Марат Байпаков

Танаис

Путь домой

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Евгения Белянина

Корректор Александра Приданникова

Дизайнер обложки Мария Бангерт

© Марат Байпаков, 2019

© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2019

770 год до нашей эры. Окончен поход скифских племен на империю Чжоу. Армия Нети возвращается в родные пределы. Смутные предчувствия беды мучают нового вождя северных. Смогут ли добраться домой воины Нети?

18+

ISBN 978-5-4496-3625-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Танаис
2. Глава 1. Нети против всех
3. Глава 2. Засада
4. Глава 3. Мер, степные маки и Нети
5. Глава 4. Нуска, Ан и степные маки
6. Глава 5. Лук степного мака
7. Глава 6. Суд Нети
8. Глава 7. Сказ про разговор у костра
9. Глава 8. Похороны
10. Глава 9. Цветы жунов и степные маки
11. Глава 10. Танец присягнувших
12. Глава 11. Кулачное состязание
13. Глава 12. Забывший своё имя
14. Глава 13. Армия мародёров и Танаис
15. Глава 14. Волк
16. Глава 15. Птичий разговор
17. Глава 16. Свободные мужи Чжоу, Анат и дед Агар
18. Глава 17. Сказ о кольце императора Чжоу
19. Глава 18. Волк и андрофаги
20. Глава 19. Танец духов андрофагов
21. Глава 20. Клятвы Люка
22. Глава 21. Последняя армия Юга и Танаис
23. Глава 22. Волк и трофеи степных маков
24. Глава 23. Разговор с матерью
25. Глава 24. Нети и вождь таёжных
26. Глава 25. Таргетай с нами!
27. Глава 26. Нети и странное племя
28. Глава 27. Нети и Волк
29. Глава 28. Праздник Жизни и Праздник Смерти
30. Глава 29. Имперские порядки
31. Глава 30. Нам нужны ваши сердца!
32. Глава 31. Мер и золотые ландыши
33. Глава 32. Водопад
34. Глава 33. Лагерь болотных
35. Глава 34. Река понесёт воды в твою честь!

Памяти Предков посвящается

— Неужели без нас хотели уйти в поход? — Вождь северных смеялся от души. Его заразительный хохот вызвал улыбки у встречавших. Покинув широкую двухосную повозку, он стоял, уперев горделиво руки в бока. Шуба из соболей соскользнула с широких плеч. Шапка съехала на глаза, не давая разглядеть лицо.

— Нети? Ты, достопочтимый? — полетело неуверенным вопросом из толпы. Вождь, однако, не спешил отвечать. Поправил шапку. Оглядел собравшихся. Да, это и впрямь Нети. Тот же бравый, довольный и насмешливый, вот только не прежний задушевный тысячный, а важный вождь северных племён.

— Ну что, народ, успели мы на потеху? Или пропустили чего? — Нети, говоря «мы», подразумевал воинство, что стояло позади него. Несколько тысяч мужей и дев готовы в нетерпении раскрыть объятия для стародавних знакомых по походу на Чжоу. Только степные порядки сдерживали размякших в добродушии воителей. Навстречу нежданным гостям вышли вожди. Нети перестал улыбаться. Прикусил губу. Серьёзным стал взгляд. Он явно ожидал увидеть ещё кого-то, но не увидел. Бывший тысячный нахмурился, как-то нахохлился, словно бы получил затрещину, однако быстро совладал с собой. Раскрыв объятия, снова засмеялся и… побежал навстречу вождям. А следом за бегущим как мальчишка вождём бросились к приятелям воители северных.

— Верховный-то где, дед Агар? — Как ни старался Нети скрыть обиду, но тон выдал его. Вождь хурритов хлопнул по плечу Нети. Усмехнулся. Прищурил глаза. На ухо доверительно шепнул:

— С савроматами Верховный. Ко времени ты подоспел. Ух как ко времени. Брань намечается. И скоренько. Киммерийцев будем бить. Под персами киммерийцы. — Стиснув плечо Нети, дед Агар повёл вождя северных в лагерь. Глядя в небо, вождь хурритов задал более всего интересовавший его вопрос: — Сколько с тобой воителей, достопочтимый Нети?

Беспокойство вождя северных исчезло облаком. Нети, заслышав имя Верховного, осклабился. Довольными глазами провожал рассыпающиеся походные колонны северных. Деду Агару потребовалось вновь повторить вопрос, прежде чем счастливый муж ответил:

— Прости, разлюбезный вождь, с дороги глуховат. Десять тысяч северных привёл. Рвались сюда все. Бабьё кое-как уговорил дома остаться. Жуны тоже в охотники набивались. — Нети засмеялся. Дед Агар остановился. Удивлённо поднял брови. Нети махнул рукой: — Взял из жунов две тысячи мужей и две с половиной тысячи дев. Агреппеи по дороге прибились — из тех, что вы по домам распустили за ненадобностью. Ещё под две тысячи. Итого тринадцать со мной. Ну что ты на меня так смотришь, дед Агар? Уж извини, сколько смог. На свой риск к вам поспешал. Не звали же в поход. Ну да я без обид. А хочешь новость приятную? — Нети хлопнул в ладоши. — Позади меня, через два дня, прибудет почтенный Волк с андрофагами. Помнишь такого? Ну так вот, мы вместе с ним подмяли болотных людей. А у вождя Волка будет ещё столько же, и сверху под пять прибыло! Его племя теперь не отличить от андрофагов. Где андрофаг, где вольные — не скажет никто. Чудеса, да и только.

Пришло время улыбнуться вождю хурритов. Дед Агар задумчиво провёл рукой по бороде. Медленно снял убор в золоте, провёл ладонью по макушке. Крепко сжал в кулаке шапку, звякнул золотыми браслетами и тем же кулаком постучал по груди Нети:

— Хорошо понабрал нам подмоги, вождь.

Глава 1. Нети против всех

За шестьдесят пять дней

до встречи северных со степными

— Не пойдем с жунами дальше! — Рослый воин сопроводил слова весьма убедительным жестом — воткнул копьё наконечником в землю. Тяжёлый наконечник вошёл глубоко. Отпустив отполированное древко, воитель сел рядом с дрожащим копьём, на расписной щит. Его опасному примеру последовали рядом стоявшие. «Северное братство», бросив скучную походную еду, с удовольствием пополняло ряды бунтовщиков. В краткое мгновение вокруг сидящего на щите расположилось несколько сотен сочувствующих. Гневно, в голос обсуждали мужи несправедливую долю.

— За славой шли! Оказались среди жунов непонятных.

— Ребятки наши на юге!

— Оставил, считай, братьев и сестёр. Любовь рвёт грудь. Не могу без них!

— Северные, скука смертная у нас. Что, вот и все приключения?

— Хочу назад! К Верховному!

Залязгали оружием. Завопили возмущённо. Буря набирала силу. Степняки народ открытый, слов особо не подбирали, говорили то, что думали. Вставали во весь рост, высоко поднимали оружие — в смутных речах выплёскивали всё, что накопилось:

— Нети-вождь ведёт не туда!

— Да и не с теми идём! Идем с Чжоу против Чжоу!

— Братство! Нужны ли нам эти Чжоу?!

Сыскались и такие, что принялись шустро разносить искры от костра по растянувшемуся на привале воинству. Воинство, не поперхнувшись, жадно глотало огонь. Поднимались со щитов и на чём свет стоит ругали нового вождя и долю походную. Витиеватые облака, что скользили по ясному небу, замедлили ход, с любопытством всматриваясь в происходящее на земле. Короткий привал обещал стать роковым для нового вождя северных.

— Достопочтимый вождь, у нас бунт. Воинство встало на дыбы. Не хочет воевать за Чжоу… прости, ошибся, за союзных жунов. — Тысячный, рыжеволосый Нази, улыбался во весь рот, полный белых зубов. — Тебя, достопочтимый Нети, требует воинство.

Нети неспешно встал. Дожевал лепёшку. Скинул шубу с плеч. Нахлобучил до бровей убор вождя. Передал клевцы и кинжал тысячному Нази. Сжал кулаки. Зашагал уверенно, широким шагом к бунтарям. Идти пришлось к самой голове первой растянувшейся походной колонны. Воинство расступалось. Никто не шипел вслед. Оружия не обнажили. Нети всматривался в лица мужей. Настрой у бунтовщиков и впрямь серьёзный. Никто не отводил гневных глаз. Вождь северных сравнялся с очагом бунта. Увидел копьё неповиновения. Две сотни глаз пристально смотрели на него. Бывший тысячный командир не стал махать кулаками, как сделал бы ранее, до нового назначения. Ранг вождя означает мудрость. Мудростью принялся скоро действовать:

— А ты думаешь, я, Нети, туда не хочу?! — Вождь северных развернулся и правой рукой указал на юг. — Тоже хочу бросить всё и уйти с нашими в поход… Хочу с ними! Там — вечность! Там — бранная слава!

Слова вождя поддержали горестными вздохами сидевшие. Лязг оружия раздавался со всех ветров. Предвидя интересный и многообещающий разговор, прибывали воители. Толпились. Новый вождь, отвернувшись на юг, не спешил оборачиваться к воинству. Долго молча Нети высматривал тучки на юге. Повернулся с красными глазами. Не стыдясь, утёр слезы. Воинство, не ожидавшее такого поворота, примолкло. Весельчак Нети не похож на себя прежнего. Не водилось за разудалым тысячным такого обыкновения — пускать слезу. В атаку бесшабашно ринуться первым — да завсегда! Но слезу?.. Нети ошеломил воителей.

Вождь откашлялся и продолжил глухим голосом:

— Мы, северные, встретимся с друзьями. Нет, не в мире мёртвых, — обвёл собравшихся взглядом покрасневших глаз, — в мире живых… Обещаю вам!

Ответом на слова вождя стали в молчании поднятые правые руки. Кто воздел к небу сжатый кулак, кто — обнажённое оружие. Нети всё с той же угрюмостью во взгляде громко заговорил:

— Хочу встретится с Верховным… Люблю нашего Верховного! Не стыжусь того… люблю! Никого не любил, а Верховного люблю! — Нети поднял высоко голову. Стукнул с силой кулаком по тому месту, где сердце: — Положить к ногам Верховного трофеи. Достойные трофеи. Кровью добытые. Сказать: «Взгляни! Бились и выполнили твой приказ, Мать-Богиня». Так хочу! — Нети говорил отрывисто и резко. Никто из собравшихся не усомнился в его правдивости.

Завершив речь, вождь упёр руки в бока. Но долго ждать ему не пришлось. Тишину оборвал выкрик:

— Вождь, ты не один такой!

Северные зашумели. Упоминание об ушедшем на юг Верховном теплом отозвалось в сердцах. Принялись поминать былое и свершения. Нети оглянулся. Мужи переменили настрой. Грозные взгляды смягчились. Вождь северных сделал два шага к копью. Рослый зачинатель разговора опередил вождя. Быстро поднявшись со щита, выдернул копьё, перевернул наконечником к небу. Едва начавшийся бунт затух, не успев разгореться.

Вождь северных подошёл к бунтарю. Левой рукой крепко взялся за древко. Правой резко прижал его плечо к своему. Встретился накоротке взглядом. Похлопал дружески по плечу. Что-то неслышно прошептал на ухо. Воитель закивал часто. Вождь пронзительно свистнул в небо. Тот, кому предназначался свист, отозвался. На зов друга с диким ржанием, нетерпеливо храпя и настойчиво расталкивая воинство широкой грудью, заспешил конь…

Нети с седла обратился к воителям:

— Вот что, храбрые. Скажу так. — Вождь провёл ладонью по бородке. Говорил Нети со странной интонацией, словами тоже непривычными. Многие узнали в тех словах тон деда Агара, вождя хурритов, что отбыл с Верховным замирять юг. — Быстро покончим с восточными предателями и айда нагонять наших. На горы пойдём войной! — Гром восторженных возгласов прервал слова вождя. Нети улыбнулся. Хмурые лица воителей озарились надеждой. — Пойдём через наши края. По северу пойдём. Заждались нас родные. Так что кто хочет к походу Верховного присоединиться, милости просим пошевелить задами. — Воинство поддержало шутку дружным хохотом. — Ну а кто не хочет, так пускай, как телок с обозом, ногами до дому перебирает. — Речь в стиле деда Агара сменилась привычной прибауткой забияки тысячного.

— Дело молвишь, вождь!

Выкрик разудалого зачинателя бунта поддержали тысячи правых рук. Воинство северных приняло план Нети. Расплывшиеся было талым снегом, походные колонны северных вновь приняли чёткие очертания. Конная армия пришла в порядок. Нети не обратил на произошедшее особого внимания. Но… Тот долгий погожий день продолжился странным разговором с вождями жунов. На послеполуденном привале двое знатных мужей нашли время посетить Нети.

— Ан, вождь племён рыси, приветствует тебя, достойный… — Коренастый безбородый муж лет тридцати пяти, с блестящей лысиной, прервал беседу Нети со старшими командирами. Нети обернулся. Такого лица вождь степных за свою жизнь ещё не видывал. Предводитель племён рыси напоминал рыбу, скользкую, с мутными, застывшими глазками. Нети бодро вскинул правую руку в приветствии. Ан неспешно, словно с усилием, поднял правую. Из-за спины вождя вышел суховатый муж, полная противоположность Ану. Нервный, с бегающими глазами, что-то мял в руках. Второй муж быстро поднял правую руку:

— Нуска, вождь степных волков.

При слове степных Нети непроизвольно улыбнулся. Надменная улыбка эта замечена пришлыми вождями. Рыба опустил правую руку. Сухой дёрнулся, будто получил болезненный удар в спину. Как гостеприимный хозяин, добродушным тоном вождь северных продолжил знакомство:

— Да позаботятся о вас Боги, почтенные вожди. — От такого приветствия гостей слегка передёрнуло. Нети удивлённо поднял брови: — Что-то не так?

— У жунов не принято приветствовать поминанием Богов, — замямлил, словно чавкая, Сухой. Старшие командиры северных разражено зашумели. Рыба поправил друга:

— Редко поминаем Богов, по нуждам…

Нети ещё выше поднял брови. Командиры замолчали. Видимо, памятуя недавний бунт, не хотели злить вождя. Нети громко откашлялся, словно поперхнувшись, громко, презрительным тоном возразил:

— Ну, то у вас, у жунов. Оттого вас, жуны, Боги и позабыли. Мы же, степные, славим Богов при каждой возможности. Проснулся — помянул, засыпаешь — помяни. — Не давая гостям что-либо возразить, тем же тоном спросил: — Выследили восточных? Где они, враги ваши? — Вопрос прозвучал до неприличия надменно. Даже с задиристым вызовом. Вождей жунов покоробило. Нети едко и криво улыбнулся. Наклонил голову к плечу. Поднял брови. Старшие командиры отвернули лица, сочтя интересным рассматривать соседские плечи. Нети явно искал повод для драки. Сухой коснулся рукой груди Рыбы.

— Слышали мы, что у вас, северных, вроде как несогласие вышло… — прожёвывая слова, гнусавил вождь степных волков.

Рыба, придя в себя после оскорбительных гримас вождя северных, резко вставил язвительно словцо:

— Бунт…

— Что? — презрительно переспросил Нети Рыбу. Рыба повёл безжизненными глазками. Подавив уязвлённую гордость, вождь племён рыси вновь повторил:

— Бунт у вас, северных, вышел супротив тебя, вождь. А не утратил ли ты, достойный муж, свой ранг? Кто ты теперь, воитель?

Нети засмеялся. Закрыл глаза. Громко захлопал в ладоши. Старшие командиры поддержали веселье вождя: хохот пятидесяти зрелых мужей довёл двух вождей жунов до белизны лиц. Нети открыл глаза. Обернулся к товарищам. Хохот прекратился. Рослый муж — тот, что воткнул копьё, поднялся со щита:

— Не протекала река раздора меж нами! Подвигов ищем. Всё никак не обрящем. Устали. Вот и обратились к достойному вождю нашему. Найди подвиги нам, любимый вождь, так говорили. Голос-то у нас разный. Девы воинственные есть промеж нас. Подростки неокрепшие. Со стороны-то, возможно, и сказалось — крик да гам.

Нети не ожидал такого красноречия — опешил, застыл в полуобороте. Воин же, войдя в раж, продолжал:

— Вождь, стало быть, прилюдно клялся воинству, что найдёт врагов жунов. Подвиги великие дарует нам.

Нети надул щёки. Совсем как в детстве. Но раздутые, потешные щёки предводителя остались видны только командирам северных, которые явили вождям жунов свои суровые лица. Нети переводил взгляд с одного сотоварища на другого. Но сотоварищи упорно хранили суровый вид. Вождь важно провёл рукой по бороде. Хитро прищурил глаза. Степное братство хранило верность порядкам предков. К вождям жунов Нети обернулся тем же надменным гордецом.

— Какой-растакой бунт? — гневными глазами обвёл гостей Нети. — Подмога мы ваша. Идём с вами неизвестно где да неизвестно куда. А вы нас за бескорыстную помощь ещё и поносите? Да нас поменьше вашего будет: семь тысяч против тридцати. Но обид над собой мы, северные, не потерпим…

Добрые северных с шумом поднялись со щитов. За спиной Нети послышался хруст кожаной амуниции, сдержанное, но злое бряцание оружия. Вожди жунов пошли на попятную.

— Не так понял нас, достопочтимый… — прошамкал Сухой. Рыба испуганно водил глазами по лицам северных. Северная знать деловито обнимала клевцы, мечи, копья. Воинство тоже не осталось безучастным к странному разговору. Сидевшие и лежавшие мужи поднялись. Почему-то обнажили оружие, придирчиво осматривали начищенную бронзу под ярким солнцем. Такого опасного разворота в беседе вожди жунов выдержать не смогли. Рыба возопил пронзительным голосом:

— Уберите оружие! Мы с дарами пришли!

Нети осклабился. Поднял правую руку. Провёл раскрытой ладонью по воздуху. Оружие северных замерло в ножнах.

— Вот… — Сухой протянул Нети обеими руками гладкий деревянный куб с кулак величиной. Без узоров, с плотно подогнанной крышкой. — Наш дар.

Нети принял коробочку, но не открыл. Тяжёлым, хмурым, подозрительным взглядом вождь смотрел на дарителя.

— Это для великого Таргетая, — дополнил Рыба обрывистые речи Сухого, — жидкое серебро. Обмажь лично, достопочтимый, мумию вождя вождей, Таргетая храброго. Тление мумии прекратится. — Сухой закивал головой. Заголосил, уже не жуя слова:

— Там много жидкого серебра. Хватит на всю мумию.

Вожди жунов подняли правые руки и поспешно удалились. Нети осторожно положил куб на землю. Прочёл шёпотом молитву. Вынул из ножен кинжал. Остриём опасливо приподнял крышку. Внутри куба и вправду покачивался серебристый металл.

— Ртуть, мой вождь, — определил, нагловато перегнувшись через плечо Нети, рослый зачинатель бунта. — Закрой, Нети, подарок. Отравишься. От такого серебра и скорпионы разбегаются. Ползучие боятся ртути. — Нети немедля последовал совету — прикрыл крышку. Вернулся взглядом к «бунтарю». Неробкого десятка муж глаза в глаза проговорил твёрдым шёпотом: — Жуновское «жидкое серебро» золото растворяет, вождь. Мумию-то оно, верно, спасёт от тлена. А вот тебя, предводитель, зараз ума лишит. За здорово живёшь лишит. — Воитель убеждённо закивал головой. — Ты уж не сомневайся, вождь. Проверено многими золотых дел мастерами.

Второй раз за день Нети обнял зачинателя бунта. Улыбнулся в хмурые лица старших командиров:

— Ты кем будешь, бунтарь?

Воитель приосанился. Хрустнул пальцами.

— Твоим охранителем буду, вождь. Назначил волей своей недавно, — важно отвечал «бунтарь». — Мер имя моё, ежели запамятовал. Под Уту ходил сотенным. В моей сотни нет большой убыли. Трое ушли от ран. Дела мои бранные сослуживцы подтвердят. В миру кузнец был я.

Нети стукнул Мера по плечу:

— Боги послали тебя мне. — Вождь смерил лютым взглядом дар жунов. Плюнул на крышку куба и тут же извинился: — Не тебе, металл, а тем, кто с умыслом дарил тебя! Чтоб рядом ходил, Мер. Теперь, сотенный командир, по важным делам северных ты снаряжён.

Разговор подхватили старшие командиры.

— Ну, мой вождь, теперь уши надо держать востро. — На таких словах тысячного Гнура пятьдесят мужей сжали кулаки.

— Дружить с этими подозрительными не станем. Есть из одного чана с жунами не с руки, — подхватил один из сотенных.

— Так думаю, мой вождь, будем ставить лагерь особливо. Как завсегда при Верховном, с охранением и сторожами неспящими. Рановато расслабились мы. Вражины кругом бродят. Крови нашей хотят испить, — завершил оценку визита вождей жрец. Мужи уже намеревались расходиться с новостями по колоннам, как затаённую думу высказал «молчун» Нази. Нежным тоном, вкрадчиво проговорил, словно к понятливому жеребцу обращаясь:

— Подлость явлена первая. А верно, и не последняя? — Тысячный Нази, управитель правого фланга, поднял копьё наконечником к светилу. Объявление войны содержалось в том жесте. — Перебить надобно по частям жунов. Верховный не зря брань с ними затевал. Разделаем жунов до белых костей?

Старшие командиры тоже подняли оружие к небу. Нети поднял кулак. Визит двух вождей положил начало «хитрой войне». Нази шёпотом, не опуская копья, зашуршал:

— С твоего позволения, вождь, отошлю-ка гонца к Верховному с весточкой? Дескать, так, мол, и так: познали гнильцу союзников-жунов. Ну и, мол, приглядись, главнокомандующий, к тем из них, что с тобой югом-то пошли. Люк… и как там его, второй вождь был? Надёжные ли они?

Нети угрюмо кивнул. На том добрые северных разошлись с совета.

Вечер трудного дня наполнился для Нети уже иным вкусом. Северные встали лагерем бранного времени. Выставили телеги обоза по углам, четырьмя квадратами-бастионами. Заперли сцепкой повозок север и юг, оставив открытыми запад и восток. Разожгли частые костры.

Сказ про разговор Нети с Таргетаем

— Ты уж не серчай, великий Таргетай, но ртутью тебя покрывать не буду. — Нети склонил голову перед укутанной в одеяла мумией. — Таргетай, ты знаешь меня — выполню любой твой приказ. Не о своём благе пекусь. Тут бы людей наших живыми вывести. Мало нас супротив жунов.

Нети положил к ногам мумии дар, преподнесённый двумя вождями жунов. Поправил одеяла. Он остался один в крытой повозке на двоих. Вздохнул горько.

— Дух вождя, приди. Выслушай. — Нети разгладил складки одеяла. — Впереди лютые сражения. Помощи нам ждать неоткуда. Степняки уже далеко. Бежать назад? И грех, и без пользы будет. Обоз с нами огромный. Трофеи добытые не брошу. Чую, Таргетай, жуны подло ударят нам в спину. Вождь, ты уж нам помоги врага одолеть. Похлопочи за нас перед Матерью-Богиней. Прошу тебя. — Нети сел рядом. Прикоснулся правой рукой к плечу вождя вождей. Помолчал. За пологом повозки — привычный шум лагеря.

— Знаешь что, великий Таргетай? Не отдам тело твоё земле жунов. Нам, северным, ты больше, чем им, нужен. О нас, родных, будешь заботиться. — Нети достал из походной сумы кольцо с рубином. Подержал на ладони дар. Не тревожа мумию, осторожно положил кольцо под одеяла. — Довезу до Алтая тебя. Боги свидетели. Обещаю. А уж потом в родимой земле упокою. Даром этим опасным заставлю поганцев тебя покрывать. В жертву тебе их жизни принесу. Головы вождей жунов у ног твоих сложу. Их оружие дарую тебе. Такие подношения достойны тебя. Добро, Таргетай? — Нети почтительно посмотрел на голову мумии. Под чьими-то ногами хрустнула ветка. За пологом раздался громкий голос жреца, обращавшегося к охране:

— Где вождь? Припасы надобно делить на переход.

— Здесь вождь, с духом Таргетая общается. — Мер подобрал крайне уважительный тон для ответа.

Нети понял: громкие голоса за пологом — это знак. Принял дух его предложение. Нети встал. Взял дар вождей жунов и так же церемониально, не отворачивая лица от царственной мумии, покинул повозку.

В окружении знати Нети зашагал к лобному месту отмерять довольствие воинству. За подсчётом кулей, мешков и снеди вождя северных и застал важный гость из соседнего союзного лагеря. Белобородый муж в годах, облачённый в медвежью шубу, сильно сутулясь, возможно только лишь для важности, повёл разговор со спиной Нети:

— Достопочтимый вождь, не найдёшь ли время для потаённой беседы?

Нети обернулся. Слово «потаённой» насторожило его. От жунов вождь северных не ждал более ничего хорошего. Завидев гордого гостя, надел поднесённый жрецом парадный золотой убор вождя. Возможно, вождь северных и опознал пришедшего, но вот имени не смог припомнить. В раздумьях провёл правой рукой по челу, оставив на коже широкую полосу из пяти грязных борозд. Завидев жест Нети, гость протянул правую руку ладонью к небу. Вождь северных положил руку на ладонь гостя:

— Да позаботятся о тебе Боги! Прости, почтенный вождь, имя твоё за хлопотами запамятовал… — Нети вновь провёл рукой по челу, добавив на лоб грязи.

— Хвар имя моё. Вождь племён жунов с севера. Соседи близкие мы. Отца твоего знал, Нети. — Гость сохранял непроницаемый, строгий, но не надменный вид. Нети вернулся к делам. Скинув несколько мешков с просом, водрузил их друг на друга. Предложил кресло из мешков вождю жунов. Воители из северных соорудили для Нети похожее сиденье. Хвар, чинно подобрав полы шубы, грузно сел на мешки. Обвёл недоверчивым взглядом окружение Нети. Замер в ожидании.

— Вокруг одни друзья, вождь. Тысячные командиры да добрые. Вон жрец поодаль стоит. Удалец… Поход отшагал со всеми ими, с оружием молитвы пел. Как родные они мне. Тайн меж нас не водится. Ты уж говори, мы выслушаем… — Нети поднял правую руку. Его примеру последовали старшие командиры. Жрец подошёл ближе, поднял ритуальный посох. Тот жест можно было принять и за положенное приветствие, и за обещание откровенной беседы.

То, что услышал Нети, до крайности удивило не только его, но и старейшин племени северных.

— Через день пути мы, Нети, друг, попадём в засаду… — Нети удивлённо поднял брови. Хвар невозмутимо продолжал: — Восточные ждут нас в лесу. Их там тысяч под двадцать. Лес густой. Но не о засаде речь веду… — Хвар зачем-то обнажил средней длины меч. Провернул в руке и вонзил в землю у ног Нети. Пришло время поднять брови добрым северных. Такой жест гостя мог означать только поиски мира. Но о мире с кем хотел говорить Хвар? Тот же продолжил твёрдо: — Средь нас, жунов то бишь, разногласия имеются… — Нети кивнул, но высказывать гостю обиды не стал. — Есть двое подлых — они приходили к тебе. Подлыми вожди стали по битве с Чжоу. Оголили позорно правый фланг, отвели людей. Подставили белоголовых вождя Люка под удар. Чжоу воспользовались их подлостью. Почтенный Люк, родня мне дальняя, многих достойных воителей утратил из-за них. Дугга, если ты не знаешь, — другой отважный вождь, уже теснил Чжоу. Смял рать Чжоу. Дугга развернул победную атаку. Поспешил Дугга к Люку. Эх-эх! Не победили мы тогда Чжоу из-за двух предателей. Победа была близка. Вышла ничья. Думаю, зависть к Люку подлецами двигала. Жуны на сходе после того, как ушли Люк и Дугга, избрали меня вождём племён. Да только эти двое не подчиняются и мне. Норов кажут…

Нети криво улыбнулся, подозвал жреца, что-то шепнул.

— Достопочтимый Хвар, хочу показать тебе подарок, что давеча получил от тех, о ком ты речь ведёшь. Оцени подношение искренней дружбы. — Жрец передал вождю куб. Нети положил дар на землю, рядом с мечом. — Только ты, Хвар, того… поосторожнее открывай, желательно чем-нибудь острым…

Мужи переглянулись. Хвар последовал совету Нети. Кинжалом отодвинул крышку.

— Жидкое серебро? — Хвар вопросительно посмотрел на Нети. — Но для чего? Рассудок можно утратить…

Добрые северных в голос засмеялись.

— Мумию вождя вождей, посредника меж нами и Богами, предложили мне собственноручно покрыть. Экие доброхоты! Для истребления тлена. — Вождь северных сплюнул в сторону.

— Вон оно как! Так считай дар этот за объявление войны. — Хвар воткнул массивный кинжал рядом с мечом. Раскрыл ладонями к небу руки. — Я не с ними, вождь Нети. Жуны не против Великой Степи.

— Принято, друг Хвар. — Нети протянул свой кинжал рукоятью гостю. — Мой дар тебе. Этим Чжоу разделывал.

Хвар вынул из земли меч. Протянул его обеими руками ответным даром.

— Этим, преданным, крошил Чжоу по засадам, ну а потом в брани. Имя меча — Хвар.

Нети принял меч. Осмотрел.

— Приветствую тебя, меч Хвар! — Провёл ладонью по клинку. Поцеловал. Приложил рукоять ко лбу. — Так что про засаду, достопочтимый вождь жунов, думаешь?

Мужи придвинулись ближе к вождям. Трое тысячных присели на корточки.

Глава 2. Засада

— Уклониться от брани? Напасть на рассвете на спящих союзников-жунов? Как-то не по храбрости… Такими победами зазорно будет похваляться… Ведь их вина ещё не очевидна? А те враги, что в лесу, нас поджидают? Стало быть, уйдут? Где же мы их потом изловим? Война затянется… — Нети провёл ладонью по лбу. Теперь чело вождя северных стало черным.

— Хвар, ты знаешь… — Нети поднял с земли гладкий, плоский камень. Встал. Принялся подкидывать. Проделав это несколько десятков раз, огласил задумку: — А не устроить ли нам засаду против засады?

Мужи северных радостно завопили, да так громко, что всё воинство поспешило к костру вождя. Хвар сдержанно улыбнулся.

— Понимаешь, Хвар, вот чему меня за поход выучило Божество, так это мерить войну головой. Верховный, благодарю тебя. — Нети поднял глаза к посверкивавшим звёздам. Пока звёзды смотрели на вождя, задумку принялись дополнять старшие командиры северных:

— Войдём в лес пешим порядком. При доспехах. Доспехи покроем накидками.

— Лошадей в середине, воителей плотными шеренгами по обоим флангам, со щитами. Командиров скроем.

— Копья в обоз. Биться будем по тесноте. Клевцами и мечами сподручнее будет.

— Собак пустим. Как почуют, атакуем с ходу.

— Значит, силы равны? Предателей пять и восточных двадцать тысяч? — уточнил жрец.

Хвар закачал головой. Насупившись, со вздохом подвёл итог:

— Двадцать семь против двадцати пяти. В лесу наш скромный перевес не поможет.

Нети опустил голову. Тишина вернулась к костру. Нети оглядел товарищей. Недобро скривил лицо:

— Мер, сколько у нас степных маков?

Хвар недоуменно воззрился на двух мужей. Мер поднял правую руку:

— Тысяча двести, мой вождь.

Нети сжал губы. Камень вновь принялся подпрыгивать в его ладони.

— Степных маков погрузим в обозные телеги, там, где трофеи…

Не дослушав вождя, добрые северных принялись гоготать. Разудалый хохот командиров возмутил тишину позднего вечера. Воинство плотно окружило костёр. Нети довольно улыбался. Поднял руку, требуя внимания:

— Сто телег пустим первыми, за предателями. Они, недруги, стало быть, обратятся супротив нас. Нападут на нас в лесу. Проскочат мимо телег. Степные маки ударят им в спину. В заварухе залезут на деревья и будут бить сверху. Лес же… деревьями укроет.

Хвар недоуменно развёл руками. Замысел оставался непонятным главе союзных племён. Нети посмотрел на Хвара.

— Нети достопочтимый, кто такие степные маки? Секрет раскрой…

Только сейчас вождь северных понял, что поход степных против Чжоу был тайной для вождя жунов. Мер отправился за степными маками. Перед вождём жунов предстали двенадцать лихого вида дев. Все они — сотенные степных маков. Плотные косы ниже плеч с вплетёнными кожаными ремнями, клевцы за широкими мужскими поясами. Голубые, зелёные, карие, чёрные девичьи глаза пристально оценивали почётного гостя.

— О! Понял. У нас тоже имеется отряд в две тысячи… цветов жунов. Мои неустрашимые девы. Меткие. — Хвар сдержанно улыбнулся. — А что, как нам эти два отряда «цветов» свести в один? На эту хотя бы брань? — Степные маки молча переглянулись. — Над ними, вождь северных, поставь кузнеца своего…

— А отчего ты порешил, что он кузнец? — Нети посмотрел на Мера. Хвар грустно выдохнул. Повёл головой.

— Знаешь, мой друг Нети, на юг ушли лучшие из жунов. — Хвар поднял с земли камень. Подражая Нети, подбросил на ладони пару раз. — Люк, самый достойный предводитель из тех, что знал я. Рубака Дугга, кузнец, уж очень схож с твоим… — Хвар перевёл взгляд с камня на Мера, — …добрым мужем. Руки те же. Даже походка та же. Ушли к вам, в обиде горькой, оба вождя. Без них как без рук. Люк не хотел кровь проливать в междоусобице. — Хвар вновь подкинул камень. Посмотрел пристально в глаза Нети. Улыбнулся кривой улыбкой. — А я вот не боюсь. Не боюсь пролить кровь предателей дела предков. Мне те два подлых племени и их вожди — не жуны.

Нети кивнул Хвару. Обернулся к командирам степных маков. Девушки подняли правые руки.

— Хвар достопочтимый, возражений нет. Степные маки пойдут с цветами жунов. Вот только… две тысячи воителей мы на телегах никак не протащим в тыл врага. — Нети сжал камень в ладони. — Уж больно подозрительный будет обоз. Растянутый. Да и за тобой, наверное, есть вражий пригляд…

— Могу отрядить их пораньше. Дескать, девы за провиантом отправились. — Хвар провёл рукой по белой бороде. — Лес тот им известен. Две засады устроили на Чжоу.

— Попадут в беду твои цветы. Как пить дать, сгинут. Капкан-то серьёзный на нас расставлен, — решительно вступил в беседу жрец. Степные маки согласно зашумели. Хвар поднял правую руку:

— Нети, а давай-ка я свои цветы тайной в обоз, как ты, определю? Первыми пусть в лес идут предатели, так? За ними наш, то есть твой, обоз — якобы с трофеями. Потом мы, жуны твои. За нами ты с войском, при доспехах, пешими. И замкнёт колонны мой обоз со спрятанными цветами жунов. — Нети молча слушал Хвара, не перебивал. — Как только учуем врага — с ходу и по твоему сигналу трубы али барабана — засаду атакуем. Твоих лучниц никто в свалке и не заметит. Они скрытно обойдут и ударят, скажем… по правому флангу. Наши — по тылу. Оставим предателям левый край свободным — для отступления. Что скажешь?

— Вождь Хвар, друг мой хороший, за тобой глаза дюже враждебные приглядывают. Мы-то, северные, утаим в секрете приготовления, а ты вот нет. — Нети возражал Хвару мягко, подчёркнуто дружелюбным тоном. Говорил медленно. — Быстрота нам в атаке нужна. Потому ты своих дев пусти вот так… — Нети раскинул широко руки в стороны. Изобразил птицу в бреющем полёте. — Пусть развернутся по лесу и замкнут двумя отрядами походные колоны. На лошадях цветы твои пойдут. Как начнётся заваруха — спешатся твои лучницы и в приступ. В остальном согласен с твоим планом. Доверяем тебе, вождь жунов, спины свои…

Ответом Нети стал странный жест. Хвар зачерпнул земли в горсть. Растёр её до пыли и провёл ладонью по лбу. Нети удивлённо посмотрел на вождя жунов.

— Ты же, достопочтимый, лоб моей землёй неспроста украсил? Мать-Богиню в помощь призываешь? — Нети на таких словах Хвара посмотрел на свою руку. Потом на жреца, тот молча закивал. Так и пошло у северных — при затянувшихся раздумьях мазать землёй лоб.

— Пометь бойцов чертой, вот как сейчас, только белой, по лбу. В свалке различия надо провести между жунами, — высказал Нети последнее беспокойство.

Хвар встал. Протянул правую руку Нети:

— У меня ненаглядное сокровище имеется. Моя надежда. Сын старший. Пришлю тебе завтра поутру на сбережение. Лады? — Нети понял, что хотел сказать Хвар про сбережение. После разговоров о предателях у многих северных мужей появилось недоверие и к третьему гостю. Почётный заложник становился гарантом верности вождя жунов. Правой рукой Нети сжал руку Хвара, левой с силой похлопал его по спине.

Первые лучи светила застали Нети у повозки Таргетая.

— Думузи, теперь ты мой воин. Уточню, если не понял тонкостей своего положения: ты не сын вождя жунов, ты не почётный гость, и даже не жун ты теперь. Понимаешь?

Думузи промолчал.

— Ты… — Нети коснулся рукой лба Думузи, — …воин степного войска. А я — твой главнокомандующий. — Вождь северных говорил с мальчиком лет десяти как с равным. Сын Хвара был похож на отца. Та же серьёзность, тот же упрямый взор, те же черты лица, тёмно-каштановые волосы, вот только белой бороды не хватало. Мальчик живо поднял правую руку, сжатую в кулак. Нети продолжил: — Как воину северных тебе найдётся работёнка. Брань ждёт и тебя. — Нети откинул полог повозки. Склонил голову. — Будешь охранять вождя вождей Таргетая. Великий Таргетай наш посредник перед Богами. Ни при каких, повторяю тебе, ни при каких обстоятельствах его мумия не должна достаться врагу. — Вождь северных суровым взглядом смерил юного воителя. — Вот хоть что делай: хоть ночами тащи, укрывай, прячь, хоть умри, но Таргетая — вождя вождей сбереги. Довезёшь до Алтая. Ясно моё приказание? — Юный воитель поднял и левую руку. Нети спросил: — Оружие имеется? — Думузи явил вождю кинжал работы Чжоу. — Ну всё, воитель, полезай в повозку охранять вождя вождей.

Сын Хвара бесшумно исчез в недрах повозки. Плотный кожаный полог укрыл посредника и его охранника от посторонних глаз. Нети посмотрел на воителя с трубой. Труба поднялась к небу. Грозным голосом медь позвала северных в путь к лесу, что укрывал засаду. До леса шли конными.

Завидев лес, Нети подал сигнал остановиться. Привал в полдень вызвал явное неудовольствие жунов. Но вождю северных безразлично их мнение. Стоя на огромных величественных холмах, вождь северных со старшими командирами осматривал лес. Бескрайний, населённый спящими многорукими великанами, он простирался до горизонта.

— Как думаете, добрые, где они? Может быть, там? — Вождь северных указал клевцом на дальнее тёмно-зелёное пятно елей, что выделялось в коричневом море деревьев-гигантов. Нети повернул голову к командирам. Но те лишь настороженно осматривали место брани. — Выпустим нашего птенца? — Один из тысячных командиров не замедлил выполнить приказ вождя. Нети называл птенцом красавца орла, любимца северных. Немалых размеров ручной орёл слыл проверенным талисманом, оберегающим удачу. На пару со жрецом Нети приносит в жертву десяток баранов. Громко произносит вождь молитвы Богам. Неспешно на огромном костре сжигает задние ноги жертвенных животных. Оставшееся мясо северные воители выкладывают подношением духам леса.

— Да, Нети, ты прав — птаха-то наша всё видит с небес… — Жрец коснулся кончиками пальцев плеча вождя. Орёл северных кружил над далёкими елями. — Там они укрылись. Недалече.

— Ну и то хорошо. Уж думал, ночью придется биться. Боги с нами. Жертвы приняты — врагов нам обнаружили. О чём ещё можно мечтать? — Вождь северных беззаботно улыбнулся. Поднял правую руку.

Под рёв труб армия Нети строится в колонны. Первыми в лес двинулись обозные телеги. Заскрипели под тяжестью груза колёса. За ними неспешно — три колонны северных. Бряцанье бронзы заполонило мирный лес.

Воители молча разглядывают спящие дубы. Не удивить северных деревьями. Но всё же лес жунов никак не похож на привычную тайгу. Со знакомыми соснами, пихтами соседствуют то дуб, удивляющий северных странным видом коры; то лиственница с её диковинным запахом; то клён, необычный телосложением. Лес густо пророс колючим кустарником, можжевельником, часто встречается облепиха. Тропа, на которой могут разъехаться две телеги, как видно, проложенная в военное время, давно не использовалась для торговых обозов. Сожжённое поселение белоголовых — десяток обугленных круглых домов — встретило воинов. Вид покосившихся плетёных заборов с открытыми настежь воротами наполнил сердца печалью. Закопчённые руины издают прощальный скрипучий стон хлопающих на ветру дверей и калиток. Союзники далеко продвинулись в дремучий лес. Миновали две чистые, по щиколотку, речушки. Вошли в еловый лес. Могучие ели вытеснили дубовую рощу с болотистой земли. Колючими лапами приветствовали мужей, зашедших в их владения.

— Вождь, а почто это за нами твои трофеи следуют? А чего это наши жуны твоими лошадьми поводят? — спрашивают вожди Ан и Нуска у Нети, идущего возле правого переднего колеса повозки Таргетая. Вожди глядят на предводителя северных надменно со своих сёдел. Тот в ответ широко улыбнулся. С грохотом стукнул клевцом в бронзу щита:

— Да позаботятся о вас Боги, предводители. Рыси и волки к нам пожаловали?

Шедшие рядом жрец и воители последовали примеру Нети. Ан и Нуска поёжились от грохота боевой бронзы.

— Достопочтимый, ты, никак, над нами надсмехаешься? — Ан, Рыба, резко провёл левой рукой по лысине, надел шлем. Нуска, Сухой, вопросительно посмотрел на Рыбу. Нети не отвёл глаз от надменного всадника.

— День сегодня больно пригожий для насмешек… — Шуточные слова поддержали смехом воители северных. Нети поднял клевец к небу: — Трофеи наши драгоценные потому идут за вашими племенами, что доверяем вам. Кровью трофеи те с Чжоу выбивали. Где ж ты, Ан, насмешку-то обидную разглядел? — Вождь северных вновь хлопнул клевцом по бронзе щита. — Так что, почтенные вожди, вы за добытым добром приглядите. Лес тёмный какой-то. Как бы не заплутать в нём! — тон Нети дружелюбный. Сухой решился встретиться взглядом с вождём степных. Рыба оттаял, снял шлем. Поднял, совсем уж запоздало, правую руку в приветствии.

— Вот как, оказывается, северные походную думу сложили! — Рыба посмотрел на Сухого. — А ты, Нуска, заладил — оскорбление! Сторонятся нас! — Сухой открыл рот, чтобы возразить, но осёкся. Два вождя жунов осклабились. Надменный вид сменился наигранно добродушным. Между ними и Нети три шеренги мерно шагающих воителей. — К вечеру, любезный Нети, дойдём до реки, там и встанем на ночлег. Ты нам яви при случае трофеи от Чжоу. Любопытствуем. — Вождь оглянулся на жреца. Жрец, сменивший высокий красный убор на шлем, быстро нашёлся в ответе:

— Утаивать обоз от союзников не будем. Есть что показать жунам. — Нети засмеялся. Жрец продолжил: — У поселения белоголовых смотр трофеев проведём. Там же и расскажем, где, когда и как добыли. — Вождь северных поднял в знак одобрения щит. Сухой скривил лицо. Сдержанно кивнул:

— Присмотрим за северным богатством!

Два вождя устремились вперёд нагонять отряды своих племён. Как только они отбыли, Нети злым голосом приказал:

— Спустить собак!

Три сотни псов, лишившись ремней и верёвок, весело устремились в лесные чащи. Чёрные мохнатые псы, верные товарищи степных воителей, изведавшие поход и до брани молчаливые, зашелестели в кустах. Боевые товарищи не подвели. Где-то вдали за деревьями раздался грозный лай, затем — шум, в котором угадывалась яростная схватка собак с неведомыми обитателями чащи, послышались визг, проклятья, чьи-то стоны.

Мальчик выглянул из повозки. Вождь северных хлопнул по руке трубача. Жрец, что шествовал с обнажённым мечом, резво побежал направо. Труба запела клич к атаке. Нети высоко над головой поднял клевец, громко прокричал:

— Верховный! — подался телом и бросился вперёд, увлекая за собой воителей. Северные подхватили клич вождя. Спереди колонны и позади неё раздавался неведомый доселе призыв к атаке: «Верховный!» Словно загадочный пароль, клич северных разудало летает среди лесных великанов. Зов, рождённый внезапным порывом Нети, значит для воителей многое. Позднее, у костров, предаваясь воспоминаниям, мужи говаривали, что кричали тогда в лесу имя Богини, иные же добавляли, что в том имени сокрыт дух степного братства, сообща же сходились, что в том кличе слышался призыв к славе, ранее добытой в Чжоу.

Вспомнив суровый приказ вождя, мальчик поспешно укрылся в повозке. Посмотрел на мумию. Взял обеими руками правую руку, едва различимую под плотными одеялами. Торжественно произнёс клятву:

— Вождь вождей Таргетай, обещаю тебе охранять тебя. Доставлю тебя до верного места. Я воин твой. — Где располагается это самое верное место, юный воитель не знал. Но стоило ему произнести обещание, как стрела пробила плотный кожаный полог повозки и уткнулась в жердь навеса. В дыру любопытно заглянул луч солнца. Раздался противный треск кожи, и новый гость ворвался в повозку Таргетая. Стрела вонзилась в левое плечо мумии. Мумия дрогнула, повалилась на бок. Думузи подхватил вождя. Усадил. Крепко обнял.

И только удивлённо вздохнул, когда ещё две стрелы прошили кожу навеса. Впились в левую руку и в живот Таргетая. Плотные одеяла, что укрывали вождя вождей, остановили их. Повозка неспешно продолжала путь в лесу. Лучи из трёх отверстий расходились косыми линиями. В них качались пылинки. За тонкими стенками навеса слышался лютый рёв брани. Сочные звуки металла, хруст дерева, крики воителей, стоны умирающих, яростный рёв труб, злобные кличи атак. Песни Бога войны удалялись от повозки. Становились тише и тише. Пока наконец не затихли вовсе. Повозка остановилась. Лучи, что заглядывали в неё, исчезли. Багровый вечер липкими сумерками накрыл лес. Вновь сочно запела труба, созывая воителей к дороге.

Внезапно полог раскрылся. В повозку Таргетая заглянули мужи. Мальчик выхватил кинжал.

— Это мой сын! На посту юный страж! — засмеялся счастливый отец. Через его плечо заглянул Нети.

— Оберегал великого Таргетая? Как полагается охранял? А, Думузи? — строгим голосом вождь северных настойчиво требовал отчёта. Думузи покинул пост. Выглянул в проём, громко заговорил, обращаясь к обоим вождям:

— Достопочтимый Таргетай меня самого спас от смерти. Дух меня охранял, а не я его. — Мальчик указал на мумию, утыканную стрелами. — Трижды спас.

Хвар прищурил глаза. Оглядел Таргетая. Тряхнул головой. Шёпотом произнёс:

— Вождь вождей Таргетай нас всех сегодня спас.

Нети в ответ обнял правой рукой Хвара. Только теперь Думузи разглядел, что его отец и Нети густо покрыты грязью и кровью. Чужой кровью и родной землёй. Лицо мальчика озарилось улыбкой. Пристально всматривался он в лица славных мужей. Эта картина победы и дружбы крепко врезалась мальчику в память. Десять лет спустя, после смерти отца, Думузи призовёт Нети восстановить пошатнувшийся порядок среди жунов. Битва в лесу увенчалась победой союзников.

Глава 3. Мер, степные маки и Нети

Вечер перед засадой

— Ты вообще кто? Сотенный? Вот и иди командуй сотней. Мужами распоряжайся. Здесь — мой отряд… только мой, слышишь?! — Не очень-то дружелюбно встретила Мера командир степных маков. Рослая воительница, уперев руки в бока, насупившись и нахохлившись, как забияка воробей, наотрез отказывалась признавать над собой старшего. — К степнячкам не лезь, сказала! — Её тугая, блестящая чёрная коса моталась справа налево.

— Вождь поставил над твоей тысячей, его воля, пойми… — Мер почтительным тоном напрасно пытался урезонить разгорячённую степнячку. Та лишь наклонила голову вбок и вправо. Тот разворот головы ничего хорошего не сулил сотенному. Мер сделал шаг назад. Недюжинный муж почувствовал явную угрозу.

— С брани в ущелье веду отряд. Войну с Чжоу девы подо мной прошли храбро. Сберегала их не для тебя! Кто они — знаю, кто ты — нет… — Правая рука воительницы легла на клевец. Слова перебранки вот-вот сменятся делами брани. Подчиняться Меру тысячный командир не намерен.

К таким разговорам Нети привычен.

— А ну, погодь! — Вождь северных вышел в свет костра. Встал между двумя командирами. Развёл в стороны руки. Открытые ладони смотрят на раздосадованного мужа и гневную степнячку. Хотя слова и сказаны весёлым тоном, вид Нети суров. Плотно сжаты губы. Первый, короткий взгляд брошен на Мера. Встретившись с глазами вождя, тот опустил голову.

Только теперь Нети медленно повернул голову к тысячному командиру. Посмотрел, однако, не в глаза, а на правую руку. Правая, как, впрочем, и левая ладонь воительницы обращена к звездам. Вождь северных натянуто улыбнулся.

— Присядем. — Первым же устроился на земле у костра. — Инанна, достопочтимая… — говорил неспешно Нети с пламенем. — Верую в тебя, верую в твою храбрость, верую в храбрость степных маков…

Степнячка села рядом с вождём. Пристально вглядывается в лицо Нети. Теперь же вождь заговорил быстро:

— Биться будете в лесу. Одна не управишься в зарослях. Мер нужен для слаженности. Смещать тебя не собираюсь. — Нети дружелюбно протянул правую руку тысячному. Степнячка вложила в неё клевец. Нети поднял брови: — Руку дай. Оружие убери.

Инанна убрала железный клевец. Сжала правой рукой руку вождя. Сжала крепко. Вождь северных оценил коротким кивком хватку старшего командира. Закрыл глаза. Не разжимая правой руки, левой снял с шеи странного вида амулет. Большой, с кулак, кусок волчьей шкуры на затейливо плетённом шнурке из полосок кожи оленя.

— Мой тысячный, знаешь, что это? — Нети любовался острыми языками пламени костра. Амулет протянул Инанне.

— Нет, мой вождь, не знаю, — быстро виноватым тоном проговорила степнячка. Нети громко вздохнул.

— Кусок шубы Верховного, вот что это… — сказал вождь северных шёпотом, но шёпот услышан — от молчаливых теней вокруг костра раздалось удивлённое «О-о-о!» — несколько сотен женских голосов заставили дрогнуть костёр.

— Сколько уже дней прошло, как мы… — Нети тщательно подбирал слова, но задумался и умолк.

— …закончили войну с Чжоу? — тихо уточнила Инанна. Вождь северных кивнул костру. — Пять, мой вождь.

Мер стоял, переминаясь с ноги на ногу. Сотенный крайне неуютно чувствовал себя во враждебном окружении степных маков.

— Думу такую держу, тысячный… — Нети помолчал. — Невероятно повезло мне — встретился при жизни с Божеством. Увидел наяву предсказание гадателей. Прежде, сколько ни слушал, не сбывались их пророчества. Как кто сляжет — они, гадатели, тут как тут. И не с сочувствием, а с правдивыми видениями да советами истинными. В детстве частенько видел, как топили в реке предсказателей. И их семьи. Ложь, да и только — слова людей о промысле Богов. Понимаешь? Пять дней сам не свой. Пусто тут… — Левая рука с амулетом прошлась по лбу, потом и по тому месту, где сердце. — Иду по чужой дороге и ничего не вижу. Неужели жизнь закончилась? Домой вернёмся. А дальше-то что? Быльё? Сон, еда, скука… — Вздох молчаливых теней едва не загасил костёр. — Как увидел Её впервые, сразу понял, кто она. Взгляд Её не забуду. Ледяной, до мурашек по коже… — Нети замолчал. Подул долго на костёр. Как на горячую еду. — Сыновья Таргетая всё ерепенились, пыжились. Ссору меж степными готовили. Не раз слышал их раскольные говорки. На бунт подбивали. Себя преемниками великого вождя мнили. Хотел с ними рубиться. Не сложилось. Война примирила. Главное-то они и не приметили… — Вождь северных недобро усмехнулся. Повернул лицо к Инанне. — Первым тогда при умирающем Таргетае Ей присягнул. На колени пред Ней встал. — Нети улыбнулся, вспоминая события осени.

— Помню. Видела. — Тысячный командир согласно закивала головой. Осторожно взяла амулет. Твёрдо сказала: — Сгинули бы мы, если б над нами Уту или Пасагга стояли.

— Не про любовь говорю… Не про женщину, хотя и красивую… Про нас, северных, говорю… Бережно Божество обращалось с воинством. Понапрасну не гибли. Смешно. Ты сама посуди — потери при бранях или при штурмах — по сотне. По сотне! При Хаоцзине так вообще никто не сгинул. Хворь не пришла. А народу сколько рядом жило? Тесно жили в лагерях. Скученно. Не похоже на везенье. Промысел Богов, не иначе. — Вождь не отпускал правую руку Инанны.

— Запали Её слова мне в сердце. Как-то мимоходом обронила: «Сильными стали степные племена, пришло время побед!» — Нети замолчал. Задумался. Молчаливые тени вокруг костра подняли правые руки. Пара сотен кулаков взметнулась к звёздам. Инанна провела амулетом по глазам, подержала у губ и вернула хозяину. Только теперь Нети отпустил её руку. Вождь северных надел амулет.

— Честно скажу, даже Таргетай не привёл бы нас к победе. Прости, Таргетай, если чем и обидел. — Нети посмотрел в звёздное небо. — Чжоу изрубило бы и жунов, и нас. Да в том ущелье так и остались бы белые кости… — Никто не возразил на крамольные слова вождя. — Понимаешь, при каких великих делах мы еще пять дней назад состояли? Как нас судьба богато одарила? — Инанна жадно всматривалась в вождя.

— Поняла. Усмирю гордость. Хочу вернуться к нашим. — Инанна намеревалась встать, но Нети властно удержал её за рукав.

— Бой начнётся внезапно. Враги выставили нам капкан, а мы им свой приготовили. Теперь кто первый нападёт, тот и победил. Твой отряд, Инанна, закончит битву. Вы переломите жунам хребет. — Вождь северных оглядывал тени у костра. — Мер подсобит управиться в лесу, чтобы не заплутать в чаще. Он — твой помощник. Была и будешь тысячным, обещаю. Степные маки останутся единым отрядом. Слово вождя.

Нети приложил правую руку к сердцу. Посмотрел на костёр. Увидел Мера. Развесёлым голосом ему сказал:

— Ты так и будешь стоять?

Громкий девичий хохот заставил смелого мужа вздрогнуть. Кузнец подсел к вождю.

— Сколько стрел брать? — перешла Инанна к обсуждению предстоящего боя. — По пять десятков на каждого?

— По сто выдай. Разных стрел возьмите. Тяжёлые по броне. Свистульки не берите — баловство. Некого там пугать. Доспехи Чжоу — из добычи. У кого нет — тех приодень. Кому сподручнее, и мечи из трофеев выдам. Щиты малые возьми. — Нети часто водил рукой по усам и бороде. — Мер проследит, чтобы у твоих с амуницией всё было как положено.

— С доспехами, вождь, нет забот, а от мечей Чжоу и круглых лёгких щитов не откажемся, — порывисто вышла на свет костра дева с соломенными волосами, сотенный из степных маков. Молчание теней нарушилось.

— О! Говорить, оказывается, умеем. Смотрю, смотрю — молчат. Немые, что ли?.. Или я зверь какой невиданный?! — расплылся в привычной улыбке Нети. Инанна, напротив, приняла крайне суровый вид.

— Ранее, мой вождь, будучи старшим командиром, — Инанна громко хрустнула пальцами, — ты кулаки быстро-то в ход пускал. Щитом тоже мастак был поработать. Уж больно скор был на расправу. А сейчас думами неспешными берёшь?

Нети на такие слова улыбнулся ещё шире. Обвёл взглядом зашумевшие тени. Яркому костру шутливо, по-дружески поведал:

— Ну, то когда было-то! Уж и позабыл те времена. — Узнаваемым широким жестом деда Агара провёл по бороде. — Теперь извиняйте, ранг не позволяет на личиках красоту наводить. — Нети встал. Поправил пояс. Посмотрел на степных маков довольным взглядом. Улыбнулся. Зашагал в темноту. В спину вождю полетело насмешливым девичьим голосом:

— Вождь, а Инанна красавица!

Нети остановился. Слегка опустил голову, словно запнулся о камень. Не оборачиваясь, высоко поднял правую руку. В темноту молвил:

— Оценил. От степных маков и ослепнуть можно.

В ответ послышался громкий хохот воительниц.

Сразу после его ухода степные маки принялись сгружать трофеи с телег. Им помогать вызвались добровольцы из соседних отрядов. Сто расписных повозок Чжоу, на колёсах по подбородок с двадцатью четырьмя спицами (частью из Вэнь, частью из Шана), мужи перебрали, отчистили, подлатали и устлали шкурами для укрытия отряда Инанны. Кожаные навесы над телегами прочно стянули. Колёса смазали. За сборами ночь незаметно пролетела для воителей отряда степных маков. Никого из жунов в гости не пускали, сохраняя в секрете задуманное.

Но той короткой ночью мало кто из северных искал сна. И еда не радует воителей. Чистят оружие, доспехи, мажут краской лица. Никто из степных ранее не был жертвой засады. Оттого возник горячий интерес к завтрашним событиям. Памятуя о брани под Хаоцзином, мужи представляют себя на месте армии императора. У костров негромко спорят, шёпотом предлагают и даже репетируют возможные атаки, уклоны и маневры в лесу. То не досужие беседы. Сотенные сговариваются о сигналах. Мужей степных беспокоит единство строя в чаще. «Не порубить бы сгоряча своих», — часто слышится у костров. «Если по ночи биться будем? Жуны тоже красные. Как быть тогда?» Так появляется на красных лицах белая полоса, по лбу и до шеи. К утру армия Нети — вся ликом красная и с белой полосой.

Тогда у костров, с подачи сотенных степных маков, повязали на шеи белую ткань праздничным узлом на кадыках. Со спины и с расстояния сразу видно своего. По той же задумке у многих северных степные клевцы и бронзу сменили на мечи и доспехи Чжоу.

— Вы зачем это в Чжоу принарядились? На шеях что белое намотано? Горло заболело? Что, и у всех сразу?

На удивлённые вопросы любопытствующих жунов северные бросают задиристо:

— Похваляемся бранными подвигами пред вами, неучами, — кричит кто-то, с кичливым видом выпятив грудь.

— Талисман белый от Чжоу, с приветом, на удачу, — шутливо, с игривым подмигиванием вторит ему другой.

— У вас таких нет, а и не скоро-то будут, — нагловато и поплёвывая наземь подначивает третий.

— Император лично просил здоровье беречь, — улыбается дева, поглаживая манерно косы.

Верхом язвительных насмешек северных стал нарочито гордый ответ тысячного Гнура:

— Чжоу мы скушали. Вот косточки вам.

Жуны молча глотали поддёвки. Простоватые и добродушные шутки степных союзники-жуны сочли необидным и дозволительным бахвальством. Принялись доставать уже свои трофеи, добытые в сражении с Чжоу. Уговорились на ночном привале обменяться рассказами о подвигах. С тем и подошли к лесу.

Войдя в еловый лес, Нети замедлил ход колонн. Обоз заметно удалился по узкой дороге. Заслышав лай собак, воители, не сговариваясь и не ожидая приказаний, обнажили оружие. И оттого рёв трубы не стал неожиданностью для северных. Прокричав: «Верховный!» — Нети сжал лямки щита левой рукой, правой — рукоять клевца. Побежал к обозу. Ему навстречу неслись разъярённые жуны. Начищенное оружие сверкает в их руках. Засада обнаружилась слишком быстро.

Те же, кто укрылся за елями, не поспевают развернуть атаку. Сбивчиво принимают удар. Отряды северных, словно два крыла птицы, разворачиваются вдоль узкой дороги. Три тысячи ушли налево, в ельник, смяли затаившихся восточных жунов. Ещё две тысячи уходят со жрецом вправо.

Шедшие же с вождём в голове колонн полторы тысячи степных с размаху, наскоком ударяют в спины предателей. Словно бурная горная река меж узких берегов, что встречает преграду из поваленных деревьев, отряды с неистовым вождём Нети раскидывают в стороны врага. Число не спасает волков и рысей. На каждого из северных воителей приходится по трое ошарашенных врагов. Походные колонны волков и рысей не успевают построиться боевым порядком. Лютая рубка завязывается за обозом. Дерутся предатели неважно. Рубаки северных раскалывают первые ряды. Безумные крики мужей поднимают в небо птиц. Лес испуганно взирает на сражение. Телеги северных неспешно удаляются всё дальше от брани по дороге, пока совсем не скрываются за поворотом.

Громадная чёрная птица села на верхушку самой высокой ели. Повернув голову, принялась высматривать происходящее внизу. Заслышав лязг бронзы, тенью скользнула к земле, к сражающимся мужам. Смерть вовремя пришла на кровавый пир. Северные с лёгкостью бывалых вояк смяли и опрокинули передовые отряды засады. К ним, стремительно атакующим обескураженного врага, на подмогу спешат отряды жунов Хвара. В короткие мгновения нижний ярус густого елового леса утратил ветви, растопыренные подобно мохнатым рукам. Под громкие призывы вождей предатели-жуны из двух племён отчаянно пытаются удержаться поперёк дороги. Пятятся назад, сомкнув щиты, огрызаются, пытаясь противостоять напору. Но бравый дух покинул их ряды. Изрубленные трупы межой окаймляют узкую дорогу.

— Степные бегут на нас! — раздался чей-то испуганный крик за навесом телеги. Инанна улыбнулась. Рёв трубы не смолкал. За первыми обрывистыми сигналами труба заголосила во всю силу. — Ох как не вовремя затеялось. Не дошли ещё до опушки… — уже тише послышалось в ответ.

— Убивают! Северные напали! — со всех ветров кричат жуны. Инанна подняла правый кулак. В тесноте повозки её жест почувствовали и те, кто сидел к ней спиной. Воительницы изготовились. Последняя телега обоза продолжала путь. В узкую, неприметную щель командир тысячного отряда выглянула на дорогу. Слышался лязг. Жуны бежали мимо обоза северных в схватку. До телег им, ошеломлённым неожиданным нападением, не было дела. Лица у спешащих на брань — испуганные. Где-то позади телеги слышны крики раненых, предсмертные хрипы. Брань посреди дороги складывается не в пользу скрытного врага. Телега повернула. В щель Инанна увидела заветную опушку, о которой с сожалением проговорился неведомый враг. Деревья расступились, открывая тайну предателей.

Опушка, наверное, в половине полёта стрелы, до самых краёв заполнена сметённым воинством. Мужи в грубых одеждах из шкур, при коротких копьях и плетёных щитах, с лицами, окрашенными в чёрное, растерянно переглядывались, явно ожидая каких-то команд. На глазах Инанны часть из них подаётся назад, в спасительный лес, другие же, большинство, нерешительно зашагали в сторону сражения. Повозка покинула опушку. Мрачная чащоба вновь обступила телегу.

— Вперёд, подруги. Медлить нельзя, — шёпотом командовала сидящая в центре Инанна. Верёвки разрубили. Воительницы покинули телегу. Пригнувшись, рассыпаются по бокам дороги. Бесшумно бегут вестовые к голове обоза, стуча горитами по деревянным расписным бортам. Пологи распахиваются. Степные маки выпрыгивают из телег. Тенями уходят в ельник. Навстречу вестовым спешат степнячки из головы колонны с Мером. Кузнец насупился. За спиной — четыре горита, полных стрел. В руках клевцы.

— Ты налево! — указывает степным луком тысячный. Не дожидаясь ответа помощника, Инанна вкладывает в лук стрелу, за зубы — ещё три. Убегает в лес. Отряд степнячек оговорённым маневром делится на равные половины. Одна ходит с Инанной, другая — с Мером. Отряд степных маков без промедления вступает в брань. Пять сотен Инанны цепью справа резво огибают опушку. Мер — слева. И сразу же воительницы натягивают тетивы. На опушке предостаточно целей. Три или четыре тысячи ратников в засаде — наизготовку. Мужи стоят тесным строем. Стрелы Чжоу почти в упор летят в спины засады.

Степнячки бьют под лопатку, в левый бок. С силой впиваются тяжёлым наконечником стрелы в хлипкую кожу доспехов. Хрипы жертв слышатся с такой же частотой, с какой вылетают стрелы. Мужи роняют щиты, оружие, шлемы. Нападение настолько внезапно, что сотня воинов разом падает, не успев ничего осознать. Прячась за деревьями, степные маки сближаются, бьют и скрытно отходят. Лучницы перебегают к другим елям. Снова бьют стрелой. Бьют без промахов, хотя в такой тесноте и наугад пущенная стрела найдёт добычу.

— Нас окружили! Нас обошли! — Истошный крик прерывается смертельным хрипом. — Да где они? — Враги сзади! — Вопли восточных летят над открытой поляной. Мужи оглядываются назад. Пытаются высмотреть в деревьях атакующих, в лица получая злобные стрелы.

