В.В. Ильин

Теория познания. Эвристика. Креатология

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 165

ББК 87.22

И46

Изображение на обложке stoyanh/Shutterstock.com

Автор:

Ильин В. В., доктор философских наук, профессор. Известный специалист в области эпистемологии, аксиологии, политологии, макросоциологии. Автор многих работ по фундаментальным проблемам философии.

Рецензенты:

Делокаров К. Х., доктор философских наук, профессор;

Лебедев С. А., доктор философских наук, профессор.

Монография посвящена исследованию продуктивных (порождающих) процессов мыследеятельности. Работа представляет седьмую книгу издания, задуманного как систематическое положительное изложение философской доктрины познания.

Для специалистов в области философии, психологии, методологии, педагогики, культурологии.

УДК 165

ББК 87.22

© Ильин В. В., 2017

© ООО «Проспект», 2017

Светлой памяти
В. А. Матвеева

Воображение важнее знания.
Знание ограничено.
Воображение объемлет весь мир.
А. Эйнштейн

От автора

Камень преткновения классической теории познания — доктрина homo agentis, homo actionis, призванная развернуть тематизацию творческого действия, порождающего процесса, продуктивного акта, осветить сюжетику генеалогии нового. Гносеологическая теория рассудочного нормосообразования (играющего роль упорядочивающего ресурса), нацеленная на раскрытие существа когитальных перипетий носителя логической рациональности, в общем, создана. Гносеологическая теория же отклоняющегося от нормы (в аспекте не социальной, но ментальной аномии) поискового креативного усилия, долженствующая раскрыть интимность великого обновляющего порыва мысли, не создана. Не создана даже в виде более чем далеких подступов.

То немногое положительное, чем удовольствуется склонное к разыскательству гносеологическое любознание, сводится к идее приобщения к «основаниям», постижения «первоисточного» в разных вариациях. Ограничимся упоминанием платформ:

• инстинктивнообразное уразумение (непонятная способность ума «схватывать» существо дела посредством «чутья»). Адресуемся к Тютчеву:

Иным достался от природы (! — В.И.)
Инстинкт пророчески-слепой —
Они им чуют (! — В.И.), слышат воды
И в темной глубине земной...
Великой Матерью любимый (Фет. — В.И.),
Стократ завидней твой удел —
Не раз под оболочкой зримой
Ты самое ее узрел...

Выделим: уразумение, постижение через «чутье», «узренье» — «завидный удел» «под оболочкой зримой» обнаруживать, вскрывать скрытую сущность (в том числе биологизаторская модель инстинктивно-­образного знания Клагеса);

– майевтическое прозрение — поиск истины в обсуждении через вопрошание, — индуктивную критику исходных дефинициально данных пониманий. По самоотчету Сократа, речь идет об особом интеллектуальном приеме, эвристически продолжающем великое повивальное дело.

При ближайшем рассмотрении, однако, новообразовательный дефиниторно-индуктивный метод представляет плод сугубого недоразумения. Главное заключается в том, что, соответствуя платоновской линии гносеологического анамнеза, майевтика оказывается способом извлечения знания об ограниченности некогда полученного (приобретенного) знания, но не способом обретения нового знания. Кроме того, майевтика не является креативным методом в принятом общепонятном смысле этого слова: не является, поскольку не содержит никакого (тем более ясного) алгоритма (инструментальных инструкций, операциональных предписаний) формирования до того неведомого знания.

Последнее, впрочем, осознает «автор» майевтики Сократ, устами Платона удостоверяя:

• «...я не рождаю мудрости, и уже многие правильно порицали меня за то, что я спрашиваю других, а сам ничего не отвечаю ни на один вопрос, потому что ни в чем не являюсь мудрецом»1;

• «...я сам не ахти какой мудрец и не имею в своем распоряжении никакого такого изобретения, которое являлось бы порождением моей души»2;

• «...от меня они (молодые люди. — В.И.) ничему не научаются, а сами в себе находят и хранят много прекрасного»3;

• созерцание вещей в законченной ясности. Если не отождествлять «созерцание» с «пассивным наблюдением», «озиранием», то в акте «осматривания», «оглядывания внутренним взором» просматриваются редактуры:

