Оглавление

79 год н.э.

Он метался по темной камере, стучал кулаками в дверь, пытался ее толкать и даже кричал что было сил. Невидимая рука сжимала горло, затрудняя дыхание. Но именно это заставляло наносить удары сильнее и сильнее. Однако все было тщетно. Дверь замерла как скала и не поддавалась силе. Еще бы! Камеру устраивали специально для гладиаторов, привыкших тренировать свое тело и максимально выкладываться в борьбе, отстаивая свою жизнь. Возможно, его даже не слышали. И дело даже не в толстой двери: она не достигала потолка, оставляя щель как минимум в руку толщиной. Поэтому до бедняги доходили звуки, свидетельствующие, что в городе происходит нечто ужасное и всем явно не до него. Крики, скрежет повозок, удары кнута по плоти, то ли человеческой, то ли лошадиной, — все выдавало, что в городе царила паника. Время от времени слышался ужасный грохот, казалось, что с неба падают скалы. Запах гари позволял догадаться, что деревянные постройки, как и крыши домов, горят. Человек в камере не знал, что именно так и есть: на город рушились камни, пепел и огонь. Люди в панике бежали, бросая дома и нажитое имущество. За что боги обрушили гнев на этот город? Пленник любил его, хотя не мог не видеть, что тот явно уступает столице по красоте и величию. Но Рим погряз в роскоши и лени. Высший свет соревновался в красоте одежд и количестве блюд, подаваемых к столу. Здесь тоже была суета, но она раздражала меньше: кроме шика светской жизни тут была жизнь портового города с ее деловой активностью — одни корабли уходят, другие приходят, грузчики носят товары с кораблей на землю и обратно. Улицы выходили к морю, которое плескалось и манило ласковыми волнами, а легкий ветерок приносил прохладу. Если хозяин был в хорошем настроении, то иногда он позволял своим слугам пойти на побережье, подышать морским воздухом и даже окунуться в воду. С площади Форума открывался величавый вид на Везувий. Ночью можно было видеть, как гора светится в темноте: суровый вулкан иногда проявлял свой характер, выбрасывая клубы пара и пепла, а по склону текли красные ручейки, которые в темноте выглядели как дорогие украшения на домах знатных людей. Самое главное, здесь он встретил ЕЕ! Конечно, никто бы не разрешил ему даже приблизиться к ней. Ведь он раб! Живое орудие! Разве он имеет право любить? Разве он имеет право выбирать женщину по своему вкусу? Но он любил ее и думал о ней в этот страшный момент своей жизни. Именно поэтому он продолжал наносить удары по двери, отчаянно пытаясь выбраться на волю. Он должен ее спасти! Где она сейчас? Ему очень хотелось верить, что она успела убежать из этого ада. Но просто успокоить себя этой мыслью он не мог, он должен действовать, и поэтому продолжал колотиться в дверь. Ему очень хотелось заглянуть в щель, которая была между дверью и потолком, через нее проходило немного света и воздуха, если, конечно, сейчас это можно было назвать воздухом. Раб высоко подпрыгнул, в надежде достичь взглядом щели и попытаться увидеть, что происходит в городе. Он предпринял несколько попыток, но в итоге оступился и упал на земляной пол, ушиб бедро, зато понял, что внизу дышать легче. Мужчина лег на землю и жадно сделал несколько вдохов. Но облегчение наступило ненадолго: невидимая рука сжимала горло тисками все сильнее, грудная клетка уже не поднималась. Сердце затихало, жизнь неумолимо уходила из тела. Пленник замер, в бессильной злобе раздирая в кровь пальцы о земляной пол. Он не может спасти свою любимую и не может спасти себя. Его ждет неминуемая смерть, и о нем никто даже не вспомнит, и, скорее всего, даже не найдут. Бедняга не мог знать, что именно в этом он ошибся: его найдут, но произойдет это даже не через годы, а через века, и его смерть станет маленьким эпизодом одной из самых страшных трагедий в истории человечества, когда целый город оказался погребен под слоем пепла и вулканической лавы.

                                   * * *

1910 год, начало ноября

— Вы должны, вы просто обязаны, заняться этим делом, — голос мужчины звучал более чем требовательно.

— Но я не имею права, — возразил Петр. — Это я в своем уезде обладаю полномочиями, а тут надо обращаться к местным правоохранительным органам.

— Местные правоохранительные органы, как вы изволили выразиться, ничего не знают и ничего не умеют. А у вас не просто образование, у вас опыт. Вы же уже расследовали сложные дела, в том числе и о краже исторических реликвий.

— Для расследования мне нужны определенные полномочия, а тут у меня их нет и быть не может, — продолжал отбиваться Железманов. Очень тяжело объяснить российскому обывателю, что есть закон и он предписывает определенный порядок действий.

