Оглавление

Моей жене.

За все страдания и надежды.

Предисловие

На радио я работал в течение последних пятнадцати лет. Да и сейчас иногда работаю. Невидимое вещание — любопытная сторона жизни человечества. Вроде бы звук есть, а человека не видно. Хотя сейчас любая, мало-мальски уважающая себя радиостанция транслирует картинку из студии в сеть. Тем не менее, в основе лежит только звук.

Как правило, мы начинаем мечтать о будущей профессии ещё в детстве. Мальчики хотят обрести настоящее мужское дело, девочкам грезятся лёгкие, женственные специальности. Моя жена, например, хотела стать продавщицей мороженого. Сейчас она — постоянный покупатель мороженого. Она покупает его для наших детей.

Однажды, учась в пятом классе обычной московской школы, я заболел. Родители рано утром ушли на работу, а я остался дома. Чтобы я не скучал, мама оставила мне свой японский кассетный плеер с наушниками. Шла середина 90-х. Подобная техника для юноши моего возраста тогда была популярна и очень желанна. Расслабленный высокой температурой, я лежал на диване и слушал. Кассета быстро кончилась, слушать стало нечего. Тогда я обнаружил, что в плеере есть ещё и радио. Я включил и прислушался. Низкий мужской голос рассказывал что-то о происходящем в мире: «там взорвалось, а там стреляли, а там — новый фильм, а вот сейчас — новая песня…».

Скорее всего, я и до этого слушал радио. Помню, летом, на даче, на кухонном столе постоянно стоял приёмник. Что-то такое оттуда доносилось. Или, когда меня везли куда-то в машине. Или в магазинах. Но тогда ухо воспринимало это каким-то фоном, а здесь, лёжа в постели с температурой, я вслушался. Внезапно пришла мысль: «Вот это работа! Сидишь такой красивый. Наверняка в красивом месте, говоришь красивые, важные людям слова своим красивым голосом. Перед тобой красавец-микрофон, тебя слушают, не перебивают, тебе платят деньги, тебя уважают. А когда наступит подходящий момент, и кто-то тебя спросит: „А где ты работаешь?“ — можно выждать значительную паузу и пренебрежительно так сказать, с высока: „На радио“. Вот это эффектно! Вот это работа!» — рассуждал больной я.

Через неделю я выздоровел. Мама плеер забрала. Но радио с тех пор я стал слушать регулярно. Более того, стал подумывать о трудоустройстве в этой сфере. Не всё время напролёт, конечно. Всё-таки юношеские мечты переменчивы. То мне хотелось стать музыкантом — для этого были все основания: я учился в музыкальной школе и ходил туда с большим удовольствием. То я мечтал стать комментатором футбольных матчей. Была у меня также мысль сделаться капитаном дальнего плавания. Или автогонщиком. Или профессиональным пловцом… Короче, нормальный юношеский набор возможного развития дальнейших событий. Но много времени эти мысли не занимали: не будешь же всё время думать о работе и будущем. Надо успеть многое — и погулять, и поиграть (на чём бы или во что бы то ни было), наконец, с друзьями выпить, с девушками поужинать… Но так или иначе, все эти фантазии всё-таки привели меня на радио. И произошло это как-то само собой, как будто и выбора-то не было. Хотя и не без трудностей. Но об этом чуть позже.

К чему это предисловие: я постараюсь рассказать вам о работе на радио. Даже скорее — о жизни на радио. Не ждите, правда, сложных схем устройств для передачи звука, готовых рецептов по построению радиостанций, правильных и неправильных вёрсток часа, упражнений для говорения и прочих мудрёных вещей. Их здесь, скорее всего, не будет.

Также я умышленно умолчу о названиях СМИ, в которых работал и некоторые фамилии я намеренно преображу. Не хочу, что ли, бросать на них какую-то тень. Но, заверяю, все эти организации и люди — самые настоящие. А сообразительному и действительно интересующемуся читателю будет приятно осознать свою догадку.

Я расскажу вам о противоречивых моментах этой работы, о курьёзах и трагедиях, о взлётах и падениях, о жизни в студиях и около них — короче говоря, расскажу о неслышной стороне радио.

Генералы радиостанций

С чего же, или даже с кого начинается радио? Понятно, с идеи.

«Мы будем крутить лучшую музыку, рассказывать самое интересное и прекрасное, честно и без купюр!» — так, например, договаривается коллектив будущих вещателей накануне запуска. Что ж, вопросов нет. Давайте.

А вот превращает идею во что-то законченное и живое — главный редактор. Или программный директор. А может, и оба сразу. Тут всё зависит от конкретной станции.

Программный директор, как правило, рулит музыкальными станциями — теми, что почти не имеют разговорного жанра. В этом случае слово «программный» — от слова «программировать», а не «программа» как передача. Задачи у него простые: какая музыка, в какое время, какие исполнители, отбивки с каким текстом и когда реклама — вот, в общем, и всё.

Программных директоров я повидал немало. Внешне и внутренне они обычно напоминают лошадей после финиша на ипподроме. Их негласный жизненный лозунг звучит так: «Прости нас, Господи, за всё — и помоги». Мятая одежда, плохо выбритые лица, лопнувшие сосуды в глазах, отсутствующий взгляд, крошки на подбородке, нервозность в движениях — вот их собирательный портрет.

Главные редакторы — совсем другое дело. Это люди интеллектуального полёта. С достоинством и самоуважением несут они себя по этой жизни. Управляют лично собранным коллективом журналистов и авторов. Программируют или контр программируют сетку вещания. Они вхожи к сильным мира сего. Они образованы, начитаны, опытны. И, как правило, сами ведут авторские рейтинговые программы.

Ну что говорить — вот имена: Алексей Венедиктов, Виталий Дымарский, покойный Сергей Доренко… Да, с их политическими взглядами можно не соглашаться. Но как главреды — они вне конкуренции. Профессионализм, талант, анализ, широта кругозора. Мэтры.

С ожиданием встретить нечто подобное я и отправился однажды устраиваться на очередную радиостанцию. Помню всё это, как сейчас.

Мир радио, по крайней мере в России, чрезвычайно тесен. Почти все друг друга знают, слушают, пересекаются. Мне позвонил знакомый радиожурналист, Сережа Ваганов:

— Новостник нужен, срочно. 40 тысяч в месяц, 3—4 смены в неделю. Начальник — адекват. Хочешь?

— Хочу, — говорю, — а куда ехать-то?

— Найдешь.

Для солидности я приоделся. Студия располагалась в самом центре Москвы, в старинном трёхэтажном особняке, у памятника Петру, работы Церетели. В последствии я узнал, что это бывшая усадьба старинного рода предпринимателей Рябушинских. В разные годы этот дом арендовали для жилья актёр Михаил Щепкин, семья меценатов Третьяковых. После революции здание национализировали и там располагались жилые квартиры. Чуть позднее — конторы, еще позднее общественная столовая, затем морг, потом неизвестно что, а потом вот устроилась радиостанция. Внутри ощущалось, что последний ремонт з