• внечувственное познание идей (эйдосов) — Платон (мир идей освещен «солнцем умопостигаемого»);

• недискурсивное достигание пластической цельности явлений в «вѝдении» — Гете;

• противопоставленное ощущению и мышлению представление предметности, подвергающейся категориальной переработке, — Кант;

• эйдетическое освоение сущности — Гуссерль;

• умо-зрение: преодолевание «поверхности» (феноменологичности) чувственности переводом визуальности в «ненаглядную» эйдетическую образность; соотнесение компонентов природно-вещного бытия с бытием идейно-символическим (интеллигибельно-умозрительным), форму которого платоники называют «идеей и образом» и считают наисовершеннейшим, — оказываясь умопостигаемой, интеллигибельная сфера создана «непосредственно богом»4;

• веровательно-бессознательное «предчувствие» истины в «угадывании» (мистика? эзотерика?) — Лопатин;

• пылающий вдохновением взор художника — экипировка гения — улавливает «гармонию мира»: вибрации индивидуальной души художника-гения резонируют вибрациям души мира, — «правила, которые гений может отбросить, суть те, которые предписывает механический рассудок; гений автономен, он уклоняется лишь от чуждого законодательства, но не от своего собственного, ибо он есть гений лишь постольку, поскольку он — предельная закономерность (свобода — в произвольном созидании закономерного. — В.И.); но именно это обстоятельство, это абсолютное законодательство и признает в нем философия, которая не только сама автономна, но и проникает в принцип всякой автономии... Гений есть то, в чем общность идеи и своеобразие индивидуальности находятся в равновесии»5. Допущенный дуализм мира преодолевается прозрением-просветлением мысли носителя высшей творческой способности. Гений как «звучащий орган мира» отображает его согласованную стройность, переносит в собственные творения построения материи6. (Платон в данной связи апеллировал к художественной «одержимости», которая позволяет выявлять «красоту» — «гармонию», пропорциональность сущего);

– художественное обозрение — оглядывание-созерцание «идеи». Творчество суть способность «добавлять» к созерцаемому за счет согласования чувственно данного с интеллигибельным. (Ср.: Леонардо: «живописец, бессмысленно срисовывающий, руководствуясь практикой и суждением глаза, подобен зеркалу, которое подражает в себе всем противоположным ему предметам, не обладая знанием их»7.) Художник не пассивно воспринимает (чувственно данную) предметность, но просматривает через нее идейность, проводит стилизацию зримой действительности. Гете в таких случаях говорил о внутренней чувственной (мы бы сказали — чувствовательной) способности видеть «идеи глазами».

Идея в непосредственной реальности вещей есть прозреваемое художником символически «воплощенное», данное не рецептивно, но продуктивно8. Художник создает не из чувственности, а из идейности; — созерцание идейного в чувственном и есть эстезис (ср.: Баумгартен: эстетика — наука о чувственном познании; Гегель: искусство есть воплощение идеи в чувственном образе, а не в форме мышления9). Сошлемся на Рафаэля: «...чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц; при условии, что Вы будете находиться со мною, чтобы сделать выбор наилучшей. Но ввиду недостатка как в хороших судьях, так и в красивых женщинах я пользуюсь... идеей (! — В.И.)... Имеет ли она в себе какое-либо совершенство искусства, я не знаю, но очень стараюсь его достигнуть»10; и Дюрера: «Немыслимо, чтобы ты был в состоянии написать прекрасную картину с одного человека... нужно списать многих людей... заимствовав у каждого из них прекраснейшее, потом все это соединить в одной картине»11 (достигая идейно-типического, характерного);

– дискурсивно невыразимое непосредственное проникновение в сущность вещности, слитие с ней; аналитически непредставимое обозрение цельности и целостности предметной содержательности активацией исходящего из «Я» свободного жизненного порыва — Бергсон: «В центре находится “Я”, природа и общество расположены на периферии... Речь идет о центре, из которого выходят миры, как цветы огромного букета... Если мы дадим такое определение Богу, то в нем не будет ничего законченного; он представляет непрерывную жизнь, деятельность и свободу. Если мы будем в таком смысле понимать сотворение, то оно вовсе не покажется тайной, мы сами представляем пример такой тайны, когда мы действуем свободно»12. С дальнейшими уточнениями: жизненный порыв суть инстинкт, «сделавшийся бескорыстным, сознающим самого себя, способным размышлять о своем предмете и расширять его бесконечно»13; суть дар проникания внутрь вещей «путем известного рода симпатии»14. Реализация данного инстинкта-дара дает «познаваемый предмет сразу и целиком», влечет «созерцание подлинной вещи в ее подлинной сущности», имеет «абсолютный характер»15.

