Оглавление

© Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране чудес»

«Как началась наша любовь? Банально, банально. Как всё прекрасное, началась банально. Вероятно, гармония и есть банальность. Вероятно, на это бессмысленно роптать. Вероятно, для всех был и есть один-единственный путь — как акробат по канату, пройти над жизнью по мучительному ощущению жизни. Неуловимому ощущению, которое возникает в последней физической близости, последней недоступности, в нежности, разрывающей душу, в потере всего этого навсегда, навсегда. Рассвет за окном. Желанье описало полный путь и ушло в землю. Ребенок зачат. Зачем нужен ребенок? Бессмертия нет. Не может не быть бессмертия. Зачем мне нужно бессмертие, если я так одинок?
Закат в комнате, где когда-то мы жили с тобой: синее платье лежало на этом стуле. В непрерывном пёстром потоке промелькнули синее платье, размолвка, зимний туманный день. Спираль была закинута глубоко в вечность. Разбитое вдребезги, расплавленное мировое уродство, сокращаясь, вибрируя, мчалось по ней. Там, на самой грани, у цели, всё опять сливалось в одно. Сквозь вращенье, трепет и блеск, понемногу проясняясь, проступали черты. Смысл жизни? Бог? Нет, всё то же: дорогое, бессердечное, навсегда потерянное твоё лицо».
© Георгий Иванов, «Распад атома», 1938

Распад атома

29 июля 2012

Это всё, что нам с тобой дано.

Но любовь однажды началась —

Это так нелепо и банально,

Только ты лишь этим и спаслась,

Тем, что обрела её случайно.

Нет бессмертья. Для чего тогда есть мы?

Для чего мне быть бессмертным, если скоро

Окажусь на дне мирской тюрьмы,

Там, где не достанет даже порох.

Вспоминаю. Сквозь вращенье, блеск и трепет

Проступают те черты, что я любил.

Только атом никогда не дремлет.

Я живу. Без гордости. Без сил.

Там, на грани, всё сливается в одно.

Для чего тогда столь долгая дорога?

Я хочу того, что не дано, —

Чтобы ты ждала, как прежде, у порога.

В этой вечности я вижу те черты,

Что хотел мучительно запомнить,

Чтобы в час щемящей пустоты

Эту яму радостью наполнить.

Я хочу таких простых вещей,

Как подняться, сесть и умываться…

Только сны бесчисленных ночей

В этой синей комнате не снятся.

Ты жила здесь. Твоё платье было там,

Вот на этом стуле с длинной спинкой.

Для чего нам космос этот дан?

Или он — лишь мёртвая картинка?

А у слов нет звуков, смыслов нет,

Для чего тогда дана вся эта мука?

Давит омертвелый тусклый свет

На меня — ведь вот какая штука.

Миллиард раздробленных частиц,

Что летают, оголяя ножны.

Череда бессмысленнейших лиц,

В ней лицо твоё увидеть сложно.

Тишина и ночь. Что впереди?

Мысли обрываются на точке.

Атом так опасен — погляди! —

В этой разноцветной оболочке.

Я хочу писать тебе письмо —

Самое небесное, святое…

Но чернила высохли давно,

Так и не задев нас за живое.

Я хочу вдохнуть, но не могу.

Тишина и ночь. Но где же атом?

Я на каждом сделанном шагу

Нахожу ответ, который спрятан.

Ядра одиночества горят,

Я в тисках у вечной круговерти.

Это превосходный, чистый яд!

Яд, который страшен даже смерти.

Мне бы хоть одним глазком взглянуть,

Как у нас сейчас, ну, там, в России,

Только перерезан этот путь,

Ведь России нет, её убили.

Я хочу любить в последний раз.

Расщепить, разрезать этот атом…

Я хочу любить тебя. Сейчас.

Только ключ от двери запечатан.

Я изнемогаю, трепещу,

Я прошу действительных ответов.

