Я избавился от устаревших и неудобных Vickers-K, заменив их ленточными «Браунингами», отличным оружием, которое редко клинило, легко обслуживалось и почти не боялось песка и грязи. На джипах я установил пулеметы 30-го и 50-го калибра. Более тяжелые из них вполне могли справиться с бронемашинами — совершенно необходимое качество, как подсказывал горький опыт, полученный в вади Земзем. В дальнейшем я убедился, что низкий и проворный джип, вооруженный пулеметами 50-го калибра, — крайне достойный противник для медлительной и полуслепой бронемашины или даже легкого танка.
Попрощавшись с ними, я завел мотор и уехал, но за первым же поворотом пришлось срочно остановиться, потому что из-под колес повалил дым: я забыл отпустить ручной тормоз.
В этом не было ни злобы, ни страха. Нормальные боевые условия: одни усердно атакуют, другие тщательно обороняются. Ежедневная рутина войны, ничего необычного.
Бедные твари, для которых страх смерти — единственная причина жить
В любом случае ненависть — не повод для войны, это мелкое и примитивное чувство, дитя слабости и страха, место которому — в детском саду.
Всю работу в их рядах делали немногочисленные югославы, пока остальные тратили время на грызню.
— Я давно хочу умереть. Как вы знаете, я записался в SAS в Северной Африке и надеялся, что меня убьют, но они даже не участвовали в боях. Тогда я хотел выпрыгнуть из самолета без парашюта, но дверь заклинило и ничего не вышло. Из SAS меня выгнали, но я услышал о вашем подразделении, сэр, и подумал, что в PPA меня точно убьют. Я подал заявление, и вы, сэр, меня весьма любезно приняли, но, прибыв сюда, я увидел, что подразделение не сражается, и мой шанс опять упущен. Вечно так продолжаться не может, поэтому теперь я решил взорвать себя ручной гранатой. Вот она, сэр.
Он вынул из кармана гранату и, слегка покачиваясь, принялся теребить кольцо.
дюны состояли из мелкого, как пыль, серо-бурого песка, и наши стальные мостки в нем тонули, словно в воде.
У нас действовало правило на случай, если отряд рассеивается: в течение двадцати четырех часов встречаемся в точке, расположенной в двадцати пяти километрах назад по ходу движения.
Пока Хаф неторопливо вез меня в лагерь, я принял два решения, которых, кажется, придерживаюсь и поныне: первое — больше не читать людям наставлений, второе — всегда рассказывать о своих ошибках, демонстрируя подчиненным, как поступать не надо.
