автордың кітабын онлайн тегін оқу Игры в героев. Воля свыше. Часть первая
Вячеслав Митяшов
Игры в героев
Воля свыше. Часть первая
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Вячеслав Митяшов, 2018
К чему приводят сны? Быть может, к визиту в кабинет психотерапевта? Или это начало совершенно невероятных приключений, увлекательной, но смертельно опасной игры?
Волею случая главный герой попадает в незнакомый ему мир в период раздора и смуты. Для его игры в героев там будет все: друзья, враги, жестокие сражения, тайны. И когда в конце игры придется делать выбор — он сделает его без страха и колебаний.
16+
ISBN 978-5-4493-1874-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
1
7
8
21
5
14
1
3
3
22
9
9
8
6
2
25
7
20
7
2
18
3
13
8
24
5
6
17
5
4
10
4
5
11
6
6
1
12
9
10
2
16
2
4
3
15
4
11
1
3
2
1
23
19
Часть 1. Игроки
1
Дверь открылась, впустив на мгновение неясный гул расположенной за домами улицы и разбавивший пресный, кондиционированный воздух офиса аромат цветов с клумбы у входа. В холл вошёл молодой, крепко сложенный мужчина ростом чуть выше среднего и негромко, робко поздоровался с девушкой-секретарем, коротавшей рабочий день в сети. Она нехотя оторвала свой взгляд от экрана ноутбука, окинула вошедшего оценивающим взглядом и спросила:
— Здравствуйте. Вы на приём? По записи?
— Да, я звонил вам вчера, меня зовут Давыдов Александр.
— А… — девушка на мгновение задумалась, скосив взгляд на раскрытый ежедневник, лежавший рядом на стопке каких-то папок, — вы к Ивану Сергеевичу. Верно?
— К нему… Мне подождать? У вас тут, правда, не многолюдно, — Александр, осмотрев пустой холл, натянуто улыбнулся.
— Отпуска, — секретарша вздохнула, однако в её вздохе печали не было ни капли. — Сейчас спрошу, не занят ли.
Она подняла трубку, набрала несколько цифр внутреннего номера.
— Иван Сергеевич, к вам посетитель подошёл… Да, по записи… Александр, проходите, пожалуйста.
И девушка показала на первую из четырёх дверей слева от неё, с небольшой пластиковой табличкой «Психиатр».
Посетитель медленно, словно тянул время, подошёл к двери, поднял руку, чтобы постучать, но лишь нерешительно коснулся костяшками пальцев лаковой поверхности дверного полотна. В какой-то миг провожавшей его взглядом секретарше показалось, что он сейчас просто развернётся и уйдёт, но Александр решительно потянул за ручку и скрылся в кабинете.
Внутри было уютно. С первого взгляда показалось, что хозяин этого помещения проводит здесь гораздо больше времени, чем дома, и поэтому обстановка кабинета была подобрана с особой тщательностью. Слева вдоль стены находились высокие книжные шкафы. Не какие-нибудь, купленные по каталогу офисной мебели, а самые настоящие антикварные. Рядом с окном, задёрнутым тяжёлыми шторами, стоял дорогой тёмно-коричневый кожаный диван в виде буквы П, внутри которой находился небольшой журнальный столик. Справа почти всё место занимал огромный стол из тёмного дерева, по всей видимости ровесник шкафов напротив. Оклеенные дорогими скандинавскими обоями стены большей частью были завешаны различными фотографиями и репродукциями.
В воздухе витал успокаивающий сладковатый, пряный запах отгоревшей ароматической свечи, отчего волнение, преследовавшее Александра от самого дома разом сошло на нет. Он посмотрел на приподнявшегося из-за стола человека, пытаясь понять, кто же он такой, этот Иван Сергеевич. Возраст врача угадать было непросто — на гладком, моложавом лице растянулись в легкой улыбке пунцовые, почти юношеские губы, окаймлённые аккуратной бородкой в которой, правда, прослеживалась седина. Седые нити белели и в коротких, тщательно причёсанных волосах. Он едва заметно кивнул, и заговорил негромким, мягким голосом с едва различимой хрипотцой:
— Позвольте представится. Стрижевский Иван Сергеевич, психоаналитик. Сразу хочу спросить у вас разрешения на запись нашей беседы, чтобы в дальнейшем у меня был материал для работы. Заверяю вас, всё сказанное останется между нами.
— Хорошо, — плечи Александра неловко дёрнулись, что не скрылось от внимательного взгляда собеседника.
— Не волнуйтесь, Александр Денисович. Давайте присядем на диван. Так вам будет удобнее.
Врач вышел из-за стола, взял посетителя за локоть и проводил к дивану. Они сели друг напротив друга. Стрижевский положил на журнальный столик небольшой, похожий на брелок диктофон и нажал запись.
— Итак, начнём.
Александр откинулся на спинку. Утопая в мягких подушках, он забыл о волнении, стало легко и спокойно.
— Мои сны… Всё дело в моих снах… — он начал несколько неуверенно, пытаясь подобрать правильные, более точные слова, но ощутив на себе сочувствующий взгляд, продолжил. — Они пугают меня. Но это вовсе не кошмары… Сколько себя помню, не припоминаю, чтобы мне приснился хотя бы один кошмар. Лет примерно с пятнадцати мне снится один и тот же сон. Впрочем, я немного неправильно выразился — сны разные, но я вижу их так, словно смотрю сериал. Когда наступает ночь, я знаю, что увижу продолжение того, что видел прошлой ночью. Кому-то, возможно, это покажется интересным. Каждый мечтал досмотреть интересный сон. И мне так казалось поначалу. Но теперь начало пугать. Я не сумасшедший и прекрасно понимаю, что происходящее со мной выходит за рамки нормального. Это первая причина. А вторая — с каждым разом сон всё больше напоминает реальность. Все запахи, вкусы, ощущения — всё как на самом деле.
— И, что же вам снится? — спросил Иван Сергеевич, воспользовавшись паузой.
— Что снится… Я упущу подробности, иначе рассказ займёт не один день. Попробую описать основное. Мне снится, будто я живу в далёком прошлом, или… не знаю, может это какой-то несуществующий мир, плод моего воображения. Всё началось с того, что я еду в повозке по лесной дороге. Лошадьми правит человек, которого я называю отцом, рядом сидит женщина — мать. Она угощает меня мёдом из небольшого горшочка. Этот вкус помню до сих пор. Тогда впервые поразился таким сильным, реалистичным ощущениям во сне. Спереди и сзади ещё несколько повозок с людьми и их пожитками. Каждого из этих людей я знал по имени, знал, кем они были, словно прожил с ними много лет. Дети сидят молча, внимательно слушая взрослых. Взрослые говорят о войне, которая заставила их покинуть родной посёлок и искать защиты за каменными стенами города. А потом вдруг послышался топот множества копыт, крики, лязг оружия. Отец сбрасывает меня с повозки в кусты, рядом с которыми мы как-раз проезжали, кричит, чтобы я прятался, а сам берётся за копьё, — Александр на мгновение прервал рассказ, глубоко вздохнул, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, и продолжил. — Я заплутал в лесу, долго искал потом это место… Когда вернулся на дорогу, нашёл лишь пару перевёрнутых повозок, осколки разбитой посуды и несколько пятен крови. Куда пропали люди — не знаю.
— Что же потом? — неожиданно вырвалось у Стрижевского.
— Пошёл, куда глаза глядят. К ночи дошёл до деревни; до сих пор помню название — Сегитал. А рядом с ней был воинский лагерь. Подумал, может там что знают о моих близких, но увы. Солдаты приютили меня. Так я и прожил с ними около месяца. А когда наступило перемирие, один из них, который всё это время заботился о найдёныше, забрал меня с собой. Он покидал службу и возвращался домой, а я уже потерял надежду найти кого-то из родных. Вот и снится мне теперь жизнь в его доме. Занимаюсь охотой, рыбалкой, работаю в огороде. А по вечерам мой воспитатель учит меня обращаться с копьём и мечом. А я постоянно пытаюсь отлынить от занятий, чтоб погулять с подружкой по берегу реки…
— И это снится каждую ночь с пятнадцати лет? — Иван Сергеевич поднялся с кресла и прошёлся по кабинету. По правде говоря, это указывало на довольно сильное волнение, что с ним бывало нечасто. — Если бы я не видел эмоции на вашем лице, то подумал бы, что это розыгрыш. Но почему вы или ваши родители не обратились к врачу раньше? Думаю, что мама с папой не были в курсе, но вы сами уже достаточно взрослый человек, чтобы обратиться за помощью, скажем, лет пять назад. Почему именно сейчас? Случилось нечто такое, отчего стало страшно? И тут ещё, как вы сами сказали, с каждым разом ощущения всё больше и больше приближаются к реальным. Могу предположить, что это снова какое-нибудь сражение.