— Бежим! — истеричный крик смешивается с предсмертными стонами, вызывает панику. Командиры восточных поддаются страху, безмолвствуют. Никто из них не осмеливается властно подать голос. Атаковать невидимый отряд степнячек у восточных не хватает духу. Отчаянная сумятица накрывает засаду. Засада превращается в испуганное стадо. Мужи распихивают друг друга. Спешат покинуть открытое место. Бегут, вновь подставляя спины под стрелы. Лучников не видно. Непонятно, где укрылся враг. Зелёные ели лютуют — посылают всё новые и новые стрелы. Потери восточных стремительно растут. Стрелков так много, а их перемещения по лесу так непредсказуемы… Восточным повсюду мерещится враг.

— Лес кишит врагами! Нам нет спасения! — вопль труса усиливает ужас. Из-за сердитых колючих великанов с шипением летят беспощадные стрелы-кровопийцы. Опушка густо покрыта трупами. Кто не убежал, тот погиб. Тысяча неподвижных тел остаётся на пожухлой траве. Выцветшая зимняя трава наливается красным цветом. Кровь пузырится, чернеет, впитывается в сырую землю. Восточные разбегаются в страхе, теряя разум.

— Белоголовые! Белоголовые! Там Люк! Люк наскочил с тыла! Люк нам мстит! — бегущие восточные выкрикивают имя, неизвестное северным. Словно сорвавшийся со склона горы снег, увлекают за собой и тех, кто о бегстве не помышлял. По инерции беглецы лавиной врезаются в обороняющихся посреди дороги. Лишают храбрости товарищей. Сражающиеся опасливо оглядываются на поворот лесной дороги. Пятятся от напирающего отряда Нети.

Степнячки живо огибают опушку по краям, не покидая укрывающих их елей. Теперь стрелы Чжоу летят в спины и открытые бока двух сражающихся племён из тех, что шли впереди обоза. И вновь паника проникает в сердца мужей. Хаос воцаряется в крепких рядах. Сражающиеся племена предателей принимаются выкрикивать неизвестное им имя: «Люк! Люк! Белоголовые атакуют!» Руки волков и рысей безвольно опускаются. Сопротивление напору Нети ослабевает. Враг поддаётся и бежит. Северные под яростные выкрики «Верховный!» подминают два племени жунов. Преследуют. Рубят затылки. Гонят за поворот. Бегут обезумевшие мужи из засады на оставленную поляну. Заполняют её. Спотыкаются о трупы. На половине открытого пространства отступающих встречают стрелы Мера. Они летят через поляну густым роем. «Лавина трусости» встречается с одним жужжащим роем, затем со вторым и с третьим, смешивается со злыми облаками бронзы и остаётся на поляне — никчёмной грудой тел.

— Инанна! Инанна! Инанна! — Нети находит тысячного. Сбившимся от бега голосом командует: — Подсоби-ка жрецу. Не управится без тебя. — Окровавленным клевцом указывает вправо от себя. Разворачивает лучниц Мера и свой отряд влево, в глубокий тыл засады. Два отряда бегом уходят в густой лес на звук брани.

— Подруги, за мной! — явственно слышит Нети позади себя команду Инанны. Перед тем как нырнуть в объятия елей, Нети на бегу оглядывается напоследок. Степные маки цепью исчезают среди высоких деревьев.

— Да поможет тебе Мать-Богиня! — им, удаляющимся, вслед выкрикивает вождь. Оборачивается и нагоняет свои отряды.

Северные быстро бегут по лесу. Сапогами воители сминают колючие кусты, переламывают сухие ветки, крошат в труху шишки на земле. Щитами отбрасывают колючие мохнатые лапы елей. Тяжёлое дыхание двух тысяч торопящихся людей сливается в одно. Азарт близкой победы туманит молодые головы. Лес редеет, словно давая простор для брани. Совсем неожиданно две тысячи воителей с вождём во главе на бегу, что стал галопом, врезаются в тыл главных сил сражающейся засады.

Протяжный вопль ужаса проносится вихрем по рядам восточных. Враг съёживается. Кажется, что на краткий миг и нападающие, и засада предателей, и сражающиеся северные с жунами застывают. Время стопорится, как камешек, что раскачивается на острой грани, зависая над обрывом. Воители обеих сторон жадно ловят миг перелома битвы. Одни с трепетом, другие с радостью. Иным и вовсе чудится, что в этот миг в лесу не только люди бьются, но и зримо — духи.

Нети, позабыв о ранге, с исступлённым кличем «Верховный!» бросается в самую гущу врагов. Громкий клич сменяется протяжным рёвом разъярённого зверя — медведя, возможно. Клич «Верховный!», рык дикого зверя-вождя — в нови для северных. Нети распихивает ошеломлённых врагов щитом, орудует направо и налево клевцом. Воители вновь видят прежнего рубаку Нети — любимого задиристого тысячного командира. Вождь творит драгоценным ритуальным тяжёлым железным орудием нечто невообразимое. Вихрем прорубает строй противника. Лихо проходит насквозь пять шеренг. Словно после яростного урагана, позади Нети — трупы. В кровавый лесоповал подмогой храброму вождю бросаются мужи. Подотставшие степные маки вкладывают на бегу короткие луки в гориты. Мечи Чжоу в девичьих руках атакуют врага.

Первыми от натиска отрядов Нети бесславно гибнут командиры восточных, стоявшие позади шеренг. По спинам и затылкам врагов зашлёпали солнечными шариками клевцы и мечи. Зажатые между двумя атакующими воины засады не выдерживают внезапного удара в тыл. Отряды северных опрокидывают врага. Бравый дух покидает окружённых. Словно каменные жернова, союзники перетирают в муку таившихся в засаде врагов.

Короткая брань в густом еловом лесу заканчивается унизительным бегством предателей. Бегство обращается в жестокую бойню. Оскорблённые воители никого не берут в плен. Мольбы о пощаде тонут в проклятьях. Напрасны жаркие молитвы Богам. Протянутые к небу руки проигравших победители озлобленно калечат. Мужи, впав в безумие гнева, добивают раненых. Теперь в ходу кинжалы. Выискивают за стволами спрятавшихся. Только густые багровые сумерки разводят победителей и побеждённых. Если б не зычная труба, и ночь не укрыла бы беглецов. В надвигающейся темноте под яркими звёздами вождь северных подаёт сигнал к общему сбору у дороги.

— Орёл где? — Нети нашёл у костра жреца. Жрец, закряхтев, с трудом покинул ложе из веток. Оттёр для приличия кулаком грязь со скуластого лица.

— Вернулся Птенец, мой вождь, сразу, как брань свершили. Налетался, — устало прошептал жрец. Не дожидаясь очевидных расспросов, скороговоркой, уже громче, добавил: — Отрядил бойца, кормят Птенца. Поутру возблагодарим Мать-Богиню и Бога Войны за дарованную победу. Охранение выставил, как при Верховном.

Нети расплылся в улыбке.

— Добро, достопочтимый Бел. — Впервые за долгий поход с Алтая Нети по имени обратился к жрецу. Подчёркнуто уважительно произнёс имя.

Жрец удивлённо поднял брови. Как некая заслуженная награда прозвучало это слово из уст вождя.

Нети закрыл глаза. Откашлялся. Повернулся. Устало опустил плечи. Заплетаясь ногами, побрёл к повозке Таргетая, где и нашёл ночлег, у ног мумии.

Воители северных и союзных жунов с неохотой прекращают преследование. Стекаются мужи усталыми ручейками к высоким кострам, что светят по-домашнему посреди извилистой дороги. Валятся на щиты и шкуры. Надкусанный диск луны запутался в верхушках косматых великанов. Холодно поглядывает на огни. Звёзды же, напротив, разгоняют тучи, радостно поблёскивают среди еловых иголок. Смерть, порасправив крылья, горделиво вышагивает среди костров. Довольно щурится. Слушает бормотание засыпающих воителей. Всматривается в окрашенные лица. Костры разгораются. Их пламя танцует для воителей.

Глава 4. Нуска, Ан и степные маки

За день до засады

— Зачем «жидкое серебро» подарил? Ну вот зачем, скажи? — Нуска, выйдя из расположения северных, метнул гневный взгляд на Ана. Ан играл бровями, покусывал губы. — Весь мой запас отдал. Не оценит Нети подарок. Кузнецам отдаст или хуже — за яд сочтёт. Зря! — Нуска грустно выдохнул. Обиженно посмотрел на Ана.

— Да обожди ты причитать. За яд, говоришь, примет? — Сквозь зубы зло обрывает Нуска Ана. Резко остановился вождь племён рыси. Провёл рукой по лбу. — Н-да! А ведь и вправду пришлый недоумок может принять дар за яд.

— Вот-вот, о чём и разговор. Драгоценность в яд определит! Моё «жидкое серебро» пропало! Верно, так и будет. — Нуска с нескрываемой досадой отвернул голову от давнего друга. — Как бы, Ан, не попортить давнюю задумку такими вот подношениями. Э-эх! Вернусь-ка назад. Пояс подарю или оружие в довесок. — Вождь племени степных волков сделал первый, короткий и робкий шаг назад к лагерю северных.

— Не ходи! — властно бросил Ан в спину Нуске. — А и пусть! Надышится да и отравится. Может, выпьет по глупости дар? Серебро же. Блестит. Как не попробовать на вкус? Глядишь, отойдёт к предкам прямо на днях. Дарили-то без умысла. Теперь вот умысел объявился. Умно получается. — Нуска остановился. Повернулся к говорившему. Ан скривился в улыбке. Шёпотом, злорадствуя, продолжил: — День остался. Сляжет Нети в аккурат перед встречей в лесу. — Нуска задумался. Поднял глаза к небу. Качнул недоверчиво головой.

— Хорошо бы оно так и вышло, мой Ан. — Посмотрел просветлевшими глазами на друга. — Останутся тогда северные без головы. Разбегутся куда глаза глядят. — Но осторожность вновь взяла вверх. Нуска заколебался: — Вдруг обидится Нети на нас? Уж больно молод для вождя. Горяч.

Ан шире расплылся в улыбке. Показал жёлтые зубы.

— Обидится, не обидится! Нам-то что с того? — Вождь племён рыси махнул рукой. Принял нарочито равнодушный вид. — День жить его обидам. — Под едкие слова с силой ударил тыльником копья по земле. Ударил брезгливо, так, как будто там была змея. — Вот про молодость, Нуска, хорошо ты приметил. Ой как хорошо, мой друг. Молодой вождь северных, да глупый. Угодит в ловушку. Звать прорицателей не надо — то видно, как ясным днём.

— Уж лучше бы ему и вправду помереть до встречи. — Нуска тихо засмеялся. Опасливо оглянулся вокруг. Между двумя лагерями пусто на два полёта стрелы. Ехидным тоном добавил: — Дней пять, как побыл вождем. Недолго?

— Долго! — Тыльник копья провернулся с усилием в земле. — Мой разлюбезный брат Нуска, лучше поговорим о том, что будем делать после победы. Победа у нас, считай, уже в суме, — хитро блеснул глазами Ан.

— Ох, ты меня уже и в братья определил? — Осторожный Нуска явно тянул беседу, по-купечески ожидая разговора о выгоде.

— А ты, никак, против? — Озорной настрой посетил вождя племён рыси.

Нуска уверенно протянул правую руку ладонью к небу. Два мужа посреди пустого луга крепко обнялись.

— Земли белоголовых и прочих низовых мы уж с тобой давно поделили. Не о них речь. — Ан заглянул в глаза союзнику. Нуска приложил ладонь ко рту. Приготовился слушать. Ан потрепал его по плечу: — Не развернуть ли нам агрессивных восточных на Чжоу? Как мыслишь, брат?

— Войной пойти на Чжоу? — Такого поворота Нуска явно не ожидал. И без того немаленькие глаза расширились от удивления. Рот раскрылся. Вождь степных волков показал розовый кончик языка. — Да ты, Ан, шутишь, никак? — только и смог произнести изумлённый Нуска. Ан положил правую руку на плечо Нуски.

— Нет, Нуска. Не шучу, — заговорщически поднял брови. Шёпотом быстро заговорил: — Восточных раззадорим. Дескать, степные сразились с императором у Шана, прямо на наших глазах…

— И?.. — нетерпеливо прервал Нуска. Ан широко улыбнулся, завидев столь явный интерес у друга.

— …Убавление значительное вышло у Чжоу. Во как. Проредили степные Чжоу. Серьёзно проредили. Ослабело Чжоу. Заключил на наших с тобой глазах позорный мир император. Да и подался, без оружия, босым, с половиной… нет, скажем… — Ан задумался. Сжал губы. Поднял глаза. Покачал головой: — С четвертью от прежней армии назад. Лёгкая добыча Чжоу теперь. Бери голыми руками. Загребай оставшееся богатство.

— Но ведь это не так, Ан? Чжоу с оружием ушло. Тысяч тридцать ратников, не менее… — запротестовал было Нуска, но Ан поднял правую руку с копьём.

— Это ты да я знаем. Восточных, понятное дело, под Шаном не было. Ведь так? — Нуска согласно закачал головой. — Прочих жунов в засаде к предкам отправим, никто и не расскажет восточным, что да как при Шане произошло.

— Хочешь уничтожить и восточных, Ан? — проговорил Нуска. Но то скорее был не вопрос, а утверждение. Посмотрел себе под ноги. Откинул носком сапога камешек в сторону. Поднял глаза на собеседника: — Не против я. После засады они станут гордыми. Да больше их, чем нас. Крепкая дума. Поддержу тебя.

— Как ввяжутся в войну с Чжоу, так мы и покинем их ряды. Дескать, надобно границы охранять. С тем же, кто победит в той войне, дружбу будем водить. Но не долго. Предполагаю так, Нуска: ослабеют они в драке. Вот тогда и перегрызём им обоим глотки. Чжоу добьём и этих подлых трусов восточных заодно.

Нуска провёл рукой по лицу. Посмотрел в вечернее небо. Молча пожал правую руку Ана, скрепляя союз.

Лес встретил двух вождей неласково. Едва войдя в пределы дубравы, Ан веткой до крови располосовал щёку, заговорившись с Нуской. В сердцах вождь бросился рубить мечом обидчицу, конь оступился, и вождь неловко упал с седла. При падении зашиб бок о ствол дерева. Приглушённо застонал. Нуска счёл произошедшее с другом дурным предзнаменованием.

— Надо жертвы духам леса принести, — пробормотал Нуска вполголоса.

— Вот и принёс бы… — услышав бормотание, ответил зло Ан. Нуска, помедлив, вынул из дорожной сумы кисет с сушёными ягодами.

— Ты ещё свои волосы духам пожертвуй! — Ан, не оглянувшись, проследовал дальше. До самого ельника он ехал молча, с гримасой боли на лице, придерживая рукой ушибленный правый бок. Вожди разъехались.

Нуска покинул седло. Встал у дуба. Горсть ягод смешал со словами молитвы. Ягоды посыпались в прошлогоднюю сухую листву. То ли молитва запоздалая, то ли подношение показалось духам леса недостойным, но Нуска подвернул ногу, спеша к седлу. Сдерживая ругательства, вождь степных волков оседлал коня. Гневно посмотрел на спящие деревья. Посмотрел на ленивый обоз, на северных, следующих за ним в пеших порядках. Опечалился. Склонил голову. Раздосадованный, Нуска не стал нагонять Ана. Так и въехал задумчивым в ельник во главе замыкающего отряда.

Из раздумий Нуску вывел испуганный крик: «Северные атакуют!» Крик имел безнадёжное продолжение: «Нас убивают!» Нуска вздрогнул. На какой-то миг вождь степных волков застыл в странном оцепенении. Прислушивался. Крик повторился. Издав горестный звук, похожий на стон раненого, вождь повернул коня. Рысью поспешил на крик. Вытащил меч. Воители-жуны, завидев меч в руках вождя, тоже обнажили оружие. Бросились навстречу степным.

— Засада сорвалась! Сорвалась! Сорвалась, — проговорил сам себе вождь степных волков в такт топоту копыт. Хоть говорил для себя, хоть и говорил на скаку, но расслышали многие, и не только из жунов. Руки у Нуски заметно дрожали. Дрожал и крепко сжатый меч. «Жертвы хитрости» атаковали первыми, не дойдя до рубежа засады. Сухим деревом обернулся план двух вождей. Всё поменялось местами. Хаос воцарился в лесу. В несогласованности часть отрядов жунов двух племён продолжала марш к назначенной опушке леса, иные, развернувшись, спешили в хвост колонн. Нуска спешился. Отпустил коня. Оглянулся назад. Завидел подмогу. С мечом над головой возглавил встречную атаку. С ним по узкой лесной дороге вдоль растянувшегося обоза северных с трофеями бежали толпой едва ли две сотни соплеменников.

Провожатые из северных, как сговорившись, оставили телеги. Укрылись по обеим сторонам дороги в густых зарослях кустарника. Их никто не преследовал. Не до них было. В столпотворении на узкой дороге бегство провожатых с оружием не привлекло внимания засады. Но если бы пригляделись внимательнее, воители-жуны заметили бы странные постукивания клевцами в борта при бегстве. Странное дело для трусости — беглецы не удалились от заполненных добром телег. Тенями следовали за обозом. Сотня мужей с белой полосой на лицах, пригнувшись за елями, хищно высматривала перемещения врага. Лошади тоже вели себя странно: не остановились, шли как шли. Огромный обоз уверенно разменивал лесную дорогу, как свою до дома, ведомый невидимыми проводниками. Никто в суматохе кровавой брани не обратил на странности внимания.

— Мы победим! — громко взывает вождь степных волков. Враги сталкиваются на бегу. Плотный строй северных ударяет в толпу жунов. Призыв вождя тонет в лязге бронзы, треске щитов, в стонах. Нуска заносит меч для рубящего удара, но чей-то клевец опережает его. Удар пришёлся наискось по левой половине шлема. В глазах вождя поплыло красное пятно. Нуска выронил меч. Затем последовал сильнейший удар щитом в грудь. Дыхание перехватило. Вождь потерял сознание и рухнул навзничь. Два или три раза на неподвижное тело наступили. Жидкую цепочку неопытных воителей отряда Нуски мгновенно прорвали, подмяли и изрубили северные с Нети во главе. Мужи жунов-предателей мертвы. Отряды Нети без потерь уходят дальше громить походные колоны.

Звон в ушах и боль пробуждают поверженного Нуску. Кровь заливает глаза. Щиплет. Откинув чьи-то ноги, вождь садится, оправляет помятый шлем, протирает глаза. Всё двоится. Мутит. Еда покидает утробу. Отринув рвоту на трупы воителей, Нуска на четвереньках ползёт к спасительным деревьям. Там, отдышавшись, вождь встаёт. Держится за ветвь. Осматривается по сторонам. Где-то далеко впереди — бой. Пошатываясь, уцелевший в атаке уходит наугад в лес.

— О Боги, как же так? Не заслужил такого позора, — вновь и вновь горестно вопрошает Нуска. Ропщет на удел, отмеренный ему Богами. Спотыкаясь о корни, бредёт меж мрачных великанов. Нежданно Нуска натыкается на погибшего юношу. Споткнувшись о ноги лежащего, Нуска падает на него. Мёртвый воитель из восточных лежит, устремив неподвижный взгляд в небо. Гримаса боли исказила детское, в частых веснушках, лицо. Рядом — огромный мёртвый чёрный пес: даже погибнув, он не разжал челюсти, сомкнутые на горле мальчика. Простой кожаный шлем, что лежит тут же, густо украшен клыками волков. Вот эти жёлто-коричневые клыки и притянули взгляд Нуски. Вождь встал. Оглянувшись мельком на украшение шлема, поспешил дальше.

Возможно, вождь степных волков продолжил бы торопливое бегство, но, пройдя несколько шагов, запнулся. Поднял глаза к лоскутку голубого неба. Помедлив, решил возвратиться и разглядеть труп. Не любопытство — то жгучий стыд вернул Нуску. Вождь поднял шлем павшего. Юноше едва ли пятнадцать лет. Безус погибший воитель. Волосы собраны в залитую кровью косу. Вождь закрыл карие глаза мальчика, стянул шнурком его открытый рот. Короткое копьё мёртвого перешло в руки вождя. Другой загрызенный псами северных одарил Нуску добротным деревянным щитом и длинным кинжалом. Нахмурившись, вождь степных волков решительно зашагал назад — туда, где призывно раздавались звуки музыки войны.

Внезапно навстречу Нуске выскочил густо перепачканный кровью, растрёпанный и утративший косу муж, без оружия и шлема. Он, устрашённый и часто озирающийся по сторонам, сразу опознал вождя. Тяжело дыша, муж указал правой рукой в сторону дороги.

— Нас… нас… положили… вождь. — Муж упёрся руками в бока. Нуска протянул воину кинжал. Потом и шлем с волчьими клыками.

— Пойдём, — властно скомандовал Нуска. Соплеменник послушался приказа. Надел шлем, сжал обеими руками кинжал. Пригнулся и зашагал с вождём. Им навстречу выбегали спасающиеся мужи, частью из степных волков, но всё больше из племён рыси. Из сбивчивых пояснений Нуска смог понять, что Ан пленён, а воинство двух племён рассеяно, восточные разбегаются, не оказав помощи. Собрав сотню с небольшим «счастливцев» выживших, вождь постановил покинуть «несчастливую брань».

Воители заспешили прочь от смертельной дороги вглубь леса. Но удача предательски отвернулась от беглецов. В пути завидели прогалину и блестящую речушку. Забыв про осторожность, бросились к воде. Встав на колени, черпают воду. Жадно пьют. Слева раздаётся хруст веток — воители испуганно оглядываются. Поднимают оружие. Семейство кабанов выскакивает к водопою. С испуганным визгом пробегает мимо мужей. Мужи улыбнулись, повернулись к воде. Не ко времени успокоились… С кличем «У-у-у-у!» вслед за кабанами к речушке устремляются воители. Злым неудержимым потоком мелькают лица, красные с белой поперечной полосой. Боя не получилось. Те, кто пил воду, не успели поднять головы — пали замертво, получив удар в спину. Те же, кто обернулся на клич, не смогли выставить оружие. Окровавленные тела падают в чистую воду безмятежной речушки. Красным потоком растекаются воды по лесу.

Нуска, стоявший поодаль, заслышав яростное «У-у-у-у!», не раздумывая, уже во второй раз за день пустился искать защиты у леса. Вместе с ним в бега подались два десятка мужей из сборного отряда. Враг бросился преследовать отступающих. Сам не зная того, Нуска у водопоя повстречался с главными силами жунов и с левым крылом северных. Убегая от преследователей, вождь степных волков выдал расположение главных сил засады. За плотным рядом деревьев открылся луг. Беглецы в галопе, покинув ельник, наскочили на уходивших восточных. Воины засады неторопливо покидали поле битвы. В неразберихе брани восточные окончательно утратили чутьё — где свой, а где враг. Так же, как и сотня Нуски на речушке, восточные не успели занять оборонительную позицию.

Беглецы молча под удивлёнными взглядами союзников проследовали через луг. Вслед за ними с криками «У-у-у-у!» на восточных обрушился всей силой удар племён Хвара и северных. Атакующие сеют смерть. Паника, страшный друг отступления, вселяется в восточных. Командиры запоздало принимаются наводить порядок. Криками, уговорами, размахиванием копий пытаются остановить бегущих.

Но вождь степных волков не видел продолжения рубки. Поддавшись животному страху, Нуска бежал. Ужас заставил мужей держаться вместе. Два десятка беглецов остановились перевести дыхание.

— Туда! — левой рукой вождь степных волков решительно указал вслед уходящему солнцу.

— Нет! Там враги ждут нас! — пресёк неизвестный муж приказ вождя. — Вот туда! — Муж указал копьём, зажатым в левой руке, на север. Два десятка беглецов дружно пошли на север. Нуска остался один. Вождь степных волков склонил голову. Сел наземь. Грусть лишила его сил.

— А-а-а! — Страшные протяжные крики нескольких голосов подняли на ноги одинокого вождя. Крики раздавались оттуда, куда только что проследовали беглецы с новоявленным главарём. Нуска побежал на запад. Однако далеко уйти не смог. Можжевельник плотными зарослями преградил путь. Переломав ветви, Нуска оглянулся назад. Никого. Вновь пустился в галоп. Что-то крапивой обожгло его правое бедро. Резкая боль остановила бег. Нуска посмотрел вниз. Стрела пробила ногу насквозь. Наконечник бронзовым листом выглядывал из кожаных штанов. Кровь потекла по ноге. Нуска перехватил древко стрелы, намереваясь его переломить, но тут вторая стрела пробила кисть правой руки. Вождь степных волков закричал от боли. Ноги подкосились, и Нуска упал лицом в мох.

— Только дёрнись — получишь стрелу, — послышался откуда-то из-за непроницаемых елей тонкий девичий голос. Но вождь не понял серьёзности угрозы. Пополз со стонами к ближайшему стволу. Третья стрела впилась в икру левой ноги.

— Я вождь степных волков! Не убивай! Пощади! — прокричал раненый. Перестал ползти. Перевернулся со стоном на спину.

— Ты трус. Не вождь ты. Нет больше степных волков! — немедля последовал насмешливый ответ. За ним — приказ, уже сурово: — Заткни свой рот.

Так Нуска, бывший вождь степных волков, повстречался со степными маками. Он лежал на спине. Синее прозрачное, без облаков, небо проглядывало в разрыв между лапами елей, не ведая людских печалей. Небо смеялось над его, Нуски, позором. Бывший вождь уничтоженного племени плотно закрыл глаза. Слёзы неудержимо потекли в жухлую траву.

С первыми криками на дороге Ан повеселел. Поднял правую руку с мечом и прокричал:

— Пора! — Не оборачиваясь на вопли, приказал окружению из командиров: — Всем в атаку! — Ан направил коня к голове своих отрядов, на ходу выкрикивая приказы: — Наступать! Бежать к хвосту колонн!

Настигнув головы колонн, вождь племён рыси резко повернул коня назад. Широкая улыбка озарила его лицо. Ан поджал нижнюю губу и просвистел озорно, как мальчишка. Конь охотно ринулся в бой. Теперь Ан кричал уже не приказы: — Эти трофеи северных ваши! — Меч в руке Ана указывал на тяжелогружёные подводы, что мирно шествовали по лесной дороге. Мужи племён рыси радостно ускорили широкий шаг и перешли на бег. Наверное, десять тысяч воителей, разделившись на три неравных отряда, устремились в сражение. Довольный вождь поглядывал в тёмный лес. Там среди величественных мохнатых елей сокрылись друзья. Ан оказался в середине своей армии.

Стрела пропела песню. В окружившем его грохоте Ан едва различил свист. Почувствовал сильный удар в левую руку. От боли уронил щит. Расширил глаза, открыл рот, задыхаясь, и, соскальзывая с коня, повалился на бок. Кираса из нескольких слоёв толстой воловьей кожи не остановила стрелу-кровопийцу. Тяжёлый наконечник пробил её с легкостью. Ан неудержимо валился с седла на головы и плечи соплеменников. Они подхватили вождя, поставили на ноги. Ан оглянулся. Стрела вошла в лопатку. Раздробила кость.

— Мой вождь, да ты любимец Богов! — Жилистый, в годах, седобородый незнакомый муж резко выдернул стрелу. Ан вскрикнул от острой боли. — Ещё чуть-чуть пониже, и ты, вождь, был бы труп. Били в сердце… — Но договорить услужливый незнакомец не успел. Стрелы где-то сзади запели песни смерти. В тылу племён закричали. Вождь морщился от боли. Веселье покинуло Ана. Радость от обретённых богатств северных обернулась нестерпимыми страданиями.

Незнакомец подхватил вождя:

— Перевяжу рану. — Потащил в сторону, к дереву. Бег отрядов остановился. Впереди — звон бронзы, крики, хруст. Командиры племён принялись выстраивать защиту. У дерева не понять, что происходит впереди. Ан вновь оглянулся назад. Теперь пытался разглядеть, откуда прилетели стрелы. Из-за крутого поворота узкой лесной дороги раздавались отчаянные крики.

— Что же там происходит? — выкрикнул Ан в лица наступавших воителей. Но те лишь покачали шлемами. Под рану лекарь подложил лоскут. Плечо перевязал. Шевелить левой рукой вождь не мог и потому заботливого мужа не отпустил: — При мне будь.

Дела с обороной не ладились. Воители подались назад. Враг неумолимо теснил племена. Крики превращались в один непрерывный стон ужаса. Ан решил действовать. Стоя у дерева, закричал:

— Всем вперёд! Вперёд! Только вперёд!

Воители вняли приказу вождя — дружно выставили щиты. Подались отважно вперёд. Вождь указывал направо и налево, ободрял командами. В пылу атаки отступила боль, причиняемая раной. Но вскорости произошло необъяснимое. С трёх сторон в спины и бока мужей устремились стрелы. Стоны теперь раздавались отовсюду. Потери разрушали единство отряда. Мужи дрогнули, утратили твёрдость духа и бросились назад.

Словно затор поперёк реки, на узкой дороге образовалась давка. Никто более не слушал команд и призывов не только что командиров, но и гневного вождя. Заботливый лекарь исчез куда-то — наверное, с потоком убегающих к повороту беспомощных людей. Ан попытался остановить гибельное беспорядочное отступление, но тут же был подхвачен обезумевшей толпой.

И…

Бравый вождь подался в бега со всеми, крича и проклиная трусость. Взывающие к стыду слова Ана безнадёжно утонули в потоке жутких криков и стонов погибающих. Соплеменники утратили боевой дух. Шипящие стрелы, звон рубящей бронзы, глухой стук металла о доспехи дополняли жестокую песню Бога Войны. Вождь запнулся о камень, неловко присел — и в тот же миг толчок в спину откинул его в мохнатые руки ели. Удар пришёлся и по раненой лопатке — от боли Ан закричал, его вопль влился в жуткий гвалт, царящий на дороге. В глазах помутилось. Вождь заполз под ель. Лёжа наблюдал за пробегающими ногами.

— Куда же вы?! Куда?! Нельзя бежать! Убьют же… Убьют вас… — шептал Ан убегающим сапогам, не в силах что-либо изменить. Вокруг спасительной ели с десяток воителей пали под ударами. Знакомые кроем сапоги жунов сменились кожаной обувью иного фасона. На этих сапогах замелькали узоры. Вождь племён рыси замолчал. Стиснул зубы. Шум преследования уносился далеко вперёд, по направлению к повороту. Но в густом лесу не затихло. Казалось, стоны умирающих поднимались к солнцу от каждого дерева. Громкие и тихие, рядом и далеко. Проклятия и крики боли заполняли ельник.

— Вождь? Ты где? — громкий шёпот заботливого «лекаря» раздался позади укрытия.

— Здесь, — ответил Ан. — Я здесь.

Зелёные лапы раздвинулись, «лекарь» заглянул в укрытие. Но Ан не мог подняться. Любое движение причиняло боль. «Лекарь» проворно обежал ель, подобрался с другого края. Деликатно извлёк вождя из укрытия. Закинул его правую руку себе на шею.

— Пойдём, мой вождь? — Не дожидаясь ответа, зашагал прочь от дороги вглубь гостеприимного леса. Но едва они прошли два десятка шагов среди стонущих умирающих, кончилось гостеприимство елей.

— Как зовут тебя? — Вождь племён рыси благодарно взглянул на профиль мужа, вызволившего его из вражеских объятий.

Тот одарил вождя взглядом ясных карих глаз. Раздалось шипение. Ан увидел оперение стрелы, насквозь пробившей шею его спасителя. Кровь брызнула в лицо Ану. Муж захрипел. Открыл рот. Упал наземь, увлекая за собой вождя. Ан повалился на «лекаря». Он так и не узнал имени преданного соплеменника… Под вождём хрипел и, истекая кровью, умирал последний достойный муж из его племени. Чья-то нога наступила на перевязанную лопатку, чьи-то руки грубо схватили вождя за косу, потянули с силой вверх.

— Он мой! — прокричал громко девичий голос. В глазах поплыли красные круги. Вождь племён рыси закричал и потерял сознание. Голова бессильно повисла. Так Ан лишился свободы. В забытьи он не чувствовал, как те же девичьи руки сняли с него шлем. Прошлись по золотой гривне вождя. Лишили его пояса, оружия, браслетов, колец и походной сумы. Ан стал пленником степных маков.

Глава 5. Лук степного мака

— Не видели деву с косой русой? — Мер держал над головой пустой горит. — Вот её гордость. В узорах. А? — Молчание оставалось неприятным ответом второму командиру степных маков.

— В пути к предкам… — послышался грустный ответ.

— Нет. Нет! — Мер не хотел принимать этого. Закачал головой. — Спит среди вас. — Муж продолжал обход костров. Наклонялся, вглядывался в лица.

— Имя-то хоть её знаешь? — Завидев сожаление в глазах Мера, Инанна подошла ближе. — Завтра сыщем и упокоим нашу павшую сестру. — Инанна решила прекратить напрасные расспросы. Положила руку на плечо Мера. Помощник укоризненно посмотрел на тысячного. Осторожно снял руку с плеча. Насупился.

— Нет-нет. Не пойдёт так, — тихо произнес он. И выкрикнул: — Найду тебя, дева!

Уже за полночь, обойдя все костры степных маков, хмурый помощник тысячного оставил поиски в лагере. Мер взял в обе руки по факелу. Удалился в лес. Он шёл в темноте туда, где последний раз видел насмешливую девушку с косой по пояс. Идя же среди трупов, Мер задумался. Постоял, оглядывая места брани. Стоны к ночи затихли. Тела не шевелились при его приближении. Достойный муж освещал путь факелами. Выкрикивал зов, что слышал от вождя: «Верховный!» Чуть позже дополнил: «Степные маки!» Чередовал два имени. Так Мер вышел к освещённому луной лугу. Небо в ярких звёздах раскинулось над головой. Он был единственным живым в этом странном месте. Горы изувеченных мертвецов смотрели открытыми глазами на воителя. Земля от крови раскисла и чавкала под ногами липкой жижей. Покричав на лугу, Мер зашагал в лес — туда, откуда бежали в атаку степные маки.

— Вот где-то здесь… мы видались последний разок… — уже не шёпотом говорил Мер с зелёными великанами. Ели согласно молчали. — Ты, значит, протянула мне пустой горит, а я взамен тебе отдал полный. Ну и подмигнул тебе. Ты мне тоже подмигнула… — В иное время Мер бы поостерёгся громко говорить сам с собой. Так и за безумного можно сойти. А там, глядишь, и надзор от соплеменников в подарок заполучить. Но ночью, в обществе мёртвых и духов леса, воитель не стеснялся.

— Мер, ты? — чуть слышно позвали из кустов.

— Мер это, Мер! Степные маки! Ищу наших. Не бойся. — Мер ринулся в кусты. Девушка лежала на спине. Чёрная коса. Густые брови. Бледное лицо. Рядом круглый трофейный щит, шлем, асимметричный лук, пустой горит. В руке меч Чжоу. Мер воткнул факелы в землю. Принялся осматривать воительницу.

— Ногу и руку задели в рубке на лугу. Отползла. До утра затаилась. — Девушка стискивала зубы и кулаки, скрывала боль. К появлению Мера раны были забиты целебными травами и туго стянуты лоскутами из одежды.

— Можешь идти? — Девушка покачала головой. — Не беда — вытащу тебя. Трудов-то. На плечах снесу. — Муж протянул мех с водой. Раненая принялась жадно пить. — Ищу русую деву. Вот её горит. Не знаешь, где она может быть? — Мер показал горит. Девушка закрыла мех. Утёрла правой, здоровой рукой губы. Попыталась пошутить:

— А я, знать, не нравлюсь тебе? Только пришёл и уже к другой уходишь? — Улыбнулась криво, сквозь боль. Кузнец оценил шутку. Собрал с земли оружие, вложил меч в ножны, лук — в пустой горит. Повесил пояс, горит — на шею.

— Ну, дева, ты это, держись за меня крепко. Сейчас к кострам пойдём. Идти нам далёко. Кочки, корешки, ямы. Ты уж потерпи. — Мер легко поднял под руки деву-воителя. Она чуть слышно застонала, закусила до крови губу, лицо её исказила гримаса.

— Ой, прости, грубоват. Из мастеровых. Всё по металлу, жены из-за нрава необщительного не обрёл.

Дева-воитель усмехнулась. Мер бережно взвалил её на могучие плечи. С ношей присел, выдернул факелы. Девушка из-за широкой, твёрдой спины ловко подхватила щит, прикрыла им хребет Мера.

Кузнец поднялся:

— Вот только на ту полянку погляжу, и сразу домой.

— Домой? — вновь шуткой, чуть не хрипя, сдавленным голосом ответила раненая.

— К обозу, ну, где наши на ночлег расположились, — улыбнулся Мер.

Он дошёл до середины поляны, позвав ещё несколько раз, и уже повернул к дороге… как явственно услышал из-за елей:

— Степные маки!

— Неужто отыскалась?! — довольным голосом прокричал кузнец в спящий лес. Идя на звук голоса, весело затараторил:

— Твой горит при мне — пустой, конечно. Но целый, как есть… Ох ты! — Мер с факелами и грузом на плечах осёкся. Перед ним сидела, прислонившись к дереву, товарищ по отряду, та самая, кого он искал в ночи. Две крепкие оструганные ветви по бокам правой икры были туго стянуты серой верёвкой.

— Ох! Да что же это такое? — горестно прошептал Мер. — Никак, ногу переломала?

— Сломала. Когда вон за той вражиной бежала. — По самодовольному тону было понятно, что дева-воитель ни о чём не сожалела. — На мокром камне оступилась. Духи леса подножку подставили — чтобы радость поумерила.

Мер повыше поднял левую руку с факелом. Оценив неподвижную добычу, уважительно продолжил:

— Ишь ты! Как ты его, однако, мастерски утыкала стрелой! Пойдём? Будешь держаться за меня… — предложил Мер, но ему не дали договорить.

— Вождь это, один из тех двух, что к Нети хаживали. Ещё живой. Ты отнеси подругу и возвращайся. Дождусь. Не помру. — Девушка широко улыбнулась. Даже тяжко раненые, степные маки оставались гордостью Великой Степи. Мер протянул факел, мех с водой.

— Костёр какой… поярче… сложи для меня, чтоб заметил сразу? Вернусь. Ну, бывай. — Мер оставил пустой горит. Без остановок и передышек вынес раненую к биваку северных. Факел погас, но сторожа ночного лагеря, разбитого союзными племенами посреди дороги, пропустили Мера без долгих расспросов. У костров степные маки спали. Мер бережно уложил раненую девушку на землю. Нарубил ветвей, постелил, осторожно переложил на ветви.

— Иди уже. Тебя ждут, — раненая воительница замахала рукой в сторону леса. Мер повернулся и в спину услышал: — Спасибо!

Достойный муж обернулся, поднял правую руку:

— Честь для меня — позаботиться о храбрых духом.

Кузнец зашагал выполнять обещание. По пути поднял двух сторожей. С ними, уже при шести факелах, по знакомой тропе вышел к маленькому костру.

— Как и обещал — вернулся, краса степная. — Мер присел. Воткнул факелы в землю. Заглянул в лицо девы. — Какие у тебя голубые глаза! — Протянул руки.

— Сама встану. Не дитё малое.

Однако Мер не согласился с боевым товарищем. Поднял на руках, возложил на плечи.

— Говорливая. Уважения заслуженного требует, — подмигнул с хитринкой сторожам. Обращаясь к поломанной ноге товарища, добавил: — Ещё как почитаем тебя, храбрая. На руках носим. — И продолжил, обращаясь к полусонным уставшим мужам: — Того хмыря видите, в её стрелах? Тащите к вождю. Порадуем Нети. Добыча как-никак знатная. Аж целый вождь трофеем достался. — С теми словами Мер, не ведая усталости, понёс второго степного мака, как он говорил, «домой». В дороге сотник счёл долгом, помимо частого выкрикивания «Степные маки!», «Верховный!», громко говорить с молчаливой попутчицей. Так как ничего, кроме кузни, муж не видывал до похода в земли Чжоу, то и беседа вышла всё про бронзу да золото.

— …Мечи не делал, врать не буду. Но железные клевцы разок таки смог. Да-да, выковал, не сомневайся. Честно… — Мер говорил так, будто собеседник стоял перед ним, а не висел кулём на плече. Муж шагал твёрдо. В беседе с самим собой парировал невысказанные возражения.

— …Говоришь, мягкий металл это железо? Ну как сказать. Хлопотный, да, согласен. С бронзой-то привычнее управляться. Знаешь, а я ведь украшения люблю мастерить. Да-да! Украшения. Пряжку, к примеру, на ремень… — Мер всё говорил и говорил. Вот только попутчица хранила молчание. Дойдя до костров, сторожа из охранения расстались с Мером. Пленный отправился дальше, до повозки Таргетая. Мер зашагал к степным макам. Беседа про кузнецкие будни да про металл не заладилась — дивчина помалкивала, но и не стонала к вящей радости Мера. Здоровяк оставил неуклюжие попытки скрасить дорогу, и оставшийся путь до знакомых костров проделали молча. Уложив деву рядом с первой спасённой, достойный муж встретил твёрдый взгляд голубых глаз:

— В поход пошёл за женой?

Подумав, Мер не спеша ответил:

— За друзьями пошёл.

Первая спасённая открыла глаза. Две пары глаз: карие и голубые — испытующе смотрели, не отрываясь, на Мера.

— Нашёл друзей? — продолжила расспрос голубоглазая.

Мер поднял углом бровь:

— Друзей-то? Обрёл, как не обрести-то. Обрёл и обретаю, считай что каждый день. Иной раз даже ночью тёмной нахожу. — Мер замолчал. Трое молча изучали друг друга. Вдруг, что-то припомнив, кузнец хлопнул себя ладонью по лбу. Шлепок получился громкий, но девушки не улыбнулись.

— Да что ж стою? О, голова моя! — Муж принялся нарочито шумно рыться в недрах объёмистой кожаной дорожной сумы. Найдя искомое, заулыбался. Присел у кареглазой. Раскрыл кисет. Уважительно обеими руками протянул:

— Вот. Держи, родимая. Раны посыпай. То — кора и лист тополя с грибком особым. С проверенным грибком, так скажу. Рану от гнили сбережёт.

Кисет принят, но, по понятной причине, только одной рукой. Мер встал. Вздохнул, как после тяжёлой работы. Довольным взглядом обвёл обеих воительниц.

— Пойду к воде? Вам принесу. — Девушки переглянулись и отрицательно закачали головами. — Нет? Тут у костра заночую. Зовите, если вдруг понадоблюсь. — Мер повернулся спиной и в спину получил неожиданный вопрос:

— Имена наши не хочешь узнать, кузнец? — Мер живо обернулся. Усталость взяла верх и над здоровяком — лицо угрюмо обвисло. Молча выжидающе посмотрел.

— Очень даже хотелось узнать имена. Но ведь не скажете? — Мер поднял глаза к звёздному небу. С лёгкой обидой в голосе звёздам послал слова: — Смеялись надо мной всю дорогу. Камешками кидались. Прозвища обидные придумывали. «Бычком», слышал, прозывали. Или как там ещё… — Но Меру не дали припомнить очередную девичью забаву.

— Бау имя моё. — Кареглазая протянула кинжал рукоятью к Меру. Воитель обернулся, принял дар обеими руками. Достал из ножен, поцеловал клинок. Приложил дар к тому месту, где сердце, потом ко лбу. Дар исчез в походной суме.

— Ки, добрая. — Голубоглазая протянула лук, в бересте оклеенный. — Имена получил? Доволен? — Мер, приняв суровый вид, торжественно проделал с луком то же, что и с первым даром. Вот только в полном горите Мера места для лука не нашлось. Без долгих раздумий он ответным даром передал Ки свой лук, в полосках кожи, и две стрелы в довесок. Бау получила кинжал.

— Сам делал? Оленя на рукояти — тоже сам? — Бау попыталась улыбнуться, но улыбка вышла болезненной.

— Да, старался. Уж извиняй, если простоват вышел. Мастерство наработаю. При Вэне им сражался. — Мэр ожидал насмешки, но девушки восхищёнными глазами изучали дары. Ки подняла голову и неожиданно сказала такие слова, от которых ноги здоровяка подкосились. Немалых размеров воитель чуть не рухнул наземь.

— Ритуалы соблюдёшь или по-глупому свататься к нам будешь?

Муж, уже сидя, дико вращал глазами, утратив дар речи. Придя же в себя, поднялся с земли. Провёл растопыренной пятернёй по бородке. Откашлялся:

— Как полагается, так и пожалую к вам обеим. — Мер и не думал шутить, но слова его вызвали улыбку. Разговор интересного свойства разбудил других воительниц. С десяток свидетелей присели, приподнялись со шкур, наблюдая за участниками беседы.

— Ну так-то должно по весне справлять. Или ранним летом? — поддержала Бау слабым голосом подругу.

— Дождусь весны, уже совсем скоро. А потребуется — и лета дождусь! — Мер поправлял ремень, затем стряхнул уж совсем запоздало грязь брани со штанов.

— Жених, мы ещё и в поход на горы собираемся пойти. Да, моя подруга? — промолвила Ки, Бау кивнула одобрительно. Девы как бы настойчиво вели Мера к какому-то туманному соглашению.

— Тоже туда, мои девы, путь держу. Совместно идти, оно, конечно, будет легче?.. — Кузнец отличался понятливостью. Снял шлем. Пригладил волосы в косе.

— Лечить нас будешь? — Ки посмотрела на израненную Бау, вернулась взглядом к Меру. — Раны серьёзные у нас.

— Право, вот о заботе и говорить не стоит! Само собой, положено обеспокоиться о раненых. Как в лесу вас обеих выискал, так и буду впредь оберегать. Не принято же хворых бросать! — Муж говорил так твёрдо, словно клялся, да и был к тому же рад новым хлопотам. — Девы, уложения отцов не нарушу. Терпения у мастеровых вдосталь.

— Так что ты там про дружбу говаривал? — Бау вспомнила то, что её более всего волновало. Открыла глаза, морщась от боли.

— Дар Богов, чувство-то желанное. — Мер приложил правую руку к тому месту, где сердце. — Когда даётся Богами, ценить надобно. Оберегать. Щедрость-то громадная.

Правые руки поднялись — клятвы Мера приняты. А вот веки, напротив, опустились — командиру сотни дали понять, что разговор окончен. Муж, поклонившись, отошёл к ближайшему высокому костру.

Извилистой вереницей посреди дороги высились огни, согревавшие спящих. Тысяча костров тихо распевала песни победы. Танцевало пламя под потрескивание веток. Наверное, в ту ночь не было среди уставших воителей более счастливого человека, чем Мер, уснувший среди степных маков.

Глава 6. Суд Нети

— Так, так, так… — Утро для вождя северных началось с нежданных подарков.

— Кто это? — Нети покинул повозку Таргетая с первыми лучами солнца. Потянулся. Перед его глазами стояли привязанные к шестам, вкопанным в землю, четверо мужчин. У их ног лежало оружие. — Ну двоих, положим, знаю. А вот кто ещё двое? — вопросы вождь шутливо адресовал двум десяткам мужей и дев, окруживших повозку Таргетая.

— Не признаются, мой вождь. — Жрец Бел, смерив коротким презрительным взглядом пленных, первым по старшинству ответил Нети. Подошёл к пленникам. Указал оскорбительно левой рукой на золотые гривны. — Упорствуют, мой Нети. Молчат из-за гордыни.

Нети широко улыбнулся, показав белые зубы. Посмотрел на старших командиров. Насмешливые лица добрых северных обращены к пленённым вождям жунов.

— Ты думаешь, гордыня, почтенный Бел? Ой нет, мой жрец! Гордые враги нынче в лесу лежат. Тут иное дельце: от страха бойцы языки проглотили. Ну, это поправим. Пощекочем — заговорят… Да что там заговорят — соловьями запоют! — Угроза, высказанная шутливым тоном, вызвала смех командиров. Хохот добрых поутру, да такой громкий, заразительный, заставил степных податься толпами к повозке Таргетая. Воители, забросив чёрствую еду, побежали смотреть на врагов.

— Чем щекотать будем? — Бел, прищурив глаза, разглядывал молчаливых пленников. Вождь и тут нашёлся в ответе:

— Достопочтимый, ты огоньком по ним пройдись. Надо же узнать, как их величать. Заодно от блох их избавишь…

Новая волна смеха накрыла тихий лес.

— А и вправду, вождь, у них вши. — Жрец, брезгливо поморщившись, отошёл на шаг от шестов. — Вон, бегают. Прямо кишит в волосах народец многоногий.

— Нас ждали-дожидались, не мылись… — Нети, как видно, надумал распугать живность в ельнике. Хохот воителей, казалось, раскачал деревья. — Прямо грешно таких дожидальцев не уважить огоньком. — Сразу три пары заботливых рук протянули вождю факелы.

Завидев пламя, Ан с тихим отчаянием простонал:

— Боги-хранители, спасите…

Нети принял, благодарно кивнув, два факела. Всем телом резко обернулся на звук голоса. Лицо Нети исказилось ненавистью. Зубы сжались до скрежета. Воинство замолчало. В тишине было слышно трепетание факела.

— Уже и до Богов, никак, добрался, поганец? — Факел в правой руке поднялся над головой Нети. Ан закрыл глаза. Съёжился. — Гнусный трус-долгожитель, твоё племя мертво. Ведаешь о том? Никто из твоих людей не покинул этого… — Нети поднял глаза к небу. Благодарным тоном внёс пояснение: — …великого, чистого, заботливого леса. Да охранят Боги зелёных великанов! Духи леса, чту вас! — Резкий переход от ненависти к благодарности не остался незамеченным. Добрые подняли взгляды к небу. Их примеру последовали и другие воители. Жалобное обращение пленных к Богам пресеклось. Факел в левой руке Нети медленно нацелился прямо в лицо Ана. Вождь северных не собирался более шутить.

— Мы вожди жунов! — глухой голос остановил факел вождя. Нети с удивлением оглядел говорившего: плотного сложения муж с заплетённой в косичку бородой, густые брови, нависшие мхом над глубоко посаженными чёрными глазами. На щеке шрам до носа.

— Ух ты! Заговорил! Думал, немой. — Вождь северных надменно засмеялся. Факелы в руках заплясали. Вновь быстрый переход от гнева к веселью замечен и поддержан воинством. Два факела вплотную приблизились к пленному. От жара лицо его скривилось, покрылось складками.

— Требую уважения! Я Син, вождь восточн…

Нети от таких речей поднял брови, округлил глаза и открыл рот. Окружение вождя, переведя взгляд на опешившего Нети, прикрыло лица руками и засмеялось. Воинство, что попроще, обошлось без прикрытия лиц — загоготало сразу. Дождавшись окончания веселья степняков, вождь принял торжественный вид:

— Уважим. Как не уважить аж целого вождя! — Нашёл взглядом жреца: — Бел, плётку сыщи. Пройдись по его бокам… с положенными рангу приличиями. — Уже в спину жрецу отправил: — Потом бороду его дочиста обрей — мешает мужу складно говорить.

Нети сделал шаг к отдельно стоящему пленному, потупившему взгляд в землю. Муж высокий, широкоплечий, с могучими руками, в бою не пострадал, чем и вызвал интерес вождя северных. Нети обошёл кругом жердь с пленным. Пригнулся и оглядел руки молчаливого мужа.

— Как добыли этого… верзилу? — Вождь северных выглядывал из-за широкого плеча пленного. Инанна, стерев улыбку с лица, подняла к небу правую руку:

— Добыла я. В честном бою. Догнала, лишила оружия, повалила… — Хлопки сотен рук поприветствовали храбрость девы. В который раз за едва начавшееся утро Нети округлил от удивления глаза. Вышел. Оглядел пленного. Переложил факел из левой руки в правую. Левой вынул кинжал. Им же поддел золотую гривну на шее мужа. Повернул лицо к командиру степных маков:

— Инанна, гордость наша, возьми гривну как дар за отвагу.

Гул одобрения пролетел среди тесных рядов воинства. Инанна поклонилась вождю. На носках лёгкой походкой охотника подошла к верзиле. Сняла гривну. Высоко над головой подняла награду.

— У-у-у-у! — громом разнёсся над лесом боевой клич. Щёки Инанны покрылись счастливым румянцем.

— Раздеть их донага. Всё, что на них было: доспехи, оружие, их добро — снесите в дар достопочтимому Таргетаю. Умойте пленных, сбрейте волосы. Блох вытравите в мешке дымом. В полдень будем судить… — командовал Нети. Исполнять простые приказы вождя нашлось в достатке добровольцев. — И пошлите за вождём Хваром. Без него судить нельзя… — Вождь уже намеревался отдать «дознавательные факелы», как вдруг приметил Мера. Сотник, помощник тысячного в отряде степных маков, преклонил колени перед Нети.

— У меня уже брови болят. Так много удивлялись брови — того и гляди осыплются напрочь… — Хохот, схожий с шумом камнепада, обрушил последнюю листву с колючих кустов. — Что с тобой приключилось, почтенный Мер?

Жрец Бел, который к тому времени явился с десятком разнообразных плетей, встал по правую руку от вождя.

— Дозволь, достопочтимый вождь, испросить разрешения на сватовство…

Старшие командиры ладонями зажимали рты, дабы смехом не разгневать сотника. Но всё же нашлись те, кто подавился смехом.

— Спору нет, Мер, ты нашёл самое подходящее время для сватовства, — молвил Нети, отдавая факелы старшим командирам. — Дозволь скромно узнать — на кого пал выбор, сотник? — Нети отыскал суровым взглядом Инанну. Теперь мужи перебегали глазами от вождя к Инанне, а от неё — к коленопреклонённому Меру. — Хотя нет, не называй вот так. Ты приведи сюда избранницу свою. Да-да, ступай за ней. Мы уж дождёмся тебя, скорохода.

Мер вскочил с колен. Под сдержанные смешки галопом устремился к расположению степных маков. Нети обвёл руками лес и обратился к воинству:

— Помните нашего Пасаггу? — Мужи и девы закивали. Нети неспешно продолжил: — Герой, что и говорить! Верховный отправила Пасаггу к андрофагам — отряд набрать. Помните? Пасагга там и нашёл любовь и жену.

Воители подняли правые руки. Слова вождя о недавних событиях воскресили приятные воспоминания.

— Так вот, достопочтимая Инанна, когда отрядил к тебе Мера… — кое-кто в дальних рядах принялся посмеиваться, — …думы о делах свадебного толка не держал. Чем дальше уходим от наших, тем сильнее по ним скучаю. — Нети печально вздохнул. Посмотрел в небо. — О чём это я? Мер, конечно, прав! Наше лучше чужого! Никто не сравнится в достоинстве со степными маками! Никто! Видали мы и Чжоу, и… — Нети осёкся, замолчал и продолжать не стал. Вновь правые руки поднялись к небу. Многие их и не опустили. Но вождь нахмурился. Принял крайне гневный вид. — Воинство! Запрещаю свадьбы до… — Присутствовавшие, однако, поняли, что Нети и не в гневе вовсе. «Так, для порядка вождь пужает нас», — шорохом прошлось за спинами. — До наших пределов! Вот!

Воинство согласно закивало головой. Инанна, напротив, продолжала стоять со строгим каменным лицом. Её взгляд неподвижно застыл на Нети.

— Вождь мой! — Выкрик заставил Нети обернуться. — А свататься уже можно? — Насмешливо заданный вопрос невидимого соплеменника вызвал улыбки.

— Можно! Весна — самое время. — Нети махнул правой рукой, словно срубил ветку на дереве. Воинство загудело, обсуждая слова вождя. Но неожиданно весёлые голоса стихли. Нети понял, что за его спиной произошло нечто требующее внимания. Откашлявшись, обернулся. Это утро преподнесло вождю северных ещё один сюрприз. Инанна стояла на коленях.

— Мне что, сегодня с круглыми глазами весь день расхаживать? А, народ?

Воинство молча ждало продолжения и на шутку вождя не ответило. Нети важно оправил пояс. Прошёлся правой рукой по золотой гривне.

— Говори, гордость племени. Твою просьбу заранее одобряю! — Наверное, не стоило вождю давать опрометчивое обещание. Инанна тут же громко заговорила голосом суровым и твёрдым:

— Дозволь посвататься, мой вождь.

Ноги у вождя в то утро, как оказалось, нетвёрдо стояли на земле, но добрые не дали пошатнуться Нети. Двое из тысячных подхватили его под руки. Инанна положила к ногам вождя золотой трофей. Красивая степнячка, надёжный предводитель стойкого отряда, гордость знати северных, стояла на коленях. Тайная зазноба мужей, пример для дев северных — не мигая смотрела в его, Нети, глаза. В тишине слышалось дыхание воинства. Странное предчувствие посетило вождя. Словно облако накрыло гору. Нети изменился: глаза сощурились, лицо вытянулось и чуть не посерело, как у мертвеца. Нети откашлялся и тихо спросил:

— Кто твой выбор, достойная Инанна? — Сглотнул слюну, поперхнулся. Командиры заботливо похлопали по спине. Правая рука Нети прошлась по усам и бородке. Где-то на подбородке застыла, когда вождь получил ответ:

— Ты, Нети, мой выбор.

Соплеменники не дали вождю ни изумиться, ни даже вставить слово. Воинство бурно возликовало; закричало каждый о своём; подхватило крепко за руки и за ноги вождя, сотни рук принялись подкидывать его в небо. Подбрасывать старались повыше, заботливо подхватывали, и снова Нети, растопырив руки-ноги, ловил весёлое небо. Посреди криков воинства и полётов вождя кто-то сочно прокричал:

— Так — это же награда вождю! За победу! Нети! Славный вождь! — Воины, словно осознав свершившееся чудо, поставили вождя на землю. Степняки расступились. К тяжело дышавшему Нети, согнувшемуся в поясе и упёршему руки в бока, пробирался Мер, запряжённый в обозную телегу. Здоровяк, мокрый и в поту, выбился из сил, спеша поспеть к почтенному собранию. Веселье продолжалось. Колёса, проскрипев, остановились. Мер бережно вынес из телеги двух раненых воительниц. Вождь выпрямился, подошёл ближе, встал у самых ног дев. Оценив ранения, поднял глаза на Мера:

— Скольких подлых ты положил?

— Пятерых лично клевцом, мой вождь, — последовал ответ. Нети обернулся, кого-то разыскивая взглядом. Не найдя, слегка замешкавшись, поверх голов прокричал:

— Инанна!

Дева-тысячный откликнулась на зов. Густо покраснев, подошла к вождю. Нети обнял за плечи храброго командира степных маков. Раздались одобрительные возгласы. Рука Нети спустилась с плеча невесты и легла на собственный золотой пояс. Глядя в глаза Мера, вождь спросил, однако, не его, а рядом стоящую Инанну: — Кто эти воительницы, моя Инанна?

— Ки и Бау, мой вождь. Храбрые. Обе из худых. Ки произвели в добрые после подлых гостей. Отличились обе при Хаоцзине и Шане. В трусости или низких делах не замечены. Бау получила ранения на лугу, но я там не была, не видела. Ки добыла Нуску, вождя степных волков, охраняла, с переломанной ногой. — На тех словах Инанны степняки подняли шум восхищения. Вождь указал правой рукой на Мера:

— Помог тебе управиться в брани сей муж? — спрашивал Нети, по странности не смотря на рядом стоящую Инанну.

— Да. На правом фланге справлялся. Подсобил сотник Мер нам. Выстрелы считал. Руководил атаками. Шёл со стрелами. Весь увесился запасами. Носил моим гориты, лично видела.

Нети словно бы нашёл силы, повернул голову и встретился взглядом с командиром степных маков. Инанна, с чьих щёк едва сошёл румянец, вновь порозовела.

— Бау, почтенная… — Девушка приподнялась на руке, приветствуя вождя и собравшихся. Лицо её, болезненно-бледное, от волнения посерело. Воители стояли молча и с уважением прислушивались к голосу вождя. — Скольких врагов ты положила в брани?

— Мой вождь, сто стрел пустила. Все нашли себе добычу. — Нети оглядел довольными глазами соплеменников. Но Бау не закончила подсчёт трофеев: — Когда же ты, вождь, нас в атаку повёл, — Нети, прислушиваясь, наклонил голову, — ещё двух мечом упокоила. От последнего раны приняла. Больно дюжий попался.

Вождь поднял правую руку. Добрые последовали его примеру.

— Ки, почтенная, а ты, стало быть, вождя изловила? — Ки подняла правую руку. — И сто стрел пустила?

— Сто пятьдесят, мой вождь. Мер выдал полный горит из запасов Чжоу.

Вождь наклонился и пожал руки Ки и Бау. Расплывшись в многозначительной улыбке, посмотрел на Мера:

— Это что же получается, сотенный? Двести пятьдесят стрел и вождь в трофеях — супротив твоих пятерых? Так, что ли? — Теперь воинству стали понятны рассуждения Нети. Мер почувствовал на себе хмурые взгляды. — Какой-то неравный обмен выходит.

Могучий муж утратил дар речи, не в силах возражать подсчётам вождя, склонил голову, что-то принялся искать в умятой траве. Неожиданно в то утро Мер обрёл нового заступника. Инанна сделала широкий шаг на сторону Мера. Заговорила:

— По ночи отправился Мер волей своей искать степных маков. В лесу нашёл раненых Ки и Бау, на себе вынес. Лечит их травами целебными.

Благодарными глазами Мер посмотрел на тысячного. От былого соперничества не осталось и следа.

— Ну это меняет всё дело! — засмеялся Нети. Мужи вокруг осклабились. — Дозволяю твоё сватовство, Мер. Двойное, заметь! Таких дев для себя одного отхватил! Прямо зависть берёт! Поставь на ноги воителей, получишь награду. — Нети собрался было уходить, но, передумав, резко обернулся. Девушки светились счастьем. На глаза Мера навернулись предательские слёзы. Муж, словно медведь, с рёвом неуклюже кинулся на шею вождю. Стиснул, да так, что вождь захрипел. Отпустил, но не сразу. Нети глянул на Инанну. Долго смотрел — новым, совсем иным взглядом. Снял с правой руки простой браслет из потёртой бронзы — витой пруток с нанизанными когтями медведя. Надел на руку тысячного.

— Дар вождя Таргетая, в детстве от него получил за кулачный бой. Шестерых тогда на его глазах одолел. Носи, дорогая моя невеста. — Ростом Инанна как мужи — высокая, наклоняться Нети не пришлось. На ухо едва слышно прошептал: — Надо поговорить секретом.

Вождь и добрые сквозь толпу стали пробираться к повозке Таргетая.

После брани лес утратил не только ветви по нижнему ярусу, но и величественную тишину. Северные шумели, галдели, махали руками, поясняя проспавшим товарищам в подробнейших чёрточках стремительные утренние события. Пересказы дополнялись мимикой — рассказчики старались как можно полнее передать эмоции участников. Там и сям слышались бурные восторги зрителей. С головой охватило суровых мужей лицедейство. Мер с телегой заспешил в обратный путь. Ему помогали степные маки. Как и говорил вождь, с нескрываемой завистью смотрели воители вслед сотенному.

Суд Нети меж тем продолжался.

— Хвар, да позаботятся о тебе Боги! — громогласно прокричал Нети, едва завидев красную в золотых оленях шапку.

— Да прибудет счастье у северных! — издалека таким же тоном ответствовали хором жуны. Хвар пришёл не один, позади — сотня знатных. Союзники в чувствах, приличествующих одержанной победе, обнимают друг друга. Скованность сменилась добродушной доверительностью. Хохот, шутки просом щедро сыплются в общий мешок.

— Тесновато тут на лесной дороге. Вот посреди степи мы бы враз задружились после брани.

На эти слова Хвара Нети прищурился, изобразил хмурость. Намеренно отстранился от рук вождя жунов. Хвар удивлённо расширил глаза.

— Достопочтимый вождь, ты нас не поприветствовал. — Нети вытянул губы, выставил вперёд левое ухо. Хвар поднял правую руку. Что было сил прокричал:

— Да позаботятся о вас Боги!

Хвар внимательно проследил за лицами добрых союзников. Нети раскрыл руки для объятий. Приветствие вышло затяжным. То Нети не отпускал рук Хвара, то Хвар передумывал расходиться с вождём. Воинство расценило жест дружбы по-своему. Северные раскачали в небо Хвара, а жуны доброй волей взялись устраивать полёты Нети.

— Хвар, нам достались пленники. Предводители врага.

— Когда брататься будем? — спросил Хвар, словно не расслышав слов Нети. Помолчав, добавил: — Живые мертвецы не ко мне, Нети почтенный.

Нети добродушно усмехнулся. Два мужа схожи упрямством. Нети, будучи гостем, всё же решил уступить Хвару.

— Когда скажешь, Хвар, великий жун, можно прямо сейчас…

Хвар приготовил речь, и вождь северных понял это. Положив правую руку на плечо Нети, вождь союзников заговорил, глядя прямо в лица степного воинства. И держал речь достойный муж по канонам, установленным предками:

— Хвала Матери-Богине за победу в брани! Возношу первую молитву Ей, оберегающей нас среди лесов… — Степняки подняли правые руки. Многие жуны взметнули в сжатых кулаках оружие. Клевцы поднялись позади Хвара. — Затем хвалю тебя, Бог Войны, что даровал храбрость. — Нети положил правую руку поверх руки говорящего. — Над кем мы одержали победу? Над пятью племенами жунов? Нет. Здесь, в лесу, мы с вами повстречались не иначе как… с чудовищами. Это не жуны! Внешне враги схожи с людьми, но враги — нелюди. Чудовища раздора среди нас жили в мирное время. В гости к нам хаживали. Ели нашу еду. У очагов песни с нами пели. В дружбе клялись. Жертвы Богам вместе с нами приносили. Но то, как теперь понятно становится, было в лёгкие времена.