— Зачем вам эти полномочия! Вам не надо никого задерживать, — мужчина понизил голос и практически перешел на шепот.

Петр посмотрел на собеседника изумленно. Они беседовали тет-а-тет, кроме них никого в комнате не было. Зачем переходить на шепот? Но не это даже удивляло молодого человека, а суть просьбы: ему предлагали взяться за ведение следствия, но при этом он не обладает никакими полномочиями.

— Я не прошу вас кого-либо задерживать. Вам просто надо побеседовать с людьми, ну вроде как между делом, и постараться узнать, кто мог это сотворить!

Хозяин дома показал рукой на стену, которая была пуста. Буквально вчера здесь висела мозаика, изображающая девушку с распущенными волосами. Сейчас ее не было. Никто из домашних хозяина дома не мог дать внятных объяснений. Все клялись, что мозаику не трогали, не перевешивали. Впрочем, это было строго запрещено, прислуга даже не смахивала пыль с нее. Это делал исключительно сам хозяин. Еще бы. Это не просто картина, намалеванная современным новомодным художником, имя которого забудут через полгода после его смерти. Мозаика была создана древним мастером. Не позже 79 года нашей эры. Почему так точно? Очень просто: она была обнаружена в одном из домов при раскопках в древних Помпеях, в городе, который погиб от извержения Везувия в 79 году нашей эры. К концу XIX века Помпеи уже стали объектом пристального внимания археологов. Многие из находок были представлены в музеях. Целый ряд домов погибшего города был украшен искусными фресками и мозаиками. Исследователей поразило искусство древних мастеров. Для лучшей сохранности древние шедевры были аккуратно перенесены на новые основы и выставлялись теперь в качестве картин. Их можно было увидеть как в музеях, так и некоторых частных домах. Понятно, что приобрести подобный артефакт могли только покупатели с очень солидным кошельком. Вот и хозяин дома был из таких. Достаток сочетался с желанием произвести впечатление. Поэтому древняя мозаика, на которой была изображена юная красавица с распущенными волосами, висела в зале на самом видном месте и всегда с гордостью демонстрировалась гостям. И вот теперь девушки не было. Картина была похищена. Это факт, а от Железманова сейчас требовали найти пропажу. Он же следователь! И уже довольно опытный.

Петр Андреевич продолжал отнекиваться:

— То есть вы предлагаете мне вести частное расследование?

— Вот именно, — обрадовался мужчина. — Вам просто надо беседовать с людьми, пусть они даже не знают, что вы ведете следствие, действуйте, так сказать, инкогнито. Живите как прежде, гуляйте, посещайте музеи и театр, но между делом беседуйте и направляйте вашу беседу в нужное русло. Уверен, что вам с вашим опытом не составит труда вывести собеседников на нужные темы, задать необходимые вопросы, не вызывая подозрения. Вы просто проанализируйте ситуацию, а потом сообщите соображения в местную полицию. Подскажете, кого надо обыскивать и задерживать.

Российский обыватель не просто плохо знает законы, но бывает очень наивный, если дело касается правоохранительной деятельности. Вот так просто расследовать уголовные дела: немного поболтать, и виновный будет обнаружен! Петр еще раз подивился незамысловатым народным взглядам на закон, работу правоохранительных органов, но продолжал пытаться поставить собеседника на твердую почву правовых понятий:

— Ну тогда, может быть, мы сразу вызовем полицию, а если мне в голову придут какие-то соображения, то я поделюсь с ней, — предложил он.

— Боюсь, что они задержат тогда вашу сестру! — привел хозяин дома очередной аргумент.

— Катю? — удивился Петр.

— Естественно. Вы сами сказали, что преступление совершила женщина, — настаивал собеседник.

— Я сказал, что следы, которые мы обнаружили, похожи на женские, — пытался отбиваться молодой человек. — А так, вдруг это был мужчина в женской обуви?

— Но чинам местной полиции может не прийти в голову такой аргумент. И потом… Не мне вам говорить о принципе розыска «Cui prodest?»: «Ищи, кому выгодно», а госпожа Катя очень интересовалась этой мозаикой, — фраза уже походила на шантаж.

— Но Катя пишет научную работу по древним мозаикам, понятно, что эта реликвия заинтересовала ее, — парировал Железманов.

— Вот как раз у нее и есть интерес, — выдвинул свой аргумент потерпевший. — Я могу прямо сейчас сообщить полиции, что у меня есть подозреваемый, точнее подозреваемая. Более того, это подтвердят и другие. Обязательно подтвердят. В официальных показаниях!

Железманов задумался. Похоже, что его и в самом деле шантажируют. Следователь по Касимовскому уезду Рязанского окружного суда Петр Андреевич Железманов никак не ожидал попасть в такой переплет, но похоже выхода у него и в самом деле не было.