— Почему только сейчас? До сегодняшней ночи мои сны меня вполне устраивали. Сегодня же я проснулся в холодном поту, — Александр посмотрел на Стрижевского, и тот увидел в глазах посетителя страх. — Это сложно назвать сражением… Это… Снова началась война. Жители нашего посёлка собрались на совет, чтобы решить — остаться, спрятавшись в приготовленных в лесу землянках, или идти в город. Собрались все — мужчины, женщины, старики, дети. И никто не подозревал, что враг может быть близко. Разведка это была или авангард какого-то отряда… Кто его знает. Конница врубилась в толпу на полном скаку. Я видел, как людей рубили мечами. Я слышал крики, я чувствовал запах льющейся крови. И это было не как в кино, это был не сон. Это всё происходило словно наяву. Я чудом выбрался оттуда. Мне тоже пришлось сражаться, пришлось убить врага, чтобы спасти свою жизнь… Когда я проснулся, пододеяльник и простынь были порваны в клочья.
Стрижевский подождал мгновение, чтобы удостовериться, что Александр закончил свой рассказ. Тот молчал, склонив голову и подперев лоб рукой. Доктор задумчиво почесал подбородок большим пальцем и заговорил:
— Честно говоря, первый раз слышу о чём-то подобном. На кошмары мне жаловались неоднократно, жаловались на повторяющийся сон. Как сейчас помню эту женщину — ходила по кабинету из угла в угол и требовала прекратить её навязчивый сон. Вопрос решил банальный приём таблеток. Но такое… Тут понять бы, с чем конкретно мы имеем дело. Или вы меня всё-таки умело разыгрываете, или мы имеем дело с чем-то уникальным.
— Я не разыгрываю вас, — посетитель поднял взгляд, и в глазах его сверкнула обида.
— Ну-ну, не обижайтесь. Поймите меня правильно — случай невероятный, и я в праве сомневаться.
— Если бы я мог вам это доказать — доказал. К сожалению, не слышал, что можно увидеть чужие сны на экране телевизора.
— Хорошо. Предположим, вы не врёте. Позвольте я задам несколько вопросов?
— Пожалуйста.
— Александр, вы много читаете?
— Достаточно много, но больше специальную литературу, по работе. Из художественной — люблю детективы, но времени на них почти не остаётся.
— А какие предпочитаете фильмы? Случаем не что-нибудь красочное, историческое, где много сражений, храбрых рыцарей и прекрасных дев.
— Ну, я конечно не прочь посмотреть такое, но если есть выбор, предпочту детективный триллер, боевик или комедию.
Доктор задумался, поднялся с дивана, прошёлся до окна, вернулся и присел на подлокотник. Бросив взгляд на наручные часы — Александр ни сколько не удивился, заметив на циферблате с римскими цифрами эмблему «Омега» — он вновь задумчиво почесал подбородок.
— Хорошо. По всей видимости, наше общение не ограничится одним приёмом. Случай интересный и требует обстоятельного обследования. Если не врёте — оба станем знаменитыми, о нас напишут в медицинских альманахах. Если повезёт, даже заработаем на этом. В этом случае денег с вас не возьму. Но если вы мне наврали — разоритесь на оплате моих услуг. Согласны?
— Согласен.
— Вот и хорошо. Тогда не буду вас больше задерживать, жду через два дня. Вы только предварительно позвоните мне утром.
Александр нехотя поднялся с мягких подушек, ещё раз пробежался взглядом по обстановке кабинета и спросил:
— Сколько я вам сейчас должен?
— Забудьте, — Стрижевский, улыбнувшись, поднялся с дивана и протянул ладонь.
Посетитель, ответив искренней улыбкой, пожал руку доктора и вышел из кабинета. Иван Сергеевич проводил его взглядом и, неспешно подойдя к книжным полкам, взял первую попавшуюся на глаза книгу — Герман Вейс, «История цивилизации» — полистал её, даже не всматриваясь в строки. В голове по прежнему прокручивался рассказ посетителя, отображавшиеся в это время на его лице эмоции. Стрижевский всегда считал себя хорошим специалистом и человеком, прекрасно разбирающимся в людях. Понять, врёт человек или нет, он мог по жестикуляции и мимике. И чем дальше он анализировал Александра, тем больше росла в нём уверенность в том, что его не пытаются разыграть. Остаётся лишь понять, психотическое ли это расстройство или нечто уникальное.
— Леночка, ко мне ещё кто-то на сегодня записан? — Стрижевский выглянул в холл, отметив про себя, что там на редкость пустынно.
Девушка полистала ежедневник.
— Да, через два часа Ирина Валерьевна.
— Эээ… Позвони ей, скажи, что доктор Стрижевский дико извиняется, но не сможет принять её ни сегодня, ни в ближайшие пару недель.
— Хотите, чтобы она пришла и устроила скандал? С неё станется и мужу бывшему позвонить, а он у неё…
— Да знаю я её мужа, он со мной не станет ругаться.
— Она потребует номер вашего мобильного.
— А ты не давай. И, если что, я на самом деле очень занят. Мне нужно обзвонить коллег. У нас есть интересный случай.
2
Эйнар проснулся в холодном поту. Не хватало воздуха, в горле что-то хрипело и булькало, словно в котле с похлёбкой. Он откашлялся, скинул с себя шерстяное одеяло, сел, прислонившись спиной к срубу. У стола, стоявшего в центре большой и единственной в доме комнаты хлопотал среднего роста жилистый мужчина, увенчанный шевелюрой совершенно седых, белых, словно снег, волос — Сокс. Было ранее утро, через окна, затянутые бычьим пузырём и через открытую настежь дверь мягко светило утреннее солнце. В лесу выводили свои трели птицы — всё спокойно, опасности нет, чужих рядом нет. Птахи привыкли к жителям этого поселка, и продолжали свои песни, нисколько не боясь живущих по соседству людей. Но стоит появиться чужакам, птицы замолкали, предупреждая посёлок о возможной опасности.
— Ты не заболел, сынок? — спросил его Сокс, подсев рядом. — Как-то плохо выглядишь.
— Нет, всё в порядке.
Сокс уже выставил на стол нехитрый завтрак из парного козьего молока и ржаных лепёшек — съестное принесла неравнодушная к старому солдату соседка. Лепёшки были ещё горячими и распространяли по дому дразнящий, щекочущий ноздри запах. Эйнар встал с набитого душистым сеном тюфяка, умылся из стоящей в углу бочки, пригладил пятернёй копну взъерошенных русых волос и сел за стол,
— Сон дурной приснился?
Парень кивнул и, отправив в рот кусок лепёшки, запил молоком.
— Эй, хозяева. Вы уже проснулись? — послышался с улицы голос.
— Заходи, Бирнезий, — позвал Сокс.
В дверном проёме появился мужчина лет сорока. Он отстегнул от кожаного пояса ножны с длинным мечом и, прислонив их к стене — пусть ненадолго зашёл, а негоже с оружием к друзьям за стол садиться — и подсел рядом.
— Угощайся, — хозяин указал на лепёшки и молоко.
— Спасибо, я завтракал. Почти все собрались, только вас ждём.
— Сейчас, вон, доест, и пойдём.
