2

Одним из недостатков зимнего Исхода являются болезни, провоцируемые холодом и усталостью, а именно, неизбежные простуды. Именно эта болезнь, что могла перейти в воспаление легких с практически стопроцентным смертельным исходом, самая опасная в таких условиях. Когда долго идущие люди начинают испытывать жажду, они или пьют холодную воду, или вовсе начинают есть снег. Дабы минимизировать потери от простуды, а ею страдают в первую очередь дети, Рус и заказал у ромеев столитровые самовары, доверив их эксплуатацию жрицам Живы.

Эти бронзовые емкости, поставленные на усиленные сани с железной печкой, в пути, прямо на ходу грели воду, в которую добавляли различные ягоды и плоды для витаминизации: малину, смородину, шиповник, боярышник, рябину и прочее, что женщины собрали и засушили за лето, пока их мужчины тусили в Крыму. Двигаясь из начала в конец колонны и обратно, жрицы поили всех желающих, строго следя за тем, чтобы путешественники не хлебали холодную воду. Ночью в самоварах варили кашу, чтобы утром люди меньше тратили времени на готовку.

Так что Рус надеялся, что хотя бы от простуды он людей убережет… по крайней мере от тяжелой ее формы со смертельным исходом, и не получится так, что чуть ли не половина детей погибнет в дороге, за что его проклянут убитые горем родители. Так-то кашляющих все равно хватало.

Главное еще, чтобы не сильно вспотели в движении. Собственно, люди все же не идиоты и должны были понимать, что вечером следует быстро обтереться полотенцем и переодеться в сухое, тем более что им это прямо было рекомендовано. Ну а кто не следует наставлениям жриц богини Живы, то кто ему доктор? Сами себе злобные буратины…

Если для сохранения здоровья Рус сделал все, что мог, то для того, чтобы предупредить гибель людей от нападения балтов, он… тоже сделал все, что было в его силах, но угроза сохранялась. Проблема даже не в том, что противник попытается пробиться к идущим, а в том, что людей могли осыпать стрелами издали.

Дабы минимизировать подобные потери, сопровождающий отряд был поделен на четыре части. Помимо хвостового и головного отрядов имелось еще два, что шли внутри колонны, разбивая ее на три части, так что среагировать на атаку они могли вполне оперативно. Главное, чтобы разведка не проспала, и воины сумели достаточно быстро выскочить навстречу врагу.

С последним могли возникнуть трудности, так как с боков двигались практически сплошным потоком стада различной живности. Но если подумать, то они тоже служили неплохой защитой от нападавших, если оные захотят побить переселенцев холодным оружием. Но чтобы до такого не дошло, активно работала разведка. Небольшие кавалерийские отряды по тридцать человек на подкованных шипастыми подковами лошадях сновали по окрестностям, выискивая малейшие следы присутствия вражеских отрядов. Но пока все было чисто. Лишь следы одиночных разведчиков, а может, обычных охотников, виднелись тут и там.

Зимний исход в этом плане, в отличие от летнего, выгодно отличался. То есть врагу при всем желании незаметно, укрывшись в «зеленке», вплотную к цели не подобраться и не устроить долговременную засаду: замерзнут напрочь. Быстро преодолеть дистанцию откуда-нибудь из глубины лесного массива тоже затруднительно: мешают сугробы, так что быстро не побегаешь, а кроме того, лес хорошо просматривается, поэтому любое движение быстро фиксируется. Единственная возможность подобраться близко появлялась ночной порой и во время густого снегопада. Вот только для потенциальных нападающих это тоже тот еще квест.

Когда приходило время вставать на ночевку, мужское население начинало активно работать пилами и топорами. Но они не столько добывали дрова, на которых женщины готовили еду, сколько создавали оборонительный периметр. Для минимизации работ выбирали участки с высоким и обрывистым берегом, разведчики помимо врагов искали еще и удобные места для ночевки.

Внутренний периметр, в котором ночевали люди, делался за счет повозок, что выстраивали кругом; в случае, если берег низкий, то и по берегу; плюс дополнительно ставили ежи из связанных между собой трех кольев, и ежи эти также связывались между собой.

Внешний периметр создавался за счет засеки. В пространстве между внешним и внутренним периметром ночевали животные. Так что если нападавшие имели целью не нападение на людей, а угон скота, то их ждал большой облом. Такое расположение скота служило людям дополнительной защитой. Во-первых, еще одно препятствие, а во-вторых, увеличивается дистанция, если враг решит тупо обстрелять лагерь из луков и забросать его дротиками. Ведь деревья внутри периметра на дрова как раз не трогали, чтобы их кроны защищали от такого дальнобойного навесного обстрела. Чтобы враг не подобрался незамеченным на дистанцию стрельбы, за кольцом засеки разводили большие костры, которые освещали окружающее пространство до самого утра.

А вот густой снегопад, точнее вьюга, представляла опасность сама по себе, особенно если застигнет в пути. Подгадав непогоду, противник мог воспользоваться ею, стремительно атаковать и если не побить людей, то угнать часть скота и при этом без особых проблем уйти, ибо преследовать в таких условиях себе дороже, а выпавший снег скроет следы.

Но и тут имелась возможность предохраниться заранее. Рус прекрасно помнил свой опыт морского путешествия на реквизированной у ромейского купца галере, а точнее, вспомнил про предсказателя погоды, старого раба Пирота, страдавшего жестокой метеочувствительностью. Рус попытался найти таких же метеозависимых людей среди славян и, конечно же, нашел. У кого голова раскалывалась, у кого суставы ломало, у кого старые раны болеть начинали, так что у него имелась своя группа погодных предсказателей. И пусть они работали не так четко и точно, не могли предсказать конкретный тип изменения погоды (сильный ветер или снег), продолжительность того или иного явления, как это делал Пирот, просто потому что до сих пор статистику зависимости своих головных болей и изменения погоды целенаправленно не вели, но тем не менее подсказать с точностью до суток, когда испортится погода, были в состоянии. Рус был уверен, что и среди врагов имеются такие же предсказатели, и преследователи, опираясь на подобные подсказки, могли спланировать вылазку.