— Я должен подумать, — он решил взять паузу. Это единственное, что он мог сделать в данную минуту.

                                   * * *

Несколькими днями ранее

Петр плыл, резкими движениями рассекая воду. Теплая вода приятно обволакивала тело. Молодой человек обожал плавать: этот процесс расслаблял и нагружал мышцы одновременно, создавая ощущение полета. Петр испытывал колоссальное удовольствие, но в то же время его не покидало ощущение какой-то иррациональности, ему казалось, что все это происходит не с ним или он спит, а это все ему снится. Причина такого восприятия очень проста: дело происходило в первых месяцах ноября. Ноябрь! То есть месяц, в котором обычно в его родной среде обитания о купании в отрытых водоемах и не помышляли. Что такое ноябрь в Касимовском уезде Рязанской губернии? Голые без листьев деревья, распутица на дорогах, пронизывающий ветер и нудный, почти не прекращающийся дождик. А тут солнышко продолжало отправлять на землю свои лучи, которые нежно обогревали лица людей, вода сохраняла температуру, позволяющую получать удовольствие от плавания, а в гардеробе становились совершенно ненужными теплые пальто и калоши. Вполне можно было обойтись нарядами, которые подходят в нашей центральной полосе в начале сентября. Причина была в том, что Петр находился не в привычном для себя Касимовском уезде Рязанской губернии, и даже не в Российской империи, а на юге Италии, в Неаполе. И купался он в Неаполитанском заливе, попутно окидывая взглядом панораму на Везувий. Приехал Железманов сюда не один, а вместе с другом Мишей Берштейном, с сестрой Катей и ее однокурсницей-подругой Варей. Это была не служебная командировка, а самый настоящий отпуск. Вернее, это у него был отпуск. Миша приехал в Неаполь с деловой целью: он уже закончил обучение в коммерческом училище и занимался бизнесом. Он вел торговые дела, привозил заморские ткани из Италии в Одессу, а в Неаполь возил российские товары. Однако его не покидали мысли об еще одном предприятии: в многонациональной Одессе и кухня была многонациональная. Поэтому у Миши было в планах открыть итальянский ресторан, а при нем макаронную фабрику. Ему надо было закупить оборудование, узнать тонкости приготовления блюд итальянской кухни. Катя же и ее подруга прибыли в Неаполь с научной темой: они изучали искусство Древнего Рима, и их привлекали археологические находки в Помпеях.

Город поразил своими контрастами, шумными и не очень чистыми улицами. Темпераментные неаполитанцы выясняли отношения прямо на улице, громко ругаясь и жестикулируя. В порту также шла оживленная жизнь, корабли разгружались и вели погрузку круглосуточно, торговцы рыбой предлагали товар прямо улице. Один раз Железманов проснулся ночью и потом долго не мог уснуть, так как под окнами в три часа ночи несколько мужчин устроили выяснение отношений. Ругались они смачно, громко выкрикивая проклятия в адрес друг друга, потрясая кулаками, но до драки дело так и не дошло. Несмотря на это, Петру и его спутницам город понравился. Извилистые улицы, огромный залив, панорама на Везувий — все это было очень необычно, резко отличалось от привычных видов городов средней полосы, а потому было очень привлекательно. Плюс впечатлений добавляла местная кухня, в том числе и необычные фрукты, которые путешественники никогда ранее не пробовали. В первые же дни пребывания за границей Петр и его спутники познакомились с россиянами, постоянно живущими в Неаполе. Впрочем, для этого не требовалось никаких усилий. Для жилья друзья выбрали меблированные комнаты, представляемые предпринимателем российского происхождения Николаем Николаевичем Своровским. Сдача жилья в наем была не единственным его бизнесом. Скорее это был даже не бизнес, а хобби: часть своего дома он обустроил как мини-гостиницу, комнаты в которой стремился сдавать преимущественно подданным Российской империи. Хозяин устроил комнаты разной ценовой категории. У него могли найти приют как состоятельные господа, привыкшие к дорогим и хорошо обставленным покоям, так и небогатые студенты, учителя, начинающие врачи и художники. Им предлагались скромные комнаты за весьма демократичную цену. Вероятно, для хозяина важнее был не доход от отеля, а возможность регулярно общаться с соотечественниками, узнавать новости и говорить на родном языке. Как выразился Миша Берштейн, Своровский «специально собрал каждой твари по паре, чтобы иметь Россию в миниатюре», то есть общаться с людьми разных социальных слоев. Таким образом Петр, Михаил и девушки попали в маленькую, но очень пеструю по составу российскую колонию. Между собой они свое место жительства так и называли — Ноев ковчег. При этом хозяин позаботился о том, чтобы и он сам, и его постояльцы имели возможность много и активно общаться. В здании, кроме комнат хозяина и гостей, хозяйственных помещений, было образовано, как сейчас говорят, несколько общественных пространств, то есть помещений, предназначенных для всех. Самым большим таким помещением была столовая с террасой. Большая светлая комната с высокими арочными окнами, чередовавшимися с дверьми со стеклянными вставками. В хорошую погоду двери отрывались и столовая плавно переходила в террасу, где также стояли столики и можно было по желанию принимать пищу под крышей или прямо на улице. Если на улице шел дождь или было холодное время года, то двери закрывались и гости могли есть в тепле. В промежутках между приемами пищи можно было провести время в малой гостиной. Так называли довольно уютную комнату, дверь в которую вела прямо из столовой. Там стояли несколько диванов, кресла, маленькие столики. Можно было заказать кофе, бокал вина, обсудить последние новости, почитать газету, заняться рукоделием, просто посидеть не в гордом одиночестве, а в компании своих соотечественников. Часто в малую гостиную заглядывал еще один обитатель этого дома — серый лохматый кот Мичо. Он обожал составить компанию какой-нибудь даме, устроившись рядом, а еще лучше на коленях, мурчание можно было слышать на всю комнату. Кот принадлежал супруге хозяина дома. Он явно был на положении всеобщего любимчика, которому позволено многое. Порой он даже не просто попрошайничал во время обеда, но занимался небольшим воровством: у зазевавшегося гостя неожиданно мог пропасть с тарелки кусочек ветчины или бисквита. Вы не знали, что коты едят бисквиты? И что такого? Там много яиц. И вообще это вкусно. Даже если кто из гостей и начинал сердиться и ругаться, то зверь ухитрялся посмотреть из-за угла таким смущенным взглядом («Ты ведь на меня не сердишься?»), что все начинали улыбаться.