Война явила нам их лики. Хитростью хотели нас убивать. Первый раз при святилище Солнцу, когда бросили фланги открытыми, второй раз — вчера посреди дороги засаду сладили. И знаете что? Верующему Мать-Богиня раскроет хитрые замыслы врага. Подлость та невиданная раскрылась мне от перебежчиков — люда несогласного, скажем так… не до конца в чудовища обратившегося.

Чжоу их прикормило? Нет, Чжоу им не родня. В мирное время кляли последними словами Чжоу. Звали нас на войну с империей. А вот погляди, что вышло! Предали нас чудовища. Под конец войны удумали съесть нас. Перед сражением с засадой во сне явился мне ваш Верховный, дева Танаис. — Степняки подозрительно и недоверчиво посмотрели на говорившего. Этим именем не стоило потрясать… Но Хвар и не думал произносить священное имя напрасно. — Молча передо мной прошла и, уходя, щёлкнула пальцами. Перед лицом моим. Громко щёлкнула. Всё утро перед бранью гадал, что означал тот щелчок. Про себя порешил: хотело мне Божество сказать, дескать, не прозевай удачу, вождь. С тем и пошёл в атаку. — Подозрительность и недоверие в лицах степняков сменилось сочувствием и пониманием.

— Вырвали с превеликим бранным трудом победу из лап чудищ! Не упустили удачу! — Хвар помолчал. Достал кинжал из ножен. — Я так думаю, мужи…. Раз это не жуны. Раз это и не люди вовсе, то снять с них положенные трофеи не зазорно!

А вот на такое предложение степной и союзный люд отреагировал быстро. Ликование охватило воинство. Вождь разрешил сомнения, тяготившие бравых мужей. Крики пронеслись волной по длинной дороге. Кое-кто без промедлений покинул собрание и занялся трофеями.

— Что же касаемо тел чудовищ… Предлагаю развесить их на ветвях подношением заботливым духам леса. Лес добрый нас уберёг от беды. Спас от чудищ. Надобно и отблагодарить деревья. Духи лесные за нас, мужи! Сражались с нами на одной стороне духи леса!

Эти слова вызвали столь же шумное одобрение, как и предложение снять с чудищ трофеи.

— Что же касаемо наших ушедших к предкам героев, предлагаю упокоить под курганом на опушке. Как думаете, воители?

Правые руки поднялись к небу. Нети широко улыбался. Со стороны казалось, что вождь северных и сам намеревался высказать те же думы. Хвар вернулся к началу встречи:

— Вам достались головы чудищ. На своё усмотрение терзайте их. Знайте: одна голова сбежала. Надобно её отыскать. По лесу разбрелось тысяч десять восточных. День есть на обряды. А потом…

— К белоголовым побежали чудища, — добавил Нети. — Следопыты за ними идут из моих. Там, у Люка, их обрядим в белые кости.

Союзники восприняли слова вождей как приказ. Мужи заторопились прибраться на месте брани. Две армии, смешавшись и более не делясь на жунов и северных, взялись за мёртвых. Лес зашумел от людских голосов. В ход пошли верёвки, топоры, кинжалы.

Два вождя же, у повозки Таргетая, неспешно продолжили суд. Четверо голых пленных, умытых, обритых и обкуренных дымом, стояли на коленях перед победителями. Нети вынес мумию из повозки. Усадил в походное кресло. Представил Таргетаю пленных. Вождя, отказавшегося назвать имя, Нети нарёк Безголовым, чем вызвал смех у добрых союзников. Жрец Бел снял одеяла с мумии вождя, вынул кубышку с ртутью.

— Достойный Таргетай, благодарим тебя за помощь в брани. Благодарим за заступничество перед Богами… — склонив голову, почтительно говорил Нети нагой мумии. — Дозволь покрыть тебя «жидким серебром». Нужен ты нам, покровитель ты наш, вождь вождей имя твоё. Прими «жидкое серебро» как скромный дар. — Кубышка отправилась к пленникам. Никто из них, подавленных судьбой, не решился возражать. Поочерёдно трясущимися руками пленные — бывшие вожди наносят ртуть на мумию. Нети, Хвар и добрые, оставив Инанну и жреца надзором, удаляются для погребальных хлопот к опушке леса.

Глава 7. Сказ про разговор у костра

После похорон, поздний вечер того же дня

— Скажи мне, зачем ты начудила? — тихо задал вопрос Нети. Избегая смотреть на Инанну, он открывал полог повозки Таргетая. Вновь укутанный в одеяла, вождь вождей предстал перед двумя добрыми. Свет костров в ночи очертил фигуру, сидящую на скамье.

— Мой вождь, о чём ты? — Инанна гордо подняла голову. Нети повернул лицо к тысячному командиру.

— О сватовстве ко мне толкую, — шёпотом отвечал Нети. Девушка коснулась бронзового браслета и сдвинула его, словно намереваясь снять. Но Нети решительно перехватил руку. Сильно сжал и браслет, и пальцы Инанны. Дева подняла глаза.

— Сделала бы и раньше. Поход — не время для свадьбы. Не потому посваталась, что ты стал вождём. Не за власть стала невестой. Ты и тысячным был по нраву. — Нети отпустил руку. — Зачем левой рукой взял? — укором прозвучал вопрос.

— Никак, вернуть собралась мой подарок? — промолвил Нети беспокойной скороговоркой. — Обида возникла? За что?

— Поправить лишь хотела. — Инанна скованно улыбнулась. Нети придвинулся ближе.

— У меня с твоим отцом… — начал было Нети.

— Дружба. Опекал тебя. Помню, — подхватила Инанна. Нети вдохнул и шумно выдохнул.

— Но почему при всех? Вот так, напоказ? — спрашивал Нети удивлённым шёпотом. Закачал головой. — Так удивлён, так удивлён… — Нети повторил бы и в третий, и в пятый раз. Инанна взяла пальцами правой руки подбородок вождя северных.

— Отказал бы ты мне, если бы не при всех. — Трудно говорить, когда рот закрывают. Вот и Нети молчал. Шёпот тысячного стал злым: — Детство с тобой провела. Так? — Нети кивнул. — В прошлой войне рядом бились. Так? — Кивнул несколько раз. — Что же тебе, мой вождь, нужно ещё?

Будучи не в силах говорить, Нети расширил глаза.

— Ты слепец, мой смелый вождь? Но нет, засаду разглядел лучше Птенца. Даром что летать как он не умеешь. За верность наградил откровенными разговорами? Думал, на разговорах и разойдёмся?

Нети опустил голову. Пальцы Инанны прошлись от подбородка до усов, потом по носу и щёлкнули Нети по лбу. Вождь, вспомнив что-то далёкое, усмехнулся. Поднял голову к звёздам. Вздохнул.

— А помнишь, как мы, — Нети с удовольствием выдохнул, — в речке тонули?

Инанна засмеялась:

— Положим, тонул только ты. Я тебя спасала. — Как оказалось, у вождя и тысячного общие воспоминания. — Потом учила плавать.

— Холодная была вода. Судорогами ногу свело. — Нети улыбался звёздам. Без перехода неожиданно сказал: — Дети у нас будут?

— Вот ты всегда так — перескакиваешь с камня на камень! — Мечтательная улыбка сбежала с её лица. — Да, мой дорогой вождь. Будут дети. Дух Таргетая в свидетели разговора позвал? Какие клятвы стребуешь с меня?

— Знаешь про меня много, Инанна. Нутро моё видишь. Ближе тебя, верно, никого у меня и не будет. Друзей детства на войне растерял. С последним у Шана расстались. Только ты и осталась. — Нети упорно избегал взгляда Инанны. — Просьбы к тебе имею несчётные.

— Ну ты, мой разлюбезный вождь, начни их счёт. — Строгая предводительница степных маков вытянулась тетивой лука.

— Для тебя я Нети. — Вождь северных протянул обе руки ладонями вверх. На открытые ладони легли руки Инанны. — Никто не должен знать моё детство. — Инанна кивнула. — Про мои детские слабости тоже никому не говори.

— Есть что-то позорное в нашем общем детстве, мой дорогой Нети? — недоуменно спросила невеста. Нети сжал плотно губы. — В чём твоя печаль?

— Как с тобой удирали от волков… — Инанна открыла рот, чтобы возразить, но вождь гневно прошипел: — Как трухнул гадюки и закричал… — Поднял глаза на девушку, посмотрел виновато, но Инанна и не думала улыбаться. — Много чего по ребячеству на твоих глазах со мной приключилось.

— Друг тебе я, любовь моя. Не враг. Подлостей от меня не жди. Твои секреты — мои секреты. Раз просишь, то не скажу ничего без спросу. — Инанна провела пальцами по губам жениха. — Клятвы дружбы даю тебе.

Нети с облегчением вздохнул. Дева посмотрела на мумию. Инанна быстро училась. Теперь она, как Нети, без перехода быстро спросила:

— Помнишь, как ты на свадьбе Эа в драку с Пасаггой полез?

— Как не помнить? — Нети почему-то заулыбался. — Ох и знатный был бунт. Стих только быстро.

— Тоже встала с тобой. Хоть ты и не заметил. — Инанна с силой сжала руки вождя.

— Заметил. Справа ты сидела, через троих от меня. — Нети поддержал рукопожатие. — Ничего про тебя никому не скажу, Инанна. Мера к тебе приставил охранителем. Хотел в брани тебя спасти. Рисковое то дело — на засаду нападать…

Инанна быстро отвечала:

— Прости, любимый, не поняла тогда. Думала, не доверяешь мне. Драться с вами обоими хотела. Ты стал иным, Нети. Заботишься обо мне?

Нети молчал. Посмотрел на Таргетая. Потом на счастливую Инанну:

— Пойдём к костру клясться на крови, невеста? Всё, что есть у меня, — твоё! — Нети качнул головой. — До сих пор не верю, что ты учудила утром сватовство… — Грозный вождь северных наконец-то нашёл в себе силы взглянуть в глаза Инанны. — Понимаешь, ты мне в детстве казалась… ну, как вершина горы, что ли. На ту гору мне не забраться. Думал так. А тут вот гора раз — и сама ко мне подошла… — Вождь тут же получил, видно по старинке, компанейскую тычку в бок. Засмеялся.

— К Верховному не ревную, — суровый, почти мужской голос прервал смех вождя. — Глупо ревновать к Богине. Даже если ты любишь её, как муж любит деву. Танаис обожают степные. Я тоже. Всё, что есть у меня, — твоё.

Нети призадумался. Поклонился Таргетаю. Закрыл полог повозки. Два человека, муж и дева, зашагали в ночи по лесной дороге, словно в танце, согласно, в такт. Так и вошли в свет костра, не самого ближнего. Нети и Инанна пришли к степным макам. Нети сел первым, девы-воительницы подвинулись, предоставляя место Инанне. Вождь вынул из ножен кинжал.

— Дума мучает меня, разлюбезная моя невеста. Может, ты поможешь мне сложить, что к чему? — Инанна взяла из рук Нети кинжал. Направила клинок в пламя. — Чую, Инанна, что-то не так разложилось в конце похода на Чжоу. Ведь на моём месте должен быть Уту? Ведь так? Но он в самый последний день ушёл с Верховным. Пасагга с бугинами тоже на юге. Думу тёмную держу: Божество отвело братьев от меня. Будто бы я их погибель. Как вошли в лес, показалось, что сгинуть тут должны. Такую, думал, печальную судьбу Богиня дала. Но нет — победили засаду. Я остался в вождях. Так что же должно случиться? Или нет, не так. Что должно было случиться, но не случилось? Вот какую загадку загадал мне Верховный. Не могу разгадать.

Инанна вынула клинок из пламени, заговорила в тишине:

— Подвиги, что ты совершил, не тебе, Нети, предназначались? Уту должен был их собрать? Так ты думаешь, мой дорогой? — Нети согласно закивал головой. Сжал кулаки. Непривычно для степных маков нежным голосом Инанна продолжила: — Зависть до крови могла возникнуть меж тобой и им? Жизни лишил бы Уту? Это дума твоя?

— Вот-вот, о том и размышляю.

Чтобы услышать такую откровенную беседу, добрые из степных маков — три десятка командиров — поближе придвинулись к вождю и его невесте. Некоторые встали и подошли, оказавшись за их спинами.

— Понимаешь, Инанна, кажется мне временами: вижу то, что никак не должен был увидеть. Руками беру не своё, а для другого мужа Богами отмеренное. Вот здесь, сейчас у жунов должен был сидеть не я, а, скажем… Уту. Постигаешь? И слова, что говорил воинству нашему, не мои, тоже его, Уту. — Нети тяжело вздохнул. Вождь, не таясь, выкладывал опасные думы. — Выходит, что я, Нети, должен был порушить устои предков? Поднять руку на вождя? Нети — поругатель Веры отцов? Хвар называет таких чудищами. Нети — чудище?

— Потому ты смерти искал в брани? — Инанна говорила нежно, как мать. — Первым в атаки ходил? Судьбу искушал? — Вождю северных откровенность с соплеменниками не казалась проявлением храбрости. Нети грустно закивал. Со стороны многим казалось, что вождь принялся себя на людях судить. Клевец Нети покинул пояс, уткнулся клювом в землю.

— Нет, не так. Чудища мертвы. Вон они висят на деревьях. — Инанна заглянула в глаза Нети. Руками повернула его лицо к себе. Сжала с силой ладонями щёки. — Слова твои, мой вождь. Руки и глаза тоже твои. Дела ты сам, вождь, вершил. Прорубил строй восточных ты, люди видели храбрость твою. Уту и Пасагга сменили судьбу, это да, согласна. Но не сами сменили. Им Верховный волю назначил. Одного — на свадьбе голым из шатра, за второго вождь Эа заступилась. Ты прав, мой Нети. Но и только. То, что ты одолел врага в битве, — заслуга Верховного, Богов, твоя и воинства. — Костёр зашипел, ветки треснули, словно в подтверждение слов. Инанна уже шёпотом заговорила: — Я бы за Уту никогда, слышишь, не посваталась. Только с тобой я, Нети. Люблю только тебя, зазноба моя.

Степные маки сдержанно заулыбались, но тишину сохранили. Такого ещё на их памяти не случалось. Инанна, гордячка, коих свет ещё не видывал, никогда не признавалась в любви мужчине. Нети повернул голову к невесте:

— Хочу встретиться с Верховным. Выспросить о судьбе, мне отмеренной. В чём неправ или повинен, там же на коленях покаяться. Но на встречу ту заветную прийти с дарами добытыми. Доказать ей, Богине, что не как чудище я расхаживаю среди людей. Не попираю традиции предков. Нет, нет! Руку на вождя по глупости не поднимал. Нет, нет! Такой же степняк, как и все вы! — Вождь северных замотал головой, словно отмахиваясь от гнуса. — Мечта то великая моя, Инанна. Закрываю глаза и вижу погожий день встречи с Богиней. Сгину в сражениях — отнеси ей мою голову, жена, расскажи, как шёл к ней. Скажи ей, как Нети молился Богам степным.

— Много тайн, вождь, ты открываешь. В самые близкие друзья нас берёшь? Клятву дружества и с нас спросишь? — послышался голос сотенного степных маков. Дева говорила твёрдо, но не громко. Вождь обвёл взглядом воительниц. Те подняли оружие. Каждая приложила пальцы левой руки к губам. Готовность принять клятву заявлена степными маками.

— С сегодняшнего дня, — Нети посыпал сухой конопли в огонь костра, — вы уже не только мои друзья. Вы уже мне не друзья — вы моя родня! Огромная семья. — Вождь проговорил суровым тоном: — Вот учудили! Вы же не шутейно в жёны… отрядом… всем… всем отрядом, посреди похорон… назначались ко мне. С оружием меня, вождя племени, простого воина… принудили принять ваше… отрядное сватовство. Это же надо такому со мной приключиться! Тысяча степнячек у меня в жёнах! Да ещё какие степнячки! Воительницы! Цвет племени! Храбрые, красивые, гордые! Поход с Верховным одолели геройски. Такой славный поход прошли! В добрые вас всех, девы, произвожу за дела достойные…

На этих словах вождя степные маки оглушительным криком радости разорвали в клочья тишину ночи. Дождавшись, когда ликование стихнет, Нети продолжил:

— Золото Чжоу можете надевать. Разрешаю носить золото… Где ж такое видано? Да никогда в степи такого не случалось! Отцу покойному скажи, он не поверит. Хотя уже, видно, поверил. Где-то тут рядом, поди, стоит. Как же мне имена ваши запомнить? Обиды возникнут, если кого из вас не тем именем окликну… — Нети удивлённо поднял брови. Посмотрел неодобрительно на Инанну. Тяжело вздохнул. Та в ответ широко улыбнулась и так же, как Нети, удивлённо подняла брови. Нети поднёс левую руку к костру, раскрыл ладонь, словно являл пламени сокровенное:

— Хоть умысел ваш мне, да и воинству степному… понятен… За доподлинных… своих то есть, жён вас, степных маков, конечно, не считаю… Но с родными завсегда, уж как есть, откровенен. Тайну высказанную прошу, как говорится, в сумах дорожных попридержать. — Вождь говорил запинаясь, тщательно подбирая слова. Степные маки хранили молчание. Но только лишь до окончания речи. Едва Нети вымолвил последнее слово, как из второго ряда (наверное, старший командир был) послали вождю мечтательным тоном:

— Ладно песни умеешь петь, вождь. Так на похоронах душевно поднял молитву. Тиш обзавидовался бы. Тобой очарована. — Тот же голос под молчаливые улыбки дев продолжил: — Доподлинная я дева, можешь проверить. Всё при мне, и оружие тоже. — Смешки прошелестели по рядам грозных степных маков.

Редко говорят степнячки, но когда говорят, лучше не возражать. Так, видно, и вождь северных решил. Нети протянул правую руку. Клинок скользнул по коже. Вторым махом Инанна рассекла кожу на своём запястье. Позади вождя и его невесты девы повторяли ритуал. Клинки прошлись по запястьям. Беззвучно, одними губами, вслед за Нети воительницы степных маков зашептали слова известной супружеской клятвы:

— Мать-Богиня, дух вождя Таргетая, будьте свидетелями! Клянусь тебе, Инанна, в дружбе. Сколько буду жив, столько буду с тобой. Ты моя жена. Все, что есть у меня, — твоё!

Кровь закапала на землю, потом — в огонь, на голову невесте и, наконец, на одежду Инанны. Невеста встала.

— Духи предков, духи отца и матери, Мать-Богиня, Бог Войны и духи этого леса земель жунов, призываю вас! Здесь, у огня, клянусь тебе, Нети, в любви и дружбе. Обещаю пройти с тобой жизнь и последую с тобой и в смерть. — Но вот дальше невеста изменила слова старинной клятвы супругов: — Все, что есть у меня, — это ты, Нети. — Её кровь закапала в огонь, на землю и на волосы вождя северных. Две руки с порезами соединились, и кровь смешалась. Бурное ликование разметало языки пламени костра. Нети и Инанна приняли клятвы.

Каждая воительница девичьего отряда лично поздравила командира со столь значимым событием в жизни. И хотя до свадьбы было ещё далеко, девы сочли скромный костёр посреди лесной дороги весьма почётным местом. Воительницы подходили по одному, сыпали в пламя щепотками просо, коноплю, зерно, приговаривали слова молитв. Обнимали тысячного командира. Многие степные маки, по давней с малолетства дружбе, стискивали и целовали Инанну. Кланялись кивком головы вождю племени. Кулак прикладывали к тому месту, где сердце у Нети. Мер преподнёс вождю массивный подарок, завёрнутый в шкуру волка.

Костёр, как вскоре выяснилось, отличался крайней болтливостью. Воинство северных пробудилось и под звёздным небом потянулось на гостеприимный огонёк степных маков. Мужи выстроились в три почти что походные колонны, терпеливо ожидая очереди поздравить вождя. А может быть, степняки давно ждали этого момента? Уж больно подготовленными подходили: при оружии, при щитах и шлемах, со щепотками конопли для костра.

Мужи ударяли клевцами в щиты, выкрикивали что есть мочи в небо хвалебные слова Богам. Степняки, памятуя в деликатности о числе своём, поостереглись тискать вождя, ограничившись распеванием песен. Тенями от костра к костру тянулись колонны. Мужи являлись из ночи, каждый смотрел в глаза вождю и исчезал, давая место следующему.

Вождь северных застыл на месте, превратился в камень с широко открытыми глазами. Правая рука раскрытой ладонью на уровне лица направлена на людей. Нети не мог поверить глазам.

— Вождь, тебе в атаку первым не дадим пойти! Нечего у нас славу отбирать! Это я тебе как твоя жена говорю! — донёсся из темноты звонкий и насмешливый девичий голос.

Наконец Нети смог прийти в себя. Посмотрел с уважением на стоящую рядом Инанну. Поднял лицо к луне, набрал побольше воздуха — и:

— Люблю вас! Сёстры и братья! Люблю вас! Мне ничего не надо от вас. Ни бронзы, ни скота, ни шкур, ни оружия! Ничего, кроме вашей любви. С честью хочу смотреть на вас. Только ради вас живу, степной люд! Только с вами хочу быть! Вы моя гордость! Все, что есть у меня, — вы! — прокричал вождь северных. Слёзы катились по щекам Нети. Губы вытянулись тонкой линией.

Глава 8. Похороны

После полудня. Ближе к вечеру того же дня

Лютая брань с засадой обошлась малыми потерями для союзников. Силы сражавшихся были почти равными поначалу, но не сравнялись итогом. Северные потеряли пять десятков воителей, столько же бойцов получили несмертельные ранения и переломы. Жуны Хвара понесли потерь больше — две сотни павших. Жуны полегли в главной сече на лугу, там, где к ним на подмогу подоспел с тылу врагов Нети и Мер со степными маками.

Кровавый луг жуны отметили, выложив кругом большие камни окатыши, собранные с берегов речушек. Камни эти были свидетелями брани. Два из них и вовсе оказались усеянными царапинами и метками от оружия. В центре круга в общей могиле упокоили десять павших жунов из трёх семей одного рода. Над могилой соорудили насыпь в восемь локтей, сверху водрузили камень с острыми краями. Переломанные копья восточных вкопали частоколом за камнями. На копьях распяли, как и положено давней традицией, стражников могилы — убитых врагов из стана восточных. Так появилось первое погребение союзников.

Предатели же потеряли всё — вождей и командиров, рассеялись в бегстве. Два мятежных племени рысей и волков перестали дышать. От «подлых» племён остались в живых лишь два вождя: Ан и Нуска. Восточные в панике лишились половины воинства. Утратили лагерь с припасами, две сотни повозок с лошадьми. Разбросали щедро по лесу оружие и одежды.

Пятнадцать тысяч тел врагов пришлось поднимать с земли на деревья победителям. Развесили обезглавленные трупы вдоль узкой дороги по обеим сторонам. Несмолкающий гвалт пирующих ворон сопровождал подношения духам леса. Место лесного побоища расчистили от тел. Павших союзников решили советом старейшин упокоить в общем кургане на опушке, там, где поджидала засада. К полудню погребальный курган над героями воздвигли.

— Бел, а не подправить ли нам погребальный обряд? — Нети настроен решительно. Жрец недоуменно посмотрел на вождя, но возражать не стал. — Ребята молодые, бились храбро. Наверное, оценят, если мы вместо заунывных песен споём…

— …развесёлые? — охотно подхватил Бел думу вождя.

— Удалые, грозные, боевые, ну и… свадебные. А что? Духам понравится. — Нети ожидал бурного негодования, но Бел лишь свойски стукнул вождя кулаком по плечу.

— Духам воинов понравится поминальное веселье. Уйдут легко к предкам, — подмигнул хитро Нети. Приблизился к уху и неожиданно предложил: — Давай, вождь, пленниц раздадим воинству. Пусть мужи заботятся о них. Дюже много еды уходит на их прокорм. Хватило бы запасов до конца пути… — Бел замолчал. Нети не спешил дать ответ.

— Дума твоя хороша, Бел. Раздадим. Не трудно живые трофеи делить. Вот только как же со своими девами быть? — Нети прошёлся правой рукой по золотой пряжке. — Им-то первым надобно мужа достойного сыскать? Весна на носу, пора свадеб. Давай-ка, Бел, о своих перво-наперво подумаем. Пленных само собой пристроим.

Жрец согласился, крепко сжал руку вождя, что застыла на поясе. Нети шёпотом доверительно продолжил:

— Тогда как решим? Вдвоём выйдем перед воинством? Что говорить будем?

— Дескать, задобрить души павших — семьи создавать… Убыль храбрых восполнить… — пытался найти правильный тон Бел.

— Ох-ох! Ну и молвил ты, Бел. Что, степных маков не знаешь? Мер чуть головы не лишился за малое. Инанна его рубить собралась за помощь. А тут насильно замуж! Бед не оберёмся. Бунт лихой случится. До рукоприкладства дойдёт. Кровь польётся. Тут надо поделикатней подойти…

Нети задумался. Провёл рукой по волосам. Приложил руку ко лбу.

— Не возбраняется принимать ухаживания. Война кончена? — осторожно предложил Бел ещё одну версию.

— Вот что. Давай пленниц раздадим, как ты и сказал. Посреди похорон пару свадебных песен затянем. Народ уж сам поймёт. Без слов лишних.

Бел молча закивал. Два мужа хлопнули по рукам.

Погребальный курган поднялся до четверти роста лесных великанов. Занял половину опушки. В середине дня приготовления к похоронам закончились. Северные и союзные жуны собрались вокруг кургана. Первым на вершину принесли на руках мумию Таргетая, усадили вождя в походное кресло лицом на запад — провожать духов к Богам. Открыли лицо. Поприветствовали вождя.

За Таргетаем последовали Нети и Хвар. Вожди неспешно поднялись на утоптанную вершину. Встали рядом с мумией, но обратились на восток к яркому светилу, проходящему через кроны елей. На вожде северных — подобающее событию одеяние. Красная островерхая шапка, расшитая бегущими оленями. На верхушке шапки — золотой орёл, расправивший крылья. Золотые доспехи в ярких чешуйках, словно кожа змеи. Под доспехами — чистая белая рубаха. Серые в широкую чёрную полоску штаны. Широкий пояс расшит золотыми барсами и тиграми, на пряжке его борются тигр и лошадь. На поясе длинный кинжал в резных ножнах. Под ритуальным поясом ещё один — боевой, поуже, с бронзовой пряжкой, на которой изображена голова орла, хищно раскрывшего клюв. Под ним железный с насечками клевец. Бравый наряд вождя Нети вызвал молчаливое одобрение воинства.

Хвар, напротив, не облачился в доспехи, явившись в широкой белой рубахе и чёрных штанах. Чёрная островерхая шапка с золотыми архарами, чёрные сапоги. Наряд мирного времени, только по золотому поясу и железному оружию можно понять, что случай для вождя торжественный. Северные добрые хмуро перешёптывались, обсуждая скромное облачение достойного мужа. Многим казалось, что «победа — не победа» для вождя жунов. «Золото жуны, никак, растеряли по смуте», — родилось снисходительное мнение. «Поистрепались в походе союзники» — уже сочувственно. «Одарим союзников парадной одеждой?» — слышалась насмешка. Шёпот добрых ушёл ветром в лес, к племенам.

Старшие командиры степных принялись почёсывать бороды. За вождями — десяток жрецов от жунов и Бел от северных. Жрецы облачились по традициям в красное. Среди их шествия обнаружились пленные вожди врага. Дальнейшая судьба пленников стала ясна сразу. Не всё воинство ввиду многочисленности могло разместиться на опушке. Большей частью воители оставались в тени леса, рассчитывая на пересказ товарищей, рассевшихся на ветвях елей.

Нети обвёл взглядом собрание. Поднял правую руку.

И…

Нарушил заведённые с древности каноны похорон:

— Воители, почтим павших. По молодости лет они не успели семьи создать. Не проронили семя своё, всходов своих тоже не увидели. Храбрыми ушли к предкам. Их духи вокруг нас стоят. Прощаются с нами. Грустно им, духам наших друзей. Так вот, для них сегодня мы не будем грустить. Мы возрадуемся с ними, с духами, нашей дружбе. Та дружба не кончается с уходом. Великий Таргетай подтвердит мои слова! — Нети замолчал. Хвар стоял рядом с непроницаемым видом. Жрецы, окружившие кольцом вождей, подняли лица к небу. Нети продолжил:

— С нами, в обозе, трофеи. Женщины Чжоу. Пусть каждый из вас возьмёт их в жены. Восполним убыль товарищей.

Повисла тишина. Слова вождя никто не встретил ликованием. В тишине раздался выкрик:

— Вождь, нам родные степнячки милее! — так безнадёжно грустно прозвучал голос северного, что добрые обеих сторон заулыбались. Продолжение не заставило себя ждать.

— Степные маки краше жизни, вождь! — подал строгий голос какой-то сотенный командир.

— Ой, не надо нам Чжоу, вождь! Видеть Чжоу не могу! — насмешливо крикнули из леса.

— Только степные маки поймут, куда по лету отлучился! — намёком на военные походы.

— Возьму живой подарок, вождь! Пусть за скотиной приглядывает Чжоу! — рассудил по-хозяйски кто-то из добрых.

Хвар повернул лицо к Нети. Поднял правую руку, призвал к тишине. Выкрики прекратились. Громко вождь жунов обратился к лесу:

— Цветы жунов изъявили волю породниться с северными и уйти с вами. Для тех, кто не знает цветов жунов, — это лучшие девы, кровью проверенные в сражениях с Чжоу. По нраву девам смелость степных! — Хвар опустил руку и тут же услышал от добрых северных вопрос:

— Вождь союзный, а сколько тех цветов у тебя в закромах?

Хвар поднял руку и торжественным голосом ответил любопытствующему:

— Две тысячи к вам по ночи примкнуть порешили. Но если вы обидой не хотите родниться с жунами… — Вождю союзников не дали договорить. Гул согласия прервал его речь.

— У-у-у-у! — послышался боевой клич северных, правые руки взметнулись вверх. Похороны боевых товарищей превратились в сватовство меж союзников. Нети положил правую руку на плечо Хвара. Вождь жунов на ухо прошептал:

— Нети, ты побрататься кровью хотел? — Вождь северных подмигнул. Хвар засмеялся: — Ну ты и хитёр, вождь. — Но ликования степного воинства утихли, когда над радостными возгласами возвысился голос командира степных маков:

— Степные маки сватаются в жёны к вождю Нети!

Тишина накрыла опушку, но лес, напротив, возмущённо загудел. Нети от неожиданности, столь часто посещавшей его этим погожим днём, открыл рот. Замотал головой. Бел, завидев растерянный вид вождя, поднял жреческий посох. Золотой олень блеснул в лучах солнца. Вождь северных запел молитву. Прежде воинство слышало, как он отдавал приказы, вёл соплеменников в атаку. Но никогда они не слышали такой песни от Нети. Голос вождя северных легко поднимался к небу. Ему вторили голоса жрецов. Мужи союзных племён подхватили песню, вознёсшуюся с вершины холма:

Богиня-Мать, Табити, Владычица миров обоих,

Чью волю покорно исполняют Боги,

Взгляни с небес на нас, мужей и дев.

Останови, тебя мы просим,

Бег золотой небесной колесницы.

Слова молитвы нашей ты услышь.

Среди трудов своих в мирах обоих

Ты удели воителям простым

Всего лишь краткий миг.

Курган воздвигли мы, Табити.

Тела похоронив,

Землёй укрыли товарищей своих.

Они нашли погибель в лютой брани.

Сражались, как должно клевец держать.

Никто из них не посрамил побегом

Честь племени.

Лицом встречали смерть мужи и девы.

То видели мы все, молящие о милости тебя.

Под покрывалом скорбным из камней

Лежат служители твои, Табити.

Тебя, Богиня-Мать, мы заверяем и клятву мы даём Тебе,

Что души павших достойны Иного мира — Мира Предков.

Табити, Богиня-Мать, взгляни на них,

Они стоят средь нас тенями,

Стоят с достоинством героев!

С оружием стоят.

Тебя мы молим, прими их души!

Прими к себе достойных среди нас.

Прими тех, чей жребий умереть

Пришёлся славно на Войну!

Табити, тебя мы молим о снисхождении

К друзьям, родным и близким.

В путь последний еды мы дали павшим.

Но без тебя, Табити, Свет Дающей,

Им не найти дорогу к Предкам.

Сопроводи, Богиня-Мать, героев наших!

То, что произошло далее, случилось само собой, в едином порыве. С последними словами молитвы, которую Нети возвышенно-сурово пел на вершине погребального холма, воинство подняло оружие к небу. Тысячами голосов прокричали «У-у-у-у!». Вороны, пировавшие на трупах, со злой перебранкой чёрной тучей покинули лес. Никто из северных не слышал песен от бывшего лихого воина. Вождь северных ошеломил степняков. Не тем, что на празднике смерти намеревался свершать обряды праздников жизни, не тем, что воскресил стародавние обычаи танцевать с оружием на похоронах. Удивил более всего тайной, открывшись в доверии к сотоварищам.

«Вождь красиво песни пел!», «Ради общего праздника постарался Нети!», «Когда готовился к песням Нети?» — перешёптывание степных вылилось в восхищённый гул. Гул превратился в громогласное «У-у-у-у!».

Хвар отослал жреца в лес. После короткой паузы добрые вокруг кургана потеснились — подались на холм к вождям и жрецам, высвобождая место для воительниц жунов. Девы пришли на похороны, да и на сватовство к северным, подготовившись. Лица окрасили в боевое красное, шеи — в белое. В руках оружие, своё и трофейное, добытое у Чжоу. Огромным кругом встали девы. Щиты подняли.

Танец начался. Без музыки, без песни. Ритм задавали удары оружием, мечами, копьями и клевцами о щиты. Лязг металла неслучайно пополнял бранную историю танца. Девы подражали птицам, ведущим битву с невидимым врагом. То, подняв руки с оружием и щитами, изображали орлов парящих, то вдруг, провернувшись вокруг себя, резко приседали. Так, повторив отточенные движения, цветы жунов завращались огромным колесом, справа налево, вокруг кургана. Воинство поддержало лязг и ритм танца. Глухие удары понеслись и с кургана, а вскоре и лес утробно загудел бранной песней. Спор с невидимыми врагами закончился победой птиц. Девы подняли руки к небу. Колесо остановило ход. Но танец не закончился. Хоровод повернул в другую сторону. Воительницы двигались слева направо — изображая мирное время. Но лязг и удары оружием по щитам продолжились. Вот только поединки с невидимыми врагами сменились радостными прыжками и пританцовыванием.

— Вождь, твои степные маки задумали хитрый ход? Ты поясни мне, — прошептал Хвар на ухо Нети. Тот посмотрел задумчивым взглядом в глаза союзнику:

— Думаю, в поход на горы собрались степные маки. — Хвар поднял брови. — Не хотят домой. Свадеб с мужами тоже не ищут. Защиту свободы — замужество с вождём — избрали.

У вождя жунов этот быстрый ответ породил множество вопросов.

— Почтенный, что за поход? Какие такие горы с вами воюют? — воскликнул удивлённо Хвар. Жрецы жунов повернули головы к Нети. Вождь северных по достоинству оценил танец дев. Поднял правую руку и прокричал:

— Достойно!

Его возглас поддержали степняки. В неистовых криках воинства потонули слова, которые Нети адресовал только вождю жунов:

— Идём на помощь Верховному. Так на сходе племенем уложили. К лету, не позднее, обрушимся на киммерийцев, что от Великой Степи откололись и выступают за союз с персами.

Хвар всем видом дал понять, что не слышал про далёкое враждебное племя. Нети спокойно продолжил в раскатах ликования:

— За ближним, тем, что у бугинов, морем, дальнее море плещется, савроматы кочуют к его берегам. К нему, солёному, с армией сборной пойдём. Там дальше за горами персы. Их и намерены громить Великой Степью. Обид на персов скопилось выше гор. Сказывают агреппеи — есть проверенная дорога, вдоль моря бугинов по ней и пойдём. А перед собой погоним киммерийцев-изменников.

— Дела немалые в планах…

Договорить вождю жунов не дали всё те же воительницы. Закончив танец для Богов и духов, цветы жунов церемонно направились к расположению степных маков. Девы жунов шли неспешно, короткими шагами, на каждый шаг, под правую ногу, поднимая овальные, синие с красным, щиты. Лес разочарованно вздохнул с одной половины и довольно, с придыханием ухнул с другой стороны. Пока союзники раздумывали о произошедшем, оставшаяся часть цветов жунов (числом пять сотен), не принимавшая участия в танце, решительно зашагала на соединение с уходящими. Маневр воительниц — вооружённым до зубов звенящим ручейком они утекали из леса на опушку и далее в другой край леса — был встречен мужами с пониманием и в полной тишине.

— Отнимаешь ты, вождь, у меня надёжные отряды. О-о-ох! Ушли к тебе и раненые. Не удержал. — Хвар огорчился, но не противился воле дев. Нети принял задумчивый вид. — Расскажешь завтра поутру про горы? — Нети сжал правую ладонь вождя. Жрецы расступились, давая дорогу пленным. Нети обнажил кинжал.

— Воинства, великий вождь Таргетай, наш посредник пред Богами, пред вами головы врага. Ещё живые головы. Подлые чудища изловлены, достопочтимый Таргетай, в позорной трусости побега. Достались без оружия трофеи. Гривны их вождей надеты на тебя, вождь вождей. Боги, вы свидетели суда. Пришёл черёд чудищ познать меру благородной справедливости… — Нети говорил громко. Обращался вождь к светилу, медленно плывшему за верхушками могучих елей.

Огромная чёрная птица прилетела к опушке. Встряхнула блестящим оперением. Смерть, склонив набок голову, пришла на похороны героев.

Глава 9. Цветы жунов и степные маки

Три дня после сражения у поселения белоголовых

— Я жена вождя, Инанна, кто не знает моего имени… — обращается командир отряда степных маков к сидящим на щитах цветам жунов. Приняв до крайности суровый вид, сведя густые брови, вынула лук из расписного горита, полного стрел: — Видели в брани вас. Храбрые воины — так решили мы, воительницы северных. Приняты вы в мой отряд.

Цветы жунов в благодарность подняли правые руки к небу. Инанна достала блестящую стрелу с бронзовым наконечником-свистулькой, вложила в лук. Большой палец в железном напальчнике легко потянул тетиву.

— Больше вашего отряда нет. Нет больше цветов жунов. Нет больше жунов. Отныне вы степные маки! Степнячки. Жить будете по северным традициям. Уклад Великой Степи теперь — ваш закон!

Молчание стало ответом тысячному командиру.

— Сотни цветов жунов смешаются с моими сотнями. Что до ваших старших и младших командиров… — Инанна обвела тяжёлым, хмурым взглядом сидящих. Командиры цветов жунов поднялись со щитов. Двадцать две девы предстали перед женой вождя.

— Дозволь молвить, достопочтимая Инанна… — заговорила громко предводительница цветов. Без стеснения или дерзости, как говорят с равным. Ростом дева с мужей, широка в плечах, с правильными чертами. Удивительно, но ясную красоту девичьего лица не портил ни сломанный нос, ни переломанные уши. Командир двух тысяч жунов держала правой рукой свою длинную рыжую косу. В косу вплетены четыре цветных ленты: синяя, красная, белая, чёрная. На командире тяжёлые бронзовые доспехи Чжоу для пешего боя. В левой руке островерхий шлем работы степных. Ход тетивы в луке Инанны остановился на трети пути. — За кровным товариществом пришли к вам. За звания не держимся. Порядки степных примем.

— Что до ваших командиров, — Инанна гордо подняла голову, — у вождя на них свои планы, мне неизвестные. После голоса моего велено им… — командир степных маков оглядела дев, остановилась взглядом на воительнице среднего роста, лишённой левого глаза, — …отбыть к любимому Нети, мужу моему. С оружием и добром. — Командиры цветов жунов отделились от общей группы. Сели на щиты по правую сторону от Инанны. — У степняков заведено гостей привечать. Укладом предков назначено посвящать в воины. Совместим обряды гостеприимства и товарищества?

Предложение Инанны не вызвало возражений.

— Ты и ты, — Инанна указала взглядом на главного командира и одноглазую деву, — подойдите ко мне.

Две воительницы поднялись и походкой охотников, на цыпочках, подошли к жене вождя. Лук со вложенной стрелой отправился даром к груди командира цветов жунов. Дева удивлённо посмотрела на дар, что хлопнул её по кирасе, потом подняла взгляд на сурового тысячного. И… расплылась в улыбке. Обеими руками — правой за лук, левой за оперение стрелы — приняла дар. Подняла к небу, обернулась к товарищам. Ликование разлилось среди сидящих.

— Гирра имя моё. — Ответным даром стал расписной лук и три стрелы. Инанна приняла дар. Стрелы сжала в левой руке. Принялась рассматривать гнутый дугой наборный лук. Пощёлкав тетивой, перешла к стрелам. Две из них — работы жунов, листом, бронзовые. Третья, особенно заинтересовавшая Инанну, — стрела Чжоу, тяжёлая, с наконечником-полумесяцем, против доспехов, покрытая мелкими зазубринами, неоднократно бывшая в деле. Лук и три стрелы проследовали в горит. Гирра сняла пояс, затем с пояса — кинжал в ножнах. Пояс и кинжал обеими руками вручила Инанне.

— Гирра, почтенная. У нас, степнячек, дева пояс с кинжалом мужу отдаёт, когда замуж выходит. — Добродушный смех колыхнул тысячу степных маков, до того молча сидевших на щитах. Гирра, нимало не смутившись, ответила:

— У жунов тоже так заведено. Примешь дар, Инанна, и станешь опекуном. Ты мой опекун. Теперь ты мне выдашь пояс и кинжал твоего племени.

Инанна приняла дары от командира цветов жунов. Мельком приметила, что одноглазая дева тоже сняла пояс и, замешкавшись, сняла с ремня кинжал. Жена вождя оглянулась на степных маков. Сразу три воительницы из первых рядов поспешно поднялись и сняли ремни. Инанна выбрала ремень и кинжал из предложенных. Дар от Инанны вызвал новое ликование, теперь к нему присоединились и девы степных маков.

— Есть у меня на примете достойный муж для тебя, Гирра. Из добрых. За храбрость при штурме Шана сам Верховный отметил его наградой. Если мой вождь будет не против, станешь невестой ему.

Гирра почтительно склонила голову пред Инанной. Сделав короткий шаг, командир тысячи оказалась лицом к лицу с одноглазой девой. Некогда очень красивое, с правильными чертами лицо рассекал шрам. От середины лба, через глазницу, почти до уха. Шрам от меча. Рубец целители собрали тонкий. Словно мать, нежно правой рукой коснулась Инанна пустой глазницы. Прошлась кончиками пальцев левой по шраму. Приложила правую ладонь к разорванной брови, к пустой глазнице и рассечённой щеке.

— Где утратила глаз, дева? — мягко спросила Инанна.

— По засаде на Чжоу. Осенью. В лесу, который прошли. Этот меня глаза лишил, — быстро прошептала дева. Указала левой рукой на вытянутый утиральник из жёлтой кожи, нашитый поверх дорожной сумы. Инанна крепко обняла воительницу. Поцеловала в пустой глаз. Обернулась, приняла пояс с кинжалом. И снова — обмен дарами. Дева не рискнула хлопнуть поясом и кинжалом по доспехам жены вождя и приложила их к груди Инанны.

— Мамиту имя моё. Сотенный. Добрая. Два предка вождями были. — Дева в почтении склонила голову.

— Ну-у-у, на тебя, достойная Мамиту, будет особый спрос. В девах не засидишься. — Правая рука Инанны легла на плечо Мамиту. Воительница подняла голову. — Наши мужи в кулачном бою сойдутся за такую красивую невесту. Люто сойдутся. С боевым шрамом ты — заветная мечта северных. У нас такое отличие ух как почитают!

Девушка недоверчиво улыбнулась.

— Сомневаешься, жун? — Инанна гневно подняла густые брови. Надменно посмотрела сверху вниз. Недовольно фыркнула. Бросила сквозь зубы: — Почитают за подтверждённую ценность невесты.

— Нет, что ты, достопочтимая Инанна, не сомневаюсь. Не надо кулачных боёв за меня. Мне и одного хорошего из мужей будет предостаточно. Я дева, никто не касался меня. — Мамиту, завидев снисходительную улыбку Инанны, опустила голову. — Инанна, не ведаю ваших чтимых родов и семей. В совете твоём нуждаюсь. Кому любовь отдать мне?

— Позабочусь о тебе, если мужи наши вдруг тебя не приметят. Лично сосватаю мужа. — Новым обещанием Инанна вызвала заметное оживление среди жунов. Собрание цветов жунов и степных маков вызывало, что и говорить, нескрываемый интерес у мужей обеих союзных армий. Более всех проявляли любопытство северные, ревниво считавшие дев-жунов частью племени. Без хитрости северные стояли поодаль, среди деревьев кизила. Сидели группами. Те же, что полегче весом, забрались на ветви окрестных дубов. Дубы радушно приняли охочих до новостей воинов. Иная ветка, не скрипнув, держала троих. Два отряда дев словно и не замечали свидетелей обрядов посвящения. Два неравных полукруга образовали, не сомкнувшись, очертаниями птичье яйцо. Его верхушка — степные маки, основание — цветы жунов.

— Северные детей без надзора не бросают. В степи порядок древний уложен на ребятню, — говорила Инанна странные слова жунам. Такого не говорят при военных ритуалах, но то особые отряды — отряды дев. У них порядки свои. Такое отступление не показалось наблюдателям нарушением традиций.

— Того, что достанется вам в брани жребием от Богов, не бойтесь. Примите жребий назначенный. Племя позаботится о ваших детях. Старейшины распределят сирот по семьям. Вместо вас, ушедших, у них объявится сотня отличных мамок. Не хуже вас — полюбят, накормят и сберегут. Имя ваше им сохранят. Могилу им покажут. Вас не забудут. Так заведено в Великой Степи.

Инанна посмотрела на Гирру, Мамиту, потом перевела взгляд на командиров цветов жунов. Командиры встали со щитов. Обращаясь к ним, громко произнесла:

— Девы достопочтимые, вас ждёт вождь. У повозки вождя вождей Таргетая найдёте его.

Командиры подняли оружие и покинули пределы луга. Идти девам пришлось через плотные толпы мужей степных, которые к тому времени окружили луг. Мужи расступались. Поднимали оружие, приветствуя новых соплеменников. Странно, но на всех степных оказались надеты белые и чистые свободные рубахи. Трофейные и степные золотые, серебряные, бронзовые украшения побрякивали на шеях и запястьях. Волосы чисты и стянуты в косы. За поясами — островерхие шапки. Столь откровенно праздничный вид степных не остался незамеченным девами. Сдержанные улыбки украсили гордые лица воительниц. Мужи же перешёптывались, пристально вглядывались в лица жунов.

Как и предсказывала Инанна, появление Мамиту вызывало удивлённые и восхищённые возгласы. Степняки, утратив приличествующую скромность, открывали рты, издавали протяжное «О-о-о-о!». Напрасно боялась Мамиту — никто из северных, увидев боевой шрам, не отвёл в брезгливости взгляд. Напротив, бесцеремонно расталкивали засмотревшихся сотоварищей и указывали правой рукой на сотенного командира. Долго смотрели вслед Мамиту. Мужи громко хлопали руками, приветствуя воительниц жунов.

У повозки Таргетая старшие командиры цветов жунов застали совет старейшин северных. Мужи держали совет о пути домой. Нети в волчьей шубе поверх нагих плеч стоял в центре круга. Его окружали пятьсот воителей, сидящих на щитах с полуобнажённым оружием в руках.

— Ой какие плохие предчувствия у меня, мужи. Сны снятся и те, о коих поведал, и другие, помрачнее. Боги шлют верный знак… — Негромко говоривший вождь резко осёкся, замолчал, поднял правую руку в сторону воительниц-жунов. — Вот они… — Мужи потеснились, пропуская дев. Двадцать две гордячки вышли к вождю. — Они и поведут нас через земли жунов. — Вождь северных обернулся к девам: — Встанете во главе разведки? Глазами нашими будете? Выведете армию короткими тропами к границам северных?

Девы подняли правые руки. Гирра хлопнула правым кулаком по тому месту, где бьётся сердце:

— Честь для нас, мой вождь, вести за собой мужей доблестных. — Суровое лицо Гирры, хриплый голос, повадки бывалого воина вызвали возгласы восхищения добрых степняков. Нети положил правую руку на плечо Гирры. Шуба покинула плечи вождя. Упала серой тенью позади. Обе руки вождя покрыты татуировками-оленями. На груди — зверь, схожий с тигром. Три шрама долгими полосами по рёбрам. След от стрелы на плече. Гирра прищурила глаза. Медленно оглядела наколки, шрамы. Преклонила колено. Командиры цветов жунов последовали её примеру.

— Лошадей у вас нет. Не мерить же вам дорогу дальнюю ногами. Сапоги стопчете без толку. — Нети перевёл взгляд с жунов на добрых: — Выдадим девам по лошади?

Ответом на вопрос к вождю отправилось разноголосием:

— Лучше по паре, вождь. На смену надобно.

— Да, одну лошадь никак нельзя, вождь. Пару.

— Моя тысяча даст пару каждой.

— А чем моя тысяча хуже, позволь? Мы не жадные. Тоже дадим. Баранов по паре в довесок.

— Сёдла дадим, вождь, от моей тысячи.

— Сотня верблюдов от моей тысячи.

Уложили сообща цветам жунов выдать по паре лошадей из общих, пару баранов и две сотни верблюдов на весь отряд. Коленопреклонённые девы радовались щедрости нового дома, улыбались племени.

— С оружием у невест тоже негусто? — Нети обращался не к командирам жунов, а к добрым. — По сотне бронзовых стрел каждой в приданое? Кинжалы Чжоу в обозе едут. Определим их в дар? А, мужи? Скинемся? Из тех, что, помните, горожанам Вэня давали по указу Верховного?

Собрание в согласии подняло правые руки. Девы перестали улыбаться — приняли серьёзный вид. Слово «приданое» в устах Нети прозвучало торжественно. Свадебные дары невестам определены весомые, щедрые. Вождь знакомым жестом деда Агара провёл рукой по бороде.

— По обычаям предков мы не можем свадьбы на… — Нети замолчал, подбирая правильное слово, — …чужой земле справлять. Потому, пока будем к земле северных идти, предлагаю вам, невестам, самим подобрать себе по духу женихов. Как вступим в наши пределы, у «великих стен севера» соблюдём свадебный канон. Пять дней свадеб. Нет, три… Три дня достаточно? А ещё лучше — два. Нам надо поспеть к киммерийцам. Разумом действуйте, волей своей выбирайте. Обижать вас не будем. Равноправные вы нам. В брани оценили характер цветов. Мужи свататься будут — если не приглянулся жених — нежно отказывайте, без обидных слов. Так говорите — дескать, думаю, муж достойный, не напирай.

Как выбор сделаете, хода назад не будет. Слово клятвы свято чтим. Выбор ваш буду лично одобрять. Нужны вы нам. Матерями детей степных будете. Молоком из своих грудей будущих воинов степи кормить станете. Тех детей, что Чжоу нам породит, вы, понятное дело, будете опекать. Растить. У Чжоу, как на ноги встанут, детей отымем и вам отдадим. Говорить малые должны на языке степи. Вот такое доверие к вам. Уважительно принимаем вас в племя. Ясно, жуны? — говорил Нети заботливым, отеческим тоном, хоть и приходился почти ровесником невестам. Девы, довольные, поднялись с колен. Только Гирра осталась на земле, встала на оба колена. Нети нахмурился. Беззвучно зашевелил губами.

— Достопочтимый вождь, дозволь удалиться к почтенной Инанне. — Гирра не смотрела в глаза вождю, искала взглядом поддержку у земли. — Там, на лугу, дев-жунов посвящают в племя северных.

Нети осклабился. Обратился к добрым:

— Так мы вместе и пойдём. Да, мужи добрые? Посвящение в племя северных — оно ведь раз в жизни!

Мужи с шумом поднялись со щитов. Нети накинул на плечи шубу. Возглавил шествие к лугу. Воинство северных восприняло марш вождя и командиров как приказ. Забросив еду и дела, поспешило за вождём. При оружии и в праздничных одеждах армия северных окружила луг. У кого не оказалось чистой рубахи, в спешке пришёл полуголым, щеголяя наколками и шрамами. Сотня несчастных осталась у костров и повозок — в карауле, утешаясь щедрыми обещаниями товарищей рассказать в подробностях об увиденном. Вождь и старейшины не стали вмешиваться в обряд, проводимый тысячным Инанной. Заняли правую сторону луга в десяти шагах от посвящаемых. Наблюдатели, семь тысяч мужей, придвинулись на то же расстояние к отрядам дев.

Едва вождь сел в широкое раскладное кресло, как позади старейшин толпа грозных мужей с белой полосой посреди лба, дружески распихав локтями зрителей, пробилась к добрым. Нети недовольно оглянулся. От толпы отделился нагловатого вида полуголый десятник в кожаных штанах и коротких грязных сапогах, однако с начищенным до золотого блеска бронзовом поясом. Пригнувшись, дабы не мешать ритуалам, приблизился к старейшинам. Прошептал что-то, получил разрешение и, уже согнувшись в полроста, чуть не вприсядку добрался до вождя. Деликатным шёпотом огласил, с чем пожаловал:

— Мой вождь, на невероятную деву-жуна, что с одним глазом, сыскалась сотня женихов. Имени её не ведаем. За то прости нас. Вождь, просим, найди её. Без кулачного боя ну никак не обойдётся. — Воитель кивнул на толпу. — Нети обвёл взглядом прибывших. Десятник торопливо продолжал: — Поначалу, мой вождь, было три с малым сотни соискателей… — Нети поднял удивлённо брови, десятник закивал: — Не дюже-то достойных сопляков мы, стало быть, сами, сходом женихов, отстранили от состязания. — Плотно сбитый муж немиролюбиво рассёк воздух ладонью слева направо. — Остались только весьма отличившиеся в походе с Верховным, достойные воители. Изволь, вождь, прошение жениховское услышать.

Нети, не раздумывая, указал вправо:

— Вон там сядьте. Бою кулачному быть. После ритуала посвящения решим, что да как. Что ж за дева-то такая? — Десятник живо обернулся, улыбнулся и резко махнул рукой. Счастливые мужи, пригнувшись, перебежкой, заняли указанную вождём сторону. К возвращению дев-командиров круг сомкнулся. Воительницы жунов смешались со степными маками. Напротив каждого степного мака сидело по две посвящаемых. Обмен дарами завершился. Единственным мужем среди дев по понятным причинам был Мер. Сотенный, преисполненный деловитой важности, восседал с двумя своими невестами, которых лечил, и при вместительных подорожных сумах. Но сидел он среди дев скорее как помощник, чем как жених. С Мером и двумя его невестами разместились, к зависти степняков, аж шесть весьма привлекательной наружности жунов. Инанна поднялась в центре круга. Обращаясь к светилу, громко прокричала:

— Мать-Богиня, прими клятву дев твоих. Взгляни на нас, детей своих, Табити!

Девы-жуны встали, подняли оружие к небу. За командиром степных маков повторяют слова:

— Клянёмся перед твоими очами, Богиня, создательница миров, клянёмся Богом Войны, что дал оружие в руки нам, клянёмся духами предков, нас родивших, что будем верны племени своему…

Огромная белая птица закружила над лугом. Сложив крылья, села с воинством, невидимая степнякам.

— Пусть ослепнут глаза мои, пусть остановится сердце моё, если предам в помыслах и поступках соплеменников. Клянусь духом оружия своего, что буду биться за веру, племя и за вождя, как за детей кровных. Прими, Богиня, клятву мою, прими, Богиня, любовь мою, веди меня, Богиня, к славе бессмертной.

Инанна поцеловала железный клевец. Девы последовали её примеру. Целовали не только клевцы, но и гориты. Подняли с земли пояса, с ножнами подняли к солнцу, надели неспешно.

Глава 10. Танец присягнувших

Клятва верности новому племени дана. И вот — странная торжественная процессия из сотен мужей, ведущих под уздцы две сотни лошадей, гружённых тюками, вышла на луг. Ржание вычищенных, парадно причёсанных, с цветными лентами, вплетёнными в хвосты, в ритуальных рогатых масках, лошадей заставило воинство обратить взоры на гостей. Нети поднялся с кресла. Скинул шубу, заспешил навстречу процессии. За ним — добрые северных. Хвара не узнать. На нём новый красный камзол с частыми золотыми украшениями, чёрные в серую полоску штаны, усыпанные золотыми бусами, красная островерхая шапка с золотым оленем-навершием.

— Нети, достопочтимый, подзадержались. — Хвар обнял вождя северных. Бывшие цветы жунов и степные маки стоя приветствовали вождя жунов. — Не с пустыми руками пришли. Строевых лошадей собирали в дорогу. — Правой рукой вождь жунов показывал на лошадей.

— В какую такую дорогу, дозволь полюбопытствовать, друг дорогой? — Нети нехотя разжал объятия и с интересом посмотрел на лошадей. Хвар печальным голосом обратился к девам:

— Вам приготовили дары, девы.

— А, вот оно что… — Нети просиял. — Так это приданое от жунов, достопочтимый Хвар?

Хвар развёл руками:

— Строевых у нас мало осталось. Война подкосила конницу жунов. — Помолчав, вождь союзников добавил: — Голодали.

Нети стёр с лица улыбку. Выдохнул с шумом, через зубы.

— Хвар, ты, это… — Вождь жунов принял гордый вид. Нети тихо, твёрдым голосом, в профиль гордецу отправил: — Не надо лошадей. Оставь. Взамен тебе отправлю стадо. Восполним твою конницу. Гордость тут ни при чём, союзник. Порядок тебе среди своих удержать надобно… — Хвар повернул лицо к Нети. Взгляд вновь дружеский. Нети провёл рукой по бороде. — Соблюдём приличия, ты не тревожься. По звёздам, воротят тебе лошадей. То право моё праведное. Дар подержал да и передарил… — Нети вытянул губы в нить. — Ты же, Хвар почтенный, отказаться от моего подношения никак не сможешь.

— Хоть торбы-то с просом возьми. Прошлый честный урожай, — протянул Хвар правую руку. Нети сжал обеими руками открытую ладонь. — Обычай у жунов такой: невеста обязана посеять родное просо в землю жениха. Никак нельзя нарушить традицию.

— Торбы возьмём, — принял Нети печальный вид. Провёл рукой по бороде.

— Ты так часто обращаешься к богам… — Хвар повторил жест Нети. — У нас если трогаешь бороду руками, то Богам возносишь молитву.

— У нас тоже так заведено. — Нети расплылся в улыбке. Хвар словно ждал этого момента. Хитро прищурился:

— Бунт случился сегодня у меня. — Таких новостей вождь северных явно не ожидал. Слова Хвара застали Нети врасплох. Правая рука его привычным жестом легла на клевец за поясом. Лицо исказилось в гневе. Хвар же улыбался, показывая белые ровные зубы.

— Уж неизвестно как, но армия жунов узнала про поход Верховного на горы. У костров ваших, наверное, чего только не насобирали во рты открытые… — Нети осклабился, снял руку с клевца. Любопытство сменило гнев. — Или твои доброхоты на пиру разболтали в расписных подробностях… Но такое бурление в лагере затеялось: раненые разом выздоровели. Шустро вернулись, кто домой спешил. Да что там — про любимые дома позабыли! Мужи как один собрались с тобой, вождь разлюбезный, в поход. Неведомо куда, против кого неведомо!.. — Хвар громко засмеялся. — Мои жуны удумали, что вы намерены биться с подземными великанами, что сотрясают землю.

Нети удивлённо закачал головой:

— С великанами? С братьями подземного бога? Ого-го!

Хвар хлопнул союзника ладонью по плечу.

— То-то и оно. Всерьёз как удумали. Осерчали на жрецов и командиров, на меня, понятное дело. Вопили: «Степные за подвигами невиданными скрытно уходят, Мать-Богиня лично их ведёт, а нам, дурням, тут землю ворошить!»

Окружение из добрых, молча до того слушавших беседу двух вождей, засмеялось. Хвар меж тем продолжал:

— Дескать, Люк, вождь белоголовых, кто не знает, потому и ушёл, что знал про настоящую войну.

— А значит, война с Чжоу, была ненастоящая война? — Нети, приняв простоватый вид, всё больше веселил собравшихся.

— Нет, Чжоу — как бы проверка была, по их разговорам. Теперь вот настоящая война будет. Те же, кто в ней, не убоявшись, дерзнут поучаствовать, героями станут. Живые, да что там… почившие во славе предки колени пред ними преклонят. Вечными героями станут. Вот оно как в думах жунов к полудню сложилось. Конечно, всяк из нашего народа захотел в баллады попасть, при жизни-то…

Бурный хохот не только добрых, но и всего воинства северных разнёсся над лугом.

— Меня как раз и не было во время бунта. Отлучился по делам. По каким делам, отдельно скажу. Возвращаюсь, а меня с коня, — Хвар схватил себя, скрестив руки, — и за грудки. «Утаил от нас вождь правду! Знал тайну и не сказал воинству». Оружием только что не грозились. Такая горькая обида вышла у мужей на меня. — Хвар чинно подбоченился.

— Но позволь, Хвар достойный, ты жив. — Нети поднял брови. Добрые молчали, ждали продолжения.

— Уложили на сходе жунов бросить жребий. Две тысячи в охотники на битвы с великанами избираются… — Хвар замолчал, подбирая слова, но Нети, не дожидаясь пояснений, вставил вопрос:

— Вот прямо сейчас? Избираются?

Хвар утвердительно закачал головой. Вытянул правую руку в сторону поселения белоголовых.

— Самое главное, мой друг, что твоего согласия, как вождя северных, они, мои жуны, спрашивать и не собираются. Силком с тобой намереваются совладать, так понимаю… — Хвар сказал таким уверенным тоном, что старшие командиры северных усмехнулись в усы. — Только такой сделкой и смог одолеть бунт. Скажи я им: «Не пущу!» — они меня бы тем самым великанам на прокорм отправили бы…

Нети прикрыл ладонью рот. Склонил набок голову. Но не улыбку пытался скрыть вождь северных. Напротив, его лицо выражало серьёзность. Видно, понимание между мужами до того дошло, что, не видя лица Нети, они стали столь же серьёзны. Жрец Бел поднял правую руку, прося слова. Хвар посмотрел в глаза Белу. Нети обернулся к добрым.

— Говори уж, почтенный Бел. Слова мог бы и не просить, и так в почёте ходишь.

— Вождь достойный, Хвар, позволь спросить тебя. А как уйдут с нами в поход твои охотники, силы жунов не ослабеют?

У вождя жунов не сразу нашёлся ответ. Хвар повернул голову к Нети, неожиданно обеими руками взял вождя за плечи, прижался лбом ко лбу. Затем охватил щёки Нети. Вождь слегка отстранился и в лицо Нети спросил:

— Что бы ты сейчас сделал с армией жунов, друг мой, будь ты на моём месте?

Вождь северных не стал долго думать:

— Напал бы на Чжоу. — Ответ прозвучал зло и твёрдо. — Порушил бы Чжоу раз и навсегда. Не дал бы ему возродиться. Стёр бы с лица земли их города. Пеплом мертвецов камни бы посыпал.

— Пойдём со мной войной на Чжоу? Веди нас, Нети храбрый. Жуны верят тебе.

Столь откровенный разговор привлёк внимание воинства северных. Степные маки стоя смотрели на двух мужей. Шёпотом мужи и девы передавали друг другу слова вождей. Нети и тут не промедлил:

— Обещал Верховному, владыке дум моих, перед расставанием, что не сделаю этого. Клятву принёс. — Нети поднял глаза в небо. — Кровью клялся, многими словами клялся Матери-Богине, что уведу домой северных. Не могу нарушить клятву. Прости.

Хвар тяжело выдохнул — так, словно бы получил удар под дых. Отпустил щёки Нети.

— Что ещё услышал ты от Верховного перед той клятвой?

Нети смотрел в небо, кусал губы. В небо и отправил слова:

— Чжоу нужно сберечь, чтобы… жуны не перебили самих себя.

Хвар, похоже, готов был услышать именно такой ответ и потому не удивился — не дрогнуло лицо вождя. Только свёл брови и упрямо допытывался истины, сжимая руками золотую пряжку на поясе вождя северных:

— Но это ведь не всё. Там было, наверное, и самое главное, да, Нети? Поведай тайну, друг. Прошу, никого из живых ни о чём не просил, а вот тебя прошу…

Нети беззвучно зашевелил губами, провёл руками по бороде. Вдруг сказал такое, от чего Хвар разжал хватку, утратил силу в ногах, сел, чуть не упав, в примятую траву.

— Через много вёсен жуны сгинут в бедах. Чжоу прихватит земли жунов. Потомков жунов бесславно закабалит. Вождей жунов в цепях унизит и казнит император Чжоу. Такова воля богов. Печальная воля, что и говорить. Назидание то будет жестокое остальным племенам Великой Степи. Прими Волю Богов, Хвар. — Нети вновь зашептал что-то в небо.

Лица северных исполнились печалью. Многие из дев-жунов в мольбе подняли руки к небу. Тишина воцарилась на лугу. Но никто из воителей не оспорил слов вождя. Никто не закричал. Хвар, наверное, остался бы сидеть до ночи, да только Нети поднял на ноги вождя, почтительно наклонившись. Взял бережно под руки, словно Хвар раненый или больной. Отвёл и усадил в кресло, в котором до той поры сидел.

— Воинство, мужи и девы! — прокричал Нети гневно и громко. — То, что сказал, — тайна! Никому из вас не разрешаю повторять слова Верховного. Убью своей рукой болтунов!

