Зверя нельзя простить, для него не может быть никакой исповедальни.
Если бы я мог, я бы обежал вот так, не останавливаясь, всю планету, мчался бы и мчался — через величественные горы, через бескрайние океаны...
Только ради этого душевного покоя.
Моя Steatoda nobilis! Только не говорите, что вы ее раздавили!
— Получилась чудесная белая кашица.
На мое счастье, текст, непрочная ариаднина нить, которую протянул мне убийца, остался у меня в голове.
Проститься навеки, сохранив на губах вкус того, что было. Медовый траур...
Природа ежедневно учит нас без боли расставаться с тем, что прошло, ведь то, что брезжит впереди, сияет постоянно обновляющейся красотой.
Ничего нельзя забыть. Сколько ни старайся, все останется погребенным здесь, внутри..
. Семь смертных грехов... — И стала считать, медленно загибая пальцы: — Сребролюбие... гнев... зависть... чревоугодие... блуд... гордыня... и лень... Все это была полная бессмыслица, там... — бесцветным голосом продолжила она, показав рукой на полку с Библией, — не говорится ни о каких смертных грехах, к Богу они не имеют никакого отношения, и до шестого века ни один из Отцов Церкви о них не упоминает.
Когда слишком тесно общаешься со жмуриками, принимаешь в конце концов их окраску.
Только утрата заставляет все пересмотреть, осознать, как много люди значили в твоей жизни...
Она бросила на меня хмурый взгляд:
— Зачем вы мне это говорите?
— Не ждите, пока почувствуете боль утраты. От нашего ремесла не уйдешь, а эта работа — людоед, который отнимет у вас близких.