Ты прости, что я тебя ищу,

И не укоряй меня за это.

Вижу я опять густой туман.

Всё конечно. Есть ли что-то после?

Атом спит, скрывая свой обман.

Или здесь со мной не атом вовсе?

Ты была ярчайшей из комет,

Ты была звездой в моей ладошке.

Нет тебя, но этот дивный свет

Для меня по-прежнему в окошке.

Отсыхает всё, что есть внутри.

А душа — она теперь не в моде…

Приходи. Я гибну! Посмотри!

Гибну в этой липкой несвободе.

Город спит. Его туман мне — чуждый.

Я бреду, куда глаза глядят.

Город спит и отражает в лужах

Всякую никчёмность, всё подряд.

Я дышу. Но, может, это сон?

Воздух отравляющий. Но что же?

Выбор был непрост, таков закон.

Или ты, иль жизнь. А что дороже?

Ты ушла и забрала с собой

То, чему так ярко улыбалась…

Всё, что есть, есть в вечности другой,

А не в той, что мне теперь осталась.

Мимо. Да. Хочу на берег моря,

Ощутить дыханье на лице,

Слушать звук холодного прибоя

И забыть о стали и свинце.

Но душа беседовать не может

И дрожит, гримасничая, так,

Будто ей и вечность не поможет

И не воскресит её. Никак.

Я хочу смотреть, как над Невой

Проплывают облака из пыли.

Я хочу к тебе. Хочу домой.

Только дома нет. Его убили.

Я хочу есть раков у реки,

Я хочу не слышать больше плача,

Я хочу смотреть, как поплавки

Утопают там, в воде прозрачной.

Подземелья

17 декабря 2013

В краях, где стаи птиц кружили,

На дне разрушенного замка,

В котором мы когда-то жили,

Где было ничего не жалко,

Среди руин, среди камней,

Во времени, где всё иначе,

Среди скелетов и костей

Лежит душа моя и плачет.

Она лежит — и ничего.

Кровавые глаза на блюде.

Я не спаслась ни от кого,

Ведь главный враг — совсем не люди.

Я не смогла уйти назад,

Спина слаба, пробита грудь,

Из крови мёртвых водопад

Мне к свету перерезал путь.

И в этой страшной темноте —

В колодце только капли слышно —

Я поняла, что мы не те,

Что ничего у нас не вышло.

Что мы сидим на самом дне,

Что эти капли громче, шире,

Что мы в аду, а не в огне,

Что мы в пустом подземном мире,

Что вместо сердца две змеи,

Что ты меня давно не любишь,

Что эти руки — не мои,

Что ты мне крылья рубишь, рубишь,

Что ты меня давно не ждёшь,

Что ты отсёк мне всё живое,

Что слов ты больше не поймёшь,

Что мы не целое — нас двое,

Что времени здесь больше нет,

Здесь никогда не будет лета,

Что я давно теряла след,

Но только нынче вижу это,

Что мёртвые давно немы,

А я всё с ними в диалоге,

Я дождалась своей зимы,

Но отчего ж не ходят ноги?

Что я не жарюсь, не тону,

Что не молюсь, не злюсь, не плачу,

Что я давно иду ко дну,

Что больше ничего не значу,

И я стою над тишиной,

Я — всех несчастий королева.

К тебе тянусь я, друг ты мой!

Да только ты моим и не был.

Чего ты хочешь от меня?

Чтоб я рыдала за стеною?

Чтобы тебе сказала я,

Что не была твоей женою?

Что не вила своих мостов,

Что высоко не поднималась,

Что не рвала тебе цветов,

Придя однажды, не осталась?

Что не была с тобой честна,

Что солнце в небе не светило,

Что не была тебе нужна?

А впрочем, точно ли всё было?

Ведь в этом чёрном подземелье

Я ничего не понимаю.

По капле я глотаю зелье,

И где здесь выход — я не знаю.