Благодаря таким предсказаниям серьезная непогода с вьюгами и метелями переселенцев в пути практически не заставала. Рус, прислушиваясь к стенаниям «метеорологов», останавливал движение, давая лишний день на отдых. Тем более что по плану и так предстояло давать один день полноценного отдыха на каждые пять дней пути, чтобы люди могли не только физически отдохнуть, но и провести техосмотр транспортных средств и, если надо, что-то подремонтировать, починить одежду, особенно обувь. Так что в целом график движения выдерживался.

3

Спустя две недели после выхода, преодолев около ста пятидесяти километров по льду Днепра, переселенцы вышли на Припять, прошли еще пять дней и достигли места, где в нее впадала река Словечна. Отсюда началось расселение первых родов, точнее целого племени.

Селились плотно, не по двадцать-тридцать семей в одной деревушке и по пять-семь деревушек в «кусте» на удалении пяти-десяти километров друг от друга, с удалением подобных «кустов» на пятнадцать-двадцать километров между собой, как привыкли, а фактически создавали полноценное племенное городище. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Мельче просто нельзя было в целях безопасности, ибо небольшие деревушки могут стать легкой добычей для аборигенов, которые непременно захотят напасть на чужаков и поживиться их добром, плюс самих чужаков в рабы определить. На столь крупное поселение они нападать поостерегутся, по крайней мере в первое время, а потом уже поздно будет… пить боржоми.

Собственно говоря, большое городище требовалось лишь на первое время, пока переселенцы не освоятся на месте и не разберутся что к чему. Уже после, в зависимости от того, какие сложатся отношения с аборигенами, начнется расселение (мирное или не совсем). Оставалось только надеяться, что больших дураков ни среди аборигенов, ни среди переселенцев нет и больших конфликтов не возникнет.

Первое городище решили ставить на слиянии Припяти и Словечны. Поскольку на дворе стояла зима и земля мерзлая, отогревать ее и копать было слишком долго и муторно, периметр для городища закрыли не привычным частоколом, вкопанным в землю на насыпном валу со рвом вокруг (это все летом будет сделано, по крайней мере выкопан ров), а методом сруба. Рубили небольшие башенки три на три метра, между ними закладывали горизонтальные бревна десятиметровой длины. Такая стена из сырого леса, конечно, долго не простоит, но на пару-тройку лет хватит, а там заготовленный позже лес высохнет, из него и поставят нормальную стену.

Стену для городища благодаря имеющемуся в большом количестве инструменту для работы с деревом возвели всего за два дня. Поставили не только периметр, но и сколотили полноценные ворота, повесив их на настоящие железные петли, которые сковали из крымского железа еще летом. Также заготовили большое количество древесины под строительство домов, но их рубить переселенцы будут уже самостоятельно, так как Рус повел народ дальше.

Требовалось торопиться. Единственное, что он проконтролировал, так это строительство большой бани, для которой были заранее изготовлены котел для воды на десять литров и железный лист для каменки, чтобы можно было подать пару.

Прошло пять дней, достигли слияния Припяти с рекой Птичь, там поставили еще одно городище, но уже за три дня. И снова в путь. Еще пять дней хода. Там, где в Припять впадает река Случь, также поставили очередное городище. Четвертое городище поставили на реке Цна, а пятое – на слиянии с Ясельдой. На этом расселение волынского союза племен было завершено.

Местные, на удивление, проблем не доставляли, и все меры предосторожности оказались излишними (но тут, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть). Рус ожидал достаточно упорного сопротивления, вылазок, каких-то партизанских действий, но все было тихо. Припятьские балты-ятвяги сидели по своими поселениям, в самом крупном из которых насчитывалось всего пятьдесят полуземлянок, и лишь хмуро-настороженно зыркали из-за частоколов, провожая суровыми взглядами проходящих мимо славян. Видимо, ожидали в любой момент нападения на себя. Не дождались.

«А собственно, что они могли нам сделать? – задумался он над пассивным поведением балтов. – По большому счету, ничего. Свалились им как снег на голову, они и среагировать-то не могли. Чтобы собрать армию, способную нам противостоять, нужно время, и довольно много».

К тому же населения тут оказалось весьма немного, и чем дальше на запад по Припяти, тем меньше. Ну да, там тоже славяне, что время от времени совершали нападения на восточных соседей.

Вообще общая численность балтов, по оценке Руса, едва ли превышала численность славян, то есть около миллиона человек, и это на огромной территории от линии по рекам Одр – Висла – Буг на западе, до района Москвы на востоке и от Балтийского моря на севере, до истоков Днестра и Южного Буга, а также Десны на юге. Так что плотность населения, особенно здесь, на юге, где их постоянно прессовали то славяне, то оногуры, была весьма малой.

Бежать балты тоже никуда не могли, тем более что славяне никого, собственно, не гнали хотя могли разворотить все их поселения с легкостью. Ведь образ жизни балтов по факту ничем не отличался от образа жизни славян, все те же крохотные деревушки на двадцать-тридцать семей, и стоит окружить такую деревушку всего сотне закованных в черное железо воинов, как они сами сдадутся, видя бесперспективность сопротивления. Вот только никакой надобности в разорении аборигенов не имелось. Во-первых, своего продовольствия достаточно, а это, пожалуй, единственная вменяемая причина для агрессии. Во-вторых, любая заварушка – это потеря времени, на что Рус пойти не мог, он и так едва успевал.

Да и куда они побегут посреди зимы? И далеко ли убегут, прихватив лишь то, что могут унести на себе? Ведь с живностью у балтов было откровенно плохо, по факту крупного скота нет, лишь козы да овцы; жили в основном за счет охоты и рыбалки, сеяли что-то понемногу на кое-как обработанных полянках. Да и кто их, беглецов, ждет? Кому они нужны? Разве что в качестве рабов примут с радостью. Если у славян в законе было сказано, что славянин не мог держать в рабстве другого славянина, то у балтов с этим оказалось все гораздо проще. В общем, деваться аборигенам было некуда.

