автордың кітабын онлайн тегін оқу Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья
Вячеслав Митяшов

Кітап туралы Қазір оқып жатыр4 Бұл серияда Тегін фрагмент

Вячеслав Митяшов

Танец Смерти

Воля свыше. Часть третья

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Несчастный, умирающий оазис — лакомая добыча для жадных для золота мародёров. И что же противопоставит ордам безжалостных насильников и убийц жалкая горстка оставшихся в нём жителей? Что могут сделать два десятка смельчаков, вызвавшихся защитить своих близких? Сила, которая окажется в их руках, будет страшна и смертоносна, и великие армии падут перед ней. Но когда помимо виновных пострадают и невинные, удача отвернётся от защитников.

18+

8

7

8

6

5

1

4

14

1

5

6

12

9

7

10

6

2

9

4

15

4

11

3

2

3

1

13

7

3

Часть 1. Меч Асула

1

Эти воспоминания трудно вычеркнуть из памяти. И едва ли не каждый раз, когда Чарред оставлял её в коляске под тентом на верхней палубе, а сам уходил с Викторией в очередную прогулку, стоило прикрыть веки, и всё начиналось снова…

Боль от удара, резкая боль от порезавшего щёку осколка стекла. Полсекунды полёта кажутся вечностью. Перед глазами мелькает ярко-голубое небо, крыши и стены домов Крендила, мостовая. Снова удар, но теперь огромной силы, оглушающий… И темнота. Но сознание не меркнет. Как тогда, она видит бесконечную иномировую пустоту. Отчего-то приходит жуткий страх и становится ясно, что ей не даст успокоения милосердная смерть. Силуэт женщины появляется из ниоткуда, наливается мерцающим, жемчужно-серым сиянием и звучит исполненный печали и разочарования тихий голос богини:

— Что же ты наделала, Сеитэ.

— Моё имя Лита, — нашла в себе силы возразить она.

— Не важно, суть от этого не меняется. Ты позволила злу завладеть собой, и оно едва не выпило твою душу.

— Так что мне оставалось делать?!

— Во всяком случае, отказаться от мести, — строго ответила богиня. — Месть не созидает, месть разрушает.

— Пусть так, пусть я была не права в своём выборе. Но зачем ты пришла снова? Почему не дала мне спокойно умереть?

— Это слишком просто для тебя, после того, что ты натворила, Лита. Ты не умрёшь, ты будешь жить долго, ты увидишь, как твой ребёнок сделает первые шаги, как скажет: «мама». Но всё это будет ради одного… Я отниму твой предыдущий дар и дам тебе новый.

— Что на этот раз? Думаю, новый дар доставит мне хлопот не меньше.

— Совершенно верно. Я бы даже назвала этот дар проклятием, но он позволит тебе заслужить прощение. Мы, те, кого ты называешь богами, не умеем видеть будущее. Но некоторые из нас могут предчувствовать надвигающуюся беду. Она уже не за горами, и я не знаю, что это. Но твоё вмешательство поможет остановить её.

— Моё вмешательство? Это благодаря новому дару?

— Да.

— Так что это?

— Ты сможешь прочесть Золотую книгу. Эта книга способна раскрыть всё, что ты хочешь о прошлом, покажет настоящее. И она может показать будущее. Но помни — будущее зиждется на настоящем, так что любая мысль способна в корне изменить видение. Будь осторожна, если рискнешь посмотреть на то, чего ещё нет.

— И я смогу, предвидя будущее, предотвратить беду? Но чему или кому угрожает она?

— Я не знаю, Лита. Создатель дал нам не так уж и много, и мы не всемогущи.

— Так что же ни один из богов не принял этот дар? Зачем вам я?

— Мы не можем принимать дары. Мы такие, какие есть. А теперь прощай, Лита…

Странное, тянущее чувство вернуло её, глаза открылись, и она увидела склонившееся над ней лицо в белой маске.

Резкие крики чаек прервали воспоминания, Лита, вздрогнув, открыла глаза, огляделась. Вокруг никого не было. Туристы уже спустились в боулинг, где начинался турнир среди пассажиров лайнера. Чарред и Виктория ещё где-то гуляли. Женщина осторожно, морщась от боли в спине, спустила ноги с подножки на палубу и медленно встала, держась рукой за стойку тента. Словно начинающий ходить ребенок, сделала шаг, затем ещё, но отпускать опору не решилась и осторожно вернулась в коляску. «Неплохо, неплохо», — похвалила она себя шёпотом. — «Совсем скоро я снова начну ходить».

…Странный мир, о существовании которого она, впрочем, знала, начался для неё с мягкого жёлтого света электрической лампы в люстре на потолке больничной палаты, негромкого гудения и попискивания странных ящиков рядом с кроватью. Болела спина, болела зафиксированная жёсткой повязкой левая рука. Наверняка должны были болеть ноги, но она их не чувствовала. Их словно не было.

Всё разъяснил человек по имени Иван Стрижевский. Как оказалось, из-за травмы она, скорее всего, не сможет ходить. Но тогда всех волновало совсем другое — её ребенок. Он выжил и даже, каким-то чудом, продержался в положенном месте все девять месяцев. Но родить сама она не могла, поэтому девочка появилась на свет при помощи скальпеля хирурга.

Лита улыбнулась, вспомнив, как руки Чарреда вложили в её руки крохотное существо, которое жадно прильнуло к предложенной груди. И все прошлые обиды разом забылись. Теперь их трое. А потом к ним присоединились учителя русского и английского языков, которые усердно вдалбливали в них новую речь. Как жалел Стрижевский, что медальон давал способности только в языке Острова.

За более чем два года она перестала удивляться. Автомобили, корабли и самолёты стали обыденным, повседневным. Лита и Чарред влились в этот мир, стали его частью, а он стал их новым домом.

— Мама, — крошечные ручонки впились в её пальцы. — Мы видели рыбок. Папа кинул им хлеба.

— Не устали? — спросила Лита. — А где Таня и Саша?

— Они у врача, — ответил Чарред. — Идём, посмотрим на турнир.

Ему безумно нравились всякие спортивные состязания, и он не понимал: зачем миру, где спор между народами можно решить соревнованием на арене, нужны огромные армии и смертоносное оружие, по сравнению с которым грозные бомбарды Аргатру — детские хлопушки.

Она же предпочитала историю и с упоением смотрела передачи о прошлом народов этого мира, читала книги. А, читая, каждый раз с трепетом думала: «А может это и есть Золотая книга?». Но таинственная книга так и не попалась к ней в руки, и дар богини пока дремал, ждал своего часа.

Их приветствовали аплодисментами, и даже игроки, отложив шары, присоединились к овациям. Все трое с самого начала путешествия стали желанными гостями любой компании. Красива, умная женщина, трепетно заботящийся о ней мужчина и весёлая, озорная девчушка оживляли любой разговор. Лита и Чарред с улыбками приветствовали собравшихся, и игра продолжилась. Шары с грохотом разбивали расставленные треугольником кегли, то и дело раздавались крики восторга или стоны разочарования. Увлёкшись игрой, Чарред то и дело сам радостно кричал вместе со всеми, то хватался за голову. Виктория, держась за штанину отца, громко топала ножками и визжала так, что закладывало уши.

Лита же совсем не следила за игрой. Её глаза приковали лица зрителей, их эмоции. Взгляд скользил с одного на другого. Женщины, мужчины, дети, все радуются жизни. Так что же за беда должна придти, кого должен спасти её дар. Но ответа не было и не будет до тех пор, пока в её руках не окажется таинственная Золотая книга.

Через неделю путешествие закончилось. Лайнер, не спеша, вошёл в порт Марселя и, направляемый буксирами, притёрся к причальной стенке. Прочные канаты накрепко связали его с берегом, с борта на причал опустился трап. Лита последний раз бросила взгляд на лазурную синеву с высоты палубы. Длившийся два месяца круиз по Средиземноморью и Атлантике закончился. В сердце закралась лёгкая грусть — всё же частичка Сеитэ, что означает «Дитя моря», осталась в ней. Как не хотелось расставаться со свежим ветром и солёными брызгами, порой долетавшими до палубы.

— Жаль расставаться с вами, мадам, — раздался рядом голос капитана.

Сорокалетний моряк в безупречных белых форменных пиджаке и брюках протянул ей букет хризантем. Лита улыбнулась, приняла цветы и легонько пожала капитану руку.

— Надеюсь, я ещё увижу вас вместе с семьёй на «Жозефине», — продолжил он.

— На будущий год… может быть.

Моряк взял коляску за ручки и покатил её к трапу, где уже ждал Чарред и друзья.

— Я всё поражаюсь, что мадам Сартакова не ваша сестра. Вы настолько похожи…

— Именно это и помогло нашему знакомству, — перебила Лита. — Не вы один заблуждались подобным образом, дорогой капитан. А некоторые… некоторые даже путали нас.

— Думаю, это было забавно.

— Весьма, — голос женщины дрогнул, но моряк этого не заметил.

Они покидали корабль последними. Чарред осторожно поднял жену на руки и легко сбежал с ней на берег. Капитан следом принёс коляску.

— До свидания, мадам, — он вытянулся перед ней и приложил руку к фуражке. — Даже не знаю, что пожелать вам на прощанье… Если только скорейшего выздоровления. У вас, я видел, уже неплохо получается стоять…

— Что?! — опешивший Чарред посмотрел на жену.

— Ох, простите, — капитан смутился. — Я выдал ваш секрет?

— Ничего страшного, — Лита тепло улыбнулась. — Всё равно скрывать это не имеет смысла.

Моряк ещё раз попрощался с пассажирами и вернулся на корабль. Чарред присел на корточки и слегка ущипнул жену за икры. Лита почувствовала прикосновение его пальцев, боль и, изобразив на лице гримасу, сказала: «Ой». Тут же рядом оказалась Виктория, которая не придумала ничего другого, кроме как ущипнуть маму ещё раз.

— Кто ещё хочет ущипнуть меня? — засмеялась Лита, посмотрев на друзей.

— Сейчас, только поставлю чемоданы, — устало выдохнул Саша, нагруженный поклажей. — Что-то наши старики запаздывают.

— Не знаешь, какой они обещали нам сюрприз? — спросил Чарред.

— А кто ж их знает. От них чего угодно можно ожидать.

На пролегавшей вдоль пристани улице появился длинный белый лимузин. Водитель, не спеша, ехал, то и дело притормаживая около стоявших на тротуаре групп людей, словно искал кого-то, после чего продолжал движение.

— А это не за нами? — удивлённо пробормотал Александр. — Ничего интереснее они придумать не могли?

Автомобиль притормозил рядом с ними, тонированное стекло передней правой двери опустилось, и водитель, перегнувшись через консоль, посмотрел на них. Тот час резко взвизгнули тормоза, машина остановилась. Парень, лет двадцати пяти, высокий, загорелый, сияя белозубой улыбкой, выскочил на улицу и подошёл к ним.

— Лита Арриго-Сегитал-Стрижевская? — прочитал он по бумажке и, с выражением восторга на лице, посмотрел на сидевшую в коляске женщину.

— Это я.

— Меня прислал за вами доктор Стрижевский. Он просил простить, что не смог приехать встречать лично и передал, что будет ждать вас в самолёте. Прошу в машину.

Вещи и коляску убрали в багажник. Чарред вновь взял Литу на руки и осторожно посадил на заднее сиденье. Четверо взрослых и ребёнок легко разместились в огромном салоне.