Эйнар быстро проглотил свой завтрак, поднялся и сунул босые ноги в стоявшие у стены старые сапоги. Надев на лёгкую домотканую рубаху кожаную безрукавку, он опоясался поясом, на котором висели ножны со средних размеров кинжалом, взял, на всякий случай, свою испытанную на охоте рогатину. Сокс повесил через плечо перевязь с ножнами, хранившими старый, испытанный клинок, а Бирнезий подобрал оставленный в углу меч. Заплечные мешки с приготовленными вещами остались пока висеть на вбитых в стену крюках. Переглянувшись напоследок, трое мужчин вышли из дома. Утопающий в зелени леса посёлок — три десятка дворов — располагался рядом с небольшой лесной речушкой, которая огибала его дугой, защищая с трёх сторон. Стоящие на берегу вётлы надёжно скрывали его от взгляда с противоположного берега. И лишь по едва заметным среди камыша лодкам можно было догадаться о присутствии здесь человека.
Огромный старый дуб, росший на невольно возникшем в центре деревни пустыре, сделал его центральной площадью. Именно здесь жители Феринола всегда собирались либо на праздники, либо проводить усопшего. Или, как сейчас — для решения вопросов, касающихся судьбы всех его обитателей. И стар и млад обступили дерево полукругом. Взрослые терпеливо ждали того, чьё мнение всегда выслушивали, кого считали старейшиной — Сокса. Какое бы он ни принял решение, редко кто возражал, и всегда поступали по сказанному. Хотя и любили сначала поспорить, пошуметь. Вот и сейчас все шушукались меж собой, обсуждали предложенное старейшиной ещё вчера. «Идёт, идёт», — пронёсся шёпот по толпе, когда Сокс в сопровождении своего воспитанника и Бирнезия появился на площади. Все расступились, пропуская его к дереву. Старейшина влез на причудливо выпирающий из земли корень — так он возвышался над всеми на три головы, и его видели даже те, кто стоял с краю.
— У нас есть два пути, — заговорил он, когда утихли разговоры в толпе.- Укрыться в лесу, в землянках, либо бежать в столицу. Я надеюсь, все вы приняли решение, второй день это обсуждаем. А вот теперь времени на пустые разговоры нет, враг близко. Бортник на восходе видел в лесу конный разъезд. Нам нужно собираться и уходить. Немедленно.
Толпа снова зашумела. Одни вновь настаивали на первом, другие на втором, спор разгорался, грозя затянуться, как вчера, до позднего вечера. Сокс, слушая этот гвалт, тяжело вздохнул, утёр пот со лба. Пора бы это прекращать.
— В столице нечего делать, — заорал кто-то.- Неизвестно, что там случиться, может её осадят на полгода. Что тогда будет с нашими домами. Придём, а здесь всё разграбят свои же. Да и не сунуться сюда талланцы, что им здесь делать, в лесной глуши, коли столица в двух шагах.
— Не сунутся? — послышался другой голос, уже женский. — Знаю я этих сволочей-южан. Всё здесь перероют, как только тропинку в сторону от тракта заметят. И деревню найдут, и нас найдут.
— Да что ты понимаешь! Нужны им твои горшки. Серебришко то, небось, в малиннике уже закопала.
— А что ты моё серебро считаешь?! Сначала на себя посмотри. Вместо того, чтобы деревню защищать, хвост поджал, в нору забиться хочешь.
— Вот бери свой ухват и вставай с Бирнезием и Соксом. Кроме их двоих никто и не воевал. Какая польза от меня будет, если первым ударом к праотцам отправят.
Сокс поднял руку, стараясь остановить начинавшуюся перебранку, но народ, не обращая внимания на старейшину, уже сцепился друг с другом, вспомнив ещё и старые обиды.
— Да угомонитесь вы! Люди! — кричал он, но его не слушали.
Этот спор мог продолжаться ещё долго. Никто не заметил, как в лесу стало тихо — птицы смолкли, лишь какая-то сорока сердито закричала, словно предупреждала всех об опасности. Сельчане опомнились лишь тогда, когда конная сотня с гиканьем и свистом ворвалась в посёлок. Женщины закричали, бросились ловить бегающих в толпе детей, мешая мужчинам дать отпор нагрянувшему врагу. Люди кидались из стороны в сторону, сбивая друг друга с ног. А конница, собравшись в плотный клин, ударила в самый центр, сея боль и смерть.
— Держись рядом! — крикнул Сокс, но Эйнара уже отбросило в сторону метавшимися в панике людьми.
Как он очутился на берегу реки среди деревьев, не понял и сам. Увёртываясь от прорезавших толпу боевых коней, от стремительно жалящих копий, Эйнар выбрался из давки и, только здесь смог отдышаться и оглядеться. Заметили его или нет, он не знал, хотя и догадывался, что талланцам сейчас точно не до него — им хватало забот и в посёлке. Одни, ловко бросая арканы, ловили девушек и женщин помоложе, другие переворачивали всё в домах вверх дном, забирали ценное и поджигали крытые соломой и дранкой крыши. Третьи били мечами и копьями пытавшихся сопротивляться мужчин. Ни Сокса, ни Бирнезия видно не было, но не смолкавший звон оружия питал надежду, что они ещё живы. Эйнар перехватил покрепче рогатину, собрался с духом, и сделал шаг туда, где кипело сражение. Но раздавшийся рядом испуганный девчачий визг остановил его, и он увидел бежавшую к нему вдоль берега Валею — симпатичную веснушчатую дочку бортника. Следом за ней, раскручивая над головой арканы и мерзко гогоча над своими недвусмысленными шутками, поспевали двое талланцев на здоровенных, сытых жеребцах.
— Эйнар! — завизжала она и, собрав последние силы, прибавила ходу.
Но в этот момент в воздухе мелькнула ременная петля и опустилась на плечи девчонки. Всадник осадил коня, верёвка натянулась, опрокинув беглянку на спину с такой силой, что она стукнулась головой о землю и замерла в беспамятстве.
— Прибей щенка, — сказал тот второму и, подняв Валею сильной рукой, положил её поперёк седла и ускакал прочь.
Второй растянул губы в кровожадной улыбке. Свернув аркан, он повесил его у седла и достал из ножен меч. Эйнар же пригнулся, сжался в напряжённый комок мышц и сухожилий и выставил перед собой рогатину, уперев её в корень. В ответ раздался злорадный смех, враг ударил шпорами коня и помчался на свою жертву. Эйнар ещё крепче сжал толстое древко рогатины. Сердце колотилось так, словно готово было выскочить из груди, но он стоял, как будто врос ногами в землю. На какое-то мгновение показалось, что время замерло. Всадник медленно приближался по дуге, стараясь, чтобы удар рогатины пришёлся вскользь. Сверкающее на солнце лезвие его меча было направлено в грудь жертвы. Ещё мгновение, и конь минует остриё. И тогда смерть. Каким-то неимоверным усилием юноша повернул наконечник правее, и время в тот же миг обрело обычный ход.
Громадный конь рванулся на остриё, Эйнар прыгнул в сторону, пока его не смели, словно пушинку. В тот же миг раздался громкий треск сломавшегося древка, шум падения и отборная ругань вылетевшего из седла человека. Эйнар же ловко перекатился по траве и вскочил на ноги, выхватив из ножен кинжал. Конь лежал перед ним, слабо хрипя, скосив мутнеющий взгляд на окровавленный обломок копья в шее. Юноша почувствовал мимолётный укол жалости к несчастному животному, оцепенел на мгновение, обдумывая мысль прекратить его мучения, но вновь раздавшаяся громкая ругань врага заставила встрепенуться. Тот пытался встать, прижимая к груди сломанную левую руку, уже поднялся на колени, но бросившийся Эйнар повалил его на спину. Затем прижал к земле, надавив коленом на живот, и изо всех сил ударил талланца кинжалом в грудь. Лезвие со скрежетом пробило кольчугу и застряло там. Тонкая струйка крови брызнула из раны, окрасив воронёные кольца брони в бордово-красный. Человек дёрнулся и затих, устремив стекленеющий взгляд в голубое небо.