Вождь северных вынул клевец из-за пояса. Показал всем ветрам. Воинство не заставило себя ждать. Сидящие поднялись. Обнажили бронзу. Оружие поднялось к небу. Клятва семи тысяч воителей отвлекла Хвара от тяжёлых дум. Достойный муж жунов обвёл взглядом северных. Племя громко, во всю силу голосов, трижды прокричало зов к атаке:

— У-у-у-у!

Хвар ответил с кресла:

— У-у-у-у! — Поднял правый кулак. Потом обернулся к Нети и коротко мрачно спросил: — Когда?

Нети посмотрел на сидящего вождя. По его черневшему лицу катились слёзы.

— Как понял разумением своим недалёким… Не при твоей жизни, да и не при твоём сыне переломится судьба жунов.

Хвар поднял лицо к чистому небу, прошептал благодарственную молитву Богам, стёр слёзы. Печаль, посетившая вождей, не требовала пояснений для тех, кто стоял на лугу. Весенний праздник посвящения в племя дополнился зимним поминанием грядущей судьбы.

— Сына моего, Думузи, возьмёшь в поход на горы? — Хвар вглядывался в облака на чистом синем небе.

— Как не взять? Возьму сына твоего Думузи. Пусть учится держать клевец. Увидит, как правят атаки достойные воители. — Нети сдержанно засмеялся. Хвар шумно вздохнул, повернул лицо к другу и широко, хотя и через силу, улыбнулся. — А что, если сын твой уйдёт к предкам на той войне? С меня судом спросишь за недогляд? — Вождь северных собрал губы в суровую нить. Но Хвар добродушно улыбался.

— Предки примут его в объятья как достойного. — На такие слова Нети осклабился. — Судом не спрошу, друг. На всё воля Богов, как принято говорить.

Вождь северных отлучился со жрецом. Племя и гости увидели, как Нети на дальнем крае луга встречает два воза с парой лошадей, запряжённых в каждый. Возы с вождём и жрецом чинно и неспешно достигли дев.

— Инанна, подойди к нам. Одарим присягнувших дарами от племени. — Нети хотя и призывал невесту командирским голосом, но многие расслышали в тех словах и иные, новые оттенки. Трое достойных: вождь, жрец и невеста вождя, командир степных маков, скинули шкуры с возов. Ровными связками уложены трофейные кинжалы и мечи Чжоу, перетянутые конопляными верёвками. Клевцы степных и северных попарно, клювами, прочно связаны кожаными ремнями. Вторым возом, которым распоряжался Бел, сложены пучками стрелы.

— Девы… — Нети обратился к присягнувшим. — Подходите за дарами по одной, называйте имя, имя отца или матери.

«Новые» степнячки не ринулись толпой — заведённым порядком посотенно поднимались со щитов. Ровной линией потянулись к вождю северных бывшие девы жунов. Нети удовлетворённо зацокал. Дисциплина в рядах цветов жунов ему откровенно нравилась. Инанна подмигнула вождю.

— Что, мой вождь, ожидал увидеть стадо? — гордо спросила она.

— Честно? — Нети не улыбался. Восхищённо глядел на дев первой сотни. — Да, ожидал. Думал, Инанна, затопчут нас троих на радостях. Ссора ещё какая позором приключится…

Нети вручил клевец, кинжал и меч первой деве. Жрец Бел передал сотню стрел присягнувшей. Та, оцепенев от даров, открыв рот, молча принялась трогать клинки. Густо покраснев, подняла на Нети счастливые со слезами глаза, поцеловала оружие, поклонилась вождю. Закинув за спину объёмный пучок стрел, не оборачиваясь, высоко подняла над головой кинжал, клевец и меч. Боевая бронза ярко блеснула в лучах светила.

Восхищённо-протяжное «О-о-о-о!» словно облачко пронеслось по лугу. То удивились не только девы из жунов, но и воинство северных, оценив щедрость вождя.

— Рад, что ошибся. Достойное пополнение. — Нети в ответ подмигнул невесте. Прокричал на весь луг: — Жуны, люблю вас!

Ответом стало троекратное протяжное и радостное «У-у-у-у!» от «новых» степных маков.

Раздача даров продолжилась. Девы, получив оружие, держа его высоко над головой, отходили от возов, рассаживались кругами по правую руку от Нети. К вечеру два воза опустели. А вождь северных узнал имена пополнения. Командиры бывших цветов подошли к Нети последними. Вождь нарушил устоявшийся ритуал. Решительными шагами пройдя цепочку командиров, поравнялся с девой, стоявшей почти в середине, резко остановился. Обернулся к жрецу и Инанне. Поднял правую руку.

— Сыскал! Сыскал её! — Нети сделал ещё полуоборот и прокричал сидящим в отдалении охотникам до кулачного боя: — Мужи! Вот ваша красота!

Радостный вопль сотни счастливцев вернулся ураганом к Нети. Только дождавшись, когда затихнет яростный клич, вождь северных обернулся к смущённой деве. — Как имя твоё, достойная?

— Мамиту. Добрая. Сотник званием. — Дева робко взглянула на Нети и опустила взор к земле. Нети задумчиво провёл рукой по бороде.

— Так вот, достопочтимая Мамиту, за тебя горят желанием биться на кулаках женихи. Три сотни с малым рвались свататься к тебе, во как… — Нети коснулся кончиками пальцев правой руки плеча Мамиту. — Ценят наши мужи храбрость, в бою проявленную.

Вождь вернулся к жрецу и Инанне. Раздача даров продолжилась, но ровно до очереди Мамиту. Инанна первой подошла к девушке, встала за её спиной, обняла из-за спины. Быстро на ухо прошептала:

— Ну, что говорила тебе, а ты мне не верила… — Мамиту благодарно коснулась щекой губ Инанны. — Будут за тебя мужи кулаками махать… — Положенные дары для Мамиту дополнились вместительным кисетом, расшитым цветными камнями, из дорожной сумы вождя. Нети протянул его девушке.

— Здесь, Мамиту, конопля отборная. Отдашь победителю среди женихов. В руки вложишь. Такова у нас традиция. Потом вместе примете баню конопляную. — Нети заулыбался, долго всматривался в лицо девушки. — И вправду ты невероятная дева-жун. К жрецу отойди, почтенная Мамиту, он покрывало невесты на тебя накинет. Да, Бел?

Жрец легко скинул с плеч желтовато-белый плащ длиной до земли, искусно сшитый из кожи убитых врагов. Бережно закутал в него с головой деву.

— Именно такое покрывало у тебя и должно быть, воительница. — Нети поднял обе руки к уходящему светилу. Одними губами зашептал молитву. Закрыл глаза. — Девы, после подношения даров станцуете свой боевой танец. — Вождь говорил с солнцем, но слова предназначались присягнувшим. Инанна живо повернулась к девам-жунам, потом нашла взглядом стоящую в очереди за дарами Гирру. Та и ответила за всех.

— Станцуем, мой вождь. Хорошо станцуем. Для Богов и для людей. Вот только просьба: нам бы барабаны и дудочки для ритма.

— Будут! — Нети поспешил к оставшимся неодаренным. Закончив молитву, отправил жреца с Мамиту к Хвару. — Барабаны расчехлим, дудочки есть. — Нети долго смотрел вслед уходящему жрецу, ведущему за руку Мамиту.

— Она так похожа на твою покойную мать, — едва слышно произнесла Инанна. — Даже шрам такой же. Не поверила глазам, когда увидела её впервые.

— Духи предков возвращаются. Иногда. Верный знак от Богов для меня, Инанна. Верный… — Нети неожиданно расстался с улыбкой. Стал непривычно угрюмым.

— Не грусти, мой любимый. Если это дух матери твоей, то в помощь нам. — Инанна продолжила награждение. Нети протянул связку стрел Гирре.

— Ждут нас враги, Гирра, где-то в наших краях. Во сне мне явилось… Лагерь их многолюдный виделся. По центру шатёр вождя. — Связка стрел задержалась в руках Нети. Гирра, крепко держа дар обеими руками, подняла голову, твёрдо сказала:

— Вождь мой, за счастье сочту встретиться с ними в рубке.

Связка стрел перешла к Гирре. Нети, закончив с дарами, что-то шепнул Инанне и направился к Хвару, жрецу и Мамиту. Воинство северных и не думало расходиться. Мужи принесли сухих веток, складывают на лугу двадцать четыре высоких костра. Нети со жрецом вывели к подготовленным пирамидам костров Мамиту. Откашлявшись для важности, вождь северных сказал совершенно нежданные слова:

— Степняки, кто из вас видел мою мать при жизни?

На неожиданный вопрос поднялась пятая часть собравшихся. Среди них и десятка два степных маков. Нети поднял жезл высоко в небо. Золотой олень-навершие блеснул в лучах солнца.

— Так вот, разлюбезные мои степняки, знакомьтесь… это Моя Мать! Явилась от предков к нам, живым! Духом явилась в обличье девы-жуна! — Мамиту резко вздрогнула под плащом Бела. — Зачем явилась к нам моя покойная родительница, спросите вы? Думаю, ой как неспроста! Ждут горькие испытания нас. Ободрить нас дух хочет! Предки с нами, мои степняки!

От таких ярких слов вождя, сказанных суровым тоном, голосом грубым бранных команд, воители удивлённо охнули. Перешёптывания шорохом прокатились. Нети же продолжал:

— За необыкновенную деву-жуна посватались аж три сотни женихов! Немудрено: красота, проверенная в брани, — честь для мужа. Потомство, в чести рождённое, — второе счастье для мужа!

Сотня счастливцев с довольным видом поднялась со щитов. Жрец открыл покрывало. Теперь поднялось с земли и воинство. Боевой клич: «У-у-у-у!» устрашающим раскатом понёсся к прозрачному предзакатному небу. Кого приветствовали кличем степняки — каждый из них решил по-своему. Духов предков, храбрую деву-жуна или прославленную мать Нети? За раскатом установилась звенящая тишина. Продолжительная тишина, в которой тысячи глаз долго рассматривали смущённую, покрасневшую до корней соломенных волос деву. Откуда-то позади вождя северных раздался пронзительный возглас:

— Вождь мой почтенный!

Нети всем телом обернулся на голос. Из рядов вышел полуголый, в кожаных чистых штанах, немалого роста муж со щитом и оружием. Муж поклонился Нети и оглядел соседей.

— Ну как же так? А вот я не знал про необыкновенную деву. По нужде лагерной пас лошадей. Про охотников за счастьем семейным и не ведал. Никто по жадности странной не сказал! Тоже хочу посвататься! Несправедливо, мой вождь, выходит!

Тысячи рук подняли оружие к небу в согласии с нагловатым малым. Вождь широко улыбнулся. Шуточно подбочился, выпятил грудь и громко засмеялся. Былой лихой тысячный командир вернулся к воинству.

— Погоди, достопочтенный воитель, имени не ведаю твоего! Биться всей армией за одну невесту — ну, право, никак нельзя. У нас ещё две тысячи невест. Обиды не будем сеять среди дев наших почём зря! — Нети указал почтительно резным жезлом на бывших цветов жунов.

— О них, отважных, тоже надобно позаботиться. Туда, муж, взор славный обрати. Выбрали уже сотню проверенных храбрецов. Будут состязаться на кулаках за невесту.

Малый, горестно вздохнув, сел на траву — впрочем, молча, без возражений.

— Покуда охотники тянут жребий, мы, как положено традицией, посмотрим танец дев в честь присяги.

От такого предложения вождя никто не пожелал отказаться. Степняки живо разожгли костры. Чинно расселись группами — по старшинству и заслугам. Роды степные смешались. На лугу остались только боевые друзья. Девы-жуны вышли на луг. Встали кругом. Отряд степняков в полсотни мужей, с Инанной во главе, выкатил семь барабанов в центр круга. Достали флейты и струнные. Возвышенная музыка печальным вступлением полилась из костяных флейт. Две тысячи дев хором нараспев вознесли молитву Матери-Богине.

Богиня-Мать, Табити, взгляни на нас,

Зовём к кострам тебя, Создательницу Мира!

Нас, скромных дев твоих, почти присутствием своим!

Сойди с небес к нам!

Ушедших с брани к славным предкам

Мы танцем будем поминать.

Взгляни, Бессмертная Богиня, на танец наш!

Возрадуйся простым мелодиям, Табити, с нами!

Война окончена, и Праздник Смерти

Твоей пособой в победах мы завершили.

Тот урожай был добрый,

Всё щедростью даровано твоей!

Враги повержены. Их головы отсечены.

Их лица стали нашим украшеньем.

Табити, Мать-Богиня, средь нас

В походах ты тяготы войны делила с нами.

Богиня-Мать, ты опекала нас, вела к победам.

Держала бронзовый клевец в битвах!

Тебя, Табити, за Славу Бранную благодарим!

Приди же, Великая Богиня, на Праздник в честь твою!

Будь с нами в этот вечер: испей вина, вдохни веселья,

Послушай песни в честь Богов твоих.

В глаза счастливые взгляни народа твоего.

Танцуй, Великая Табити, с нами!

Девы встали друг другу в затылок. Нарушив ход природы, огромный круг пришёл в движение справа налево. Такое вращение дозволено только воителям. Но девы и есть грозные воители степи, да и лесов тоже. Флейты замолчали. Их пронзительные голоса сменили струнные. Но и они, недолго погрустив, стихли. Заговорили барабаны. Грубо, словно ссорясь, кожа мембран огромных барабанов издавала злые звуки. Сливаясь, хор семи барабанов рождал гимн войны. Казалось, один из них, самый главный, отважно что-то кричал, другие шестеро, помолчав, словно выслушав забористую речь, гневно возражали.

Злой гимн вызвал созвучный рокот одобрения воинства. Зрители не в силах более сидеть поднялись и дружно поддержали ритм танца ударами оружия в щиты. Теперь семь тысяч щитов глухо распевали тот же гимн Войне. Лязг бронзы наполнил луг. Девы-жуны восприняли эти звуки как награду. Сдержанные улыбки появились на окрашенных в красное лицах. Ноги снова принялись отбивать ритм, вторя барабанам. Щиты воительниц поднимались и опускались. Клевцы и короткие луки двигались, изображая атаки. Две тысячи воительниц одновременно то уклонялись от невидимых врагов, то лихо наседали на них.

Такого сплочённого танца северные не видели прежде. Танец среди полыхающих костров отличался от погребального, того, что исполняли девы в густом лесу, у кургана. Если бы не лихая музыка, танец дев с легкостью бы сошёл за подготовку к брани или даже за само сражение. Клевцы, луки перемещались одновременно, без запинок. Никто из двух тысяч дев-жунов, участниц воображаемой битвы, не ошибся и не нарушил строй круга.

Мужи зачарованно следили за долгим танцем. Ноги дев, как будто связанные нитью, слаженно отбивали ритм. Расшитые цветными нитями, украшенные бронзовыми нашивками сапоги, искрясь при свете костров и закатного солнца, словно рисовали дивный узор на зеленном ковре умятой травы. Барабаны ускорили сердитую перебранку. Теперь малая половина из них сдавленно, уже словно сдаваясь, ворчала, другие же, на тон выше, напирали победным грохотом, схожим с раскатами свирепого смеха. Словно горные камни, оползнем накатывался рокот «победителей» -барабанов на упорно огрызавшихся, оставшихся в меньшинстве, «проигравших».

«Битва дев» подошла к решающему моменту. Труба проревела. Барабаны резко смолкли. Смолкли и семь тысяч щитов. В тишине вновь восторженно зазвучали флейты. К ним на помощь пришли струнные, заголосив печалью. Вдруг, разрывая танец, девы, те, что были с луками, пали на луг. Пали искусно. Гориты, полные стрел, как и сами луки, не коснулись земли. Лучницы оказались на спинах, они прижимали к груди оружие и округлые щиты. Такого поворота в сюжете танца никто не ожидал. Мужи ахнули. Перестали бряцать оружием в такт. Музыка — торжествующая и печальная. Её мотив — победа. «Павшие» лучницы поднялись. Музыка прекратилась. Тишина установилась на лугу. Мужи степных оцепенели от увиденного. Внезапно в полной тишине раздался ликующий крик:

— О Боги! Мне не приснилось?! Я это видел своими глазами! — Воинство пришло в себя. Аплодисменты, восторженный рёв стали наградой девам. Вожди, подняв руки к темнеющему небу, приветствовали дев. Две тысячи без малого воительниц с гордым видом, счастливо блестя глазами, покинули луг. Новые степные маки пополнили отряд Инанны. Но барабаны и музыканты остались у костров. Инанна смотрела на Нети, ожидая очевидного знака. И знак последовал — Нети поднял посох. Барабаны заговорили, однако без бравой злости. Говорили о празднике, говорили смеясь, просто и не спеша.

— Воители, славная пора пришла! Новый год настал! Весна сменяет зиму. Снова закрутится колесо жизни. Мы, степные, здесь, в цветущем миру! Мы живы! Давайте начнём состязания в честь нашей покровительницы — Матери-Богини! — Хвар обнял за плечи вождя северных. И вот именно в этот момент, когда сотня счастливцев уже занимала места у костров, на луг двумя походными колоннами при оружии и с полными дорожными сумами вступили жуны. Воинство с нескрываемым любопытством обратило взоры на гостей.

Глава 11. Кулачное состязание

— Это, никак, твои смутьяны? Да? — Нети, быстро повернув голову, посмотрел прямо в глаза Хвару.

— Охочие в поход на горы. — Хвар прищурил глаза, явно ища в рядах добровольцев знакомых ему людей. — Те трое, что идут первыми, со штандартами, — братья. Славные воины. Рубились отчаянно, в первом ряду с Люком, вождём нашим, прикрывали Люку спину. В последнем сражении с Чжоу многих положили. По три десятка трофеев на их счету, — молвил Хвар и, вытянув правую руку, указал на храбрецов: — Так догадываюсь, те братья и затеяли бунт.

— Вот и возглавляют шествие твоих охотников, — поддержал Нети.

«Смутьяны», размашисто мотая из стороны в сторону штандартами, тремя стругаными жердями с черепами животных, с синими, красными и белыми полотнищами, принялись вначале тихо, а потом горланя распевать песню. Удалая песня про боевые подвиги, однако, не вызвала сочувствия у северных. Пришедших ждал ледяной приём. Воинство хотело услышать суждение вождя. Тысячи глаз вглядывались то в причудливые багровые закатные облака, то в двух гордых вождей, чинно сидящих в креслах. Нети встал. Песня оборвалась.

— Знаем, кто вы и зачем пришли к нам. — Голос Нети стал грозен. Звонкий, в бронзе, голос бранных команд.

— Займите запад! — Золотой олень жезла метнулся в сторону, названную вождём.

Это, без сомнений, честная сторона. Жуны поклонились вождям, прошествовали, бренча оружием, к предписанному западу. Северные потеснились. Вот теперь луг заполнился до самых краёв достойными. Мужи сидели в тесноте, прижавшись плечами. Дышали в затылки друг другу. Нети ударил жезлом по земле. Поднял руки к небу. Кулачные бойцы выстроились в ровную линию, обращённую лицами к востоку и к вождям. Воинство радостно ухнуло. Суровые лица озарились. Пронёсся вздох. Словно один человек, тысячи воителей глотнули воздух. Мужи оглянулись по сторонам. Засмеялись от совпадения вздохов. Засмеялись от нахлынувшего тёплого чувства дружбы.

Нети произнёс молитву Богу Войны. Вывел за верёвку жертву. Ведомый на заклание баран шёл к костру торопясь, точно добровольно, обгоняя Нети. Воинство восприняло бравое шествие белого барана за добрый знак. Кинжал в правой руке вождя поднялся высоко к небу. Нети принёс жертву. В костёр последовало сердце, возложенное в пламя обеими руками, а за ним и бедро барана. Кровь зашипела на огне. Вторая молитва незамедлительно была принесена Богу Войны. Нети стоял, обратив лицо на запад, широко разведя в стороны руки. За вождём беззвучным шёпотом слова благодарения повторяли воители.

— Состязающиеся, напомню вам славную традицию предков. — Нети провёл правой рукой перед глазами справа налево, открытой ладонью наружу, словно скользнул ладонью по лицам сотни «счастливцев». — Бьёмся без металла в руках. В одеждах тоже чтобы не было утяжелений никаких. Ясно? И чтобы без бросков! Ноги хитроумно в ход не пускать. В висок не бить. Не душить. Кто упал и не встал — проиграл. Колотимся попарно. Так дойдём до главного поединка. Сражаемся не только что за невесту. Славим поединками Богов. Особливо славим возлюбленного Бога Войны. Так доставим же Богам усладу!

Вождь огласил всем известные правила. Канон боя во славу Богов знаком воинству. Но Нети дал понять, что это еще не всё. Он поднял посох. Золотой олень заблестел в закатном солнце.

— Впереди испытания! Идём в поход на горы! По традиции, кто пал в кулачных боях во славу Богов, великий герой… — Вождь закачал головой. — Только не в этом состязании! Мне нужен каждый из вас. — Вождь неспешно обвёл взглядом сотню мужей. Резко обернулся назад. — Вы слышали, мужи? Нужны вы живые мне! Битвы не закончились. Даже не смейте думать, как к предкам со славой отправиться! Бахвалиться славой не дам! Не отпускаю никого! Нарушителей не упокою по обрядам, — прокричал Нети, распаляясь. Глаза вождя блестели яростью. Угроза звучала серьёзно. — Безымянными призраками будете бродить среди лесов.

Вождь стоял спиной к состязающимся и дважды угрозу повторил не им, разминающим кулаки. Нети ждал ответа. Он не спешил, поглаживал резной посох. Воинство в шумных пересудах сошлось: вождь говорит вовсе не о состязании за невесту.

— Мой вождь, порядок поддержим, как при Верховном! Как при Танаис достопочтимой! — Упоминание имени, дорогого для степняков, разом пресекло пересуды. Шум затих.

— Сурово поддержим порядок, вождь! — Степные маки с пополнением из жунов встали со щитов. — На войне мы!

— Плети достанем! — донеслось слева. Вождь удивлённо посмотрел в сторону, откуда раздался голос. Плети пустить — позор неслыханный для наказанного степняка, позор, приравненный к лишению имени и изгнанию из племени. Оставить без упокоения — куда как мягче угроза. Но и такое предложение молчаливо принято воинством.

— Ссоры любые по старейшинам судом пустим! — понеслось с разных концов луга. Правые руки поднялись к небу. Нети получил желаемое. Воители принесли клятву. Жуны подняли не руки, но оружие. Обнажённые копья натёртой бронзой направлены в темнеющие облака. Нети оборотился к состязающимся:

— Кто первый? — То и есть заветный сигнал к поединкам. Улыбки вернулись на лица степняков. Костры услышали сигнал — засветили ярче. Полено в костре протяжно громко треснуло позади здоровяка по центру. Тысячи правых рук указали на воина. Нети занял своё место. Хвар обнял за плечи друга.

Навстречу здоровяку вышел щупловатого вида жилистый лысоватый муж почти на голову ниже соперника. Зрители суждениями сошлись в очевидной победе здоровяка. Кулачный бой вышел скоротечным. Жилистый муж уклонился от длинных ручищ здоровяка. Мгновенно зашёл вбок. Первым ударом в печёнку заставил застыть противника. Здоровяк схватился за бок. Повернулся к атакующему. Замахал правой рукой. Жилистый блеснул лысиной в огнях костров. Поднырнул под правую руку здоровяка. Вторым ударом, снизу вверх, под нижнюю челюсть, щуплый опрокинул противника на спину. Аплодисменты проводили победителя, покинувшего площадку для состязаний. Его место заняла следующая пара. Здоровяк, очухавшись, поднялся, утёр кровь, улыбнулся пьяной улыбкой, направился нетвёрдым шагом к зрителям.

Сказ про мать Нети

Хвар, воспользовавшись коротким перерывом в соревнованиях, на ухо Нети торопливо попросил:

— Расскажи о своей матери.

Нети вздрогнул. Вытянулся струной. Просьба союзника застала его врасплох. Правая рука потянулась привычкой к бороде. Хвар перехватил его руку на полпути. Стиснул запястье. Что-то вложил в ладонь и сжал пальцы друга. Нети раскрыл руку. На ладони лежал зелёный камень. Прозрачный, как слеза, размером с орех, самоцвет переливался чистотой граней. Вождь северных недоуменно посмотрел на Хвара.

— Дар за то, что моего сына в поход берёшь. Изумруд предков. Носи на груди — камень приносит удачу. Добрый камень, клянусь. Не то подлое «жидкое серебро».

Нети хотел поблагодарить за дар, открыл рот, но второй бой закончился в этот самый миг — громкими криками зрителей и безоговорочной победой счастливца. Вождь северных поприветствовал победителя. Камень отправился в кисет на поясе.

— Мать возглавила войну с таёжными племенами. Копилась их тёмная обида на нас. Давние споры — где да чья межа, ну и зависть в довесок, конечно же. Не сошлись мы и в Богах. Ну и нашла обида выход. Убили отца за скот, забрали отличных строевых племенных лошадей, что на выпасе были. Сто голов увели. Вот за такую малость и положили моего отца. Подло напали ночью. Спящего удушили верёвкой. Тело голое вывесили на дереве вниз головой. Не дали отцу смерти, положенной доброму воину. Забрали оружие. Волосы обрили на голове. Глумились над телом. Из трусости положили ещё пятерых, кто с отцом оказался по несчастью.

Нети говорил быстро, смотрел без интереса на новый поединок. В ровном голосе вождя не было чувств, словно и не о родных говорил Нети.

— В ту же ночь, когда мать узнала о смерти отца от спасшегося свидетеля, пацана-погонщика, собрала мужей и дев поселения, раздала оружие и возглавила тысячу. Меня, пятилетнего, отправила с братом двоюродным к великому Таргетаю с просьбой о помощи. Но ждать мать не стала. В её отряде воители от пятнадцати до тридцати. Охоткой пошли мужи и девы на месть. Добровольно, без уговоров. Роднёй считали погибших. На лошадях скоро добрались до поселения обидчиков. Немалое поселение, в пятьсот душ. Туманным утром мать с отрядом навестила убийц отца. Вышли отрядом из холодного тумана…

Нети замолчал. Правой рукой поприветствовал победителя очередной схватки и новых состязавшихся. Откашлялся. Хвар терпеливо ждал продолжения. Руки его сжимали золотую пряжку пояса.

— Посетила, стало быть. Нашла лошадей, оружие и волосы отца. Перед взятым в сече поселением неспешно провела суд. На глазах убийц расправилась с их семьями. Не спеша, лично, собственными руками свершила месть. Говорили, в крови была мать моя от волос до пят. Затем…

Нети замолчал. Стиснул руки, сжал губы.

— Разрешила родне убитых продолжить начатое правосудие. Те, кто не сгинули при штурме, пожалели, что остались в живых. В слезах упрашивали о даре смерти. Глухой осталась к заклинаниям мать моя. К вечеру поселение сожгли. Матери показалось свершённого мщения недостаточно. Сочла, что если они, то есть та храбрая тысяча, что при ней, врага не остановят, то таёжные и дальше будут подло орудовать, пока нас не истребят. На сходе в том горящем поселении отряд решил продолжать войну со всеми таёжными разом. Поклялись пред Богами и духами лесов не убояться смерти. В свидетели призвали предков. Клятвы подробные на крови и с жертвами ночью, при луне, вознесли. Трупы поселенцев осквернили и развесили на деревьях вокруг поселения.

Двинулись спешно к следующему. Когда я добрался до великого вождя Таргетая, отряд матери уничтожил пять поселений таёжных и исчез бесследно в тайге. Никто не знал, где мстители, но таёжные содрогнулись от ужасов, содеянных отрядом. Понятно стало, что воители впали в безумие и ищут смерти. Вождь Таргетай у великих стен севера объявил войну таёжным племенам. Спешные сборы армии заняли десять дней. Многие из дальних краёв, кто не поспел ко времени, нагоняли армию уже в пути.

Тысяча воевала меж тем. За время сборов северных маленький отряд матери сокрушил в двух дерзких засадах две дружины таёжных по две тысячи копейщиков в каждой. Таёжные шли на соединение друг с другом. Шли расслабленно. Смерти не ждали в спокойных домашних лесах. И не встретились. Лютая тысяча матери никого не щадила. Тропы таёжных заливала кровь. Личная война матери не знала жалости. Свирепая была война. Гибли все таёжные, от детей до стариков. Добро мстителей не интересовало вовсе. Поселения жгли дотла. Поля с просом вытаптывали. Собак и скот уничтожали. Травили источники трупами. В озёрах и реках таёжных вспухшие тела гроздьями плавали. Оленей в стадах только щадили. Рука на образ Богини не поднималась.

Такой жестокосердной войны таёжные ещё не знали. Послов отправили к Таргетаю. Запросили мира. С подношениями и с заложниками прибыли послы. Просили унять «безумцев, что заключили вечный союз с духами смерти». Таёжные говорили Таргетаю, что «тысяча безумцев стала бессмертной, и духи леса с ними заодно». Армия северных перешла границы. Сожжённые поселения действительно устрашали. Шесты с расчленёнными трупами ровными линиями встречали нас в каких-то диких танцах. Именно в танцах. Так развешивали трупы, что со стороны казалось, казнённые пляшут на празднестве. Лично считал поселения, что они навестили. Теперь уже искал великий Таргетай не таёжных, а отряд безумных мстителей. Нашёл…

Нети повернул к Хвару лицо. Хвар пристально всмотрелся в вождя северных. Странная, полная боли улыбка исказила лицо друга. Глаза покраснели.

— Мать атаковала с отрядом очередную дружину таёжных. Зажала у гибельных болот. Хотя числом в три раза были меньше, сокрушили врага с дикой неистовостью. Воистину, духи передков и духи леса с ними были в той войне. Под первой же атакой враги дрогнули, смялись, утратили командиров, бросили оружие, в панике подались в болота, да там большинство и утопло. Страх вселился такой, что предпочли таёжные утопиться, чем встретиться с безумием лесных духов. Сейчас, после похода на Чжоу, понимаю, как это могло выглядеть. Тысячу или около того пытавшихся сопротивляться отряд изрубил в клочья.

То, что увидели разведчики на поле рубки, удивило и их. Отряд матери поголовно щеголял в белых одеждах, пошитых из человеческих кож. Застали же разведчики отряд мстителей за поеданием врагов. Трапеза была страшным зрелищем. Правильным квадратом сидели воители, в центре мать моя, и ели с вертелов…

Нети печально выдохнул. Вождь северных поднял к звёздам глаза, полные слез. Утратил вождь интерес к соревнованию. Со звёздами повёл беседу:

— С полсотни таёжных оставили в живых, чтобы кормиться в дальнейшем. Такая у них, стало быть, и была еда всё время похода. Мать и её тысяча выиграли войну. Что удивительно, в жестоких сражениях никто из отряда матери не погиб. Боги берегли мстителей. Не иначе как сам Бог Войны им покровительствовал. С ними на брань Бог Войны ходил. Так хитро, с лютыми задумками действовали. Местных таёжных за нос водили по следам. Ловушки, капканы ставили на тропах. Нападали со спины, с деревьев как шишки сыпались на врага. Ночами стерегли таёжных. Выслеживали попрятавшихся по укромным местам. Как на зверя охотились, так ту войну вели мстители. Безумие овладело отрядом. В первой засаде мать лишилась глаза, изрубив в поединке троих. Честно сказать…

Нети замолчал, приветствуя очередного победителя.

— …Не узнал тогда родную мать. Мне показалось, когда увидел её, с лицом, разукрашенным в чёрное, гордо шагающую к великому Таргетаю, что это никак не моя мать, да и не женщина… это дух Бога Войны в женском обличии. Воинство склонило колени перед ней и её отрядом. Таргетай обнял мать. Одарил шубой, личный меч вручил. Наколки воина жрецы нанесли на тело. Руки украсили оленями. По спине и левой груди вытянулся в неге тигр-оберег. Оскалил пасть тигр. Рыбу хищную, на счастье, — на левую ногу.

Сосватал ей Таргетай три сотни женихов, не меньше, но никого из знатных мать не приняла. Сослалась с почтительными извинениями на принесённые клятвы духам убиенных. Говорила медленно, сидя с Таргетаем, загрубевшим, хриплым голосом. Я рядом при смотринах стоял. Никто не оскорбился, про те клятвы уже легенды ходили. Связываться с обидчивыми духами у женихов желания не возникло. Не шутя и при добрых говорил тогда великий вождь, что сам готов посвататься к матери.

Торжества чести великий Таргетай устроил. Три дня у стен Севера племена приветствовали отряд мстителей. Племена почитали мать, как не почитали храбрых мужей-воителей. Хвалы на коленях возносили. Сколько же я её не видел? Пол-лета? Честно скажу, духа войны, что вселился в неё, ух как боялся! Встану перед рассветом, взгляну на спящую мать и… давай молитвы сыпать Богам, пока она не проснётся.

Следующей зимой мать ушла к отцу. Двадцать два ей исполнилось в аккурат перед смертью. Таргетай отдал меня приёмышем в родственную ему семью добрых, воспитывали меня отец и мать жены моей — Инанны. Мать умершую обратили в мумию. Жрецы раскрасили её, нарядили в те одежды, что они тогда в тайге носили, в доспехи облачили. Украшения возложили на руки, на шею. Народ кольца на пальцы нанизал. За честь посчитали расстаться с украшениями для мумии. Провезли мать в новом обличии по поселениям северных. В поселениях подолгу держали. Жертвы ей приносили. Всяк почтительную беседу с ней вёл, детей показывал, послания предкам на ухо шептал. Ноги целовали. Только к лету с превеликой неохотой расстались — запоздало, в нарушение традиций. Мать упокоили под курганом, как вождя. Камнями украсили похоронную насыпь. Три дня шёл стеной ливень после её похорон. Так Боги принимали её, мою мать. Погребальные песни долго пели под холодным ливнем. Пар от тёплой земли поднимался. Там и мои слёзы остались. Не стыжусь. Не один я там, на кургане, солёную воду к ливню прибавлял. Рыдали в голос и мужи, и девы.

Таёжные после замирения навсегда покинули земли, где прошёлся с местью отряд. Проклятыми нарекли те места. Не захотели там хоронить мёртвых. Сказали, что «тысяча злых духов смерти» похитила сердца поселенцев. Хоронить, стало быть, некого. Ушли таёжные на восток и на север…

— Скажи, зачем ты пришла? — Странный вопрос тихо прозвучал из уст Хвара. Нети резко оборвал рассказ. Посмотрел на вождя жунов, потом, проследив его взгляд, и на Мамиту, что торжественно, в компании со жрецом, восседала на повозке меж двух костров.

— Да, да! Верно, Хвар! Именно этот вопрос хотел задать вашей девушке, когда увидел её лицо. Потом подумал. Понял, что попусту вопрошать пришедшего духа не стоит. Ответ-то искомый сокрыт в самом появлении. Ясно, что нас ждёт. Ясно, как поступить надобно…

— Что, Нети достопочтимый, вновь предстоит северным война с таёжными? — в голосе Хвара зазвучала тревога.

— Друг мой, Хвар разлюбезный! Вот как ты сейчас молвил, так и я решил, когда дарами цветы жунов обносил. Ещё к тем стародавним врагам, думаю, прибились во множестве прочие недовольные недавними победами Таргетая. — Нети как дротик сжал в руках посох вождя.

— Ну что ж, теперь пришло время жунам заплатить долг. Пошли войной на твоих врагов? — Хвар вынул из ножен меч.

— Нет, тебе нельзя с нами, Хвар. Друг мой, уйдёшь с нами — Чжоу нагрянет в земли ваши. Может, ещё кто позарится на твои беззащитные дома. Такое весьма возможно. За щедрое предложение боевой помощи благодарю. — Ладонью правой руки Нети ласково погладил меч Хвара. Несколько раз провёл от рукояти до острия. Хвар нахмурился.

— Будем считать твоих охотников помощью жунов? Давай так, Хвар? — сказал Нети мягко, стараясь не обидеть друга. — Они ведь отборные храбрецы. Разве не так ты мне говорил давеча?

Хвар не ответил. Угрюмо отмолчался. Что-то горькое сглотнул. Ответом на отказ без слов вложил меч в ножны. Протянул правую руку. Нети с охотой сжал её обеими руками.

— Какие, друг, могут быть обиды после совместной войны с Чжоу?! Тяжкая война кончилась, да дружба сердечная сложилась, — громко сказал Хвар, разгоняя угрюмость. Поднял брови. Попытался улыбнуться, но только улыбка плохо сложилась. Складками покрылось лицо Хвара. — Прав ты, мой Нети, прав… — Тяжело выдохнул. Тягучее молчание повисло меж вождей. Их взгляды устремились на площадку, где продолжались кулачные поединки. Однако ближе к финалу состязаний вождь жунов вернулся к прерванному рассказу Нети.

— Вот скажи, достопочтимый, тело-то твоего отца обнаружили?

Нети обернулся к другу всем корпусом.

— Мать разыскала отца и друзей ещё до того, как пошла войной на таёжных. Упокоевать не стала. Странное дело — тело как-то высохло, по её словам, тлен не тронул отца. Только кожа натянулась на костях и пожелтела. То сочли знаком, посланием. Мёртвый отец дожидался матери. Даже птицы глаза не выклевали. Дух беспокойно ходил рядом, зверьё от себя отгонял. Уложила, значит, мать моя убитых поперёк лошадиных хребтов и повезла почётными свидетелями мести. Когда вершила суд, усадила отца и друзей, подвязала к копьям, чтобы не падали. Головы обидчиков подношением сложила горой у ног. Свершив суд, упокоила мёртвых у поселения, сокрыв надёжно могилы в лесу. Головы трофейные отправились в те могилы, в ноги покойных. А вот сердца пятерых убиенных забрала с собой. Засушила солью, настоями пропитала. В дорожной суме носила завсегда.

— Не отпустила духов к предкам? Так, что ли? — Хвар прошёлся рукой по лбу.

— Вот в том-то и дело, Хвар почтенный. — Нети закачал головой. — Не мне судить мать родную. Но… призвать к брани духов предков — отчаянная, ужасная мера… — Вождь помедлил, подбирая слова. — Потому, думу держу, и не прожила мать долго. Духи предков, что воевали с ней, призвали к себе — славу ратную с равными по доблести разделить на пирах в мире мёртвых. В мире духов тоже нужна мать моя.

— Отца твоего сильно любила. На смерть за него шла. — Хвар взялся за бороду. Нети ничего не сказал. Прикрыл ладонью глаза. Незаметно смахнул слёзы. Очередной муж упал в смятую траву. До финала соревнования вожди хранили молчание. Нети устало сложился в кресле. Хвар же, напротив, вытянулся, сидел, напряжённо прямо держа спину.

— Ждут тебя, Нети, брат мой, силы вражьи числом большим, чем армия твоя. От меня отказался. Весточку хоть пошлёшь? — перед финальным боем прервал молчание Хвар. Нети закивал.

— Настрой у меня — как мать моя отчаянно буду рубиться — тысячей против трёх тысяч. На земле своей призову Богов и духов в битву. Те же клятвы им принесу. Славные дела, Хвар, предстоят. Уж и не знаю, за какие заслуги Боги чашу славы подносят мне. — Нети встал. Скинул шубу. На шубу положил посох вождя. — Весточку? Ну как не послать. Пошлю, и не единожды. О похождениях северных и твоих удальцов сказывать буду, коли просишь. Выйдем, Хвар? Народ зовёт нас.

Два вождя зашагали к победителю. Полуголый лысоватый муж едва держался на ногах. Под руки счастливца держали жрец и тысячный. Кровь — и чужая, и своя — размазалась бордовой рубахой до пояса.

— Никак, первый, открывавший соревнование? — спросил жреца вождь северных до крайности удивлённым тоном. Бел молча кивнул.

— Не случалось ещё, чтобы первые побеждали. Герой! Заслуженная слава, — в голосе вождя металлом зазвучало уважение. — Зубы остались? — Вопрос адресовался победителю, уже откровенно валившемуся в траву. Муж широко открыл рот. Зубы, что удивительно, оказались на месте. Нети поднял к небу золотой посох. Мамиту покинула повозку. Легко спустилась со скамьи, где остался в одиночестве Таргетай, укутанный в чистые одеяла. Пляшущий свет от костров странно освещал мумию вождя. Мумия в огнях поворачивала голову под одеялами. Качала головой мумия, наслаждаясь праздником в честь Богов. Дева выставила вперёд руки с сумой, наполненной коноплёй. На носках плыла Мамиту к вождям. Подошла к Нети. Встала на колени. Сума оказалась перед грудью вождя. Жрец и тысячный Нази доволокли победителя до невесты. Ставить на колени не стали — Нети властно, посохом, запретил. Ровней вождям предстал храбрый боец.

— Избранник Богов! Славим тебя, почтенный! Зубы не растерял, упрямо пробивался до невесты! Через славную сотню пробился! Это основательный характер! Добродетель степи явил. — Нети взял суму с коноплёй, переложил посох вождя в левую руку, правой вручил суму победителю. Муж обеими руками принял дар. Грохот оружия по щитам разнёс в клочья тишину ночи. Степняки по традиции приветствовали героя кулачного состязания.

— Мамиту почтенная, принимай мужа заслуженного. — Невеста поднялась с колен. Обняла счастливца и поцеловала в губы. Грохот боевой бронзы усилился. В нём потонула просьба вождя северных: — Имя назови, муж!

Муж оторвал глаза от Мамиту и, прижимая рукой к груди суму, ответил:

— Люк, сын…

От названного имени Хвар вздрогнул всем телом, шагнул, чуть не прыгнул, к мужу и пристально вгляделся в опухшее, окровавленное лицо. Ладонями сжал щёки счастливца. Обернулся к Нети. В шуме чествования послышалось восклицание вождя жунов:

— Этого никак не может быть! Они похожи! Волос нет — одно только и есть отличие. Лицо-то точно его! — Нети, видимо, знал, о ком речь держал Хвар. Сдержанно улыбнулся. Отпустил невесту и победителя. На ухо Хвару шепнул:

— Знаки сходятся. Так-то. Духи предков указуют нам, живым, путь верный. За духами предков кто стоит? — Нети посмотрел в упор, в самые глаза друга-союзника.

— Люк жунов в образе северных женится на Мамиту жунов в образе твоей матери. Вот оно как вышло? — Ответ Хвара не удивил никого. Добрые северных подняли на руки деву и мужа и понесли с молитвой вокруг костров. Сменяя друг друга, бережно передавая невесту и жениха, три раза обошли костры. Поднесли к Таргетаю. Усадили по обеим сторонам от мумии, впряглись в повозку и вывезли к шатрам. Жрец, сопроводив повозку до края луга, вышел на место состязания. Встал Бел на колени, собрал землю, пропитанную потом и кровью состязавшихся, в суму. С колен подал знак. Раскрытая ладонь жреца обратилась к воинству. Мужи и девы выстроились шестью кругами вокруг костров. Под ритм барабанов круги, бряцая оружием, двинулись в танце слева направо. Бел на коленях пел молитву. В музыке барабанов и оружия её не было слышно, но воинство знало наизусть слова благодарности покровителям.

В полдень настойчивое светило разбудило вождя жунов. Открыв полог шатра, Хвар позвал охранника.

— Собери еды, пойду к северным. — Юноша угрюмо склонил голову к земле. — Что такое? — гневно спросил Хвар.

— Северные, мой вождь, покинули поселение ещё до рассвета, с последними звёздами. Жертвы Табити принесли. Тремя колоннами расположились. Обоз посредине. Ушли в свои земли северные. Охотники из жунов — тоже с ними. Лошадей выдали им.

Хвар рухнул на траву у порога шатра. Закрыл плотно глаза. Руками принялся трепать волосы.

— Думузи, сына твоего, мой вождь, видели с вождём северных, Нети. Жезл вождя северных держал твой сын. В крытой повозке с мумией уехал наш Думузи.

Тяжело задышал Хвар. Взялся рукой за левый бок. Слёзы полились из глаз сурового вождя. Так одиноко себя Хвар не чувствовал никогда. Вождь жунов, не открывая глаз, утёр слёзы, встал, сгорбившись, с травы у порога шатра, вошёл внутрь, плотно задвинул расшитые цветными нитями створки и не появлялся до заката.

Глава 12. Забывший своё имя

За десять дней до кулачного состязания. Лагерь Верховного в землях Юга. Вечер перед сражением

— Как тебя зовут? — десятник, рослая дева из андрофагов, сурово повторила вопрос. Опрашиваемый, крепкий муж лет двадцати восьми, из добровольцев Чжоу, хранил дерзкое молчание. Разглядывал с улыбкой облака. Правая рука андрофага легла на клевец.

— Имя старое позабыл по войне. А новое ещё не выдали. Так и хожу без памяти, с копьём из города Вэнь. — Муж медленно перевёл блаженный взгляд с кудрявых белоснежных облаков на ясные голубые глаза десятника. Дева горделиво усмехнулась. Сняла руку с клевца.

— Недолго тебе ждать нового имени. Пощупаем завтра армию Юга. А каменный город Вэнь я брала — по подземному ходу за две высоких стены ходила. — Усмешка сменилась широкой улыбкой, открывшей ровные зубы. Дева повернулась спиной, сделала шаг. Обернулась и добавила негромко: — Если останешься в живых. Будешь рядом со мной. Прикроешь меня… безымянный Чжоу.

Муж поднял копьё. Тяжёлый наконечник блеснул в лучах светила. Натёртая до блеска бронза сравнялась цветом с золотом. Степной мак не ответил положенным поднятием правой руки, лишь насмешливым взглядом смерил мужа с ног до головы. Отвернулась воительница и зашагала лёгкой походкой охотника. Муж остался стоять с поднятым копьём. Обвёл взглядом товарищей. Опустил копьё. Острым тыльником с силой вонзил в землю. Сел к костру. Протянул ладони к пламени. Товарищи последовали его примеру.

— Забыл имя своё? — шёпотом обратился к мужу через головы сидящих подросток лет шестнадцати. Недоуменные взгляды обратились к мужу. Муж весело блеснул глазами. Засмеялся. Но подросток не унимался:

— Ты? Мой неустрашимый командир тысяч? Как так? Объясни? — Ответа не последовало, что лишь подзадорило подростка: — Ты, мой генерал, умело отразил две атаки жунов. Ты… ты… сам видел, как ты, мой командир, положил пятерых жунов в поединке. Как же так? Пять поколений славных предков Чжоу вот так и забыл разом?

Сидевшие у костра десять крепких воителей сжали кулаки. За исключением наивного подростка, девять мужей, от двадцати до тридцати лет, не схожи обликом с рядовыми воителями Чжоу. Привычка распоряжаться людьми прошлась нестираемыми морщинами по их лицам. Гневом налиты глаза. Всем им, бывшим старшим командирам Чжоу, нашлось что высказать. В обидчика ядовитым змеиным шипением полетели злые слова:

— А я вот помню твоё имя. И своё тоже. Как-то ты, мой генерал, уж слишком быстро переметнулся на другой берег.

— Никак не согласен с тобой, командующий правого фланга. Здесь я только за старые счёты с Югом. Посчитаться за обиды. Император лично отправил меня в этот поход. За Чжоу буду здесь, на юге, сражаться. Родину любимую не забуду, где бы ни оказался.

— Могу напомнить тебе имя и добрый долгий род, дорогой командующий. Чем же так плохо для тебя родное Чжоу?

— О мой тысячный, я вот за тобой, храбрейший, и ввязался в этот поход. Неизвестно куда и неизвестно с кем иду. Уведут нас степные в земли свои, да и того — из черепов наших кубки понаделают. Может, план у них на нас коварный в сговоре с жунами сложился?

— Генерал почтенный, зачем ты так неразумно молвил? Император Ю-Ван покойный уважал тебя, а ты вот так…

— Разлюбезный мой командующий, мы Чжоу. Были и останемся славным добрым Чжоу. Здесь, на юге, тоже за Чжоу.

— Никто не отнимет у меня моё имя. Не отдам имя. Даже тебе, мой командующий флангом.

— Да, наш фланг только благодаря тебе, мой храбрый генерал, и устоял в брани с жунами. Эх-эх! С начала войны с тобой топаю. Сколько же сапог с тобой стёр? Ум у тебя, тысячный, от жутких поражений помутился? Не ожидал таких слов от тебя. Как ты храбро правил атаки! Не знал бы, кто ты, какого ты рода, так за такие слова крамольные плюнул бы в лицо.

— Многим уже поступились, почтенный генерал. Веру сменили! Волосы на темени забрили. Гордости былой нет. Теперь что, и имён Чжоу за нами не осталось? У скотины и той имена водятся. Пленными у степных нас не считаешь, мой чтимый тысячный? Хоть не в верёвках и при оружии, но пленные мы. Как бы они нас до завтра не положили с югом заодно.

Забывчивый муж хранил молчание. Щедро улыбался обидевшимся на него товарищам открытой детской улыбкой. Ладони мужа доверчиво смотрели на пламя костра. С тем костром и повёл разговор забывчивый муж:

— Вот что, мои ратники, мятежные посулы от меня услышите… Что на прошлой войне было — позабыто. Забыто навсегда. Считайте, заново родились. Нет больше прежнего славного Чжоу. Нет у нас императора. Тот, кому клятву давали, храбро пал под Хаоцзином. Нет стихий-защитниц. Видел пленённых наших женщин из павших городов. Их тоже нет. Нет пленных женщин Чжоу. Это только тени мёртвых. Нет и предков, породивших нас. Ничего нет. Пепел один остался. Есть только мы с вами. Мы и наша дружба. Эта дружба твёрдая, как моё копьё. Даже потрогать можно. Провалились во тьму мы с вами. Как будто занырнули в воду и не вынырнули. На то воля новых Богов. Надо принять волю их. Такой перелом достался на нашу долю. Так говорил мне и покойный Ю-Ван, так говорил мне император, напутствуя в дорогу. Гордо примем волю Богов. С врагами бывшими начнём наш путь…

Ратники мои, далеко мы от дома. Уже и не видно межевых камней Чжоу. А уйдём ещё дальше. На горы войной идём. Всё хочу забыть. В дальних землях отыщем новую судьбу. Дом свой тоже там найдём. Затем ведь и отправились с пришлыми. Оттого и делим еду скудную с бывшими врагами, замирившись на новой вере…

Муж, возможно, и продолжил бы речь, да только его товарищи разом повернули головы. Позади них стоял степной мак, их назначенный командир из андрофагов. Вот только теперь девушка не улыбалась. Тяжёлый взгляд десятника остановился на чёрных косах говорившего. Муж резко обернулся. Теперь он снизу вверх тревожно глядел на суровую девушку. Губы у степного мака сжаты. Руки на широком мужском поясе с оружием.

— Договаривай! — приказал десятник вполголоса мужу. Забывший-своё-имя не дрогнул, напротив, осклабился, вернулся взглядом к костру, медленно продолжил речь:

— Расскажу вам стародавний сказ про паука. Поведал мне его дядя родной, тот, что первый поход на Юг повёл, пришло время передать его вам.

Сказ про Паука

Родился серый паучок в семье знатной паучьей. В городе паучьем каждый знал его семью. Мать паучка, огромная, чёрная, самая крупная среди пауков, свила на окраине того города гнездо. Когда помирала, в наследство серому паучку передала раскидистую ловчую сеть на дальних кустах. Паучок не хотел принимать наследство, уж больно далеко от городка пауков сеть располагалась, но мать при смерти настояла.

Паучок принял владения. Грустно поплёлся прочь из городка к кустам. Но… Вольная жизнь без пригляда старших понравилась паучку. Даже ветер имел иной, сладкий, что ли, вкус в тех кустах. А может, потому что на кустах колючих вкусная ягода росла? Обжился паучок на ловчей сети.

Слушатели переглянулись между собой, что-то начав понимать из притчи. Муж широко улыбнулся костру.

— Так вот, со временем на дальних кустах паучок достроил и расширил сеть матери. Сеть приносила богатый улов. Такой богатый, что паучок, а к тому времени уже большущий серый с крестом паук, иной раз и не успевал за день пересчитать добычу. В сеть ловилась и мелкая мушка, таких паучок отпускал — лень было возиться. Ловились и бабочки. Паучок бабочек любил. Разглядев узоры на крыльях, и их, расписных, отпускал. Умысел у паучка был. Еды с бабочек мало, но если те рядом с сетью свободно порхают, значит, жуки и мухи откормленные не станут бояться здесь пролетать.

Дева-андрофаг внимательно слушала сказ. Не сводила глаз с блестящего темени мужа. Рассказчик поднял голову и встретился с ней взглядом. Как показалось слушателям, воительница подмигнула Забывшему-своё-имя. Сказ нравился и ей.

— Ну так вот, забота о наследстве так поглотила серого паучка, что он редко теперь ходил в паучий город. Далеко идти, родни мало в нём, досужую болтовню понапрасну слушать будешь, а жук тем временем ловчую сеть порвёт. Но вот как-то на середине лета наш паучок всё же решился навестить родню в городке. Собрал лакомств-гостинцев, еды простой на два дня дороги и отправился в путь. Идёт по тропе и думает: «Пора мне невесту искать. Хозяйство исправно приносит доход, еду то бишь, сеть стала загляденье, нору расширил, не зазорно в таком доме и паучат завести». С такими светлыми надеждами серый паучок вошёл в город. Нашёл родню. Не на окраине города проживала родня нашего героя. Рядом с городской площадью, аккурат в серёдке, в достойной серёдке, я вам скажу. В важной такой серёдке. В дела торговли хитрой или земледелия та серёдка не лезла, всё делами бранными промышляла. Ремесло войны серёдка выбрала.

Кое-кто из слушателей сдержанно засмеялся. Сказитель веселье поддержал. Смешки с его помощью перешли в хохот. Откашлявшись, Забывший-своё-имя важно повёл рассказ дальше:

— Зашёл наш паучок к родне. Положил гостинцы. И видит — неприятное на его глазах творится: родня бросилась к снеди и давай ею рты набивать. Жуют мух в засоле, аж чавкают, запивают пивом из жуков, из ртов проливается, а сами ни слова не говорят. Обидно как-то себя городские повели — даже не поприветствовали гостя. Стоит паучок и думает: «А ведь не зря матушка наследство-то выделила на окраине». Насытившись, родня наперебой стала новости выкладывать, но поприветствовать гостя так и не вспомнила. Голод разразился в городе. Ветер капризно переменился. Мухи в город больше не летят.

Великой тайной поведали и о пропажах. Так они, городские то бишь, меж собой загадочные исчезновения пауков называли. Каждой ночью исчезает в городе паук и, понятное дело, его семья. Поутру жители находят только разгромленный дом и обглоданные ноги бывших обитателей. Никаких следов. Кто, за что — непонятно. Исчезают и худые, и добрые без разбору.

Завистливо поблёскивая глазами, родня добавила ещё одну новость: про него, про серого паучка на дальних ягодных кустах, позабыли в городе. Тут нашему пауку стало ясно всё. Загрустил бедолага. Попрощался с роднёй и скоро покинул паучий город. Зашелестел прочь. Направился было к себе в наследные края, шёл по дороге и думы невесёлые думал. Затянулась в тех думах и без того дальняя дорога. Через несколько долгих дней ягодные кусты показались.

Но…

На развилке тропы наш герой остановился. Камнем застыл. Подумал-подумал в сумерках — да и ушёл навсегда из удела паучьего города. Почему так поступил серый паучок? Неведомо… — Рассказчик важно выдержал паузу, нагнулся к костру и добавил таинственно: — Но думаю так, что жизнь свободная на дальних кустах вконец переменила паучка…

Десятник прервал речь:

— Ты уже стал тем, кем и должен был стать. Да, старший командир имперской армии? Тысячный Чжоу, судьба твоя — жить с нами, жить как мы. Это ты хотел сказать, Забывший-своё-имя? — Девушка шагнула к спине рассказчика, острыми коленями коснулась его хребта. Муж поднял голову к темнеющему небу. Показалась робкая вечерняя звезда. Часто согласно закивал в ответ. Три чёрные косы мужа ниспадали на спину. Правая рука андрофага легла на плечо бывшего тысячного Чжоу и с силой его сжала. Спросил степной мак доверительно: — Так в чём же твои мятежные посулы, Забывший-своё-имя? Огласи.

— Хотел предложить товарищам тоже запамятовать имена, — отвечал бывший тысячный твёрдым голосом.

Дева шумно подула в темя мужа, затем приложила к его темени ладонь. Что-то одними губами неслышно прошептала в вечернее небо.

— Бороду отрасти. Да сохранит тебя Табити. — С теми словами степной мак покинул бывшего тысячного. Гнетущее молчание установилось у костра. Насупив брови, покусывая губы, нервно теребя косы, сопя носами, десять мужей Чжоу пристально всматривались в беззаботный танец огня. Солнце зашло за горизонт. Багровые облака пышно украсили небо. Не сговариваясь, дружно все десять подняли правые руки. Что означал тот жест — осталось понятным только им.

Десять ратников Чжоу видели первый сон, когда нежданный гость разбудил их. Громко треснуло дерево. Руки спящих по привычке сжали оружие. Кинжалы оттопырили шкуры, укрывавшие воителей. Мужи пробудились. Их командир переломил о колено палку. В затухающий костёр полетели сухие ветви. Дева-андрофаг не намеревалась тратить ночь попусту. Её круглый щит, украшенный узорным плетением крашеной кожи, лёг наземь. Дева села на щит, поджала ноги. Острые коленки смотрели на костёр. Чёрные штаны из кожи украшены искусно вышитыми животными. Разноцветные олени, кабаны, орлы сплелись в прихотливом танце.

— Забывший-своё-имя! Где ты?

Из темноты к огню вышел муж. Правой рукой дева указала место напротив себя. На пальце её блеснул перстень с красным камнем. Муж занял предложенное место. Долго смотрел на перстень. Перехватив его взгляд, дева надменно подняла голову:

— Знаешь, чей это дар?

— Знаю, десятник, чей это был перстень… — Сонный муж не выражал чувств. Он продолжал разглядывать рубин.

— Для тебя, тысячный Чжоу, я Анат. Имя моё говорю тебе. Из добрых я. Это второй поход мой. До походов с Верховным в трёх лютых бранях с болотными людьми побывала. Не последней была в походе. Андрофаги знают меня. Слова мои подтвердят.

Хоть и сонным был муж, но учтивости не утратил — быстро поднял в приветствии правую руку. Дева сдержанно улыбнулась, вполголоса продолжила:

— Перстень этот даром почётным вручил мне император Чжоу за соревнование у стен Шана. — При слове «император» с воителей Чжоу слетели остатки дрёмы. Поднялись с нагретых лежаков, скинули шкуры, протёрли глаза, провели ладонями по блестящим макушкам, собрали за спинами косы. Анат продолжила, теперь уже обращаясь ко всем собравшимся у костра:

— Пришла же в ночи не похваляться подвигами, а поведать легенду андрофагов — сказ про волка. — Анат обвела тяжёлым взглядом своих воителей. Мужи придвинулись ближе. Подростку сидячего места, по тесноте или по возрасту, не досталось, и он встал, сгорбившись, позади забывчивого мужа.

— Пять дней от тебя ничего, кроме команд, не слышали. Ну и обидные тумаки с плёткой развесёлой, конечно, не в счёт… — начал было шутливым тоном забывчивый муж, но Анат быстро прервала его:

— Наверное, мнишь — не знаю, кто сидит передо мной, Забывший-своё-имя? Пока Чжоу в нашу веру обращали, наблюдала за вами. Когда строились на брань с жунами, тоже видела в строю вас, ныне здесь сидящих. Браслеты ваши золотые да серебряные с камнями драгоценными тоже рассмотрела. Управлялись с шеренгами тоже вы, даром что нагие были да с палками…

Мужи удивлённо распахнули уже не сонные глаза. Подросток и вовсе открыл рот. Анат подняла ком земли. Земля крошилась под её пальцами. Дева нанесла землю себе на лоб.

— Вы старшие командиры Чжоу. Рангом, как ведаю, не ниже тысячного. А ты, Забывший-своё-имя, наверное, и вовсе командир главной части?

Мужи опустили головы. Никто из них не подтвердил, но и не опроверг догадки Анат. Земля покрыла не только лицо Анат, но и плечи. Забывчивый муж решился прервать молчание:

— Почто землёй себя покрываешь? К смерти, никак, готовишься? — С теми словами поднял горсть земли, раскрошил и так же, как Анат, нанёс на своё лицо.

— Нет надежд на вас, Чжоу. Враг был врагом, врагом и останется. Завтра поутру ранней птицей приму смерть. Тенью улечу в земли андрофагов. — Анат говорила твёрдо, как видно, давно обдуманные слова. Мужи Чжоу подняли головы, свели брови, плотно сжали губы, но молчания не прервали.

— На брань вы, Чжоу, не пойдёте. Битва с Югом будет только нашей, хоть это и ваш давний недруг. Храбрости Чжоу тоже не увижу. Дрогнете вы. Рубиться за вас буду я одна из этого десятка. Степные маки, командиры ваши, первыми сгинут в рубке.

Гневом налились глаза бывших старших командиров Чжоу. Анат горестно усмехнулась на их гнев:

— Ну хоть погибну известным героем на глазах армии. Племя увидит отважный поединок мой. Достойно уйду к предкам. Это утешает. Стыда не будет на мне. — Анат звонко засмеялась, глядя в небо. Повеселев от света ночных звёзд, легко заговорила: — Ну вот, а теперь самое время поведать сказ про волка.

Сказ про Черныша

Брёл по осеннему лесу охотник. Жёлтые листья под ногами. Далеко забрёл, на самый край земли андрофагов, на тот край, что граничит с землями подлых болотных людей. Люди те не ведают Богов; не чтят клятв; не ищут дружбы; промеж собой грызутся, и нет у них ни семей, ни родни; делят в драках добро; нет среди болотных почитаемой доблести; вождей же выбранных по наветам да подозрениям каждую осень топят в реках; ценят слова прорицателей, но и меж теми нет согласия — часто камнями до смерти бьются; молитвы редкие шлют таким же, как они, непостоянным духам гибельных болот. Словом, в никудышных землях оказался охотник-андрофаг.

Мужи Чжоу поёжились — видно, ночной холод добрался до костей. Наблюдательная дева по странности не заметила реакции ратников и продолжала:

— Вдруг…

Поблизости от высокой горы в расщелине охотник обнаружил двух волчат. Оголодавшие, еле-еле держались на ногах. Белый и чёрный. Тот, что белый, убежал в логово. Завидев такое, охотник приготовился к худшему. Вот, думает, объявится стая. Помру тут у волчьего логова. Но стая не объявилась. Мать волчица сгинула в лесной борьбе. Волки перебили друг друга. От стаи не осталось никого. Волки горные, похоже, переняли повадки соседей, болотных людей. Чёрный же волчонок, напротив, решительно побрёл к охотнику. Побрёл-то скоро, да ножки от голода подкосились, и упал Черныш в траву. Что делать? Охотник воспротивился назначенной волчьей судьбе. Взял на руки волчонка.

Мужи Чжоу отводили взгляды от рассказчицы, но притчу слушали внимательно. Забывший-своё-имя поглаживал древко копья. Со стороны казалось, он давно знает сказ андрофагов. Анат уловила его настроение, продолжила, глядя в лицо бывшего командующего фланга Чжоу:

— Взял да и принёс волчонка в дом. Второй то был по счёту волчонок у охотника. Первый набросился на него, когда охотник захворал и слёг. Знал, на что идёт, охотник. Откормил. Выходил. Еду давал ту, что сам ел. Разжуёт и даёт. Волчонок при смерти был, но выжил. Вырос волк огромным. Нравом независимым вышел Черныш. Людей не страшился. Слушался только охотника. Взгляд его преданно ловил. Надменно себя вёл в поселении — скалил зубы чужим, шерсть дыбом поднимал, запугивал. Не хитрил. Гордость выказывал в каждом шаге. Трогать себя не разрешал. Собакой считать себя не позволял — за еду не повиновался, каким бы голодным ни был. Из чужих рук угощения не принимал. В жестоких схватках с псами выходил победителем. Поверженных удавливал. Умом обладал недюжинным — речь понимал, слова людские знал, знал и смысл молчания.

А может, то вовсе и не волк? А чья-то душа, заплутавшая между миром живых и миром мёртвых? Душа вождя племени, вселившаяся в тело волка? Или дух леса с обликом зверя? Как знать…

Дева замолчала. Обвела пристальным взглядом голубых глаз мужей Чжоу. Никто из её подчинённых и не думал улыбаться. Напротив, понурые слушатели всё больше хмурились с каждым поворотом сюжета. Удостоверившись, что ей внимают, воительница продолжила:

— Наверное, Черныш упрямо веровал, что охотник его мать и его вожак. Как привязанный шёл на шаг позади охотника. Ходили вдвоём и на медведя, и на рысь. Охотник научил молчаливого зверя условным звукам. Волк исправно выслеживал добычу, загонял в ловушки дичь. Добычу делили равными долями. За мужество волк уважал охотника. Тёрся боками о ноги. Облизывал щёки. Спал завсегда в ногах своего вожака. Иногда же приятелям охотника и вовсе казалось, что волк вырос человеком. Только молчаливым и четвероногим. Так волк с охотником жили душа в душу, но… только до поры.

Анат замолчала, перевела взгляд с Забывшего-своё-имя на звёздное ночное небо. Копьё в руках Забывшего-своё-имя поднялось наконечником вверх. Бывший командующий флангом встал.

— Анат почтенная… — Забывший-своё-имя подмигнул с хитрецой деве-андрофагу. — Ты нам разреши по лагерю разойтись? Сопроводи, чтобы к Чжоу, по ночи гуляющему, вопросов у степных не возникло. Вместо нас поутру у тебя будет другой десяток. Останусь с тобой. Спину буду прикрывать.