Хотя желающих избавиться от соседей среди переселенцев хватало. Это естественно – никто не любит, когда под боком находятся чужаки, волей-неволей начинаешь видеть в них угрозу. Но Рус настоял на мирном соседстве, оценив реальную обстановку на месте. Она, по крайней мере тут, в районе Припяти, складывалась очень благоприятной для переселенцев.

– Зачем они нам тут? – выражал недовольство один из волынских вождей. – Давайте их разорим, часть – в рабы, а остальных сгоним прочь!

– Не нужно никого никуда гнать. Вместо того чтобы на ровном месте плодить врагов, начав лить кровь без повода, лучше сделаем из них союзников.

– Как?

– Что значит как? Обычно! Породнитесь с ними! Отдайте им своих дочерей и возьмите их дев себе в жены.

– Ну да…

Волынские вожди стали что-то прикидывать в уме, оценивая перспективы. Дураками они не были и прекрасно понимали, что если породниться с этими балтами, то они станут «младшими партнерами» на фоне славян, которые имели отменное вооружение и броню, а также прекрасный и в большом количестве инструмент, в то время как балты оказались совсем нищими.

– Избавьтесь только от тех, кто воду начнет мутить да к восстанию подбивать. Такие обязательно появятся, и будут они из самых богатых и влиятельных родов. Желательно сделать это руками своих новых родичей, наверняка найдутся те, кто этих центровых ненавидит. Отдать им все трофеи в качестве награды и, может, даже что-то сверху дать из своих старых доспехов. Вообще пообещайте, что в течение нескольких лет те, кто войдет с вами в союз, получат инструмент, оружие и доспехи.

– Где же мы это возьмем?

– Я дам.

Оставшись у Ясельды ждать Славяна, который должен был вскоре привести вторую партию переселенцев для расселения их дальше на север (он должен был выйти спустя неделю после старта Руса), вождь послал отряд в сотню человек дальше на запад, к реке Буг, к Леху, чтобы узнать, как идут у него дела. Получил весточку от Чеха, что также вышел на Припять и, двигаясь навстречу Русу, тоже стал основывать городища. Первое он поставил на самой Припяти, в пяти днях от истока, второе – на Турье, третье – на Стоходе, четвертое – на Стыри, в сорока километрах от ее слияния с Припятью, а пятое городище основал на Горыни, в пятидесяти километрах от ее слияния со все той же Припятью. Возникло своеобразное южное порубежье.

Впрочем, Лех тоже выслал свой отряд проверить, как обстоят дела у Чеха с Русом, и посланцы поведали, что пан Лех, поднявшись по Днестру, дошел до слияния Буга с Вислой, где и решил основать свою столицу с явным прицелом на то, что в будущем она окажется в самом центре его земель, после того как наладится сотрудничество с местными славянскими племенами. Посланники также поведали, что Лех уже в пути начал вести активные переговоры с некоторыми вождями, которые находились в споре с соседями, обещал защиту от балтов в обмен на признание своего главенства.

«Ну что же, именно так англичане покорили такую огромную страну, как Индия, поддерживая одних раджей против других, что жестоко враждовали между собой и готовы были принять чью угодно помощь, только бы сокрушить своего старого врага, – подумал Рус. – Здесь ситуация ничем не лучше. Славянские племена разобщены и тоже режутся между собой почем зря. Не было у местных славян своего Пана, который смог бы объединить их в единую общность, ибо, по большому счету, в этом у них не имелось необходимости, в отличие от причерноморских славян, подвергавшихся постоянному давлению со стороны кочевников. Аналог его, Само, что, по преданиям, создал бы здесь, на севере, спустя почти сто лет первое славянское королевство, теперь не факт, что вообще родится. Впрочем, это уже неважно, этим делом займется Лех. Собственно, балты в плане разобщенности ничем не отличаются от славян, и если все правильно сделать, то и тут можно сыграть на противоречиях, помогая одним против других взамен на союз-протекторат, а потом, как англичане, набрать из местных своих сипаев, чтобы уже их руками воевать против своих врагов…»

Вообще, первый этап Исхода получился на изумление удачным. Рус что-то излишне накрутил себя на сопротивление местных, видимо, по аналогии того, как проходил исход тех же готов и вандалов, что постоянно резались с местными. Не учел тот факт, что готы и вандалы, когда уходили из своих мест, вторгались в более обжитые районы с развитой военной силой, а у него все наоборот, вторжение шло в слабозаселенные регионы, где с воинами дело обстояло весьма посредственно.

«Но если что-то начинается очень хорошо, то продолжается очень плохо…» – невольно подумал Рус и сплюнул.

А беспокоиться было о чем: Славян уже два дня как, согласно плану, должен находиться здесь, но от него до сих пор ни слуху ни духу… Оставалось надеяться, что всему виной плохая погода.

4

Рус, изрядно обеспокоившись задержкой брата, утром третьего дня послал гонцов к Славяну, чтобы выяснить причину его отставания от графика. Ведь уже Чех почти на месте со своей второй партией переселенцев.

Младшие братья Леха сейчас активно ставили городища на Висле и ее восточных притоках между Бугом. Рус и Чех по плану, двинувшись по Ясельде собирались совместно колонизировать пространство между реками Неман на востоке и Бугом на западе. Благо, что между этими двумя реками имелась целая речная паутина на основе реки Нарев с десятками притоков от мелких речушек до довольно крупных рек со своими притоками.

Чтобы не мотать себе лишний раз нервы в попытке догадаться, что пошло не так у Славяна, Рус решил пообщаться с местным вождем с забавным именем Ушач, чтобы наконец получить более-менее точное представление о местной политической обстановке. Даже не столько о местной (местной обстановкой пусть теперь местные же славянские вожди занимаются и под себя ее гнут), сколько о ситуации на северных землях, куда предстояло идти.