Кроме того, в гостинице имелась комната, которую называли большой гостиной. Она была обставлена более дорогой мебелью. После ужина там все пили кофе и проводили остаток дня в компании. Однако эта комната открывалась только к вечеру, днем же она запиралась. Хозяин предполагал, что в дневное время многие его постояльцы будут отсутствовать, но если кому захочется общества или кофе (ну или того, и другого), то все это можно получить в малой гостиной. А вот к вечеру, скорее всего, все постояльцы будут на месте, и после ужина они захотят провести время совместно. И тут уже нужна комната, которая вместит всех.

Знакомство с обитателями Ноева ковчега происходило постепенно. Рано утром на следующий день после приезда друзья отправились в столовую, где для гостей сервировали завтрак. Они думали, что будут единственными в этом помещении, так как пришли довольно рано. Их пароход пришвартовался в сумерках, и в гостиницу оно попали поздно. Поэтому ужин они пропустили, и сейчас чувство голода просто обязало их стать ранними пташками. Но в столовой они оказались не одни: за столиком у окна заканчивала завтрак пожилая семейная пара. По манере держаться, одежде и даже взгляду было видно, что муж и жена принадлежат к привилегированным слоям общества и очень этим гордятся. Дама была одета в коричневую юбку и бежевую элегантную блузку, сошедшую с последнего номера журнала моды. Шелковая ткань, тонкое кружево, золотая булавка, которой был закреплен воротник, — все это говорило, что в этой семье деньги водились. Идеально прямая спина, безукоризненное владение столовыми приборами свидетельствовали, что в молодости дама воспитывалась не абы где, а скорее всего в каком-нибудь престижном женском учебном заведении. Немного не вязался с образом утонченной дамы ее шатлен, прикрепленный к поясу юбки. Большинство современных людей даже не знают, что такое шатлен. Это прообраз косметички и дамской сумочки одновременно — специальный брелок, который позволял крепить к поясу необходимые вещи: ключи, инструменты для рукоделия, косметические принадлежности. В набор шатлена могли входить разные вещи, кто-то обязательно прикреплял ножницы и маленькое шило, кто-то не носил ножницы, но носил миниатюрную записную книжку или миниатюрный кошелек для мелочи. Шатлены были в начале ХХ века очень популярны, и это не случайно. Женский мир постепенно расширялся, женщины выходили из своих комнат, салонов, начинали осваивать различные профессии, даже самостоятельно делать различные покупки. Куда девать необходимые мелочи? Вот и родился предмет, очень похожий на многофункциональный брелок. Сатирическая пресса даже высмеивала этот аксессуар, рисуя карикатуры на дам, ухитрившихся прикрепить к шатлену не только дамские мелочи, но и собачонку и даже детей. Молодые люди поздоровались и стали усаживаться за стол, Миша и Петр согласно правилам этикета отодвинули стулья и помогли сесть своим дамам. Эти учтивые жесты не прошли мимо супружеской пары, и они снизошли до общения с новичками:

— Доброго дня, молодые люди! Сегодня чудесная погода, — разговор о погоде самый универсальный, с ним хоть начинай вербовать шпионов, хоть знакомиться с барышней из аристократического круга.