Анат кивнула. Сказ продолжила, прищурившись, наклонив голову к плечу, обращаясь снизу вверх к стоящему перед ней тысячному Чжоу:

— Достигнув трёх лет, Черныш, не попрощавшись, покинул охотника. Ушёл в лес по зиме, с первым снегом. Такую тягу к свободе в себе почуял громадный волк, что отправился одиночкой долю искать в неизвестных краях. Охотник горевал. Слёзы горькие не скрывал. Утратил интерес к жизни. Зверь стал для него дитём родным. Сердцем прирос охотник к волку. Сидел у леса. Всё ждал любимого волчонка. Реки солёные выплакал. Разговаривал охотник с духами леса, просил духов хотя бы разок увидеть ненаглядного воспитанника. Разжалобил лес нескончаемыми слезами охотник. Молния ударила на его глазах в дерево — знак то был: духи вняли мольбам горемыки.

По весне же Черныш пришёл в родные края. Не один пришёл волчонок. Привёл за собой огромную стаю. Да такую неустрашимую ватагу, числом крепко за сто матёрых, что та пришлая стая напала на местных волков. Волки-старожилы оказались не из трусливых — не захотели добровольно покинуть обжитые края. Вот тогда и показал Черныш местным волкам, чему научил его охотник. Лютое сражение двух стай за удел у реки устроил Черныш. Одолел в поединке местного вожака. Оставил в живых только волчиц. Остальных же по старой привычке удавил. Завладел логовом местных волков.

С той же ватагой после сражения за удел Черныш направился к охотнику. Победителем вошёл Черныш в поселение. Как всегда, гордо шествовал зверь. Люди же дивились — неслыханное дело — стая волков, уже под две сотни голов, подошла к дому и окружила его. Не убоялись скрытные звери ни огня, ни людского шума, ни собак. Помнил Черныш двуногого воспитателя. Пришёл явить охотнику признательность.

У сказа моего есть два окончания. Одни очевидцы говорят, что волки выказали почтение охотнику, приняли его, двуногого, в хищную ватагу. Иные же под клятвой признаются…

Но тысячный прервал Анат, как будто шутя произнёс:

— Ясен твой сказ, десятник. Надобно поспешить, почтенная Анат. Мы, старшие командиры Чжоу, ещё должны успеть внятно растолковать ратникам суть брани. Порядки установить. — Явно отказываясь дослушать притчу, серьёзным тоном спросил: — Плётку из чьей кожи свила, почтенная? Из павших от твоей руки ополченцев Вэнь?

Анат неспешно поднялась со щита. Смахнула с плеч землю. Провела рукой по светлым соломенным волосам:

— Из трёх болотных, что положила в последней битве в землях андрофагов. У той самой горы, у которой охотник, то есть я, нашла чёрного волчонка. — Анат вынула из-за ремня плётку и передала даром Забывшему-своё-имя. — Держи, генерал Чжоу.

Длинная бело-жёлтая плётка, сложившись втрое, проследовала во вместительную суму забывчивого воителя. Десять мужей Чжоу в сопровождении девы-андрофага растворились в темноте спящего лагеря союзников.

Утро не сохранило ночную прохладу для степняков. Напрасные надежды не сбылись — жарко и душно в землях Юга. Плотные тучи закрыли весеннее светило. В редких разрывах серых облаков солнце нерадостно выглядывало белыми щеками. Рыжая пыль, поднятая ногами воинства, оседала сухим дождём на шлемы и доспехи. Бывший тысячный Чжоу огляделся вокруг. С холма открывался отличный вид на поле брани. Воители Чжоу построились вытянутым прямоугольником, в центре, перед врагом, заняв плотным построением холм. Лес копий. Десять боевых шеренг у Чжоу.

С левого фланга виден отряд лучников из степных маков, надёжно прикрытый персидской бронёй тысяч хурритов. Хурриты медленно вышагивают навстречу врагу. С правого крыла жуны, большей частью женщины и девы при мечах и клевцах. Но странно: мужи жунов укрылись позади женщин, с луками наизготовку, у возов, заполненных мешками, без тягловых животных. Их врагу не увидеть. Мужей среди жунов — едва треть от общего числа. Армия же степняков выстроилась мирно, на лошадях, в походных колоннах позади бранных шеренг, словно приглашёнными зрителями на свадебных состязаниях.

У чёрных скал, на расстоянии трёх полётов стрелы от холма Чжоу, полукругом, словно свернувшийся ёж, ощетинились длинными копьями южане. Перед ними пятью отрядами, по сотне в каждом, — лучники и застрельщики с дротиками. Бежать южанам некуда. Позади высоких отвесных скал, сплошь поросших колючими кустами, блестит гладь широкой реки.

— Мой генерал, южане отчаянно будут рубиться. Окружили мы их. Нам их никак не обойти хитрым маневром. Скалы позади. В лоб, напролом, что ли, пойдём? Так, да? Но ведь тогда потери немалые будут, — тревожно сказал подросток рядом стоявшему бывшему тысячному.

— Никак, боишься врага, племянник? Страшно? — спросил тысячный, не обернувшись.

— Нет. Не боюсь южан, мой генерал. Вот только непонятно, за что помирать буду.

Забывчивый муж удостоил взглядом собеседника.

— За новое имя будем биться… во тьме кромешной… этого дня, — ответил громко, в полный голос. И шёпотом, для ушей племянника, добавил: — Не помрём. Наш главнокомандующий уж очень хитёр, хоть ликом дева молодая. Неплохо расставил капкан. Юг сам нападёт на нас. Это не мы, а они напролом пойдут. — На этих словах перед построениями Чжоу остановилась золотая колесница с единственным ездоком. Верховный поднял клевец. Обвёл клювом клевца строй Чжоу.

— Вы, достопочтимые союзники и единоверцы. Покажите степным, как сражается Чжоу. Явите нам вашу храбрость. Докажите вашу преданность. В этой брани с вами будет великая Табити. Теперь она, Мать-Богиня, позаботится о вас. Те из вас, кто погибнет в битве с оружием в руках, будут упокоены жрецами с честью. Молитвой проводим храбрых. Равными с погибшими степными уйдёте к Богам. В царстве мёртвых будете со степными племенами. Наши предки вас примут как своих. Те Чжоу, кто останется в живых, станут равными живым степнякам. Про тех же из вас, кто дрогнет или по подлости подастся в бегство, не скажу ничего. Позорная доля трусов не стоит слов. Это говорю вам я, Танаис, командующий. Вы поняли мои слова, почтенные союзники?

Тысячный Чжоу, бывший командующий правого фланга Чжоу при битве с жунами, бывший генерал имперской армии, гордость знати Чжоу, стал первым, кто поднял к неприветливым облакам Юга копьё.

Глава 13. Армия мародёров и Танаис

За два дня до сражения

— Можем атаковать хоть сейчас, Верховный, только прикажи. Силами всеми их раздавим. Такое побоище устроим… — Пасагга довольно усмехнулся. — Видом южане нагловатые, как те, что в ущелье против нас стояли. Второй раз с ними влёгкую сойдёмся, даже разминаться с сёдел не будем. Ночью их атакуем, сомнём, и делов…

— У нас не проверенные делом отряды имеются… — Танаис скользнула взглядом в сторону Тайгеты. — Новые друзья, веру степи принявшие. Семь тысяч ратников Чжоу. Проверим? — Тайгета подняла правую руку, сжатую в кулак. Люк встретился глазами с главнокомандующим. Быстро поднялся с земли. Следом встал и Дугга. — Сколько сможете выставить бойцов обоих полов?

— Двенадцать тысяч жунов готовы, — ответил Люк так живо, словно ожидал вопроса. Танаис обернулась к вождю хурритов. Дед Агар широко улыбнулся, показав белые зубы.

— О-ох! Неужто и мне перепадёт веселья?

Слова вождя хурритов вызвали понимание у мужей совета. Их запомнили и приготовили очередной прибауткой для воинства. Танаис наклонила голову.

— Достопочтимый вождь, озёрные и золотые с хурритами под твоим началом. За тобой, дед Агар, пешими две тысячи степных маков. Эа их поведёт. Вождь андрофагов с тобой будет в паре сражаться.

Жезл вождя хурритов не просто поднялся к небу, нет, золотой зверь — медведь — ещё и станцевал замысловатый танец. Танец медведя принят — главнокомандующий просветлел.

— Что до оставшихся? — Верховный оглядывает хмурых командиров и вождей. — Расположимся зрителями. Авось до нас брань и не дойдёт. Равный бой получается, да, Пасагга, мой вождь бугинов?

— Нет, Верховный. На глаз, с нашей стороны тысяч на пять больше будет. Со степными маками Эа и все семь. Хотя… — «Хотя» прозвучало растянуто-задиристо. Пасагга замолчал и принял до крайности надменный вид. Однако договаривать начатое не стал. Люк и Дугга испытующе оглядели надменного вождя бугинов. В воздухе запахло не только кострами. Верховный поднял жезл с золотым оленем. Солнце блеснуло в рогах. Взгляды, полные обиды, устремились на главнокомандующего.

— Править атаками буду я. — Впервые за время похода от Верховного услышали «я». Это прозвучало упрямо, как требование положенной доли геройства. Мужи и девы провели правыми руками по волосам. Кто по усам и бороде, а кто и по косам. Жесты их совместные не остались незамеченными для жунов. Обида исчезла.

— Прижмём армию юга к скалам. Люк, почтенный… — Брови вождя жунов поднялись удивлённо дугой. Такого уважительного тона он не ожидал. — Среди южан — генерал, что жизни лишил твоих. Поквитаться за кровь не желаешь?

Тяжёлый выдох стал ответом на вопрос. Глаза вождя жунов налились злостью.

— Сунь-Ли? — Правая рука Люка легла на клевец.

— Он самый, Люк почтенный. — Танаис подошла к вождю жунов и положила правую руку на плечо. — Пасагга, Уту, когда южане направятся к жунам в атаку…

Пасагга не стал дожидаться окончания приказа:

— Спешимся. Прикроем щитами жунов.

Усмешка тронула губы Верховного. Последовал ободрительный кивок.

— А как отвернут и ударят в Чжоу на холме, выпустишь жунов им в тыл. Луки трофейные жунам для сражения одолжи. — Взгляд Верховного обратился к Люку.

— То не дар. Вернёте луки и стрелы. Так что пометьте наши стрелы одолженные. Будем считать их, когда возвращать станете. Те, что в крови и сломанные, в одну кучку сложите, те же, что чистые, — в другую. Когда в тыл зайдёте, стрелой Чжоу не пораньте.

Люк выдохнул, промолчал. Рука Верховного покинула плечо вождя белоголовых.

— Там, среди Чжоу, степные маки. Побьёте стрелой моих командиров.

— Верховный? — Дед Агар важно прошёлся ладонью по бороде. Заполучив желанный взгляд, огласил тот самый вопрос, который хотел задать, наверное, каждый из собравшихся на совете: — Зачем нам Чжоу? — Командиры и вожди обратили взоры на главнокомандующего. Вождь хурритов продолжил: — Вся слава сражения достанется одному лишь Чжоу? Почто же мы будем гордыню Чжоу возрождать? Прошу, огласи мне, неразумному, думу дальнюю.

Сказ про перекати-поле

Танаис ожидала вопроса — без размышлений отвечает цвету армии:

— Знаете ли вы сказ про перекати-поле? — Главнокомандующий пристально смотрит на вождя андрофагов. Эа сделала шаг вперёд. — Андрофагам неведомо такое существо. С виду куст колючий, круглый, как шар. Ветер дунет, и шары разбежались по степи.

Эа всем видом показала, что не видела перекати-поле. Северные, бугины и хурриты принялись показывать андрофагам размер странствующих кустов.

— Так вот, жил-был куст перекати-поле. Посреди поля макового рос. Трава густая окружала перекати-поле. Свет до поры до времени кусту закрывала. Рос куст в земле чёрной, богатой, корни глубоко пустил. Закрепился так, что невзгоды — дождь, снег, ветер — не могли сорвать его. Жил да на солнце с надеждой смотрел. С каждым днём становился всё выше и выше, всё зеленее и зеленее. Веточками гибкими прирастал. А чтобы его не поели, взял да и шипами острыми покрылся. Пришло лето. А с ним и зной, какого никто раньше и не видывал. За лето не случилось ни капли дождя. Трава, что соревновалась с ним в росте весной, теперь жухла, выгорала на солнце, ели её звери. А вот ему, кусту колючему, всё равно — знай себе набирается сил из воды, что прячется под землёй. Куст радостно пел песни лету. Солнце сожгло всех врагов, траву и жуков. Больше никто не бросал тень на колючий куст. Лучи вокруг стали принадлежать только ему, колючему.

Померла трава, вечный соперник, померли и соседи-кусты. Оглянулся как-то куст поутру в конце лета и понял, что на прежнем маковом поле остался он один. Поле обратилось в мёртвую пустыню. Земля растрескалась. Но печальное зрелище только обрадовало перекати-поле. Солнце всё досталось кусту!

Радовался он победе над соседями недолго. Нежданно понял, что вода исчезла под землёй. И хоть не трус был колючий куст, но стало страшно ему. Пустил тогда он корни ещё глубже в землю. Может быть, вода спряталась от солнца? Но нет: корнями обыскал недра — и глубже нет воды. Подземная река иссякла от нескончаемого летнего зноя. Отчаянье сменило страх. Улетела с ветром радость победы над соперниками.

«Значит, смерть пришла? И мой черёд помирать? Вот так же, как трава, высохну?» — думал ночами и днями колючий куст. Думал, думал, да от тех дум всякий страх перед смертью потерял. «Раз я считай что помер, то почему же мне напоследок не попутешествовать? А пройдусь-ка по полю маковому да погляжу, что на поле интересного». Так рассудив, колючий куст взял и порвал корень свой. Тут налетел ветер…

Мужи и девы зачарованно слушали Верховного. Никто и не ожидал такого интересного рассказа. Вздох удивления прошелестел, когда «колючий куст удумал путешествовать».

— Ветер подхватил новоиспечённого бродягу и давай швырять да подкидывать. С каждым переворотом, с каждым прыжком колючий куст становился храбрее. Происходящее начало забавлять перекати-поле. Когда прыгал по маковому полю, смеялся, когда падал на камни, тоже смеялся. «Что же я всё сидел на поле? За подземную реку зачем держался? Вот она, воля вольная! Скачи с ветром! Скачи и песни распевай!» Но ветер попался перекати-полю коварный. Умысел ветер имел. И пока куст на радостях песни распевал, затащил он попутчика на гору…

Вздохи командиров затихли. Прищурились глаза. Слово «горы» изменило лица напряжённым ожиданием развязки.

— Ветер радостно посмотрел на куст. Думал, испугается перекати-поле, заплачет или попросится назад на маковое поле. Но ошибался ветер в попутчике. Колючий куст восторженно смотрел с горы. Любовался высотой круч. А когда налюбовался, запел:

Когда сидел на поле с маками,

Доволен скудным бытом был.

Привольем мне тюрьма казалась,

В соседях жизнь моя была.

Враждою день мой поднимался,

И бранью звёзды я встречал.

Но вот мне ветер вольный повстречался,

До снежных гор поднял меня,

Свободу ветер дал мне…

Долгая песенка была у перекати-поля. Пел куст хвалу ветру за свободу. Ветер слушал-слушал её и под конец начал подпевать. Чем дальше от макового поля оказывался перекати-поле, тем храбрее становился. А песенку, что распевал куст на горе, и ветру не зазорно запеть. Тогда в награду за удовольствие совместного бродяжничества ветер предложил отважному кусту дар: «Не хочешь ли ты, куст, с горы скатиться? Но должен тебя предупредить — дело хоть и весёлое, но опасное».

Тогда уже колючий куст стал отъявленным забиякой, ни дать ни взять друг ветра. «Ветер, мой учитель, согласен на любой твой дар!» Ветер засмеялся. От того смеха перекати-поле скатился вниз по склону горы. Дыхание перехватило у куста. Затяжные прыжки по склону сменялись полётами между острыми камнями, и каждый из них был не прочь оторвать кусочек от куста.

Лёгким касанием в прыжке куст задел маленький камешек. А тот возьми да и сорвись. Покатился камешек вниз с горы. Ударился о такой же маленький, и тот сорвался. Камни, падая, увлекали за собой соседей. И вскорости поток камней обратился в бурную каменную реку, текущую с горы. И среди этой каменной реки счастливцем плавал перекати-поле. Он прыгал среди огромных валунов. Совсем не боялся новых попутчиков. Всё распевал уже для них песенку про ветер. И даже успел подружиться с несколькими камнями.

Камни, побегав по горе, устали и у реки остановились. Оглянулись назад. Не поверили глазам — огромную гору снесли. Та гора по неразумности гордыни стояла поперёк течения каменной реки. В потоке никто её и не заметил. Перекати-поле остановился с ними. Попил воду из реки. Огляделся вокруг. Кругом камни, новые его друзья. Да и решил здесь среди камней остаться. Бросил семена в реку, выпустил корень и зажил новой жизнью среди камней. Нет вокруг травы, нет соперничества. Воля кругом. Каменный край. Сто лет прожил перекати-поле среди друзей-камней, а потом вернулся золотым шаром на маковое поле…

Танаис закончила сказ. Села в кресло. Посмотрела в глаза деду Агару. Тот воспринял этот взгляд как предложение высказаться:

— Так понимаю, камни из притчи — киммерийцы?

Лобное место лагеря зашумело. Голос Верховного установил тишину:

— Верно. Первые камни — киммерийцы. Но только первые. Потоком же каменным будут народы гор. Киммерийцы и горцы откроют нам ворота персов. — Танаис улыбнулась. Дед Агар, выждав и оглядев собрание, задал ещё вопросы.

— Верховный, шар перекати-поле, стало быть, мы? Горная река камней… — потянул слова дед Агар. Приложил руку к бороде. — Вот, стало быть, какой замысел похода на горы! Но, Верховный, позволь узнать, где же Чжоу в твоём сказе?

Тишина стала ответом вождю хурритов.

— Верно, дед Агар, перекати-поле — это мы, что засиделись в маковых полях. А что до Чжоу… — Тёплая улыбка Верховного стала наградой командирам и вождям. Получив такой нежданный дар, многие, зардевшись, опустили глаза. — Чжоу с нами. Да разве Чжоу это? Приглядись, почтенный, — это разуверившиеся, заблудившиеся мужи. Порядки императорские не любы мужам. Неужели старое Чжоу примкнёт к вольной степи? От свободы Чжоу рассыпается в прах. То старое Чжоу мы положили у стен Хаоцзина. Ратники имперские ищут у нас воли, дед Агар. Бегут от своих же к нам в степь. Из тюрьмы бегут мужи. За выбор свободы надо карать смертью? Это другое Чжоу.

Храбрые мужи держали правый фланг против жунов. Это слова императора. Мы, степные, уважаем врагов. Где-то среди них и генерал. Возможно, в сражении объявится. Мужи-добровольцы станут колючими ветками. Из мягкой меди сотворим бронзу. Не верите, что такое возможно? — Танаис насмешливо обвела взором командиров. Округлила глаза. Хитрая лиса смотрела на старших командиров. Никто не возразил. Невысказанные сомнения остались сокрытыми в дорожных сумах.

— В каждый степной десяток двоих из отрядов Чжоу определим. Чем дальше от земли своей уйдут, тем меньше станут оглядываться. Силы нам против персов нужны. Перед персами будут битвы с горцами, а после горцев ещё и горное царство. Чжоу нам нужно, достопочтимый.

Вот только упрямый вождь хурритов не захотел так быстро соглашаться:

— Это нам легко — Чжоу переделать. Уже всю осень, зиму с весной их клевцами обучаем. Почти что степная медь они. До бронзы вольной, конечно, ещё ой как далеко… — Хохот сопроводил слова деда Агара. В утихающих раскатах вождь продолжал: — Но, Верховный, вот как вернёмся к домам хурритским, столько народу набежит. И не с пустыми руками набегут. Старики и те мечи достанут. Тут охотников будет хоть отбавляй. Хурриты из дальних к нам примкнут. На коленях просить будут взять их в поход за славой. Чжоу вот только доверия никак нет. Памятую «подлых гостей». Как бы, Верховный, те соискатели свободы бунт (время-то совсем неподходящее!) нам бы не учинили. Где-нибудь посреди узкой горной тропы?

— До горной тропы ещё весна да пол-лета, достопочтенный дед Агар. Ты же законодатель? Ведь так, вождь? Хурритов-гордецов смог угомонить. Мир им дал. Путь у нас далёкий, через земли твои, через мои да бугинов, ещё к андрофагам погостить зайдём. — Верховный подмигнул вождю андрофагов.

— Да, Эа? На людей болотных посмотрим. На тех, что в подлых соседях андрофагов числятся.

Предводительница андрофагов подняла правую руку. Издала боевой клич. Не тая радости, упруго, словно в танце, подпрыгнула Эа, услышав предложение погостить в пограничных краях. Хлопнул в ладоши и вождь бугинов.

— Так вот, вождь хурритов, ты у нас самый старший, тебе их, Чжоу отколовшееся, и переплавлять в нашу бронзу. Придумай, как их, несчастных, вернуть к тому, чем они были до императоров.

Теперь взгляды мужей и дев были обращены на всеобщего любимца. Дед Агар принял задумчивый вид. Вдохнул-выдохнул шумно, но не возразил. После того сбора прозвище Законодатель прочно приклеилось к вождю хурритов. Более никто из вождей и командиров не судил добровольцев. Оговорив детали сражения с южанами, командиры вознесли положенные молитвы Богам. Слова молитвы дополнила жертва — белая коза, которая спокойно приняла назначенный жребий.

Едва колесница с Верховным покинула холм Чжоу, как из шеренг вышла странная пара. Муж и дева-андрофаг. Муж сделал семь шагов и остановился. Провернул в руке тяжёлое копьё. С силой вогнал в землю. Обернулся. Широко развёл руки, словно намеревался обнять давнего знакомца. Улыбнулся и заговорил в полный голос:

— Ратники, вы помните меня? Это я, ваш генерал! Мы вместе! Мы снова в деле! Ратники Чжоу, на нас пойдёт лавина врагов. На этом холме мы с вами примем главный удар. Это наш праздник! Мы решим это сражение! В нас есть злоба? У нас осталась сила? Мы, храброе Чжоу, сможем сокрушить трусливый Юг? — Ответом стали поднятые в молчании копья. Генерал расправил плечи, принял надменный вид. — Вы помните реку? Вы помните атаки врагов? Помните их ярость? Помните, как мы трижды их опрокинули? — Копья трижды поднялись и опустились. Генерал упёр руки в бока. Засмеялся. — Вот это была достойная брань. И достойный враг. Их было больше, чем нас! А вот эти люди…

Генерал Чжоу резко обернулся к врагам. Выдернул копьё из земли. Сухой ком с травой отлетел в сторону. Бывший командующий правым флангом имперской армии обвёл копьём ряды врагов. Повернулся вполоборота к ратникам и прокричал:

— Мертвецы! Мы с вами знаем это!

Тяжёлые копья высоко поднялись к небу.

Дева-андрофаг стоит на полшага позади генерала. Щит по-походному за спиной. Оружие в ножнах. В правой руке шлем островерхий. Ветер развевает остриженные до плеч соломенные волосы. Молча смотрит дева генералу в затылок. Бывший командующий Чжоу, закончив речь, приступил к распоряжениям:

— Мои воины, как только Юг добежит до середины склона холма, мы пойдём им навстречу. Дадим еды нашим копьям! Командиры, встать в третью шеренгу!

Дева-андрофаг подняла брови. По построениям прошлась волна. К степным макам вдруг прибавились двойники из Чжоу. Сначала десятники, за ними сотники. А к восседавшим горделиво на лошадях тысячным степным макам неприметными тенями присоединились пешие тысячные Чжоу. Степные маки не мешали самоуправству генерала Чжоу.

С появлением старых командиров боевые шеренги Чжоу разом изменились. Линии стали заметно ровнее. Квадраты налились крепостью. Мужи Чжоу выпрямили спины. Шлемы надвинули на брови. Сомнение на лицах сменилось злостью. Щиты образовали плотную стену. Авторитет генерала творил чудеса. Теперь на холме воцарился боевой порядок. Старая имперская армия Чжоу воскресла. Солнце радостно заблестело на тяжёлых наконечниках копий. Главнокомандующий Чжоу посмотрел в глаза деве-андрофагу и шёпотом ей сказал:

— Черныш вернулся со стаей. Принимай новых друзей.

Ответ удивил ратников империи. Воительница подняла руки к светилу и прокричала боевой зов:

— У-у-у-у!

Мужи Чжоу недолго молчали. Радостно подхватили чуждый им клич. Семь тысяч глоток разом распевали гимн Богу Войны. Угрожающая разливалась песня. И вправду, стая серых волков запела. Со стороны непонятно, кто же выстроился на холме. По виду серых одежд, доспехов и копий — имперская армия Чжоу. Но боевой клич — вольный, степной. Быть может, это хитрость? Степняки облачились в наряды Чжоу? Тогда зачем раньше времени выдавать себя?

Песню с холма поддержали хурриты, затем степные маки, что укрылись за щитами хурритов. Словно дождавшись своей очереди, с правого фланга протяжно пропели женские голоса жунов. Под эту песню хурриты двинулись широким шагом. Отряд степных маков, не видя целей, через головы хурритов послал облако пёстрых стрел. Оно приняло форму капли, устремилось к синему небу и упало на головы застрельщиков и лучников южан. Послышались стоны раненых. Первые жертвы сражения упали. Полсотни мёртвых и раненых. Засохшая трава под ними щедро обагрилась.

Лучники южан ответили. Стрелы отправились к хурритам, но… дружный смех с холма сопроводил их результат. Стрелы уткнулись бесполезным частоколом в землю, не долетев до строя хурритов без малого тридцать локтей. Хурриты остановились. Степные маки продолжили обстрел врага. Второе облако — свистульки с жужжанием ос впились в беззащитных застрельщиков, выкосив два ближних отряда метателей дротиков. Плотные шеренги стали лёгкой добычей стрел-свистулек. Ещё две сотни тел легли к камням бранного поля. Лучники южан бессильно разводили руками. Третье облако, едва начав жужжать, вызвало паническое бегство среди оставшихся застрельщиков. Южане бросились за щиты. Облако бронзовых ос вонзилось в их спины. Степные маки пустили стрелу с упреждением на бегство. До щитов добежали немногие.

Хурриты зашагали. Две сотни лучников южан рассыпались жидкой линией. Их мужеству, однако, не хватало мастерства. Хурриты встретили обстрел так, словно и не было его. Стрелы южан впивались в щиты, не нанося урона. Запела труба. Хурриты остановились. Старшие командиры подавали сигналы — поднимали и опускали штандарты с черепами. Шеренги хурритов расступались. Образовались три ровных прохода. Через них к первой линии хурритов выстроились степные маки. Труба замолчала. Маки принялись охотиться за лучниками. Три стрелы мгновенно покидали строй хурритов, и три степных мака покидали цепь. Их место занимали стоявшие позади. Ещё выстрел. Мужам, стоявшим на холме, казалось, что это и не брань вовсе, а соревнование в меткости, подобное тому, что видели они у стен Шана. Цепь неприятеля редела с устрашающей скоростью. Мужество покинуло лучников южан, и они подались в бегство вслед за застрельщиками.

Вновь запела труба. Шеренги хурритов смыкались. Степные маки покидали ряды персидских доспехов. К сигналу трубы присоединились трубы позади холма. Затем вступили огромные барабаны со стороны жунов. Звуки разрозненные, летящие с трёх сторон к врагу, вдруг слились в музыку. Музыка барабанов, труб образовала ритм, от которого закачались шеренги жунов. Теперь к южанам направлялись не только хурриты. Жуны двигались быстрее. Подойдя на полёт стрелы, остановились. Из-за их щитов в построения южан отправились облака стрел, пущенные мужами. Южане подняли щиты, намереваясь укрыться под ними. Тщетные усилия. Смертоносный поток не иссякал. Телеги подвозили тюки стрел. Щиты не спасали. Средние и ближние шеренги редели. Стоны раненых, крики умирающих музыка уже не в силах была заглушить.

Вот и хурриты сблизились. С левого фланга полетели стрелы. Потери южан росли. Одна треть армии уже лежала в траве. Степные маки собрали урожай стрел, что так нерадиво выпустили южане. С улюлюканьем и гиканьем девы послали оперённое оружие к его прежним хозяевам.

Южане не выдержали. Смертоносный дождь не прекращался. Свистульки сменились тяжёлыми степными стрелами. За ними полетели трофейные, из Чжоу. За ними вновь запели свистульки. Злобные облака кровопийц заставили южан отказаться от обороны. Отряды устремились к холму. Та странная атака бежала со всех ног только вперёд. Казалось, что-то невидимое сжимает ряды южан. Скрытые ловушки, что соорудили защитники, сдавливали атакующих с обоих флангов как реку — невидимыми берегами.

Среди ратников Чжоу слышались возгласы: «Им надо атаковать жунов! Почему не бегут на жунов?! Там же женщины только! Какая глупость лезть на холм!» Но атакующие избрали своей целью холм. Им в открытые бока жуны и степные маки посылали свои стрелы. Сражённые на бегу, атакующие запинались и падали. Через тела павших, не прерывая бег, перескакивали их товарищи. Обронившие в давке оружие бежали к холму, потрясая кулаками. Густая пыль поднялась сухим туманом над полем брани. Неподготовленное наступление на холм оборачивалось ужасными потерями для южан.

Под нещадным обстрелом подножия холма достигли лишь две трети. Позади наступающих осталась вереница бездыханных тел, разбросанных щитов и утраченного оружия.

Копья ратников Чжоу нацелились вперёд. Холм стал серым ежом. Ёж медленно покатился с холма навстречу атаке. Обстрел прекратился. Те из южан, кто смог обернуться, увидели, как жуны, хурриты и степные маки зашли к ним в тыл. Отступать некуда. Впереди холм, за ним — спасительный лес, позади грозный враг. Сокрытые за холмом степняки не видны южанам. А казалось, проломи они серый строй Чжоу — и лес надёжно укроет от стрел и грозных, но медлительных «персов».

Степные маки рассыпались группами по четверо перед шагающими хурритами. Трое пускали стрелы, четвёртый степной мак нёс полные гориты. Вновь стрелы полетели в южан. Их последним шеренгам пришлось обернуться и прикрыть щитами атакующих холм. Огромная чёрная птица неспешно облетала кругами поле. Высматривала каждую смерть. Жадно ловила с небес крики и мольбы. Вдыхала птица музыку войны. Прервав полёт, грузно села наземь позади южан. Расправив крылья, поспешила к холму. Для чёрной птицы судьба сражения давно решена.

Глава 14. Волк

— Генерал, встань в строй. Первым же положат!

— Не по правилам, Чжоу, так брань начинать!

— Мы что же, хуже тебя?

— Почто первым быть хочешь?!

— А как помрёшь?! Нас на кого оставишь?

Но упрямец генерал и впрямь хотел первым принять бой. Дева-андрофаг усмехнулась. Надела шлем. Встала рядом. За семь шагов до боевых шеренг две фигуры, мужская и девичья, стоят на холме. Им навстречу в густых облаках рыжей пыли с криками бегут воители юга. Бывший командующий правым флангом Чжоу запел. Он пел всё громче и громче. Это была известная колыбельная. Грубый голос воителя возносил к небу гимн материнской заботы о дитя. Дева-андрофаг повернула голову, посмотрела на певца. Обернулась назад. Никто в строю Чжоу не улыбался. Никто из ратников имперской армии не спросил генерала о странном выборе песни. Колыбельная в исполнении генерала звучала угрожающе. С нею генерал повёл Чжоу в атаку, вниз по холму.

Два вала встретились друг с другом посередине склона. Треск ломающихся копий и щитов перемешался с криками, командами, стонами и предсмертными хрипами. Густое облако не давало разглядеть, что творится на склонах холма. Там, под слоями пыли, раздавались удары, двигались тени. Солнце было бессильно открыть пылевой полог. Облако же становилось плотнее. Расширяло границы. Поглотило и степных маков, и хурритов. Приближалось к жунам, спешившим на подмогу союзникам. Зной сушил глотки. Пыль раздражала глаза. Пот стекал по грязным лбам. Мокрых воителей облепил туман пыли. Оказавшись в этом облаке, воители в двух шагах не видели ни друга, ни врага.

— Верховный, дозволь вмешаться. — Уту взялся правой рукой за обод колеса. Танаис покачала головой. Уту промолвил: — Не о Чжоу речь… О степных маках радею… Девчат жаль…

Главнокомандующий ответил ледяным взглядом сверху вниз. Губы Верховного — плотно сжаты. Уту тяжело вздохнул, но колесо не отпустил. Так же, как и тысячи степняков, что стояли на прежних позициях жунов, силился он разглядеть тени в плотной завесе.

Вдруг…

Подул ветер. Резкий порыв, как невидимые руки, потянул рыжий полог. Казалось, любопытному ветру захотелось поучаствовать в людских делах. По ясному небу поплыли чёрные тучи, спеша к холму. Солнце нехотя уступало им небеса. Послышались отдалённые раскаты грома. Где-то вдали засверкали молнии. Но степнякам раскаты и вспышки не показались шуткой ветра. Их взгляды бродили между возничим золотой колесницы и холмом. И вот облако пыли исчезло.

На середине холма ровными шеренгами высился серо-красный ёж. Южане откатились к подножию холма. Склоны покрылись багровыми пятнами. Чёрные валуны трупов застлали холм. Позади южан выстроились жуны, хурриты и степные маки. Никогда ранее степняки не радовались виду победных построений Чжоу. Крики ликования разнеслись по бранному полю. Этим крикам вторил лес позади холма. Скажи кто такое степным мужам ранее, они бы подняли на смех говорившего.

Яростный крик одобрения вздыбил иглы ежа. Из его недр появилась пара воителей. Воители прокричали долгое «У-у-у-у!», и ёж, залязгав бронзой, грозно покатился вниз на ошеломлённого врага. Тучи сомкнулись. Солнце скрылось в складках грозы. Большие капли дождя застучали по амуниции воителей.

— Зачем помог мне подняться? — Дева-андрофаг протягивала горячую лепёшку, обёрнутую в зелёный лист лопуха, усталому воителю, прислонившемуся спиной к дереву. Муж сидел с закрытыми глазами, обнимал грязное копьё. Открыл глаза, увидел лепёшку, но сил не нашёл подняться с земли. Широко улыбнулся. Закрыл глаза. Дева села рядом. Стукнула кулаком по бронзовым накладкам доспехов бывшего командующего Чжоу. Вложила лепёшку в его правую руку. Генерал оторвал кусок и отправил его в рот. С блаженством принялся жевать.

— Думал, тебя, лежачую, покрошат южане… Анат любезная… Ну и густая пыль нас тогда накрыла… — Генерал оценил заботу, закачал головой. Лепёшка пришлась по вкусу. — Эх-эх! Хороша ваша снедь, так и ел бы и ел…

Дева прервала поток признательности, с суровым видом отчеканила:

— За руку протянутую благодарю. За то, что спасал, — долг за мной. Верну с прибытком. — Анат поднялась. Приложила правый кулак к груди, где бьётся сердце. Подняла правую руку к вечернему небу. Посмотрела в глаза усталому воителю Чжоу и громко добавила: — Благодарю тебя, мой Волк. Хочешь знать, чем закончился мой сказ?

— Волк, говоришь? — Генерал прекратил жевать. Провёл рукой по косам. — Моё имя теперь — Волк?

— У нас, андрофагов, только достойных называют именами покровителей племён. — Дева снова приложила кулак к груди.

— Да? Ну тогда… не против такого имени. Уточнить только хотел. — Генерал согласно поднял правую руку к небу, усваивая порядки андрофагов. Дева улыбнулась. Генерал восхищённо взглянул на воительницу:

— Что же до твоего сказа, достойная, гадать не надо. Финал стоит передо мной. Волчица голубоглазая. Долгов меж нами нет. Щит твой прикрыл меня от того, косого с мечом…

Вспомнив им двоим памятный момент в бою, воители громко засмеялись. Неожиданно посреди смеха сказал генерал Чжоу:

— Твой пленник Сунь-Ли. Вот он, у куста… — Левой рукой махнул в сторону связанного тела. Анат, вопросительно взглянув на товарища, указала кинжалом на пленного. Генерал прищурил красные глаза: — Да-да. Это он. Отведи его к своему императору… — И вновь двое засмеялись. На этот раз — над оговоркой. — Да, нет ведь императоров… — Помедлив, генерал добавил: — У нас.

— Пойдём вместе, Волк. Рядом ты был в том поединке. И то твоя заслуга тоже. — Анат протянула руку. Генерал принял приглашение. Сжал руку. Встав с земли, доел лепёшку. Вытер руки листом. Двое воителей — мужчина и дева — потащили, взявши под руки, пленника вглубь леса. Два боевых товарища, удаляясь среди невысоких деревьев, шутили и смеялись, часто хлопали друг друга по плечам.

В лесу, послужившем укрытием от дождя, волнами накатывавшего на место брани, шумело воинство. Жуны, степные, ратники Чжоу смешались, деля сень деревьев, еду и рассказы. У костров знакомились, меняли соль, готовили еду, промывали и перевязывали раны, смеялись, танцевали и пританцовывали. Наигрывали мелодии на флейтах, отбивали ритмы на щитах. Тут и там какой-нибудь говорливый муж складывал сказы-воспоминания о далёких краях, ему поддакивали, дополняли и громко все вместе смеялись над удачной шуткой.

— Из белоголовых, с родины, стало быть, всех жунов… Зовут меня как и вождя нашего… А стало быть, Люк — наш вождь. Дома у нас с островерхой крышей. Круглые дома. Выкладываем тёсаным камнем стены…

Крупный, широкоплечий муж раскинул руки, показывая размеры домов. С десяток воителей, по виду бугины, обнявшись в круге у костра, силились представить описываемые дома белоголовых.

Поодаль, в пятнадцати шагах, на ровной опушке хурриты с ратниками Чжоу делят трофеи. Переломанные окровавленные копья бережно складываются отдельно — подношением Богу Войны. Жрец из хурритов в красной высокой шапке с золотым оленем вполголоса важно говорит, растягивая окончания слов, подробно разъясняет традиции жертвоприношения:

— Завтра на холме молитву, что заучивали, пропоём на восходе. При первых лучах вознесите хвалу. Ну то есть петь будете вы… Вы же отличились… Бог Войны вас сразу и заприметит… Да не робейте — подсобим. Как не подсобить? Слова, что пропустите, мы восполним… — Жрец обернулся, оглядел двух воителей с пленным и продолжил: — Потом выведем барана, того, белого, что показывал, и после молитвы…

За опушкой, у костров, танцы дев степных маков, пускавших стрелу из-за шеренг хурритов. Из сидящих поднималась по очереди каждая и после слов благодарности Богам исполняла танец. Без оружия, щитов и доспехов. Только бронзовые шлемы из снаряжения. Генерал остановился. Анат посмотрела на Волка.

— Для кого танцы, Анат? Для подруг? — Генерал сдвинул повыше округлый шлем Чжоу. Провёл ладонью по лбу, смахнул капли дождя.

— Не танцы это. Молитва хвалебная. Ритуал древних андрофагов — для выживших в сражении. Покровителям благодарность: Матери-Богине, Богам, духам предков и духам этого счастливого поля. Всех благодарят, кто даровал нам победу.

Бывший командующий имперской армией позволил себе задержаться. Но и его боевой товарищ тоже никуда не спешил. Короткие танцы усталых дев состояли из прыжков, лихих па под ритмичные хлопки. Благодарения Богам и духам привлекали внимание воителей — от соседних костров стягивались группами зрители. Усаживаясь в траву или стоя у деревьев, они поддерживают ритм — гортанно, без слов, распевая музыку молитв. Хлопки, пение дополняются барабанным боем — несколько сотен мужей присоединяются к ритуалу.

За кострами степных маков — лобное место. Шатры вождей под сенью огромных зелёных великанов. Лобное место заполнено старшими командирами. Мужи и девы восседают на щитах. Путь двум боевым товарищам преградило охранение из северных и озёрных и золотых. Анат узнали, но просили подождать. Верховный что-то говорил командирам, стоя в гигантским круге расположившихся рядами вождей и знати степной армии. Закончив речь, Верховный сел в кресло. К главнокомандующему подошла дева из северных, указала на двух товарищей, что-то негромко сказала.

Танаис подняла золотой посох жрицы. То было приглашение. Командиры, оглянувшись, вставали, пропуская Анат, генерала и пленного. Молчаливый пленный низко свесил голову. Возможно, боль от ран помутила его рассудок. Или он прятал лицо от позора поражения? Космы сальных чёрных волос закрывали лицо. Связанные ноги оставляли две борозды на траве.

Не доходя десяти шагов до Верховного, Анат остановилась, оглянулась, взяла копьё у девы из охранения. Туго чёрными ремнями стянула руки пленному, привязав к копью. Теперь он лежал на спине, раскинув руки. Верховный посмотрел на Анат. Дева-андрофаг подняла правую руку, приветствуя Верховного и собравшихся.

— Это Сунь-Ли, предводитель южан. Мне добыть его помогал… — Анат посмотрела в глаза товарищу, гордо подняла голову, положила правую ладонь на плечо соратника: — Генерал Чжоу по имени Волк! — За их спинами раздался шумный выдох. Командиры заговорили меж собой вполголоса. Верховный с кресла задал вопрос:

— Волк? Кто дал такое имя мужу из Чжоу?

Вопрос установил тишину. Дева-андрофаг провела рукой по соломенным волосам, подняла кулак к небу. Набрала побольше воздуха. Громко сказала, обращаясь к командирам и глядя куда-то в лес, поверх голов.

— Генерал позабыл своё имя. Я, Анат, дочь племени горных волков-андрофагов, дала ему новое.

На такой ответ не последовало возражений. Командиры перевели взгляды на мужчину, что молча стоял рядом с боевым товарищем. Генерал Чжоу поднял глаза к дождевым облакам. Словно читал в них дальнейшую судьбу. Мелкий дождь прекратился. Верховный направил навершие посоха на деву. Золотой олень не сулил ничего хорошего ни деве, ни мужчине, изучающему облака.

— А известно ли тебе, почтенная Анат, что именами покровителей племён называют только самых достойных? Да и то только после немалых подвигов во славу племени? — Верховный свёл брови. Посох вождя ударил в землю.

— Известны мне традиции предков. Имя дала до брани. — Анат сопроводила ответ поклоном. Приложив правую руку к груди, отвечала: — Волк порядок установил в отрядах Чжоу. Расставил прежних по местам. Повёл Чжоу в атаку. Его заслуга в победе на холме. Меня прикрывал в бою… — На этом слове Верховный приложил ладонь к виску. Анат замолчала.

— Имя, данное тобой, Анат, мы обсудим советом лучших. Добрые решат судьбу имени. Теперь же, андрофаг, поведай нам о бое.

Сказ Анат про битву в пыли

Достойная дочь андрофагов поклонилась ещё раз, ниже, чем первый. Её поклон, почти поясной, был принят Верховным со сдержанной благосклонностью. Впервые Анат сгибала перед кем-то спину, неловкость поклонов уважения очевидна.

— Он, Волк, — правая рука девы-андрофага указала на боевого товарища, — повёл мужей Чжоу в атаку. Первым Волк пошёл. Без страха шёл. Пел колыбельную мужам. Вниз по холму мы шагом выступили навстречу южанам. Анат шла рядом с ним. Степные маки, командиры, спешились. Когда же на холме сошлись с Югом, пыль накрыла нас с головой. Волк направил копьё. Анат оступилась на камне. Волк прикрыл Анат щитом. Первым вступил в схватку с тремя южанами. И всех положил копьём…

Дед Агар поднял руку, прерывая сказ девы. Андрофаг повернулась к вождю хурритов. Вытянулась в струну. Гордо подняла голову.

— Дева, ты подробнее, будь добра… про тот поединок поведай. Позволь нам насладиться рассказом о трудах нового соратника.

Без промедления Анат возобновила рассказ:

— В левой руке Волк сжимал щит Чжоу. Им он и сбил с ног первого. Копьём нашёл пупок. Резко присел, меня прикрывая тем же щитом от удара дубиной. Принял удар. Щит лопнул. Удар сильный. Волк копьём снизу, сидя, вот так, — Анат присела, резко вынесла копьё вперед, нанеся удар по невидимому врагу. Остриё устремилось вниз, — снёс колено. Отбросил лопнувший щит и тут же поразил в грудь южанина с мечом. Помог подняться Анат. Тут подоспели шеренги Чжоу…

Вновь поднялась правая рука вождя хурритов. Командиры повернули головы к деду Агару.

— Ты, достопочтимая, сказала, что генерал Чжоу прикрыл тебя щитом? — Речь вопрошающего — как на суде. Медлительная, строгая, надменная. Генерал Чжоу предпочёл наблюдать за игрой облаков.

— Возлюбленный вождь, именно так и говорит Анат. — Странным взглядом одарила дева-андрофаг деда Агара. Тёплым, долгим и нежным. Тон… так говорят влюблённые, встретившись после разлуки. Знатные переглядывались, но сделали вид, что не заметили ничего особенного в ответе девы. Дед Агар встретил взгляд Анат. Оцепенел от неожиданности. Открыл было рот, но быстро взял себя в руки. Обвёл прищуренным взглядом собрание, повернулся к Анат и… ничего не сказал воительнице.

— Волк после поединка покинул первые шеренги. Встал в третьих рядах. Оттуда отдавал приказы. Управлял атаками. Анат осталась в первой шеренге. Видела Анат, как правый фланг Чжоу поддался под натиском Юга. Волк бросился туда. Анат осталась в центре. Мужи Чжоу приняли Анат как командира центра. Продавили мы центр и левый фланг Юга. Анат повернула центр на помощь правому флангу. Там Волк остановил две атаки южан. Снова в первых рядах бился генерал. Верно, ещё пятых упокоил. Но то неведомо Анат. Юг дрогнул. Бегство выбрали враги. Анат повела мужей Чжоу в погоню. В плен не брали никого. Пали на колени южане — молились Матери-Богине. Но неверны их молитвы, так рассудили мы. — Анат замолчала. Танаис подняла жезл.

— Каков твой счёт, почтенная? — последовал строгий вопрос.

— Анат добыла десятерых лицом к лицу в атаках. Затылки бегущих за добычу не считала.

— А с затылками?

— Ещё столько же, мой почтенный Верховный, — со скромностью в голосе, глядя в небо, ответила дева. Взгляд Верховного перешёл на генерала Чжоу. Олень на жезле рогами навис над головой командующего Чжоу.

— Генерал, поговори с нами. Про свою битву скажи.

Забывший-своё-имя не стал медлить. Высоко поднял правую руку, приветствуя добрых. Но то, что сказал генерал, оказалось нежданностью для степняков. Громко заговорил генерал.

— Да позаботятся о вас Боги!

Степняки удивились. Кто нахмурился, кто поднял брови, ну а кто и открыл рот. С задержкой, нестройным хором, вернули ответ:

— Мать-Богиня любит тебя!

Генерал продолжил. Только говорил он не о битве.

— Прозрел я. Вот что хочу вам сказать. Чуял я, что неправильно путь держу. Чужую жизнь проживаю среди чужих людей. Не так, эх не так…

Отчего-то генерал стёр воду с глаз. С перекошенным, точно тяжёлой болью, лицом продолжил:

— Спину в поклонах гну. Руки чьи-то непонятные целую. Чуял, что родился не там. Живу не с теми. Молитву неверно складываю. Чужая земля под ногами, не моя. Всё вокруг так, да не так. Словно бы рождался и раньше я. Да вот только в этот раз оказался среди мира стороннего. Где же он, мир мой? Так в грусти думал. Казалось мне всегда, что знаю, каким ранее был я. Холод люблю. Снег люблю. Зиму обожаю, что страшит людей Чжоу. Казалось, знаю людей, были они моими друзьями и не позабыли меня. То зверь какой на охоте мимо пройдёт, странно посмотрит, словно привечает. То птица вольная полёт прервёт, напротив сядет, проворкует что-то, крылья раскроет да улетит.

Порядки же имперские принять не смог, хоть сам из знатных. Противно руки целовать. А как вы с войной в Чжоу пришли, так один сон каждую ночь преследует меня…

Генерал тяжело вздохнул и поднял глаза к небу. Заговорил с облаком:

— Опаздываю куда-то я. Слуга мой приходит, чтобы поторопить. Дескать, господин, на встречу успей, и тормошит за плечо меня. Шепчет ещё слова, но язык незнаком мне. Слова как будто родные, да только вот смысл никак не разберу. Заучил те слова наизусть. Просыпаюсь и бегу из дому. А на дороге торжественная процессия. С шестами. На шестах черепа людей и животных. Люди в процессии оглядываются на меня. И так смотрят, будто я им, шествующим в цветных одеждах, давно знаком. Одежды составлены дивно. Пошиты из разноцветных лоскутов. Машут люди руками мне. Говорят на непонятном, но родном языке. А как только приближаюсь к ним… просыпаюсь. Можете смеяться над недотёпой из Чжоу. Такая вот битва у меня поперёк себя с рождения. Одной лишь надеждой живу. Может, в следующем перерождении окажусь уже там, где надо?

Генерал замолчал. Закрыл глаза. Сжался, словно ожидая ударов плетьми. Никто, однако, не засмеялся над «недотёпой из Чжоу». Дед Агар громко откашлялся. Не покидая места, спросил:

— Скажет ли генерал нам те самые заветные слова, что он никак не может понять?

Послышались ядовитые смешки. Некоторые командиры громко хлопнули в ладоши. Улыбки скривились на загорелых лицах. Добрые явно ожидали развлечения.

И…

Генерал заговорил. Заговорил не запинаясь. Странные отрывистые слова звучали из его уст. Слова незнакомого языка. Грубые, протяжные, с округлыми окончаниями. Два раза повторил. И третий — в полной тишине. Тайгета встала с места позади Верховного:

— Это не сонная тарабарщина. Откуда тебе, муж Чжоу, известен язык наших предков? Жуны тебя научили? Но жуны не помнят его. Да, Анцу? Анцу-Великан, отзовись, жуны не помнят язык предков? — Где-то на левом крае подняли в знак согласия жреческий посох. — Дева-андрофаг тайну нарушила?

Тайгета угрожающе посмотрела на Анат. Анат приложила левую руку к груди. Этот жест означал отрицание. Жрица вернулась взглядом к генералу.

— Ты сказал: «Трое. Чужие. Головы», или по другому смыслу слова — правители, «скачут в огонь».

Генерал в задумчивости прикусил губу. Помолчав, выговорил ещё фразу. Также трижды повторив.

— Так говорили мне из процессии, к которой я спешил. Но не ведаю, что означает…

Тайгета прервала генерала:

— То означает, Забывший-своё-имя: «Клятвам Гор не верь». Ты же не можешь знать язык наших предков? Чжоу не помнит корней своих. Такое тебе не выдумать. — Тайгета замотала головой. — То секрет, оберегаемый жрецами. Что-то ещё во сне от призраков-предков слышал?

Разговор с генералом поверг знать в напряжённое молчание. Руки командиров сжимали, поглаживали, теребили амулеты. Генерал выдохнул, как кусок песни, ещё одну фразу. Повторил, не сбиваясь, пять раз.

— Это всегда в конце сна слышал. Больше не знаю. Во сне моём только три изречения и звучат. — Генерал развёл бессильно руками.

Но на этот раз Тайгета не спешила переводить сказанное. Недоуменно глядел достойный муж из Чжоу. Нахмурился. Потёр ладони. Открыл рот. Забывший-своё-имя намеревался огласить последнюю фразу и в шестой раз, но Тайгета подняла руку:

— «Чёрная шапка. Пастух хочет убить Её». — От оглашения смысла третьей фразы глаза командиров округлились. Тайгета сжала губы. Продолжила, шипя как змея: — «Её» звучит у тебя как «дорогое». Так называли предки Мать. — Ропот пронёсся среди командиров. Взгляды сидящих вождей обратились к Верховному. Дед Агар вскочил и закричал голосом боевых команд:

— Убьём пастухов! В горах, в шапках чёрных никого не щадить! Сердца забрать у мёртвых! Сжечь на кострах пойманных пастухов!

Знать поднялась. Правые руки взметнулись к небу.

Дед Агар неспешно, вразвалочку подошёл к генералу Чжоу. Протянул обе руки:

— Воистину ты — Волк! Покровитель племени. Вождь Хурритов приветствует тебя, равный по доблести! Может, мы и есть твоя искомая семья, воитель?

Генерал Чжоу благодарно принял руки вождя хурритов. Сжал их. Приложил к своей груди.

Примирительным тоном дед Агар говорит слова, адресованные новому соратнику, но, глядя в глаза Анат:

— Ну, целовать мне руки не надо. Нет таких привычек у степных.

Анат встретилась глазами с настороженным вождём хурритов и твёрдого взгляда не отвела. Вождь хурритов разомкнул руки. Приложил ладони к вискам Волка. Приложился лбом ко лбу. Церемонию братания по канонам предков свершил дед Агар. Посмотрел в глаза Волку. Засмеялся.

— Пленного знаю. Сунь-Ли, никак, вновь пожаловал? Хочет Сунь-Ли, уже в третий раз, смерть от рук наших принять… — Раздался хохот командиров. Дед Агар, дождавшись тишины, поднял за волосы голову бывшего подданного империи. — Здравствуй, Сунь-Ли, стало быть, снова в плен? И снова к нам? Эк с тобой судьба-то забавляется, мил человек!

Новый взрыв хохота сопроводил шутку деда Агара.

Глава 15. Птичий разговор

— Подожди, подожди. — Мужчина, сидя на камне у реки, погрузил в воду ступни. Поднял голову. — Как ты пальцы сложила? Вот так? Да?

Волк последовательно приложил прижатые друг к другу указательный и средний палец правой руки сначала к правому глазу, потом к запястью левой руки. Анат, стоя над Волком, едва заметно кивнула.

— «Я доверяю тебе»? Надо же! Хороший жест. — Волк широко улыбнулся. Весело залепетал, как говорят дети в играх: — Знаешь, видел у ваших… — Генерал быстро развернул левую ладонь ребром к камню, плотно сжал пальцы. — Напоминает клинок.

— Это предупредительный жест. Говорит о гневе. Или просьба остановиться. Смотря где сложишь — в разговоре или в пути. — Дева-андрофаг села на камень рядом. Принялась развязывать ремни сапог.

— А вот этот жест? — Генерал Чжоу сжал левый кулак и приложил ко лбу. Анат пристально посмотрела на кулак. Поправила его, сдвинув от брови и точно поместив посредине лба.

— Так правильнее. «Посоветуйся» или «не спеши». Это о сложном или спорном деле.

Волк сжал правый кулак, поднял к небу и выставил мизинец. Анат перехватила руку, сложила мизинец, опустила руку Волка к камню.

— Теперь твоя очередь, Волк, делиться секретами. — Дева наконец скинула с ног потрёпанные рыжие сапоги. Расшитые цветами серые носки легли на камень. Ступни белых ног опустились в воду.

— Скажи, а ты можешь различать вкус утра, вкус полдня и вкус вечера? — промолвил мечтательно генерал.

Дева согласно фыркнула:

— Это как сырная лепёшка озёрных и золотых. Но ты не пробовал? Угощу, когда добуду. — Анат вопросительно посмотрела на Волка. Генерал покачал головой. — Озёрные и золотые мастера по пирогам. Когда с разукрашенного края ешь, кислит, до середины лепёшки доходишь — как нежное молоко кобылы, а вот в конце, на крае с ромбом, хрустит корочкой и сладкая. Так и вкус утра, полдня и вечера. А ты знаешь, Волк, что деревья спят, как люди?

Вопрос девы-андрофага удивил генерала.

— Ну вот, Волк, когда ночь приходит, деревья медленно опускают ветви-руки. До рассвета ветви сникают аж на ладонь. А с утренними звёздами лес оживает, просыпаются зелёные великаны. Руки мохнатые поднимаются вверх.

— Народ Чжоу придумал язык свиста. — Пришло время генералу удивлять собеседницу. Брови девы поднялись вверх. Лоб покрыли морщины. — Да-да. Но понимают только северяне. В свисте слова укромно сокрыты.

Дева развернулась к говорящему.

— Тот жест, что ты сейчас сложил, Волк, означает «С миром пришёл, твёрдо стою и не боюсь». Насвисти слова. Прошу, — попросила Анат почтительно.

— Ну слушай, с первого раза слова можешь и не расслышать… — Волк вложил в рот указательный и средний пальцы правой руки. И… раздался свист. Насмешливые звуки громко проскальзывали между пальцев грозного командующего флангом имперской армии.

— Вот уловила «дружба» и «ты». Правильно? — Анат наклонила голову, вглядываясь в лицо друга. Волк молча приложил правую руку к сердцу. — Что говорил-то?

— Ты и я хорошие друзья в брани с Югом. — Генерал вопросительно посмотрел в ясные голубые глаза. Анат вложила в рот пальцы и засвистела в ответ. Первый раз неуверенно, второй — прерываясь. Выждала паузу. Усмехнулась, набрала побольше воздуха и в третий раз громко засвистела трелью.

— «Дружба Анат и Волка навсегда»? — Генерал восхищённо смотрел на деву. Анат хлопнула в ладоши, вложила пальцы в рот и просвистела. — «Да»? Ого-ого! А ты умный ученик… — Волк зацокал языком, закачал головой.

— Андрофаги, Волк, тоже разговаривают свистом. Умеем. Как и степные, подражаем птицам. Поём птичьими голосами, но без слов. Трели — сигналы для умеющих слышать. Свадебные, тревожные, злые или радостные. Генерал… — Правая рука Анат легла на плечо Волка. — Вот так, как вы, говорить словами в свисте не умеем. Тут ты андрофагов уделал. — Дева звонко засмеялась. — Разрешишь степных маков обучить твоему говору?

— Моя Анат почтенная! Да как тебе-то и не разрешить? В рубке жизни друг друга берегли. Ты же мой боевой товарищ. Тебе разрешено всё. Всё, что есть у меня, к твоим услугам. — Генерал Чжоу более всего напоминал в этот момент счастливого мальчугана. Глаза блестели. Блаженная улыбка разгладила лицо. Даже квадратный подбородок округлился.

— Как птицы? Точь-в-точь? — недоверчиво переспросил «мальчуган» в годах. Дева-андрофаг приняла важный вид. Трель незнакомой генералу птицы разнеслась над спокойными водами реки Юга. Собеседник уже намеревался сложить ладони в хлопке. Однако Анат, исполнив песню, не остановилась — приняла хмурый вид и разбранилась вороном.

— Анат, что за птица первая? — Мальчишка восторженно смотрел на деву-андрофага.

— Змееяд. Ловит змей. Маленький, видом ястреб. Матери у них очень заботливые. О потомстве дюже радеют. Ловят опасных змей для них. Можешь, Волк, представить? Ловить змею с ядом для детей? Птенцы вытаскивают за кончик хвоста добычу изо рта матери. Для меня птичка та оберег. В Чжоу за весь поход её не встречала. Нет в ваших краях её. Так же, как змееяд, хочу о детях заботиться.

Возможно, птичьи трели Анат и дальше бы радовали реку, но на противоположном берегу показался юноша-бугин в сопровождении мужа из Чжоу.

— Тысячных Волка и Анат требуют к вождям! — прокричал бугин. Двое друзей, молча закатав кожаные штаны, вброд переходили реку.

— А ведь могла бы и убить тебя в схватке под Хаоцзином, если бы ты там оказался… — уже на берегу, надевая сапоги, насмешливым взглядом смерила Волка Анат. — Да и не узнала бы речи со свистом.

— Ну, положим, убить не смогла бы, — быстро ввернул Волк и с хитрецой подмигнул. Вызов был принят. В ответ на подмигивание Анат просвистела: «Посмотрим». Едва вестовые покинули берег реки, как Волк неожиданно пал в траву. Над ним стояла, заливаясь смехом, Анат.

— Помочь подняться?

Протянутая правая рука принята. Ловкой подсечкой дева лишила равновесия друга. Спустя мгновение Волк вновь оказался на спине. Второй раз не спешил подниматься с земли. Встал сам. Провёл ладонью по бровям.

— Так нечестно. Не ждал подсечки. Оба раза.

Ответом стал жест, который генерал разучил только что, сидя на камне. Анат подняла кулак и отогнула мизинец. Волк улыбнулся. Протянул примирительно руку.

— Ступнями, значит? Хорошо. Покажу тебе, как в Чжоу дерутся локтями и коленями.

Заманчивое предложение с радостью принято. Благодарное рукопожатие.

— Ничего не пропустил, Волк? А ведь слух имеешь тонкий… — таинственным шёпотом обратилась Анат к своему другу. Не дожидаясь ответа, дева поспешила чуть не бегом догонять вестовых. А вот Волку пришлось бежать. Нагнав Анат, быстро заглянул в глаза и также шёпотом бросил, глядя куда-то в траву:

— Нас назвали «тысячными»? Так?

Анат кивнула и тоже перешла на бег. Согласными шагами легко бежали по жухлой траве: мужчина в серой с чёрными полосами рубахе Чжоу длиной почти до колен, в чёрных штанах телячьей кожи, выменянных у бугинов, и коротких сапогах, пошитых андрофагами, и дева лет двадцати в белой рубахе без рукавов, сотканной где-то в озёрных или золотых краях, в праздничных штанах андрофагов, сплошь усеянных вышитыми цветами и животными.

— Да возлюбит вас Табити! — приветствовал генерал бодрым голосом вождей на той же поляне, где вчера вечером предстал перед победителями пленный Сунь-Ли. При Анат и Волке нет оружия. Меч, клевцы и кинжалы отданы добровольно охране вождей.

— Табити любит тебя! — дружно полетело в ответ Волку и Анат. Генерал широко улыбнулся. Со стороны казалось, что он счастлив встрече. Прямые, открытые и дружелюбные взгляды устремлены на него. Генерал выпрямился. Расправил плечи.

— Волк, скольким людям ты доверяешь среди своих? — твёрдым голосом начал беседу Уту, чинно стоя у костра. В руках Уту резной посох вождя. Новый, высотой до шеи, сплошь покрытый золотыми фигурами зверей.

— Достопочтимый вождь северных, со мной племянник и трое двоюродных братьев. Четверо преданы мне. Им доверяю как своему мечу. Что же касается остальных… — Волк поднял глаза к небу. — Им нет доверия.

— Значит, только четверым? — удивлённо уточнил вождь северных.

— Негусто у Чжоу с друзьями… — протянул дед Агар. Грустно блеснул глазами.

— Да, только четверым. Те четверо умрут за меня. Лучшие командиры сотен из тех, кого я встречал в Чжоу. — Генерал положил правую ладонь на грудь.

— А прочие что? Выходит, трусы, генерал? — подхватил задиристо беседу Пасагга.

— Вы видели моих воинов в битве. Жуны тоже видели… — Генерал посмотрел в сторону двух вождей жунов. — Чжоу не трусы. Прочие Чжоу — мужи чести. Храбрые ратники. Но я им не доверяю. Пока на юге сражаемся за Чжоу, они герои, ну а как покинут пределы, так каждый сам по себе. За межой пограничной мужи мои станут другими… — Генерал замолчал. Обвёл хмурым взглядом два десятка мужей и дев, что пристально смотрели на него. — Дозвольте, славные вожди, поведать вам сказ о двух зайцах.

Дед Агар провёл рукой по бороде — дескать, отчего бы и не послушать?

Сказ о двух зайцах

— По весне два зайца, два друга неразлучных, по делам заячьим решили преодолеть реку. Перейти на другой берег. Задача казалась друзьям простенькой. Река покрыта белым льдом — недавно весна пришла. Зимой частенько бегали два друга через реку. Дорога известная. Постояли зайцы на берегу. Подумали и пустились спешно в путь по льду. Прыг да скок, за житейскими разговорами зайцы достигли середины реки. Река как река, широкая, с течениями, как полагается. С течениями не опасными, но с нравом чрезмерно шутливым. Проснулась давно река. Весну встретила. А как увидела двух зайцев, по ней скачущих, так и надумала очередную шутку учудить. «Всё равно, — думает река, — весна пришла, негоже мне на себе лёд более держать. Покатаю-ка я этих зайцев. Посмеюсь над ними. Да и они, если духу хватит, потешатся!» Так задумала шутливая река. Зайцы уже миновали середину пути, уже видят берег заветный.

Как вдруг…

Двинулись воды. Хрустнул под ними лёд. Река встала на дыбы. Раскололись льды. Оказались два зайца на огромной льдине. Льдина драчливая под ними. Возьми и наскочи на мирную соседку. Раскрошила, подмяла да и давай прыгать по водам, задирать другие льдины. Зайцы перепугались. Закричали. Принялись обниматься от страха. Жмутся друг к дружке. Растерялись. Река-шутница от их жалкого вида только раззадорилась. Засмеялась удавшейся проделке. От смеха реки льдина, на которой оказались друзья, треснула и раскололась. Половинки вышли неравные. Соседки льдины как увидели крах задиристого врага, так вмиг наскочили на половинки и давай их растаскивать по реке. Мстили обидчице.

Месть та развела далеко друзей. На разных краях бушующей весенней реки оказались два неразлучных друга. Что же делать? Один из зайцев — тот, что похрабрее, надумал к другу пробираться. Опасное дело! Скакать по сварливым льдинам. А ещё у тех льдин зубастые края. Но дружба стоила жизни — так рассудил тот отчаянный заяц и… рванул что есть сил к другу. Закрыл глаза, затаил дыхание, перепрыгнул на другую льдину, потом на следующую. Заяц обрадовался своим успехам. Засмеялся. Река засмеялась тоже. Стало вдвойне веселей реке оттого, что есть заяц, который может праздновать весну вместе с ней. От смеха реки лёд захрустел. Но зайца хруст не напугал.