Признаться, когда начинался процесс планирования Исхода, Рус, чтобы не кидаться наобум, конечно, попытался узнать, что тут и как, через опрос тех же рабов, захваченных в последних набегах, но вызнать в реальности мало что удалось, ведь рабы были в основном из южных балтов, и о том, что творится у тех же племен, живущих вдоль Припяти, они имели самое смутное представление. Что уж говорить об их знаниях о жизни еще более северных сородичей? Доходили только слухи, а они, как известно, имеют свойство искажаться самым причудливым образом с каждым передающим звеном, обрастая подробностями вплоть до того, что могли повернуть все с ног на голову, прямо как в известном анекдоте. Один приятель спрашивает другого: «Это правда, что вы выиграли в лотерею машину?». А тот ему отвечает: «Правда. Только не машину, а квартиру, и не в лотерею, а в покер, и не выиграл, а проиграл».

Единственное, что удалось выяснить достоверно, ятвяги делились на три обособленные группы по пятнадцать-двадцать племен: южан, срединных (тех, что на Припяти живут) и северян. Между собой они контактировали слабо, все больше во время вооруженных конфликтов.

Еще севернее, облюбовав все побережье Балтийского моря, обитала группа племен под общим названием пруссы. Но эта территория для южан и вовсе являлась Терра инкогнита. Истории о пруссах, их нравах напоминают байки о псоглавцах, что правда, а что вымысел, без пол-литра не разберешь.

Рус хотел мирно договориться с северными ятвягами, пусть через ультиматум, но и пряник какой-никакой дать, для чего требовалось отправить к их вождям своих послов и вызвать на переговоры. Но чем больше получал информации, тем отчетливее понимал, что грядут проблемы.

Для него идеальным вариантом был бы либо разговор с единым вождем, с которым можно заключить союз, в том числе через брак (того же Чеха женить), либо отсутствие объединенных племен в принципе. Но, увы, случился «закон Мерфи»: если неприятность может произойти, она случится. Вырисовывался средний вариант, как палец на кулаке.

– На западе сейчас под своей рукой держит четыре племени вождь Йен, – пояснял Ушач политику северных соседей. – Прямо на севере держит пять племен вождь Хоф, на востоке сразу семь племен держит вождь Ломж.

– И как они между собой живут?

– Когда как… – флегматично пожал плечам Ушач, сделав добрый глоток медовухи. – Когда враждуют, когда замиряются… чтобы на пруссов напасть.

– А сейчас как?

– Не знаю… Разве что прошел слух, что Ломж готовит поход… А на кого?.. – Ушач снова пожал плечами.

Ну да, его племя далеко, и его не особо волнует, что происходит где-то на северо-востоке.

– А на вас часто нападали? Тот же Йен или Хоф?

– Не… Что с нас взять?

Это да. Нищета у припятьских ятвягов поистине страшная, даже с тканями у них беда, в основном в шкурах ходили, разве что из шерсти и крапивы что-то ткали, но мало. По сравнению с ними южане выглядели богачами, ведь у них помимо тканей и некоторого количества железа водился крупный рогатый скот, кони, и, как следствие, именно южане становились жертвами нападений припятьских ятвягов. Так что не только славяне их тиранили, но и «свои».

Как следствие, у припятьских ятвягов с племенными объединениями не просто плохо, их вообще нет. То есть каждое племя жило само по себе, вступая лишь в краткосрочные военные союзы на время набега на тех же южан или славян на западе, ну или если между собой что-то не поделили, союзников искали. И это понятно. Ведь причин, по большому счету, для укрупнения у них нет, в отличие от тех же южан, у которых начался процесс объединения под влиянием двойного прессинга как с севера, так и с юга.

– И все-таки в данный момент между Йеном и Хофом какие отношения? Соседи ваши как-никак…

– Вроде как нейтральные… – снова пожал плечами Ушач.

«Значит, им ничто не помешает объединиться против общего врага, если нас таковыми посчитают, а они, конечно, именно так и посчитают, – подумал Рус. – Но все равно надо попытаться договориться… Пусть у Чеха будет две жены… для начала».

Доводить дело до драки Рус отчаянно не хотел. По крайней мере не сейчас. Ведь стычки легко могут перерасти в партизанскую войну, и если зимой это не сильно страшно, то летом в любой момент придется ждать стрелу из ближайшего куста.

«Значит, если не удастся договориться, то нужно ударить так, чтобы ни у кого даже мысли не возникло партизанить», – снова подумал он и поморщился.

На войну требовалось время, очень много времени, а надо расселять вторую волну, и на подходе идет третья. Мешал цейтнот. Все надо делать бегом-бегом, не остановиться, а как известно, поспешишь – людей насмешишь. Так-то, будь больше времени, может, и удалось бы договориться со всеми тремя вождями до того, как произойдет вторжение в их земли. А так… Ну кто потерпит ситуацию, когда тебя ставят практически перед свершившимся фактом и выдвигают ультиматум? Особенно если чувствуешь за собой силу. Кроме того, славянам практически нечего было предложить балтам взамен занимаемой земли. Разве что совместные набеги на восточных соседей… Тех же ливов, латгалов и прочих… Так себе компенсация, ибо они тоже голь перекатная.

Тем не менее послов к Йену и Хофу Рус решил послать уже на следующий день. Что же касается Ломжа, то, выслушав характеристику его характера из уст Ушача, князь понял, что с северо-восточным вождем ятвягов каши не сваришь, слишком задирист и много о себе мнит. Слова Ушача подтверждались тем, что у Ломжа под рукой уже семь племен, а он все зарится на прочих соседей. Такой видит себя только первым и ни под чью руку добровольно не пойдет.

«Этот точно в драку полезет, – вздохнул Рус. – Теперь непонятно, когда ждать его удара, ибо первым в данной ситуации бить нельзя. Одно дело, когда ты обороняешься, и совсем другое – прямой агрессор. Тогда на тебя остальные сагрятся со стопроцентной вероятностью, а так есть шанс, что останутся в стороне, при условии, конечно, что им будет предложен выгодный договор…»

Рус подумал, что местным в принципе можно предложить совместную атаку на пруссов, так сказать, вернуть им исконно-посконную землю предков, что у них отжали эти изначально готские племена (у них даже язык другой, другие боги), но главное, это, конечно же, допустить их до торговли янтарем.