Не наращивая историко-философской фактуры и переходя к интенсивным концептуальным обобщениям, отметим следующее. Тематизация «эвристической проницательности», предпосылок порождающих процессов мыследеятельности, самой возможности развертывания созидаемо-сотворяемого (не перенимаемого) с наиболее далеких рубежей крепится на различении рассудка («способности сохранения» — Фихте) и разума («созидающего созерцания» — Шеллинг). Первое — умение воспроизводить; второе — умение производить мыслительное (культурное) богатство.

Вопрос: как доктринально выставлять, тематизировать мыслительную способность плодоносить, продуктивно наращивать идейное содержание? — получает довольно стандартный и, прямо скажем, невдохновительный ответ: превозносится вырабатывающее «непосредственное знание» (Гаман) «озарение». Даешься диву отсутствию фантазии в самозаявлении рефлективного гносеологического потенциала: кто бы ни размышлял над проблемой, — от восточного герметизма (суфистское учение об ишраке, хале, нур аль-анваре) до западного рационализма (Декарт, Спиноза) и иррационализма (Бергсон, Лосский) — все приходят к одному: пробиванию к божественной мудрости, которая, согласно Д. Ареопагиту, «ведая саму себя, знает все: вещественное — духовно, частичное — нераздельно, множественное — единообразно; в этом единстве всего все знает и производит»16.

Приобщение к всезнанию всевышнего моделируется в терминах то разума:

• Н. Кузанский: разум — «образ первообраза всех вещей»;

• Гаман, Гердер: разум — способность постижения трансцендентно-божественного;

• Фихте: разум — полагающая способность абсолютного «Я»,

то чувства:

• эстетизм — Шеллинг;

• интуитивизм — Бергсон, Франк, Лосский, Марсель.

Итак, восходящая к первоисточному человеческая способность устанавливать «основы», «предельные основания» вещей детализируется актами сущностного узрения, усмотрения, постижения, обозрения, содержательного распознавания, проникновения, умозрительного вѝдения, отслеживания, обнаружения, выяснения, раскрытия, приведения к ясному, очевидному.

Механизм гомологичных актов подобного рода не эксплицируется; утрируется эффект непосредственности, цельности. В обход кропотливой рефлективной критико-аналитической демонстративной работы из подспудья вследствие чутья, утонченного понимания, озарения, просветления декларируется появление готового продукта — субстанциально-истинного знания.

Еще раз: теории бездоказательного узрения сущностного (кардинальные профессиональные промахи и столь проницательных исследователей, как Пирс, Гуссерль, Франк, выступавших с проектами фанероскопии, феноменологических созерцаний, сверхразумных усмотрений17) в гносеологии не существует. Существует недовольство специалистов универсализацией рассудочного, которое логизирующим маневром оформляет, но не расширяет знание.

Проблема нового знания, действительно, апелляцией к рассудочному не решается. Отсюда оправданное стремление расширить изыскательский гносеологический органон допущением сверхрассудочного. Стремление и понятное, и оправданное. Непонятен и неоправдан итог — не имеющее удостоверительной мотивации постулирование сверхинтеллектуального (не только сверхрассудочного) ресурса духовности (в том числе относительно недавно творившими Шелером, Н. Гартманом, Жильсоном, Маритеном).