Смельчак смеялся и прыгал. Прыгал среди ревущих и грохочущих льдов. Среди пены. Он радовался весне и, конечно же, смелости, что обуяла его. Так, хохоча, заяц и настиг друга на обломке льдины. «Давай прыгать на льдинах!» — закричал. Друг же не мог говорить: от страха свело зубы, подкосило колени, вжало зайца в лёд. Только что и хватило сил — лапами постучать по льду. «Это веселье! Ну что ты, не бойся! Река с нами! Давай, ты сможешь!» — кричал смельчак. Но напрасны уговоры. От его слов другу становилось ещё хуже. Тогда храбрец прыгнул на соседнюю льдину. С неё позвал: «Легко же!» Показалось смельчаку, что друг кивнул и приготовился к прыжку. Смельчак заяц недолго думая пустился в пляс. Прыг да скок. С льдины на льдину. Уверен, что друг следует за ним. Так вот, смеясь, прыгая, танцуя, смельчак и перебрался на заветный берег.

«Эх-эх! Вот был кураж! Дивный праздник устроила нам река! Благодарю, река, за развлечение!» — устало вымолвил заяц, да только никто не ответил ему. Оглянулся смельчак, а друг-то его остался на льдине. Грустно стало зайцу. Нигде не видно друга. Река шутя унесла вдаль ту льдину, за которую он держался. А может быть, и забрала его себе? Больше своего друга заяц-смельчак не встречал.

Генерал провёл рукой по косам, давая понять, что сказ окончен.

— Хороший сказ, Волк. — Дед Агар поднял жезл вождя. — Одно в толк не возьму: ты же Волк? Негоже Волку повествовать про каких-то там зайцев. Может, наречём сказ про двух волков?

Мужи и девы добродушно засмеялись. Засмеялся и генерал.

— Отпустить домой предлагаешь охотников, Волк? — Эа подняла правую руку. Волк резко повернулся лицом к вождю андрофагов. Поприветствовал, так же высоко вскинув руку к небу.

— Почтенный вождь, выбор предлагаю дать. У последней межи пусть каждый для себя разрешит, куда ему путь держать. К дому так к дому. К воле степной — так, значит, и имя менять. Убивать «домоседов» из Чжоу не стоит. Оружия не лишайте, не было меж нас такого уговора. Жунам вы не поможете. Пусть уж лучше отколовшиеся Чжоу поведают дома про славный поход на Юг, про пыльную брань, про подвиги свои да ваши.

— И много трусливых… зайцев… унесёт река? — Выговорить «волков» после слова «трусливый» Тайгета не смогла.

— Уйдут немногие, — обернулся генерал к Тайгете, подняв в приветствии правую руку. — Сотни три от силы.

— Обузу сомневающихся незачем в горы тащить! — согласился доселе молчавший Ишум. — Налегке в горы надобно ходить.

— Разлюбезный наш Ишум, никак, тоже в горы собрался? — Вождь хурритов с силой обнял за плечи соседа, да так, что тот крякнул.

— Зачем тянуть? Может, прямо здесь дать выбор мужам Чжоу? На землях Юга? — С этими словами Уту стукнул посохом о землю и грузно сел на щит. Предложение одобрено вождями племён. Танаис подняла жезл жрицы.

— Волк, тысячный охотников, поведай свободным ратникам волю вождей. Завтра, поутру, мы повернём назад. Армия уходит в Великую Степь. Мужам твоим даём ночь долгую на раздумья. С оружием, трофеями, с честью покинут нас твои охотники. Таково обещание наше.

Перед неровными шеренгами бывшей имперской армии нервно шагал генерал. Изломанная линия ратников выстроилась перед холмом, на котором двумя днями ранее держали оборону мужи Чжоу. Полдень дал непредвиденную передышку от зноя. Тучи плотно закрывали солнце. Тяжкий смрад от трупов, галдёж пирующих птиц, клубы рыжей пыли сопровождали быстрое построение воителей. Ратники вышли без копий, щитов и доспехов. Пыль похрустывала под ногами Волка. Генерал остановился на средине шеренг.

— Да возлюбит вас Табити! — Не дожидаясь ответа, а возможно, и не особо нуждаясь в нём, Волк зло продолжил: — Поход на Юг окончен. Вожди красных Ди освобождают вас от обязанности держать оружие. Кто желает, может отправляться домой с трофеями. Честь вами заслуженная. — Бывший командующий правым флангом имперской армии замолчал. Опустил глаза в землю и заговорил важно, подбирая слова: — Тем же, кто изъявит волю остаться с красными Ди, предстоит поход на горы. — Генерал поднял лицо к небу. — Тот поход воспоют потомки. Боги обнимут героев. — Теперь взгляд генерала обратился к шеренгам. Воители Чжоу жадно ловили каждое слово. Перешёптывались, пересказывая тем, кто, стоя в последних шеренгах, не расслышал генерала. — Вот только имя придётся сменить. Моё новое имя — Волк. Звание тоже сменил. Ныне тысячный Волк. — Странная весёлость овладела генералом. Он засмеялся. Смех был подобен раздражённому лаю. — Неплохое имя заполучил? Ночь на раздумья. Поутру, на последних звёздах, у холма должны собраться все, кто желает идти домой. Тем же, кто пойдёт со мною, с чистыми мыслями, дам землю в далёких краях и вечную славу. Впереди невероятные сражения с горами. Позади лишь старые привычки. Сотники, перескажите слова мои тем, кто не понял воли вождей. — Генерал с надменным видом покинул воинство Чжоу. Воинство сохранило тишину. В недоумении, не разомкнув шеренг, осталось сторожить холм.

Обогнув в одиночестве холм, генерал с радостью встретил Анат с десятком степных маков. Степные маки, командиры среди охотников Чжоу, не теряли времени даром. Встав кругом вокруг Анат, что-то насвистывали. Вкладывая в рот пальцы правой руки, выдували слова. Волк распахнул объятия. Девы расступились.

— Да позаботятся о тебе Боги, Волк! — Анат стремительно бросилась навстречу другу. Когда крепкие объятия разомкнулись, дева-андрофаг одарила генерала тёплой улыбкой. — Вот разучиваем свист. Нравится. Успехи уже.

— Не сомневаюсь. Степным макам всё по плечу.

За такие слова генерал удостоился десяти девичьих улыбок. Волк не смог сдержаться, он напрочь утратил важный вид командующего, вновь на месте отважного генерала оказался озорной мальчуган. Волк вздохнул с каким-то облегчением, словно прохладный ветерок разогнал жар Юга.

— Скажи, почтенная, какая у тебя сокровенная мечта?

Неожиданный вопрос заставил Анат задуматься. Задумчивость сменилась отважным видом. Дева просвистела. Степные маки, выслушав свист Анат, оторопели. Насупились, хмуро упёрли руки в бока, а две девы даже присели на корточки, как будто ноги у них ослабели. Генерал изумлённо поднял брови, вложил два пальца в рот и выдал короткий ответ. Резко повернулся, быстро зашагал назад к шеренгам охотников.

Глава 16. Свободные мужи Чжоу, Анат и дед Агар

Девы переглянулись и молча последовали за генералом. Волк пребывал в приподнятом настроении. Он шёл легкой походкой, как ходила Анат, — с пятки на носок, плавно, бесшумно. Волк держал путь к шеренгам по ту сторону холма. Степные маки усмехались, указывали Анат на точное подражание. Едва девы скрылись за холмом, свободных мужей Чжоу накрыл шум каких-то торопливых приготовлений. От изломанных шеренг в лагерь устремились со всех ног гонцы, в сторону реки направилось с десяток мужей. Остальные же окружили генерала и степных маков таким плотным кольцом, чтобы досужим наблюдателям было не разглядеть, что задумали ратники Чжоу.

Загадочные приготовления мужей Чжоу привлекли общее внимание. Разъезды бугинов и хурритов разнесли новости по лагерю. Лагерь встрепенулся. Степняки исполнились любопытством. Едва солнце склонилось к закату, как разгоревшийся интерес занялся пожаром празднества. Приготовления мужей Чжоу закончились. Тремя колоннами направились мужи к лагерю. Шли молча. Торжественную странность шествию придавала огромная белая птица, которую на носилках, подняв их на плечи, несли первые ряды. Мужи часто сменялись, словно каждый намерен был лично подержать носилки. Оттого процессия двигалась крайне неспешно.

Увидев лагерь, мужи Чжоу запели молитву. С первых же слов набрали и слаженную высоту голосов, и правильный ритм. Благодарение Матери-Богине звучало торжественно, серьёзно и волнующе. А так как пело шесть тысяч голосов, настроение праздника легко передалось лагерю. Всяк, позабросив дела, беседы и еду, спешил посмотреть на шествие. Пели мужи без музыки. Со стороны казалось, будто ратники не единожды тренировались в песнопениях.

…Мой друг, давай наполним брагой кубки,

Положим жертвы и

Восславим Мать-Богиню, Великую Табити,

Что жизнь вселила в нас.

Взгляни, над нами небо,

В нём светило любуется на нас,

А под ногами земля Отцов, что крепостью обильна,

Взгляни, мой друг, а вот река, что воду жизни в нас несёт.

Восславим Мать-Богиню за каждый день,

Что нам дала увидеть в радости иль в горе.

За ночи, полные луны и звёзд,

За песню дружбы, что поём мы хором…

Степняки недолго гадали, куда держат путь колонны торжествующих ратников. Предположения, что к лобному месту, не подтвердились. Колонны остановились у границ лагеря, а вот носилки с огромной белой птицей направились почему-то к реке. Носилки сопровождали степные маки и тридцать или даже сорок командиров от Чжоу.

Видом птица напоминала более всего сову. Анат окрасила лицо густой белой краской, да так, что брови и губы исчезли. Под куплет птица простирала крылья, искусно сшитые из белой ткани. Внутри крыльев сокрыт прочный каркас из ветвей речных деревьев. Столь необычное шествие застало врасплох хурритов.

Добрые во главе с вождём нежились в реке. Именно там и был конечный пункт торжественного шествия. Три сотни нагих мужей поприветствовали процессию. Оставшись по пояс в тёплой воде, подняли правые руки. С середины реки вождь хурритов в красном уборе весело выкрикнул:

— Не иначе как всем воинством удумали покинуть нас?

Беззлобный смех сопроводил слова вождя. Дед Агар неспешно зашагал к берегу.

— Дозволь, вождь, колени преклонить. Дар наш прими, — приветствовал Волк деда Агара правой рукой.

— Вот вы в Чжоу горазды колени ломать. И не думай тут порядки такие вводить…

Вождя хурритов заботливо укрыли покрывалом в цветных широких полосах.

— У нас тут свобода. На том и стоим, Волк. — Дед Агар внимательно разглядывал подношения, уложенные у его ног. Поднял кувшин из серебра к небу, чтобы разглядеть насечку, но смотрел вождь не на работу мастеров Чжоу. Смотрел мимо насечки на белую птицу. Отбросив притворство, решительно подошёл к птице, обернулся к Волку:

— Сова белая — тоже дар? — Вождь хурритов принял серьёзный вид. Более всего он был похож на строгого судью.

— И птица, и наши песни, и скромные подношения от ратников, — поддержал генерал важность момента и тоже напустил на себя строгий вид.

— А как свободная дева из андрофагов стала даром от мужей Чжоу? — вёл судья дотошный допрос.

— По доброй воле своей смелая Анат приняла вид птицы, счастливой вестницы Богов, — поднял генерал глаза к небу.

— Анат-андрофаг? Лучшая лучница андрофагов? Ой, не признал. — Дед Агар подошёл к птице на расстояние руки, вытянул шею и пристально вгляделся в лицо птицы. Сделал вид, что только вот опознал деву. — Ого-ого! И вправду она, достопочтимая. Ты меня, добрая Анат, прости, под краской не разглядел лица твоего прекрасного.

Вождь хурритов провёл важно рукой по бороде. Оглядел птицу со всех сторон. Потрогал осторожно оперение. Присел у хвоста. Гаркнул пару раз. Вернулся к голове птицы. Заглянул под резной клюв, что был подвязан белой верёвкой через затылок к носу.

— А если эту самую птицу… эту белую… да красивую, на высоком костре предкам поднесу? Сможет красивая птица такой удел принять? — Вопрос вождя хурритов адресован Анат, тон весёлый, но взгляд говорящего серьёзен.

— Анат примет любой назначенный вождём хурритов удел.

Дед Агар набрал побольше воздуха в лёгкие и шумно выдохнул. Провёл рукой по бороде. Появление белой птицы никак не вписывалось в планы его вечера.

— А если помру? Вот прямо завтра, вдруг? Ты знаешь, что будет с тобой? — Судья встал перед белой птицей, глядел на неё в упор.

— Последую за тобой в мир предков, мой любимый вождь…

Твёрдый ответ птицы разрешил сомнения сурового судьи.

— Вождям племён будет интересно взглянуть на… — Вождь хурритов обвёл правой рукой подношения. — На затею свободных мужей Чжоу. Да и слушать песнопения не мне одному приятно. Что же до даров… — Вождь хурритов задумался. — Я поднесу их Верховному. Птицу же белую, — Дед Агар поиграл скулами, — в жену обращу. Предки-то не обидятся. Порадую их. Достойное потомство от храброй духом рожу. — Вождь хурритов потёр ладони. Задумчиво посмотрел в небо. Сбивчиво, словно сам с собой, заговорил: — Ну каково, а? Подзадержался среди живых. Крепко так подзадержался, Анат. Двух жён печально проводил к предкам. Десять детей поднял. Шёл в поход умирать. Достойную смерть искал в брани… Вот как обернулось, ты погляди!

Птица раскрыла крылья и хлопнула ими, высоко подняла клюв, гордо приосанилась.

— Понимаешь, жена моя, Анат почтенная, дочь андрофагов… — Вождь хурритов скинул накидку. Теперь он стоял нагим перед белой птицей. Дед Агар, несмотря на возраст, не дрябл. Крепок вождь, мускулист. Тело покрывают наколки. Дивный зверь зашёл мордой на грудь, туда, где сердце. Оскалил кошачью пасть. Выпустил когти. То ли тигр, то ли барс. Руки покрывают олени, бегущие и терзаемые волками. На левой ноге — рыба. Шрамы давние украшением прошлись — по бокам и левому плечу — длинные, от меча, и бугорками, как от стрелы. Много боевых шрамов, с добрый десяток, предстало взорам мужей и белой птицы.

— Принято у нас старых поедать. Пока твёрд умом, учит молодых, но как утратит память, так сам и просится в рагу. Вот племя провожает его, прощается, потом закалывает ритуалом и вместе с мясом барана или козы съедает. У вас, андрофагов, есть схожий обычай?

Вновь белая сова восхищённо хлопнула крыльями. Вождь хурритов неспешно облачился в чистые одежды. Взял в руки церемониальное золотое оружие и возглавил процессию с носилками. Путь поющих свободных мужей Чжоу лежал теперь к лобному месту лагеря. Так как дары перешли к хурритам, то и подношения важно несли на вытянутых руках командиры племени. Однако пели только мужи Чжоу. На лобном месте застали не всех вождей. Верховный, Ишум, Эа отсутствовали. За ними послали вестовых. Уту и Пасагга радостно обняли вождя хурритов и сдержанно поприветствовали Волка. Дары выложили у палатки Верховного.

— Волк хитёр? — шепнул Пасагга на ухо деду Агару. Вождь хурритов похлопал по плечу первого мужа рыжеволосых. — Император покойный интригам обучил?

— Нет, не Волк. То андрофаги голубоглазые заплетают корни вокруг меня. Ух какие глазища у них. Голубые. Загребущие. — Вождь хурритов негромко засмеялся.

— Плющом обвивают, — с левого края поддержал шутку Уту. Пасагга загоготал. Трое мужей смеялись над разными событиями в жизни каждого, связанными с племенем «пожирателей людей». Насмеявшись, утерев слезу, вернулись взглядами к птице.

— Не эту ли птицу одарил кольцом император Чжоу? — высказал предположение Уту, обнаружив перстень на руке Анат.

— Да, именно её, белую, и одарил император. Видел, как они обменялись подарками. Дева амулет из зубов с когтями медведя на руку повязала императору… — Пасагга помахал чуть не бегущему Ишуму. Ишум же, заметив носилки с птицей, перешёл на галоп. Вождь агреппеев не собирался придерживаться церемониальной важности. Простой нравом, он за то и любим воинством. Бегун сделал круг, обежав мужей Чжоу. Остановился напротив птицы, быстро перевёл взгляд на вождя хурритов, отдышался и изрёк многозначительно: «Н-да». Хлопнув себя ладонями по бокам, направился прямиком к деду Агару.

— Какой ловкий ход! Тебя поймали в силки. — Ишум, выслушав от вождя хурритов изложение произошедшего, направился изучать дары, сложенные у порога палатки Верховного. Там же вождь агреппеев и повстречал Тайгету и Анцу, обходивших палатку с пышными охапками трав и кореньев. Тайгета молча застыла, разглядывая птицу. Жрец белоголовых вздрогнул, поморщился, собрался покинуть лобное место, но Тайгета остановила Анцу, что-то негромко сказав. Они медленно присели у входа в палатку Верховного.

Люк и Дугга, мельком взглянув на птицу, решили поздравить вождя хурритов. Новости о событиях у реки, как видно, достигли и их ушей. Люк заговорил первым, Дугга предпочёл смотреть на хмурую Тайгету.

— Вождь хурритов, до меня дошли слухи… — осторожно вёл речь Люк. Но дед Агар, пребывавший в весёлом расположении духа, прервал его:

— И они правы. Женюсь на птице. — Правой рукой вождь хурритов указал на Анат. — Анат имя её, толком ещё не знаком, но бравостью духа дева одарена Богами сполна.

— Девы приносят удачу, иногда же… — Люк поднял глаза к небу. Начатое не договорил.

— Уносят удачу? Так ты, Люк, хотел сказать? — Дед Агар был непоколебим в весёлости. — Анат, невеста моя, в деле неоднократно проверена. С Эа вождём за двойные стены Вэнь ходила. Видел её в том храбром отряде. Рисковое было дельце. Лихое, я бы даже сказал. При Хаоцзине эта птица крушила шеренги ополченцев. Лично не видел её тогда, но андрофаги врать про удаль не будут. Да и в подлых гостях, говорят, не последней была. Вот такая у меня белая птица. С куражом птичка. Удачу эта дева-людоед бережно хранит.

Люк и Дугга переглянулись. Люк густо покраснел. Подняв к небу пустые ладони, извинился:

— Прости, почтенный предводитель хурритов, пришли с пустыми руками, но жуны исправят упущение…

Предводитель хурритов примирительно подмигнул вождям жунов:

— Да какие тут обиды? Я и сам удивлён не меньше вашего. Жду Верховного, дабы испросить согласия военного вождя по канонам предков. — Дед Агар с радушием хозяина праздника указал вождям жунов почётные места по правую руку.

Лицо Люка озарилось тёплой улыбкой. Великан Дугга молча сел. Сжал кулаки.

— Добрый Дугга, а ты что же, никак, не рад за меня? — Дед Агар требовательно посмотрел в затылок вождя жунов. Дугга тяжело вздохнул, повёл плечами и в землю перед собой ответил:

— Стыдно мне, достойный вождь хурритов. Подношений к свадьбе не принёс… оттого и молчу. Дай мне, вождь, время, и выражу тебе радость свою.

— Как не дать? Дам время. — Дед Агар сменил гнев на милость. Вожди ждали Верховного.

И…

Главнокомандующий появился верхом на сером коне. Позади, на гнедом, восседала Эа. У коня Верховного быстро сложилось мнение о белой птице: он захрапел, протяжно фыркнул, видимо выражая радость.

Танаис быстро спешилась. Скорым шагом сравнялась с белой птицей. Подняла пальцами за подбородок лицо птицы. Посмотрела в глаза Анат. Не отпуская лица, нашла взглядом вождя хурритов. Улыбнулась широко. Решительными шагами, как у мужа, сравнялась с сидящим дедом Агаром и протянула правую руку. Вождь хурритов поднялся. Вожди обнялись. Только тогда Эа покинула седло. Тайгета, Анцу и Эа стоя подняли правые руки к светилу. Дед Агар через плечо Верховного одарил троицу улыбкой.

Напряжённая тишина вмиг разорвалась дикими воплями радости. Лагерь загудел как пчелиный улей. На стороне хурритов призывно затрубили, как в атаку, барабаны со стороны андрофагов перекличкой ответили. Всяк выражал радость: кто — громогласно вознося хвалу; кто — бряцая оружием; кто — воя волком. Ну а некоторые переложили радость в руки — сразу же, не мешкая, взялись за приготовление празднества. Более всех носились озабоченными тенями в хлопотах по лагерю степные маки — видимо, сочтя свадьбу малоизвестной девы-андрофага и обожаемого вождя хурритов личным делом чести.

Воители, кому выпало быть в охранении лагеря, не понимая причины криков, рёва труб и грохота барабанов, с оружием наперевес галопом устремились на шум. Со всех ветров к лагерю стеклось семь сотен всадников. Пыль поднималась за ними клубами. Заметив ликование, они, спешившись, торопились присоединиться к неистовствующим товарищам.

Глава 17. Сказ о кольце императора Чжоу

— Может, Волка пригласим? — деликатно спросила Эа счастливого жениха. Осторожно перевела взгляд на Верховного.

— Послушаем речи про Чжоу? — Вождь андрофагов Эа улыбнулась Верховному. В длинном красном платье, подарке Тайгеты, деву не узнать. Дед Агар не стал возражать. Белая птица, сидящая рядом, обнимала правым крылом избранника. Вождь хурритов махнул рукой куда-то вдаль: дескать, пусть повеселит. Живо обернулся и посмотрел назад. Хуррит, что стоял позади вождя в качестве помощника жениха, не дожидаясь словесного приказа, оправился на поиски генерала. По указанию деда Агара расставили столы. В первом кругу сидели вожди племён, верховные жрецы, затем следовал круг знати, но без столов. Добрые восседали на щитах. За старшими командирами следовал круг младших. Ну а далее — необъятные круги отрядов.

— Достойный вождь… — Верховный встал. Шум стих. — В последней добыче просяная брага. Вкус, конечно, не наш…

Ироничные гримасы пробежались по лицам знати.

— Ты уж прости, но нашего вина не осталось ни капли. Выпьем вино мародёров.

И вот уже бугины, негромко напевая хвалебную песнь в честь Богов, обносят вождей и добрых трофейной брагой. Из последних кругов к вождям нескоро пробрался приглашённый. Только после того как помощник-хуррит несколько раз повторил: «Это веление вождя!» — круги знати нехотя расступились перед Волком.

— Волк, ты нам скажи по-дружески… — Пасагга обвёл взглядом сидящих в свадебном круге вождей. Смех, шутки, разговоры сразу затихли. — В добыче при Хаоцзине нашли аж четыре сотни колесниц. Три сотни с малым — на четвёрку лошадей, полсотни — на двойку, десятка два тяжёлых — на трёх ездоков. Император с ними надеялся нас побороть?

— А и вправду, каков был план у покойного врага? — заинтересованно поддержал вопрос вождя рыжеголовых Ишум. Недовольство старших командиров при виде приглашённого семенилось жгучим интересом. Забыли про брагу. Полные кубки из черепов оказались на земле. Глаза прищурились. Губы сжались. Руки принялись поглаживать бороды и косы.

— Рыбья чешуя. Таков был план сражения, — без промедления выдал генерал. Он стоял гордо, приняв подчёркнуто торжественный вид, без оружия, в серой до колен рубахе Чжоу, затканной частыми чёрными нитями, в тканых чёрных штанах. На Волке были короткие сапоги. Через плечо — простая походная сума. На голове кожаный чёрный шлем.

Никто не прервал генерала. В полной тишине мужи ждали пояснений. Серьёзные лица обращены к говорящему. Генерал, поняв, что ожидаемых насмешек не последует, продолжил:

— Колесницы должны встать в ряд перед тремя пешими отрядами. К колеснице приставлены семь воинов с клевцами. Колесницы первыми начинают брань. Сеют хаос. Отходят по флангам после атаки. Три отряда: центр, правый и левый фланги — атакуют. Но, кажется… — Генерал на миг задумался, что-то припоминая, посмотрел в землю, встрепенулся и быстро заговорил: — Император хотел построить в четыре отряда. Четвёртый как резерв. Его использовать в обход во фланг.

— Рыбья чешуя? Какой интересный план у Ю-Вана… — Пасагга посмотрел на Люка, сидевшего поодаль. Люк закачал головой. Открыл правую ладонь Пасагге. — Нет, достопочтимый?

— С вами, со степными, такой план не удался бы. У вас в избытке конница. Каждый воитель при лошадях. Нет пеших. С шустрой конницей медленным колесницам не совладать.

Молчавшие прежде мужи разом заговорили. Всяк принялся обсуждать с соседями план покойного императора. Гомон распространился по свадебному лагерю.

— Ты, Волк любезный, скажи… — в раскатах обсуждений чинно продолжил начатую беседу дед Агар. Добрые прекратили размахивать руками. Тишина установилась в лагере. — C рыбами вроде как понятно мужам. Непонятно же мне, как вы трезубцами воюете? Ну и ещё копьями и топорами на одном древке?

Дед Агар сладко улыбнулся Уту. Тот, предчувствуя шутку, усмехнулся. Дед Агар продолжил, повернув суровое лицо к Волку:

— Так уж вышло, генерал, что у тех неумех, которых мы в брани видели, загадочное оружие дюже неловко в руках-то держалось. Чуть что, так сразу и падало…

Общий хохот пронёсся над лагерем.

— Плохая примета — оружием на свадьбе размахивать. Но если дадите… — ответил генерал.

Второй раз вождь хурритов взглядом дал знак своему помощнику.

— А вот у нас нет таких примет. Ну как не дать оружие Волку? Дадим, да и поучимся у генерала Чжоу уму-разуму… — Вождь хурритов посмотрел в сторону Эа. С ней же и заговорил:

— Восемь видов клевцов у вас, Чжоу, насчитали. Ни один толково не употребили против нас.

Эа повернула лицо к деду Агару. В новых раскатах смеха вождь андрофагов обратилась к генералу:

— В обозе… ну и на трупах, у стен Хаоцзина, нашли странные доспехи. Кожа в три слоя, чёрная. На доспехах приторочены три накладки из бронзы… — Вождь андрофагов встала и указала на грудь: — Вот здесь круглые два. А на спине большой широкий прямоугольник. Объясни, Волк, правильно ли надели доспехи мужи Чжоу… — Третья волна смеха заглушила слова вождя андрофагов. Эа села. Поднялся Люк. Смех стих. Вождя белоголовых уважали степняки.

— Мы дрались с колесницами. Моя жена храбро держала тыл. У Чжоу так заведено в доспехах. — Люк вздохнул, сел и обнял Дуггу.

— Задняя накладка против тех, кто в тыл зайдёт колеснице. Кожа доспехов дорогая. Кожа носорогов. — Генерал сохранял невозмутимый вид.

— Носороги? Кто это? Или что это? — Ишум поднял удивлённо брови, да так, что лоб сплошь покрылся сетью морщин.

— Животное такое есть далеко на юге. Видом как бык, на четырёх ногах, только крупнее, злобнее и тупее. На голове целебные рога от носа до глаз.

В этот раз едких насмешек не последовало. Мужи отчаянно пытались представить диковинное животное.

— Видали мы носорогов. — Дед Агар поднял руку. — Понял, о ком ты говоришь, Волк. На камнях святых у нас сохранились ритуальные рисунки предков. Есть там и такие стада. Пока мой друг принесёт трофейное оружие, ты расскажи нам вот об этом кольце.

Белая птица показала кольцо генералу. Генерал тяжело вздохнул. Посмотрел в безмятежное небо.

— Вот как! Значит, печальное кольцо? — Дед Агар уловил быструю перемену настроения генерала. Командующий правым флангом не робел от насмешек, а от вида кольца загрустил. Гордый вид сменился подавленным. В глазах что-то блеснуло. Вождь хурритов склонил набок голову, ожидая ответа. И ответ последовал:

— Это кольцо моей матери. — В тех словах было так много печали, что теперь улыбки сошли с лиц мужей. Ещё раз тяжело вздохнув, генерал медленно продолжил:

— Когда погиб отец… в бою с пришлой бандой, мать стала наследницей удела. Даром что тот бой был победным. Отец ушёл в мир мёртвых, и после смерти отца… настало одно сплошное горе. Император Чжоу, Ю-Ван, будь ты проклят, я не боюсь твоего духа… — Генерал замолчал.

— Ты тысячный, а потому ты должен нам поведать историю с кольцом. — Дед Агар говорит властно, словно отдаёт боевую команду.

Тысячный поднял правую руку.

— Император спустя полгода посетил наш далёкий удел. Приехал со свитой. Не забыл взять генералов, жён, наследников. Когда увидел мою мать, то воспылал к ней желанием. При свите заговорил с ней: «Послушай, вдова, стань моей наложницей. Удел мужа сохраню за твоим сыном». Моя мать ответила отказом. Я стоял рядом. Слышал её слова: «Призываю покровителя Шанди в свидетели. Призываю душу мужа в свидетели. Я никогда не стану твоей наложницей. Разве тебе, император Ю-Ван, мало тех ста женщин, что в твоём гареме? Зачем тебе сто первая наложница?»

Мать говорила громко. Почтительно опустила глаза перед императором. Её ответ показался оскорблением Ю-Вану. Император находился далеко от столицы. Слишком далеко. Без армии, с небольшим отрядом. Наш удел пограничный. Хоть мой отец и присягал Ю-Вану, но отряд отца лоялен к матери. Взвесив всё это, Ю-Ван промолчал. Промолчала и свита. Но дерзость матери запомнил правитель Чжоу. На следующий день, не прощаясь, император покинул удел. Лишь для того, чтобы следующей весной явиться снова.

Той весной император Ю-Ван прибыл уже с двумя отрядами по три тысячи в каждом. Мать приготовилась к худшему. Надела чёрное платье. Взяла в руки церемониальное оружие из яшмы. Так и вышла встречать императора. За ней выстроился отряд отца. Две тысячи мужей. Десяток колесниц. Приготовились мужи биться и смерть принять. Там, среди воинов, и я стоял. Мне было тринадцать. Со мной были те четверо, кому я доверяю. Племяннику минуло шесть. И он сжимал кинжал. Позади нас стояли крестьяне с копьями. Тысяч пять.

Предчувствия мать не обманули. Вот только Ю-Ван был коварен. Намерения мести облачил в очередной договор. Невыгодно было Ю-Вану разорять пограничный удел. Невыгодно было Ю-Вану истреблять отряд отца. Беззащитные границы ему были не нужны…

Генерал утёр слезу. Вздохнул и продолжил уже с гордым видом:

— Император не ожидал такого приёма. Более всего поразили правителя крестьяне. В нашем уделе не водилось рабов, как в Чжоу. Ю-Ван, видно, решил, что и рабы готовы умереть. Он отказался сражаться. Исход возможной брани был неясен. Сказал Ю-Ван, что с миром пришёл. Засуха, дескать, на Чжоу надвигается, надобно ритуалы провести. Мать моя шаманка, в её роду все шаманки. Вот, дескать, поэтому забирай, дорогая вдова, сына и едем в столицу обряды совершать. Мужи наши наставили клевцы на императора. Им-то сразу стало понятно, куда клонит Ю-Ван. Но мать добровольно приняла предложение. Так понимаю, решила спасти удел ценой своей жизни. Забрала меня и в том же чёрном платье отправилась в Шан.

Вывел её, мать мою, император на поле перед стенами Шана. Объявил при стечении народу, что вдова проведёт ритуал. Что было дальше, наверное, вы знаете.

— Нет, тысячный, не знаем, таких ритуалов у нас нет, — отвечал дед Агар на неуклюжую попытку прекратить рассказ. — Ты продолжай, продолжай. Уж больно ты интересно говоришь про старого знакомого Ю-Вана. — Произнеся имя Ю-Ван, вождь хурритов сплюнул наземь.

— На солнце простояла весь день моя мать, призывая воду на земли Чжоу. Лицо спеклось. В жар впала. Но ритуала показалось мало императору. Он приказал сложить костёр посреди того поля. Вкопали бревно. Обложили бревно хворостом. Разрешили матери попрощаться со мной. Мать сняла кольцо. Передала мне. «Помни обо мне, сын». Пошла к костру. Оглянулась на меня пару раз. Потом её привязали. Зажгли. Огонь поднялся огромный. Мать померла скоро. Без особых мук. Мне разрешили собрать кости из костра.

После ритуала Ю-Ван вручил мне табличку из яшмы. Назначил меня наследником удела отца. Кольцо же забрал. «Твоя мать умерла ради державы. Твоя мать герой. Вот тебе ещё табличка». Вложил в руки табличку генерала. Она видом похожа на нож. Стоял я тогда как камень. Рухнуло всё у меня. Горе невиданное пало на меня. Утратил за год и отца и мать. Стою, смотрю на него, и ненависть наполняет меня. У стен храма Неба император отпил вина. Протянул мне кубок. «Выпей и отправляйся в свой удел, генерал». Выпил.

Назначил надо мной надзирателя из приближённой семьи. Десять дней я ждал, пока опекун снарядится в дорогу. Тот был явно не рад новой должности. «Наказали меня. Интриги навела на меня старшая жена императора. Чем же я ей не угодил?» — жалобно причитал он. На меня со страхом поглядывал. А я знай молчу. Обнимаю мешок с костями матери. Жду, когда опекун соберётся. Воинов ему в дорогу не дали, только двух вестовых. Такой знак внимания от Ю-Вана опекуна обидел. Опекун оказался из богатых. Две повозки крытых, два десятка открытых телег. Добро немалое погрузил. Пять жён взял в дорогу, троих детей. Прихватил и рабынь, что пели да танцевали для него, и три десятка рабов из пленных жунов. Надел на них верёвки и погнал впереди повозок, чтобы мух разгоняли ветками. Жалко ли мне было опекуна? — странный вопрос генерала Чжоу, адресованный почему-то Эа, вызвал у вождя андрофагов смех. Смех этот заразил вождей. Они прикрыли лица ладонями.

— Сразу по приезде, — генерал дождался окончания волны хохота, — изловил гадюк. Прочитал молитву покойной матери над змеями. Голыми руками вложил гадюк в бронзовый сосуд. Оставил у комнаты опекуна. Наутро же, — генерал мрачным взглядом обвёл собравшихся, — труп опекуна, живых жён и его рабынь привязал к брёвнам. Отряд отца помогал мне. Крестьяне собрались у брёвен… в праздничных одеждах — верно, даже в лучших, чем на рождение детей.

Хотел было сам зажечь огонь, да только слёзы подступили, я понял, что это не моё дело. Встал на колени. Закрыл глаза. Громко молитву в честь матери заговорил. Когда же открыл глаза… костры горели. Вот только совсем неспешно. Видно, хворост с сыростью… был. Жунов-мухоловцев по домам распустил. Рабы не нужны мне.

Генерал замолчал. Поднял глаза к небу.

Послышались одобрительные хлопки вождей. Знать молча подняла руки.

— Волк, а есть кто-нибудь проверенный, кто подтвердит слова твои? — спросил вождь хурритов дружелюбно. Дугга собрался было подняться, но Люк остановил его. Дед Агар недоуменно посмотрел на обоих. Люк плотно прикрыл рот Дугги ладонью.

— Конечно, вождь, есть свидетели событий. Мои родственники. Чжоу, что с вами, это и есть крестьяне, зажигавшие поминальные костры. Мой отряд — мой удел с копьями.

— Вот оно как! — потянул задумчиво дед Агар. Вновь явился перед воинством опытный и мудрый судья. — Давай-ка, Волк, пригласим твоих родных. Пусть каждый из них поочерёдно перескажет нам те события. А мы и послушаем. Только пусть они, родные твои, друг дружку не видят и не слышат в это время. Что скажешь, Волк?

Лицо деда Агара стало надменным. Показался вестовой. С ним, высоко держа оружие над головами, — ещё трое хурритов. Сложив трезубцы, копья и клевцы Чжоу у ног жениха, хурриты с важным видом встали позади вождя.

Глава 18. Волк и андрофаги

— Волк, у нас на свадьбах обязательно что-нибудь интересное происходит. — Пасагга улыбался во весь рот. — То невеста вдруг ни с того ни с сего могущественным вождём окажется, то голым жених в никуда уйдёт. Никогда не знаешь наперёд, чем свадьба окончится…

Оглушительный хохот сопроводил его слова. Долго воинство смехом сотрясало окрестности спокойной реки. Вновь помощник отправился бегом по поручению жениха.

Четыре мужа Чжоу с обеспокоенным видом явились на свадьбу вождя хурритов. Часто моргали. Раскачивались. Переминались с ноги на ногу. Мяли руками одежду. Водили нервно руками по бритым головам. Поприветствовав собрание, каждый из них поведал историю с кольцом. Пока сбивчиво излагал далёкие события один, другие поодаль с завязанными ушами и глазами ждали своей очереди. Повесть о кольце каждого из них в точности совпала со словами Волка.

Но вот некоторые рассказчики дополнили печальную историю генерала иными деталями. Двоюродные братья заявили, что Волк выколол глаза старшей жене опекуна за то, что она перед сожжением, будучи привязанной к бревну, поминала дурными словами покойную мать. Племянник же чуть не шёпотом, запинаясь в речи и переминаясь с ноги на ногу, выдал залпом, что Волк удушил отцовским поясом бившегося в агонии опекуна. Потом же танцевал на теле мертвеца, пока не переломал тому кости.

— Вот видишь, Волк, сколько интересного ты нам не поведал. Танцы на мертвых? До хруста костей? Глаза? Пояс отца? Вы это слышали? — Дед Агар обвёл взглядом вождей.

— И такое за мелочи, никак, посчитал? Напрасно! Серьёзные «мелочи» укрыл… — Вождь хурритов пребывал в добром расположении. Судья исчез, вернулся балагур. Отпустив родню Волка с порцией свадебных лепёшек, дед Агар передал черёд вести беседу Ишуму. Вождь агреппеев проявлял нескрываемый интерес к продолжению истории о кольце. И только Ишум поднялся, чтобы задать вопрос, как Дугга невежливо опередил вождя агреппеев:

— Те пленные жуны, которых ты опустил, из наших-то были краёв.

Вожди, не сговариваясь, посмотрели на Дуггу. Сказ о кольце коснулся и вождя жунов.

— Видел я их. Твой опекун порол их плетью. Спины в рубцах. Грозился языков лишить. Про костры мести они тоже ведали. Только, по их словам, костров было побольше, чем ты говоришь. Вестовых-то имперских ты ведь тоже пожёг. Ты и вокруг костров хороводы в танцах с оружием водил. Молитвы матери-покойнице вокруг костров распевал. То жуны застали.

Волк криво ухмыльнулся. Хлопнул себя по-степному кулаком по груди. Кивнул благодарно Дугге. Вождь жунов сел. Генерал отмахнулся от надоедливых мух. Посмотрел выжидающе в глаза вождю агреппеев.

— Что же назначил тебе… — Ишум замялся, но произнести имя не смог, — генерал, император Ю-Ван, как узнал о казни опекуна? — спросил вождь агреппеев с интонацией сомнения.

— Как выжил после мятежа, ты это хочешь узнать, достопочтимый северный вождь?

Ишум кивнул. Услышав имя «северный», улыбнулся, но поправлять генерала не стал. Шумно сел. Повернул голову к жениху. Дед Агар добродушно подмигнул Ишуму. Что-то прошептал невесте. Та задумалась. Повернулась к хурриту, что стоял за спиной вождя. Юноша ушёл с поручением.

— Забыли, почтенный вождь, про меня. Не являлся ко двору. Не присылал положенных подарков. Каждые два года обязан был являться со свитой. Поклоны бить. Ноги целовать. Вино распивать на празднествах. Не являлся. Удел мой небольшой, кругом злые соседи. Император присылал пару раз гонцов. На том и забылась история моя. Но это у них забылась. Я же затаил мечту рассчитаться с Ю-Ваном при удобном случае. Засаду намерен был устроить. Да только и мимо не ходил Ю-Ван. А как война с жунами приключилась, тут император и вспомнил про меня. Про казнь родительницы, учинённую на моих глазах, опекуна правитель запамятовал.

С жунами не вёл дел. Далеко они от меня. Другие опасные бродячие племена разбоем тревожили. На них ходил успешными походами. Жёг поселения. Забирал добро. Угонял скот. Что же до беглецов-разбойников… Весной посею просо — и в битвы. К сбору урожая возвращаемся. Как мух отгонял алчных от удела.

Генерал хлопнул в ладони перед лицом, демонстрируя, как кончался полёт «мух», о которых говорил.

— Удел приумножил. Поля ухоженные у меня. Скотины не сосчитать. Народ за удачные походы возлюбил меня. «Матушка твоя нам покровительствует». Обид явных или тайных на меня не держат. Оружие крепкое, доспехи из кожи, да что там! Даже колесницы у меня из собственных мастерских.

Генерал приосанился. Поклонился по очереди сидевшим, на все четыре стороны. Засмеялся.

— Мечта моя по воле Богов не сбылась. Ю-Ван отбирал добровольцев к городу Хаоцзину. Я рвался к ним. Император положил руку на плечо и сказал: «Ты останешься против жунов». Одарил знаком старшего командующего.

Волк почтительно, обеими руками, положил к ногам Верховного походную суму. Сума эта — простого вида, из потёртой рыжей кожи. К ней пришита деревянная голова волка — работа рук андрофагов. Преклонил колено Волк перед Верховным. Из сумы генерал неспешно, под надзором охранения, достал три заострённых полоски из яшмы, видом схожие с ножами. Сложил знаки чинов империи поверх сумы. Со склонённой головой Волк, пятясь и не поднимая глаз, отошёл к жениху, повернулся всем телом, гордо поднял голову.

— Второй раз напрашивался к Ю-Вану в помощники, когда он с армией отбывал к Хаоцзину. Намеревался вот с удельными разрешить старую обиду. Подниму мятеж и прямо в дороге определю волей своей оплату за убитую мать. Но… — Волк поднял лицо к небу. С горечью в голосе продолжил: — Боги вновь разрешили судьбу мою. Ю-Ван обнял меня. На ухо прошептал: «Еду навстречу смерти. Умру я. Увидеть хочу Божество. Загрызёт меня Божество. Все, кто идут за мной, — ненадёжные и в подлости замеченные людишки. Сгинут они со мной. Так гадатель мне сказал. Ты же, друг мой проверенный, верши последнее сражение с жунами. Верю в тебя. Ты преданный воин империи. Займёшь с уделом правый фланг. Платье нищих надень. Вид убогих прими. Стой, генерал, насмерть. Переломи гордыню жунов. Спаси моё Чжоу!» Расцеловал в обе щеки. Одарил старинным шлемом, тем, что на мне. И вновь не взял. Так мне и не привелось свести старые счёты. Что сталось с императором, мне безразлично. Божество нашло его, такое слышал… В стране мёртвых свидимся. Надеюсь, что опознаю его бледную тень. Вот тогда и поговорю с Ю-Ваном… — Волк горько засмеялся в облака. Засмеялся судьбе, отпущенной ему Богами.

Вожди переглянулись. Сидящие на пиру принялись обсуждать слова Волка. В общем шуме хурриты охапками внесли оружие Чжоу: тяжёлые трезубцы, странного вида клевцы, копья, имевшие на древке топор. Трофейное оружие легло к ногам Верховного. Танаис поднялась. Шум стих.

— Волк, императора убила я. — Она надменно посмотрела в глаза генерала. Генерал поднял правую руку к небу.

— Ты ещё что-то сокровенное хочешь сказать? Говори здесь, при всех.

Генерал набрал побольше воздуха. Сбивчиво, волнуясь, заговорил:

— Божество, предводитель племён. Надо вернуться. Добить Чжоу. Истребить оставшуюся армию. Клятвы император давал вам ложные. Нас на юг отослал, потому что мы из дальних земель Чжоу. Не доверяет император нам. Думаю…

Но Танаис оборвала речь генерала, резко подняв жезл жрицы:

— Кого ты, Волк, называешь Божеством? — Лицо её нахмурилось. Брови сошлись на переносице.

Генерал встал на правое колено.

— Тебя, мой великий предводитель, и называю. К тебе пришёл Ю-Ван. Тебя он называл смертью своей. Ты убила его. Значит, ты и есть то самое Божество из пророчеств имперского гадателя.

Теперь слова генерала лились медленной рекой, не сбиваясь. По традициям Чжоу генерал смотрел в жухлую мёртвую траву, в шаге перед собой. Танаис стремительно зашагала к преклонившему колено. Сравнявшись с Волком, провернула в руке жезл. Олень навершия устремился к подбородку Волка. Поддев подбородок, золотой олень властно поднял лицо Волка.

— Открой глаза, Волк.

Повинуясь приказу, генерал открыл глаза. Встретился взглядом с парой девичьих глаз. Взгляд этот показался ему расплавленной бронзой.

— Запомни, Волк, я не «Божество». Поднимись. Ты не Чжоу. У нас в Великой Степи нет порядков преклонять колени, когда говоришь с равным.

Генерал, однако, не повиновался. Теперь он встал на оба колена. Так он стоял, подняв голову к небу и плотно сомкнув веки.

— Ты и есть Божество. Никому из смертных не под силу сломать империю Чжоу. Только Великая Богиня может прервать путь императора. Мне повезло — я узрел видение наяву. Не казните ночью моих воителей, прошу. Мы не Чжоу. Мы пойдём с вами в битвы. Ваши битвы — честь для меня и моих людей!

— О какой ночи ты говоришь? — Олень отпустил подбородок. Золотые рога устремились к небу.

— Видел вчера вещий сон. Лагерь окружили племена, по виду ваши. То есть наши. Воины тихо, по-пластунски ползут к палаткам и повозкам. Бесшумно режут кинжалами горла спящих. Кровь заливает землю.

Генерал говорил громко, твёрдым голосом. Танаис обвела взглядом пирующих. К удивлённым вождям обратилась:

— Наш Волк увидел будущую битву вождя Нети. Он с северными идёт домой. Их путь труден. Ждут северные засады. Несколько битв Нети уже одолел. Бились воители с предателями. Бились и на поселении белоголовых. Развесил вождь предателей по лесам жунов. А эта кровавая сеча — с теми, с кем не довоевал достойный Таргетай, — ждёт достопочтенного Нети почти у дома. Таёжные, вы так их зовёте? Но наш Нети ещё не знает о ней.

Заслышав жестокое пророчество, Уту, Пасагга, Эа, а за ними и все северные, поднялись со своих мест. Предвосхищая их вопросы, Танаис продолжила:

— Мы не сможем помочь армии Нети. Их нам не догнать. Друзьям надо пройти самим свой путь домой!

Единый грустный вздох сорвался с уст северных. Лица стали печальны. Кто-то из командиров поднял в мольбе руки к небу, кто-то стиснул зубы, кто-то сжал кулаки. Вместе с северными встали и вожди жунов — Люк и Дугга. Люк хотел что-то сказать. Но… Теперь Дугга прикрывал ему рот. Танаис склонила голову к Волку:

— Ты не слышал моего приказа? — Голос звучал гневно. Генерал поднялся с колен. Открыл глаза. Вновь увидел расплавленную бронзу. Брови Верховного разошлись. Голова чуть наклонилась вправо. Хищная птица смотрела твёрдым взглядом в глаза генерала.

— Хочешь вернуть материнское кольцо? — последовал вопрос.

— Нет. Не хочу вернуть кольцо, Божество. Оно принесёт мне боль. Кольцо будет пыткой. Мне умереть в поединке сегодня? — Правой рукой генерал указал на трофейное оружие, сложенное позади Верховного.

— Не сегодня, Волк. Будешь биться за андрофагов с лесными людьми, Волк? — Хищная птица ещё больше наклонила голову.

— Да, буду биться с лесными людьми, Божество, — без промедления последовал решительный ответ. Что-то ещё прозвучало в словах генерала. Счастливая благодарность? А возможно, и Волк знал нечто глубоко сокрытое в грядущем. Золотой олень медленно направился к губам Волка. Волк поцеловал оленя.

— Слышал я, великое Божество, от друзей андрофагов, что вы развеяли прах Ю-Вана над павшим городом. Но так не хоронят в Чжоу. Теперь душе Ю-Вана не упокоиться никогда. Месть моя свершилась.

Затем неожиданно для пирующих бывший генерал Чжоу издал протяжный волчий вой, до того правдоподобный, что, не видя генерала, можно было бы уверовать в близость стаи. Кто первым поддержал волчий вой? Наверное, вождь хурритов. Затем присоединились остальные — и лагерь запел протяжную волчью песню. Красивая песнь разливалась над просторами юга бывшей империи Чжоу — это тридцать тысяч грозных воителей Великой Степи хвалили Богов за дарованные победы.

Содрогается земля Юга от песни волчьей стаи. Воины впадают в экстаз, в хоре сливаются голоса андрофагов, бугинов, хурритов, озёрных и золотых, агреппеев, северных и свободных мужей. Пьяные облака кружат над поющими. Песня летит птицей к светилу.

Танаис заняла своё кресло.

К Волку вразвалку зашагал дед Агар. Вой прекратился. В трёх шагах от генерала дед Агар остановился. Жезл свой вождь хурритов направил влево. Взоры проследовали за ним. Там стояла широкоплечая дева из андрофагов. Полуголая и в боевой раскраске, в островерхом бронзовом шлеме, в пёстрых льняных штанах, с оружием в руках: с круглым щитом из досок, обшитых кожей, с копьём для конного боя. Дева ждала жеста вождя хурритов. Завидев жезл, направленный на неё, побежала к вождю. Обежав деда Агара, дева-андрофаг встала за спиной вождя. Замысел жениха оставался в тайне. Пирующие ждали развязки. Напротив готовой к бою девы-андрофага стоял безоружный бывший генерал Чжоу. Воины беспокойно переводили взгляд от задиристого вождя хурритов к внешне невозмутимому Верховному.

И развязка наступила.

Дед Агар обернулся к деве-андрофагу. Прищурил хитро глаза. Почесал за ухом.

— Как твоё имя, достойная?

— Тиамат, мой вождь. — Дева вытянулась струной, крепко сжала копьё.

— Почтенная Тиамат, ты знаешь этого мужа? — Жезл вождя хурритов указал на Волка.

— Да, знаю. Это Волк. Командующий Чжоу из новообращённых. — Щит в руке Тиамат принял боевое положение и полностью закрыл грудь и живот. Дева оторвала копьё от земли и направила на генерала. Глаза у приглашённых округлились.

— Готова ты, Тиамат из племени андрофагов… — Дед Агар выдержал паузу, во время которой дева-андрофаг словно оказалась в засаде: выступив левой ногой вперёд, сильно пригнувшись телом, нацелилась копьём на Волка. — Выйти замуж за Волка?

Дева шумно выдохнула, расслабилась, опустила щит и копьё, вернулась в прежнее положение и недоуменно посмотрела на деда Агара. Хохот сотряс круги. Но Тиамат было явно не до смеха. Рот девы удивлённо приоткрылся. Новая волна хохота разнеслась над лагерем.

Пытаясь перекричать нарастающий шум, дед Агар повторил вопрос. Дева что-то сказала, но вождь хурритов не расслышал. Тогда дева-андрофаг подняла копьё к небу. Сделала три шага к Волку. Стукнула кулаком с копьём в грудь генерала. Удар неожиданный и отменной силы. Генерал поморщился, пошатнулся, но на ногах устоял. Дева ударила тыльным окованным концом копья в землю. Копьё вошло глубоко. Затем дева сняла пояс. Протянула обеими руками удивлённому Волку. Тот его принял, не ведая, что положено делать дальше. Молча осмотрел бронзовую пряжку в виде свернувшейся клубком длинной хищной зубастой речной рыбы. Провёл ладонью по рыбе. Сильно сжал ремень и протянул его в кулаке. Растерянно приложил пряжку к тому месту, где сердце. Смех затих. Волк свершил обряд правильно. Приглашённые встали. Такого знака почтения от степных бывший генерал Чжоу не ожидал. Дрогнул лицом. Слёзы радости побежали по щекам Волка.

Дед Агар поднял голову к небу, и… снова песня волков поплыла над землёй. Во второй раз армия степняков исполнила новый гимн. Дева-андрофаг встала по правую руку от Волка. Молча, приняв торжественный вид, слушала переливы грозной песни. Закончив, вождь хурритов указал паре место в дальнем круге приглашённых и отбыл с блаженным видом к Верховному. Дева же передала копьё Волку, взяв правой рукой обмякшую руку жениха, силой увела к указанному месту. Пирующие, завидев жениха и невесту, потеснились. Откуда-то щедрым даром паре появились полные кубки, сумы, браслеты и обереги.

Уже сидя на земле, увешанный оберегами, Волк окончательно пришёл в себя. Обернулся к невесте. Принялся разглядывать жену. Дева сохраняла непроницаемый вид. Ровный нос, густые брови, голубые глаза, коротко остриженные белые волосы. Волк узнал деву. Она была одним из командиров, назначенных вольным мужам Чжоу.

— Ты же билась рядом с нами? Ну, когда мы сошлись с мародёрами? — прошептал он невесте. Та кивнула. — А скольких ты положила в брани?

Дева посмотрела на генерала. Свела брови, повернулась в профиль, гордо подняла голову и бросила:

— Назови моё имя, Волк.

— Тиамат имя твоё, — недоуменно произнес Волк.

— Забудь про «ты», командующий правым флангом, — недружелюбно заявила невеста. Недружелюбно, но без злости. Генерал продолжал рассматривать деву. Густо окрашенное красным лицо даже под этой маской казалось восхитительным. Тиамат повернула голову к жениху и злым шёпотом, цедя сквозь зубы слова, продолжила:

— Я не женщина из Чжоу, генерал. Запомни, Волк: я дева-воин из племени андрофагов. Тиамат не копается в земле. Тиамат не мечтает о золоте. Не мечтает и о нефрите Чжоу. Война — жизнь моя. Доблесть — имя моё. Тиамат — славный охотник. Метко бью стрелой. Держу в бою и клевец. Много трофеев из Чжоу у меня. Из кожи врагов пошила плащ. Бить себя не позволю. Не позволю себя наряжать как куклу. В обозную телегу меня не усадишь. Волю мою не сломить. Не подчинюсь, хоть ты и тысячный. Тиамат не твой трофей. Мудрый вождь хурритов властью назначил мужа Тиамат.

Генерал в ответ широко улыбнулся. Восторженно щёлкнул языком. Слегка отстранился от невесты.

— Ого-ого-ого! Война жизнь моя? Вот так? — Волк протянул руку невесте. Рука легла на левую ногу девы. — Андрофаг мечтает о военной славе? Андрофаг презирает мирную жизнь? Гордишься, что не копаешься в земле? Выбором своим дева взяла удел воителя? Таких речей не услышать в Чжоу! Ни от мужей, ни от дев. А ведь Тиамат и есть та хищная рыба, что на пряжке пояса?

Тиамат молча слушала Волка, выпятив губы, сжав зубы, подозрительно прищурив большие голубые глаза.

— Да, нам есть о чём поговорить, жена. Согласен на твои условия. Будем жить по традициям Великой Степи. Клянусь тебе, почтенная Тиамат. Никаких унизительных побоев, дева-андрофаг. Ты не имущество. Никаких обозных телег. Ты лучший мой друг. Всё, что моё, — твоё! Боги и я позаботимся о тебе!

Только теперь дева-андрофаг улыбнулась в ответ. Показала белые зубы. Тёплым стал взор девы. Крепко, по-мужски, сжала ладонь Волка. Придвинулась ближе к жениху.

— Пояс отдай. Уже можно, — слова прозвучали тихо и нежно. — У тебя жена в уделе есть? Сколько детей родил, Волк?

— Была. — Генерал грустно выдохнул и перехватил требовательный взгляд невесты. — Жену и детей забрал мор. Крысы и торговцы с востока принесли заразу.

Тиамат застегнула пояс, ласково обняла Волка за плечо. Прижалась лбом ко лбу. Зашептала:

— Волк смелый воин. Умело жизни отнимает. Волк не знает страха. Лихо правит атаки. Тиамат видела трёх зарубленных женихом. Тиамат видела, как рубил мечом муж. Как копьём колол, тоже видела Тиамат. Знаю, Волк отправил к предкам десяток тех, кто с Юга. Волк хорошо поёт колыбельные. Всё, что моё, — твоё. Боги и я позаботимся о тебе. Мой…

Волк почувствовал тёплые губы жены. Сердце учащённо забилось. Глаза закрылись. Голову затуманило счастье. Так тепло бывшему генералу не было давно, с тех самых пор, как погибла мать.

Глава 19. Танец духов андрофагов

Рёв труб разорвал долгий поцелуй. Волк приподнялся с земли. Свадьба вождя хурритов продолжалась под грохот барабанов. Волк оглянулся назад. Тиамат, закрыв глаза, переводила дыхание. Волк обнял жену. Они встали. Шествие ряженных в шкуры лесных зверей и деревянные маски с шестами в цветных лентах медленно двигалось с противоположного края через пустой центр-круг. Тридцать фигур выстроились в три ряда перед вождём хурритов. Только теперь Волк смог разглядеть облачение ритуальных зверей.

Те, что стоят в первом ряду, к ногам подвязали деревянные колодки, в три кулака. Из звериных шкур сшиты шубы. Шубы те необычного вида — в форме шара. Со стороны казалось, что эти «шары» слоями переходят один в другой, создавая пышность. Маски деревянные причудливые. С маленькими рожками, на манер оленьих, с ликом человеческим, окрашенные — у кого в синий, у кого в чёрный или белый. Разноцветные маски объединяла общая черта — красный язык, высунутый до подбородка.

Поверх масок надеты морды зверей. Генерал опознал медведя, волка и остановился взглядом на двухголовой рыси. Невеста перехватила удивлённый взгляд.

— Это духи, — шёпотом на ухо принялась посвящать Волка в обряды андрофагов. — В первом ряду духи земли, гор, деревьев. Во втором — духи воды, а в третьем ряду духи зверей, они же предки и покровители андрофагов. Жених и невеста должны принести им жертвы. Испросить согласия на свадьбу.

Генерал внимательно следил за вождём хурритов. Тот знал обряды андрофагов. Вместе с Эа, Тайгетой и жрецом из хурритов он подошёл к духам. Вывели верблюда. Усадили на колени, связали жертве ноги. Вожди подняли руки. Тайгета запела молитву. Вождь хурритов обнажил кинжал. Поцеловал верблюда. Что-то прошептал ему в ухо. И принёс жертву, умело перерезав горло.

В тот самый момент, когда животное забилось в агонии и бурая кровь хлынула на одежды вождей, стая птиц пролетела слева направо над головами пирующих. Все сочли появление птиц божественным знаком. Воители поднялись. Хором запели молитву в честь Матери-Богини. Тридцать тысяч голосов дружно возносили благодарность за каждый прожитый день, за каждую звёздную ночь, за каждое дарованное утро. В реку благодарностей вливались голоса Волка и Тиамат.

Под песню духи андрофагов пришли в движение. В центре круга оказались фигуры в пышных шубах. Остальные духи образовали хоровод, который закружился справа налево, дважды обойдя стоящих духов, сменил направление. Барабаны зло говорили под эту перемену.

— Духи стали злы к племенам. Требуют почитания, — прошептала Тиамат. Вожди собрали кровь жертвенного верблюда в кубки. Кубки опрокинули, проливая пенное содержимое наземь. Духи повернули вспять. Так повторилось ещё раз. Вожди вновь полили кровью жухлую траву. Стоящие в центре духи принялись притоптывать. Пирующие, закончив молитву, сели. Барабаны же пришли в неистовство. Хор вступил в угрюмую и злую перебранку. Духи принялись размахивать в такт шестами. Ближайший к центру круг остановился, но не прекратил танец. Хоровод распался. Духи, пританцовывая попеременно то на одной, то на другой ноге, поворачивались вокруг своей оси.

— Духи оказывают покровительство. Магия. — Шёпот в крайне почтительных интонациях. — То, что видишь сейчас, Волк, — наши сокровенные ритуалы. Когда шесты ударят в землю, подними к небу глаза.

Шесты ударили в землю. Барабаны смолкли. Волк поднял глаза к светилу. Да так и стоял, пока невеста не дёрнула за локоть.

— Они ушли, Волк. Сядь на землю. Мы с тобой одни стоим, — послышался громкий шёпот невесты. За ним последовал щекочущий поцелуй в щёку. Колени подкосились, и всё происходящее вновь укрылось за бесконечными спинами пирующих. Бывший командующий правым флангом посмотрел разочарованным взглядом в голубые глаза.

— Чем недоволен? — Глаза девы наполнились гневом.

— Эх, ничего не видно, — сокрушённо вздохнул Волк. — В крайнем ряду сидим.

Дева смягчилась и вновь зашептала на ухо:

— Знаешь, почему тут сидим? — Волк закачал головой. — Вождь хурритов оберегает нас от зависти.

Волк отстранился и недоверчиво посмотрел на невесту. Указательный палец девы коснулся кончика его носа.

— Что значит этот жест? Пальцем судьбы до носа?

— Доверяй мне. Правду говорю. Научу всему. Станешь андрофагом.

Генерал счастливо улыбнулся. И тут же получил толчок в бок. Невеста смотрела требовательно.

— Что-то не так?

— С тебя свист и драки ногами и локтями, — последовал совсем мальчишеский ответ.

— О! Тиамат знает и это? — Удивлению Волка не было конца. Тиамат довольно ухмыльнулась. Упёрла руки в бока. Голая девичья грудь в боевых узорах гордо поднялась. Волк покорно склонил голову. О таком задиристом боевом товарище можно было только мечтать.

— Ты и спину прикроешь, — прошептал еле слышно Волк.

— Прикрою. Я же андрофаг, — так же едва слышно прошептала дева.

— Да и Волк больше не в Чжоу, — улыбнулся генерал.

Вечер вкрадчиво подкрался к пирующим. Небо окрасилось красным. Свадьба продолжалась. На смену духам пришли бравые мужи с оружием.

Звёзды щедро украшали ночное небо, когда Волк и Тиамат вошли в палатку андрофагов. Несмотря на позднюю ночь, лагерь племён гудел весёлым ульем. Свадьба продолжалась.

— На вот, держи. — Тиамат протянула простого вида кубышку Волку. Открыв крышку, генерал собрался залпом выпить содержимое, поднёс кубышку к губам. Но дева остановила его:

— Не пей! Это краска.

Волк отложил кубышку. Тиамат закрыла полог своей палатки.

— Нарисуй мне на животе три круга. Только смотри, чтобы круги не касались друг друга. Последний — вокруг пупка.

Волк окунул указательный палец правой руки в краску. Дева легла на спину и слегка откинула полог. Волк старательно принялся выводить круги.

— Крепкий у тебя живот. Мышцы твёрдые под кожей. Никогда не видел таких дев.

Второй круг стал дополнением первому. Тиамат приподнялась и посмотрела на результат стараний Волка.

— Хорошо нарисовал. Теперь третий, самый важный. Не дрогни, — поощрительно улыбнулась Волку. Генерал согнулся, почти касаясь носом тела девы. Засопел, стараясь прилежно выполнить указание. Невеста едва давила смех.

— Уф-ф! Получилось. Посмотри…

Тиамат встала и вышла из палатки. Дева, как оказалось, не одна осматривала рисунок на животе. Несколько девичьих голосов за тонкой кожей стен шумно выразили одобрение. Полог открылся, Тиамат наклонилась и вошла.

— Скажи, а ты ведь свою мать не похоронил? — Вопрос невесты был столь неожиданным, что Волк подавился своей слюной, закашлялся и выполз на четвереньках из палатки. Вокруг палатки сидело с десяток дев-андрофагов. Полуголые. В пёстрых тканых штанах. Босые. С красной боевой краской на лицах. На груди, кистях и стопах замысловатые узоры. Амулеты из звериных зубов. Волк сел. Тиамат и не думала оставаться внутри одна.

— Нет, не похоронил. Собрал пепел и кости. Увёз с собой. — Голос Волка был печален и твёрд.

— Договаривай. Ты пепел матери выпил? Костями инкрустировал кубок? Ведь так? Да? — Правая рука Тиамат легла на плечо жениха. — Ведь так? Твоя мать внутри тебя?

— Не весь выпил. Часть ещё со мной. Откуда ты знаешь про пепел и кубок? Никто этого не видел. — Волк насупился и угрюмо посмотрел на сидящих напротив него дев-андрофагов. Девы сохраняли важную серьёзность. — Будете судить меня? За обряды матери?

— Нет, — дружно отвечали девы. Сидевшая слева от Волка неспешно вынула из сумы белую маску из тех, что Волк видел во время танца духов. Маска пошла по рукам сидящих и… оказалась у Тиамат. Девы достали и другие маски, закрепили тесёмками на лицах. Напротив генерала оказались духи андрофагов. Волк повернулся вполоборота назад. Тиамат в белой маске торжественно стояла над ним.

— Пепел матери разделил на две равные части. Так, как она завещала… — Волк взглянул на дев. — При полной луне прочитал молитву на непонятном языке. Эту молитву часто возносила мать луне. Поклялся, что буду вечно любить её, ушедшую. Четверть праха размешал в вине из проса прошлого урожая. Молился долго. Столько, сколько хотел. Ну ещё… — Лицо командующего правым флангом исказила гримаса боли. — Добавил своей крови и выпил при первых лучах… на рассвете.

Голос невесты за спиной нежно попросил:

— А можешь ли, мой почтенный муж, вспомнить ту молитву?