Эйнар отпрянул назад, повалился в бок и тут же вскочил. От вида крови и от осознания того, что он сделал его мутило — этот неизвестный, пусть даже и был врагом, стал первым им убитым. И никакие увещевания в душе не могли успокоить, скорее наоборот. Голова кружилась, кровь тяжёлыми ударами била в виски. Ноги, словно сами, сделали несколько шагов прочь, в сторону спасительных зарослей. И, забыв обо всём, Эйнар бросился в лес. Он бежал в сторону города, бежал так быстро, как только мог. По лицу хлестали ветки, корни цепляли за ноги, казалось, что всё в этом лесу хочет вернуть его обратно. Но беглец не останавливался, он бежал до тех пор, пока совсем не выбился из сил. И только тогда, когда ноги перестали слушаться, упал на землю. Его вытошнило; было такое ощущение, словно все внутренности сейчас вывернет наружу. Когда же это прошло, он откинулся к стволу дерева, закрыл глаза и, не в силах побороть усталость, забылся в тяжёлом, полном кошмаров сне.
Сон прошёл так же внезапно, как и наступил. Не хватало воздуха, и юноша дышал, словно вынырнувший из бездны ныряльщик. Что-то сжимало грудь, и было такое чувство, что некто душит его. Пот ручьём тёк по лицу, оставляя светлые дорожки на покрытых серой пылью висках. ек по лицу. ой крышиые сапоги
— Проснулся? — услышал Эйнар рядом с собой голос и повернулся на него. Сердце ёкнуло в груди от предчувствия опасности.
Но рядом сидел лишь Бирнезий. Слегка морщась, он зажимал рукой левое плечо. На рубашке виднелись уже засохшие пятна крови.
— Зацепили немного. Ничего страшного.
— Как ты меня нашёл?
— Никак, наткнулся случайно.
Он не стал упрекать Эйнара за малодушие, прекрасно понимая, насколько тяжёл первый бой, да ещё, такой как этот. И лишь горько сказал:
— Мало кто спасся. Кто погиб, кого на арканах утащили. А посёлок сгорел, ничего не уцелело.
— А… а Сокс?
— Погиб. Ладно, вставай, Эйнар. В город засветло успеть нужно, чтобы в лесу не ночевать.
— Идём, — прошептал тот, с трудом сдержав подкатившие слёзы.
Расстояние до столицы, по местным меркам, считалось небольшим, но беглецы добрались до неё лишь поздним вечером. Перешли через реку по добротному деревянному мосту, опиравшемуся на едва заметных в воде каменных быков и, завидя, как в ворота заходят последние повозки и люди, прибавили шагу. Серая полоса крепостных стен с редко стоящими, одинаковыми, словно близнецы, башнями, приближалась немыслимо медленно. Уже возникло опасение, что ночевать придётся в поле у стены, но начавшие закрывать ворота стражники заметили двоих бегущих, и, сжалившись, дождались их.
— Кто такие? — спросил начальник караула, затем, заметив кровь на их одежде, добавил, — Беженцы? Откуда?
— Мы из Феринола, — ответил Бирнезий. — Сегодня на нас напали. Кого порубили, кого в плен увели. Мало кто спасся, да и те разбежались, кто куда.
— Не может быть! Они пробрались так близко к столице! — солдат в сердцах стукнул кулаком по воротам, да так, что обитое железом дерево створок загудело. — Что делать то собираетесь? Я вижу, вы совсем налегке, наверняка ни еды, ни денег.
— Скажи мне, добровольцев в этот раз собирают? Не попрошайничать же нам у ворот.
— Хочешь делом заняться? Похвально. Я помогу вам. Собирают жадных до драки, и вас, наверняка, возьмут. Сыты будете, одеты, денег заработайте, если выживите, — стражник хохотнул. — Могу дать человека, он вас проводит. Эй! Каллист! Сюда живо.
Из караулки выбежал тщедушный, невысокого роста, солдат.
— Проводишь их к Эллирию. И если этот пьяница будет что-нибудь вякнет против, скажешь, от меня парни. Понял?
— Понял, бегу, — Каллист шёпотом выругался — видимо, его оторвали от более интересного занятия.
Он оглядел Эйнара и Бирнезия с ног до головы, презрительно сплюнул и процедил сквозь зубы:
— Идёмте.
3
Ровно в два часа дня Александр вошёл в уже знакомый ему холл клиники. Секретарша тот час узнала его, вскочила с места и открыла перед ним дверь со словами: «А вас уже все ждут». Не обращая внимания на удивлённые взгляды стоявших у окна двух посетителей, он прошёл в кабинет.
— Приветствую вас, друг мой, — Стрижевский тот час шагнул навстречу и, широко улыбаясь, протянул руку.
Александр ответил на рукопожатие, не сводя глаз и сидевших в кресле четверых мужчин и молодой женщины. Они спокойно, бесстрастно смотрели на него, словно семья удавов на кролика. Стало немного неуютно, но по губам женщины вдруг скользнула лёгкая, тёплая улыбка, растопившая его неуверенность.
— Позвольте представить моих коллег, — Иван Сергеевич не стал затягивать со знакомством, тем более гость уже с интересом смотрел на них. — Андрей Николаевич Русаков.
Сидевший с краю добродушный на вид толстяк лет пятидесяти кивнул, улыбнувшись сквозь пышные усы широкой улыбкой.
— Алексей Сергеевич и Николай Сартаковы.
Отец и сын не были похожи друг на друга. Первый — хрупкий старик с аристократическим лицом, одетый в классическую тройку, второй — крепкий, спортивного телосложения мужчина, немногим постарше Александра. Оба так же приветствовали гостя улыбками.
— Дмитрий Топосов.
На вид лет сорок пять, короткая стрижка, гладко выбритый волевой подбородок — этому больше подошёл бы камуфляж и снайперская винтовка, а не халат врача. Он и смотрел на посетителя, словно через прицел — пристально, слегка прищурив левый глаз и затаив дыхание.
— Анна Селвина — моя ученица и помощница.
Она поправила непослушную, спадающую на глаза, прядь тёмно-каштановых волос и ещё раз тепло улыбнулась.
Александр поздоровался с каждым и сел в кресло напротив.
— Итак, будем считать, что начало нашим исследованиям положено, — Стрижевский довольно потёр руки и встал рядом с журнальным столиком. — Я уже ввёл коллег в курс дела. Всё это чрезвычайно заинтересовало их, но, само собой, были и сомнения — уж не обессудьте. Однако желание разобраться в вашем случае пересилило весь наш скептицизм. И, посему, пара слов о том, что нам предстоит. Во-первых, это регулярное психологическое тестирование, во-вторых — ежедневный анализ крови. И в-третьих — ближайшие несколько ночей вы будете спать в лаборатории. Мы прикрепим к телу и голове ряд датчиков, так что придётся потерпеть неудобства.
— Надеюсь, током бить не будете? — усмехнулся Давыдов. — Если так, я готов.
— Ну, друг мой. Наши методы безопасны и гуманны. Это учёные порезали бы мозг на тонкие ломтики, чтобы изучать под микроскопом. А мы при помощи высокочувствительных датчиков снимем сигналы с коры головного мозга, проанализируем их. У нас есть даже экспериментальное оборудование, которое позволит, как мы надеемся, увидеть ваши сны.
— Разве такое возможно?
— Отчасти. Это будет далеко не голливудское качество. В лучшем случае — нечёткие, обрывочные образы. Возможно что-то получится понять из них. А теперь план действий на сегодня, — доктор присел на край дивана. — Первым делом проведём анкетирование и тесты, затем пройдём в лабораторию и опробуем нашу аппаратуру, поспим пару часиков.
— Думаете, я смогу уснуть? Разве что наркоз дадите.
— Постараемся обойтись без этого, друг мой. Для чистоты эксперимента не хотелось бы прибегать к медикаментам. Приятная музыка и сигнал на электроды подействуют ничуть не хуже.
— Вам виднее, доктор.
— Вот и замечательно. Приступим.
Стрижевский поднялся и подошёл к столу, достал из ящика небольшой пластиковый чемоданчик, взял ноутбук. Поставив его на журнальный столик, он достал из чемоданчика какой-то прибор с присоединенной к нему манжетой для измерения давления и пульсоксиметром и подключил его к компьютеру.