— Да, это очень приятно, когда светит солнышко, а не моросит дождь, — откликнулся дежурной фразой Петр.

После завтрака Миша проводил друга и девушек к Национальному музею, а сам отправился, как бы сказали в Одессе, делать бизнес. Национальный археологический музей — один из древнейших музеев мира. Его здание было сооружено в 1586 году и первоначально предназначалось для казарм, потом туда переехал университет, а затем здание приспособили под размещение королевских коллекций, которые пополнялись археологическим находками из Помпей и Геркуланума. Девушки с интересом погрузились в изучение артефактов. Впрочем, Петр тоже не скучал: история всегда нравилась ему. Поэтому он увлеченно рассматривал скульптуры, предметы быта, выставленные в витринах. Особое внимание вызвали у путешественников фрески и мозаики, которые были извлечены из домов при раскопках в Помпеях. Все трое просто замерли в четвертом зале на первом этаже перед огромной мозаикой, изображающей сражение Александра с Дарием. Художественное произведение вызывало восхищение:

— Как верно переданы пропорции и людей, и лошадей, — заметил Петр.

— Не только пропорции, но и позы, жесты, — добавила Катя.

— Да, так и кажется, что вот эти люди, изображенные на мозаике, ринутся навстречу друг другу и сразятся в смертельной схватке, — подытожила Варя.

Они довольно долго стояли у стены, на которой была размещена мозаика, обсуждая достоинства этого великого произведения искусства.

— А ведь это начало нашей эры, тогда еще развитие химии, физики было на совсем другом уровне, а люди создавали такие реалистичные и живописные полотна. Люди, растения, животные передавались очень правдоподобно. И по форме, по пропорциям, и по цветовым решениям, — продолжала восхищаться Варя.

— Давайте я вам это зарисую, — предложил Петр. Это сейчас каждому очень легко зафиксировать увиденное: фотокамера в мобильном телефоне позволяет это делать даже тем, кто не в состоянии нарисовать самое примитивное изображение. А в начале ХХ века можно было только зарисовать, что было доступно не каждому. Поэтому предложение молодого человека было как никогда кстати. Но поддержала это предложение только Катя. Варя отреагировала иначе:

— Спасибо, но мы тоже что-то умеем, — холодно произнесла она. — Завтра приду сюда с карандашом и бумагой и зарисую.

— Варя, зря ты так, Петя и в самом деле великолепно рисует, — попыталась остановить подругу Катю.

— Вот я для сестры и сделаю зарисовки, а вы, если вам это угодно, можете обслуживать себя сами, — парировал молодой человек. Он уже привык, что подружка его сестры порой была не особо любезной. Во время плавания на корабле из Одессы в Неаполь Варя держалась с братом подруги отчужденно, холодно реагировала на знаки внимания. Дело было в профессии Петра: он служил следователем. Катя отвела брата в сторонку и поведала историю, которая произошла с ее подругой. Дело в том, что недавно за ней ухаживал один молодой человек, но потом оказалось, что его привлекала не Варя. Он просто использовал юную и неопытную барышню, посылал ее с небольшими поручениями, просил сохранить вещи. Выяснилось, что молодой человек состоял в одной революционной группе, а девушка ему нужна была как прикрытие. Варе очень повезло в том плане, что после ареста ее ухажера сотрудник жандармского управления быстро разобрался в непричастности девушки к революционному движению. Поэтому он постарался сделать так, чтобы в уголовном деле имя Вари не фигурировало. Однако в душе девушки эта история оставила солидный рубец, мужчины вызывали у нее недоверие. А также настороженность вызывали работники правоохранительных органов, поэтому, услышав, что брат ее подруги служит следователем, она тут же нахмурила брови.

— А вообще ей спасибо надо сказать этому жандарму, — заметил Петр, услышав всю эту историю. — Ему было проще отправить ее по этапу, а не выводить из дела.

— Да, это так, но Варя очень обиделась на всех мужчин сразу.

— Бывает, — кивнул головой Железманов. В его служебной практике тоже встречались моменты, когда люди относились к нему предвзято именно потому, что он служил следователем. Поэтому он снисходительно относился к выпадам девушки и ее нежеланию отвечать на любезности. Вот и сейчас он проигнорировал холодный отказ и прикинул, как он завтра начнет зарисовывать это полотно. Потом компания поднялась на второй этаж. Там их вниманию предстали мозаики из дома Фавна в Помпеях.