Девы обнажили длинные кинжалы. Наставили на Волка. Генерал горько усмехнулся. Выпрямил спину. Теменем упёрся в остриё клинка. Закрыл глаза и медленно начал читать молитву. Он более никуда не спешил. Спокойствие овладело им. Слова молитвы доставляли удовольствие. Последние произнёс с улыбкой. Замолчал. Клинок, упиравшийся в темя, исчез. Волк открыл глаза. Дев не было. Волк запрокинул голову назад. Над ним стояла без маски Тиамат. Она добродушно улыбалась. Протянула кинжал Волку:

— Ты в стае, Волк. Добро пожаловать домой… скиталец. — Генерал протянул руки к кинжалу и взял его. — Сходим вместе за остатком пепла матери? Кубок ещё цел?

Волк встал. Отряхнул колени. Издал мелодичный свист. Тиамат посмотрела ему в глаза.

— Идти через лагерь? Это ты сказал? — Вложила пальцы в рот и просвистела что-то в ответ.

— Ровней пойду? Так? — Волк улыбался: такой сметливой ученицы он ещё не видел. Волк зашагал в ногу с невестой. Неожиданно остановился. Оглянулся. У палатки Тиамат вновь тенями появились девы.

— Андрофаги интересное племя, — проговорил он, обняв за плечи Тиамат. Поцеловал в губы. Ему ответили взаимностью.

— Твоё племя, скиталец, — сладко прошептала дева.

Свободные мужи молча встретили гордую пару. Завидев генерала, дружно вставали. Прикладывали правую руку к груди. Никто не задал вопросов. Провожали долгими взглядами. Увидев обнажённую грудь спутницы командующего, отводили глаза. Генерал тоже сохранил молчание, за время визита не проронил ни слова. Взяв походную суму из рук племянника, хранителя имущества, командующий правым флангом скоро покинул ратников.

Перед уходом на глазах свободных мужей медленно провёл рукой по белым волосам девы. Пока искал суму, дева-андрофаг безгласно смотрела на луну и стояла верной тенью за спиной жениха. Шла широким шагом, в ногу с Волком. Часто заглядывала в глаза жениху. Обнимала. Целовала при каждой остановке в тихом лагере. Брала за правую руку.

Вот вновь показалась палатка Тиамат. Костёр у входа поднялся высоким пламенем. Девы в масках. Сидят, поджав под себя босые ноги. Девы держат шесты духов с разноцветными полосками. Шесты воткнуты в землю. Генерал сел рядом с духами андрофагов. Возле него — Тиамат. Надела маску. Генерал раскрыл суму. Достал бронзовую чашу с вделанными в бока обугленными костями. Явив чашу духам андрофагов, поцеловал и уложил перед собой на землю. Потом из недр сумы появился кожаный кисет, которым сразу завладела Тиамат. Она без промедления развязала кисет, понюхала и выдохнула с благоговейным трепетом. Духи хлопнули в ладоши.

Неожиданно появился кубок с вином, изготовленный из витого рога. Сомнения разрешились. Волк наконец-то понял, что произойдёт далее. Закрыл глаза. Принялся шептать молитву матери.

— Открой глаза, Волк, — знакомый голос прервал на первых словах четвёртое прочтение молитвы. Генерал обвёл взглядом духов. Кровоточащие порезы на руках… Кубок — полон. Молча генерал порезал правое запястье. Добавил свою кровь в мутное содержимое кубка. Тиамат в белой маске осторожно перелила первую порцию в чашу генерала.

И… сделала первый глоток. Кубок миновал всех духов. Пришёл черед испить и генералу. Генерал проглотил горькие остатки ритуальной смеси.

— Твоя достойная мать, Волк, теперь тоже… дома. Горестные скитания между живыми и мёртвыми окончены. Духи андрофагов приняли почтенную… жрицу Бога Войны. — Тиамат сняла маску. Передала её девам. Те встали и, не снимая масок, забрав шесты, удалились прочь от костра. — Теперь и Волк стал жрецом Бога Войны. Твоё посвящение свершилось.

— Наверное, этой ночи ждал всю жизнь… Жрец племени андрофагов я? — сокровенно беседовал Волк с огнём. Меж тем Тиамат кинжалом что-то рисовала на земле перед дрожащим костром. Присев на корточки, провела глубокими бороздками два креста, соединённых по центру.

— Светило? — Волк пригляделся к символу.

— Табити. Мать-Богиня. — Тиамат села спиной к Волку. — Чего ждёшь? Вступай в свои права, муж…

Волк протянул обеими руками бронзовую чашу Тиамат.

— Прими мой дар. Твоих откровений, дева-андрофаг, жду, — с иронией в голосе ответил генерал. — Не всё ж мне говорить… жрица андрофагов.

— Сядь как я. Лицом на восток. Скоро рассвет. Услышишь сказ про щуку. — Дева-андрофаг упорно сохраняла серьёзность.

Сказ про щуку

Шёл как-то дух Вражды по лесу. Нечем заняться сердитому духу. Скука овладела духом Вражды. Вышел к реке. К спокойной, широкой, чистой. Огляделся дух. Что делать ему в реке? Нет забавы в насмешливых водах. На другом же берегу — люди. Шумом веселья зовут ревнивого духа. Потрогал ногой воду. Холодная. Поморщился. Постоял. Да и вошёл в реку по колено.

Стоит и раздумывает, как добраться до противоположного берега. Кто-то ущипнул духа за одну ногу, чуть позже и за другую. Дух не обратил внимания. Но тот, кто щипал, осмелел и разом откусил кусок ноги духа. Сок жизни потёк из ноги. Дух рассвирепел. Обезумел от боли. Забыл про желанных людей, про другой берег, про скуку и задуманные забавы. Бросился в холодную воду дух Вражды. Занырнул поглубже. Давай разыскивать своего обидчика.

Жажда мести овладела духом. Рыскал в быстрых водах. Бросался за мелкой рыбой. Съел целый косяк мальков. Кусал в бешенстве коряги. Поднимал камни. Расшвыривал речных раков. Перекусил пополам сома в омуте. Но как ни метался, обидчика не нашёл. Все без толку. Вконец вымотался и лишился сил. Увидел посреди реки камень. Вылез на него передохнуть.

Сидит дух Вражды посреди реки на камне. Дрожит от холода. Злость сменилась тоской. Заговорил дух с рекой:

— Как же так, река? Я же дух бессмертный. Нельзя лакомиться мною. Нельзя безнаказанно поедать Вражду.

Река не стала отмалчиваться:

— Но почему же нельзя, дух? Ты, дух, не спросясь, зашёл в мои владения. Даже имени своего не сказал.

— А вот тебя, река, за дерзость накажу…

— А накажи! — И засмеялась.

Дух разозлился:

— Вселю раздор в воды твои! — Дух Вражды собрал силы и поднял бурю в реке. Река превратилась в водопад. Водопад устремился к небесам, потом рухнул. Водовороты покрыли бушующую воду. Дух Вражды засмеялся.

— Я наказал тебя, река! — кричал он, вращая от радости глазами.

— А как ты на другую сторону перейдёшь? — тоже смеясь, отвечала река. Дух огляделся. И вправду, бушующую реку не одолеть. Призвал силы дух. Успокоил реку. Река вновь стала прежней. Да только насмешливой. Дух устал. Принял смиренный вид.

— Пусти меня. Пусти на тот берег. Прости, что был невежлив, — жалобно попросил реку дух Вражды.

— Так ты можешь и просить, наглый дух? — пропела река. — Хочешь, я покажу тебе того, кто кусал тебя?

— Покажи мне обидчика! — Дух Вражды вновь разгневался. Он и не заметил, как река улыбается его гневу. Не научился за первый раз обращению с рекой. Забылся дух. Вновь взялся за старые привычки. Река на волне показала ему щуку. Немного сил оставалось у уставшего духа. Собрал силы и вселил раздор в щуку. Щука и впрямь наполнилась враждой. Выпрыгивала из воды. В бешенстве искала, кого бы укусить. И… увидела щука счастливого духа Вражды на камне. Щука напала на духа Вражды. Атаковала. Кусала. Била хвостом. И больно кусала. Дух Вражды истекал соками. Уменьшился. Пропала гордость. Зарыдал дух Вражды. Стал умолять реку простить его за дерзость. Просил угомонить неистовую щуку.

— Ты её разозлил, ты её и успокоишь, — надменно отвечала река. Дух Вражды принялся напускать чары на щуку. Но вот только сил не осталось. Щука же не переставала донимать врага укусами и побоями. Дух сдался. Собрался в комок и… побежал прочь с камня. Реку он не пересёк. И с тех пор дух Вражды стал обходить реку стороной. А всех щук — бояться…

Дева-андрофаг замолчала. Звёзды над головой тускнели. Ночь уступала место утру.

— Так, значит, моя Тиамат, щука — это оберег от раздора? — Бывший генерал Чжоу и тысячный степной армии нежно обнял рассказчицу. Провёл ладонью по её голове. Приложил ладонь к темени и вискам невесты. Совсем не к месту добавил: — Жаль, что андрофаги остригают волосы. В них бы ремни вплести и теми тугими косами шею прикрыть в брани.

— Никаких больше женщин у Волка не будет. Из добычи долю живую тоже не возьмёшь. Только я, дева-андрофаг, у тебя. Тиамат уйдёт вместе с тобой, Волк, в мир мёртвых. Тиамат сама перережет пуповину детям своим. Таковы традиции твоего племени андрофагов, Волк. — Тиамат поцеловала жениха в губы, так же долго, как и в первый раз, на пиру.

Двое незнакомых людей за короткий день познали друг друга. Двое враждовавших в прошлой войне людей породнились. Двое схожих людей из чуждых племён заключили союз на всю жизнь. Первые лучи солнца Тиамат и Волк встретили в объятиях друг друга. Как оказалось, вера у Волка и Тиамат была одна на двоих.

Глава 20. Клятвы Люка

Свадьба вождя хурритов. Глубокая ночь

— Клянусь тебе, жена, что иного умысла в моих просьбах к тебе нет. Прошу тебя, защитница наша, посредник наш между нами и Богами всесильными… — Голос Люка задрожал. Вождь жунов напрягся всем телом. Склонил голову. Заговорил шёпотом: — Я люблю её, как люблю и тебя. Не лгу тебе. Как обещал, говорю тебе, что знаю. Прошу тебя, прости за эти мысли. Люблю Верховного. Прости, моя защитница. Дай сил не напасть на Чжоу, что рядом с нами…

— Клятвы твои, достойный муж, приняты. — Вождя белоголовых застали врасплох. Люк вскочил с колен, быстро обернулся. Позади него с торжественно-надменными, мрачными лицами стояли Верховный, Эа и Тайгета. Предводительница андрофагов не смыла синей раскраски лица. У Тайгеты щёки по-прежнему были окрашены в красный, на лбу — переплетение чёрных лент. Только лицо Танаис не было украшено.

— Теперь Люк, вождь белоголовых, мой вечный должник. Вожди, вы слышали клятвы храброго мужа?

Только теперь Люк заметил, что рты двух охранников-жунов плотно прикрывали вождь хурритов, он же жених, и Ишум, вождь агреппеев. Охранников освободили, но только для того, чтобы сложить ладони и поднять кулаки к небу. Эа и Тайгета оглянулись назад и тоже сжали кулаки. Вождь жунов, пребывавший поначалу в замешательстве, густо покраснел, да так, что стало видно даже при неверном свете охранных костров. То же замешательство сковало уста Люка. Танаис, прошумев узорчатым, длинным, до земли, жреческим платьем, подошла к вождю белоголовых:

— Вождь белоголовых, жду ответа. Ты, вождь жунов, признаёшь себя моим должником? — Смерила Люка взглядом с ног до головы. Вождь белоголовых опустился на правое колено. Поднял голову к половинке луны. Громко заговорил:

— Мать-Богиня, бессмертная Табити, Боги, духи и предки, пред вами признаю себя вечным должником Верховного. Девой, выбранной воителями вождём военного похода, будет назначена мера судьбы мне, Люку, вождю белоголовых.

Пальцы Верховного коснулись темени вождя жунов. Лёгкий шаг — и ладонь легла на темя. Золотые браслеты звякнули на запястье. Клятва принята. Не отнимая ладони от темени, блуждая пристальным взглядом по вождям, Верховный задаёт вопрос:

— Ведь ты, Люк, вождь жунов, клятвы должника даёшь по доброй воле?

Твёрдым голосом вождь белоголовых отвечает, обращаясь к мумиям жены и сына, лежащим в крытой повозке:

— Вождь жунов доброй волей избрал удел должника. Не о себе пекусь. Прошу позаботиться о племени моём. Для нас гордостью станет новый дом.

Люк замолчал. Танаис убрала руку. Посмотрела в глаза деда Агара. Вождь хурритов подошёл к Люку. Миролюбиво начал:

— От Чжоу жуны кровопролитие претерпели. Мы все: те, кто в походе, и те, кто остался могилы сторожить, — позаботимся о твоём народе, Люк.

Вождь жунов поднялся с колена.

— В поход на горы возьмёте жунов? — Люк обвёл взглядом присутствующих. Никто не ответил вождю. Недобрая усмешка тронула губы Верховного:

— А сколько ты, вождь жунов, выставишь воителей в тот поход?

Надменная улыбка предводителя степных племён обожгла холодом Люка. Вождь жунов был готов к вопросу.

— Три тысячи воителей со мной. Проредило нас Чжоу, но силы ещё есть. — Вожди удивлённо переглянулись. Ночной разговор с Люком стал откровением для них. — Жуны готовы платить за кров.

— Хорошо, достопочтимый Люк, отряды твои пойдут в поход. Но вот пойдёшь ли с нами ты… решать добрым на совете. — Танаис подняла руку, давая понять, что разговор окончен.

— Да что тянуть, Верховный? Знать расположилась у моего шатра. Совет, считай, собран. — Дед Агар настроен дружелюбно. Похлопал по плечам Люка. Подмигнул. Остановился взглядом на мумиях, замер. Танаис направилась в темноту. За ней последовали вожди. За ними Люк. И только дед Агар почему-то остался у повозки. Ишум, вернувшись, потянул за рукав жениха. Выйдя из задумчивости, вождь хурритов встрепенулся и зашагал с Ишумом к шатрам хурритов.

У шатров вождей ждало шумное сборище. Мужи и девы возле высоких костров одобрительно обсуждали платье невесты. Его повесили на высоком шесте перед шатром вождя. На белом платье проступала пятнами кровь. Знать разом встала, едва завидев вождей. Всяк поздравлял вождя хурритов. Правые руки поднялись к небу. Луна счастливо улыбнулась сквозь рваные облака. По хмурым лицам пришедших добрые поняли, что разговор пойдёт уже совсем не о свадебных делах. Воители молча сели наземь. Верховному предоставили почётное место у шеста с платьем невесты.

— Добрые… — Посох жрицы поднялся к луне. Суровый голос продолжил: — Возьмём ли мы вождя жунов, Люка, в поход на горы? Почтенный Люк, вождь жунов, мой должник. Кто хочет держать слово?

Но никто не хотел нарушать традиции Великой Степи. Воители разглядывали вождя жунов. Люк держался с достоинством. Лицо его не выражало чувств. Губы сжались в нить. Брови расправились. Светлые косы вождь жунов перекинул на правое плечо. Рубаху оправил.

Из темноты на свет пламени вышел дед Агар.

— Добрые, Люк храбрый собрал три тысячи воителей для похода. — Вождь хурритов переглянулся с Люком. — С ними и намерен пойти в бой. — Дед Агар замолчал. Хитро улыбнулся. Засмеялся. — А помните, как мы с ним в первый-то раз повстречались? У стен Шана сошлись.

Люк, вождь белоголовых, улыбнулся во весь рот. Общий хохот колыхнул костры знати.

— А ты думал, мил человек, что простым будет наше знакомство? — Дед Агар приосанился. Выпятил грудь. Надул щёки. Хохот знати вторично облетел костры.

— Отряды твои, Люк любезный, из дев состоят?

Смех утих. Сотни глаз изучали вождя жунов.

— Почтенный вождь, мои отряды не только из дев. Жуны иных племён желают пойти в поход, — нимало не смутившись, решительно заговорил Люк.

— Вот оно как? — Дед Агар переменился в лице. Место балагура занял судья. — Те жуны, о которых ты, вождь, говоришь, знают о воле твоей? Кликнем друга твоего, вождя Дуггу?

— Здесь Дугга, — полетел могучий голос от дальнего костра. А вслед за голосом к вождям вышел могучий муж в сопровождении Уту и Пасагги. — Правду говорит Люк. Сошлись мы добровольцами, как прознали о походе. Тоже мечтал примкнуть к отряду, как принято у вас, степных, голым, в ночи…

И в третий раз хохот сотряс собрание. Дождавшись тишины, Дугга провёл ручищей по косам и заговорил, улыбаясь:

— Хотя ещё не должник, как мой друг… но моей судьбой уже распорядились. Не велено, сказали, и всё тут…

Пламя костров заплясало от раскатов смеха.

— Стало быть, жуны тайно порешили собраться на какую-то войну? Да и нам не сказали? — Судья исчез, вернулся балагур. Теперь вождь хурритов крепко обнимал двух вождей.

— Ну что, степняки, возьмём в поход этого славного парня?

— Которого из них, дед Агар, скажи?

— Обоих берём! Люка и Дуггу!

— Берём!

— Люк, добрый!

— Люк, собирай вещички! С нами пойдёшь…

— Клевец и копьё ему!

Воители подняли правые руки. Судьба вождя белоголовых решилась. Дугга радовался даже больше друга. Улыбка собрала на щеках лучи-морщины.

— Жуны возблагодарить хотели вас. За помощь. За поход ваш. За кров. Но с Духами андрофагов тягаться на свадьбе гиблое занятие. Если позволите, то прямо у костров… — Получив одобрение вождей, Дугга растворился в ночи.

— Где Волк? — Вождь хурритов посмотрел на мужей-андрофагов у костра.

— В жрецы посвящают Волка. — Один из сидящих андрофагов поднял правую руку. Брови деда Агара поползли вверх. — Его мать — жрица Бога Войны. То стало ясно ещё до пыльной брани. В бою наши жрецы опознали и Её в нём…

Брови деда Агара достигли крайнего положения на лбу. Сведущий же андрофаг продолжал уже во весь голос:

— Есть уверенность, что Волк свершил тайный жреческий обряд после смерти матери… и впустил в себя духов предков.

Глубокое молчание установилось у костров. Слышно стало потрескивание дерева в огне. Такого поворота событий не ожидал никто из знати.

— А если ошиблись жрицы андрофагов? — первым пришёл в себя вождь Ишум. Провёл задумчиво ладонью по щекам.

— То ж не гадатели, почтенный вождь! То жрицы! Никогда не ошибаются жрецы… — закачал головой андрофаг. Выпятил нижнюю губу. Светлая борода забавно затопорщилась.

— Самозванца съедят там же… — Договорить андрофаг не смог — оглушительный взрыв хохота заглушил его голос. На этот раз смеялись и вожди с Верховным.

— Пойдём утром к палатке Тиамат? — дождавшись тишины, продолжил андрофаг. — Проверим, как там да что?

Серьёзным тоном высказанное предложение вновь встретил раскат дикого хохота. Дед Агар сложился пополам. Ишум сотрясался всем телом. Пламя костров плясало, словно тоже от безудержного смеха.

— Так, воители, пришло время распределить свободных из Чжоу по отрядам. — Вождь хурритов поднял руку, призывая к тишине. Знать, протирая влажные глаза, повернула лица к Верховному. Танаис встала.

— Ратников поутру распределим в сотни. Равным числом перемешаем среди нас. Через перевалы пройдём уже с ними в колоннах. — Обойдя костры, Танаис вернулась к шесту с платьем невесты, села. — Живую добычу когда делить будете? При звёздах распределите трофеи.

Добрые подняли согласно правые руки. Жезл Верховного указал на Люка.

— Что ж, должник мой, добрые назначили удел тебе. Ты, вождь жунов, идёшь в поход на горы.

Люк поднял руки, не скрывая радости.

— Отдели, достойный Люк, отряд из племён. Закроешь наши спины в перевалах. Женщины жунов пойдут в середине колонн. Свободными и равными.

— Как стая волков пойдём, Верховный? — Люк приложил почтительно руки к груди. Ответа не получил.

На свет костров вышел Дугга с двумя десятками жунов. Жуны явились не с пустыми руками. Мужи и девы несут штандарты. Перед Люком процессия остановилась. Штандарты поднялись к звёздам. В вытянутых руках мужи и девы несут гордость жунов к Верховному. Верховный встаёт со щита. Жуны поют молитву. Штандарты один за другим вонзаются в землю тыльным, обитым бронзой, острым концом.

— Верховный, жуны дарят тебе свою гордость. — Дугга держит в руках копьё с нанизанным на него черепом волка. Копьё украшено полосками кожи и длинными, в узелках, лоскутами непонятного цвета, покрытыми бурыми пятнами. Копьё переходит в руки Верховного. Главнокомандующий осматривает дар.

— Больше нет жунов, вождь Дугга, а есть Великая Степь. Ты это хотел сказать? — Гордая дева сжимает штандарт в правой руке.

— Да, мой предводитель. Это хотел сказать. Отныне жуны твои. Мы с вами. — Дугга и Люк преклонили правые колена. Традиция соблюдена. Присяга принесена. Так завершилась свадьба вождя хурритов.

Глава 21. Последняя армия Юга и Танаис

— Да тихо вы!

— Ш-ш!

— Осторожно ползите.

Три сотни нетрезвых воителей тумаками подзадоривали друг друга. Плотным кольцом окружили добрые палатку Тиамат. В тишине рассматривали двоих обнажённых. Тесно обнявшись, дева и муж спали. Чёрные косы мужа покоились на плечах светловолосой девы. Рядом лежало ритуальное оружие. Круг расступился, давая дорогу вождям. Дед Агар окинул взглядом ухмыляющихся знатных. Уту, что стоял позади деда Агара, обнял Пасаггу. Медленно поднял сухую ветку с земли вождь хурритов.

И…

Резко переломил о колено. Громкий треск пробудил мужа и деву. Вздрогнули. Оба сели, крепко держа в руках кинжалы. Раскрыли глаза, оглядывались, не понимая спросонок, что происходит.

— Да позаботится о вас Табити! — поприветствовал сонных вождь хурритов. Воители подняли правые руки. Дед Агар подошёл ближе к сидящим. Присел. Посмотрел в глаза девы. Бережно поднял штаны Тиамат. Внимательно осмотрел их на просвет. Высоко поднял, указывая на бурые пятна. Громко выкрикнул в небо:

— Тиамат добрая! Тиамат жрица!

Воители согласно закивали. Вид крови на штанах Тиамат вызвал одобрение. Теперь взгляды были направлены на Волка.

— Вот пока ты, Волк, тут с женой обнимаешься, — хохот перекрыл слова вождя хурритов, — твои построились у холма. Ждут, стало быть, тебя. С оружием ждут, не абы как. — Вождь хурритов обвёл собравшихся хитроватым взглядом.

— Пришло время, Волк, посмотреть, сколько мужей с тобой, а сколько в Чжоу побежит, сверкая пятками. Радостно так побежит вприпрыжку от нас… — Гогот сопроводил слова вождя.

— Так что ты поднимайся — и к ним. Да, и это… — Дед Агар добродушно улыбнулся. — Уважь нас — штаны надень.

Не смутившись добрых, Волк встал. Поднял правую руку в приветствии. Надел штаны, но не прежние серые, из Чжоу, а кожаные, андрофагов. Нахлобучил на голову шлем. Вложил кинжал в ножны на поясе. Помог Тиамат одеться. Позади вождей Волк и Тиамат проследовали до холма.

— Вот здесь, мил человек, мы с тобой разойдёмся. — Вождь хурритов указал на холм. — Нам туда, а тебе к свободным мужам.

Волк вновь поднял правую руку в знак согласия. Он и Тиамат быстро зашагали к шеренгам ратников. Вожди и знать принялись преодолевать склон холма. Их недолгий путь лежал к Верховному, Эа и Тайгете, которые находились на вершине. Волк усадил жену на правом фланге квадратного построения. Взял копьё у рядом стоящего ратника. Провернул в руке, неглубоко воткнул в землю и зашагал. Позади генерала оставалась ровная борозда. Дойдя до левого края квадрата, Волк остановился. Вонзил копьё в землю и прокричал в небо:

— За этой чертой Чжоу, — сказал бывший командующий имперской армии и сел в жухлую траву. Поджал под себя ноги. Поднял голову к утреннему небу. Стал ждать. Из квадрата выходили поодиночке мужи. Кланялись в пояс. Пересекали черту. Стирали борозду ногами. Оборачивались. Стояли, сбившись толпой. Солнце взошло. Генерал встал с земли. Обернулся. За чертой стояло около трёх сотен, сделавших выбор. Волк зашагал вдоль черты к жене. Поравнявшись с Тиамат, поднял деву. Взял за правую руку, повёл к центру квадрата.

— Мужи мои! Да позаботится о вас Мать-Богиня!

Тысячи копий поднялись к небу. Квадрат ощетинился копьями как иглами ёж. С десятка два мужей из числа сделавших выбор направились бегом назад. Встали в шеренги. Подняли копья. С раскаянием опустили головы. Волк поднял к небу лицо и… завыл. Тиамат поддержала. За ней тысячи голосов подхватили песнь Волка. Ещё пятеро вернулись в шеренги. Также запели с квадратом. Поющему квадрату ответили песней с вершины холма. Квадрат развернулся к холму. Без приказа командующего свободные мужи привычно перестроились. Теперь квадрат пел вершине холма.

Позади квадрата — мужчина и дева. Они пели громко, закинув головы к небу, закрыв от счастья глаза, словно в забытьи конопляных бань. Две с половиной сотни невесёлой толпой понуро зашагали прочь от поющих. Шеи согнулись, ссутулились спины, головы склонились к рыжей земле. Никто не смотрел им, уходящим в Чжоу, вслед. Никто и не окликал их по имени.

На вершине холма Эа обратилась к Верховному:

— Мы же не будем говорить Волку, что ожидает их?

— Волк знает их судьбу, вождь андрофагов. — Обернулась Танаис к вождям, стоящим позади: — Пойдёмте. Наш поход завершился.

Волк открыл глаза. Закончил песню. На вершине холма не осталось вождей и добрых. Тиамат сжимала его плечо.

— Мы так пели, Волк! — Поцелуй в щёку унёс грусть. — Почему ты не рад, мой Волк?

— В той толпе ушли мои двоюродные братья. Трое. — Волк тяжело вздохнул. — Никого ближе них в моём уделе не было. Хотя… подожди… — Волк провёл рукой по бровям. Лицо его приняло ещё более печальный вид. — Мой племянник? Где он?

Словно услышав это, к Волку заспешил высокий, нескладный подросток. Без копья, со щитом и мечом. Стесняясь длинных рук, прижимая их к груди.

— Волк… жена твоя почтенная… прости! — подросток на бегу выкрикивал слова. — Прости, мой генерал, не смог их удержать.

За шаг до Волка подросток воткнул меч в землю. Рухнул на колени. Склонил голову к земле.

— Прости, мой генерал, братья ушли. Обидных слов наговорили. Ушли. Не слушали меня. Об уделе радели. Дескать, надобно спасать земли предков. Прости, не смог…

— Тиамат имя моё. — Дева подняла за плечи подростка. — Меч вынь из земли. Мы уходим домой. — Дева протянула руку подростку. Юноша посмотрел на Волка, повернул лицо к Тиамат, сжал её протянутую руку и сказал, быстро и запинаясь:

— Приветствую тебя, достойная Тиамат. Да позаботятся о тебе Боги! Я имя своё забыл. — Поднял гордо лицо к небу. Тиамат в ответ засмеялась. Похлопала по плечу подростка:

— Имя и тебе дадим по заслугам твоим. А пока ты волчонок. — Тиамат повернула лицо к мужу. Улыбка сменилась выражением сочувствия. — Кто, кроме братьев, ушёл ещё от нас, Волк?

— Моя Тиамат, то ушли старшие командиры. Ушла моя знать. Храбрецы. Вот кто ушёл… — тяжело выдохнул генерал. Сжал зубы до скрипа. Лицо исказилось гримасой боли. — Понимаешь, жена, мы с ними в битве вместе лютые атаки жунов выдержали… шесть атак… Такая неистовая рубка на моём фланге была… смерть целовала нас… Эх-эх! А тут… они предали меня. Чжоу манит их нефритом.

Тиамат прижалась с силой лбом к его виску. Генерал скомандовал сухим голосом:

— Волчок, мы уходим. Твой меч в чужой земле. Больше мы не встретимся с ними.

Юноша с силой вынул меч. Сухие комья осыпались с боевой бронзы. Ладонью провёл по клинку, смахивая остатки земли. Протяжно взвыла труба. Заговорили радостно барабаны. Армия степняков принялась собираться в обратный путь. Поход на Юг завершился.

Спустя семь дней

Предрассветную мглу рассеивают первые лучи. Звёзды исчезают. Солнце в золотой колеснице прогоняет ночь. До горизонта не видно ни леса, ни гор. На открытой равнине не укрыться. Холодные камни по колено, ленивая прозрачная речка да сочная молодая трава. Среди гладких серых валунов тысячи две странно одетых воителей окружены армией степняков. Воители — женщины Юга в пёстрых платьях, юбках и сарафанах широкого мирного кроя. В белых, серых, синих, чёрных. Украшенных полосками, зигзагами, кругами… Руки воительниц сжимают тяжёлые копья, топоры, кинжалы и разновеликие, сколоченные из некрашеных досок щиты. Волосы заплетены в тугие косы, обёрнутые вокруг тонких девичьих шей.

Возможно, вид такой вражеской армии степняков бы развеселил, но плотное построение правильным ромбом — вызвало лишь восхищение. Внутри ромба лучницы. Верно, сотня, не более. Ромб приготовился дать отпор. Вот только не успел добраться до пологого склона холма у реки. Степные маки на лошадях преградили путь. Захвачен и скромный лагерь воителей Юга, что позади ромба на два полёта стрелы. В нём, среди повозок, шатров, быков, лошадей, котлов с едой, деловито хозяйничают бугины и северные. Воительницы выложили из камней три охранные башни в рост высотой. Их в злости ломают хурриты.

Из растянутых в линию конных построений степных маков выезжает золотая колесница. В ней Верховный и Тайгета в тяжёлых доспехах для конного боя. Золотые колёса сминают траву. Две высокие красные шапки с золотыми оленями видны издали. Без скрипа торжественно плывёт колесница через зелёное поле к армии Юга. По бокам от колесницы бегут два десятка рослых агреппеев, за поясами клевцы, в руках тяжёлые персидские осадные щиты в рост. На расстоянии в половину полёта степной стрелы колесница останавливает ход. Агреппеи прикрывают стеной щитов Верховного. Двое же агреппеев, шагнув вперёд, выкрикивают приветствия на языке Чжоу.

Из ромба вышла босая дева лет двадцати. На ней серое с синими полосками простое платье. На голове шлем, обшитый зубами кабана. В руках тяжёлое копьё с бронзовым наконечником. На копье пёстрые полоски ткани. Ответила агреппеям:

— Я знаю слова Чжоу. Говори со мной, — и встала, гордо подбоченясь. Направила копьё в синее небо.

— После молитвы Матери-Богине все, кто не опустит на землю оружие, будут убиты.

Повторив ещё раз волю главнокомандующего, агреппеи удалились к ближнему борту колесницы. Два девичьих голоса запели молитву. Дева Юга бросилась к ромбу. Быстро заговорила с боевыми шеренгами. Часто указывала правой рукой на золотую колесницу. Ромб заколыхался. Словно волны прошлись по ровным шеренгам пёстрой армии. Копья, что прежде были наставлены на степняков, поднялись по-походному. Задвигались шеренги. Ромб изогнулся.

И…

Под финальные переливы молитвы — колыхнулся, раскололся. Воительницы Юга подались вправо и влево. Лучницы первыми сложили оружие в умятую траву. Воительницы, что слева, бережно складывали в стопки щиты и шлемы. Но те, что подались направо, решили принять смерть. Их мало. Не более двух сотен. Они облачены в доспехи Чжоу. Выстраиваются плотным квадратом. Щитами прикрывают бока соседок по шеренгам. Молитва завершилась. Колесница повернула к степным макам. Агреппеи прикрывают отход. Выстраиваются в линию, идут неспешно.

Тысяча степных маков шагом сходится с колесницей. Тайгете подводят коня. Конь убран как на праздник. На морде — маска оленя из кожи с массивными рогами из дерева. Красная попона. Хвост заплетён — косу украшает лента. Радостно жрица кричит команду:

— У-у-у-у!

Поднимает над головой клевец. Размахивает им и указывает на квадрат. Степные маки вкладывают стрелы в асимметричные луки. Часть отряда Тайгеты наводит стрелы на лучниц. Те, завидев угрожающие перестроения степных маков, покидают центр, присоединяются к безоружным сотоварищам.

Неожиданно из шеренг квадрата, нарушив стройность рядов, бросаются к лукам десять дев. Стрелы-свистульки покидают луки степных маков. Поют в полёте свирепую песню смерти. Пронзительные резкие звуки заставляют замереть храбрых дев Юга. С ужасом в глазах они встречают сердитый рой. Со стонами роняют девы Юга луки и стрелы, так и не успев натянуть тетивы. Стелы же, впившись в лица, неистово пьют кровь. Пенясь, она ручьями стекает в траву. Смешивается с зелёным соком. Пропитывает землю. Мёртвые глаза становятся приютом мух. Попытка огрызнуться пресечена.

Тысяча Тайгеты останавливается там, где недавно стояла золотая колесница. Место свистулек в луках занимают тяжёлые стрелы. Исход брани предрешён. Короткий миг остался до исчезновения построения дев Юга. Безоружные воительницы поднимают плач. Руки тянутся в мольбе к светилу. Воздев копьё, из первой шеренги выходит дева. Доспехи Чжоу поверх бордового платья. Указывает копьём на Тайгету, что-то говорит на своем языке.

— Достойная решила умереть героем! — улыбается Тайгета. Под смех степных маков их командир спешивается. Снимает шапку жрицы. Надевает бронзовый остроконечный шлем. В её руках клевец. Два воителя сходятся в поединке меж построений южных и степных маков. Тайгета не спешит атаковать. Уклоняется от ударов копья. Словно в танце, кружит вокруг южанки. Ещё один безрезультатный выпад, за ним попытка подсечки и снова выпад. Тайгета разгадывает хитрости врага. Как играет сытый тигр с добычей, так танцует Тайгета с девой Юга. Степные маки восхищённо цокают языками.

Как вдруг…

Тайгета перехватывает копьё. Резко приседает. Наносит удар клевцом в бедро противницы. Выдёргивает клевец. Раздаётся стон. Плач безоружных затихает. Выронив копьё, южанка падает на колено, пытается отползти назад к квадрату. Выхватывает короткий кинжал и наставляет на Тайгету. Та же рассматривает с какой-то любовью во взгляде добытый трофей. Закладывает клевец за пояс. Сжимает привычным хватом копьё. С устрашающим криком «У-у-у-у!» обрушивается на раненую. Кинжал южанки отлетает далеко назад. Копьё Тайгеты крушит доспехи Чжоу. Бронза пробивает грудь. Глухой хрип умирающей поднимается над местом поединка.

Тайгета ставит на лицо противницы расшитую в узорах подошву сапога. Выдёргивает копьё. Вонзает его в землю. Наклоняется. Срывает с головы девы шлем. Поднимает за волосы умирающую. Оглядывается назад, на степных маков. Достаёт кинжал из ножен. Отрезает голову поверженного врага. Поднимает. Показывает квадрату. Протяжное «Ох!» поднимается от безоружных к чистому синему утреннему небу.

Сотня степных маков спешивается, вынимает клевцы. Широким шагом степнячки в тяжёлых доспехах идут к застывшим в изумлении южанкам. План атаки изменён. Степные маки решили дать равный бой. Светило безучастно смотрит на последнюю армию Юга. Огромная чёрная птица, расправив крылья, с интересом наблюдает за квадратом, сидя на чёрном валуне.

Тайгета возглавляет атаку. Вся степная армия замирает. Передние ряды пеших садятся, открывая товарищам зрелище схватки. Восторженно воители ловят моменты краткого сражения: мелькание клевцов, падение раненых или убитых. Музыка боя ласкает слух. Хруст дерева, яростные крики, стоны. Квадрат сминается под атакой. Прогибается, становясь надкушенным диском. Боевые шеренги храбрых южанок окончательно разваливаются. Копья оказываются бесполезными палками против клевцов в опытных руках. Расколотые надвое щиты валятся наземь. Громкий крик победителей разносится над равниной. На груде тел стоят торжествующие степные маки. Чёрная птица собирает кровавый урожай.

Глава 22. Волк и трофеи степных маков

В толпе поздравляющих Волк был не единственным мужем, желавшим восславить бравость степных маков. Вожди, добрые, командиры всех рангов и отрядов окружили тесным кольцом победительниц, занятых сбором трофеев. Девы умело снимали кожу с лиц, отрезали волосы, собирали оружие и одежды. Их хлопоты сопровождались шумным одобрением воинства. Мужи и девы вспоминали увиденные поединки. Выкрикивали имена, указывали на тела, возносили хвалебные песни за храбрость. Степной мак, заслышав своё имя, прерывал важное дело, поднимал в благодарности правую руку. Слышались гордые женские имена: и андрофагов, и бугинов, и озёрных и золотых, северных тоже восхваляли.

Сотня окровавленных копий выстроилась квадратом, как ещё недавно стояли их павшие хозяйки. У каждого копья — платье и снаряжение. На шнурах к копьям привязаны лоскутами лица храбрых дев Юга. Гул затих. Воинство спешно раздаётся в стороны, предоставляя путь Верховному. Красная островерхая шапка жрицы плывёт среди ликующих воителей степи. Золотой олень блестит в лучах светила. Верховный подходит к Тайгете, раскидывает руки. Тайгета смотрит на окровавленные ладони. Две подруги в один голос смеются и сливаются в объятиях.

Что-то до странности знакомое привлекло внимание Волка. На третьем с левого края трофейном доспехе он заметил следы полустёртой белой краски. Кожа тыльной стороны кирасы хранила очертания белого круга. Звуки ликования вдруг разом стихли для Волка. Руки впереди стоящих старших командиров поднимались и опускались. То закрывали, то открывали трофейный доспех, лежащий в смятой траве.

Догадка посетила Волка. Уступив своё место загорелому дочерна мужу из агреппеев, генерал поспешил в лагерь южанок. Блуждающая улыбка блаженства на лице Волка никак не вязалась со сжатыми кулаками. Мужи пропускали генерала, хлопали по плечам, поздравляли с победой. Волк что-то бормотал в ответ и стремился покинуть место боя. Осторожно ступал, глядя вниз, стараясь не наступать на чужие ноги.

Вдруг кто-то остановил его. Сильные руки сжали бока доспехов и потянули назад.

— Стой! — резкий, пронзительный шёпот в самое ухо. Звуки вновь вернулись в мир генерала. Волка сжали чьи-то суровые объятья, оторвали от земли, развернули и поставили. Над генералом нависла фигура Верховного. Солнце слепило в глаза. Светило не позволяло увидеть лица предводителя похода.

— Волк, куда уходишь? — девичий голос установил тишину в толпе. Воители повернули недоумевающие лица к генералу.

— Мой Верховный, в обоз к бугинам. — Шлем от щедрого тычка в спину так некстати надвинулся на брови. Руки, что держали генерала сзади, внезапно разжались. Правой рукой он оправил шлем и тут же увидел клевец в руках Верховного. Танаис стремительно шла к нему.

— А зачем же ты уходишь в обоз? А, бывший генерал Чжоу? — голос звенел угрозой. Дистанция сокращалась. Волк широко улыбнулся и громко выкрикнул:

— Знаю, откуда доспехи Чжоу у южанок.

Шаг Верховного замедлился. Генерал вновь увидел расплавленную бронзу в девичьих глазах.

— Продолжай… — последовал тихий ответ.

— Там лежат доспехи моих братьев, что ушли от пыльного холма. Опознал три. — Волк замолчал. Выдохнул. Взгляды воителей наполнились сочувствием. — Верно, в обозе и прочие вещи их. Затем и спешил, мой Верховный.

— Так может быть, ты, Волк, должен выказать благодарность степным макам за месть, ими свершённую?

В ответ генерал поднял правую руку. Что есть сил прокричал в безмятежное небо:

— Благодарю степных маков за месть свершённую!

— Ведь ты же знал, что они сгинут, — продолжала дева. — Так, Волк? Во снах ты видел их смерть?

— Да, мой Верховный. Знал. — Волк с шумом выдохнул. Прищурил глаза, закачал головой. Словно получил удар под дых, слегка согнулся.

— Знал и отпустил? На смерть отпустил? — Верховный смотрел в глаза Волка насмешливым взглядом.

— Братья всегда слушались меня… — тихим голосом, словно сам с собой, заговорил Волк. Но Танаис подняла руку и пресекла шёпот. Голосом боевых команд прокричала:

— Громче, достойный муж, говори!

— Братья боялись меня. Следовали любому моему указу. Хоть и старше меня… Со смерти матери был для них за… — Волк помолчал, подбирая нужное слово: — За отца…

Его снова оборвал властный девичий голос:

— Волк хотел сказать «за императора»? — Взгляд Верховного вновь налился расплавленной бронзой. Волк склонил голову и замотал головой, как конь, что наотрез отказывается идти в бурную стремнину.

— Императора я ненавижу! В стране мёртвых мы встретимся, Ю-Ван. Будь проклят дух твой! — полным злобы голосом произнёс Волк, низко опустив голову.

— Там страна мёртвых? — указала Танаис на землю правой рукой. Свела брови. Гордо подняла подбородок.

— Да, там. В недосягаемой для смертных глубине… — почтительно заговорил Волк с землёй у своих ног.

— Так почему ты отправил братьев на верную смерть? — улыбалась дева, не дав договорить мужу. Губы ее надменно сжались.

— Предали они семью. — Волк поднял лицо к Верховному, но глаза почему-то плотно закрыл.

— Семью? Вы слышали, воители? Волк сказал «семью»! — Насмешливым взглядом Танаис обвела собрание. Никто, однако, не улыбался. Добрые племён пристально смотрели на Волка. — А кто твоя семья, Волк? Тиамат, дева из андрофагов?

Сперва раздались робкие едкие смешки, но вскоре повисла мрачная тишина.

— И Тиамат достойная, и вы все… моя семья. — Волк ещё плотнее смежил веки. Генерал слышал, как заскрипели ремни, зазвенели бронзовые доспехи. Кто-то встал совсем рядом, напротив него.

— Ну что же ты, достойный муж, глаза закрыл? — Этот кто-то говорил громко и голосом Верховного. — Открой! Посмотри на семью свою! — Голос девы строг. Холодом веет от слов.

Волк вздрогнул всем телом. Его руки разошлись в стороны. Дыхание перехватило. Волк медленно открыл глаза.

И тут же воздух сотряс небывалый взрыв хохота. Волка оглушил этот раскат. Генерал стоял, сверкая глазами, разглядывая лица вокруг. Вот миловидная веснушчатая рыжеволосая широколицая дева широко раскрыла белозубый рот. Чуть позади девы щербатый муж из северных, уперев могучие руки в бока, в неудержимом хохоте трясёт чёрной бородой и такими же чёрными косами с вплетёнными в них кожаными лентами. На другом краю, вровень с Верховным, — крепкий кареглазый юноша лет шестнадцати, из хурритов, качается из стороны в сторону, словно пританцовывает.

Сердце непривычно защемило. Тепло волной хлынуло к груди. Щёки покрылись густой краской. Радость наполнила солёной влагой глаза бывшего командующего правым флангом имперской армии Чжоу. И нового тысячного степняков враз окатило таким праздником, словно бы он, Волк, встретил друзей детства. Генерал… засмеялся. Слёзы текли по щекам, покрытым пылью, оставляя две петляющие тропы.

Той же ночью

— Она… она… — с придыханием медленно проговорила Тиамат, округлив большие синие глаза, — произнесла моё имя?

Тиамат села, потом легла, выставила локоть, оперла голову на ладонь.

— Верховный знает обо мне? Волк, повтори.

Волк, лёжа на спине и с видимым удовольствием разглядывая звёзды, в который раз повторил рассказ о встрече с Верховным.

— Мать-Богиня знает о тебе…

Наградой Волку за подробный рассказ стал поцелуй. Дева крепко обняла мужа.

— Уф-ф! Ну и душевно же ты целуешь… — Волк с трудом переводил дыхание.

— Тебя первого и тебя последнего. — Тиамат приложила ладони к ушам мужа и потянула к себе. Волк едва слышно засмеялся.

— Чему ты смеёшься, Волк? — недоуменный тон. Холодные слова. Поцелуй отменился. Тиамат отстранилась.

— Своему счастью. Так щедро досталось на мою долю — боюсь, не снесу, надорвусь.

Теперь пришла очередь смеяться Тиамат.

— Я помогу тебе нести счастье, любимый муж. — Как выяснилось, поцелуй не отменился. Дева-андрофаг приложилась губами к улыбке мужа. — Слышишь? Степные подхватили твой свист. Ты всех заразил.

Волк вслушался. И вправду, где-то неподалёку трое неизвестных разговаривали свистом.

Вокруг шумел походный лагерь. Вялые разговоры. Приятельские шутки. Смех. Со всех сторон звенел металл, слышался перестук дерева. Горели редкие костры. На короткую ночь воители не стали расставлять шатры. Лежали в траве, широко раскинув руки. В неге, отдыхая после долгого перехода, любуясь яркими звёздами — кто на шкурах, кто на накидках, а кто и голышом на тёплой по-летнему земле.

Неожиданно в ночи полилась песня. Звоны, перестук, разговоры смолкли. Лагерь настороженно затих. Голос мужской, сочный, высокий торжественно поднимает к небу молитву.

— Это Тишпак поёт. И ночь эта особенная. — Тиамат резко поднялась с земли. Волк последовал её примеру.

— Кто такой Тишпак? — шёпотом осторожно спросил Тиамат.

— Почтенный певец. Стены крепостей крушит голосом. Те девы, что сражались с нами, были знаком Богов. — Тиамат подняла руки к звёздам.

Волк оглянулся. Воители тихо вставали с земли и поднимали руки к небу. Тысячи теней молча стояли, словно держа на раскрытых ладонях возвышенную мелодию. В темноте лился один прекрасный голос. Песня смолкла так же неожиданно, как началась. И тут…

Лагерь вновь затянул ту же молитву. С первыми, пропетыми ещё не в лад, словами Тиамат села. Раскрыла суму, что-то достала из её недр. Протянула мужу нечто, завёрнутое в шкуру. Волк развернул — это оказалась серая с высунутым до подбородка красным языком деревянная рогатая маска. Пока Волк разглядывал свёрток, Тиамат надела уже знакомую ему белую ритуальную маску. Волк надел свою.

— Пой со всеми! — скомандовала Тиамат. — Люди должны видеть Богов андрофагов. Ты Бог Войны, по-нашему…

— Дай угадаю, Ай-Улуг? — быстро спросил Волк.

— Да… — Тиамат подняла маску на лоб. Удивлению её не было предела.

— Это моё тайное… второе имя, Тиамат. Меня мать так называла.

Волк встал рядом с ошарашенной Тиамат и запел, вторя эхом:

…Под небом драгоценных звёзд

Мы, смертные,

Поём молитву Богам Всесильным,

Что оберегали нас на войне.

Славим в песне Духов Предков,

Сражавшихся за нас.

Вы голодали вместе с нами,

Терпели боль,

Рубились неистово вы в сечах

Так же, как и мы.

Возрадуйтесь теперь же с нами

Одержанным Победам на Войне.

Мы любим вас, о Боги, создатели Миров!

Мы любим вас, о Духи Предков!

О Мать-Богиня, благодарим тебя

За жизнь и смерть достойную,

Дарованную тобою, Богиней Бессмертной,

Мужам и девам племён свободных.

Год новый помогите, Боги, нам начать.

Приди на землю, Бог Папай и Мать-Богиня…

Отложим копья, Духи Предков,

Отложим лук и стрелы.

Праздник жизни в танце сменяет

Праздник смерти…

На третьем повторе хоровой песни-молитвы, под самый её конец, исполненный с особой проникновенной страстью, Тиамат вынула из сумы две шкуры — медвежьи, с выделанными мордами. Глаза у медведей искусно собраны из самоцветов.

— Надевай, сейчас ритуальное представление — свадьба Бога Папая и Матери-Богини. Мы в нём участвуем. Вторыми после озёрных и золотых выходим. Повторяй в точности то, что делаю я…

Волк уже не задавал вопросов, молча накинул на плечи шкуру, праздничными узлами скоро завязал тесёмки на груди.

Глава 23. Разговор с матерью

За сорок дней до встречи северных со степными

— Приветствую тебя, наш посредник. Великий вождь Таргетай, да позаботятся о тебе Боги! — В слова обычного приветствия Нети вложил особую нежность. Словно бы с родным ребёнком говорил вождь северных. — Заботливо помогаешь нам в сражениях. Чтим тебя, дорогой Таргетай. Ценим твоё заступничество перед Богами. — Нети поклонился закутанной в строгое серое одеяло мумии, не сводя с неё глаз. Выпрямившись, поднял правую руку с посохом вождя.

Вождь северных стоял в четырёх шагах от мумии Таргетая на вершине свеженасыпанного холма. Холм для торжеств, с плоской вершиной, в два роста высотой, одинаков со всех ветров, утоптан, обложен кругом гладких речных камней. Но не только Таргетай и Нети на почётном холме. Величаво восседает одноглазая дева в кресле, покрытом красным ковром. Таргетай сидит в кресле на голову выше, позади и чуть правее, в шаге от девы. Дева имеет гордый вид. Густо накрашена: её красивое лицо сплошь покрыто искусно закрученными красными спиралями. Шрам не скрыт. Рубец подчернён краской. Волосы заплетены в три тугие косы с синими, жёлтыми и красными лентами. Поверх волос — парик из трав. На деве простого кроя с чёрными полосками коричневое длинное платье да полушубок — волчий. Шапка на ней необычная, жреческая — высокая, красная, остроконечная, с сияющим золотым оленем в навершии. В руках девы охапки папоротника.

— Мать, посмотри на меня. Нети я. Посмотри на нас, вернувшийся дух…

Нети развёл руки в стороны. Правая рука жезлом указала на восток. Нети неспешно оглянулся назад. Вернулся взглядом к Таргетаю. Поднял голову к небу.

— Моя великая Мать, мы… — Нети выдержал торжественную паузу. Гордо поднял голову. Он говорил громко. Слова легко летели к солнцу. — Мужи и девы родственных племён достойны твоего уважения. Мы заслужили твою любовь!

Нети замолчал. Прищурил глаза. Теперь он пристально смотрел на двоих: на мужа, который по смерти принял вид мумии, и на живую деву, что вернулась из царства мёртвых. Лицо вождя украшено чёрным спиральным узором. Вождь в парике из трав. Волосы под париком заплетены. Для торжества начала года он облачился в подобающие такому случаю церемониальные одежды. На нём чёрные тканые штаны, заправленные в короткие рыжие сапоги, белая рубаха, красная шапка с золотыми фигурками животных. Ремень у вождя широкий, с золотыми накладками, на которых изображены сюжеты из легенд. При Нети — кинжал в богато украшенных ножнах, парадная сума. Запястья — в золотых ритуальных браслетах.

— Великий Таргетай и моя мать, позвольте сказать вам, чем мы, добрые и худые, заслужили вашу благосклонность… — Нети поднял посох над головой.

Вокруг холма огромными правильными кругами сидело на щитах воинство. Северные и жуны, мужи и девы. Сидели чинно: с оружием, покрытым запёкшейся кровью, в чистых одеждах, в белых рубахах, сложив перед собой островерхие шапки. Добрые надели украшения из бронзы и золота. Обручи, кольца, браслеты, амулеты блестели, отражая светило. В первом круге — жрецы в высоких красных уборах. Также держат оружие в руках. Старинное церемониальное оружие, доставшееся от знаменитых предков. Древняя бронза начищена — ярче золота сверкает.

— Ты рано покинула нас, — неожиданно произнёс Нети. Лицо вождя стало задумчиво. — Я, твой сын, прости… по глупости малолетства в обиде был на тебя. Не хватило твоей любви мне. Глупо так обиду на тебя держал. Но вот понял, что ты отказалась от материнского долга для любви всего племени. Ты вступила в войну. Ты жертвовала жизнью. Ты утратила красоту. Ты покрылась рубцами. Ты любишь не только семью. Ты, моя мать, оберегаешь племя. Мои глупые обиды прости.

Нети замолчал. Никто из сидящих не прерывал сбивчивую речь вождя.

— Я знаю, ты и твой отряд на той короткой войне дали страшные клятвы. Вы, как говорили мне старейшины, отказались от царства мёртвых, чтобы заручиться помощью духов. Вот на какие вы пошли жертвы ради всех нас! — прокричал Нети в небо. — Вы совершили обряды посвящения в лесных духов. Так говорят. Честно сказать, моя мать, я по тому же глупому малолетству думал — это россказни. Но вот когда увидел вновь тебя…

Вождь восхищённо развёл в стороны руки. С силой стукнул посохом оземь. Вздохнул, закачал головой.

— Прости меня, мать. То правда. Сейчас понимаю, что тогда, давным-давно, ты и твои люди знали, что помощь ваша ой как пригодится нам. Ты вернулась. Провела нас через лесные засады чудовищ. Ты и предки, твой отряд, тенями рубились у белоголовых. У водопада топили врагов. Вот и в прошлую ночь вы даровали нам неслыханную удачу…

За спиной вождя послышались непонятные звуки. Нети резко обернулся:

— Кто посмел оборвать меня?! — зло крикнул в ряды. Вонзил в землю посох. Обнажил кинжал. В третьем ряду поднялся крепкого сложения высоченный муж. Поднял правую руку. Удивлённые хмурые взгляды разом сошлись на здоровяке. Однако, увидев его перекошенное страданием лицо (а многие — узнав известного тысячного Убара), отвели глаза.

— Просто слёзы подло бегут, вождь… Мой отец в отряде матери нашей заступницы… — Детина провёл ладонью по щекам, стыдясь чувств. Нети убрал кинжал в ножны, жестом подозвал тысячного. Здоровяк пробрался на цыпочках через ряды, широкими шагами подошёл к вождю.

— Кто ещё в родстве с тем отрядом? — С полторы тысячи мужей и дев поднялись со щитов. — Постойте в почёте. Слёз не надо стыдиться, почтенный Убар. — Вождь обнял за плечо старого знакомого. Видно, памятуя о ранге, тысячный не обнял вождя. Вдвоём они обернулись к одноглазой деве.

— Мать, мы достойны твоего уважения. Наши дела не сравнятся с подвигами предков. Никогда. Вы, предки, для нас недосягаемая высота. Горы вы для нас. Мы сражались достойно. Славу искали. Жунов спасали. Нет среди нас трусов. Хоть и погибших мало… Вашими радениями, конечно…

Здоровяк никак не мог справиться с солёной водой. Его непокрытая голова склонилась к земле. Нети ещё сильнее стиснул плечо друга.

— Ты же видела, мы честно за племя рубились. Я вот смерти искал. Думу такую думал: сгину на глазах у всех вас — и не будут меня за чудовище принимать. — Здоровяк приподнял голову. Посмотрел искоса на Нети. — Верховный забрал у племени Уту. Увела Табити великая Уту-вождя на юг. Решил я тогда, что Табити спасает достойного Уту от меня. Лишить избранного вождя Уту жизни я, стало быть… Вот такая предназначалась мне позорная доля — поругателя традиций!

«Ох!» — сдавленный вздох лёгким ветром пронёсся по рядам. Откровение вождя поразило всех. Здоровяк же от удивления нарушил ранг. Сочувствуя, бережно обхватил рукой плечо Нети. Замотал несогласно головой. Чёрные косы тысячного разлетелись по сторонам. Прижался лбом к виску вождя. Одноглазая дева, словно сговорившись с тысячным, замотала головой.

Из рядов тут же полетело к холму:

— Нети, мы поможем одолеть судьбу!

— Мы с тобой, вождь!

— Не твоя это доля, Нети!

— …Но Праздник Смерти не унёс меня. Да и людей моих тоже не унёс. По словам Верховного, чёрная птица покажет лицо в день смерти. Не показала. На том ей до времени спасибо! Значит, мы успеем сотворить достойное памяти предков! — Нети поднял правую руку к небу.

— Вашими радениями, чтимые предки, мы живы. Восхвалим же храбрых предков, родное племя! Поднимем молитву в честь наших духов-покровителей. Моя доблестная мать — только одна из них. А их, матерей и отцов, конечно же, тысячи! Они, великие ушедшие, смотрят на нас. Верую, что почтенные предки гордятся нами, помня поход на Чжоу!

Теперь пришёл черёд жрецов. Два десятка мужей и дев в красных одеждах поднялись в первом ряду. Стоявшие родственники отряда сели. Сидящие воители раскинули руки и обняли соседей справа и слева. Тысячный счёл долгом вернуться назад, но вождь остановил. Старший командир сел наземь при первых словах молитвы. Хором, чётко произнося слова, не путаясь в мелодии, за жрецами степняки отправили молитву в небо. За торжественной молитвой Богам и предкам последовала тёплая и нежная молитва матерям, за ней — сдержанная молитва духам лесов. После чего Нети принёс жертву — белую козу, принявшую смерть безропотно.

— Убар… — Нети подозвал тысячного. Что-то прошептал ему на ухо, и здоровяк исчез с поручением. Вскоре Убар появился, не один. Он вёл за собой какого-то старика в изорванных штанах. Унизительно держал пленного за взлохмаченные жидкие седые волосы, принуждая сгорбиться. Пленный безропотно подчинялся. В руках полуголый старик держал что-то округлое. Подведя к вождю пленного, Убар грубым рывком поставил старика на колени.

— Великий вождь Таргетай… — Нети поднял обе руки к мумии. Повернулся вполоборота к старику. Лицо Нети исказилось брезгливостью. Левая рука прямым оскорблением указала на пленного. — Полюбуйся на этот позор!

Хохот разом накрыл воинство. Злые насмешки стали наградой седому старику. Жрецы закрыли глаза ладонями, пытаясь скрыть веселье. Но пленному не было дела до раскатов смеха, он с силой удерживал что-то у своей груди, словно боялся, что это могут отнять. Дождавшись тишины, вождь северных продолжил:

— Моя вернувшаяся из мира духов мать, старик, что пред тобой… — Нети повернулся к пленному, сделал шаг. Левой рукой поднял к себе узкое лицо пленного и плюнул в него. Старик не сделал и попытки стереть плевок. — Тот самый вождь таёжных, что нарушил клятвы дружбы…

Нети отшвырнул голову предателя. Пленный упал. Убар тут же вернул его в прежнее положение.

— Вождь Таргетай… — Нети принял строгий вид. — Я хотел принести клятвопреступника в жертву тебе, как полагается каноном традиции. Но… — Нети вновь обернулся к пленному, — этот жалкий старик… утратил разум. Впал в безумие, когда увидел голову своего сына. Прости, Таргетай, не могу дарить тебе сумасшествие. Я отнял у него только язык, который говорил тебе, великому вождю, клятвы лживые. Вот язык, Таргетай. Прими дар.

Нети достал что-то из парадной сумы, богато расшитой золотым бисером. Подошёл к мумии. Положил предмет на укутанные колени. Поклонился и вернулся к старику.

— Таргетай, моя мать и предки. Предки, что стоят невидимыми тенями на этом празднике. Прошу вас, пройдёмте к поминальному костру. Мы всем племенем сложили костёр в вашу честь. И нам, вашим потомкам, есть что показать вам.

Воинство поднялось со щитов. Вдруг в руках появились факелы, ещё не зажжённые. Мужи и девы чинно принялись выстраиваться в четыре колонны. В тех колоннах нет ранга. Смешались и добрые, и худые. И старшие командиры, и простые воители, и жрецы. Как только колонны выстроились, вождь северных случайным выбором вывел из колонн восьмерых: двух дев (одну из цветов жунов, одну из северных) и шестерых мужей. С трепетом, заглядывая в укутанное лицо, восьмёрка нежно подняла на носилки мумию. Одноглазая дева гордо встала позади носилок с Таргетаем.

Нети поднял правую руку. Из-за холма послышался рокот барабанов. Их хриплый говор дополнили, утробно ревя, трубы. Ритм музыки — боевой. В нём нет грусти. Предков надо встречать бодрыми звуками. Воители заулыбались. Музыка бранным ритмом звала к танцам, отгоняла печаль. Нети, носилки с Таргетаем и дева покинули холм. Перед ними Убар вёл старика с ношей у груди. В руках Нети показалась плётка. Красивая в плетении, длиною в два локтя, с бронзовой рукоятью.

— Вот, бывший вождь таёжных, посмотри на людей твоего племени… — С теми словами плётка Нети обрушилась на голову старика. Просвистев, она вырвала клок волос, но старик не издал ни звука. Процессия четырёх колон торжественно направилась за Нети. Пленный возглавил шествие. Убар направлял старика. Плеть Нети продолжала песнь, обрушиваясь на голые плечи и спину пленного.

И люди таёжного племени появились…

Среди деревьев, молчаливых зелёных елей-великанов, показалась дорога, устланная серыми безголовыми мертвецами. Она, прямая, вела к огромному полыхающему костру на поляне странного для лета белого цвета. Помимо костра на поляне, безголовые мертвецы, распятые на высоких, под два роста, шестах, сошлись в диком танце. Их ноги и руки выделывали невероятные па. Казалось со стороны, что мертвецов радует боевая музыка.

Старик зашагал по трупам. Он не замечал мягкой дороги, по которой его вёл Убар. Старик шёл и шёл, отнюдь не оступаясь. Плётка прекратила песню. За стариком медленно следовали вождь северных, носилки и дева. Четыре колонны обогнули по обеим сторонам дорогу и образовали правильный круг на поляне с погребальным костром. Солнце вечерними лучами освещало праздник.

Носилки с Таргетаем, дева и вождь заняли почётную восточную сторону напротив костра. Пленник же был помещён на западной стороне. Костёр мешал старику видеть вождей. Нети заговорил с костром:

— Вот, подлый клятвопреступник, что ты сделал со своими любимыми людьми. Ты лишил их жизней. Верно, ты, безумный старик, подумал, что засада твоя истребит нас? Мы возвращаемся с победой. Мы не отдадим тебе наши трофеи. Ты же корысти ради пришёл в этот лес? Старик… глупый старик… ты убил своё племя! Дважды ты нарушил клятвы. Как ты глуп, бывший вождь бывшего племени! За что ты убил их?

Костёр трещал горящим деревом. Пламя выло за безумного старика. Жар костра распалил щёки людей. Жрецы первыми подошли к огню и подожгли факелы. За ними последовало воинство. Тысячи факелов озарили сумерки. Словно огоньки сверчков рассыпались факелы по поляне. Нети открыл вторую, уже простую, походную суму. Приблизился к костру.

— Предки, примите жертву. Это мои трофеи со вчерашней битвы. Вместилища душ врагов. — Коротким броском красный ком отправился в пламя. — Да не найдут дорогу в царство мёртвых враги. — Ещё десять комков исчезли в пламени поминального костра. Не поворачиваясь к огню спиной, вождь отошёл. К костру начали подходить воители. Помянув предков, они бросали в костёр кровавые трофеи. Затем их место занимали другие мужи и девы.

Огромная чёрная птица на высокой ели любуется костром. Её взгляд случайно находит печального старика. Голова птицы удивлённо склоняется набок. С интересом ждёт чёрная птица решения судьбы пленника. Её ожидания не напрасны. Жертвоприношения к полуночи закончились. Музыка стихла. Вновь к костру выходит Нети. И вновь говорит с пламенем:

— Подлый клятвопреступник, я, волею вождя, оставляю тебе жизнь. Оставайся наедине с таёжными мертвецами. Теперь их души никогда не найдут дорогу к покою. Полюбуйся на дела свои, безумный старик!

Круги превращаются в четыре колонны. Носилки, дева, вождь и воинство навсегда покидают белую поляну. Костёр воет песню предкам. Луна выглядывает из-за туч. Северные неспешно принимаются за походные приготовления. Лязг металла, поскрипывание колёс, хруст веток будит спящий лес.

Лишь одинокая фигура сгорбленного старика, сжимающего голову сына, осталась у сгоревшего наполовину костра. Старик недолго смог оставаться среди танцующих распятых тел. Он медленно поднялся с колен, встряхнул седой головой, осмотрелся по сторонам и… прыгнул в огонь. Чёрная птица удовлетворённо расправила крылья.

Глава 24. Нети и вождь таёжных

За тридцать восемь дней

до встречи северных со степными

— Мы не дадим им достойной смерти! — Нети сидел в высокой траве. Поздние плотные синие сумерки сберегали Нети. Вождь говорил с травой. Злым шёпотом ронял слова. Закапал тёплый дождь. Капли словно мухи облепили голые руки. — Засада? Они что, спят? И вот это называется хитрая засада на нас? Какой глупец их привёл сюда?

— Они беспечны. Они глупы, мой вождь. Нет хитрости зверя в них, — донёсся мягкий девичий голос откуда-то справа. Нети тихо лёг и перевернулся на бок. Всмотрелся в темноту сквозь густую траву. Собеседник протянул руку. Нети сжал знакомые пальцы.

— Будем резать врагов этой ночью. — В ответ очень тихо засмеялись. Приглушённый смех послышался не только справа, но и слева, и позади вождя. — Засада против заснувшей засады! Бывает же такое!

Десять воителей ползком бесшумно спустились со склона лесного холма. Оказавшись на его противоположной стороне, мужи и девы перешли на бег. Бесшумно, не сбив дыхание, десятка степняков во главе с вождём пересекла поляну и углубилась в густой ельник. Тенями возле могучих стволов лесных великанов Нети ожидало воинство.