В то, что удастся договориться миром с пруссами, Рус не верил от слова совсем. Так что война с ними, по его мнению, была просто неизбежна. Главное, что он получил подтверждение тем сведениям, что между ятвягами-северянами и пруссами идет необъявленная война. Кто являлся зачинщиком этой войны, уже не узнать, слишком давно она идет – несколько поколений. Может, и ятвяги. Все-таки пруссы, сидя на янтаре, что пользовался большим спросом в Ромейской империи, считались довольно богатыми (вот у них кавалерия как раз имелась), а чужое богатство всегда вызывает зависть и желание это богатство отнять.

А может, и пруссы, что, как известно, вторглись в эти края и отжали у ятвягов прибыльный бизнес по торговле янтарем. Первая волна миграции с готских земель прошла в 180–200 годах и длилась 250 лет. Вторая и гораздо более краткосрочная волна (даже, скорее, вторжение) произошла совсем недавно, сорок лет назад, в 514 году, когда в земли пруссов заявились два брата Брутен и Видевут с войском готов, что подмяли под себя все прусские племена, став их правителями. Правда, их сыновья власть удержать не смогли, передрались между собой, и все вернулось на круги своя.

Русу на причины было глубоко плевать, главное, что на этом противостоянии тоже можно сыграть. Только надо поторопиться и не допустить, чтобы ятвяги, по крайней мере Йен и Хоф, смогли объединиться против общего врага.

5

– Князь! – буквально ворвался в полуземлянку один из дружинников Руса.

– Что, Халява?

– Гонец от твоего брата Славяна!

Руса буквально вынесло из полуземлянки, и он увидел с десяток всадников, что едва не падали от изнеможения с коней, которые также едва стояли на ногах, пена стекала по их мордам. Причем половина всадников была из тех, что он сам послал к Славяну.

Рус подошел к главному, который только что жадно выпил кувшин теплой воды. Остальные тоже пили, так что аж захлебывались.

– Говори!

– Князь… атаман Славян остановил переселенцев у городища на Цне…

– Почему?

– Прискакали гонцы из городища на Случе… на него напали местные…

– Ясно…

Рус посмотрел на запад. Солнце уже практически закатывалось за горизонт, так что идти на помощь было поздно. Только если с утра.

– Оборонит он городище, – уверенно сказал ставший рядом Чех.

– В этом я не сомневаюсь. Проблема в том, чтобы понять, кто напал, Хоф или Ломж.

– Ты хочешь сказать, что если это Хоф, то…

– Именно, Чех. Если уж Хоф напал, то Ломжу это сами боги велели, посему под угрозой восточные городища на Птичье или Словечне. Так что остаешься за старшего… А то, может, еще и Йен отважится на нападение на Турью или Стоход. Хотя вряд ли, конечно, не те у него силы, но кто его знает? На простой грабительский набег с угоном скота вполне может отважиться.

Чех согласно кивнул.

В каком-то смысле Рус даже испытал облегчение. Теперь не нужно разводить лишний политес и договариваться с ятвягами, что-то им предлагая. Сами напали, причем формально атаковали чужие земли, и значит, теперь можно поставить свои самые жесткие условия. Это если, конечно, удастся хорошенько их прижать.

С отрядом в пять сотен человек Рус поутру помчался на восток. Расстояние, на преодоление которого переселенцы тратили пять дней, он проскакал за один, пусть и одвуконь. Еще один скоростной дневной переход, и Рус добрался до слияния Припяти со Случью, где стояло городище, на которое напали местные.

Славян встретил его, радостно улыбаясь.

– Как все прошло? – спросил Рус брата после крепких объятий.

– Хорошо! Мы подоспели вовремя и разогнали нападавших, крепко их побив! Шесть сотен покрошили! Как влетели в них, так и начали топтать да сечь! Хотя они и сами могли бы отбиться… Разве что местные присоединились бы, тогда да, могло бы получиться. Но они не успели выступить… К своему счастью.

– Сколько их было?

– Около трех тысяч. Сотни четыре под стенами потеряли, потом, как я уже сказал, мы где-то около шести сотен положили, итого около тысячи их слегло, а остальные разбежались, по лесам сныкались.

Рус понятливо кивнул. Мужского населения в городище на Случье насчитывалось около пяти тысяч, то есть минимум тысяча боеспособных мужиков, причем в нормальных доспехах, плюс еще пара тысяч пригодных к бою. Могли победить, даже выйдя в чистое поле с махачем стенка на стенку. Но поступили они все же правильно. Потери были бы чувствительные, а так подоспела кавалерия из-за холмов, и врагу не осталось ничего другого, как спешно ретироваться.

– Пленные есть?

– Конечно! Две сотни сразу наловили. Я разослал отряды по полсотни всадников, так они до сих пор отлавливают небольшие группы по пять-десять человек.

– Узнал, кто их привел?

– Естественно! – усмехнулся Славян. – Это некий вождь Хоф. Что теперь делать будем?

– По-хорошему надо теперь к нему с ответным визитом отправиться, а то как-то невежливо будет: он у нас был, а мы, выходит, побрезговали… Обидится еще.

Славян жизнерадостно заржал.

– Да и местные не поймут, решат, что боимся в дебри соваться.

– Так в чем проблема, Финист? Давай наведаемся, погостим! Тем более что защищать его городище, скорее всего, почти некому. Лишь сам вождь с малой дружиной успеет добраться до дома, ибо только они и передвигались на конях, остальные пришли пешком.

– Проблема в Ломже, это еще один вождь…

– Да, я знаю, – кивнул Славян. – Порасспрашивал о местных вождях…

– Ну, значит, уже знаешь, что он собой представляет и сколько сил может собрать.

– Опасаешься нападения с его стороны?

– Верно. Если уж Хоф напал, то Ломж и подавно. Осталось только понять, когда и где.

– Вполне возможно, что уже напал, – нахмурился Славян и невольно посмотрел на восток.

Ломж, по их оценке, мог собрать больше пяти тысяч бойцов, а это уже серьезно, городище могло и не пережить осады такими силами.