Борьба с шаблонным и естественным рутинным интеллектуальным оборачивается введением нешаблонного, нерутинного, но и неестественного надинтеллектуального, сближаемого с загадочным ревеляционным. Чего стоит специфическая атрибуция, предикация спонтанного «постижения существенного» из «усмотрения», спрягающая признаки: слитность, соединенность, цельность, ясность, отчетливость, неосознанность, несомненность. Даже в случае более или менее рефлективной трактовки озарение, инсайт, интуиция, схватывание толкуются как «простые» состояния внимательного ума, исполненные «естественного света разума»18, или безоговорочно ясного, как солнце, чувства19 (ср.: артикулированное ранее различение способов приобщения к мирмудрости с опорой на разум или чувство).

Либо откровенная мистика (Мен де Биран, Бергсон, Лопатин и др.), либо не менее откровенная мистификация (Декарт, Фейербах и др.). В столь концептуально важном разделе гносеологии, как «теория творчества», однако, пора, наконец, сбросить «мистическое туманное покрывало» (Маркс).

Последующее изложение совершенно сознательно, изначально противопоставляется двум идейным курсам. Во-первых, порочной мистике и мистификации. Во-вторых, порочному скептическому убеждению (в недавнем прошлом отстаиваемому неопозитивистами), будто в познании нет глубин, — всюду здесь видимость и поверхность20. То, что нам нужно, — не иллюзии, но значение истинно сущностного, получаемого не в мистических, но инновационных, доступных рациональному (дискурсивному) пониманию действиях. Используя мысль Мида, правильно высказать так: понятие прогрессирующей обновляемой истины гносеологически само есть аутентичная ценность, имеющая реальную социальную и ментальную основу, как ее имеют нетленные жизненные абсолюты21.

Глава 1.
Проблема нового и теория творчества

В познании новое и должное неравнозначны, выступают предметом особых и разных функций отбирающих мыслительных способностей. Должное — объект внимания демонстрации, расчисляющего мышления, осуществляющего прорыв от сомнения к убеждению. Новое — объект внимания инициации, импровизирующего мышления, осуществляющего прорыв от известного к неизвестному.

Смысл жизни — в наращивании самоценности жизни; смысл познания — в наращивании самоценности исканий, венчающихся приращением обоснованно-нового. Как оно получается?

Источник нового — открытие, — в качестве исследовательской магистрали тематизируемое (на что обращалось внимание ранее) под фирмой сверхъестественной (буквально «божественной») способности (удел гения, таланта) через «озарение», «откровение» пробиваться к неведомому (истинному). Теорию открытия как заявления божественного в человеческом (супранатурального в натуральном) выполнить (тем более в языке гносеологии) невозможно. В качестве исследовательской коллатерали ссылаются на «изобретение», синтагматически детализируемое фигурами «прорыв», «установление», «обнаружение», «обнажение» значимого. Теории открытия как изобретения в чистом виде также пока не создано, однако же практически все подготовлено для ее создания.

Хотя гносеология не располагает таким отработанным разделом, как креатология, основные идеи теории творчества сформулированы. Прежде всего это — идеи воображения, продуктивного синтеза, ассоциативности, имитации, визуальной схематизации, модельно-аналогового представления, фигуративности, метафоризации, тропного переноса, уподобления, морфизма, когнитивной репрезентации, интерпретации. Расцененные как эвристические источники, точки роста неведомого, они способны претендовать на решение ответственной задачи: экспозиции креативного.

§ 1. Смысл творчества

Творчество суть отвечающая замыслу продуктивная деятельность по созидательному обновлению, производству нового. Как объемный акт генерации новшеств творчество детализируется уточнением существа (а) процесса; (b) результата.

(а) «Созидание», «осуществление» — порождающее произведение, изготовление, вырабатывание через привнесение, добавление, раскрытие. Пафос созидания — наделение существованием ранее несуществующего: придание бытия, причащение к сущему протекает на неалгоритмичной основе в отсутствии фиксированной системы последовательных действий по получению конкретных продуктов выхода. Между тем вызывание знания из незнания, бытия из небытия не есть бессознательное, иррациональное, сверхъестественное, экстатическое наитие, соприкосновение с «абсолютным»; оно есть оригинальное, уникальное, инициативное создание, где просматриваются вполне рельефные фазы: озадачение (вычленение проблемности); включение синектического (нерефлективного) потенциала; эвристическая идейная генерация; инкорпорация ее (нестандартной идейной основы) в проблематизируемое; рефлективное резюмирование (обновленное понимание с вписанием в тезаурус).