— Похоже, что этот Фавн был большим любителям природы, — заметил Петр. И в самом деле, на мозаике были изображены различные животные и птицы: цапли, утки, крокодилы.

Путешественник с восхищением рассматривали стены: птицы и крокодилы были выполнены с высокой степенью реалистичности, казалось, что вот-вот и они начнут шевелиться. Но особое впечатление произвело изображение кота, поймавшего перепелку. Животное вцепилось в добычу, прижимая к земле невезучую птицу, — глаза, ушки, даже усики были переданы очень реалистично. Пятнистая шубка животного тоже была выполнена очень натурально.

— Сегодня у него удачный день, — иронично заметил Железманов. В его голосе явно сквозило сочувствие к коту, а не к пернатому. Это уловили и девушки.

— Твой брат любит кошек? — удивилась Варя.

— Еще как! — воскликнула Катя. — Он обожает своего рыжего кота Тимофея.

— Неужели? — голос девушки был наполнен скептицизмом.

— У нас все в семье кошатники, — пояснила Катя. Но на Варю это особого впечатления не произвело.

Петр перевел разговор на другую тему:

— Даже не сразу понимаешь, что вся картина выполнена не кистью, а маленькими камешками, которые составляют единое изображение.

Еще не хватало, чтобы эта барышня стала его высмеивать за эту слабость. Он все никак не мог отделаться от комплекса, что любить кошек — это удел женщин, а не мужчин.

                                   * * *

Первое посещение музея было очень результативным: девушки убедились, что не зря стремились приехать сюда. В коллекции музея был целый ряд выдающихся мозаик, которые предстояло зарисовать и описать. А сейчас можно уделить внимание и самому городу. Они вышли из музея и стали спускаться вниз к побережью по улице Толедо. Главную улицу Неаполя пересекало множество других улочек, извилистых и порой таких тесных, что кажется, что с одного балкона можно передать какую-нибудь вещь на такой же балкон дома напротив. Некоторые улицы представляли собой узкие проходы между домами, заканчивающиеся тупиками. С балконов свешивалось белье, впрочем, многие веревки, на которых были развешаны предметы мужского и женского туалета, болтались прямо над головами прохожих. На ветру это все трепыхалось и колыхалось, создавая иллюзию с мачтами корабля. При этом было полное ощущение, что все жители этого города обитают именно на улице или балконах. Соседки, заняв позицию на балконах, обсуждали новости. Внизу у домов другие хозяйки готовили пищу прямо на улице, были и те, которые тут же и спали. Люди бегали, суетились, толкались, если кто останавливался для разговора, то эта беседа сопровождалась эмоциональными выкриками и жестами. Эта сумбурная оживленная жизнь создавала ощущение, что в городе революция. Однако это было не так, таковой была обычная повседневная жизнь прибрежного города. Они прошли к набережной Партенопе и остановились напротив замка Кастель-дель-Ово. Тут тоже кипела жизнь, торговцы предлагали самый разнообразный товар: овощи, фрукты, дары морского царства. Рыбы, морские гады лежали в корзинках, стоящих прямо на земле. Хозяйки отчаянно торговались с продавцами. Приходилось внимательно смотреть под ноги, так как отходы этой торговли (листья, перезрелые, отвергнутые покупателями овощи и фрукты, рыбья чешуя) в обилии устилали набережную, угрожая не только чистоте обуви и подолов, но и представляя опасность — можно было поскользнуться и упасть. Зато перед глазами открывалась чудесная картина панорамы Неаполитанского залива. Везувий составлял с замком и заливом потрясающую по своей красоте картину. Легкий дымок шел из его кратера.

— Стоит тихий такой, — иронично заметила Варя.

— Ну да. Погубил целый город и теперь прикидывается тихоней, — отозвался на иронию Петр.

Понятно, что многовековой исполин остался к критике равнодушен. Да, он, вулкан, погубил много людей. Но это не его проблемы. Его дело такое — выкидывать лаву и пепел, а людям думать надо, где селиться.

— Что поделать, но именно такая человеческая катастрофа позволила сохранить и показать жизнь людей такой, какой она была в тот момент. Мы имеем уникальную возможность заглянуть в дома этих людей, узнать их быт и занятия, — повернула ситуацию в другую сторону Катя. — Только представьте, если бы могли так оказаться в домах Старой Рязани или на улицах Киева перед тем, как город разгромили воины Золотой Орды!

— Но ведь в Старой Рязани тоже ведутся раскопки, — возразил Петр.

— Да, только большинство домов уже истлело, так как они были построены из дерева, многие предметы тоже. А тут пепел Везувия сохранил даже некоторые продукты, — выдвинула свои аргументы Варя.