— Можете воспользоваться баром — вино и напитки полностью в вашем распоряжении, — подсказал водитель, обернувшись к пассажирам.

С едва слышным шорохом поднялась перегородка между салоном и водительским местом. Негромко заурчал мотор, и автомобиль плавно тронулся вперёд, быстро набирая скорость.

Чарред достал из бара маленький пакет яблочного сока, воткнул в него трубочку и протянул вертевшейся по сторонам Виктории. Лита прижалась лбом к стеклу, рассматривая мелькавший перед ней пейзаж. Лимузин не поехал через город, а выехал на пролегавшую среди серых скал объездную дорогу.

…Лита не раз задавалась вопросом — счастлива ли она. У неё есть любящий муж, ребёнок, сытая и спокойная жизнь. Но что впереди? Впереди банальная участь домохозяйки. Даже если она начнёт ходить, её уделом будет дом, семья. А для человека, поставившего на колени империю, водившего в бой многотысячные армии это скучно. Очень скучно. Безумно скучно. Как-то она пыталась поговорить об этом с Чарредом, но тот лишь удивлённо посмотрел на неё, и, спустя полдня, осторожно спросил:

— А ты хотела бы снова вернуться к прежней жизни?

— Нет, — ответила она, на мгновение задумавшись.

— Тогда забудь о том, что было. То лишь дурной сон, а реальность, она здесь. Она, где наши друзья, наша дочь…

— Послушайте, что пишут, — Александр достал свежую газету. — Астрономы открыли очередной астероид, представляющий опасность для Земли. По их расчётам это небесное тело имеет вероятность столкновения на двадцать процентов меньше, чем Апофис. Правда, он пролетит рядом всего через четыре года.

— Большой? — спросила Таня, зевнув.

— В два раза меньше Апофиса.

— Ну и ладно. Они каждый год такие Апофисы открывают. Надоело.

Астероид? Может это и есть грядущая большая беда? Лита едва не рассмеялась своим мыслям. Даже если это так, она вряд ли сможет помочь, как пророчит богиня. Разве что узнает точное место падения. Может быть кого-то это и спасёт.

Автомобиль проехал мимо центрального терминала, но не остановился, а направился вдоль забора к воротам на лётное поле.

— Нас прямо к самолёту доставят? Без досмотра? — удивлённо спросил Саша, но едва ли кто знал ответ на этот вопрос.

У шлагбаума их не задержали надолго. Водитель протянул охраннику какую-то бумагу, тот внимательно прочитал её и махнул рукой напарнику. Шлагбаум поднялся, и лимузин въехал на территорию аэропорта. Проехав мимо рядов стоящих на техобслуживании самолетов, он подъехал к замершему на рулёжке небольшому реактивному, похожему на стрелу, новейшему «Фалькону».

— Приехали, — сообщил водитель и пару раз надавил клаксон.

Пассажиры, не отрывая взгляд от серебристого красавца «Фалькона», вышли из лимузина. Чарред так и замер с женой на руках, и лишь когда она осторожно покашляла, опустил её в разложенную водителем коляску.

— Ты не думаешь, что они купили это? — свистящим шёпотом спросила Таня мужа.

В проёме люка показалась человеческая фигура. Человек наклонился, чтоб не удариться головой и легко сбежал на бетонку по небольшому трапу.

— Нравится? — широко улыбаясь, спросил Стрижевский и похлопал самолёт по крылу.

— Вы… вы купили его? — выдавил Саша.

— Могли бы, да налоговые органы начнут вопросы лишние задавать, — ответил вместо Ивана Сергеевича появившийся следом Николай Сартаков. — Всего лишь зафрахтован.

— Деда! — завизжала Виктория, наконец оторвав свой взгляд от железной птицы.

Смешно топая ножками, она пробежала разделявшие их со Стрижевским несколько шагов, и тот легко подхватил девочку на руки.

— Ну что, расскажешь деду, где была? — спросил он.

Виктория с заговорщицким видом прижалась к его уху и начала что-то шептать.

— Ну, поднимайтесь в самолёт, зачем на жаре стоять, — сказал Николай и подхватил чемоданы.

…Давно, в прошлой жизни, стоя на берегу Яраны перед поверженными стенами Аррикеша, Лита задумалась — что же не даёт человеку летать, как птицам. Казалось, дай ему подходящие по размерам крылья, одень их на руки, и он взмахнёт ими, поднимется в небо. И тогда не будет преград — реки, горы, может даже моря, всё сможет преодолеть крылатый человек. И не нужны будут ни мосты, ни корабли, ни построенные в скалах дороги. Но только здесь Лита узнала, что не всё так просто. Многие смельчаки, дерзнувшие бросить вызов птицам — погибли…

Турбины жужжали, словно рой рассерженных пчёл. Самолёт начал стремительный разбег по взлётной полосе, слегка вздрагивая на стыках бетонных плит. И вдруг тревожный шорох шасси прекратился. Лита тут же прильнула к иллюминатору и невольно похолодела от страха — земля провалилась куда-то вниз. Люди, машины, даже дома — всё стало крохотным, игрушечным. Обернулась на Викторию — та спокойно сидела рядом с дедом и смотрела книжку.

— Мне тоже страшно, — шепнул ей на ухо Чарред.

Самолёт поднимался всё выше и выше. Земля превратилась в разноцветное лоскутное покрывало, очерченное лазурной синевой Средиземного моря.

— Можете отстегнуться и встать с кресел, господа, — объявил по громкой связи пилот.

Лита облегчённо вздохнула. Хотя она находилась не на твёрдой земле, отсутствие тех неприятных ощущений, которые сопутствуют взлёту или посадке, позволило разом забыть об опасности.

— Кто желает отобедать? — в салон заглянула миловидная стюардесса.

Не слушая ни за, ни против, Стрижевский велел подавать обед.

— Так куда мы летим? — спросил, наконец, Саша. — Я что-то слышал о сюрпризе, который вы готовили. И он, насколько я знаю, связан с новым домом.

— Друг мой, — Иван Сергеевич подошёл к бару и плеснул в бокал немного коньяка. — Тебе нравится суровая природа норвежских фьордов? Величественные скалы, холодные волны северного моря, а главное — тишина и покой. Правда, рядом есть большой город, всего полтора часа хода на катере. Так вот, мы купили там дом, точнее два стоящих рядом дома.

— Хотите Чарреда заморозить? — засмеялась Таня.

— Да не так уж там и холодно. Гольфстрим ещё никто не отменял.

— А мне нравится, — ответил Саша. — Во всяком случае, для Литы и Чарреда вариант неплох. Там никто не будет вопросы лишние задавать, а то они устали выдумывать, где родились, да где жили. Но вот что они скажут?

— Я пока не знаю, что сказать, — Лита смущённо улыбнулась. — Даже не представляю, как там. Но если вы сделали такой выбор, значит для нас так, действительно, лучше.

2

Красный диск солнца медленно коснулся горизонта.

— Красиво, — едва слышно выдохнула Лита.

— Красиво, — ответил стоявший за её спиной Чарред.

От гладкой, словно зеркало, поверхности фьорда, повеяло холодом, и она, ещё не привыкшая к прохладному северному лету, закуталась в висевший на ручке коляски плед.

— Пойдём в дом? — предложил муж.

Женщина ещё раз окинула взглядом возвышающиеся на противоположном берегу скалы, задержалась на огоньках гостиницы, расположившейся у воды, и молча кивнула. Они находились здесь всего лишь шесть часов, а Лита всё больше и больше была благодарна Ивану Стрижевскому за этот выбор. Это действительно то место, где они смогут жить спокойной жизнью, воспитывать своего ребенка, где забудут о пережитом.

Два довольно больших двухэтажных дома были раньше отелем, подобно тому, что находился напротив, в полутора километрах через фьорд. Предыдущий хозяин поддался на весьма щедрое предложение Стрижевского и продал ему всё целиком. Перестройка домов заняла около года и тоже влетела в кругленькую сумму, но Иван Сергеевич не жалел. Место того стоило. Оба дома стояли на окружённой сосновым лесом большой поляне рядом с берегом. Длинная, сложенная из камней набережная огибала их плавной дугой. Здесь располагалась веранда, откуда раньше гости отеля, точно так же, как Лита и Чарред, смотрели на закат.

За лесом тянулась гряда невысоких серых скал, с которых низвергался небольшой водопад, протекавший затем быстрой речушкой через лес к водам фьорда. До ближайшего города можно было добраться на катере, либо на автомобиле, проехав по пролегавшей вдоль берега дороге до небольшого поселка, откуда регулярно ходил паром.

В этом весьма уединённом месте было тихо и спокойно круглый год. Лишь изредка рядом проплывали катера с туристами, но они теперь старались держаться ближе к противоположному берегу.

— Всё гуляете? — окликнул их Стрижевский, когда они подошли к дому. — Идёмте, расскажу хоть где что.

Они вошли в большой холл, продолжавшийся после арки гостиной. Виктория уже вовсю играла рядом с камином на ковре под присмотром Тани и Саши. Огонь в топке весело трепетал, отбрасывая алые блики на обшитые деревом стены и каменные столбы.

— Итак, на первом этаже у нас гостиная для гостей, кухня и столовая для завтрака, обеда и ужина, — начал Стрижевский. — Есть несколько комнат для прислуги, если вдруг захотим кого-то нанять. Ну и всякие подсобные помещения.

Из холла наверх, вдоль стен, шла широкая лестница, рядом с которой находился специально сделанный для Литы лифт.

— Ты сможешь без усилий подниматься и спускаться на нужный этаж.

Стрижевский открыл дверь и ввёз коляску в кабину.

— Вот так, — он нажал верхнюю из двух кнопок.

Кабинка плавно поднялась на второй этаж, мелодично динькнул колокольчик. Иван Сергеевич выкатил коляску в холл второго этажа.

— Здесь спальни и, — он хитро прищурился, — кое-что ещё.

Одна из дверей показалась Лите прочнее, массивнее других, и на ней стоял странный замок с матовой клавишей вместо отверстия для ключа.

— Нужно прикоснуться пальцем, — пояснил Иван Сергеевич. — Он реагирует на отпечатки любого из твоих, либо моих пальцев. Остальные тоже имеют туда доступ.

— Но зачем так усложнять? — спросила Лита.

— На тот случай, если возьмём прислугу, либо гости какие будут. Здесь наша сокровищница, дочка. Стыдно признаться, но я немного помарадёрствовал во время своих путешествий на Остров. Там золото, предметы искусства, драгоценные камни, оружие и доспехи. Это для того, чтобы мы не забывали, что кроме нашего мира существует ещё один, а может и не один, мир.

— А медальон?

— Тоже там. Но толку от него больше нет. Полтора года назад он окончательно выдохся. Видимо, с уходом Лабека, его детище потеряло свою силу.

— Значит мы больше никогда… — женщина вздохнула.

— Никогда. И для тебя это к лучшему.

— Можно мне туда?

— Подожди, Лита, нас ждёт праздничный ужин, а завтра эта комната целиком в твоём распоряжении.

На следующий день Лита едва дождалась окончания завтрака. Отправив Чарреда с дочкой гулять по лесу, она поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью. Какое-то необъяснимое чувство, словно она стояла на пороге открытия чего-то важного, внезапно овладело ей.