– Вот и я о том, брат. Так что надо завтра уже выдвигаться дальше на восток, проверить, как там складываются дела.

И снова изматывающая скачка от рассвета до заката. Но в городище на Птичье все было спокойно. Рус пообщался с вождем.

– Разведку окрестностей проводите?

– Только на полдня пути…

Рус понятливо кивнул. Это даже не столько разведка, сколько охотничьи партии уходили за добычей. Но хоть так.

– Местные как себя ведут?

Вождь только пожал плечами.

– Тихо, настороженно.

– Сватались уже к местным?

– Да…

– И как результат?

– Простые люди готовы, а вожди пока выжидают.

– Понятно…

Князь позадавал еще вопросы, но ничего внятного вызнать не смог. Ясно одно, что пока славяне не покажут свою силу аборигенам, продемонстрировав, что могут не только защититься, но и наказать покусившихся на них, местные балты-ятвяги будут в целом выдерживать нейтралитет.

– Славян, придется тебе остаться здесь на случай, если Ломж нападет именно сюда. Я же поскачу дальше…

Младший брат понятливо кивнул и посоветовал:

– Возьми тогда наших заводных лошадей.

– Да, спасибо, брат, это будет полезно.

Дело в том, что самое первое городище оказалось слишком далеко от второго, что на Птичь. Не сорок-пятьдесят километров, а все семьдесят. Так что одвуконь за световой день могли и не успеть добраться, а вот отриконь уже можно.

Руса же гнала тревога. Городище на Словечне являлось слишком лакомой целью для потенциального агрессора, несмотря на то что оно было самым крупным из всех прочих, что основали на Припяти. Это поселение словно само просится, чтобы его разорили, и аборигены с разбойным типом мышления не смогут избежать столь сильного искушения.

И вот новая, еще более изматывающая скачка. Ведь это был уже четвертый бросок, и усталость накапливалась. То, что Ломж не устоял перед искушением, стало ясно еще задолго до того, как Рус добрался до места. Из-за горизонта в районе городища поднимался густой черный дым, который был хорошо заметен даже в быстро опускающихся сумерках.

– Вперед!

Нахлестывая роняющих пену лошадей, пять сотен всадников пошли в последний рывок.

6

Вот уже и зарево пожара видно. Языки пламени поднимались выше деревьев. Горело в районе ворот. Что там произошло, можно было только гадать. Возможно, что противник устроил поджог специально. Зачем штурмовать и терять людей, когда все можно решить гораздо проще с помощью огня?

Последний отрезок пути воины гнали как на пожар… Собственно, так оно и было. Скакали, сменяя под собой лишь двух лошадей, эксплуатируя их буквально на износ, только бы у третьей осталось хоть сколько-нибудь сил для последнего рывка.

Рус вместе с полудюжиной дружинников самолично отправился на разведку, пока остальные воины приходили в себя после бешеной скачки и готовились к бою. Огромный пожар прекрасно освещал все вокруг, так что, несмотря на опустившуюся ночную темень, все было видно как днем.

Двигались со всеми предосторожностями, которые оказались напрасны, так как никаких секретов ятвяги не выставили. Во-первых, было не до изысков с секретами, не те сейчас времена, а во-вторых, все нападающие находились сейчас у городища в предвкушении, когда же наконец прогорит участок стены и можно будет ворваться в селение, чтобы поживиться богатыми трофеями, в том числе женщинами, предварительно порешив мужиков, а чудом выживших обратив в рабство.

Под радостный рев осаждающих в небо вдруг взметнулся здоровенный столб искр: одна из воротных башен, а их строили всерьез и надолго, прогорела и рухнула под собственным весом. Вслед за ней опала и вторая башня, также породив рой искр. Да, городище находилось на последнем издыхании, но еще держалось, однако это было лишь дело времени, пока не прогорят руины башен. Рус опасался, что уже все кончено, как говорится, финита ля комедия, но оказалось, что еще не все потеряно…

В свете огня можно было разглядеть многочисленные трупы, что валялись около одной из стен. Балты пытались взять городище классическим штурмом с использованием лестниц, но не вышло. У обороняющихся имелось множество стрел, коими они буквально осыпали штурмующих, нанеся им большие потери, и те, видимо, со злости решили спалить осажденных.

Осталось лишь выбрать момент для сокрушающего удара по ничего не подозревающим ятвягам. Пять сотен всадников – это сила, которую нельзя недооценивать в местных условиях, как, впрочем, не стоит и переоценивать.

– Сколько их? – спросил Рус у Халявы, что со своим напарником сделал небольшой крюк и заглянул на другую сторону городища.

– Около семи тысяч…

– Многовато…

Халява согласно кивнул. Если ударить сейчас, то… они, по большому счету, ничего не добьются. Ну, сомнут несколько сотен, да хоть тысячу, а остальные либо разбегутся, либо смогут создать оборонительный строй, и тогда уже им придется несладко. В любом случае противник сможет отойти в лес и раствориться в нем, после чего начнется партизанская война.

– Вот как мы поступим…

Рус обрисовал Халяве только что пришедший ему на ум план, и воин кивнул.

– Сделаю, князь.

Рус с парой сопровождающих вернулся к основному отряду. Воины уже облачились в доспехи и рвались в бой.

– Ждем сигнала от Халявы и атакуем… Но сначала надо выйти на позицию.

После того как ему помогли облачиться в доспех, Рус, оставив лишних коней под присмотром десятка пострадавших во время скачки воинов, ставших временно негодными к бою (лошади от усталости падали с ног, особенно под конец скачки, когда вымотались до предела, а вместе с ними не всегда удачно приземлялись и всадники), повел свой отряд на стартовую позицию, для чего они вошли в лес и пересекли участок суши, выйдя на Словечну где-то в километре-полутора выше по течению от ее слияния с Припятью. Теперь осталось дождаться сигнала.

Вроде и немного времени, а ждать оказалось очень психологически сложно и физически некомфортно. Разгоряченные после скачки люди остывали, причем в прямом смысле этого слова, ибо морозец прихватывал.

