейчас.

Марина вернулась, переодевшись в голубое платье, которое ей невероятно шло. Набрала в вазу воды и поставила в неё букет.

– Пахнут изумительно.

– Ага, – поддержал разговор Артём. – Я хочу тебя пригласить завтра на свидание.

– На настоящее? – спросила Марина.

– Да, – ответил он.

– Тогда встречаемся у помойки в восемь.

Артём с недоумением посмотрел на Марину.

– Мне там удобнее, я с работы пойду.

Артём улыбнулся в ответ.

– Завтра в восемь у помойки.

Чистое полотенце

Люсю Кондрашову Тихон давно приметил. Понравилась ему девушка. Она после школы так и осталась жить в деревне. На язык была остра, парней к себе не подпускала, разговоров ни с кем не вела, сама по себе.

Тихон ходил кругами вокруг да около, а потом с глазу на глаз с её отцом и договорился. О чём, никто не знал, судачили только, что по уму надо сватов прислать, посидеть, себя показать да невесту посмотреть. А не тайком договариваться. Хотя с кем сидеть, один отец у Люси и был.

Свадьбу Степанов назначил на Покров. Тихон планировал переехать на первое время к Кондрашовым, у которых был большой новый дом. «Места всем хватит», – сказал тесть, и Тихон согласился.

Люсе же эта идея со свадьбой сразу не очень понравилась. Она «стреляла» своими чёрными, бездонными глазами, мерила Тихона и задевала словом. Но со временем смирилась, и летом уже Тихон частенько заезжал на обед к будущей невесте.

Пыльная дорога до деревни Ярково вела с косогора и вниз, к самой речке. Местами та высыхала летом до дна, обнажая коряги и ил. Плавно приближаясь к реке, дорога шла несколько метров вдоль, а после уходила опять наверх, к домам.

Тихону всегда нравилось это место. Тихое, немного диковатое. Рыбы в этом месте не водилось, только пескари. Ребята ходили удить вверх по реке. И людей встретить здесь было в диковинку.

Тихон работал водителем грузовой машины. Возил из райцентра по ближайшим трём деревням товар в магазины. В это утро как обычно он загрузил полную машину продовольствия, проверил ещё раз все документы и отправился в дорогу.

У реки бросил взгляд на берег: забелело что-то и исчезло. Тихон обернулся. Так и есть. Кто-то вброд переходит. Остановился.

Женщина юбку вокруг себя обмотала и идёт. Но дно зыбкое здесь, илистое, вязнет.

Тихон сплюнул.

«Ну куда вот её понесло? Знает же, что топко!» – возмущался он. Остановил машину, стал смотреть, что будет.

Дошла. На берег вышла. Только тогда Тихон отправился дальше. Ждать не стал, но кто это, было интересно.

У магазина народ толпится. Время открывать, а на двери замок.

Тихон остановил машину со стороны двора. Дверь в подсобку была закрыта. Обошёл вокруг здания. Толпится народ, возмущается. Неделю магазин был закрыт. Предыдущая «хозяйка» родила, а нового продавца найти быстро не смогли. Но вчера новенькая уже провела инвентаризацию и сегодня должна была выйти на работу.

– Здравствуйте, девушки, где продавец? – подняв кепку и смахнув пот рукавом, спросил Тихон.

– Ой, девушки, – расхохоталась очередь, и напряжение немного спало.

– А нет её, сами ждём.

– Обещали с Михайловки прислать молодуху какую-то. Так она у Семёновны отказалась жить, сказала, из дома ходить будет, видимо, всё ещё идёт, – добавила ещё одна женщина.

– Иду, – просачиваясь сквозь толпу к двери, ответила босая молодая женщина в белом платке, с туфлями в руках.

Она быстро открыла магазин и начала отоваривать народ. Пока Тихон разгружал коробки и ящики, толпа схлынула.

– Всё разгрузили? Давайте бумаги – сверять буду.

Тихон усмехнулся. Все продавщицы всегда верили Тихону. Боле того, знали, что коробки располагал он так, чтобы первым делом разобрать скоропортящийся товар, а после и остальное.

– Ну на, считай, – подал бумаги он.