— Что это со мной, — прошептала Лита. — Там всего лишь никому не нужное старьё. Так называемая память.

Она протянула указательный палец к тактильной панели — рука заметно дрожала — и коснулась им холодного серого стекла. Моргнула зелёная лампочка, и замок открылся, едва слышно щёлкнув. Женщина толкнула рукой дверь и въехала в комнату. Тот час включился свет, заливший каждый уголок сокровищницы мягким ровным сиянием. В помещении, примерно восемь на пятнадцать шагов, рядами вдоль стен стояли стеллажи.

Центр занимали манекены с одетыми на них доспехами. Лита сразу же узнала свой, украшенный страшной маской. Рядом располагались доспехи Чарреда и Гунэра. Во втором ряду она узнала броню флардских гвардейцев и красивые, узорчатые латы Регнера. Тут же, на стойках, лежали всевозможные мечи — широкие и короткие времён битвы при Фарнадо, полуторники «Длинных мечей», клинки, овитые гардой её эпохи, сабли Арриго.

Копья, луки, стрелы, алебарды, страшные секиры флардцев. И как только Стрижевский умудрился притащить всё это. Рядом с доспехами она увидела и свою саблю. Отливающее синевой лезвие покоилось на высокой деревянной подставке. Лита ощутила, как кольнуло сердце, в висках гулко застучала кровь, и она протянула руку к эфесу. Но остановилась, так и не коснувшись его. Пальцы, до боли в ногтях, впились в ручку коляски. Нет, ей нельзя касаться этого оружия. Слишком много зла причинила она с этим клинком в руках.

Чтобы побороть искушение, она переключила внимание на стеллажи. Начиная от двери шла всевозможная керамика, затем изделия из металлов. В углу расположились статуэтки из бронзы и мрамора, а после них, словно на витрине ювелирного магазина, на чёрном бархате в ярком свете сияли всевозможные кольца, серьги, браслеты, цепи. Рядом, каждый на отдельной подушечке, с отдельной подсветкой, лежали драгоценные камни.

Большинство из них, за редким исключением, были обработаны довольно грубо, а порой и совсем не обработаны. Но это были в основном алмазы из шахт Островов смерти, причём настолько крупные, что Лита, уже немного понимавшая, насколько они ценятся в этом мире, присвистнула от изумления.

Потом она увидела монеты, имевшие хождение по Острову и даже немного чужеземных. Дальше стояли книги, но всё это меркло перед великолепием драгоценных камней. Лита вернулась к ним и отыскала самый большой алмаз. Грубо и криво огранённый, он не был красивым. Зато он был чистой воды с нежно голубым отливом и весил 358 карат. Огромное состояние.

— Нравятся камушки? — раздался за спиной голос Стрижевского.

— Впечатляет.

— Всё это поднято в нейтральных водах с затонувшего пиратского брига.

Лита обернулась, удивлённо посмотрела на Ивана Сергеевича, но, заметив, что тот едва сдерживает распиравший его смех, рассмеялась сама.

— Неужели в это поверили?

— Надеюсь.

Лита снова подъехала к своим доспехам и спросила:

— А это зачем здесь? Я едва поборола в себе соблазн взять в руки саблю.

— Молодец, что поборола. Но это всего лишь вещь, она ничего не несёт в себе. Только ты в своём воображении можешь наделить её какими-то магическими свойствами. Но на самом деле это кусок остро заточенной высококачественной стали. Запомни это и смело трогай всё, что вздумается.

— Тебе легко говорить это, но поставь себя на моё место.

— А я и ставлю себя на твоё место и думаю так, как этого требует здравый смысл, девочка моя.

Она лишь махнула рукой и, проехав мимо стеллажей с книгами, заметила:

— А это зачем? Ценности в них никакой.

— А знания? Когда-нибудь Виктория почитает, узнает, что есть такой мир, узнает его историю. Здесь только летописи.

— Я бы предпочла, чтобы она не знала о другом мире и о том, что её отец и мать оттуда родом.

— Но почему?

— Она родилась здесь, она дитя этого мира, и я не хочу, чтоб она грезила тем, что стало недоступным. Пусть живёт нормальной жизнью — вырастет, окончит школу, выучится на врача или учителя. И пусть никогда не узнает, что её мать виновна в гибели многих тысяч человеческих жизней.

— Ты уже начала мыслить мерками современного общества, — Стрижевский вздохнул, — ты словно губка, поглощающая огромные объёмы информации, твой характер под её влиянием перестроился. И жить тебе с этими воспоминаниями будет тяжело, если ты не научишься воспринимать их как сон.

— Я бы рада считать произошедшее со мной дурным сном. Но сидя в этой инвалидной коляске, — Лита в сердцах ударила по ручкам, — я не могу отвлечь себя, как Чарред, играя с ребёнком. Мне остаются лишь книги, и я хочу читать не любовные романы, а то, что поможет мне здесь.

— Это пройдёт, ты справишься с воспоминаниями и страхами ради своего ребёнка.

— Я постараюсь.

Лита протянула руку к эфесу сабли и осторожно дотронулась до потёртой кожаной обмотки. Затем, пальцы медленно обхватили рукоять.

— Ты прав, ничего особенного.

Рука разжалась, так и оставив саблю на подставке. Стрижевский довольно улыбнулся и, подмигнув, направился к двери.

— А где медальон? Я его не видела?

— Его Николай вроде положил в коробку с летописями монахов храма Лабека. Поищи на полке с книгами. Этот ящик ни с чем не спутаешь.

Иван Сергеевич вышел, а Лита снова подъехала к книгам. Толстые фолианты и свитки аккуратно расположились на нижних полках, но ничего похожего на ящик среди них не было. Она подняла взгляд выше — так и есть, он стоял на самом верху, зажатый между двух массивных томов в переплётах из бронзы и дерева.

Можно было бы попытаться достать его копьём и скинуть вниз, но не разобьётся ли от этого корпус шкатулки. Выглядел он весьма древне, покрытый тёмным налётом, и не было понятно, сделан он из металла или дерева. «Надо встать», — подумала вдруг Лита. — «Я смогу, лишь бы эта штука была не слишком тяжёлой».

Женщина поставила коляску на тормоз, чтобы та не откатилась назад и схватилась обеими руками за стойку стеллажа. Поморщившись от уколовшей спину боли, она подтянулась, встала на ноги и прижалась к полкам, чтоб немного отдышаться. «Слабеть стала», — подумалось ей. Ноги, ещё очень слабые, предательски подрагивали — одно неверное движение, и она упадёт. Осторожно отпустив одну руку, Лита протянула её вверх.

Пальцы коснулись сундучка, нащупали щель между корпусом и крышкой и вцепились в какой-то заусенец. «А теперь осторожно…» — прошептала она и потянула его на себя. Но то ли сундучок был слишком тяжёлым, а может его сильно зажали стоявшие с боков книги, но пальцы соскочили с заусенца, до крови расцарапавшего один из них.

Лита негромко ойкнула и сунула пораненный палец в рот. Затем осторожно опустилась в коляску, достала из кармашка платок и замотала им рану. Можно конечно позвать Стрижевского, либо дождаться, пока придёт Чарред, но упрямая натура взяла верх. Лита поставила коляску к стеллажу боком, снова встала, подтянувшись за стойку. Только на этот раз она, помогая рукой, поставила левую ногу на сиденье коляски, после чего, подтянувшись за верхнюю полку, встала на коляску второй ногой.

На мгновение в душу закрался страх — что будет с ней, если она сейчас упадёт? Вдруг новое падение полностью поставит крест на её возможности ходить, и она окажется всю оставшуюся жизнь прикованной к инвалидному креслу. И всё из-за того, чтобы взглянуть на потерявший силу медальон?

Глупо. Но полдела сделано, сундучок был прямо перед её глазами. Можно не снимать его, а просто открыть крышку и посмотреть. Лита снова сунула пальцы в щель, оставленную, по всей видимости, слесарным инструментом, и попыталась открыть крышку. Не тут то было. Видимо, петли настолько заело, что усилий одной руки оказалось недостаточно.

Женщина вздохнула и, обхватив сундучок рукой, подвинула его на край полки. И сразу поняла, что он довольно тяжёл. Действуя всё так же одной рукой, Лита смогла опустить его на две полки ниже, так, чтобы достать до него сидя в коляске. Потом, повиснув на руках, поставила ноги на пол и осторожно опустилась в кресло.

Всё тело было мокрым от пота, майка покрылась тёмными пятнами на груди и спине. Руки заметно дрожали от приложенных усилий. «И это того стоило?» — спросила она сама себя. Сундучок лежал у неё на коленях. И даже ещё не полностью обретшие чувствительность ноги ощущали его вес.

Лита нашла в груде оружия короткий, толстый кинжал и, действуя им как рычагом, открыла крышку настолько, чтобы в щель можно было просунуть пальцы обеих рук. Вцепившись одной рукой в крышку, а второй в корпус, она потянула изо всех сил, даже закрыв от натуги глаза. Петли поддались с трудом, крышка открывалась медленно, миллиметр за миллиметром. Но в какое-то мгновение она открылась так резко, что сундучок вырвался из рук и с тяжёлым лязгом упал на пол вверх тормашками. Из-под него выкатился медальон и остановился прямо у ног Литы. «В последний раз ты был похож на золотой», — прошептала она и подняла его.

Тонкий диск был мертвенно-серым, словно сделанным из неотшлифованной платины. Поистёртые символы всё ещё были видны на нём, но она знала, что это лишь декорация. Сама суть находится в нём самом, да в его создателе. «А где была бы я, если б не ты? Наверно, топор палача давно срубил мне голову».

Лита печально вздохнула и, небрежно бросив медальон на стеллаж, направилась к выходу. Уже закрывая дверь, она посмотрела на валяющуюся на полу летопись монахов.

— Иван!

— Я здесь, — донеслось с первого этажа.

— Я уронила тут кое-что тяжёлое, поднимешь?

— Хорошо, потом. Давай, спускайся, перекусим салатиком.

Вечером все вновь собрались за ужином. Стрижевский, как обычно, баловал ребёнка, кормя с ложечки шоколадным пудингом. Девочка, всякий раз, когда ложка с лакомством оказывалась перед её носом, широко открывала рот и довольно зажмуривалась.

— Но она же сама может кушать, — слабо протестовала мать.

— Может. И совсем скоро скажет, мол я большая, дед, и не надо меня кормить с ложечки. Так что пока она так ест — буду кормить, — возразил Иван Сергеевич.

Отправив ребёнку в рот последний кусок пудинга, он протянул ей стакан с соком и, не спеша, принялся за ужин сам.

— Чарред ещё не был в сокровищнице? — поинтересовался Николай. — По-моему, он единственный, кто совершенно проигнорировал её. Лита была, Таня и Саша тоже. И все, как один, только об алмазах потом и говорили.

— Эх, молодежь, — проворчал Стрижевский. — Лежащие там летописи — вот истинная ценность.

— Только кого они здесь заинтересуют? — хмыкнул Александр. — Неизвестный науке язык, неизвестные страны и места. Да и любой анализ даст им не больше двухсот лет. Только та, что я в пещере нашёл с медальоном, чего-то стоит, и то, если переплавить.

— Ага, Лита её сегодня, смотрю, на пол бросила.

Лита вдруг замерла, так и не донеся до рта вилку с кусочком огурца. Она вспомнила звук удара, с каким сундучок упал на пол.

— В смысле, переплавить?