На всех данных фазах непреходяща роль профессиональной логики, фронезиса, продуцирования непрограммирующих деятельность ассоциаций, образов, позволяющих непреднамеренно (в ситуациях дефицита информации) посредством преобразования представлений получать неожиданные, необычные, непривычные идейно-символические сочетания, сцепления.

Описываемая языком психологии генеративная канва подобного (ассоциативного) порождения —

• аглютинация — сочетание несочетаемого;

• гиперболизация — образное преувеличение;

• обратная гиперболизация — образное преуменьшение (семантическая литота);

• акцентуация — введение разрядов (систем признаков);

• типизация — подведение под разряды (системы признаков);

• схематизация (выхолащивание) — упрощение;

• транспозиция — перестановка, перекомпоновка признаковых элементов;

• стандартизация — подведение под образцы (эталоны). Etc.

Весь этот арсенал создает предпосылки осуществления прорыва в незнаемое, оптимизирует поиск нового взгляда (в обход единообразного решения «общего вида») на известное.

Мораль из сказанного — уяснение того, что «созидание» реализуется не как алгоритмическое, распространяемое на решение массовых (серийных) проблем преобразование; нацеленное на снятие уникальных проблем, подобное преобразование есть способ нерасчислимого получения нетривиального итога.

(b) «Новое», «впервые созданное», «вновь открытое», «незнаемое» — выступает одновременно и положительным, и отрицательным понятием. Первое передается идеей «только что возникшего»; второе — идеей «до того не бывшего», противопоставляемого «прежнему», «привычному». Суммируя два в одном, утрируем в «новом» отсутствие жестких правил получения, извлечения результатов. Новое — некий разыскательский дар, непланируемый эффект, венчающий отправление свободного поиска.

Уточнение понятийной диады (а)–(b) позволяет углубиться в предмет «творчество», которое вследствие сказанного может толковаться как достижение нового посредством «созидательного преобразования».

§ 2. Созидательное преобразование

С достаточно формального угла зрения преобразование есть разновидность отображения φ множества х в себя и разновидность отображения одного множества в другое. Минуя нюансы, утвердим: базис отображающей процедуры — перевод, исполняющий закон соответствия (соответствования), по которому всякому элементу х множества Х сопоставляется определенный элемент у множества Y, т.е. отображение х в у действует, когда X

Y.

В свою очередь связывающая Х и Y операция

может быть как вполне определенной (относительно формальной), так и вполне неопределенной (безотносительно неформальной).

Один случай пакуется в хорошо известные вариации: подобие, тождество, конгруэнция, эквивалентность, пропорциональность, равенство, — отношения, позволяющие переводить одни состояния в другие установлением взаимно-однозначного соответствия с использованием фиксированных коэффициентов. (Отношение площадей ограниченных подобных фигур выражается квадратом коэффициента подобия; отношение объемов — кубом того же отношения и т.д.). На более абстрактном уровне вводятся категории: гомотетия, движение, гомотопия, автоморфизм, эндоморфизм, изоморфизм, гомоморфизм, гомеоморфизм, морфизм, несущие идею, если можно так выразиться, признакового отождествления.

Другой случай укладывается в не менее известные вариации: уподобление, ассоциативная связь, метафоризация, тропный перенос, фигуративное выставление, — отношения, позволяющие замещать одни состояния другими идейной подменой. На более абстрактном уровне вводится категория параморфизм, аттестующая не признаковое, а смысло-образное отождествление не через явное, строгое, а скрытое, нестрогое — намекающее, аллегорическое, (формально и сущностно не равнообразное) соответствование.

Скажем: круг гомеоморфен квадрату топологически явно — введением соображения взаимооднозначного непрерывного отображения одного на другое, для которого отображательная инверсия сохраняет непрерывность. Груша гомеоморфна треугольнику — фигура «треугольная груша» — иносказательно неявно — по домысливанию, примысливанию, так как не содержит доопределенных параметров компактности, связности, позволяющих проводить фиксированные сопоставления-переводы, атрибутивные сравнения исходных образов.