Молодая, невысокая зеленоглазая женщина с выбивающимися из-под белой косынки тёмными волосами пересчитала все банки, бутылки, запечатанные коробки тоже перевесила. Тихон только ухмылялся.

– Ну? – спросил он, – мне полчаса, как уехать надо было, – в соседнем селе тоже есть хотят.

– Держите, всё верно.

Тихон осмотрел помещение и усмехнулся во второй раз. От былого порядка не осталась и следа. Он подошёл и посмотрел на продавщицу сверху вниз. Она поёжилась и попыталась спрятать ноги, которые толком не отмыла после реки.

– Что через реку-то пошла? Не знаешь, что там топко?

– Знаю, – сконфуженно ответила Нюра, – мне так ближе, опаздывала.

– Завтра у развилки в восемь утра проезжать буду. Подходи, довезу, – расплылся в улыбке Тихон.

– Спасибо, я через речку, – ответила Нюра и пошла раскладывать товар.

– Ага, и с такими ногами в магазин, – кивнул Тихон вниз, указывая на её ноги.

Нюра зарделась и выпалила:

– Согласна. В восемь.

На следующее утро лил дождь. Тихон старался ехать небыстро, дорогу развезло, машину то и дело слегка заносило. Нюра показалась на дороге неожиданно. Он резко нажал на тормоз, машина остановилась в сантиметрах от женщины.

– Ты что! Куда под колёса! – заорал он, открыв дверь. Тёплый летний дождь ударил в лицо.

Нюра подбежала и открыла вторую дверь:

– Дождь, побоялась, что не увидишь.

Вся мокрая, она тряслась. Капли стекали по лицу, мокрые волосы облепили плечи её и щёки.

– На, – Тихон кинул её свою телогрейку.

* * *

Месяц Тихон подвозил Нюру на работу. Незаметно пришёл июль. Но как-то утром женщина не пришла в назначенное время. Тихон не глушил мотор, стоял почти пятнадцать минут. Потом потихоньку поехал, медленно, всматриваясь вдаль.

Тихон остановил машину на горке. Нюра бежала через поле. Смешно вскидывая ноги, платок сбился, волосы растрепались.

Тихон вышел из машины. И пошёл навстречу. Его неожиданно потянуло к ней. Она тяжело дышала. Добежала до него и сунула ему в руки бидон с молоком.

– Прости, я бы успела… Там клубники целая поляна, – Нюра открыла прижатый к телу подол, в котором лежала собранная клубника, – вечером стадо пройдёт, затопчет. Хочешь клубники с молоком?

– Я… я…, – сбился Тихон.

– Что ты? – спросила раскрасневшаяся Нюра.

– Слов не могу подобрать, – начал он.

– Так не говори тогда, целуй, – ответила она.

Тихон не стал больше ждать разрешения и поцеловал её губы со вкусом клубники. Нюра отпустила подол платья, и красные шарики посыпались на землю. А земля впитывала разлившееся из бидона молоко.

Белые кудрявые облака бежали по голубому небу, подсматривая за двумя людьми посередине цветущего луга.

Нюра улыбалась. Улыбалась покупателям, которые заходили в магазин. Улыбалась витринам. Подмигивала бутылочкам с напитками, на которых играл солнечный зайчик. То, что произошло утром, не давало покоя, будоражило и заставляло вновь чувствовать себя на седьмом небе от счастья.

– Лапши мне отвесь килограмм и конфет вот этих, – требовательно тыкала пальцем Люся в самые дешёвые карамельки.

Нюра быстрыми движениями завязала пакет с лапшой, подвинула ближе к покупательнице и принялась насыпать конфеты.

– Ой, а конфет сколько? – переспросила улыбающаяся Нюра.

– А сколько совесть позволит!

– Не поняла, – сказала продавец и подняла на женщину свои зелёные глаза.

– Чего не поняла? Тебе конфет решила купить. Замаслить, чтобы ты от мужика моего отстала. Заканчивай пользоваться государственным транспортом.

– Так он сам…

– Сам, – усмехнулась Люся, – сам с усам. Сказала, мужика моего не тронь, значит, не тронь. А то чуть что – она прыг к нему в машину. Занят он, свадьба у нас на Покров, поняла? Мне эти сплетни по деревне ни к чему, – сверкнула своими чёрными глазами Люся.