— Ты даже не посмотрела его содержимое? Там страницы из чистого золота.

3

К счастью, Стрижевский не стал запихивать сундучок с золотыми страницами наверх, а положил на нижнюю полку рядом с какими-то рваными свитками. Стоило только протянуть руку, взять и открыть его и… «И что потом?» — спросила сама себя Лита. — «Что я увижу? Что должна буду делать? Никто не знает о моём новом даре. Все считают это летописями монахов Лабека — так сказал Николай, а он читал её. Это лишь рассказ о том, как они попали на Остров и построили храм. Неужели это и есть та золотая книга, в которой можно прочесть прошлое, настоящее и будущее? Допустим, я увижу что-то страшное, и что я скажу моим близким? Они, конечно, много во что способны поверить, но вряд ли поверят моим пророчествам».

Лита медленно прикоснулась рукой к холодной бронзе, ожидая, что сейчас почувствует нечто божественное. Но нет. Это был всего лишь бездушный кусок металла. Сразу улёгся сумбур в голове, она усмехнулась, подумав, насколько стала мнительной. Сундучок оказался у неё на коленях. Руки вновь открыли его крышку — на этот раз петли поддались сравнительно легче. Сердце всё-таки ёкнуло в груди, когда в свете ламп заблестело золото страниц.

Тонкие пластины покрывали выбитые чеканом буквы знакомого Лите с детства алфавита. Может, только слова из них складывались старинные, по сравнению с современными звучавшие немного по другому, но, не смотря на это, звучавшие предельно ясно. Вздох разочарования невольно вырвался из её груди. Всё так, как говорил Николай. Книга золотая, но она не та Золотая книга. Лита почему-то почувствовала себя обманутой. Казалось, вот он, момент истины, то, ради чего смерть отказалась взять её душу. Но вновь это всего лишь книга.

Лита машинально пролистала несколько страниц, пробежав взглядом по тексту, но вдруг замерла в шоке. Буквы отчего-то поплыли, словно листья в водовороте лесного ручейка. Какая-то неведомая сила так притянула взгляд к страницам, что ей показалось, что она сама проваливается в них. Начали мелькать неясные образы из прошлой жизни. Лица, города, события проносились в непонятном водовороте. «Хватит!» — взмолилась вдруг женщина, обуянная ужасом. — «Я ничего не понимаю! Пожалуйста! Перестань!» Всё прекратилось, и Лита очнулась стоящей на ногах, держа в руках Золотую книгу.

Вновь начала чувствоваться слабость в коленях, и она поспешила сесть в коляску. «Нет, это не обман! Это действительно она! Но я ничего не понимаю, я вижу лишь то, что происходило со мной, да и то очень сумбурно, неясно». Первый страх перед неизвестным прошёл, осталось лишь усиливающееся с каждой минутой любопытство, жуткое желание узнать, что же может показать эта книга.

Лита вновь устремила взгляд в золотые страницы и тихо прошептала: «Как мне научиться читать тебя?» В тот же миг в сознании раздался тихий, похожий на голос её дочери, голос книги: «Ты научишься. Запасись терпением, и скоро твой дар раскроется со всей своей силой».

— Дорогая, может, спать пойдём? Уже полночь, — прозвучал за спиной голос Чарреда.

— А ты решил тоже посмотреть сокровищницу? — спросила Лита и, закрыв шкатулку, повернулась к мужу.

Он прошёлся вдоль манекенов с доспехами, осмотрел каждый скучающим взглядом. Так же равнодушно посмотрел драгоценности, а потом подошёл к жене и положил руки на ручки коляски.

— Это всего лишь вещи. Некоторые из них баснословно дороги… но это всего лишь вещи. А это что у тебя за сундук? Книга с золотыми страницами?

— Да, хочу почитать её.

— А я думал, ты не хочешь вспоминать о прошлой жизни.

— Не хотела. Но Иван сказал мне, что надо научиться жить с тем, что есть. Воспоминания не вычеркнешь. Так или иначе, но они будут приходить снова и снова. Поэтому, надо научиться относиться к ним спокойно, без страха.

— Возможно, он прав. Не мне судить его. И если тебе от этого легче, пусть так и будет.

Чарред наклонился и поцеловал жену в мочку правого уха.

— Хорошо, идём спать, — она заразительно зевнула.

Сон разбудил её рано утром, едва забрезжил рассвет. Страшный, пугающий, он заставил Литу вскрикнуть, и от этого она тут же проснулась. Сквозь занавешенные окна пробивался слабый свет утренних сумерек, едва освещавший спальню. Лита утёрла со лба холодную испарину, затем сняла промокшую от пота ночную рубашку. Что же это было? Почему-то она уже ничего не помнила, сновидение стёрлось из памяти, и сколько женщина не пыталась вспомнить, перед глазами появлялось лишь одно — раскрывающийся чёрный цветок.

Она посмотрела на стоявшую у кровати коляску — книга лежала на сиденье. Потом украдкой посмотрела на Чарреда — муж мирно сопел, повернувшись к ней спиной. Затем снова на книгу. Рука, словно ведомая чужой волей, потянулась к бронзовому сундучку.

Свесив ноги с кровати, Лита положила на них Золотую книгу. Давившая на мышцы приятная тяжесть придала уверенности. Крышка открылась, и женщина впилась взглядом в раскрытую наугад страницу. Буквы завертелись, закружились в немыслимом хороводе, блеск золота сменила непроглядная тьма. «События имеют место и время», — прозвучала подсказка книги. «Так значит место и время», — прошептала Лита. Она представила себе, как смотрит на Остров с недоступной птицам высоты.

Огромное, покрытое зелёными лесами пространство рассекали тонкие, синие ниточки рек. Местами, где вверх поднимались горные хребты, зелень сменяли серые пятна скал. Крохотными точками казались города. Фарнадо. Почему-то в этот момент вспомнились рассказы отца и матери о великой битве. В тот же миг ей показалось, что она падает вниз.

Перед её глазами вдруг появился город с его могучими крепостными стенами. Мелькнуло несколько видений, словно она смотрела фильм в быстрой перемотке. И вот глаза увидели схватившиеся в смертельной схватке огромные армии. Лафирцы уже прижаты к городу, армия короля Александра отчаянно рвётся вперёд, вот храбрые всадники ворвались на улицы Фарнадо. Но что это?! Серой змеёй вдоль опушки леса ползёт ощетинившаяся копьями колонна. Тот самый резерв.

Лита моргнула, и в следующее мгновение возникла новая картинка — окружённые со всех сторон воины. Она знает их имена — Эллирий, Вителий, Бирнезий. А вот чёрный клин монахов-воителей, стремительно рассекающий ряды врага. И в острие его сам король Александр и… монах по имени Илиар, тот, который на самом деле был хитроумным Лабеком. Лита до сих пор не могла понять всех тонкостей затеянной им игры.

И вот, всё кончено. Король мёртв. Но случилось нечто, что обернуло безусловное поражение в победу. Лита, затаив дыхание, смотрела, как буйство иномировых сил вдохнуло в павшего короля новую жизнь. Он восстал из праха и, сжимая в руках обратившийся в пламя меч, сокрушил захватчиков…

— Вот это да! — воскликнула она, с трудом оторвавшись от книги.

Рядом, потревоженный возгласом, заворочался Чарред, что-то пробормотал во сне и, повернувшись лицом, попытался нащупать рукой жену. Лита поспешно схватила его за запястье, и тот снова засопел.

Лита снова взялась за книгу и, на этот раз, посмотрела битву при Фарнадо от начала и до конца. Она научилась, где нужно, ускорять ход времени или замедлять его, так что за каких-то полчаса увидела всё, что происходило в течение суток.

За окном совсем рассвело. Было слышно, как запели птицы, как где-то на фьорде прогудел мотор катера. Как хотелось встать на ноги, подойти к окну и, отдёрнув в сторону занавеску, подставить обнажённое тело солнечным лучам. Лита всхлипнула от жалости к себе. Как же ей ещё далеко до того момента, когда она сможет жить полной жизнью. В сердцах она вдруг пнула правой ногой коляску и почувствовала сильную боль в ушибленном пальце. И обомлела от радости. Нога смогла нанести удар, да так, что довольно тяжёлый предмет едва не опрокинулся. И боль… к пальцам возвращалась чувствительность.

За завтраком, когда Чарред увёл Викторию умывать измазанное джемом личико, Лита, не удержавшись, рассказала Стрижевскому о том, что с каждым днём состояние её ног становится лучше.

— Скрываешь от него? — Иван Сергеевич хитро улыбнулся и подмигнул ей.

— Он знает об улучшении, но я не хочу раньше времени обнадёживать его. Вдруг, это максимум, на что я способна.

— Если нерв был лишь пережат осколком кости, что, судя по всему, и произошло, ты должна восстановиться полностью, девочка моя. Думаю, тебе не помешают физиопроцедуры — это поможет ускорить процесс выздоровления.

Через несколько дней в одной из пустующих комнат появилась обтянутая плёнкой больничная кушетка, под ложем которой был смонтирован прибор с торчавшей из него длинной гибкой трубкой, заканчивающейся диском в корпусе из пластика. Она ложилась на кушетку, Стрижевский прижимал к её спине этот диск и включал прибор минут на двадцать. Лита почти ничего не чувствовала, если не считать исходившего от диска приятного тепла.

Всё это время книга с готовностью раскрывала тайны прошлого. Будь то освоение Острова или объединение Арриго — любое из событий можно было видеть во всех подробностях в беспристрастном изложении этого кладезя знаний. И Лита с жадностью впитывала в себя эти знания, порой забывая о счёте времени. Но лишь после того, как однажды услышала в новостях о крупнейшей за полвека аварии на химическом предприятии в Южной Америке, она вспомнила, для чего ей дан этот дар — предотвратить беду.

Пока Чарред нежился в ванне, что-то негромко напевая, Лита достала из-под прикроватной тумбы заветный сундучок. Она старалась поменьше попадаться на глаза мужу вместе с ним, поэтому каждый всплеск воды заставлял вздрагивать и порываться прятать обратно Золотую книгу. Что может подумать о ней Чарред? Слишком часто он видел её вместе с книгой. Решит, что его жена снова сошла с ума?

Но Чарред не спешил — ему безумно нравилось мокнуть в тёплой мыльной воде. Если бы позволяло время, он проводил бы в ванне по полдня. «Раньше полуночи он не выйдет», — подумала Лита, посмотрев на часы, показывающие четверть двенадцатого.

Негромко скрипнули петли, мягко засияли при свете лампы золотые страницы. «Мне надо увидеть будущее». Но только сейчас ей в голову пришла обескураживающая догадка — видеть она могла только тот мир. И получается, что беда угрожает именно ему. И как она сможет помочь, если путь туда закрыт навсегда?

«Бред какой-то», — Лита разочарованно покачала головой. Она уже хотела закрыть книгу и навсегда забыть и о ней, и о бесполезном даре, но любопытство остановило её. Листы книги вновь поглотили взгляд. Обрывки видений замелькали перед глазами, и было непонятно: прошлое это, будущее или настоящее. Сначала перед глазами появился город. Пустые улицы, тёмные глазницы окон, ветер, несущий песчаную пыль. Потом шумный праздник. Огромный беломраморный зал украшен цветами и разноцветными лентами. Разодетые гости, ломящийся от яств стол. Во главе его счастливая молодая женщина, держащая на руках двух малышей. А потом — скалы, дырявая, словно сыр, от нор сусликов земля на которой распускаются чёрные цветы. И среди едва колышущегося на ветру чёрного моря ребёнок, мальчик лет пяти в старом, драном халате. Он протягивает худую, смуглую ладонь, на которой лежит большой, блестящий, тёмно-фиолетовый, почти чёрный боб. Ребёнок что-то шепчет, и Лита читает по его губам: «Джуммэ».