Отображения-преобразования типа «гомотетия» ориентированы преимущественно на передачу экстенсиональных отношений, тогда как отображения-преобразования типа «параморфизм» — преимущественно на передачу интенсиональных отношений. Последние, — вследствие содержательных трансформаций позволяющие варьировать смысло-образные поля, — предстанут предметом нашего заинтересованного сугубого внимания.

Нерв созидательного (продуктивно-креативного) преобразования — содержательное видоизменение, понимаемое как задание идейного инообразия участием структур семантических сдвигов. Приемлемый способ их обозрения — разработка схемы наделения исходного дополнительным, посторонним содержанием. Такого рода схема вводится уточнением существа универсальных контрастирующих операций:

• «включение»: добавление, прибавление, дополнение, согласование, привлечение, совмещение, соединение, связывание, присоединение, сцепление, привнесение, объединение;

• «исключение»: вычитание, рассогласование, разъединение, разобщение, утрата, прерыв, расщепление, разрыв, изъятие, отъ-единение.

Суть данных актов — смыслообразное расширение-сужение, нацеленное на модификацию идейных тонусов-напряжений. На одной стороне — мыслительная гипертензия; на другой стороне — мыслительная гипотензия, обрамляющие интервал: семантическое преувеличение (гипербола) — семантическое преуменьшение, уничижение (обратная гипербола — литота).

Совершенно ясно: расширение-сужение ментальных полей производится присоединением-отсоединением значимых комплексов, играющих аддитивно — коммутативно — мультипликативные и альтернативные им роли. Здесь правильно указывать на такие приемы, как утрата-лишение, смещение-перемещение, обретение-приобретение, способствующие наращиванию дополнительных собственных значений, эффективизирующие культивацию смысло-образных привнесений.

Мыслительное разнообразие уничтожает признаковое разнообразие уподоблением, замещением, выявлением сходного за счет опосредствования, когнитивного репрезентирования, специфицирования (отличие от установления тождеств по «модели» — перенос свойств оригинала на аналог и обратно с позиций соответствования, — теоремы Ньютона о подобии результатов опытов по сопротивлению движущихся тел в жидкостях и иных случаях. Отличие от установления тождеств по «сходству» — перенос знаний о структуре свойств одной системы на другую — отношения гомоморфизма, изоморфизма, гомеоморфизма. Отличие от установления тождества по «элементарной эквивалентности» — описание процессов разной физической природы одинаковыми уравнениями — электрические и механические колебания). Таковы вводящие образные рамки тропообразные представления (в обиходности от градации через метафору, метонимию, синекдоху и т.д. до эпитета), варьирующие эмоциональные и смысловые значения выражений.

Модельное преобразование способно отходить от прямого уподобления в «чистом» виде — установление аффинного (искажение масштабов), интегрального (отсутствие алгоритмов связей параметров аналога и оригинала) подобия; однако же оно остается верным установке «согласованного рассмотрения», — сопоставление характеристик типа и прототипа. Вопреки модельному креативное преобразование не ориентировано на оригинал; оно поглощено внедрением в предметность образности, которая и приводит в действие выставление ее в невиданных, не вытекающих из ее природы планах. Последнее, собственно, проводит демаркацию между гомотетией — установлением подобия и параморфизмом — установлением уподобления. (Гомотетия связывает оригинал с аналогом структурным, тогда как параморфизм — имитационным путем).

Коль скоро действительность понимается и творится через образность, идейность, в гносеологическом проекте «креатология» уместно различать пункты: (а) — генерация идеи; (b) — инкорпорация ее в предметность.

§ 3. Генерация идеи

В творчестве нет правил, инструкций, что дает повод эксплуатировать эпистемологически сырое, темное понятие «озарение», которое более ставит вопросы, нежели снимает их. Отказываясь от привычки делать теорию творчества (гносеологию, философию в целом) недоступной, будем исходить из презумпции «непонятное понимается», вдохновляющей исследование. Свободный от мистификаций, заблуждений, помех взгляд состоит в убеждении: в творчестве не все ясно, но все прояснимо.

