Некоторые из них, как оказалось, были знакомы с кем-то из Системы (как описываемый далее Андрей Субботин), и она оказывала на них поверхностное влияние. Но большинство просто слепо перенимало тот внешний вид, который был у западных музыкантов или героев западных фильмов. Поэтому, видимо, такой внешний вид молодежи особого внимания окружающих уже не привлекал.
И позже, в середине — конце 70-х, было даже в школах полно таких хулиганистых хайратых ребят в несколько расклешенных брюках «неуставного образца», но поначалу они редко были настоящими фирменными джинсами. Часто это были штаны из какой-то полосатой, широкими разноцветными, но неяркими полосами грубой материи типа матрасной. Но именно в нашей школе один из четырех старших классов, так называемый «простой», то есть не математический, мог похвастаться левисами, райфлами и вранглерами у нескольких представителей.
И позже, в середине — конце 70-х, было даже в школах полно таких хулиганистых хайратых ребят в несколько расклешенных брюках «неуставного образца», но поначалу они редко были настоящими фирменными джинсами. Часто это были штаны из какой-то полосатой, широкими разноцветными, но неяркими полосами грубой материи типа матрасной. Но именно в нашей школе один из четырех старших классов, так называемый «простой», то есть не математический, мог похвастаться левисами, райфлами и вранглерами у нескольких представителей.
Там же появилась впервые такая оригинальная бабень, как Дебрянская. Я слышал, что с месяц назад о себе заявили на каком-то подобном сборище две отвязные тетки — Дебрянская и Новодворская.
Менявший церковную юрисдикцию с официальной Московской патриархии на катакомбную некий Никанор считал своим долгом прийти и объявить об этом тусовке.
Именно мы сами по себе и были контркультурой, антисоветской средой, в которой уживались и просто асоциальные типы, и психически больные, и оригиналы всех мастей — панки, битломаны, рокеры, гомосексуалисты (как Макс Ланцет), фашисты, которых мы тем не менее старались разговорами наставить на путь истинный, верующие, которых в Совке гнобили, и т. п.
Моя задумка была по такому обновленческому прототипу, где священником можно было бы попросить стать известного нам сына Дмитрия Дудко, но с условием, чтобы служба велась в упрощенной форме и желательно большей частью на современном русском языке, а прихожане были бы в основном из нашей хипповой тусовки.
Например, даже на политической акции (в защиту разогнанных художников на Арбате и побитых на Гоголевском бульваре наших друзей) никаких плакатов или призывов к свержению власти не было, а только увещевание: «КГБ и МВД, возлюбите ближнего своего!» Над этим красовался православный крест, еще не модный, как в последующие годы.
Только в 70‐х выступления групп не как копирок популярных западных групп на танцульках-дискотеках, а самостоятельного творчества для слушания были реже, поэтому и народ собирался весь, ехали черт-те куда в глухое Подмосковье, где зачастую выдерживали сражения с местными. Народ со Стрита тогда был побойчее, и помахаться было делом привычным и с урлой, и иногда с ментами, которые ни дубинок, ни перцового газа, ни наручников еще не носили.
Кстати, о моде тогда на такие вещи, которые предшествовали Джуне, Кашпировскому и прочим прорицателям и лекарям. Все это было подпольно в буквальном смысле. Все эти любители йоги, карате, культуризма, иглоукалывания и только входившего в силу джиу-джитсу проводили свои занятия в буквальном смысле под полом, в таких же подвалах, под вывесками кружков гимнастики и дыхательных упражнений или без них. КГБ одно время их гонял, а потом, видимо, и сам увлекся. Вся литература по этим направлениям магии, позам лотоса с придыханием и силовым единоборствам была в виде ксероксов, продавалась маленькими книжечками рублей по пять и со страшными предосторожностями. При этом, естественно, все ксероксы были на строгом учете в КГБ, поэтому многие подозревали, что печатают и распространяют их сами гэбэшники, прибавляя себе к зарплате больше, чем некоторые цеховики6…