Она с усилием отбросила от себя книгу и хрипло задышала, вытирая руками льющиеся из глаз слёзы. Всё тело трясло, словно в лихорадке, отчего-то болели суставы и, до безумия, хотелось вскочить и бежать без оглядки.

Из ванной комнаты донеслось шлёпанье босых ног по полу, и это привело Литу в чувство. Она первым делом спрятала шкатулку под кровать, а потом зарылась глубже в одеяло, так, чтобы на лицо не падал свет. Но Чарред не спешил, и ей выдалась возможность обдумать увиденное, пока была свежа память. Она ещё раз прокрутила в сознании видение и остановилась на городе. Лишь он показался ей знакомым, похожим на Азулахар, опустевший, пришедший в упадок после войны и после того, как сила Лабека открыла к нему дорогу пескам Фаджула. Но остальное? Женщина, дети, кусок степи и скал, мальчик с бобовым зерном в руках. Кто они? Где это место, на котором растут чёрные цветы? Единственное, что она поняла, это, скорее всего, связано с Арриго.

4

Всепроникающая, въедливая песчаная пыль стала сущим наказанием с тех пор, как сила светловолосой блудницы открыла Асул для ветров и песков Фаджула. Она проникала даже сквозь закрытые ставни и оседала на великолепной мебели, на дорогих коврах, на беломраморном полу зала. Пыль хрустела на простынях, пыль хрустела в пище. Она накапливалась в углах, но её никто оттуда не убирал. Кто не погиб в той страшной резне, тот пытался покинуть медленно умирающий Азулахар.

Неизвестно, кому удалось выжить в дороге, но жителей в городе становилось всё меньше и меньше. Молодые и сильные, а таких осталось после войны совсем мало, ушли первыми. Потом ушли те, кто ещё чувствовал в себе силы и не боялся сложностей пути. Теперь, спустя три года, в Азулахаре остались в основном старики, выживавшие лишь благодаря огромным запасам зерна и вяленины в кладовых покойного кишара, да озера под боком.

Ещё выручали, хотя и не бескорыстно, жители двух городков на противоположном берегу. Но и те пустели — озеро стремительно мелело, его берег отступил уже на сотню шагов. Пройдёт несколько лет, и на его месте останется скалистая впадина со зловонной лужей на дне. И тогда Асул умрёт. А потом, ещё несколько лет спустя, всё поглотит песок.

Худой, сгорбленный старик тряпкой смахнул со стола пыль и поставил на него серебряную тарелку с рисом, немного сдобренным мелко порезанным вяленым мясом. Устало опустившись на стул, он без аппетита съел свой обед, запил его кубком озёрной воды. Морщась от хрустевшего на зубах песка, он ополоснул посуду в деревянном чане. Даже здесь, на расположившейся в цоколе кухне, где не было ни одного окна, властвовал песок.

Для жителя Азулахара старик был довольно светлокож — его прадед был выходцем из Суррикеша и попал сюда, будучи искусным врачевателем, поддавшимся на щедрые посулы кишара. Благодаря нему, у семьи появился большой, красивый дом на берегу озера.

В тот страшный день из всей большой семьи остался лишь он, да внук с внучкой, близнецы. Остальные — трое сыновей, дочь, две снохи, пятеро взрослых внуков и две внучки погибли. Кто на улицах от рук озверевших захватчиков, кто в обрушившемся дворце кишара. Лишь он, да два одиннадцатилетних подростка догадались спрятаться в стоявших в этой кухне больших ларях.

— Дед, дед, смотри! — дверь со скрипом открылась, и в кухню вбежал долговязый подросток, выглядевший старше своих четырнадцати.

Следом за ним появилась его сестра. Отряхнув за порогом платье от набившейся в складках пыли, она вошла следом за братом.

— Нишерле, — недовольно заметила она. — С тебя сыплется пыль — выйди и отряхнись.

— Да подожди, — юноша отмахнулся и, сняв с плеча холщовую сумку, вывалил из неё на стол большую зубатку. — Дед, теперь тебе не придётся ужинать этими подошвами, которые ты называешь мясом.

Старик довольно улыбнулся. Внук научился неплохо ловить рыбу и, теперь, почти каждый день, приносил к столу улов. Но такая большая рыбина — нечастая добыча.

— Как твой огород, Бэудиша? — спросил он внучку.

Во дворе одного из заброшенных соседних домов девушка выращивала кое-какие овощи и зелень. Высокие стены немного защищали от несущего песок ветра. Ей осталось лишь при помощи брата натаскать сохранившийся под слоем песка земли из конюшни и посеять семена. Много сил и времени уходило на полив, но эти труды вознаграждались хорошим урожаем.

— Песок лезет отовсюду, — поморщилась Бэудиша. — Но пока в конюшнях можно набрать земли — у нас будут овощи.

Старик подозвал к себе девушку, притянул её голову к себе и нежно поцеловал в лоб, затем похлопал по плечам внука. Улыбнувшись, посмотрел на каждого из них и поспешил отвернуться, пряча подступившие к уголкам глаз слёзы. Если бы не они, в Азулахаре его бы ждала ужасная смерть от скорбута.

— Выбираться вам надо отсюда, — тихо проговорил он. — Тебе, Бэудиша, замуж пора. Здесь достойного жениха уже не найти. Да и тебе, Нишерле, надо девушек в свои сети ловить, а не рыбу. Вы сильные, сможете преодолеть пустыню.

— А ты? Мы не бросим тебя одного, — сказала девушка дрожащим от волнения голосом.

— Мне не дойти. Если только вы сможете поймать одичавших верблюдов.

— Я обязательно поймаю, — встрепенулся юноша. — И мы уйдём отсюда вместе. Но что нас ждёт там? Нихайа Сеитэ ненавидит Азулахар и тех, кто живёт в нём.

— Несущая погибель даже не заметит нашего появления. Её месть свершилась, и до простых смертных ей нет никакого дела.

— Тогда мы уйдём отсюда вместе, дед. Дай лишь время, и у нас будут верблюды, много верблюдов. И для нас, и для припасов, для воды, для семейных богатств…

— Болтун, — сердито буркнула Бэудиша.

Она схватила нож и принялась чистить рыбу. Мелкая чешуя из-под ножа сразу облепила её загорелые руки, отчего они стали, словно покрытые перламутром.

— Пойдём со мной, Нишерле, оставим твою сестру в покое, иначе будем ужинать пересоленной рыбой, — усмехнулся старик. Девушка бросила на них сердитый взгляд и продолжила своё занятие.

Старик и юноша поднялись на опоясывающую дом веранду. Под ногами захрустел песок. Сколько не сметай его, всё равно проходит полдня, и вновь беломраморный пол скрывается под слоем рыжеватой песчаной пыли. Они остановились, облокотились о перила. Раньше рядом с домом плескались воды озера, и даже отсюда можно было ловить снующую на мелководье рыбью мелочь. Но теперь берег лежал примерно шагах в ста от этого места.

— Ещё совсем недавно мы все думали, что живём, словно боги. У нас было всё, чтобы жить счастливо и в достатке, — с горечью в голосе проговорил старик. — А сейчас мы медленно умираем. И знаешь, я порой завидую тем, кто лежит под грудой камней, оставшейся от башни кишара.

— Ими можно гордиться, — отозвался Нишерле. — Они предпочли смерть позору, не сдались Несущей погибель.

Немного помолчав, посмотрев на молчавшего деда, он добавил, с трудом сдерживая дрожь в голосе:

— Я хотел бы отомстить ей за Азулахар… Но знаю, что не смогу.

— Не сможешь. Её охраняют лучшие воины Арриго. Говорили, и сама нихайа превосходный боец — ученица мастера Шайруэга. И забудь о своих мыслях, не у тебя одного в голове бродит подобное. Месть — это путь к самоуничтожению. А тебе и сестре нужно жить, воспитывать детей, продолжать род. Я вот о чём хотел с тобой поговорить… Раз уж мы затеяли с тобой разговор о том, чтобы покинуть Азулахар, я расскажу тебе о моём хорошем друге из Феюса. Его зовут Мафаштан, и он тоже целитель. Если со мной что-то случится, или мне придётся остаться здесь — идите к нему, я напишу для него письмо. Этот благородный человек не оставит вас, поможет…

— Дед, перестань, — возмущённо перебил его Нишерле. — Я обещаю, что поймаю верблюдов, и мы уйдём отсюда вместе.

Старик усмехнулся, пожал плечами и медленно пошёл по веранде, стряхивая рукой пыль с перил.

Южная ночь стремительно опустилась на несчастный Азулахар, окутала вымирающий город непроницаемой чернотой. Раньше, все городские улицы всю ночь полыхали огнями светильников; в любом закоулке было светло, словно днём. А сейчас лишь в редких домах окна светились робкими огоньками.

Рядом с крепостной стеной изредка слышался грозный рык льва. Огромные кошки, когда-то загнанные безжалостными охотниками в труднопроходимые скалы, осмелели и стали появляться в окрестностях города и даже за его стенами. Выходить на улицу после заката стало очень опасно. И едва солнечный диск касался горизонта, все спешили по домам, чтобы не оказаться в зубах хищника.

Засыпая, каждую ночь Нишерле прислушивался к доносившимся из-за плотно закрытых ставен звукам. То это были жалобные крики ночной птицы, то зловещий хохот снующих рядом с городом гиен. Но в эту ночь, впервые со времени разрушения Азулахара, он услышал полный страха человеческий крик. Кричали рядом, быть может из дома на соседней улице, где когда-то жил хранитель винного погреба кишара. Теперь там жила перебравшаяся ближе к воде семья купца с окраины. «Купчиха мышь увидела», — подумал Нишерле. Но крик повторился. Ему вторил отчаянный визг дочери купца, толстощёкой и некрасивой Булы. А потом закричал купец, и юноша, прислушавшись, разобрал отдельные слова. Человек звал на помощь, потом просил не убивать.

Холодный, липкий пот страха сразу выступил на теле. Дрожь сковала ноги, но Нишерле всё-таки поднялся из постели и, осторожно подбежав к окну, приник глазом к щели в ставнях. Этот дом был виден отсюда довольно хорошо, но кромешная тьма за окном ничего не дала рассмотреть. Лишь несколько раз мелькнул жёлтый огонёк фонаря.

Криков больше не было, но юноша вдруг услышал, как всхрапнула лошадь. От осознания этого ноги подкосились, и он чуть не упал на пол. Это означало, что в город пришли чужаки, случилось то, что предчувствовал дед уже давно — соблазнённые заброшенными богатствами Азулахара, пришли грабители.

— Нишерле, — голос старика заставил юношу схватить попавшийся под руку кувшин. — Нишерле, одевайся.

Дед вошёл в комнату со светильником в одной руке и серебристым свёртком в другой. Он положил его на кровать и развернул — у юноши перехватило дыхание — кольчуга и сабля. И только сейчас он заметил, что целитель тоже одет в доспех, а на широком, украшенном золотом поясе, висят ножны с длинной саблей.