«Надо было нижнее белье сменить, – подумал Рус, чувствуя, как пропотевшая рубаха очень неприятно стала холодить кожу. – Так и до тяжелой простуды недалеко…»

– Ну же… Не собираются же они утра дожидаться, греясь у пепелища?

Не верил он в такую выдержку у нападавших, а значит, они должны полезть за добычей, как только это станет возможно.

Донесся торжествующий рев тысяч глоток. А значит, вот-вот начнется. И вот среди деревьев мелькнул огонек, а потом в небо взлетела ярко вспыхнувшая стрела.

– Сигнал! На конь! Вперед!

Воины, также с нетерпением ждавшие приказа, как один вскочили в седло и выхватили подготовленные к стрельбе луки.

– Н-но!

Уставшие кони, коих лишь с большой натяжкой можно было назвать свежими, начали медленно, нехотя, под жгучими ударами хлыстов и ударами в бока пятками всадников разгоняться по льду Словечны. Несколько минут скачки, и вот место слияния Словечны с Припятью, легкий правый поворот, стала видна картина штурма и отчаянной обороны из последних сил защитников продолжающего полыхать городища.

Ятвяги с диким, звериным ревом рвались в образовавшийся пролом прямо сквозь пламя, исторгаемое не до конца прогоревшими воротами и развалившимися башнями по краям, но внутри городища их ждала не менее жаркая встреча. Дружинники вождя и просто ополченцы, часть которых, пройдя через Крым, обзавелась хорошей броней, сдерживали первый яростный натиск.

Но численное преимущество и та ярость, в которую впали нападавшие, сделали свое дело: строй обороняющихся оказался прорван, и людской поток ятвягов стал, словно вода сквозь прорванную дамбу, затекать в городище, где их обстреливали со всех сторон из оконцев небольших домов-срубов. Стреляли либо женщины, либо отроки, и вломиться в такие дома с ходу не получалось, так как двери были заложены брусьями… Но долго под ударами топоров они не выстоят. Да и сами откроют, если поджечь крышу.

Именно в этот момент, когда почти треть атакующих ятвягов оказалась внутри городища, появилась кавалерия Руса, что, промчавшись по льду Словечны, выскочила на пологий берег и врезалась в хвост ничего не видящих и не слышащих от собственного торжествующего крика охочих до добычи балтов. Те, что оказались в последних рядах, что-то услышали и даже увидели, закричали, предупреждая соратников об угрозе, но было уже поздно.

– Бей!

В толпу густо полетели стрелы, и мало какая из них прошла мимо цели, ибо промахнуться по столь скученной массе народа, да еще стоящей спиной, было невозможно.

Пятьсот стрел, тысяча, полторы тысячи, две тысячи. Это минимум пять сотен убитых и около тысячи раненых. И наконечники сейчас использовались отнюдь не стеклянные, так что спасения практически не было.

Рус разделил свой отряд на две части. Две сотни атакующих, а остальные – прикрывающие. Всей массой кавалерии на пятачке перед городищем при всем желании было просто не развернуться.

– Слава! – заорал боевой клич славян Рус, рассекая мечом первого подвернувшегося ему под руку врага.

– Слава!!! – подхватили клич его дружинники, а вслед за ними и прочие воины.

Две сотни всадников, убрав луки и выхватив мечи с топорами, ударили прямо в центр прореженной четырьмя лучными залпами толпы, рассекая ее на две почти равные половины, фактически, словно пробка, запирая тех, кто успел прорваться внутрь поселения, оставляя их без подмоги.

Пока шла рубка в центре, три сотни кавалеристов, разойдясь на фланги, продолжили метать стрелы на пределе своей скорострельности, благо цели на фоне горящих стен были отлично видны и, что еще лучше, не имели никакой защиты кроме щита, вот только прикрыться им со всех сторон невозможно, и злые стрелы продолжали косить ятвягов десятками.

Неожиданный удар оказался настолько сильным, потери вышли столь большие, опять же, у страха глаза велики, и выжившим в первый момент показалось, что врагов в разы больше, чем в действительности. Тьма способствовала этому заблуждению, так что вполне естественно, что практически сразу начался процесс панического бегства. Балты с криками вроде «спасайся кто может» бросились во все стороны, желая укрыться в спасительной темноте, а главное, добраться до леса, где всадники потеряют свою мобильность, увязнув в высоком снегу, да и деревья сами по себе являются хорошей преградой из-за низких ветвей. Вот только не все сумели добежать до леса. Отступавшие понесли огромные потери от стрел и мечей, прежде чем смогли укрыться среди деревьев.

А вот тем, кто оказался на берегу Словечны или Припяти, не повезло значительно больше. Пока они бежали до реки, их клевали стрелы, потом за ними увязалась погоня, продолжавшая бить стрелами и рубить мечами. Кавалеристы на льду, на подкованных шипастыми подковами конях чувствовали себя более чем уверенно и легко настигали свои жертвы. В итоге из примерно тысячи воинов, что ломанулись через Словечну и Припять, до спасительного леса добрались считаные десятки, причем большей частью раненые.

Рус тем временем, яростно рубя врагов, прорвался в городище. Обороняющиеся, павшие было духом из-за вторжения врагов и бившиеся просто с целью продать свои жизни подороже, услышав боевой клич, увидев врывающихся сквозь пламя всадников в знакомых вороненых доспехах, почувствовали прилив сил, в то время как боевой дух у нападавших наоборот резко упал на самое дно.

Ятвяги, быстро смекнув, что дело дрянь, попытались спастись, сдавшись в плен, падая на колени и поднимая рук, бросив оружие, но рассвирепевшие от своих потерь славяне, мстя за свой страх и испытанное чувство безнадежности, порубили практически всех, кто оказался внутри.

– Слава! – вновь заорал Рус от переизбытка чувств, осознав, что он успел, что они победили.

– Слава!!! – взметнули мечи в небо все остальные, и пришедшие вместе с ним, и оборонявшиеся.