Оттолкнемся от волнующе искреннего признания всемерно причастного к творческой деятельности Гете: «Все, что мы называем изобретением, открытием в высшем смысле, есть из ряду вон выходящее (! — В.И.) проявление, осуществление оригинального чувства истины, которое давно развившись в тиши (! — В.И.), неожиданно, с быстротой молнии (! — В.И.) ведет к плодотворному познанию»22. Прерывая цитату, зафиксируем: открытие — необыкновенное, неординарное, необычайное, чудотворное умственное усилие, вызревающее скрытно, исподволь, постепенно, но стремглав влекущее ощутимый эффект — прорыв мысли.

Возобновим цитирование: «Это — на внешних вещах изнутри развивающееся «усилие» дает человеку предчувствие его богоизбранности»23. Опять же — констатация чрезвычайности, исключительности, пора-зительности первооткрывательного акта.

И завершим его: «Это — синтез мира и духа, дающий самую блаженную уверенность в вечной гармонии бытия»24.

Опускание гносеологически чужеродных эпитетов («из ряду вон», «богоизбранность») и сосредоточение на выверенном позволяет приобрести бодрый взгляд на вещи, — а именно: творческое всегда — синтетичное, оказывающееся гармоничным, в свою очередь последовательно уточняемым в терминах любви (экзистенция) и идеи25 (познание).

Удаление призрачного выводит на простор перспективной тематизации творческого под фирмой синтетического идейного связывания.

О синтетическом продуктивном связывании отчасти речь шла выше26, где утрировалось соображение самодеятельного свободного комбинирования когнитивных ресурсов на базе автоморфичных умственных преобразований, к каким относятся: версификация, диверсификация, импровизация, систематизация, виртуальная (посессивная) репрезентация, семантическая кумуляция, реализующие пластичный созидательный принцип ассоциации.

Все подчиняется законам, кроме никогда не бывающей окончательной, закононеукротимой ассоциации.

Ассоциацию как тип сочетания мыслительных элементов, по-нашему, правильно толковать широко, как минимум, — безотносительно к автоматичным, механистичным коннотациям, спрягающим ряды возникающих внутренних и воздействующих внешних факторов. Как у Спинозы: «Если... тело подверглось... воздействию... со стороны двух или нескольких тел... душа, воображая впоследствии одно из них... будет вспоминать и о других»27.

Ассоциативное связывание в полном смысле слова воображательно, т.е. неукладываемо даже в нестрогие традиционно упоминаемые психологией правила смежности (в пространстве и времени), сходства, контраста: такого рода связывание вполне «свободно», — иначе говоря, произвольно (свобода в рефлективном продумывании суть неограниченный произвол). Настаиваем: ассоциативная связь свободна; налаживается под влиянием не подпадающих под фабрикацию своевольных, самовластных, ничем не стесняемых сочетаний образных (символических) форм (ср.: психологическая обусловленность ассоциации — в том числе упомянутое правило смежности; семантическая обусловленность ассоциации — метонимия — коррелятивный перенос значения по смежности). На этом резоне один из основоположников ассоцианизма Локк квалифицировал ассоциацию «неверным», «неестественным» (т.е. природонеобусловленным) типом сочетания идей28.

В гносеологической трактовке существа ассоциации платформа объективного каузализма заменяется платформой каузализма субъективного, акцентуирующего момент тропомотивирующей установки, переносящей пьесу творчества на подобающую ей рампу.

Оказывающееся рычагом креативности эвристическое тропообразное (ассоциативное) связывание подводит к генерации идей — капитальных способов систематизации многообразий. В современном прочтении идеи — не надмирные прообразы (праформы) вещей, не умственные нелепости (трансцендентности), — выступая мощным орудием организации познавательного и преобразовательного опыта, они оказываются инструментом задания единства целого, средством внесения в него ясности и порядка.

Классифицирование — тип эмпирического связывания; синтезирование — тип теоретического (умственного) связывания. Сплачивающая роль идей — модификатов умственного связывания — в задании углов зрения на воспринимаемое, в пределе — введении позиционности в трактовку вещности. Вся релятивистская физика выстроена на одной идее — «одновременность», — операционализация которой позволила ревизовать классическую картину мира, дискредитировать эфир как абсолютную систему отсчета, среду-проводник фундаментальных взаимодействий. Аналогично буквально одна идея — «системность» — общей теории систем повлекла упрочение инновационного (системологического) мировидения.