И я не знаю, где ответ.

Кто объяснит мне, что случилось?

Быть может, ничего и нет?

Быть может, жизнь мне просто снилась?

Ты этот сумрачный вопрос

И эту дикую тоску,

Ни разу не приняв всерьёз,

Размазал кровью по виску.

И ничего. И я проснулась.

Оказывается, спала.

Во мне ничто не содрогнулось,

Как будто я давно ждала.

Зима. Окно. А за окном

Всё тот же двор, всё та же клетка,

Всё та же жизнь, в которой сном

Ты выстрелил в меня так метко.

Всё тот же счётчик из людей,

Из лиц, из лет и из часов,

Воспоминаний и идей,

Из дат, из точек, голосов…

Раз я живая из живых,

То я найду своё спасенье,

И будет жизнь в руках моих —

Прощёная, как воскресенье.

Но только это снова сон,

И я всё время забываю,

Что ты велел мне выйти вон,

Что, дескать, я тебе мешаю.

И что колодец — это то,

Что выжило со мною вместе,

Что не поможет мне никто,

Твоей чернеющей невесте,

Что солнце падает в тоску,

Надежда тает без надежды,

Что смерть щекочет по виску,

Что кровью залита одежда,

Я здесь одна, и эта точка,

В которую смотрю теперь,

Покажет путь всем одиночкам

В тот край, где запертая дверь.

Я в этом мире — инородец,

Я таю, чахну, я дрожу,

И тот безжизненный колодец,

В котором я теперь сижу,

Та колыбель, где я лежала,

Тот замок, что меня губил, —

Навзрыд заплакала цыганка

О всех безвременных утратах.

На дне глубокого колодца,

На дне широкой колыбели,

В краю погубленного солнца,

У края сломанной постели,

Среди руин, среди голов,

Среди немыслимого горя,

Среди пустых ненужных слов

Вдруг оказались мы с тобою.

Ты эту дикую тоску,

Которая не снилась людям,

Пустил мне кровью по виску,

Но кто тебя за то осудит?

Эшафоты

июнь 2010

Пятнадцать дней. Дана отсрочка.

Луна над грешной головой.

Зачем нам ждать? Поставим точку —

Умрём с закатом в час ночной.

Палач топор роняет звонко,

Смола течёт по волосам.

Палач, когда он был ребёнком,

Уже не верил чудесам.

Вот человек в монашьей рясе

Бредёт по призрачным мостам.

А эшафот — ведь он прекрасен —

Как соль по раненым устам.

И город — странный, бестелесный —

Меня дурным окутал сном.

Мне в жизни — тесно, в смерти — тесно:

Сметём обеих их огнём!

Вокруг — монахи и убийцы.

Всё без разбора. Все равны.

С деревьев падают синицы,

С небес глядит клочок луны.

На мостовых — рябой булыжник.

Все ноги — в кровь. Болит, болит!

Разбился насмерть пьяный лыжник.

И пастор, говорят, убит.

На людях — серые одежды,

Костёл гремит колоколами.

Ни сна, ни вдоха, ни надежды —

Топор летит над куполами.

Зловещее молчанье… Бездна!

Упасть в неё и замереть.

Ждать избавленья бесполезно —

Нам не подняться, не взлететь.

Палач и жертвы ходят рядом,

Меняясь иногда ролями.

Меня спасал ты просто взглядом,

А нынче — пропасть между нами.

Ко мне с реки летит ворона.

Здесь воздух душен, мерзок, глух!

Мы не услышим перезвона —

Костёл разрушен. Свет потух.

Сил нет. Тотальное безумие.

И ведь отсюда не уехать…

Давай дождёмся новолуния!

Давай сбежим! Ведь нет помехи…

Но воля скована и скошена,

Сломали волю, как тростник.

…И только тень на воду брошена —

Не спит ночами мой двойник.

Благослови меня распятием!

И освяти мой грешный путь.