7

– Потери? – потребовал отчета Рус, как только все закончилось и повязали пленников, коих наловили за городом.

– Семеро раненых, один тяжело, но должен выжить…

Рус кивнул. Потери для такого налета несущественные. Могло быть и хуже. С другой стороны, балты практически не помышляли о сопротивлении. Лишь одна кучка отбивалась со всей возможной яростью. То оказались вожди ятвягов. Их в горячке боя да по темноте всех порубили.

Что до осажденных, то у них с потерями вышло все гораздо печальнее, но тоже не сказать, что совсем уж плохо. Не будь доспехов, счет перевалил бы за тысячу, а так всего чуть больше двух сотен убитыми. При такой осаде и прорыве это мало.

Что до потерь ятвягов, то они потеряли фактически две трети своей армии, а учитывая, что за добычей к городищу славян привели практически все самое активное и боеспособное мужское население племен, то дела у них становились не ахти. Соседи добьют.

Стали допрашивать пленных, коих удалось захватить больше шести сотен человек, правда большей частью раненых. Сначала пленных разделили по кучкам в соответствии с племенной принадлежностью. Собственно, они сами так расселись, когда их сгоняли в одно место со всей округи, после чего эти кучки рассортировали уже по принадлежности к отдельным родам.

Собственно допрос сводился к тому, чтобы выяснить взаимоотношения между племенами, а также взаимоотношения между родами в отдельных племенах. Рус пытался как минимум найти линию разлома этого племенного союза, чтобы, ударив по ней, окончательно развалить этот союз, если ему это потребуется. Как максимум он хотел найти в племенах точку опоры и найти уже союзников для славян. Вполне реально, учитывая, что как таковой национальной самоидентификации сейчас нет или она очень слабо выражена, а значит, нет той стены, в первую очередь в мозгах, что помешает объединению. Внешне того же балта не отличить от славянина, все они одного корня, так что и по расовому признаку отчуждения нет.

С линией разлома все оказалось проще простого. Четыре племени из семи были присоединены к союзу фактически насильно, что им, конечно, не сильно нравилось. Собственно, чтобы развалить союз, достаточно будет разгромить племя Ломжа, ставшее точкой кристаллизации, и хорошенько наподдать его двум добровольным союзникам, что присоединились к нему в силу разных причин, в основном для получения защиты от других соседей, то бишь пруссов.

Сам Ломж погиб, все оттого, что огрузнел за годы нахождения на вершине политической власти, подзабросил тренировки, да на вкусности разные налегал с выпивоном во время многочисленных пиров. Но у него имелся младший брат Парч, оставшийся на обороне родного поселения, он тут же подхватит знамя лидерства.

Внутри отдельных племен ситуация также складывалась далекой от пасторальной. Кто-то союзничал, другие враждовали между собой по самым разным причинам, начиная от спора за охотничьи угодья и заканчивая кровной враждой, о причине которой за давностью лет уже позабыли. Тоже отличное поле для игры на тактическом уровне, для влияния на результат уже стратегического воздействия.

Следующий день потратили на отдых, провели тризну по погибшим, а отдохнув, отправились с ответными визитами. Но прежде чем заявиться к Парчу и разбить его род и племя, Рус направился к его конкуренту.

Когда твое поселение на пять десятков полуземлянок окружает пять сотен плотно упакованных воинов, мысли о сопротивлении если и возникают, то быстро улетучиваются от осознания полной бессмысленности подобного действа. Так что стоило только Русу, дав предварительно осажденным проникнуться своим безнадежным положением, вызвать на переговоры вождя, как тот заявился с небольшой свитой из четырех человек.

– Я – князь Рус. А рядом со мной – вождь волынян Маламир.

Рус, когда общался с вождем волынян, все ожидал какой-то подлости в свою сторону за побег Комана, но потом с некоторым удивлением понял, что Маламир воспринимает всю ситуацию с внуком как внутреннее дело рода Пана. К тому же Коман жив, обретается при дворе императора (украденное им золото и наука бабки Елены помогли ему закрепиться на достаточно высоком уровне), и мстить по большому счету не за что.

– Вождь Зарас, люди твоего племени участвовали в нападении на наше городище… – начал Рус с обвинения.

– Мы были вынуждены дать вождю Ломжу своих воинов…

– Я это знаю, Зарас. Как знаю и то, что десять лет назад Ломж силой подчинил твое племя, взял твою дочь себе в жены, и с тех пор оно слабело год от года, ибо завистники делали все для этого.

– Что ты хочешь, князь? – спросил Зарас, поняв, что все это не просто так.

– Я хочу, чтобы виновные понесли наказание за это неспровоцированное нападение.

– С такой силой тебе это будет сделать легко. Зачем мы тебе?

– Это так. Я могу пройтись огнем и мечом по всей территории вашего союза, но это сделает нас непримиримыми врагами. Крови и так пролилось достаточно, и лить ее сверх необходимого у меня желания нет. Как нет желания оставлять все на самотек, чтобы через какое-то время кто-то, объединив племена, вновь напал на наше городище. Потому я предлагаю тебе союз, вождь Зарас, военный и кровный. Твой сын берет в жены дочь вождя Маламира, а его сын возьмет в жены твою дочь. Мы вместе обходим все племена и приводим их под твою руку, кроме племени Ломжа.

– А что будет с этим племенем?

– Я заберу его с собой в другие земли. Как заберу по одному роду из остальных племен в качестве виры. В том числе и из твоего племени, вождь Зарас… Думаю, в качестве виры мне подойдет род Ивье.

Несмотря на хмурые рожи балтов, на миг они дрогнули в гримасах мстительного удовлетворения. Ну да, Рус решил немного подсластить Зарасу пилюлю и изъять из его племени одного из его политических соперников. На какое-то время это сделает Зараса особенно лояльным. Потом, конечно, чувство благодарности растает, как снег по весне, но коготок увяз – всей птичке пропасть. Тут же не только коготок, а обе лапы увязли, так что деваться ему по любому просто некуда, только как идти в одном ряду со славянами, что станут его опорой.

А вообще Рус решил, что это отличный ис