Сказанного достаточно для резюмирующего суждения: адекватной моделью существа генеративных продуктивно-креативных актов мысли является модель аутопоэзиса, вводящая представление «само» (autos) «созидания» (poeisis). Творческая стать мышления объяснима его внутренними способностями рождать новое из себя самого. Основа подобных способностей — умственное эвристичное сочинительство, — посредством автоморфичных самореферентных отображений-преобразований (синтетических варьирований) налаживающее структурообновительное само-взаимодействие.

Взять контрастные типы сочинительства: художественную поэзию (где просодическая безупречность соседствует со смысловой глубиной) и научную теоретическую прозу (где выдержано сбалансированное синтаксически-семантическое представление истины), — гносеологически они оформляются по совершенно единообразным канонам: спряганию роя иносказательных образов.

Стихи как созвучия смыслов выстраиваются

а) звуковой организацией текста — инструментовка, виртуозность озвучивания, привносящие дополнительные связи сталкиванием «звучания» и «значения».

Цветаева: 

Бузина цельный сад залила!
Бузина зелена, зелена!
Зеленее, чем плесень на чане!
Зелена — значит, лето в начале!
Синева — до скончания дней!
Бузина моих глаз зеленей!

b) утрированием тропообразности — олицетворение, одушевление, многосмыслие, семантическая мультипликация, гипербола, субституция, гипостазирование, парабола.

Цветаева: 

Водопадами занавеса, как пеной —
Хвоей — пламенем — прошумя.
Нету тайны у занавеса — от сцены.
(Сцена — ты, занавес — я).

Теория как обобщенное учение о какой-либо сфере действительности выстраивается

а) синтаксической организацией: теория — множество предложений, замкнутое относительно выводимости (Г суть теория ~∀А (Г |– А → А ∈ Г), где операция замыкания по выводимости имеет вид Сn(Г)= Df{А/Г |– А}).

b) утрированием той же тропообразности в череде образных (ассоциативных) переносов

• теория функций комплексного переменного, находящая проекцию в гидро-, аэромеханике, теории упругости, теории элементарных частиц;

• теоремы Серра и Гротендика, связывающие алгебраические свойства групповой симметрии (один тип символизма) с дисперсионными отношениями (характеризуют удельный вес вариации, сцепленной с группировочным признаком) (другой тип символизма);

• внедрение в квантовую теорию поля (Хааг) языка локальных алгебр фон Неймана (синтез двух символизмов влечет новый символический синтез, претендующий на парадигматическую перестройку естествознания);

• когерентные логики (семантики Крипке–Жойала), адаптирующиеся к концептуализации «развития».

Ассоциация, метафора, семантизирующее иносказание — не греза, не сон языка (вызывающая сильное удивление линия Дэвидсона29), но самососредоточенное (ввиду самореферентности) орудие производить смыслы задействованием потенциала аутопоэзиса (смыслового самопорождения). Аутопоэзис — он и исключительно он — решает проблему инновационного морфогенеза, функционирующего в режиме самотечного оросительного производства по выделке полионтичной виртуальной реальности.

Адресация к понятиям виртуальность, полионтичность (расщепляемость онтологии) означает деформацию привычной трактовки онтологии в ключе субстанциализма — эссенциализма; — перед нами случай произвольно-свободного задания существования через формостроительную автономию в опоре на рычаги проективности, конструктивности, креативности, посессивности. Такой взгляд — не что иное, как потеря контакта с классическим сущим, толкуемым под эгидой фундаментализма — унитаризма; в аутопоэзисной ситуации продуктивного обретения сущности на смену идеологии актуальности (действительности) бытия приходит идеология бытийственной потенциальности (возможности). Фронтально ревизуется представление онтологической сущностной устойчивости; оно подменяется представлением онтологической сущностной неустойчивости. Доктрина бытия-трансформера в свою очередь ревизует классическую доктрину бытия с позиций деэссенциализации и деобъективизации: антропный фактор (запускающий механизм автоморфичн

...