– По-ня-ла, – протянула Нюра.

* * *

Вечер клонился к закату. Стадо коров, мерно растянувшись по улице, возвращалось с выпаса. Одинокие комары начали бойко заполнять ближайшие кусты, ощущая, что жаркий день сменяется на прохладу.

Нюра закрыла магазин на замок и пошла домой. Радость утра сменилась к вечеру грустью. И всё из-за одного человека. Тихона.

В самом конце улицы он догнал её:

– Я тебя у магазина хотел встретить, домой проводить. Нюра, что такое? В магазине что-то? – Тихон сразу заметил её подавленное настроение.

Она молча шла вдоль домов, кустов сирени, которые давно отцвели, пряча глаза не столько от других, сколько от самой себя. Как могла она быть такой наивной, такой доверчивой. Холостой мужик в деревне – что вишенка на торте. Хм. А такой и подавно. Она остановилась и посмотрела снизу вверх на Тихона.

Он был выше её почти на две головы. С копной давно не стриженых белых завитков, с бездонными светло-серыми глазами и правильными чертами лица. В белой своей простой рубахе. Большой, нет, огромный, как вековой дуб, который может быть нежным и ласковым. И не её…

Нюре захотелось рвануть с места, убежать так далеко, чтобы не видеть никого. Она дёрнулась, но Тихон крепко обхватил её своей большой рукой и прижал к себе.

– Ну, что ты. Всё будет хорошо. Испугалась чего? Не понравилось в первый раз?

Нюра подняла на него свои зелёные глаза и заплакала:

– Почему не сказал, что обещан другой?

– Тихон, – послышался за спиной мужской голос.

Тихон не отводил глаз, он смотрел на неё, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Для него существовала только она.

– Зовут тебя, пусти, – Нюра высвободилась и пошла своей дорогой.

Тихон обернулся и увидел Кондрашова на подводе.

– Поговорить, Тихон, нужно, – с серьёзным видом потребовал мужчина.

Тихон подошёл к подводе, обернулся, Нюры уже не было видно.

– Что же ты нас позоришь? Еду мимо, а ты с продавщицей прилюдно обнимаешься? Или не зять ты мне будущий?

– Разговор так разговор, тем более, решение я уже принял, – ответил Тихон и сел рядом с мужчиной.

Сначала оба ехали молча, потом Тихон, не поворачиваясь к Кондрашову, начал:

– Я маленький был, старшая сестра Иринка собиралась замуж выходить. Мать заставляла её вышивать полотенца, рубашки, – готовить себе приданое. Твердила ей: «Как ты к мужу будешь относиться, так и он к тебе. Придёт домой, а ты ему полотенце свежее подашь – ждёшь его, уважаешь, здесь дом, рады ему». Я почему-то очень чётко запомнил эти слова матери.

– А к Люсе зайду, то печь не топлена, обеда нет (к вашему приходу вечером и готовит она), то даже ковшика воды умыться не подаст. Не люб я ей, зачем себя и её мучить? Пусть по сердцу ищет.

– Хорошо, Тихон, понял я всё. Тогда поговори с ней, чтобы не от меня узнала.

Людмила раскладывала травы, листья и ветки на веранде, сушила на чай.

– Не будет свадьбы, – с порога сказал Тихон, – свободна ты.

Людмила не обернулась, не остановилась, так и продолжила раскладывать травы. Быстро закончила и молча вышла на улицу. Тихон ждал, что скажет что-то. Она не ответила.

Отец спросил в спину:

– Куда пошла, что молчишь?

– Ой, папа, радуюсь, как будто груз с плеч сбросила. Пойду на чьё-нибудь плечо радоваться, пусть утешает.

– Узнаю, что с конюхом спуталась, домой не пущу, – грозился отец.

Тихон почувствовал себя лишним в этой семейной сцене, хотя был напрямую к ней причастен. Но это было уже в прошлом. И он был рад, что всё так закончилось и не пришлось врать и оправдываться.

* * *

На следующий день в назначенное время Анна не пришла на развилку. Тихон немного постоял, не заглушая двигателя, и поехал.