Наступило время возвращаться в гостиницу. В столовой уже сервировали ужин. Мичо устроился на одном из стульев, стоящих у стены. Было понятно, что он рассчитывал на свою долю лакомств во время ужина. Знакомая супружеская пара уже заняла место за столиком. У дамы возникла небольшая проблема: она никак не могла поджечь папироску, вставленную в длинный мундштук. Женщина сидела у окна, и ветер, который периодический прорывался в открытое окно, тушил огонек раньше, чем он успевал распалить табачное изделие. Супруг ее дремал в кресле-качалке и никак не мог помочь в решении возникшей проблемы. Петр среагировал по правилам этикета:

— Позвольте, я вам помогу, — взял спичку, зажег ее и, прикрывая рукой, поднес к папироске.

Взаимные приветствия и небольшой диалог:

— Как вам Неаполь? — традиционный вопрос более опытных обитателей гостиницы к вновь прибывшим.

— Замечательно, очень яркий и необычный город, — ответил Петр.

— И погода просто чудесная, у нас сейчас сплошные дожди. А тут вроде как ноябрь, а такое ощущение, словно начало сентября, — добавила Катя.

— Мы набрали с собой теплых вещей, и похоже, что они останутся не у дел, — добавила Варя.

— А вы откуда? — спросила дама. Муж ее оставался безучастным к разговору, подремывая в кресле.

— Из Петербурга, — ответила за всех Варя. Она и в самом деле была родом из столицы. Петр и Миша не стали уточнять, что живут в других городах. Для настоящего разговора это было непринципиально. Но именно это имело дальнейшие последствия: пожилая собеседница, решив, что вся компания прибыла из столицы, проявила к ним большой интерес. Она толкнула своего мужа в бок и произнесла:

— Вольдемар, ты смотри, молодые люди прибыли из Петербурга.

Потом она протянула руку и томно произнесла:

— Софья Михайловна Вожжинская.

Петр и Михаил приложились к руке и представились:

— Петр Андреевич Железманов, служу по линии Министерства юстиции.

— Михаил Яковлевич Берштейн, я по коммерческой части.

— Екатерина, Варя, — девушки сделали небольшой книксен[1].

— Мы тоже очень рады знакомству, — за спиной раздался мужской голос. Присутствующие обернулись и увидели двух мужчин. Первому было явно не больше тридцати, второй был значительно старше, голова его была полностью седой, но поджарая фигура и довольно живой взгляд говорили о сохранившемся крепком здоровье и жизненной активности.

— Позвольте представиться, — начал знакомство более молодой, — Андрей Сергеевич Гринев. Инженер, тут по делам своего производства.

— Трофим Алексеевич Пимов, предприниматель. Вожу апельсины бочками[2], — отрекомендовался его спутник.

Настала очередь девушек протягивать руки для поцелуев.

— Вы опять купались в заливе? — недовольным тоном произнесла Вожжинская.

— Обязательно, дорога Софья Михайловна, — с улыбкой проворковал Гринев и попытался поцеловать руку даме. Но та с недовольным видом отдернула ее, показывая, что эту честь надо заслужить.

— Софья Михайловна — дама строгих правил и она считает купанье в заливе страшно неприличным делом, — видом заговорщика пояснил Петру и Мише Пимов. Было видно, что и Гринев и Пимов относятся к чудачествам старушки как к детскому капризу, на который можно не обращать внимания.

— Приличные люди не будут в полуголом виде сигать в воду, — начала привычную нотацию дама. Конечно, купались тогда не в голом виде, точнее совсем не в голом. В начале ХХ века уже существовали специальные костюмы для купанья. Но скрывали они намного больше современных. У мужчин купальные костюмы походили на укороченные комбинезоны гимнастов, а у женщин — на короткие платья. И тем не менее многие и такие костюмы считали верхом неприличия. Но развить эту мысль дама не успела. Подали ужин. А после него все обитатели этого своеобразного Ноева ковчега переместились в большую гостиную. Гостям принесли кофе, некоторые мужчины достали сигары. Перед Софьей Михайловной появились пяльцы с вышиванием. Петр даже не понял, откуда они взялись. Понятно, что дама ужинала без них. То ли ее супруг успел сходить в комнату и принести жене рукоделие, то ли это сделал кто из слуг — было не понятно. Однако Железманов не мог не заметить, что на ткани довольно сложный узор. Женщина погрузилась в работу, а Петр уделил внимание пушистому члену этого собрания — Мичо любил не только приемы пищи, но и вечерние посиделки: всегда найдется двуногий, который возьмет кота на ручки и будет гладить без устали. Вот сейчас человек и зверь получали взаимное удовольствие. Катя и Варя пили кофе и наслаждались отдыхом, необычной обстановкой, с интересом посматривая в окно. Они опять обсуждали теплую погоду и бесполезность большей части своего багажа.