— Зачем? — спросил он, хотя и сам знал ответ.

— Пришли через пустыню. Мародёры. Одевайся скорее и пошли к Бэудише.

Дрожащие от волнения руки рывками натянули кольчугу. Тяжесть легла на плечи, придала немного уверенности. Пальцы судорожно сжались на гладких деревянных ножнах. Нишерле несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоить себя. Где-то совсем рядом витал, тянул свои липкие щупальца, страх, подобный тому, который он испытал ещё мальчиком в страшный день падения Азулахара. Но оружие в руках, настоящее боевое оружие, преградило путь этому страху.

— Боишься? — тихо спросил дед.

— Немного.

Комната Бэудиши находилась рядом. Старик негромко постучал в дверь и позвал внучку:

— Бэудиша, открой, это мы.

Дверь открылась сразу же — девушка стояла, прижавшись спиной к стене, и дрожала всем телом. Было слышно, как стучат её зубы. Нишерле схватил сестру за холодную, влажную от пота руку, и она, всхлипнув, прижалась к закованному в железо плечу брата.

— Там кричали, просили о помощи, — прошептала она.

— Мы слышали, — ответил брат.

— Не стойте, — поторопил их дед. — Нам нужно спрятаться внизу. Если грабители решат навестить нас — это единственный шанс уцелеть.

Ночь они провели в подвале рядом с ларями для зерна, прислушиваясь, не раздастся ли треск выламываемой двери, не застучат ли в коридорах тяжёлые сапоги. Брат и сестра уснули лишь под утро, когда через крохотную отдушину в стене проник лучик серого, предрассветного света.

Утро началось с раздавшихся на улице гневных криков и плача. Поднявшиеся из подвала трое сразу же бросились туда, откуда раздавался этот шум. Нишерле первым выбежал из дома, едва не упал, поскользнувшись на засыпанных песком мраморных ступенях дома.

— Оттуда, там где Була живёт, — махнул он рукой в сторону возвышающегося на соседней улице дома с плоской крышей-террасой.

Они пробежали через двор заброшенного дома напротив, перепрыгнув через развалившуюся каменную ограду, и остановились, увидев окружавшую крыльцо дома купца толпу. Человек двадцать, мужчины и женщины, все, живущие неподалёку, причитали на разные лады, вознося к небу руки. Мужчины сыпали проклятиями, да такими, что брату и сестре стало не по себе, женщины плакали, кляли несправедливую судьбу. Нишерле и Бэудиша стояли, не решаясь пройти дальше, но их заметили, расступились.

— Боги отвернулись от нас, дети. Жадные стервятники добрались до несчастного Асула, — проговорил глухим от гнева голосом пожилой мужчина, темнокожий, как большинство жителей Азулахара.

Бэудиша вскрикнула и спрятала взгляд в плече брата — перед крыльцом, в луже запёкшейся крови лежали три обезображенных тела. Купец, его жена и их дочь Була.

— Теперь мы все в опасности, — заплакала какая-то женщина. — Эти шакалы не успокоятся — в Азулахаре осталось много богатств. Видели бы вы, что творится в этом доме — там всё перевернуто вверх дном…

— Они придут и этой ночью, и следующей. И после каждой ночи мы будем находить мертвецов, — проговорил подошедший целитель.

— Так что же делать?! В городе почти не осталось мужчин, способных держать в руках оружие. Кто защитит женщин и стариков?! — женщины в толпе зашумели, заволновались.

— Надо отыскать разбойников и предложить откупиться, — предложил кто-то. — Хвала богам, в каждом доме золота предостаточно.

— Не только золото нужно им, — старик присел рядом с телами и горько покачал головой. — Они хотят и крови. Это не люди… это звери.

Толпа на мгновение замолчала, обдумывая слова целителя, а он, немного подумав, предложил:

— Единственное, что мы можем сделать — собрать всех, кто может держать оружие и уничтожить зверей. Не думаю, что их много. Нам хватит сил справиться с ними, если мы будем едины. Каждый из вас сегодня должен обойти всех своих знакомых и рассказать о случившемся, об угрожающей нам всем опасности. И пусть они тоже расскажут это своим друзьям и знакомым.

— Но как мы узнаем, где грабители?

— Этой ночью они снова придут в город. Думаю, найдутся добровольцы, чтобы выследить их. А утром мы атакуем и уничтожим всех до единого.

Тела погибших оставили на улице до завтрашнего утра, чтобы каждый мог придти, увидеть их и понять, какую угрозу несут незваные гости. Кто-то посетовал, что их души обидятся на такое пренебрежительное обращение, но целитель был непреклонен. Решили только прикрыть убитых куском белого полотна, чтоб мухи не оставили в их плоти личинок.

Город переполошился, узнав о произошедшем, и уже к вечеру собрался отряд из двух сотен мужчин. Молодых было немного, около четырех десятков, а остальные в возрасте и даже совсем старики. Но каждым двигал гнев и желание спасти от ужасной участи своих друзей и близких.

— Тебе предстоит бессонная ночь, Нишерле, — сказал дед. — Ты ловок, умён, хорошо знаешь город. Ты должен выследить их сегодня ночью. Справишься?

— Конечно, справлюсь, — ответил юноша с напускной бравадой. — Я смогу следить за ними с крыш, а они не заметят меня.

— Я надеюсь на тебя, внук. Только, молю тебя, не лезь никуда. Что бы не происходило — один ты всё равно не справишься.

— Хорошо, дед.

Нишерле проводил солнце взглядом. Бросив последние лучи на несчастную землю, красный диск исчез за горизонтом, и на Азулахар опустилась темнота. Юноша отпил немного воды из фляги и лёг на тёплый камень. Отсюда был виден его дом, тусклые жёлтые огоньки в окнах. Но вот они погасли, и силуэт здания исчез во мраке.

Кроме него ещё полтора десятка мальчишек расселись по крышам в разных районах города, чтобы не пропустить способных прибыть откуда угодно грабителей. В конюшнях спрятались две сотни ополченцев, готовых, если что, придти на выручку тем, кому не повезёт в эту ночь. Шум города стих, всё погрузилось в тишину напряжённого ожидания.

Нишерле в сотый раз схватился за рукоять дедовского кинжала, проверил, достаточно ли легко и бесшумно он выходит из ножен. Его воображение уже рисовало, как он, невидим и стремителен, убивает одного разбойника за другим, а те мечутся в панике, не понимая, откуда, из-за какого угла настигает их смерть.

Спать совсем не хотелось. Обычно, в это время юноша спал крепким, здоровым сном. Но не отпускавшее ни на мгновение нервное напряжение не давало глазам закрыться. В темноте до предела обострился слух, и юноше казалось, что он слышит даже, как в подвале дома копошатся в зерне мыши.

Время шло. Тонкий серп луны поднялся в зенит и уже клонился к горизонту, но тишину ночи не нарушало ни единого звука. «Они сегодня не придут», — подумал Нишерле и, расслабившись, зевнул. Но в этот момент в начале улицы прозвучал стук копыт, потом засияли точки факелов.

Подкравшуюся дрёму разом смело накатившим сначала животным страхом, который сразу сменился азартом выслеживающего опасную добычу охотника. Нишерле вжался в камень балкона и осторожно выглянул из-за мраморной балясины.

Всадники приближались молча, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Да и копыта коней стучали не так сильно, как обычно. Юноша пригляделся и увидел, что они обмотаны тряпками. Он принялся считать разбойников. Один десяток, второй, третий… Вновь подкрался страх — их было ровно пять десятков, и каждый одет в доспехи… очень знакомые доспехи. Юноша вспомнил, как оставшиеся в живых три года назад мрачными взглядами обречённых на смерть людей провожали армию Несущей погибель. За ней на горячем вороном коне ехал бритоголовый темежин с похожей на волчий оскал улыбкой. А следом скакали точно такие, как сейчас, всадники.

— Проклятый Азулахар навсегда запомнит темежина Машада и его удальцов, — громко сказал бритоголовый человек, и следовавшие за ним воины захохотали.

— А мы не слишком много оставили им сокровищ, а командир? — окликнул Машада один из солдат.

— Пусть подавятся ими. Мы всегда сможем вернуться и забрать их.

«Всадники Машада вернулись за сокровищами!» — осенило Нишерле. — «А они легко порубят две сотни, которые и сабли то держать толком не умеют. Надо предупредить!»

Дождавшись, когда всадники отъедут от места, где он спрятался, Нишерле вскочил и быстро спустился вниз по заблаговременно привязанной к одной из балясин верёвке. В отчаянном прыжке он попытался перемахнуть через покорёженную кованую ограду, но нелепый случай сыграл с ним злую шутку. Какой-то изогнутый прут зацепился за пояс, и Нишерле повис почти вниз головой, беспомощный, словно приколотая иголкой муха. От отчаяния он едва не закричал, но здравый смысл подсказал, что это будет поступком, весьма опасным для его жизни. Если всадники услышат крики, ему придёт конец.

Юноша подумал, что сидевшие в засаде люди здравомыслящие и полезут в драку лишь тогда, когда им не оставят выбора, когда ценою этого выбора будет чья-то жизнь или смерть. А в неожиданной атаке со всех сторон шанс на победу всё-таки был. Ну, а если всё обойдётся — у него достаточно времени, чтобы освободиться, найти разбойников и проследить за ними.

Он закинул на ограду ногу и попытался подтянуться, чтобы отогнуть в сторону прут. Узорные вензеля больно, чуть не до крови, впились в икру, но Нишерле, пересиливая боль, стал сгибать освободившуюся от веса его тела железку. От усилия перед глазами пошли круги, боль невыносимо резала ногу. В какое-то мгновение юноша подумал, что все его усилия напрасны. Но вдруг последний рывок дрожащих от напряжения рук согнул прут. Он освободился! Схватившись за ограду руками, Нишерле разогнул ногу и спрыгнул вниз. Затекшую мышцу свело резкой болью. Бежать было просто невозможно, разве что осторожно идти, держась за что-нибудь руками.

Нишерле принялся растирать ногу, чтобы восстановить кровообращение, как когда-то учил его дед. Боль быстро отступала, суставы начинали нормально сгибаться.

— Нишерле-е!!! — до его ушей донёсся отчаянный, испуганный крик сестры. — Нишерле-е!!!

Кровь застыла в жилах от нахлынувшего ужаса. В эту ночь стервятники избрали жертвой его дом, его родных.

— Нишерле-е!!! — голос сорвался на невыносимый визг.

Забыв о боли, обо всём на свете, юноша выхватил кинжал и бросился бежать на помощь сестре прямо по улице, ни сколько не заботясь, что беспощадный враг увидит его. Не больше тысячи шагов и один поворот улицы — расстояние совсем небольшое для человека, у которого за спиной словно выросли крылья от сжигавшей душу ярости. Но он не преодолел и половины этого расстояния, как вдруг ночную тишину разорвал звон клинков и крики сражающихся. Началось.

Нишерле даже сбавил ход, стараясь прислушаться к звукам боя. Живое воображение сразу нарисовало картину кровавой схватки, и он почувствовал, как подкашиваются ноги. И лишь страх за сестру не давал ему проявить малодушие.