— Не возражаете, если мы запишем беседу? — спросил Иван Сергеевич, закрепляя на экране веб-камеру. Александр кивнул. — А это у нас нечто вроде полиграфа, — врач надел на левую руку пациента манжету и пульсоксиметр на палец, — Надеюсь, против этого тоже не возражаете? Если, конечно, не хотите скрыть что-то.
— Я согласен и полностью в вашем распоряжении.
— Учтите, прибор трудно обмануть, — ехидно улыбнувшись, добавил Топосов.
— И в мыслях не было этого делать.
Ноутбук негромко загудел. Стрижевский коснулся пальцами сенсорной панели и, загрузив нужные программы, внимательно посмотрел на Александра, улыбнулся и сказал:
— Итак, начнём. Назовите ваше имя и возраст.
— Давыдов Александр. Двадцать шесть лет.
— Где вы работаете?
— Банковский служащий, работаю с ценными бумагами.
— Какой у вас цвет волос?
— У меня… я шатен.
— Цвет глаз?
— Серые.
— Расскажите о ваших увлечениях. Чему вы посвящаете свободное от работы время, где, скажем, проводите отпуск?
— Зимой выезжаю за город покататься на лыжах, летом — велосипед. Предпочитаю проводить время активно.
— Ваш размер обуви?
— Двадцать седьмой.
— Вы женаты?
— Нет.
— Употребляете наркотики или сильнодействующие лекарственные препараты?
— Нет.
— Ваше отношение к алкоголю?
— Могу позволить себе немного по праздникам, бывает, захожу в бар попить пива.
— Ваши предпочтения в литературе и кино?
— Из книг в основном детективы, кино — комедии.
— В вашем роду или у вас самого были заболевания нервной системы или психические расстройства?
— Нет, не слышал ни о чём подобном.
— Помните ли вы, когда начались эти сны? Что, по вашему мнению, могло стать причиной их появления? Или всё это произошло без видимых причин?
— Мне было около пятнадцати, когда начались сны, — Александр замолчал, задумавшись, затем продолжил, но голос его изменился, стал глухим. — Не знаю, было ли это причиной, или просто совпадение, но сны начались после… У меня был школьный товарищ. Хороший товарищ. Вместе гуляли, ходили к подружкам. Любили в парке по штольням гулять. Знаете наверное — внизу в откосе, видимо, для водоотведения сделаны, чтобы не было оползней. Ну и как-то раз забрались в одну ещё с парой мальчишек, дошли до развилки. Не знаю, что на него нашло, все пошли налево, а он вдруг направо рванул. Ничего страшного, конечно. Лабиринтов там нет, бетонные подпорки стоят — разве что руку между ними просунешь. Вот только он пропал. Сначала мы сами, потом спасатели прошли по его следам. Они вели вглубь штольни и заканчивались там же, где заканчивался коридор. И никаких обратных следов, ничего, что позволило бы понять, куда он подевался. И в ту же ночь мне приснился сон.
— И в этих снах, наверное, являлся друг или кто-то в его образе?
— Нет, за все эти годы он мне ни разу не приснился. Я вижу совершенно других людей, другой мир.
— И всё же, можно сказать однозначно — была ли эта трагедия причиной появления снов или нет? Никогда всерьёз не задумывались?
— Мне кажется, нет.
— Ну, для начала, пожалуй хватит, — Стрижевский остановил запись. — Анечка, теперь твоя очередь.
Девушка открыла небольшой пластиковый портфель для документов и, достав из него несколько скреплённых степлером листов бумаги, протянула их Александру.
— Здесь вопросы, для каждого есть варианты ответов. И огромная просьба — читайте внимательно, не торопитесь.
— А это обязательно? — Давыдов бегло просмотрел листы бумаги с едва ли не сотней вопросов и скорчил кислую мину. — Это же всё так… субъективно.
— Обязательно, — Анна ответила ехидной улыбкой и протянула ему карандаш с полустёртым ластиком на конце. — И не спешите. Один у нас как-то поспешил, понаставил крестиков где попало, так чуть на принудительное лечение не попал.
— Дорогуша, — засмеялся Русаков. — Не пугайте бедного юношу. Пусть спокойно отвечает на вопросы, а мы пока устроим кофе-брейк.
На ответы ушло больше часа. Александр решил ответить на всё добросовестно, хотя и было огромное желание заполнить анкету наугад. Но, в конце концов всё это нужно ему самому, и не в его компетенции ставить под сомнение применяемые методы. Аня, всё-таки, сжалилась над ним и принесла большую чашку ароматного кофе со сливками и сахаром, и даже присела рядом, подглядывая через плечо за тем, как кончик карандаша неспешно путешествует от одного напечатанного на бумаге квадратика к другому. Будь на её месте любой из докторов-мужчин, Александру точно не понравилась бы такая бесцеремонность. Но от её общества отказываться вовсе не хотелось.
— Готово, — он выдохнул, отложил анкеты и потёр затёкшие от карандаша пальцы правой руки.
— Замечательно, — Анна собрала листки и, положила обратно в портфель.
— Даже не посмотрите?
— Всему своё время, — Стрижевский подсел с другой стороны, энергично размешивая сахар ложкой в третьей по-счету чашке кофе. — А сейчас пройдёмте в лабораторию?
Лабораторией оказалась самая обычная комната, служившая до сегодняшнего дня комнатой отдыха, вход в которую скрывался за одним из шкафов. Несмотря на свой вес, этот предмет обстановки легко поворачивался на шарнире, словно обычная дверь.
— Не подумайте, что я там что-то прячу, — поспешил пояснить Иван Сергеевич. — Дизайнер предложил.
— А чёрный потолок тоже его идея? — хмыкнул Топосов. — Что-то мне подсказывает, не просто так сюда дизайнер приходил.
— Ты просто не видишь всей гениальности его задумки.
Из бывшей комнаты отдыха было убрано всё лишнее, вместо чего теперь в центре стояла застеленная свежим бельём кровать, рядом с ней ширма для переодевания, а с другой стороны стол с медицинским оборудованием и парой ноутбуков.
Стрижевский взял стоявший на стуле бумажный пакет с эмблемой магазина одежды, достал из него пижаму и протянул пациенту.
— Прошу, переодевайтесь.
Тот скептически посмотрел на украшавших одежду африканских животных, усмехнулся и скрылся за ширмой — доктора, тем временем, заняли стоявшие у столика кресла. Быстро переодевшись, Александр босиком прошёл по мягкому ковру и лёг в кровать.
— Я готов.
Свет начал постепенно гаснуть, и только сейчас он заметил, что высокий потолок был не совсем обычным. На чёрном фоне зажглись похожие на звёзды крохотные лампочки, глаза сразу нашли знакомый всем с детства ковш Большой Медведицы, а затем и Полярную звезду. До слуха донеслась тихая, успокаивающая музыка, и он зевнул. Все волнения остались позади, ему стало хорошо и спокойно. И даже когда чьи-то руки аккуратно прикрепили к голове датчики, Александр не обратил на это внимания. Сон пришёл легко и незаметно.
4
Город встретил запахом подворотен, где неделями копились горы мусора, шумом улиц и постоялых дворов. На узких улочках, зажатых между каменными громадами трёхэтажных домов, быстро смеркалось. Лучи заходящего солнца не могли проникнуть в эти закоулки, и в них стремительно сгущался мрак. Кто-то из горожан спешил возвратиться домой, к домашнему очагу; иные, наоборот, только-только покидали свои пристанища, чтобы скоротать вечер, а то и ночь с компанией весёлых девиц в какой-нибудь забегаловке. А Эйнар и Бирнезий послушно плелись следом за Каллистом, провожая взглядами встречавшихся по пути женщин в ярких, украшенных выдающими профессию алыми бантами, платьях с глубоким декольте. Солдат петлял то влево, то вправо, заглядывал в попадавшиеся по пути трактиры, выискивая знакомых. Порой он просил немного его подождать, а когда выходил, запах дешёвого вина от его раскрасневшейся физиономии становился сильнее и сильнее.
— Квартал здесь хороший, — проговорил, наконец, он после очередного возлияния. — В лесу вашем домов таких небось и в помине нет.
— Нету, — согласился Бирнезий.