«Обиделась. Сама пойдёт», – думал он.

Магазин был уже открыт, народ отоваривался. Тихон зашёл в подсобку, поставил ящик и заглянул за прилавок. Нюры не было. Вместо неё торговала бывшая продавщица.

– А Нюра где? – удивился Тихон.

Продавец освободилась и, взяв его за рукав, увела в подсобку.

– Сегодня пришла ко мне перед дойкой и сказала, что уезжает к бабке в Дальнее жить. Вот такие дела. Слухи ходят, что это ты виноват, что Нюрка уехала.

– Как уехала?

– Да не кричи, Тихон. Тихо. Я тебе не говорила. Я проводить её вышла, она вещи свои на телеге перебирала. Села и уехала. Вот так, – ответила женщина.

– Оля, давай я быстро покидаю товар, держи бумаги, – он сунул листки продавщице и побежал разгружать коробки и ящики.

Как ни старался Тихон освободиться сегодня раньше, выгадал мало времени. В его голове засела мысль догнать в пути Нюру. Сказать, что свободен он, любит, не может без неё дышать.

До села Дальнее с лошадью два дня пути. Пусть даже утром уехала, ночью даст лошади отдохнуть. По нехитрым расчётам, Нюра должна была остановиться у реки на ночь.

Стемнело. Тихон гнал. Наконец, река. Так и есть. Лошадь он увидел сразу, она, испугавшись света фар, хотела метнуться в сторону, но была опутана и попятилась.

Тихон заглушил мотор и вышел. Подвода стояла поодаль, белая рубашка Нюры хорошо была различима в темноте. Он подошёл к ней и остановился.

– Умойся с дороги, – вдруг сказала она.

– Я приехал… Я приехал за тобой, я свободен, – ответил он.

– Я поняла, что за мной, пирог будешь? – спокойно спросила Нюра и развернула полотенце. – Рыбный пирог, умывайся иди.

Тихон сходил к реке, долго отмывал руки, лицо и шею, разглядывая в отражающейся реке россыпь звёзд. Идти обратно медлил, перехватывало дыхание. Так ждал этой встречи, так хотел догнать её и вот. Вот она.

Нюра окрикнула его. Тихон поднялся и направился к машине, достал старую простынь, чтобы вытереться, но Нюра подошла и подала полотенце.

– На, чистое.

Тихон уткнулся в белое, вышитое полотно и вдохнул свежесть раннего утра и летнего ветра; свежесть уюта и покоя; вдохнул всю её любовь, которая пришла так неожиданно и накрыла его сразу. И ничего не надо было больше. Здесь его дом, рядом с ней, с той, что будет подавать ему каждый день чистое полотенце…

Мужик в юбке

– Что, опять в этом месяце без премии? – поинтересовался Вершинин у сослуживца в обеденный перерыв.

– Не только без премии! – Николай так и не решился зажечь сигарету и мял её пальцами, – если бегать на перекуры в течение дня, то штраф прилетит. Начальница сама два раза уже проверяла, на рабочем мы месте или нет.

– Зачем такой контроль, не понимаю, может, выслужиться хочет? Говорят, ей место начальника подразделения обещали, – Саша тоже так и простоял десять минут с засунутыми в карманы брюк руками на небольшой открытой площадке офиса.

– Ага, вот она и ведёт себя как мужик в юбке, – рассмеялся Николай, – кстати, а ты её в юбке или в платье хоть раз видел? И я нет, может у неё ноги кривые?

Мария Нефёдова в крупном холдинге была на хорошем счету. Отличная репутация. Прекрасный работник, ответственная, исполнительная, сильная личность. Руководству такие нравились, и Нефёдова уверенно поднималась по карьерной лестнице.

– Вершинин, – позвала Алла, выглянув из двери, – Нефёдова зовёт.

Саша взглянул на часы. Одна минута третьего.

– По ней можно часы сверять, – усмехнулся он и подмигнул Алле. Та не оценила юмор и, не дождавшись Александра, захлопнула дверь.

– Иди, а то штраф, – Коля рассмеялся.

Мария увлечённо набирала текст на клавиатуре, когда Вершинин вошёл в кабинет и, не отрываясь от монитора, сказала:

– Александр, вы д