В гостиной появился владелец дома Николай Николаевич Своровский:

— Добрый вечер, господа! Как у вас дела? Все ли устраивает?

Было видно, что такие вопросы хозяин задает постояльцам регулярно. Новые гости удостоились у него особой заботы:

— Добрый вечер! Как вам у нас? Как вам Неаполь? Может нужно что-нибудь подсказать? Что вас интересует? Театр, магазины? Дамы, вы не желаете приобрести обновки? Я вам подскажу. Показать вам, где продают последние новинки моды?

Однако Варя и Катя проявили равнодушие к возможному круизу по магазинам:

— Нас не интересуют магазины.

— Как не интересуют? — удивился Своровский. Остальные тоже посмотрели на барышень с удивлением: дамы не интересуются обновками?

— Нас интересует древнеримское искусство, — пояснила Катя.

— А точнее мозаики древних Помпей, — добавила Варя

                                   * * *

79 год н.э.

Рынок гудел и шумел. А разве может быть иначе? Одни покупают. Другие продают. Продавцы и покупатели имеют схожие цели: выиграть по качеству и кошельку. Поэтому между двумя сторонами шла острая и непримиримая война — одни расхваливали свой товар, чтобы иметь возможность поднимать цену, другие старательно выискивали недостатки с целью получить основание для скидки и снижения цены.

— А что страшная такая? — неслось со стороны покупателей.

— А она не для танцев воспитана, она готовит божественно. Что мурену, что старого козла приготовит так, что пальчики оближешь, — отвечал продавец.

— Что-то он худой очень! — выставлял очередную претензию уже другой покупатель еще одному продавцу.

— Это не худоба! Он жилистый, сильный как вол!

— Пусть покажет зубы!

— А ну открой рот! — поворачивался продавец к своему товару, и тот послушно открывал рот.

Для современного человека такие сцены покажутся дикими, но в Древнем Риме это никого не смущало: это не просто рынок, это рынок рабов. Человек тут выступал таким же товаром, как вол, корзина фруктов или отрез ткани. Поэтому учитывали все: внешний вид, состояние зубов, умение красиво говорить или, наоборот, молчать, готовить или танцевать, владение ремеслом, а то и иноземными языками. Все, кроме одного — мнения самого раба. Он — живая вещь! Его участь — покорность и безмолвное подчинение господину.

Поэтому он молча стоял и ждал своей участи, он не хотел, чтобы хозяин его продавал. Тот неплохо кормил своих слуг и хоть часто хватался за свою палку, но удары наносил вполсилы, демонстрируя не столько физическую слабость, а лень и общее пренебрежение к рабам, которые не достойны его благородного напряжения. Поэтому раб попытался сделать шаг назад, чтобы быть менее заметным господам, которые ходили и выбирали товар. Но палка дала о себе знать, и даже более сильно, чем обычно. Хозяйский дом получил все, что мог ему дать этот раб, он стал ему не нужным ртом, который требует хлеба, сыра, оливок и вина. Лишнюю вещь всегда продают. Поэтому они стоят под солнцем на ярмарке живого товара.

— Вам не нужен мастер? Хороший мастер, — с ласковой улыбкой произнес управляющий хозяина, которого отправили на рынок сбывать бесполезную вещь, двум явно состоятельным господам. Одежда на них была из дорогой ткани, а взгляд сытый и полон лени.

— Мастер? — переспросил один из них.

— Да, мастер. Может быть вы желаете украсить свой дом мозаикой? Он сделает ее в кратчайшие сроки. Что желаете? Собаку у входа? Прекрасную девушку в зале?

— Зачем мне собака у входа, да еще не настоящая? — воскликнул один из господ.

— Чтобы ваши гости восторгались, а враги вас опасались, — ответил продавец живого товара.

— Нет, мне лучше гада морского, — ответил второй господин.

— Глаций, а тебе не кажется, что осьминог лучше на тарелке, чем на полу или стене, — заметил его приятель.

— Апасид, ты так говоришь, потому что твой дом уже украшен мозаикой, — возразил Глаций.

— О, да. Я потратился знатно. Но зато мне не надо объяснять рабыням свои желания[3]. Не мешало бы и тебе сделать что-то подобное.

— Я подумываю об этом, просто сегодня уже потратил все монеты, которые взял с собой, — вздохнул Глаций.

Он оглянулся назад, где стоял его управляющий и по-хозяйски держал за руки двух женщин. Одна была уже в возрасте, вторая — юная и прекрасная.

— Зачем ты купил сразу двоих? Купил бы только молодую, от нее больше толка. Старая уже умрет скоро, — спросил Апасид.

— Н