Мы проходили дворы, где кошки водили безмолвные хороводы — пугающие и торжественные.
не существует непризнанных гениев. Каждый находит в жизни соразмерное ему место. Мы рождаемся с точным социальным потенциалом, который и претворяем в жизнь. Это можно проиллюстрировать на примере кораблей, где при отплытии общество словно бы образуется заново и где отдельный человек всегда стремится обрести себя, желая приноровиться к высоким требованиям и реализовать их. Таким образом, социальное пространство размежевывается заново, но уже три дня спустя опять восстанавливается старый природный порядок. Уже одним этим спектаклем окупается морское путешествие.
Эпоха Гесиода, пока боги не спрятали пищу, и является христианским раем. Первые люди жили в изобилии, в окружении стихий, и после смерти мы возвращаемся к ним. Экономика, мораль, техника, индустрия меж тем отдалились от стихий и теперь лежат на них более или менее изнурительным бременем. То, что солнце посреди холода Вселенной веками расточает свой жар, объясняется тем, что оно живет в стихиях. В каждом чуде, впрочем, имеет место обращение к стихиям. В каждом исцелении тоже.
Разговор при виде мертвого голубя — о голубе, который живет во всех голубях и который никогда не будет растерзан ни одним ястребом.
Прав Гераклит: никто не войдет дважды в одну и ту же реку. Тайна такого рода чередования в том, что оно отвечает и происшедшим внутри нас переменам — мы сами образуем собой мир, и то, что мы переживаем, подчинено не случаю. Вещи притягиваются и отбираются благодаря нашему состоянию: мир таков, какими свойствами обладаем мы. Каждый из нас, следовательно, в состоянии изменить мир — в этом громадное значение, которым наделены люди.
короче говоря, обо всем том мощном арсенале уничтожения, который приобрел угрожающий размах. Все это только театр, чисто сценическое оформление, сменяющееся вместе со сменой времен и, к примеру, в эпоху правления Тита[125] игравшее не меньшую роль. Уже первобытные народы не были избавлены от такого рода забот; и сейчас можно встретить племена, подвергающие человека самым изобретательным пыткам. Ужасы уничтожения, как на старинных картинах адских мук, всегда сопровождаются тщательным изображением технических деталей.
Но дистанция, отделяющая нас от смерти, всегда остается неизменной. Одного шага достаточно, чтобы отмерить ее; и если мы будем полны решимости и осмелимся на него, тогда все остальное покажется не более чем искушением. Картины, которые встречают нас на этом пути, суть зеркальные отражения нашего бессилия — они меняются вместе со сменой эпох, которым мы принадлежим.
я постепенно теряю всякий интерес к практической деятельности, и чем дальше, тем больше. И всё же в ней тоже есть отрада для души.
Я возился в этом тихом месте, точно пчела в увядшем клевере, до тех пор, пока не сгустились сумеречные тени. Часы созерцания первостепенной важности, созерцания славы и заката — во прахе лавров.
Часы созерцания первостепенной важности, созерцания славы и заката — во прахе лавров.
отпускном настроении есть что-то от paradise lost [74], поскольку отношения, с которыми мы прежде сталкивались каждый день, сегодня представляются нам какими-то исключительными.
