Так какое еще слово могло стать лучшим символом рельсоморья, разделяющего & объединяющего города & земли, чем «&»? Куда еще ведут нас пути, как не туда, & туда, & туда, & обратно? & что яснее воплощает возвратное движение поездов, нежели единый росчерк пера в союзе «&»?
Так какое еще слово могло стать лучшим символом рельсоморья, разделяющего & объединяющего города & земли, чем «&»? Куда еще ведут нас пути, как не туда, & туда, & туда, & обратно?
Читатель, возможно, уже прослышал о северных & восточных отрезках пути за пределами Манихики, вне досягаемости их военных составов, где пасутся табуны диких лошадей, так хорошо приспособившиеся жить на рельсах & шпалах, не касаясь копытами земли между ними, что это уже вошло в их плоть & кровь, стало второй натурой. Даже новорожденный жеребенок, едва становясь на еще неокрепшие ножки, ни за что не позволит незатвердевшему копытцу соскользнуть со спасительных шпал на предательскую землю. Вот почему в тех богатых травами краях рельсоходы пользуются путями по очереди с лошадьми, которые идут по ним длинными вереницами, поедая сочную траву между рельсов & шпал.
У ангелов тысячи разных дел. Для каждого – свое обличье. Инженеры в мастерских самого господа бога для каждой задачи стараются особо. Не каждый человек может похвастаться тем, что его изготовили по таким же индивидуальным & досконально проработанным чертежам. В философии ангелов, как однажды заметил кто-то, дважды два равняется тринадцати. Это не клевета на них. Ангелы не безумны, напротив, столь разумных существ, как они, еще поискать. Им присуща, как это называют теологи, абсолютная чистота устремления. Свою задачу защищать Рай от пришельцев они выполняют неумолимо & неуклонно, как сама судьба. Неудивительно, что человеку, в чьих мозгах вечно роятся самые разнообразные задачи & цели, этому Homo vorago aperientis столь кристальная ясность & точность намерений представляется бессмысленной. Точнее, еще менее понятной, нежели бред & метания тех, кого мы называем сумасшедшими. Ангелы, безупречно & безжалостно разумные, не могут представляться бедному человеческому существу ничем иным, кроме как беспощадными & безжалостными убийцами.
Эта фраза – & тут начались неприятности – очень древняя. Испокон веков она служила осью симметрии многих историй, той точкой, из которой герою открывалось, что дела обстоят куда хуже, чем он думал. Что ж, такова природа вещей. Те, кто сведущ в науках, знают, что ученое название нашего вида – Homo sapiens – человек разумный. Однако нас можно описать & по-другому. Homo narrans, juridicus, ludens, diaspora: мы & рассказчики, & изобретатели законов, & игроки, & те, кто заселили собой весь мир. Это все – мы, но мы & нечто большее. В той старой фразе есть один секрет. Все мы всегда были, есть & будем Homo vorago aperientis – человек, перед которым зияет огромная ненасытная дыра.
В воздухе стояла вонь. Химическая, хуже, чем на любом заводе. Они поехали на запах. – Глядите. – Шэм вскинул руку. Вонь шла снизу. Глаза у Шэма полезли на лоб. Нефть & промышленные отходы покрывали землю между путями & корнями деревьев, стекали по стволам, капали с ветвей, заливали рельсы. Кочевники переводили стрелки, брали вправо, влево, & все это с каменными лицами. Настала горькая тишина. Даже колеса будто онемели, приближаясь к разбитым останкам баяджирских транспортных средств. Краем глаза Шэм видел вдалеке башню, огромное приспособление, каких немало было разбросано по рельсоморью, – они качали энергию из глубин плоской земли. Эта была неподвижна, на ее вершине не выжигал остатки факел. – Это что, утечка? – спросил Шэм. – Может, здесь был взрыв? Здесь это случилось? Приближались новые паруса. Разрозненные группы кочевников собирались в одну точку по мере того, как известие распространялось по рельсоморью. С помощью сигналов & цветных флагов они сообщали друг другу обо всем, что знали & видели, медленно, с отвращением & болью продвигаясь вглубь оскверненного участка, где сама земля, казалось, разлагалась под действием промышленных отходов, дефолиаторов & токсинов. – Нет, это не поломка на вышке, – ответил сам себе Шэм. Это было убийство, истребление целого ландшафта. Кто-то посылал известие баяджирам. Здесь больше не будут расти дикие злаки. Здесь нет никакой охоты, & не будет еще много лет. Земля мертва, животные гниют в своих норах.
Он & в самом деле выстроил себе укрытие из всякой ерунды, которую постеснялся бы назвать утилем – это были просто обломки, найденные им на берегу. Да & слово «выстроил» он сам тоже не использовал бы: так, прислонил один обломок к другому. Опять же, слово «укрытие» тоже мало подходило к тому, что у него вышло: так, груда мусора какая-то.