Мне казнь твоя дороже платины —

Пронзи крестом немую грудь.

Где эшафот? Из-за тумана

Здесь ничего не разобрать.

Кровит разорванная рана —

Что ж, умирать так умирать.

Нога ступает по пустыне.

Но здесь же город! Что за бред?

Иль это сон? Но снов отныне

В песках сыпучих больше нет.

Я поднимаюсь вверх, на горы;

Где эшафот? Ну, подскажи!

Пойдём со мной. Оставим споры.

Казни костёр моей души!

Ты карты мне сдаёшь по новой —

И я проигрываю всё.

Меня спасал ты просто словом,

Но слово больше не спасёт.

С закатом день ныряет в вечность;

А за углом — осколки сна.

Да, я люблю бежать по встречным.

Я вот такая. Я одна.

А я люблю тебя! Ты слышишь?

Мне всё равно, что ты — другой.

Но ты и строчки не напишешь —

Я не нужна тебе такой.

Ты не серчай, не прогоняй,

Я не нарушу твой покой.

И как меня ни оживляй —

Меня сметёт твоей волной.

Тебя я называю Солнцем —

Тебя так мама нарекла.

Но солнце спряталось в колодце —

Мне в грудь ударила стрела.

Стрела в груди! Вот это чудо;

Я не ждала её сейчас.

Иди ко мне, родной Иуда,

Возьми свой нежный карандаш

И преврати меня в набросок.

Ненаречённая жена!

Я — тень, я — Бога отголосок,

Я у тебя теперь одна.

Наш бренный мир дрожит и жмурится,

Кусает, как собака, хвост.

Я не боюсь пойти на улицу:

Там — дым. Молчанье. Холокост.

Кровавый год, безумный год!

Взгляни наверх, на облака.

Но там я вижу эшафот —

Меня убьёт твоя рука.

Говоря с тишиной

июнь 2011 — 13 сентября 2011

Отсчёт пошёл. И стрелки снова

Стучат по цифрам — тик и так.

Мне эта тишина знакома,

Ушла бы с ней… Да только как?

Я говорила с тишиной,

В ответ она не откликалась.

Сентябрь снова был со мной,

В окошко осень улыбалась.

Но тишина не может знать,

Как я дрожу, рисуя строчки.

Её оков не миновать,

Не вымолить себе отсрочки.

Я говорила с тишиной,

А мне она не отвечала.

Зима искрилась под луной,

А я сидела и молчала.

Паук в углу себе плетёт

Весь день тугую паутину.

Никто не вспомнит, не придёт,

Мне не отдаст и половину.

И в этой странной тишине

Любовь не выразишь словами…

Ты просто обернись ко мне —

Мои глаза расскажут сами.

Я — капля этой тишины,

Я звуков больше не хочу.

Мои молитвы не слышны,

И их не будет. Я молчу.

Я исчезаю с мониторов,

Я пропадаю без возврата,

Я обрываю телефоны…

Прости. Но я не виновата.

Я горло жгу прогорклым маслом,

Но боль меня не удивит.

Я жду всегда — и жду напрасно,

Но в сердце не ношу обид.

А я — распята на кресте,

И тишина не лечит ран.

Тревожно сердцу в пустоте,

Зубами клацает капкан.

Я говорила с тишиной,

А мне она не отвечала.

По пальцам тёк осенний зной,

И тишина во мне молчала.

Я отдавалась тишине

Так, будто утро не настанет, —

И луч, мелькнув в моём окне,

Не разбудив меня, растает.

Под сенью выжженной листвы

Я вспоминала свои годы —

И ленту чёрную вдовы,

И слабый огонёк свободы.

Да что теперь? Стучат часы.

Начать бы здесь опять с нуля…

Искрится капелька росы,

И солнцем залита земля.

И всё, что так болит внутри,

Я это вынесу одна.

Смотри, какой рассвет… Смотри!

Благословенна тишина.