— А это старый квартал. Сколько себя помню, такие дома уже стояли. Вон и под ногами камень. А зайди к гончарам, так там и дома не дома, а халупы, а под ногами хорошо если плахи бросили, а то и грязь совсем. Кстати, пришли мы. Я не я, если Эллирия нет здесь.
Они остановились рядом с ничем не примечательным зданием, похожим на соседние, словно брат-близнец — каменные светло-серые стены, три этажа, крыша из черепицы сочного тёмно-коричневого цвета. Первый этаж занимала таверна, над входом в которую висела грязная, не читаемая вывеска, на двух других располагались комнаты для постояльцев. Из-за прикрытых ставнями окон пробивался яркий свет, был слышен громкий смех и музыка.
— Эллирий гуляет, — проворчал Каллист. — Лучше бы вам сейчас не ходить туда, переночуйте где-нибудь — хотя бы у нас в караулке, если начальник разрешит. А то на неприятности нарвётесь.
— Да куда мы пойдём — ночь на дворе, или сам не видишь. Не хватало ещё по темноте шарахаться, — отмахнулся Эйнар. — Ты тогда сам зайди, спроси насчёт нас.
— Так фонари зажгут сейчас, мостовые твёрдые, ну, лужи есть, конечно… Хотя, как знаете, мне приказали — я вас привёл. Только зайдём мы вместе.
Каллист открыл скрипучую дверь и пропустил спутников первыми. Эйнар вошёл, поморщился — в нос ударил ядрёный запах кислого вина. Ноздри защекотало, и он громко чихнул. Бирнезий недовольно пихнул его в бок и что-то прошипел.
Они очутились в закопчённом, грязном зале таверны. В центре стояли сдвинутые вместе столы, заставленные бутылками, посудой, какой-то снедью. Вокруг них сидели люди — мужчины, женщины. Некоторые из них уже были мертвецки пьяны, другие ещё держались, а некоторые даже умудрялись извлекать из заляпанных жиром лириц и флейт некое подобие музыки. Всем заправлял здоровый круглолицый мужик с ёжиком коротких рыжеватых волос на голове и аккуратной бородкой. Как самый трезвый из всех своих собутыльников, он первым заметил пришедших и, недовольно хмурясь, поднялся навстречу.
— Здорово, Каллист. Что припёрся? А это кто с тобой? Живо отвечай, а то сейчас отсчитаем полсотни палок по мягкому месту.
— Да иди ты, тоже мне, напугал. А эти новенькие по твою душу, командир прислал в полк.
— И где он раскопал этих заморышей?
— Сами они пришли, беженцы. Деревню иху спалили, они и пришлёпали в город.
— Ну и отведи их в лагерь к остальным. Чего сюда притащил, дороги не знаешь? Утром разберёмся, кто это.
Внезапно из-за стола вскочил ещё кто-то. Здоровый, как и Эллирий, он скалой навис над Каллистом и заорал, обдавая солдата крепким винным запахом:
— Какой, к чёртовой матери, лагерь. Гнать их из города в три шеи, дармоедов. Притащились тут. Полон город этого сброда, в какой трактир не зайдёшь, всё занято. И, нет бы, воевать шли — защиты просят, думают за каменными стенами отсидеться, пока мы кровь проливать будем.
Бедняга вжал голову в плечи, со страхом глядя на этого здоровяка. С него станется — двинет кулаком в ухо, и поминай, как звали. Эллирий попытался остановить собутыльника, что-то сказал ему, похлопал по плечу, но тот, закончив о беженцах, продолжал крыть Каллиста всеми известными ругательствами.
— Хватит, — проговорил вдруг Эйнар. — Мы сюда пришли не прятаться, а воевать. Или ты не слышал, что мы лагерь полка ищем, а не место, где приткнуться.
— Ха! Воевать они пришли! Толку-то от тебя, деревенщина неотёсанная. Сам сгинешь и товарищей погубишь.
— Да, может, побольше, чем от тебя.
— Ты, что, сопляк, силой со мной помериться хочешь?
Здоровяк растянул губы в неприятной, кровожадной улыбке.
— О-о!!! Сейчас начнется потеха, — сидевшие за столом оживились, забыли о наполненных стаканах, и даже спавшие попытались оторвать головы от столов.
— А ну, место освободите, уберите эту рухлядь, — распорядился Эллирий. — Давай, Салтис, размажь его по стенке.
Тот отстегнул от пояса ножны с мечом и положил их на стол, затем выгнулся назад, разминая спину, пару раз махнул кулаками, да так, что воздух загудел. Его товарищи, тем временем, быстро оттащили столы и лавки в сторону, освободив центр зала для поединщиков. Эйнар снял с себя пояс и отдал его Бирнезию. Салтис заметил пустые ножны и едко заметил:
— А ножик-то потерял? Безоружного же пощадят, не прибьют. Правда, не все такие добрые.
— Ножик в кольчуге застрял, — просто ответил Эйнар.
— Парень в одиночку с конным сладил, — добавил Бирнезий. — Зря цепляешь его, он меч не хуже ветерана знает, только что опыта боевого нет.
— А вот мы сейчас и устроим ему боевой опыт, — захохотал Салтис. — Иди сюда, не тяни. Меня вон девки ждут, не дождутся.
Зрители расселись по лавкам, наполнили стаканы вином. Эллирий провозгласил тост за честный поединок и ударил ногой в валявшуюся на полу пустую глиняную бутыль. Звон разбившейся посудины послужил сигналом начала драки, и Салтис, бросившись вперёд, махнул своим пудовым кулаком. Эйнар, славившийся на весь Феринол, да и на соседние деревни лучшим бойцом, легко увернулся, поднырнув под руку соперника и, шагнув вперёд, со всего размаха, ударил правой рукой под грудину. Хы-г, — резко выдохнул Салтис и, согнувшись пополам, упал на пол.
— Стой, парень, — Эллирий, пошатываясь, бросился к нему. — У нас упавших на пол не бьют.
— И не собираюсь.
Эйнар направился к двери, где его ждал Бирнезий. Не стоит оставаться здесь, надо хватать этого Каллиста, и пусть он ведёт их в лагерь полка. Испытывать судьбу…
— А ну, стой! — раздался за спиной рёв поднявшегося на ноги Салтиса, а затем лязг выхваченного из ножен меча. — Я тебе сейчас руки твои длинные подравняю!
— Стой, Салтис! Не надо! — Эллирий схватил его, пытаясь удержать. — Мне не нужны здесь трупы. Если хотите убить друг друга, давайте за городом. Ну или на пустыре.
— В нужник бросим, — тот легко избавился от объятий собутыльника. — Кто его искать будет? Иди сюда!
Эйнар глубоко вдохнул, выдохнул, успокаивая себя и, не слушая что-то шептавшего Бирнезия, взял его меч и сделал несколько шагов навстречу Салтису. Окинув взглядом его огромную фигуру, он взял клинок наизготовку. Сердце бешено колотилось, но отступать было поздно. Противник уже двинулся навстречу, выставив вперёд руку с широким мечом, словно намеревался сразу пронзить его. На мгновение они остановились друг перед другом. Салтис шумно дышал, раздувая широкие ноздри, его покрасневшее, потное лицо исказилось от гнева. Эйнар, напротив, был внешне спокоен, правда, заметно побледнел. Противник издал звериный рык и ударил, целя остриём в глаз.
Эйнар легко парировал нехитрый удар и, присев, молниеносно крутанул меч на уровне пояса. Остриё достало противника, вспороло ему рубашку и слегка оцарапало кожу живота. Тот час стихли все смешки и шутки наблюдавших за поединком. Все поняли, что дело Салтису предстоит нешуточное — противник не из лёгких. Разъярившийся здоровяк сделал серию отчаянных выпадов, целясь Эйнару то в горло, то в живот, затем несколько раз ударил боковыми ударами сверху, но и эти удары натолкнулись на выверенную до мелочей оборону противника. Потеряв осторожность, Салтис, рыча, словно дикий зверь, ринулся вперёд, рубя мечом направо и налево, но Эйнар ловко увёртывался, и раз за разом отбивал удары. Наконец, Салтис, нанёс очередной непродуманный, мощный удар, промахнулся, и его меч врубился в стоявший посредине зала деревянный столб. Эйнар же, не щадя противника, сделал выпад, и отточенный клинок, как в масло, вошёл в бок, и проткнув тело насквозь, вышел возле левой лопатки. Салтис вздрогнул, жалобно простонал и рухнул на пол.