— Там около пяти тысяч таёжных. — Старшие командиры слушали вождя. В круге знати улыбки гуляли по окрашенным в чёрное и зелёное лицам. Тысячные, фланговые и сотенные думали. — Будем нападать ночью. — Предложение вождя вызвало молчаливое одобрение. Нети обвёл взглядом соратников. Краска, ночь, ветви елей скрывали выражения лиц. Только зубы сверкали, выдавая азарт.

— Никакой пощады. Никакого боя. Никакой чести таёжным. Скрытно подходим и режем… — Нети поднял руки на уровень лица. Сжал кулаки. Лицо вождя выражало решимость. Свет луны выхватывал злые искры в глазах. И вновь — добрые единодушно поддержали вождя.

— Выберем пять тысяч опытных…

Мужи и девы закачали головами. Скрестили руки на груди. Вождь выставил открытые ладони перед собой.

— Как отбирать-то? Опытный каждый… — прозвучал угрюмый юношеский басок из-за ствола ели.

— Вождь, так нельзя… — слева, из-за густых лап, послышался девичий голос.

— Обиды промеж людей пойдут… — поддержал деву суровый муж.

— Ты уж прости, Нети, но мои пойдут отрядом… — раздался хриплый голос воина в годах.

— Да все хотят поучаствовать… В моей сотне на коленях приползут и хворые… — Дева, бывший цветок жунов, высказала общее мнение добрых. Старшие командиры согласно закачали головами. Нети задумчиво провёл ладонью по бороде.

— Хорошо. Идут… почти все. Оставляем тысячу для охраны лошадей и обоза…

Но и тут знать разошлась с вождём. Сразу трое мужей одновременно, хором, в один голос:

— Пять сотен… — От такого нежданного совпадения в совете командиров раздался общий тихий смех. Совет поднял правые руки. Вождь расцвёл в добродушной улыбке. Поднял правый кулак. Знать северных, довольно ухмыляясь, потирала руки в предвкушении.

— Ну тогда, — Нети снова выставил открытые ладони, — заходим… нет… вползаем змеями в палатку. Закрываем рот. Второй держит за ноги. И по горлу… чтоб без звука… И так весь лагерь таёжных…

Старшие командиры поддержали замысел вождя.

— Ещё вот что: там, — Нети мотнул головой в сторону врага, — в центре лагеря, тёмно-синий шатёр стоит… весь расшитый узорами, узоры светилу посвящены…

— Не тронем… — высказалась позади вождя какая-то дева. Добрые подняли правые руки.

— Ну что, воители? Начнём, — Нети поиграл окрашенными в красное бровями, — заварушку с таёжными?

Командиры исчезли среди густого леса. На спинах доспехов сотенных — белая полоса. На спинах тысячных — белый крест. На спинах рядовых воителей — белая точка. На правой руке, на предплечье каждого, вне зависимости от ранга, — белая повязка. Луна верно поняла замысел северных. Серебряный диск спрятался в облаках.

Тысячи теней бесшумно окружают спящий лагерь. Таёжные видят сладкие сны. У охранных костров крепко спят дозоры, тяжёлые копья снопами смотрят в тёмное небо. У костров, на ветках, свернувшись калачиком, укрывшись мохнатыми шкурами, громко храпят таёжные мужи. Нет у таёжных сторожевых собак. Некому поднять тревогу. От первых костров, что разложены в полёте стрелы вокруг лагеря, северные растекаются ручейками по спящему лагерю. Заполняют промежутки между шатров, навесов и палаток. Проникают в жилища.

Любопытство овладело луной. Выглянув из-за туч лишь на короткий миг, она насмотрелась вдоволь… Костры сторожевые потушены. Снопы копий бесследно исчезли. Как и исчезли их владельцы. Крайние палатки, навесы и шатры сложены. Под ними — лужи. Бордово-чёрные. Их так много, что земля не успевает выпить предложенное угощение. То тут, то там в лабиринте лагеря таёжных падает навес или шатёр. Серые тени продолжают свою тяжкую бесшумную работу. Над тенями летает огромная чёрная птица. Её расправленные крылья прикрывают диск луны.

Утро выдалось прозрачным. Выпала роса. В её чистых каплях искрятся первые лучи. Светило спешит в золотой колеснице навестить воителей. Ветерок разгоняет облака. Вот только почему-то не слышно пения птиц. Вокруг тёмно-синего шатра мужи и девы северных. У воителей усталые лица. Доспехи, руки и оружие в красной краске. Ряды расступаются. К шатру выходит вразвалочку вождь Нети. Он в кожаной броне. Две белые повязки на руках стали чёрными. Коричневые кожаные штаны — в бурых разводах. Сапоги мокрые и грязные.

— Вождь таёжных, утро пришло! Пора пробуждаться! — громко кричит Нети насмешливым голосом.

Вождю северных что-то подносят. Нети улыбается. Готовится к броску. Внутрь шатра летит круглый предмет. Он крутится в полёте, с силой ударяется в полог и влетает внутрь. В шатре раздаётся шум, звон металла, грохот падения.

— Вождь, у тебя всё хорошо? — Нети обводит усталым взглядом воинство. — Верно, упал жертвенный треножник? Так и до пожара недалеко! Ты уж выйди, уважь нас…

Ответа не последовало. Воинство, ухмыляясь, переглядывается. Мужи и девы северных стоят не с пустыми руками. Кинжалы нацелены на шатёр.

— Вождь, а вождь… — вновь обращается Нети к молчаливому шатру, — это всё, что осталось от твоего сына. Посмотри ему в глаза! Сердце твоего сына лежит у меня в суме. — Нети шумно хлопает себя по боку. — Могу показать тебе вместилище его души!

Нети оглянулся назад. Рядом стоящий воин быстро направился к шатру. С противоположной стороны — ещё один доброволец, помощник из жунов, командир сотни. Вдвоём они развязали верёвки и свалили шатёр.

— Хватит прихорашиваться… — махнул рукой Нети. Сотенный и воин взялись за края полога. Потащили в сторону. Глазам воинов предстало убранство шатра: ковёр, шкуры медведя, росомахи и тигра, треножник, лежак, жертвенник и, наконец…

Седой старик, вождь таёжных, стоял на коленях, с широко раскрытым ртом, сжимая в руках окровавленную голову. Его глаза округлились от ужаса. Волосы взлохмачены. На впалых щеках кровь.

— Как же ты долго пожил, подлец! Боги наказали тебя дважды. Долгими годами и возмездием за дела твои! — Нети не собирается щадить старика. Говорит тоном весёлым и мстительным. Хохот накрыл воинство.

— Разве стоило так долго жить, вождь таёжных? — Нети протянул руки старику. Прикусил губу. Поднял брови. — Верно, ты хотел дождаться этого дня, клятвопреступник? Дня оплаты твоей подлости… — Дальнейшие слова Нети потонули в новом взрыве веселья. — Ну вот ты и дождался. Мы оплатили… — Нети развёл руками.

Третья волна громоподобного смеха сотрясла лес. Старик не отрываясь смотрел в глаза отрубленной головы.

— А знаешь, вождь таёжных, кто нам помог донести плату за твои прегрешения? — Нети повернулся вполоборота.

Из рядов вышел щуплого вида парень лет пятнадцати. Юноша словно бы щурился от солнечных лучей. Рыжие волосы не заплетены в косы.

— Вот этот славный малый… — Нети обнял юношу. Похлопал дружески по плечу. — Вождь, ты не узнаёшь его? — Нети наклонил голову, пытаясь заглянуть в остекленевшие глаза вождя таёжных. — Странно! Он же из твоих. Нехорошо обижать… нет, даже унижать, своих же людей!

Широкие улыбки украсили усталые лица северных.

— Зачем ты, старый дурень, порол при племени своём этого славного малого? — Нети повернулся к юноше. Участливо окинул взглядом нового друга. — Яви нам следы унижений. Прошу.

Юноша снял грязное бесформенное рубище. На спине виднелись едва затянувшиеся раны. Полосы сливались в странный узор.

— И ведь ты его порол за попытку помочь в делах военных. — Нети обвёл взглядом воинство. — Кстати, дельный был совет. Послушал бы его тогда, и я бы тут не стоял. Разве так можно обращаться с людьми?

Нети сделал два шага. Поднял треножник. Наконечником его поддев подбородок, повернул к себе голову старца.

— У нас, вождь таёжных, не принято людей унижать. Если уж виноват в чём… — Нети оглянулся назад. Воинство подняло правые руки. — Если виноват — лучше убей. А ещё лучше — сойдись в поединке.

Нети отпустил подбородок старика. Аккуратно разложил треножник. Повернулся спиной к вождю таёжных. Засмеялся. Выкрикнул в небо:

— А Боги отобрали у него разум!

Очередная волна хохота пошатнула ели. Под грохот веселья вождь северных подошёл к голому юноше:

— Вот что, дружище… — Смех стих. Нети указал правой рукой на шатёр: — Возьми-ка одежды этого подлеца.

Юноша преклонил колено в знак благодарности.

— И знаешь что… как тебе в тайге без пропитания? — Нети протянул окровавленный трофейный кинжал работы таёжных. — Возьми с десяток оленей из стада. Добыча у нас большая. С нас не убудет.

Многим Нети в тот момент напомнил деда Агара у стен города Вэнь.

Юноша принял дарованный вождём кинжал. Поцеловал ручку. Затаив дыхание, провёл ладонью по клинку. Корочка запёкшейся крови отделилась от бронзы. Осталась бордовой пылью на ладони. Новый друг вождя северных поднялся с колена. Высоко взметнул над головой клинок.

Зашагал к вождю таёжных. Сравнялся со стариком. Прожевал что-то во рту.

И…

Неожиданно плюнул в лицо бывшего вождя. Волна хохота всколыхнула ряды воинства. Многие из северных уже держались за животы. Другие утратили силу в ногах — смеялись, лёжа на земле. Иные, сотрясаемые смехом, крепко обнимали деревья.

Глава 25. Таргетай с нами!

— Вот посмотри, как мы его сберегли. — Нети бережно открыл одеяло. Показалось вытянутое тёмно-коричневое лицо мумии Таргетая. — Лицо твоего великого мужа было лично под моим надзором, ну а потом и жрецов с Белом достопочтимым. «Жидким серебром» обрабатывали чудовища… С трепетом обрабатывали…

— Чудовища? — Молодая высокая женщина, лет двадцати трёх, заглянула в глаза вождя северных. Красивое, слегка вытянутое лицо с правильными чертами. Густые чёрные брови, серые раскосые глаза под густыми ресницами. Длинные пухлые губы. Две властные морщины на переносице. Волосы блестящие, как смоль, собраны в тугую косу. Одежды в узорах. Тёмно-синяя накидка, расшитая золотым бисером, поверх чёрного платья, отороченного мехом выдры. На платье частыми продольными линиями нашиты кожаные синие кресты.

Нети не ответил на вопрос. Напротив, нахмурился и важно заговорил о другом:

— Коленей не преклонишь, заламывания рук или плача не будет, почтенная Адму? Гривна золотая вождя, вижу, на шее твоей, но ведь от гордости вождя не убудет?

— Нет, уважаемый Нети, не будет. Тут нет порядков Чжоу. Таргетай придерживался традиций степи. Ты же ведь знаешь это не хуже моего? Мы ровня с моим мужем.

— Я не о том речь веду, достойная жена вождя. Великий Таргетай — это не муж. Это покровитель наш, посредник между Богами и воинством и, конечно же, наш командующий. Вот перед таким… — Нети говорил торжественно. Паузу выдержал намеренно долгую. — Перед духом бравого вождя надо бы тебе колени преклонить. В лесной засаде чудовищ великий Таргетай многие ранения героически получил. Собой прикрыл сына вождя жунов Думузи. Вот такой он, наш проверенный командир. И после смерти сражается на равных с живыми!

Жена вождя смерила Нети с ног до головы гордым взглядом и… повиновалась. На коленях перед мумией стояла редкой красоты молодая женщина. Нети встал на колени рядом. Шумно вздохнул и заговорил, обращаясь к Таргетаю:

— Великий вождь, наш оберег, надёжный посредник между нами и Богами всесильными, позволь попросить тебя, Таргетай, о милости…

Стоящая на коленях по правую руку от Нети Адму повернула лицо к вождю и хитро прищурила глаза. Нети продолжал:

— Возглавь, Таргетай, праведный поход на горы. Без помощи твоей, Таргетай, нам ну никак не управиться. Жену же, старшую твою, прошу, назначь поверенной племени, вождём полномочным на время нашего с тобой отсутствия по военным делам…

Глаза Адму удивлённо округлились. Затем она еле заметно улыбнулась. Надменная гордость смягчилась дружеским участием.

— Наш поход на горы, великий предводитель, начнётся с предателей-киммерийцев, что глупо приняли сторону персов. А потому, Таргетай, рубиться будем с опасным племенем. С родственниками. Вот так-то! Почему с опасным племенем, ты спросишь? Да, после чудовищ я никого уже не боюсь. Эх-эх! А помнишь, Таргетай, ту подлую засаду жунов? Птенец-то её сверху заприметил. А как люто рубились степные маки! Ты всё помнишь, знаю… — Нети принял довольный вид. Тяжело вздохнул и продолжил: — А опасные они, мой предводитель, лишь только потому, что знают о нас многое. Манеры в бою у них наши, степные. Пойдём с нами, Таргетай? Пойдём! Там будет столько славы, что нам без тебя не унести. Только представь грядущую битву. Верховный нас построит, молитву споёт…

Нети поднял голову к небу. В блаженстве закрыл глаза. Вождь северных унёсся куда-то далеко в своих думах. Снова вздохнул, тряхнул головой, будто пробуждаясь ото сна.

— Пусть, великий Таргетай, Адму твоя мудрая ещё поживёт. — Нети указал рукой на стоящую рядом безмолвную женщину.

Позади вождя северных, Адму и Таргетая что-то громко хлопнуло, упало и разбилось. Глиняный кувшин с молоком высотой по колено? Адму вздрогнула. А вот Нети словно бы ожидал услышать нечто подобное — сразу же расцвёл в широкой улыбке. Встал с колен, отряхнул прилипшие к штанам сосновые иголки. Адму, напротив, побелела и замерла.

— У нас так заведено с Таргетаем. Как доходит до соглашения — он верный знак подаёт. Значит, соглашение заключено. — Нети протянул руку жене вождя Таргетая. Адму посмотрела на счастливого Нети, перевела взгляд на Таргетая, приняла руку и поднялась с колен. Нети крепко сжал ладонь Адму. Наклонился к мумии, кивнул в сторону Адму:

— Мой Таргетай, ты же видишь, какая достойная у тебя жена. В вождях числится. Собрала серьёзную армию. Вооружила мужей и дев. На лошадях пришли, да не абы как, а в колоннах шли — построения боевые разучивали. Воевать, значит, намеревалась Адму твоя с таёжными да с теми, кто к ним по дурости примкнуть собрался.

Нети выпустил руку красавицы. Словно рядом с ним был давний соратник, правым кулаком постучал по плечу Адму. Неожиданно, словно расчувствовавшись, сжал плечи жены Таргетая. Голова Адму коснулась виска Нети. Тяжело выдохнул вождь северных:

— Достойные у нас женщины, да, мой Таргетай? Ну вот скажи? — Нети и не думал разжимать тиски. Адму гордо подняла голову, смотрела в лицо мумии. Ответом на вопрос стал шлепок бронзового сосуда. За спиной послышались отборные ругательства в адрес того, кто, видимо, нёс сосуд. Нети громко засмеялся в ясное полуденное небо:

— Вот видишь, Адму, любимый Таргетай с нами. Всегда рядом наш великий вождь.

Адму переняла манеру Нети вздыхать.

— Согласна с тобой, мой вождь, — так Адму впервые за встречу назвала Нети. Вождь северных опустил правую руку. Однако теперь уже жена Таргетая обняла Нети. — Что дальше мне делать, достопочтимый?

Нети нахмурился. Веселье покинуло его. Помолчав, провёл левой ладонью по бороде.

— Вот что, толковая Адму, давай-ка ты с ребятами посетишь поселения враждебных таёжных и… — Нети замолчал, подбирая слова.

— И поговорю с ними? Справедливой бронзой разрешу обиды? — подхватила Адму. Нети смотрел в закрытые глаза мумии. Закачал одобрительно головой.

— В трёх днях пути, Адму, мы сложили костёр из таёжных. С севера дальнего пришедших. Навести его, прошу. Пусть воинство твоё увидит, что стало с лагерем таёжных. Разожги костёр. Нас помяни добрым словом. Армию не распускай до осени. Обойди врагов. Бои знатные ждут тебя. Думаю, так: пару-тройку кровавых битв ты этим летом станцуешь во славу Богов. Да и ребята опыта поднаберутся. Опыт войны завсегда пригодится.

Адму сжала в кулак правую руку и подняла к небу. Нети с восхищением посмотрел на профиль жены Таргетая. Солнце переливалось в чёрных волосах Адму. Она наклонила голову.

— Перед тем как я уйду в царство мёртвых, к моему мужу… — Адму говорила с Нети твёрдо, но смотрела на мужа, кулак как при клятве прижимая к груди, — намерена позаботиться о племени своём. В твоё отсутствие, мой бравый муж, наведу порядок в лесах. Не беспокойтесь, Таргетай и Нети, к вашему возвращению Адму поговорит с любыми врагами.

Многое надо бы порассказать тебе, Нети достопочтимый, о том, что свершилось в тайге за время великого похода на Чжоу… Зимой и весной мы не сидели без дела… В посольства ходили, веру предков таёжным дарили, союзы заключали. Южные таёжные теперь наши верные союзники, брани мы с ними на реке победно держали… Но не ко времени то… Сейчас празднуем только ваш триумф! Меркнут дела наши скромные в сравнении с вашим походом!

— В посольство ходили? Лошадей на лодки меняли? Вот что, если я не вернусь, достопочтимая Адму, — Нети продолжал восхищённо рассматривать профиль жены Таргетая, — правь племенами северных как вождь, что великим Таргетаем и мною, Нети, назначен. Поход на Горы может затянуться на год или даже три. Да и мало ли, что там может приключиться.

Сегодня на закате надену на тебя ещё одну гривну вождя — уже от себя. Пусть все знают — нет между нами разногласий. Мы же, мудрая Адму, пойдём дальше… — Нети раскинул руки для объятий. Адму скрепила руками уже второе за разговор соглашение.

— Но, вождь Нети! — Адму смотрела на Таргетая. — Так нельзя! Люди хотят поприветствовать славных героев. — Адму разомкнула объятия. Теперь жена вождя стояла правым боком к мумии. — У великих стен Севера приготовления к торжествам. Вкопали столбы, выложили брёвнами дорогу чести для вас, насыпали курган. Камнями крепиду сложили. Расставили чаны. Выбрали отменный скот для пиров.

Нети широко улыбнулся. Показал белые зубы. В задумчивости посмотрел на Таргетая. Щёлкнул языком. Махнул рукой.

— Эх-эх! Дорогая Адму, не против Нети торжеств! Не против я и положенных поминальных танцев с молитвами. Но пока мы будем танцевать, Адму, степные друзья уйдут в поход. — Нети поднял брови. — А те, кого мы с тобою не добили, в союзы прочные объединятся.

Адму обиженно поджала губы. Посмотрела на мумию Таргетая, словно ожидая дальнейших слов.

— За приготовления к встрече благодарствую, достойная. — Нети, любуясь, рассматривает Адму. — У нас тут каждый день на счету. Дорога долгая, боюсь не поспеть. Да и тебе надо крошить врагов.

Нети протянул правую руку Адму. Жена Таргетая крепко сжала руку Нети.

— У нас, Адму, кой-какие трофеи имеются из Чжоу. Много крепкого оружия. Возьми доспехи. Возьми всё, что сочтёшь нужным: одежду, амуницию, шкуры. Оставшееся сложу в великих стенах Севера. Обоз дюже обременяет нас. Вяжет нас по рукам и ногам. Слишком много золота, серебра, свинца, нефрита, опала, ненужных в брани. Железо драгоценное и мягкое. Мне же только бронза твёрдая нужна. Много, очень много медленных телег.

Адму понимающе похлопала вождя по плечу. Нети продолжил:

— Поутру мы уходим, Адму мудрая. Дальше ты правь сама. — Жена Таргетая подняла правую руку. — Ты теперь полноправный вождь северных. Эта ночь будет ночью завирал-сказителей. — Нети с довольным видом посмотрел туда, куда смотрел Таргетай. В долине молчал лагерь Нети. — И право же, моим воинам есть что рассказать…

Два человека, связанных дальним родством, весёлым детством, недавней войной, общей верой, мужчина и женщина, — в один голос засмеялись.

— Так вот какая судьба дома поджидала Уту и Пасаггу, — чуть слышным шёпотом пробормотал Нети себе под нос. — Вот кто должен был Уту…

— Ты что-то сказал, достопочтимый Нети? — отозвалась Адму.

— Нет-нет, судьба, ничего не сказал, — выдохнул Нети.

Тот же день

Адму не была бы Адму, если бы позволила без праздника уйти родне в поход. Как только два вождя северных покинули Таргетая, сотня воинов Адму бесшумными тенями разбежалась по общему лагерю. Вразнобой зарокотали барабаны. Однако сбивчивая разноголосица быстро пресеклась, и барабаны Адму заговорили торжественно. Восторженными хриплыми голосами славили они прибывших домой северных.

Северные Нети не остались в долгу. Ответ последовал ровно через те минуты, которые понадобились, чтобы расчехлить инструменты. В такт барабанам Адму запели наглыми голосами трубы. В музыку труб влились ручейком грустные звуки костяных флейт. Бубны весёлым бронзовым позвякиванием сдобрили печаль флейт. Затеялось веселье.

Усталые воители Нети вняли сигналу Адму. Откуда-то появились силы. Пробудились спящие. Вялые разговоры оживились. Возникли общие костры. Центр лагеря мигом расчистили. Убрали шатры с лобного места. Выложили камнями огромный круг. Девы северных сложили три костра. Два очень высоких по бокам — почти в три роста. И малый — едва до пояса. У того, что в середине, поставили начищенный до золотого блеска огромных размеров бронзовый ритуальный чан с поминальной похлёбкой.

В двенадцати шагах от костров выложили гладкими речными камнями квадратную площадку, на ней разместили три кресла, укрытых шкурами тигра, медведя и волка — покровителей и основателей трёх главных племён северных. Вынесли золотую рыбу-штандарт на красном шесте. Выставили рыбу у ритуального чана. Под молитву жрецы зажгли боковые костры. Пляшущее пламя заиграло бликами на бронзовом чане и золотой рыбе.

Появились трое: Таргетай на носилках (за право его нести была чуть ли не драка), счастливый Нети и суровая Адму. В центре усадили Таргетая. Слева Адму. Нети направился от кресла к чану с поминальной едой. Он шёл, как и положено победителю, широким твёрдым шагом. Жрец поднёс факел Нети. Тот поджёг средний костёр. Вернул факел жрецу. Факел без промедлений отправился в пламя бокового костра. Вождь северных встал спиной к чану, лицом к Таргетаю. Племя северных тысячами глаз следило за каждым движением Нети.

— Мужи и девы! Рад видеть вас! Счастлив, что встретились снова в мире живых!

Громкое «У-у-у-у!» сотрясло долину. Нети поднял правую руку. Троекратное «У-у-у-у!» двух армий северных сдвинуло с места облака. Нети обошёл костры. Он всматривался в лица ликующих людей. Так широко вождь не улыбался никогда. Оказавшись у штандарта — золотой рыбы, Нети продолжил речь:

— Мы пришли домой не с пустыми руками. Мы принесли домой славу. Хотя такие клятвы говорят на свадьбе… — Нети выдержал паузу. Принял хитрый вид. — Скажу именно эту клятву: всё, что наше, — ваше. Все трофеи наши — ваши, племя моё! Помянем погибших, други мои. — Нети принял ковш из рук жрецов. Зачерпнул жирной мясной похлёбки. Поднял ковш повыше над головой. Опустил к земле и вылил наземь. Жрецы запели песню. То грустную, то весёлую. Первым к Нети вышла Адму. Приняла от вождя пустой ковш. Зачерпнула похлёбки и со словами «В вашу честь, павшие герои!» вылила содержимое наземь. Очередь из старших командиров, отличившихся в сражениях, принявших ранения в боях, выстроилась к ритуальному чану.

Праздник чествования победителей начался. Смех, радость, шум громких разговоров, приветствий, рассказов наполнили лагерь северных. Разыскивали родню, повстречав, обрушивали долгожданный поток новостей. Избранные балагуры, собрав у костра иной раз аж под три сотни соплеменников, рассказывали живописные легенды про поход на Чжоу, про засады чудовищ. Имена участников, описания невиданных мест, небывалые подвиги воителей зачаровывают близких. Открытые рты, ахи и охи, горящие глаза, заломленные в едва сдерживаемых чувствах руки подзадоривают сказителей.

Глава 26. Нети и странное племя

Спустя десять дней. Восточный склон Лошадиного холма. Полдень

— Это кто — Чжоу? Вот эти андрофаги? Да они же поголовно в белых кожаных плащах! Щеголяют мужи в трофеях! Чжоу? Да быть того не может. — Вождь северных от удивления выронил дорожную суму. Выставил вперёд открытую ладонь. — Нет, подожди! Туда глянь! Вижу вон там сложенные степные колесницы. Откуда у Чжоу наши колесницы? Скажи? — Вождю поднесли упавшую суму. — Хорошо, положим, вон та колесница Чжоу, но те-то наши, степные! Лёгкие, при восьми спицах…

Степенного вида муж из жрецов, что стоял рядом с Белом, рискнул неосторожно поправить вождя. Выпятив губы, заговорил, гнусавя:

— У них там вождь есть. По имени Волк…

Нети вновь выронил суму. Воздел указательный палец правой руки в небо. Перебил:

— Как ты сказал? Волк? — Лицо вождя северных приняло крайне удивлённый вид. — Насколько же доблестным должен быть вождь андрофагов, чтобы при жизни заполучить такое имя? От племени наградой? — Нети второй раз вернули суму. Вождь северных хлопнул по ней ладонью. — Куда, говоришь, направляются андрофаги?

Верховный жрец Бел откашлялся. Выставил руку. Выпучил глаза. Важно и почтительно проговорил:

— Мой Нети! Болотных бить… андрофагам помогать… Верховным посланы… Вот так и сказала дева-андрофаг нам. И умчалась на коне. — Бел важно упёр руки в бока. — Ещё сказала для вождя тайной передать: церемонию встречи хотим провести как полагается, по взаимной договорённости. Дескать, и вождя вашего по прошлой войне знаем. Та дева была женой вождя. По имени Тиамат.

— Какое красивое имя — Тиамат. Верховным, вещаешь, посланы? — Нети посмотрел через плечо жреца в сторону старших командиров. Кому-то из них бросил насмешливым тоном: — Вот, а ты лепетал, это Чжоу! Андрофаги… — Нети быстро перекинул через плечо походную суму. Встал. Водрузил на голову красный головной убор. — Ну что, добрые? Посмотрим на Волка! Болотных тоже сможем побить. Всё ж нам по пути? — Нети хитро подмигнул. Потёр ладони друг о друга. Знать одобрительно засмеялась.

Нети в сопровождении старших командиров чинно зашагал к лагерю «андрофагов», как он сам назвал непонятные племена. Лагерь разбит по правилам Великой Степи. Шатры, выставленные правильным кругом, лобное место, через лагерь — две дороги сходятся крестом на лобном месте, обоз и скотина отдельно от лагеря. Охранение в двух полётах стрелы приветствует вождя и знать северных. Поднимают правые руки, произносят: «Да позаботятся о вас Боги!» Поверх одежд мужей из охранения висят скальпы.

Нети останавливается. Внимательно оглядывает трофеи на трёх мужах. Прищуривает хитро глаза. Напускает величавый вид.

— Отличная работа. — Правая рука вождя северных указывает на полоску желтовато-белой кожи, бывшую некогда чьим-то лицом, а ныне притороченную к нарядному поясу работы Юга. Воитель расплылся в счастливой улыбке. Провёл ладонью по скальпу.

— Скажи-ка, почтенный муж… — Вождь северных приложил ладонь к своему виску. — Пряжка — олень, в бронзе, у ремня твоего — то символ понятный, но вот ремень-то чей? Не пойму. Не видел таких узоров в степи.

Нети подошёл совсем близко к воителю. Провёл указательным пальцем правой руки по вышитым цветными нитями зигзагам. Поднял голову и встретился взглядом с незнакомцем. Ответ стал неожиданностью для всех:

— Мать-Богиня, Табити несравненная, даровала в пыльной битве.

— Хвала Матери-Богине! — быстро ответил Нети. Поднял глаза к небу. — О каком таком сражении ты, достопочтенный, говоришь? В пыли? — Вождь северных склонил голову набок.

Воитель провернул копьё в руке. Провёл тяжёлым наконечником по траве слева направо и не коснувшись земли. Нети оценил жест уважения. Качнул головой. Провёл рукой по косам.

— Верховный повёл армию на Юг… — Услышав такое интересное начало, знатные плотно окружили собеседников. Муж продолжал: — На дальних землях Юга встретили армию мародёров с Сунь-Ли во главе…

Ухмылки показались на лицах командиров при упоминании имени генерала Чжоу. Муж прервал рассказ.

Нети оглядел знатных. Доверительно положил правую руку на плечо мужа. Вкрадчивым голосом тихо, почти что шёпотом, попросил:

— Почтенный, ты продолжай… — и перевёл суровый взгляд на командиров. Затем добавил: — Видишь ли, мы того самого Сунь-Ли под Шаном видели в деле… Он, один с копьём, в атаку на нас пошёл. Вот только копьё как-то не так держал храбрый генерал.

Общий хохот разорвал тишину. Выждав, Нети нежным голосом продолжил:

— Потом этого Сунь-Ли порол плёткой новый император Чжоу.

Снова хохот вознёсся к небу. Воитель гордо поднял голову. Провёл левой рукой по бороде.

— Мы на холме разнесли армию мародёров. Вёл нас генерал Волк.

Нети удивлённо поднял брови. Протянул руку к копью мужа. Сжал древко. Сквозь зубы прошипел:

— Как ты сказал? Генерал? Генерал Чжоу? Кто дал такое звание тому славному Волку?

Воцарилась напряжённая тишина. Старшие командиры ждали ответа.

— От Верховного получено позволение сохранить имперское звание Волку. Генерал повёл атаку с холма. С нами были девы-андрофаги. Жуны Люка и Дугги поддержали атаку Волка с тыла. — Воитель сохранял достоинство. Гордо держался перед вождём и добрыми.

Нети разжал руку. Отпустил древко чужого копья.

— О, да там были ещё и жуны? Как же задиристо прошла брань, которую мы пропустили! — Нети сжал воителя в объятиях. Похлопал по спине, обтянутой тяжёлыми кожаными доспехами с бронзовыми пластинами. Оглянулся назад.

— Воистину, мужи, в великое время живём! Хвала Богам. Такие чудесные события происходят на глазах! Божество ведёт войну.

Добрые перевели взгляды на вождя. Лицо Нети суровое, одухотворённое, ни намёка на шутку. Командиры согласно закивали словам вождя.

— Как твоё имя, достопочтимый? — Нети достал нечто из дорожной сумы. Протянул предмет, зажатый в ладони, незнакомцу. — Это мой дар тебе за приятные новости.

То, что произошло далее, повергло в изумление и вождя, и командиров.

— Лис имя моё.

Нети разжал пальцы. На ладони вождя северных сидел бронзовый лис. Воитель от неожиданности открыл рот, да так и застыл. Добрые первыми пришли в себя от совпадения. Громкий хохот в который раз полетел к светлому небу.

— Хорошая примета. — Нети часто качал головой. — Очень хорошая. — Вождь северных с уважением оглядел троих воителей в охранении. Громким голосом скомандовал: — Ну, Лис, веди нас к генералу. Я Нети, вождь северных. Со мной — добрые.

Трое охранников с удовольствием покинули свои посты. Двое из них, придерживая гориты, побежали наперегонки к шатрам. Лис же, высоко подняв копьё тыльником вверх, заспешил широким шагом по центру, перед северными. Едва сделал первый шаг к лобному месту, как послышалась музыка. Полилась возвышенно-грустная мелодия флейт. Нети остановился. Переглянулся со старшими командирами. Вступили струнные.

— Да нас тут ждут! — Нети хлопнул в ладоши. Нетерпеливо зашагал за Лисом. Вождём овладело жгучее любопытство. Нети на ходу покусывал губы, руками касался золотой поясной пряжки в виде тигра, впившегося в загривок лошади. Между шатрами выстроились воители. Мужи были в чистых одеждах, большей частью в длинных, до середины бедра, рубахах жёлто-белого цвета, пошитых из кожаных лоскутов. Рубахи без поясных ремней, выпущены поверх коричневых кожаных походных штанов. Многие стояли босыми, иные в сапогах, но все воители — без оружия.

— Ну ты только погляди — андрофаги при полном параде! — Нети развёл руками. Засмеялся. — Люблю племя андрофагов!

Вождь северных оглянулся. Старшие командиры сияли от радости.

— Помните, как андрофаги учили уму-разуму нашего Пасаггу? — Под звуки музыки окружение вождя громко засмеялось. Вождь пустился в пляс. Так, пританцовывая, Нети и взошёл на лобное место.

Взошёл и… замер в изумлении. Посредине лобного места стояли в ожидании десять фигур в пышных шкурах животных. На лицах — раскрашенные в разные цвета рогатые маски с высунутыми ярко-красными языками. В лапищах — жезлы, окованные медью, с деревянными навершиями в виде морд хищных зверей.

— Прошу, вождь… — дева-андрофаг, приветствуя Нети правой рукой, держащей венок из веток папоротника, указала лицом на кресла. — Проследуй к почётному месту!

Вождь северных заметно вздрогнул и направился к креслам, не сводя глаз с фигур. Добрые северных раскололись на две неравные части. Одна, меньшая, проследовала за Нети. Другая, большая половина добрых, села тут же на траву. Едва Нети, жрецы и тысячные устроились, как мохнатые фигуры сделали три коротких шага в сторону гостей. Под грустную мелодию костяных флейт и струнных фигуры начали ритуальный танец.

— Да-а-а! — Нети приложил ладони к вискам. — Вот это я понимаю — приём гостей! — прошептал вождь северных на ухо верховному жрецу. Однако жрец Бел промолчал — зрелый, в годах, муж был зачарован танцем огромных фигур.

Глава 27. Нети и Волк

Фигуры двигались весьма необычно. Они как будто стояли неподвижно, опустив руки, но в то же время ноги в деревянных колодках отбивали по утрамбованной земле лобного места энергичную дробь. Колени у фигур то сходились, то расходились. Прыжки сменялись поворотами из стороны в сторону. Пышные шкуры надёжно укрывали тела танцоров.

Со стороны старших командиров, что сели поодаль от вождя, послышались восхищённые возгласы. С десяток мужей из последнего ряда даже встали на ноги, чтобы получше разглядеть представление. Танец резко оборвался. Сидящие уж принялись цыкать на стоящих, понуждая их сесть. Но причина остановки выступления была вовсе не в том, что северные стояли. От десяти мохнатых фигур отделилась одна, в медвежьей шкуре и в белой маске. Взмахнула пару раз руками, подобно птице. Запела фигура густым, сочным мужским голосом. Песня на непонятном языке полетела дерзким вызовом небу.

Одинокой фигуре ответили из толпы разрозненные голоса. Голоса пытались перекричать друг друга. И вот в том хоре объявился женский голос. Иные семеро притихли, едва его заслышав. Женский голос протестовал, теперь спор в песне возник между белой маской и красной. Мужской голос пел степенно, отчуждённо, женский — пылко, страстно, прерывая речь мужа.

— На каком языке поют? — подёргал Нети зачарованного верховного жреца Бела. Тот, очнувшись, прошептал:

— На жреческом. Предков, первых переселенцев. — Обхватил руками щёки и замолчал. Верховный жрец Бел напоминал голодного путника, только что принявшего угощение хозяев. Вождь северных понял, что настаивать на переводе песен бесполезно. Упорный спор двух певцов завершается примирительной хоровой песней всех десяти фигур. Единым голосом молитва отправляется к радостному светилу. Белые облака в небе принимают причудливые кудрявые очертания.

В наступившей тишине после молитвы вдруг, не сговариваясь, старшие командиры вскакивают, позабыв о ранге, о традициях, и принимаются ликовать.

— Что, только я не знаю языка предков? — медленно вставая, бормочет Нети.

Жрец не покинул кресла. Слёзы текут по его щекам.

— Эк тебя на солёную-то водицу прошибло. — Но далее Нети не стал шутить. — Это был спор Праздника Смерти с Праздником Жизни? Да? — Бел лишь молча поднял правую руку. Нети похлопал примирительно по плечу жреца. Сделал два шага к фигурам.

— Да позаботятся о вас Боги, достойные андрофаги! Я Нети, вождь северных. — Нети распахнул суму, достал витой в три оборота золотой браслет с тигриными мордами на концах. Положил перед собой на примятую траву — гостевым подношением.

— Кто у вас вождь?

Добрые северные дополнили подношение Нети своими подарками. Рядом с золотым браслетом легли бронзовый кинжал в ножнах работы Чжоу, меч без ножен работы северных, ритуальные пруты в виде стрел из железа, островерхие серые суконные шапки. Поверх шапок лёг увесистый мешок, источавший запах конопли. Довеском к мешку, по давней традиции Великой Степи, пожеланием процветания хозяевам лагеря — старый заточенный бронзовый серп.

Мохнатая фигура в белой рогатой маске подняла правую руку в знак приветствия.

— Я вождь племени. Волк имя моё. — Фигура широким жестом указала на воителей вокруг. Нети посмотрел по сторонам — лобное место заполнялось народом. Свободное пространство вокруг гостей и мохнатых фигур быстро уменьшалось. Окрашенные в красное, синее, жёлтое лица светятся счастьем. — В моём лагере андрофаги и свободное племя. Есть и агреппеи, добровольцы, в трёх сотнях. Идём войной на болотных, по приказу Верховного.

— Маску снимать не будешь, вождь? — шутливым тоном продолжил знакомство Нети. — У меня-то с собой маски нет. Не равно стоим.

Белая маска снята. Скуластое лицо, прямой нос, густые брови, тонкая нить губ. Твёрдый, властный взгляд.

— Так-так-так. Значит, ты и есть тот самый генерал Чжоу, о которого обломали зубы жуны в сражении? — Нети упёр руки в бока. Склонил голову набок, как зверь, что выжидает миг. Перед старшими командирами враз объявился прежний рубака-тысячный.

— Да, он. А ты, стало быть, тот самый правдолюб Нети — раскрыватель мятежей? — в ответ вернулось тем же задиристым тоном. Нети негромко засмеялся. Засмеялось и окружение вождя северных. За ними веселье поддержали хозяева лагеря. Одна из фигур сняла красную маску. Открылось прекрасное девичье лицо.

— Верно, твоя жена, вождь свободного племени андрофагов? — Нети посмотрел на смеющуюся деву. Волк кивнул. Дева подняла правую руку с маской.

— Тиамат имя моё. Я жена вождя племени андрофагов, — гордо произнесла дева. — Добрая я, из жрецов.

— Вождь, непонятность получается. Так всё-таки твоё свободное племя из андрофагов будет? Или из Чжоу? Уж проясни мне. — Вождь северных провёл рукой по бороде. Его лицо приняло забавное выражение.

— А ты, почтенный вождь северных, сам догадайся. Сможешь определить, где тут свободные мужи из Чжоу, а где андрофаги?

— Нет, не смогу. Шёл, смотрел по сторонам — без толку. Одни наглые андрофаги вокруг. — Нети протянул правую руку. Волк шагнул вперёд и сжал руками ладонь Нети.

— Волк, я все могу задумки военных принять. Но скажи… — говорил Нети серьёзным тоном, — зачем тебе в болотах да в лесах колесницы? Лёгкие и тяжёлые трофейные, из Чжоу?

— Вот так прямиком — и к делу? Даже напиток пьянящий не попробовавши? — Волк широко улыбнулся обеспокоенному вождю северных. Нети только сейчас заметил, что Волк выше него почти на полголовы. Посмотрел на ритуальную обувь.

— Сравняемся и в росте. — Волк подмигнул. Откуда-то появились длинные разборные столы. Девы-андрофаги расставили кресла для гостей. Мужи выложили на стол угощения. Нети оглянулся, безуспешно кого-то разыскивая.

— Нази, Мер, где вы? — выкрикнул в небо Нети.

— Здесь я, вождь! — из толпы справа помахали синими шапками.

— Нази и Мер, отправляйтесь к нашим на Лошадиный холм, пусть идут в гости. Все разом. Будем брататься. Лагерь пусть выставляют рядом. — В ответ вновь помахали шапками. Тысячного и сотенного наконец пропустили, и они исчезли в толпах хозяев. Нети сел рядом с Волком в средине стола.

— Колесницы применим на ровном пространстве. Пройдём сквозь лес. Выйдем на поле… — Волк заговорил, как только Нети сел. И сразу же был бесцеремонно прерван вождём северных:

— Ну откуда, скажи, ты, Волк, знаешь, что болотные и их союзники примут твои условия боя? — Нети хлопнул ладонью по столу. — Болота их дом родной. Зачем им луга?

— Мать во сне явилась. Указала то заветное поле. — Ответ поразил вождя северных. — А оно ровное, как озёрная гладь. Без камней. Слева по краям поля густой лес. Хорошее укрытие для отряда. Может быть, лучников? Болот нет. Вдали река, скалы отвесные, в них водопад…

На слове «водопад» Нети вздрогнул. Повернул голову. Посмотрел долгим взглядом в глаза Волку.

— В том водопаде кровь?

— Тоже мать во сне указала? — вернул вопрос Волк. Нети второй раз хлопнул ладонью по столу:

— Теперь уже точно мы с вами идём на этих… — Нети сморщил лоб, вспоминая название врагов.

— Болотных людей, — подсказал Волк.

— Да-да. Болотные Чжоу и те, кто к ним по скудоумию примкнул. Вещие сны, Волк. Духи предков нам, слепцам, указывают верное. — Пришло время Волку хлопнуть ладонью по столу.

Тиамат поднесла кувшин солидных размеров. На сосуде рисунок — хищные птицы, гуляющие среди цветов. Расставила вокруг кувшина четыре блюда и четыре кубка из черепов, в золотых оправах. Разлила из кувшина белый напиток. Села слева от Волка.

— Почему четыре, не хочешь узнать? — Волк посмотрел на вождя северных.

— Четвёртый набор для наших матерей? — разгадал Нети загадку Волка. — Расскажешь о своей, а я — о своей? Лады? — Волк взял правую руку Нети и крепко пожал её. Волк встал и поднял кубок. Отпил белый напиток. Вылил часть наземь. Снова сделал глоток.

— Восславим Богов, дружбу дающих! — с теми словами Волк осушил костяной кубок. Нети встал. Обнял левой рукой Волка и последовал его примеру. Торжество продолжилось за столом. Старшие командиры северных оценили напиток из лошадиного молока. Андрофаги угощали щедро. На столах красовались лепёшки с начинкой, сыр, душистое мясо, сваренное в чанах, наваристые супы, к ним лук и чеснок.

За горячей едой завязались беседы. Говорили обычно неразговорчивые андрофаги. Северные, не перебивая и не переспрашивая, слушали. Иной раз благодарные слушатели просили по три или даже четыре раза вновь пересказать историю. Душевно смеялись: пересказу шуток, метких фраз, проговаривали вслух, запоминая, новые, им неизвестные поговорки вождей и командиров. Новости — об армии Верховного, о коротком походе на юг, о пыльной брани, об очередном пленении Сунь-Ли, о сватовстве белой птицы и свадьбе деда Агара, о тёплой встрече армии на перевале, о грандиозных торжествах в краю Верховного, о бунте строптивых хурритов, отказавшихся напрочь возвращаться в горы, о щедрых дарах жителей Хваризама степным воителям — поглощались вприкуску с вкусной едой. Ели и пили с отменным аппетитом. Животы наполнились теплом.

Нети вслушивался в беседы. Андрофагам и вправду было что рассказать гостям. Что ни новость, то восхищённые возгласы старших командиров. Северные, жуны и агреппеи вновь и вновь настойчиво требовали деталей. Девы и мужи прищуривали глаза, потирали лбы, махали руками, пытались себя представить на месте товарищей. Андрофаги, как ни странно, находили слова для красочных описаний. Гости набивали рты едой, заглушали ладонями чавканье. За столом самостийно братались. Обмен дарами между воителями из разных племён превзошёл размахом иные купеческие ярмарки. Вождь северных неспешно и верно пьянел: от не кончавшегося в кубке хмельного напитка, от свежеиспечённого дружества, от достойных товарищей, от дерзновенных замыслов.

Глава 28. Праздник Жизни и Праздник Смерти

Первый день свадеб. Луг у водопада

— Северные… — Волк, стоя, обращался не только к Нети и знатным, что сидели на скамьях, но и к воинству, собравшемуся на лугу перед водопадом. Ровный луг вместил пёстрое собрание. Тут были и агреппеи; само собой разумеется, хозяева — андрофаги; свободное племя, обликом, одеяниями и даже нравами схожее с андрофагами; северные и жуны. Присутствовали и двое хурритов, и муж от озёрных и золотых, то были проводники и толмачи, шедшие с Волком от самих земель Верховного.

— Славим тебя, вождь андрофагов! — Нети, сидящий по правую руку от Волка, первым ответил на начатую речь хозяина празднеств. Волк оправил золотую шапку вождя и продолжил:

— Сегодня у нас, мужей и дев Великой Степи, день свадеб. Тем приятнее видеть свадьбы не только что моего племени, но и свадьбы северных и жунов, агреппеев и северных…

— Про хурритов не забудь, — шёпотом подсказал Нети.

— А говорят, и мужи хурритов нашли своё счастье в моём краю? — удивлённым тоном протянул Волк. В ответ с мест поднялись два счастливчика с невестами. Волк хлопнул в ладоши: — Толмачи оказались расторопными парнями! — и засмеялся.

— Для всех счастливцев будет исполнен танец. Называется он «Праздник Жизни и Праздник Смерти». — Волк откашлялся для важности. Посмотрел на вождя северных. Указал на Нети правой рукой. Громко заговорил: — Мы, андрофаги, долго готовили танец. — Волк поднял обе руки к светилу. — В известные каноны степных я, Волк, внёс традицию моей матери. Возможно, кто-то скажет… — Но Волка прервали весёлым выкриком из круга командиров степных, сидевших позади знати северных:

— Никто не скажет, вождь! Мы будем наслаждаться танцем!

Женихи и невесты встали. Перед вождями и знатью явилось пять тысяч счастливых пар. Десять тысяч воителей громко, протяжно и лихо пропели песню волков: «У-у-у-у!».

— Ого-ого! — Волк развёл руками от такого количества счастливцев. Нети встал с походного кресла. Поднял кубок.

— Восславим Богов за празднества, нам дарованные! — Женихи и невесты подняли кубки, по большей части из черепов, оправленных бронзой. — Никто не знает, сколько отмерено ему, так будем же рады каждому дню!

Пирующие осушили кубки.

Волк поднял посох вождя. Заговорили флейты. Заговорили восторженно и грустно. На луг вывели коня. Красавец гнедой масти нёс на себе парадное убранство. Сбруя из золота, ритуальное седло с накладками в золотых фигурках животных, хвост собран в косу, переплетён лентами. Но поразительнее всего была маска оленя с массивными рогами. Рога закручены в дуги. В маске конь преобразился, приняв диковинный образ Матери-Богини.

Оленя-коня неспешно провели кругом. Каждый воитель получил возможность осмотреть первого участника танца. «Оленю» приятно было внимание тысяч людей. Часто останавливается «олень». Воители встают, поднимают кубки в честь Матери-Богини. Флейты играют гимн. Хор из трёх десятков мужских и девичьих голосов запевает балладу о Создательнице миров. Обойдя дважды круг, «олень» занимает место в центре луга. Завершив балладу, хор не умолкает, умолкают лишь флейты.

Бубнят невнятно барабаны. На луг выходит ряженая дева. На ней — шкуры тигра. Поверх головы, поверх причёски, собранной из русых кос, — искусной работы маска: оскаленная морда хищника. Большая маска сшита из шкур тигра. Клыки из золота. Усы из бронзы. Оскал устрашающ. Бормотание барабанов постепенно переходит в ритмичный злой рёв. Дева кланяется вождям и знати, затем на все ветра. Жрица помогает ей надеть маску. Дева поднимает правую руку. Обходит круг справа налево. Останавливается. Мужи и девы встают, поднимают и опорожняют кубки в честь образа Праздника Смерти.

Праздник Смерти встаёт напротив Оленя, олицетворяющего Праздник Жизни. Каноны соблюдены. Этот танец для двух танцоров, обычно его исполняют в честь начала года и на свадьбах. «Но в чём же новшество Волка?», «О какой диковинке говорил вождь андрофагов?» — ветром проносится по кругам зрителей шёпот нетерпеливого ожидания. Барабаны замолкают. Одними голосами хор поднимает молитву предкам. Сидящие воздевают руки к светилу и шёпотом, вслед за хором, вторят молитве.

Вот раздаются последние слова, и на луг выходят трое. Мальчик лет шести, подросток лет четырнадцати и вооружённый муж лет двадцати двух — в доспехах, с клевцом. Мальчик и подросток одеты в чистые парадные одежды. Белые рубахи навыпуск, штаны, заправленные в короткие сапоги. На головах островерхие чёрные уборы. Все трое берутся за руки. Стоят перед Праздником Жизни и Праздником Смерти. Зрители поднимают правые руки, не вставая с земли. «Диковинка» принята благосклонно. Изменять традицию танца предков — дело рискованное. Но Волку удалось внести правильную ноту. Три возраста степного люда смотрят на двух главных персонажей танца.

Молитва смолкает. И начинается танец. Праздник Жизни сходится с Праздником Смерти. Глухо заговорили барабаны. За ними весело — флейты. За флейтами — струнные. Всё сливается в бравую мелодию сражений. Дальние круги зрителей встают, чтобы разглядеть представление. Мелодия наполняет волнением сердца воителей. Круги раскачиваются. Руки сплетаются.

— Ты смог приятно подивить народ, — наклоняется Нети к Волку. — Отличная идея — вывести на поле мужей. И кстати, мои заболели твоим свистом. Поголовно свистят.

Волк улыбается в ответ:

— Нети, в твою честь танец. Досмотри до финала.

Вождь северных дружески хлопает Волка по плечу.

Танец превращается в битву двух Праздников. Праздник Смерти напирает на Праздник Жизни. Тигр устремляется на оленя. Олень встаёт на дыбы. Тигр кружит, заходит сзади, но олень разворачивается рогатой мордой и встречает атакующего тигра. Так повторяется три раза. Барабаны меняют ритм. Теперь их речь полна безудержного гнева. С новой песней мальчик уходит. Из персонажей-людей остаются двое: подросток и муж.

— Сдаётся мне, ты меня ждал, — вновь шепчет Нети на ухо Волку. — Откуда ты знал, что мы с тобой встретимся?

— Мы? Ты сказал мы? — Волк оборачивает лицо к Нети. Нети сжимает правую руку Волка. Два вождя пристально смотрят друг другу в глаза.

В этот миг очередная атака тигра заканчивается победой. Тигр превращается во всадника. Всадник приподнимается в седле. Разводит в стороны руки-лапы. Олень-конь несёт всадника-тигра три круга — справа налево — мимо зрителей. Восторженный гул поднимается вместе с рёвом барабанов. Танец воинственный. Всадник и олень вновь оказываются в центре луга. Подросток удаляется. Остаётся муж. Он вынимает клевец из-за пояса. Олень встаёт на дыбы. Тигр ловко, словно в падении, покидает седло. Тигр, подпрыгивая попеременно то на одной, то на другой ноге, встаёт напротив оленя. На этом традиционный танец обычно заканчивается. Но не в этот раз.

Сменяется песня. Барабаны замолкают. Слышны флейты и струнные. Звучит песня — восторженная и немного грустная. Муж с клевцом оказывается между Праздником Смерти и Праздником Жизни. Вздох удивления проносится по кругам. Замысел танца раскрывается. Едва оказавшись между тигром и оленем, муж подвергается нападению с обеих сторон. Одновременно тигр грудью и олень мордой напирают на бока мужа. Олень неласков с противником — и коленки идут в ход. Мужа, что оказался между Праздниками, раскачивает из стороны в сторону. Меняется музыка.

Хор поднимает под сопровождение флейт и струнных молитву в честь предков. Муж с клевцом уходит на запад. Нети первым поднимается с места. За ним и все зрители. Стоя рукоплещут представлению. Возвышенная хвалебная песня поднимается к небу.

…О ты, что Праздник Жизни

Ведал в кругу родных,

О ты, что Праздник Смерти

На сечу с друзьями вёл,

Тобой горжусь!

Во мне живёшь ты.

Тебе, мой славный Предок,

Я подношением песню шлю…

Глава 29. Имперские порядки

Три дня спустя. Поле у водопада

— Волк, ты и вправду намеревался рубиться с ними без нашей подмоги? — Нети левой рукой пренебрежительно указывал на врага. — Не то чтобы их много. Больше, конечно, чем нас. — Нети захохотал. — Но ведь живыми их упускать никак нельзя?

— Забавные толпы. Посмотри, Нети достопочтимый, слева, тем краем, что у леса, не болотные стоят. Издалека пришли. В доспехах с бронзовыми накладками. С мечами и секирами. Хорошие секиры. Издалека пришли, как пить дать, в лес подадутся. — Волк посмотрел на Нети. Нети с хитрецой усмехнулся.

— У правого фланга люди с севера. В дорогих мехах. Ладные доспехи из копыт. На шлемах клыки. А посредине точно болотные. Полуголые и с копьями. — Волк засмеялся. Взялся за обод колеса тяжёлой колесницы Чжоу, запряжённой четвёркой лошадей.

— Заметь, никаких хитрых боевых построений, мой вождь Нети.

— Да-а… — Нети принял насмешливый вид. — Просто огромная пёстрая толпа. Как ты их различаешь? По мне, что слева, что справа, что в центре — всё одно олухи, на смерть идущие. Эти дурни никогда и колесницы-то не видывали… — Почесал за ухом. — Ни одного конного отряда. Как им справиться с нашими колесницами?

— Никак не справиться. Ни с тяжёлыми, что от Чжоу достались, ни с лёгкими, из степных. — Волк ещё раз прошёлся по толпам. Толпы выкрикивали отборные проклятия в сторону степных. Ломали ветки над головой, кидали в траву, сыпали пригоршнями пепел на головы. Перед толпами болотных шаманы с черепами на посохах танцевали замысловатые танцы.

— Ветер в их сторону. Ты, Волк, всё правильно рассчитал. Имперские порядки Чжоу против толпы? Такой будет наша брань сегодня? — Нети поднял глаза к небу. Что-то неслышно прошептал в безмятежные облака. — А шлемы с клыками ты, вождь андрофагов, мне трофеем-то поднеси. Не откажусь от даров. — Нети протянул кисет, расшитый камнями.

— А с тебя секиры тех, кто в лес побежит. — Волк взял кисет и сжал руку Нети в знак соглашения о разделе добычи.

— Лады! — Нети хлопнул ладонью по руке Волка. Вождь андрофагов и свободного племени открыл кисет. Высыпал часть содержимого себе на ладонь. Это были сухие ягоды — ярко-красные, чёрные, бордовые. Отправил ягоды в рот.

— Сладкие, с кислинкой, — произнёс Волк.

Он расстегнул застёжки и снял с левой руки боевую накладку. Она была отлита из бронзы и повторяла очертаниями кисть, полностью закрывая руку. Остро заточенные ногти служили хорошим оружием. Ладонь руки-накладки крепилась прочным кожаным ремнём и застёжкой из бронзы. На запястье припаяны два золотых обруча и ещё одно крепление с застёжкой как на ладони, но с ремнём пошире.

Волк протянул дар Нети.

Вождь северных принял руку из металла.

— Да неужто подарок императора Ю-Вана? За храбрость получил, генерал? — Нети с детским восторгом рассматривал дар. — Великолепная вещь! Крепкая.

— Нет, дорогой вождь, работа моих мастерских, — с гордостью ответил Волк.

Нети надел бронзовую руку. Ещё раз оглядел накладку. Потрогал золотые обручи. Сложил губы трубочкой.

— Неравноценный обмен, Волк, получается. Ягоды сменяли на боевую бронзу и ритуальное золото. — Нети снял с правой руки золотой браслет. Протянул. Пришла очередь Волка удивляться:

— Ого-ого! Золото! — На Волка смотрели две тигриные морды с рубиновыми глазами. — Тигры? Обереги? Покровители племени?

— Ну, тебе ничего не надо растолковывать, мой друг. — Нети не мог оторвать глаз от левой руки. Он не заметил, как Волк снял и протянул ему правую бронзовую руку.

— Бери, вождь северных, для полного комплекта.

Правая рука-броня отличалась от левой: она не имела пальцев, бронзовая пластина накладки оказалась гладкой, как зеркало. К ней, так же как к левой, были припаяны два золотых обруча. Нети позволил Волку помочь ему с застёжками.

— Хочешь, чтобы последнее слово осталось за тобой, вождь Волк? — Нети осмотрел дары. Провёл бронзовыми руками по щекам. — Нет, достопочтимый, северные не такие. — Нети завёл руки за шею и вынул из-под одежды амулет. Без предисловий надел его на шею Волка. Это был золотой олень, поджавший ноги в стремительном беге. Амулет раскачивался на простом обруче из трёх переплетённых кожаных полосок. Волк поцеловал дар вождя северных. Спрятал под бронзовые доспехи.

— Ты теперь для меня брат-андрофаг. А звание твоё — надёжный вождь племени андрофагов. Про свободных мужей из каких-то там неизвестных уделов Чжоу я и слышать более не хочу… — Нети говорил твёрдо, глядя в глаза Волку. — Чжоу нет среди нас. Есть пришлое племя дерзких андрофагов из уделов Чжоу. Всё, что происходит, — происходит не просто так. И мы с тобой встретились тоже не случайно, Волк. Матери наши тоже не просто так сгинули. Это духи предков нас вместе свели, мой кровный брат Волк. Между нами родство, Волк. Духи так рассудили. Судьба у нас с тобой — встретиться.

— Любая из колесниц твоя, разлюбезный друг-брат Нети. Но я бы… взял вон ту. — Волк кивнул в сторону лёгкой, запряжённой парой лошадей колесницы работы степных. — Отменный ход. Лошадки горячие. Возничий тёртый. Самое лучшее, что есть у меня, даю тебе.

Возничий — дева-андрофаг в тяжёлых чешуйчатых бронзовых доспехах для конного боя. Броня, нашитая на кожаную основу, закрывает ноги до ступней. Дева стоит подле колесницы не с пустыми руками. На двух широких поясных ремнях красуются длинный кинжал, средний меч, походная сума малого размера. За плечами расписной горит с асимметричным луком. На бортах колесницы ещё два горита со стрелами, но без луков. Довершает арсенал притороченное к левому борту короткое копьё с двумя полосками кожи, на которых видны остатки волос.

— Да, я смотрю, копьё у девы проверенное. — Вождь северных хлопнул Волка по плечу. Зашагал вразвалочку к предложенной колеснице, насвистывая военную мелодию. Дойдя до возничего, Нети опознал в нём жену Волка.

— Приветствую тебя, почтенная Тиамат! Да позаботится о нас Бог Войны!

Вместо ответного приветствия Тиамат вынула из горита лук, богато украшенный бесчисленными полосками меди, и протянула Нети — обеими руками, тетивой к вождю.

— Благодарствуем, дева! У меня и свой, как видишь, имеется. А за соблюдение бранных традиций спасибо. — Вождь северных откинул полу плаща. Явил возничему лук. Первым вступил на колесницу. — Хорош твой лук, Тиамат. Копьё приветствую твоё, что испило крови. Сколько отметин на луке?

— Две сотни, мой вождь. — Тиамат взяла в руки вожжи. — В походе на Чжоу.

— И впрямь тёртый возничий. — Нети вынул лук, вложил стрелу с трёхгранным наконечником.

— О чём неясном молвишь, вождь? — Тиамат подняла удивлённо брови.

— Твой муж, почтенный вождь андрофагов, — Нети повернул голову в сторону Волка, — назвал тебя тёртым воителем.

— Люблю его. — Тиамат помахала рукой мужу. Её знак нежной привязанности был истолкован как сигнал к наступлению. Взвыли трубы. Воители вполголоса прочли молитву Богу Войны. Четыре десятка огромных, выстроенных в три линии, в полтора роста, соломенных шара покатились в сторону неприятеля. Шары катили под прикрытием длинных щитов из прочных дубовых досок. Ровное поле не имело уклона. Шары катились медленно. Болотные не предпринимали никаких маневров. Вот шары перестроились в одну растянутую линию, по всей длине построений врага. Факелы пошли в ход. Шары занялись огнём, но что-то было ещё укрыто в них. Повалил густой дым и направился пеленой к неприятелю. Дым застил болотным глаза.

Колесницы сдвинулись с места. Смазанные колёса без скрипа подминали ярко-зелёную траву. Повозки выстроены в четыре отряда. К каждой приставлены охранением семь легковооружённых воителей, с луками и мечами. Круглые, пёстро крашенные щиты взгромождены на плечи, прикрывают спины пеших. С ними два десятка молчаливых белых степных боевых псов. На их нюх можно положиться.

Три отряда — в одной атакующей линии, по двадцать колесниц в каждом. Четвёртый, резерв, позади атакующей линии, в тридцать тяжёлых колесниц Чжоу, сильно смещён к левому флангу. Нети ведёт атаку колесниц. Волк возглавляет резерв, без пеших воителей. Вождь вольного племени разворачивает и уводит резерв под покровом соломенного дыма дальше, в обход болотных людей, далеко влево. За отрядом Волка следует в вольных построениях, рассыпавшись на десятки, отряд степных маков Нети в тысячу лучниц. Степные маки держат луки наизготовку. Тяжёлые с высокими бортами трофейные колесницы Волка перегружены горитами — запас стрел для отряда степных маков.

Колесницы Нети крадутся в сером дыму и подходят к противнику на расстояние полёта стрелы. Там, где дым не такой плотный и образовывает разрывы, вождь северных может разглядеть построения. Он видит: пешие сравнялись с колесницами. Колесницы прикрыты. Псы молчат, значит, в дыму нет врага. Нети поднимает лук и первым пускает навскидку стрелу.

Стрела запела песню смерти. Густой дым поглотил её. Раздаётся крик — кровопийца нашла жертву. Тот крик стал сигналом. Сотни стрел мгновенно отправляются в полёт за добычей. Ветер меняет направление, несёт дым влево. Охранение выстраивается цепью за десять шагов до колесниц. Пешие встают на колено, луки — наизготовку.

«У-у-у-у!» радостным эхом разносится между колесницами. Первый меткий выстрел лучников выкосил ряд болотных людей. Ни одна стрела не ушла в землю. Стоны оглашают поле. Ветер играет в игры с людьми и возвращает облако, словно одеялом закрывая поле. Колесницы уверенно катятся навстречу болотным. Десять шагов, и Нети вновь пускает стрелу. Три отряда отправляют второе свистящее облако. В ответ раздаются предсмертные хрипы, жалобные крики и обильные проклятия на незнакомом языке.

Любопытством загорелся ветер. Отодвинул дымное одеяло. Перед болотными людьми — горы трупов. Враг заслонился от стрел щитами. Панцирь многослойной брони из щитов укрыл воителей. Вождь северных вытянул правую руку в сторону. Выжидающе посмотрел в направлении далёкого водопада. Это был сигнал — возница соседней колесницы подносит к губам трубу, слышен протяжный рёв.

С правого фланга летят стрелы-свистульки. Горланят песню, да такую, что её трудно без дрожи выдержать и храбрецам. «У-у-убью-ю!» — зловеще воют тысячи певуний-кровопийц. Броня из щитов оказывается бесполезной — правый фланг и тылы болотных людей открыты. Нети добился своего. Враг подставил Волку бок и спину. Облако врывается в плотную толпу. Косит мужей. Копья, топоры, длинные луки падают ненужным хламом наземь.

Меж болотных воцаряется бедственный хаос. И без того несуразные построения рассыпаются на разрозненные, никем не управляемые группы. Некоторые из тех, кого Волк назвал «люди с севера», трусливо покидают поле сражения — несколько сотен союзников болотных убегают к реке. С полтысячи тех, кого Волк назвал «люди издалека», подаются в лес, ища спасения за деревьями. Отчаянные споры, непонятные команды пресекает второе облако свистулек, выпущенное отрядом Волка. Следом Нети отправляет стрелы, сблизившись ещё на двадцать шагов с врагом.

С пять сотен болотных отделяются от мечущихся товарищей и устремляются в контратаку на колесницы Нети. Бегут полуголыми, без шлемов и щитов, безумно размахивая на ходу топорами. Нети командует: «Разворот». Возничие разворачивают колесницы. Лучники пускают стрелу в атакующих наверняка. Из пяти сотен на ногах остаётся едва десяток. Выжившие подаются в страхе назад. В лежащих телах иной раз и по три стрелы. Колесницы немного отходят. Охранение обстреливает жалкую бесформенную толпу.

Навстречу колесницам размеренным шагом выдвигаются пешие степняки. Огибают дымящиеся шары. Прямоугольник в четыре шеренги глубиной. Нацелены в небо тяжёлые копья, щитами прикрывают бок воители. За ними — лучницы-андрофаги на лошадях. Две тысячи дев готовы к бою. В руках степные луки. За спинами пики.

На поле возвращается серое облако. Напрасно болотные надеются на спасение в соломенной гари. Стрелы летят с двух сторон, не давая передышки. Потери стремительно растут. Обстрел усиливается. Отсутствие дисциплины делает спасение невозможным. Щиты, выставленные против Нети, брошены в панике. Кожаные доспехи не спасают болотны