Юноша добежал до здания бывшего постоялого двора, оставалось лишь завернуть за угол, потом ещё полсотни шагов и… Шум боя прекратился так же внезапно, как и начался. Лишь приглушённый топот копыт коней подсказал, что грабители решили ретироваться. Он вжался в стену, ожидая, что сейчас всадники промчатся мимо него, выхватил кинжал, но судьба оказалась милосердной — грабители поскакали другой дорогой.

Нишерле отпрянул от стены и забежал за угол. И с трудом сдержал готовый вырваться из горла крик. Перед ним, у крыльца его дома на песке лежали десятки тел. Около сотни оставшихся в живых добровольцев ходили с факелами между ними, пытаясь найти выживших. Уже начинали собираться женщины — близкие тех, кто в эту ночь встал на защиту города. Уже слышался их скорбный плач и причитания.

Нишерле медленно, пошатываясь от головокружения, подошёл к людям. Его узнали. Кто-то молча взял его за руку и подвёл к широкой мраморной лестнице перед входом. На нижней ступеньке полулежал дед. Он громко стонал, пока соратник перевязывал ему голову. Рядом лежала небрежно брошенная кольчуга, и внук заметил на ней кровь.

— В голову ранили и в живот, — подсказал державший его за руку мужчина.

— Бэудиша? — хриплым от волнения голосом спросил Нишерле.

И только сейчас он заметил сестру. Она лежала на песке под плащом, прижавшись спиной к каменному божку — хранителю дома. Лихорадочно блестевшие в свете факелов глаза смотрели в одну точку.

— Бэудиша? — тихо позвал Нишерле. — Бэудиша, ты слышишь меня?

Девушка услышала его голос, приподнялась и посмотрела на него так, что у брата застонала душа.

— Нишерле, — она всхлипнула и протянула к нему руки.

— Что с тобой? Ты в порядке? — Нишерле бросился к ней, обнял, попытался поднять на ноги.

— Нишерле… они… — она попыталась договорить, но слова захлебнулись в безудержном плаче. — Нишерле-е!

Подбежали женщины, мягко отстранили его в сторону и, поддерживая за руки, увели сестру прочь.

— Бэудиша?! Куда вы её уводите?! Постойте!

Он бросился следом, но одна из женщин, старая Рахша, жившая неподалёку, остановила его.

— Постой, сынок, не ходи, — она взяла его за плечи тонкими, узловатыми пальцами.

— Зачем её увели?

— Так надо, Нишерле, — на лице старухи читалось искреннее сочувствие.

— Но что с ней случилось?!

Женщина вздохнула, покусала губы, словно решалась переступить некую черту. Но, поняв, что юноша не отстанет до тех пор, пока не узнает всей правды, ответила:

— Эти мерзавцы надругались над ней. Сейчас надо вычистить из плоти твоей сестры злое семя, пока оно не пустило корни. А ты иди, помоги деду.

На следующее утро у дома Нишерле собралось почти три сотни ополченцев со всех концов огромного, хотя и опустевшего, города. Слух о случившемся с уважаемым в городе семейством мало кого оставил равнодушным. Вооружённые мужчины ещё до полудня выступили в поход против разбойничьей шайки. Грабителей осталось не так уж и много — в ночном бою они потеряли больше половины, так что шансов справиться с разъярёнными горожанами у них не было. Самым разумным с их стороны было убраться поскорее из Асула, но мальчишки-разведчики донесли, что мерзавцы не вняли голосу разума. Как и ожидалось, они остановились в высохшем лесу у колодцев, в которых ещё оставалось немного воды на дне.

Их окружили, и когда те услышали, как трещат под ногами ополченцев сухие ветки, было поздно…

Гора развалин, бывшая когда-то дворцом кишара, теперь напоминала гигантский алтарь для жертвоприношений. Туда и бросили двух связанных по рукам и ногам пленников. Каким-то чудом их не разорвали на части, решив сохранить их жизни для суда.

Вместо раненого целителя на суд народа пригласили Нишерле. Он удивлённо посмотрел на стоящих перед ним мужчин и тихо спросил:

— А можно мне остаться дома с дедом?

Те переглянулись. На их лицах недоумение соседствовало с безусловным пониманием.

— Нишерле, — заговорил один из них. — Право судить сейчас принадлежит тебе. Твоя семья пострадала от их рук, а значит, жизни негодяев принадлежат тебе. Ради деда, ради сестры, Нишерле?

Юноша больше не спорил. Он надел пояс с саблей и вышел из дома шагом уверенного в себе человека. До развалин дворца от дома было рукой подать, и Нишерле сразу увидел собравшийся на площади народ. Людей было много, и парень присвистнул от удивления. Он никак не ожидал, что в Азулахаре осталось так много жителей.

— Расступитесь! Расступитесь! — сопровождавшие Нишерле мужчины помогли ему пройти через толпу.

Юношу удивило, что расступающиеся перед ним горожане кланялись ему, словно кишару. Он даже немного растерялся, но, увидев лежавших связанными на обломках двух пленников, сразу забыл обо всём. Он увидел перед собой их покрытые коркой запёкшейся крови и грязи лица, и рука сама потянулась к сабле.

Нишерле остановился в шаге от разбойников, и толпа замерла в ожидании. Наверно каждый думал, что сейчас на солнце сверкнёт сталь клинка, и головы негодяев покатятся по песку.

— Что пялишься, щенок, — прошептал разбитым ртом пленник с раскосыми глазами и гладко выбритой головой. — Давай, руби скорее, темежин Машад и нихайа уже заждались нас.

— Что ты сказал? — Нишерле замер.

— Руби! Или ты тупой?! Руби! Это твою сестрёнку мы так славно попользовали? Давай, отомсти нам!

— Что ты сказал про нихайу Сеитэ?

— А… вот оно что. Вы же тут сидите как мыши и ничего не знаете?

— Рассказывай.

Толпа вокруг заволновалась. Разбойник мог рассказать свежие вести, да странный намёк о Несущей погибель заинтересовал всех так, что попроси пленники пощады, возможно, их оставили бы в живых.

— Воды нам дайте, — разбойник демонстративно покашлял.

Тот час обоих напоили из фляг.

— Ну? — Нишерле нетерпеливо топнул ногой.

— Экий ты грозный, — засмеялся тот хриплым смехом. — Что рассказывать то?

— Что ты сказал про нихайу Сеитэ? И что вообще происходит за границей Фаджула?

— Мы расскажем, а ты сохранишь нам жизни. Ну, как? Договорились?

Нишерле оглянулся на замолчавших в ожидании его решения земляков, задумался на мгновение.

— Хорошо, — ответил он, и толпа за его спиной взволнованно загудела. — Никто из нас и пальцем вас не тронет. Клянусь.

— Замечательно, — рассмеялся разбойник. — Так что ты хочешь знать?

— Я уже сказал тебе. Рассказывай.

— Хорошо. Начну с того, что правят теперь Арриго три предателя — Фахтар, Гунэр и Нафаджи. Они выдали нихайу врагу, они убили Машада, и теперь власть в их грязных лапах. Но вы, думаю, хотите знать, помнят ли об Азулахаре? Помнят, и ещё как помнят, молодой господин. Или, думаешь, с чего мы появились здесь? Всё очень просто — надо набрать себе богатств Асула, прежде чем на них не наложит лапы эта троица. Три года они не вспоминали о вас. Но сейчас по ваши души собирается армия. Людей не тронут, если только не будете сопротивляться. Эту армию интересует золото, чтобы пополнить опустевшую казну. Так что ждите в скором времени гостей.

— Как скоро?

Разбойник ухмыльнулся и пожал плечами.

— Отвечай! — Нишерле сорвался на крик и ударил лежащего у его ног человека в бедро.

— Полегче, — сморщился тот и нехотя ответил. — Точно не знаю, думаю, ближе к весне, когда не будет так жарко.

В толпе раздался плач. Какая-то женщина упала на колени и, заламывая руки, запричитала:

— Нас всех убьют! Они придут, чтобы добить тех, кто уцелел! Они сровняют город с песком и высушат наше озеро! Боги отвернулись от Азулахара!

Кто-то бросился успокаивать её, другие зашумели, взволнованно обсуждая страшное известие. Мало кто верил, что солдаты не тронут жителей. Слишком велика была в их душах ненависть к Азулахару, посеянная ещё Несущей погибель.

— Развяжи нас, — обратился разбойник к Нишерле. — Мы рассказали, что ты хотел. А если хочешь ещё что-то узнать, давай продолжим разговор в тени за чашкой холодной воды.

Нишерле посмотрел на него холодными, совсем не детскими глазами, затем повернулся и пошёл прочь.

— Постой, — один из знакомых деда остановил его. — А что делать с ними? Неужели, просто так отпустим, после того, что они сделали?

— Ты обещал отпустить нас, — испуганно взвизгнул разбойник.

— Я обещал, что вас никто пальцем не тронет. Да будет так.

— Стой! Стой, сопляк! А развязать?! Мы же и суток не протянем на жаре без воды!

Но Нишерле не слушал его криков и медленно шёл в сторону своего дома. Расходились и остальные, обсуждая услышанные известия. Никому не было дела до орущих благим матом двух негодяев. Никто их и пальцем не тронул. Они остались лежать связанными на груде камней под беспощадным, палящим солнцем. Ещё несколько часов были слышны их крики, но к вечеру они стихли. А на утро случайный прохожий увидел два объеденных гиенами трупа.

5

Безумно страшный сон держал, не отпуская сознание. Она бежала по коридору: мрачному, сырому, с паутиной и плесенью на каменных стенах, а за ней по пятам гналось чудовище. Сгусток тьмы, не имевший ни имени, ни лица, медленно нагонял, и чем ближе подбирался он, тем труднее становилось дышать. Наконец что-то тёмное, похожее на руку, отделилось от подобия туловища и потянулось к жертве, коснулось её шеи…

Горло сдавила судорога, и Лита проснулась. Из лёгких вырвалось хриплое, натужное дыхание. Воздуха не хватало. Женщина с трудом дотянулась до окна и, распахнув створку, подставила лицо свежему, прохладному ветру. Страх понемногу отпускал. Но она знала, что стоит уснуть, и опять начнутся кошмары. Если только… Лита заметила, что после занятий с Золотой книгой всегда выдаётся пара ночей спокойного сна.

Последнюю неделю она часто видела Азулахар, но чего-то ясного, конкретного так и не удавалось увидеть. Вот и сейчас придётся немного посидеть с книгой, погрузиться в её малопонятный мир. Исправно показывающая прошлое и настоящее, будущее книга показывала малопонятными, абстрактными образами.

Поломанная, окровавленная белая роза падает на песок и растворяется в нём. А спустя мгновение из него начинают расти чёрные цветы. Мрачная поросль застаёт врасплох двух испуганных шакалов. Они мечутся в бессильном страхе на сужающемся пятачке песка. Наконец, цветы поглощают песок, и несчастные животные начинают биться в агонии. Их тела иссушаются, словно чёрные цветы пили их воду…

Чарред крепко спал, отвернувшись в противоположную сторону. Едва ли он проснётся — лишь настойчивый писк будильника способен разбудить его. Лита достала из-под прикроватной тумбочки книгу, раскрыла её и устремила взгляд в раскрывающиеся перед ней образы. Надо найти угрозу.

