Она прижала ладонь к его груди, то ли удерживая его на расстоянии, то ли успокаивая разбушевавшееся сердце.
– Все еще больно?
Он накрыл ее руку своей.
– Теперь нет.
Я не хочу хоронить тебя, Стефан.
– А скольких хочешь похоронить – вместо меня?
– Юзеф, Юзеф, у вас два сына, и оба дружны с монархами. Почему нам так не повезло лет сто назад?
Но только во всей этой авантюре здравого смысла не так много.
…Если тот, кто рожден от создания ночи и человека, не проходит вовремя посвящения, он скоро умирает. Гниет заживо.
«Вряд ли, – подумал Стефан, – у меня будет время заживо сгнить…»
– Насколько я вижу, – размеренно продолжал Корда, – эти условия сегодня соблюдены, так что, если присутствующие не имеют ничего против…
– Жаль, нет художника, – шепнул Стефан брату.
– М‐м?
– Художника. Запечатлеть историческое событие, собрание Совета. Интересно, как бы картина называлась? «Столовый совет» или «Совет за чаем»?
Марек поперхнулся пирогом.
Куда больше Стефана пугал собственный восторг – как в детстве перед грозой, когда сердце сжималось в радостном ожидании. Пугала радость от того, что не все еще потеряно и не все еще сдались. Видно, восстания той же породы, что его недуг: если это у тебя в крови – не излечишься.
Отец прекрасно знал, что его сыновья готовы умереть за Бялу Гуру. Он этого от них и ожидал. От обоих.
– Кто сделал это с моей матерью? – спросил он наконец.
– Кто посвятил ее?
– При всем уважении, это вряд ли имеет отношение к святости.
– Так ли важно, как это называть? Что важнее… если тот, кто рожден от создания ночи и человека, не проходит вовремя посвящения, он скоро умирает. Гниет заживо. Сгорает на солнце. Это закон, княжич Белта. Подумайте об этом
На Стефана нашло ощущение неизбежного. Что бы он ни сделал, он не изменит этой давней жажды крови – куда сильнее, чем его собственная… Они считают, что достаточно опомнились, чтобы мстить.
Вы собираетесь воевать – я правильно понимаю?