— Э, ты как там, живой? — тихо спросил остолбеневший Эллирий.
— Скорее мёртв, — ответил Эйнар. Руки его немного дрожали, и он то и дело бросал взгляд на тяжёлые капли крови, стекавшие с лезвия на каменный пол.
Командир полка издал громкий стон отчаяния, и, зажмурив глаза, с размаху грохнул зажатый в руке глиняный стакан о пол. Бирнезию в этот миг показалось, что сейчас вся застывшая в удивлении толпа очнётся от ступора и бросится на них. Но этого не произошло. Рыжий повернулся к братии и заорал, срывая голос:
— Что расселись?! Давайте, поднимайтесь, заверните эту тушу во что-нибудь и бегом на задний двор! И вымойте здесь всё!
Несколько человек подхватили Салтиса за плечи и ноги и вытащили из зала. Ещё двое схватили где-то в углу швабру, ведро с водой и принялись оттирать следы крови с пола.
— Кто ты такой? — Эллирий вплотную подошёл к Эйнару. — Как звать тебя, и где ты научился так драться?
— Меня научил Сокс, может слышал? Он сотником был. А зовут меня Эйнар.
— Сокс? Слышал о таком, говорят, равных ему не было во всей округе. Давно только было это. Где он сейчас? Наверно, внуков нянчит?
— Сокс погиб сегодня утром.
— Погиб?! Такой боец?
— Стар он стал, да и окружили его со всех сторон, — ответил за Эйнара Бирнезий. — Я видел, но помочь уже не мог. Сам еле ноги унёс.
— А ты кто?
— Бирнезий.
— Эйнар, Бирнезий… Вот ведь, свалились вы на мою голову, — в этот момент на лице Эллирия отобразилась целая гамма совершено противоречивых чувств. — Добро пожаловать в наш полк. Забудьте этого дурака Салтиса и живо за стол. Каллист, давай тоже сюда.
Пирушка продолжалась, как ни в чём не бывало. Тело Салтиса исчезло в выгребной яме на заднем дворе, а более ничего не мешало хорошему отдыху. Принесли ещё вина и еды, снова завязался живой разговор о предстоящей войне, о том, как они — конечно же все великие воины, герои — едва ли не в одиночку разгромят талланцев и с победой вернуться домой. Эйнар старался пить немного, но ему всё подливали и подливали, так что, в конце концов, он упал лицом на стол.
Наступило холодное утро. Сквозь открытые окна в зал таверны врывался свежий ветерок, быстро согнавший хмель с больных голов. Один за другим просыпались спящие вповалку люди. Первым проснулся Эйнар. Морщась от пренеприятной головной боли, он растолкал Бирнезия. Тот, недолго думая, первым делом приложился к кувшину с остатками вина. Вскоре проснулся Эллирий, который сразу же разбудил храпевшего на всю округу Каллиста.
— А ну, вставай, давай — давай, просыпайся. Ишь, мелочь такая, а храпит, словно медведь. Отведи-ка новеньких в лагерь, да поживее. И объяви, что я назначил Эйнара десятником вместо Нордиза, а тот пусть занимает место Салтиса.
Каллист пробормотал что-то непонятное, повернулся на другой бок и попытался уснуть вновь, но Эллирий взял попавшийся под руку кувшин и вылил его содержимое на голову Каллиста. Тот заворочался, открыл глаза и, яростно ругаясь, встал на плохо слушающиеся ноги. Эллирий повторил свой приказ, Каллист кивнул в ответ головой и, ругнувшись ещё раз — уже совсем беззлобно, вышел на улицу. Эйнар и Бирнезий последовали за ним.
Каллист повёл их проулками, где приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не угодить либо в лужу, либо в кучу мусора. Эйнар попытался определить направление, чтобы в случае чего, можно было найти дорогу назад, но провожатый так петлял, что из этого ничего не получилось. Булыжная мостовая под ногами, в конце концов, оборвалась, уступив место грязному месиву из песка и глины. Они оказались рядом с крепостной стеной на довольно обширном пустыре, где и располагались палатки полка. Все ещё спали, лишь несколько часовых прохаживались по очищенной от мусора площадке, заменявшей плац. Завидев Каллиста, они даже не попытались остановить пришедших и не стали задавать вопросов. Проорав друг другу что-то похожее на «доброе утро», каждый направился своей дорогой. Все трое бесцеремонно зашли в одну из палаток, Каллист разбудил спящего сладким сном десятника и гаркнул, не дав тому опомниться от сна:
— Вставай, тебя сотником назначили. А вместо тебя вот этот будет, — он ткнул пальцем в Эйнара.
Нордиз, почувствовав исходящий от Каллиста запах, собрался было вытолкать его из палатки взашей, но, заметив ещё двоих, всё же спросил:
— Серьёзно, что ли? А вместо кого сотником?
— Да вместо Салтиса. Кстати, это Эйнар, а это Бирнезий.
Нордиз оглядел обоих с ног до головы, усмехнулся.
— А Салтис то куда делся? Ни за что не поверю, что этого дурака повысили до пятисотника. Допился до белой горячки, что ли?
— Ну, до белой или не до белой, — начал темнить Каллист, — может до какой–другой. Но больше ты его, друг мой Нордиз, не увидишь. Лежит он, бедный, среди всякого дерьма и более ни в чём другом не нуждается. Разве что помянуть его надо.
— Это как это так? — удивился Нордиз. — Сам помер или помог кто-то?
— Ну, в общем то, мир не без добрых людей.
— Уж не новый ли десятник этот добрый человек?
— Догадлив ты. Только помалкивай, мало ли кто услышит, а то друзей у Салтиса и брата его хватало, зачем парню неприятности.
Нордиз кивнул головой и ещё раз внимательно посмотрел на Эйнара, мысленно сравнив его щуплую фигуру с гигантом Салтисом.
— Он ведь был очень неплохим фехтовальщиком, да и силач немалый. И ты его победил?! Хм, вот ведь дела. Ну, ладно, довольно об этом, располагайтесь у меня — места хватит. Добро пожаловать в полк.
5
— Вторая стадия всё ещё, а пора бы уже и четвёртой наступить. А быстрого сна так совсем не дождёмся, — проговорила Анна с заметными нотками разочарования в голосе.
— Совсем не обязательно, вполне возможны отклонения от нормы. А в нашем случае может быть всё, что угодно. Если только наш друг не наврал, — отозвался Сартаков-старший.
— Он говорил, что эти сны снятся постоянно, но это совсем не обязательно. Пациенты любят преувеличивать, — тут же высказался Русаков, стараясь немного поддержать разом поскучневшего Стрижевского.
Иван Сергеевич посмотрел на монитор, покрутил пальцами карандаш в задумчивости и, бросив его на стол, проговорил нехотя, выдавливая из себя каждое слово:
— Едва ли он согласился бы на обследование без реальной проблемы. Любой человек в здравом уме должен понимать, что его ложь тот час будет раскрыта. А я считаю, что наш пациент хоть и с проблемами, но в уме здравом. Во всяком случае на первый взгляд. Ладно, разбудим его, сидеть так дальше нет ни смысла, ни времени. Попробуем ночью, может именно ночь покажет то, что мы хотим увидеть.
Александра разбудили. Отчаянно зевая, он потянулся и сел, протирая руками глаза. Анна принесла чашку кофе и поставила её на прикроватную тумбочку.
— Спасибо, — проговорил тот хриплым после сна голосом и сделал хороший глоток бодрящего напитка.
— Что-то приснилось? — вкрадчивым голосом спросил Стрижевский.
— Как всегда продолжение. Если в двух словах…
— Не стоит. Мы ничего особенного не увидели. Вы точно не пытаетесь нас разыграть?
— Я говорю правду.
— Хорошо. Допустим, это правда.