Снова Азулахар. Снова опустевшие, занесённые песком улицы. Огромная куча обломков на месте дворца кишара. Окружившая их толпа. Двое связанных мужчин просят пощады. Их банда ночью грабила горожан, так что вряд ли их пощадят. Над ними стоит юноша — он будет вершить суд. Вот они — шакалы. Их оставили умирать на палящем солнце. Но чёрные цветы и этот юноша? В чём здесь связь? Снова юноша. Он утешает рыдающую девушку. Это его сестра. Это роза. В её душе много боли. Несчастную изнасиловали разбойники…

Лита с усилием оторвалась от книги и надрывно вздохнула, словно вынырнувший с глубины ныряльщик. Чёрные цветы — символ их мести. Догадка озадачила её. Богиня намекала на что-то страшное, угрожавшее не городу, а чуть ли не целому миру. Что за угрозу могут нести решившие отомстить брат и сестра. Впрочем, когда-то и она, движимая местью, смогла сделать практически невозможное. Правда, не сама, с посторонней помощью…

Лита спрятала книгу и легла в постель. Чарред тут же повернулся и, прижавшись лбом к её плечу, засопел.

«Ну вот, допустим, угроза найдена», — подумала женщина, закрыв глаза. — «И что я смогу сделать? Мало того, что я только-только начала немного ходить, да и то при помощи костылей, так ещё все события развернулись там, куда больше не попасть. Сила покинула медальон».

Всё это глупость, просто совершенная глупость. Нелепая шутка богини, вернее сказать — наказание. Натворила бед — теперь либо мучайся от ночных кошмаров, либо смотри в Золотой книге на дело рук своих. Лита тихо всхлипнула. От нахлынувшей жалости к себе на глаза навернулись слёзы.

Она лежала с открытыми глазами до рассвета, рассматривая потолок. Лишь когда первые лучи солнца осветили сквозь окно спальню, Лита уснула спокойным, глубоким сном.

После завтрака Чарред и Виктория ушли на прогулку к ручью. Отец посадил дочку на плечи и бодро зашагал к лесу, провожаемый завистливым взглядом жены.

— Ничего, девочка моя, — проговорил Стрижевский, склонившись к её уху. — Скоро и ты сможешь ходить туда вместе с ними. Ты быстро, удивительно быстро идёшь на поправку.

— Поскорее бы, — вздохнула Лита.

Иван Сергеевич покатил коляску в сторону комнаты, где стояло оборудование для физиотерапии, на ходу рассказывая, что завтра Саша и Таня переедут в город, поскольку ей уже подходит срок. Через две-три недели в этом небольшом посёлке появится ещё один очаровательный малыш, на этот раз, судя по показаниям УЗИ, мальчик.

Лита переоделась за ширмой в пижаму и, опираясь о плечо Стрижевского, сама, осторожно делая шаги, дошла до кушетки.

— Молодец, просто молодец, — расплылся тот в довольной улыбке, помогая ей лечь.

Она почувствовала, как к пояснице прикоснулся электромагнит. Прибор включился, негромко загудел, и спину обволокло приятным теплом.

— Я пойду, если что, зови, — Иван Сергеевич, как обычно, собрался оставить её одну.

— Нет, не уходи, — неожиданно попросила его Лита.

— Что-то случилось?

Он присел так, чтобы его было видно сквозь прорезь в кушетке, куда обычно опускали лицо. Лита взволнованно кусала губы, собираясь сказать нечто важное, но слова застряли в горле.

— По глазам вижу — о серьёзном хочешь поговорить, — встревожено проговорил Стрижевский. — Это тяготит твою душу, мешает обрести спокойствие.

— Три года назад, в Крендиле, когда я бросилась в окно… — дрожащим от волнения голосом начала она.

— Нет, не надо. Забудь, что было в прошлой жизни…

— Тогда богиня снова пришла ко мне и дала новый дар.

— Стоп! Что за дар? Ну-ка, расскажи, — Иван Сергеевич выключил прибор, усадил Литу, а сам сел напротив. — Рассказывай, что за дар такой в этот раз дали тебе. А то предыдущий оказался бедой для всех. Не дай бог, в этот раз опять окажется что-то непотребное.

— На этот раз дар может причинить вред лишь моему рассудку, — Лита улыбнулась бледной, вымученной улыбкой.

— Ты меня совсем не успокоила, скорее наоборот. Расскажи и ничего не утаивай.

— Мне дано в дар умение читать Золотую книгу.

— Золотую книгу? Это, случаем, не тот сундучок, в котором спрятаны золотые листы с летописями монахов этой гадины… Лабека.

— Он самый. Но это не летописи, всё гораздо сложнее. Дар мне дан не просто так. Богиня предчувствует беду, но не может понять, в чём суть угрозы, и не может воспользоваться даром, подобным моему — всё это какие-то нелепые правила игры, придуманные этими, — Лита ткнула пальцем вверх.

— А ты, стало быть…

— Книга показывает мне прошлое, настоящее и будущее того мира.

— И что за беда грозит тому миру, если… хм… богиня разволновалась так? И смысл тебе этим заниматься? Путь туда закрыт навсегда.

— Вот и я так думаю. Мне кажется — всё это в качестве наказания. А что за беда — пока не поняла. Книга прекрасно показывает прошлое — я даже посмотрела во всех деталях Фарнадскую битву, более-менее сносно настоящее. Но будущее… Я вижу какие-то образы, абстрактные образы. Трактовать их — дело неблагодарное.

— И что там?

— Последнее время я чаще всего вижу Азулахар и думаю, что некая угроза исходит оттуда. Я вижу брата и сестру, им лет по четырнадцать-пятнадцать. Судя по всему — они пострадали от набегов мародеров, девушку изнасиловали. Вот вам и мотив для мести. Но что же это за месть, которая напугала богиню.

— А ты как-то рассказываешь ей об увиденном?

— Если ты о том, говорю ли я сама с собой или с призраками — отвечу, нет.

Стрижевский поднялся, прошёлся вокруг кушетки, задумчиво теребя бородку.

— Чарред знает?

— Нет, не хочу его беспокоить.

— Правильно, пока не надо ему ничего говорить. И сама старайся не волноваться, да и забудь лучше про эту книгу. Давай утопим её во фьорде.

— Нет, не надо, — встрепенулась Лита, и Иван Сергеевич заметил в её глазах страх.

— Это ещё почему?

— Если я долго не смотрю книгу, ночью мне снятся жуткие кошмары. Помогает только она.

— Опять сны, — Стрижевский вздохнул. — С них начались все наши приключения. Хорошо, тогда смотри свою книгу, только не принимай всё увиденное близко к сердцу. Мы всё равно ничем не сможем помочь — медальон мёртв. А теперь давай-ка, ложись, продолжим процедуру.

Иван Сергеевич снова помог Лите лечь, расположил диск прибора над её поясницей.

— А сама что думаешь? — вдруг спросил он. — Что такого страшного могут сотворить два подростка?

— Если только соберут из оставшихся в Азулахаре войско и пойдут войной на лесные общины. Может, богиню беспокоит, что обиженные обитатели Асула перебьют всех её служителей?

— Думаешь, так? Как-то мелочно. Сколько там жрецов — тысяча, может две. Из-за такой ерунды давать этот дар?

— Две тысячи живых душ — ерунда? — Лита скосила взгляд туда, где стоял Стрижевский, но увидела лишь потёртые кроссовки на его ногах.

— Я не это хотел сказать. Смерть даже одного человека — трагедия. Я говорил про то, что опасность должна быть очень серьёзна.

— Так какую беду могут принести мальчишка и его сестра? Я назвала самое вероятное — на что-то большее Азулахар уже не способен, там же почти не осталось жителей.

— Расскажи-ка лучше, какие ты видела образы?

— Ну, видела чёрные цветы, видела сломанную белую розу, видела ребёнка с бобовым зерном в руке, видела шакалов, которых убили чёрные цветы. Пока всё.

— Не густо. Знаешь что, девочка моя. Рассказывай мне, что видела. Вместе постараемся догадаться, что же за беда грозит Арриго.

— Хорошо, попробуем.

После процедуры они вышли прогуляться по набережной. Ярко светило солнце, отражаясь в спокойных водах фьорда сияющим пятном. Вдоль берега дул лёгкий, приятный ветерок. Лита закуталась в плед — северное лето совсем не похоже на пекло в Арриго. Здесь недолго и простуду схватить, особенно с разогретой спиной. Рядом раздался крик чаек — две белоснежные птицы кружили рядом, выпрашивая подачку.

— Прилетели, — довольно ухмыльнулся Стрижевский и, достав из кармана несколько кусочков хлеба, высоко подкинул их в воздух.

— Знакомые?

— Вроде того.

Запах смолы и моря кружил голову. За проведённое здесь, на берегу фьорда, время Лита ещё не успела привыкнуть к этому дурманящему сочетанию. Она откинула голову на подголовник и закрыла глаза.

— Когда гуляю по набережной, всегда клонит в сон.

— Поспи, а я покатаю тебя.

Лита не заметила, как провалилась в некое подобие сна. Перед глазами появилась уже знакомая ей бесконечная пустота, и кроме мерцающего силуэта женщины здесь больше ничего не было.

— Богиня? Я, случаем, не умерла?

— Нет, Лита, просто пришло время поговорить.

— О Золотой книге?

— О том, что ты увидела в ней.

— Я видела кое-что. Но всё это лишь непонятные образы.

— А юноша и девушка?

— Так значит, нет необходимости рассказывать всё по второму разу?

— Нет, я читаю твои мысли.

— Объясни мне — к чему мне это знание, если тот мир для нас более недоступен. Своего рода наказание?

— Может и так, — Лите показалось, что богиня улыбается. — Но, в конце концов, кому я могу доверить прочесть Золотую книгу, находящуюся в совсем другом мире? Только тебе.

— Но мне пока не чем похвастаться. Я не могу понять — какую беду могут принести эти подростки?

— А разве подозревал Магадхи, чем обернётся для всех твой побег из дворца? Из малой искры может разгореться огромный пожар. Гляди в оба, Лита. Беда близко, я чувствую, я слышу плач, я вижу зарево погребальных костров. И я не хочу, чтобы тот мир, мир, созданию которого я отдала свои силы, мир, которому я посвятила вечность, опрокинулся во тьму…

Сон внезапно прервался, и Лита обнаружила, что лежит на кровати, а рядом, посапывая на ухо, прикорнула Виктория.

— А я гадаю, проснёшься ты к обеду или нет, — послышался голос Чарреда.

— Проснулась, — Лита потянулась и осторожно вытащила из-под дочки затёкшую руку.

— Иван говорит, ты скоро сможешь ходить? — Чарред нежно погладил её бедро, и она закрыла от удовольствия глаза. — Если так, скоро вместе обойдём все окрестности. Здесь много интересного. Надо будет только попросить его купить фотоаппарат.

— Все на обед! — раздался снизу голос Стрижевского.

— Идём, — Лита щёлкнула мужа по носу, а потом разбудила девочку.

Виктория непонимающе захлопала глазками, задавая немой вопрос — зачем меня разбудили. Но когда услышала, как её любимый дед позвал всех обедать, сама встала с кровати и поспешила к столу.

— Нагуляла аппетит, сама побежала, — засмеялась мать.

— Пойдём и мы, — Чарред легко поднял жену на руки и спустился с ней на первый этаж.

Бұл серияда

Вячеслав МитяшовИгры в героев. Воля свыше. Часть первая

18+

Вячеслав МитяшовИсполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

18+

автордың кітабын онлайн тегін оқу Танец Смерти. Воля свыше. Часть третьяВячеслав Митяшов