Безотрицательная верность…

Но не сбываются мечты.

Прости меня за откровенность,

Прости за то, что сделал ты.

Безотрицательность не в моде,

Но — Бог бы с ней. Не всё ль равно?

Я до сих пор не на свободе,

Но я всё поняла. Давно.

Я горло жгу прогорклым маслом,

Но боль не породит протест.

Я много лет ждала напрасно,

И эта тщетность — тяжкий крест.

И все мои черновики

Сгорят в костре, что ты зажжёшь.

Все эти беды так легки,

Я всё снесу… Но ты не ждёшь.

Кричала я — вернись, постой!

А тишина в ответ смеялась.

Затишье, как перед войной…

Что впереди? Что мне осталось?

И мы — объяты тишиной,

Смотри, как тонко моё платье…

Коль устоишь передо мной —

Не устоишь перед проклятьем.

А хочешь, куклой, куклой стану!

Но ты не слышишь ничего…

Кипящий воск течёт на рану,

Боль — равнодушнее всего.

Но я тебя не отрицала…

И, продолжая быть с тобой,

Я на тебя похожей стала,

А ты любил меня другой.

Летит неделя за неделей,

Какой-то глупый быстрый бег…

А в город птицы прилетели —

И наконец-то выпал снег.

Но космос слишком многогранен.

Тот, кто смеётся невпопад,

Тот, кто смеётся, не был ранен —

Он тишине не будет рад.

И я хочу тебе сказать,

Что мне не страшно это горе,

Я не боюсь тебя терять —

Пожалуй, я хочу покоя.

Заточки

апрель 2011 — 18 июля 2011

Это не ночь, а безумье слепое,

Тщетная ложь, безрассветная правда.

Мука глупа — и бессмысленно горе:

Всё отлетит — и вернётся обратно.

Это не сон, это странное действо,

Я с того дня не умею молиться…

Бог не помог, совершилось злодейство,

Горло проткнуло невидимой спицей.

Я не дремлю, я смотрю за окно,

В нём отражён безголосый фонарь.

Страшное, чёрное, злое оно…

Я пропаду. Но кому меня жаль?

Я разобьюсь. На осколки, на лёд.

Птицам бескрылым так трудно летать…

В море бездонном никто не найдёт,

В вихре безумном концов не сыскать.

Тень пробегает. Из тьмы — силуэт.

Кто там? Не прячься, ответь, не молчи!

Я в хаотичном мелькании лет

От собственной жизни теряю ключи.

Всё бесполезно. И всё — пустота.

Страх забирает немую печаль.

Я бы хотела пожить. Но когда?

Времени нет. Но и это не жаль.

Я бы хотела остаться собой,

Той, что отчаянно любит и ждёт.

В прах превращусь. А рассвет голубой

Песню-молитву тихонько споёт.

Где ты сейчас? Я устала просить.

Голос сорвался. Я таю. Прости.

Лопнула нитка. Не соединить.

Я ухожу. Не мешай. Отпусти.

Странная ночь! Ничего не вернёшь,

Жизнь колобком укатилась куда-то.

Я не нужна. Ты меня не зовёшь.

Время стирает ненужные даты.

Красное солнце в прожаренном небе.

Что тебе я? Не найти, не догнать.

Птицы замолкли, тоскуя о хлебе.

Где ты? И с кем ты? Мне хочется знать.

Ты — моя память. Острее ножа!

Я — как актриса немого кино.

Но — доживу. Не спеша. Не дыша.

Лето — не вечность. Пройдёт и оно.

Ты — моё солнце. Не гасни, не тлей!

Яркой звездой освети мне дорогу.

Вот бы мне осень, сентябрь скорей!

Вот бы мне жить… Ну хотя бы немного!..

Это не сон, а набор элементов.

Мысли качаются, путая строчки.

Щёлкают кадры, мелькают моменты,

Искры летят, раскаляя заточки.