— Вот спасибо, — буркнул Александр и отпил ещё кофе. Поставив чашку обратно на тумбочку, он отправился переодеваться за ширму.
— Вы, только не расстраивайтесь, молодой человек. Приходите вечером, мы снимем показания ночного сна.
— Хорошо, — переодевшийся Давыдов вышел из-за ширмы, попрощался с командой Стрижевского и покинул комнату.
Ярко светило солнце. Было довольно тепло, и даже предвещавший осень прохладный северо-западный ветер пока не мог остудить воздух. Александр подъехал к набережной и, оставив машину на стоянке у кафе, отправился прогуляться. Он часто бывал здесь и любил такие прогулки, особенно когда свежий ветерок с реки сдувал прочь запах выхлопных газов. В будние дни на набережной немноголюдно, можно было встретить лишь женщин с колясками, да пенсионеров, выгуливающих собачонок. Никто не мешал спокойно посидеть и подумать.
Александр присел на одну из многочисленных скамеек, вытянул ноги, откинулся на спинку. Перед ним медленно несла свои воды река, по реке неторопливо плыл белый круизный теплоход. Пара чаек лениво парила над кромкой воды в поисках неосторожной рыбешки. В этот момент словно что-то переключилось, все чувства исчезли. Он не слышал плача ребёнка неподалёку, не чувствовал аппетитных запахов, доносившихся из близлежащего ресторанчика, кожа не чувствовала дуновения ветра. Кровь гулким ударом вдруг стукнула в висках, и чей-то глуховатый голос раздался не только в ушах, но и в самом сознании: «Тебя ждут. Всё уже подготовлено, тебе нужно лишь набраться смелости. Тебя ждёт разгадка твоих снов. Иди же, иди».
Саша, вздрогнув, пришёл в себя, огляделся — вокруг никого не было.
«Что за чертовщина. Сначала сны, теперь и голоса мерещатся.»
Оглянулся ещё раз — по-прежнему никого, лишь вдоль противоположной стороны аллеи пробежала трусцой пожилая пара. Хорошо зевнув — он пока так и не отошёл от дневного сна — он поднялся со своего места, прошёлся немного в сторону моста и пересел на другую скамейку. «Иди», — снова раздался тот же голос.
Александр резко обернулся, да так, что заболела ключица — никого, вокруг ни души. Посмотрел даже на окна домов далеко позади, вдруг оттуда доносятся чьи-то слова, может и не ему адресованные. Но и там ничего подозрительного не заметил.
«Кажется, я начинаю сходить с ума», — прошептал он и от этого ему стало по-настоящему страшно.
Давыдов поспешил к машине. Стоило вернуться домой, пока совсем не поехала крыша. Правда спокойное вождение по полупустым из-за отпусков улицам успокоило его, все беспокойные мысли куда-то исчезли, и к концу пути настроение стало под стать погоде, такое же хорошее и солнечное.
Александр жил в просторной, светлой квартире-студии на втором этаже небольшого трёхэтажного дома. Два года назад этот дом постройки более чем полувековой давности реконструировали, оставив от старого лишь добротные стены. Теперь здесь, в двух шагах от городского парка, со своей стоянкой и консьержем, жили респектабельные работники сферы финансовых услуг. Квартира с большими окнами, выходящими прямо на липовую аллею, досталась Давыдову по счастливой случайности, когда его бывший босс продал её практически за бесценок, решив вдруг перебраться жить на тропические острова.
Александр поздоровался с дежурившим в вестибюле консьержем — женщиной средних лет из соседнего дома, бывшей учительницей. Она приветливо улыбнулась ему и, посетовав на чрезмерно бледный цвет его лица, добавила:
— Сашенька, дорогой, ты себя совсем не жалеешь. Сколько уже откладываешь отпуск?
— Э-э, да всё никак, работа не отпускает. Эльвира Петровна, меня никто не искал?
— Нет, никого не было.
Александр пожелал ей спокойного дня и поднялся к себе. Открыв дверь, он вошёл в прихожую, заученным движением, не глядя, нажал клавишу выключателя. Яркий свет почему-то больно резанул глаза, заставив прикрыть их ладонью, чтобы привыкнуть. Сняв куртку и ботинки, он прошёл в комнату. Под руку попался купленный вчера автомобильный журнал, Саша взял его с журнального столика и, листая страницы, подошёл к гардеробной переодеться в домашнее. Внимание его вдруг привлёк лежавший на кровати свёрток. Александр удивлённо посмотрел на нечто объёмное, тщательно завёрнутое в обычную мешковину и перевязанное верёвкой. Никого же не было!
Он осторожно дотронулся до лежавшего на кровати предмета. Даже если кто-нибудь приходил, Эльвира Петровна не пустила бы незнакомого человека сюда, да и посылку оставила у себя. Залезть через окно никто не мог. Хотя, может, кто-то решил устроить сюрприз, и его хорошо знала Эльвира, раз посылка оказалась в его квартире.
Александр сходил за ножом, разрезал верёвку и развернул свёрток. Пожалуй, он ожидал увидеть там что угодно, но только не это. Внутри, аккуратно упакованными, лежали сапоги из толстой рыжеватой кожи, причём сделанные так топорно, что их постеснялся бы одеть и лесник-отшельник. Затем в руки попали коричневого цвета шерстяные штаны с широким кожаным поясом и сероватая рубаха, видимо льняная, под которыми лежали — у Саши от изумления открылся рот и перехватило дыхание — потёртые ножны с мечом, длиной с руку, но довольно широким, напоминавшим римскую спату и увесистый медальон на цепочке.
— Ну и чьи это шутки, — Александр усмехнулся. — Не Стрижевский же решил поиздеваться надо мной.
Пожав плечами, он начал переодеваться в эту одежду — любопытство взяло вверх над брезгливостью — хотя, надо признать, она была совершенно чистой. Как ни странно, всё пришлось впору, словно подкинувший это человек хорошо знал его, а таких было лишь трое — родители, да бывшая, которую он не видел уже полгода. Даже эти нелепые сапоги оказались на редкость удобными.
Прикрепив к поясу ножны с мечом, Александр подошёл к зеркалу. Неплохо. Наряд определённо был ему к лицу. Он уже подумал, что кто-то из знакомых решил затеять оригинальную вечеринку, но зачем тогда золотой медальон? Жёлтый кругляш лёг в ладонь и приятно отяготил её — определённо золото. Вот уж это очень странно. Саша внимательно рассмотрел его. На немного неправильной формы диске виднелись полуистёртые буквы неизвестного языка, напоминавшие арабскую вязь. Понять, что там написано, не представлялось возможным без посторонней помощи, и он подумал, не показать ли эту безделушку знакомому дипломату, вдоль и поперёк исколесившему Ближний восток. Вдруг показалось, что медальон недостаточно блестит, не так, как положено золотому. Держа его на ладони левой руки, Александр прикоснулся к нему пальцами правой, а затем и всей ладонью.
Яркая вспышка расцвела в глазах ослепительным белым цветком. Сознание помутилось, словно от наркотического дурмана, всё тело обволокла непонятная слабость, и возникло такое чувство, словно кто-то тянет за ноги вниз. Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Но перед глазами уже был не знакомый интерьер квартиры, а заросли орешника. Большие светло-зелёные листья касались щеки, на лоб, тонко пропев, сел комар. Запах цветов, хвои, листьев, чистый пьянящий воздух разом вскружили голову, помогая преодолеть испуг. Перед глазами всё ещё мелькали радужные круги, но он видел, что за кустами, всего в шагах двадцати от него находится дорога, по которой марширует колонна вооруженных мужчин.
Александр всё понял сразу — сон и явь слились воедино. Теперь он здесь, но почему? Для чего? Он подошёл ближе, вылез из кустов — к нему тот час направился ехавший отдельно от всех всадник — рыжеволосый здоровяк с довольной улыбкой на лице. А в толпе внезапно мелькнуло до боли знакомое лицо, лицо, которое он всегда видел, склоняясь во сне над водой. Их глаза встретились, и Саше показалось, что тот тоже узнал его.
— Эй, земляк, ты как тут очутился? — окликнул его всадник.
