Пролог

Воскликнем же все вместе неизменные слова, которые произносились ещё многие века назад и которые переживут всех нас:

– Érmo, olóin! –

потому что никто – от Столицы и до самой захудалой деревушки – не начинает чтение книги, не произнеся про себя или вслух эти слова…

Теперь мы можем с чистой совестью начать чтение.

Согласие нерушимо. Время над ним не властно. Пусть пройдёт год, или век, или даже миллион лет – согласие не нарушится никогда. Оно и было заключено с тем умыслом, чтобы никогда не рушиться: даже если обе стороны захотят его расторгнуть – что ж, пусть помучаются. У них ничего не выйдет, потому что хрупко только то согласие, которое создаётся на бумаге или на словах.

А это – договор совсем иного рода. Он уже нигде не записан: все рукописи с ним рассыпались в прах от времени. О нём никто не помнит, по крайней мере из людей. О нём не говорят, его не проходят ни в одном учебном заведении. Память о нём стёрта. Возможно, навсегда.

Но от этого согласие не устраняется. Место, где оно зафиксировано, невозможно уничтожить: оно записано всюду. Каждая частичка воздуха, каждая капля воды, каждая песчинка, каждый луч света хранит согласие, и его невозможно разорвать никому и никогда. Со временем согласие может меняться внешне, но в глубинном своём смысле оно нерушимо: изменяясь в каких-то мелочах, формальностях и внешнем антураже, суть остаётся такой, какой была вначале. Любое существенное изменение исключено самими правилами, теперь давно забытыми, но от этого не перестающими действовать.

Часть первая
Наблюдатель

Глава 1. Медный стражник

Медный рог огромных размеров давно не издавал звуков. Его отполированная поверхность словно просила, чтобы рогом воспользовались по назначению. Если бы кто-то осмелился выдавить из могучего инструмента звук, то гул огласил бы всё селение. Рог специально предназначался, чтобы предупреждать об опасности, потому и стоял на главной площади – в самом центре, чтобы слышно было всем вокруг.

Разумеется, лёгкие человека не могли бы выудить из величественного инструмента ни звука, но многочисленные усилители, надёжно спрятанные старинным мастером внутри рога, могли помочь в этом деле. Сейчас, конечно, усилителями звука никого не удивишь, но рог был сделан по меньшей мере лет четыреста назад. Бумаг об этом из-за пожара не сохранилось, поэтому только легенды и предания местных немногочисленных жителей могли поведать о талантливом мастере и его гениальном изобретении.

Самый волнующий вопрос был такой: зачем подобному захудалому селу понадобилось такое недешёвое украшение? Кто его заказал – и у кого? Ходили слухи, что раньше, несколько веков назад, селение было в десятки раз больше, но потом произошла некая катастрофа, превратившая величественный город в маленькое село. Народ не сильно интересовался этими слухами, поэтому скоро все легенды переросли в примитивные сказки для младенцев из серии: «Будешь себя плохо вести, за тобой придёт…» – и дальше шли самые разные вариации, но все они сводились к одному – этот кто-то и истребил древний город, оставив от него лишь маленькое село. Впрочем, этим сказкам верили лишь малыши, а подростки успели насочинять на эту тему сотни анекдотов, которые блистали остроумием, но не отличались культурой.

Легенды легендами, а факт оставался фактом: медный рог невозмутимо стоял на главной – и единственной – площади селения. Дуть в рог было строжайше запрещено, если на то не имелось повода. А повода не имелось никогда. Хулиганы тоже не трогали рог, так как опасались наказания. К тому же все уважали как сам рог, так и неизвестного мастера.

Боялись, что от времени рог может испортиться. Насколько всё плохо с усилителями – никто не знал. Этим обеспокоились ещё за сто лет до начала описываемых событий, когда рогу минуло уже три века. Пригласили механика из города, тот заинтересовался устройством, но только с технической точки зрения. В итоге некоторые части были заменены, а усилители почищены, как и сам рог. С тех пор его чистили регулярно, так как жителям было очень неприятно видеть, как из рога во время первой его прочистки выползли сотни насекомых и пауков. Копошащаяся масса произвела отвратительное впечатление.

К сожалению, рог оказался не совсем из меди: большей частью он был из каких-то дешёвых металлов, что весьма расстроило жителей. Зато предметом их гордости стало то, что практически все усилители были в исправном состоянии, хотя и забились грязью и мелкими обитателями. Рог продолжал хранить свою тайну. Никто в рог не дул, но на него по-прежнему смотрели как на предмет упоения.

Никто тогда ещё не знал и не мог знать, что рог прозвучит всего один раз – и ознаменует наступление ужасных времён. Лучше бы он молчал вечно, хотя это весьма спорное мнение. Неужели неизвестный мастер так старался, только чтобы рог молчал много столетий, а потом один раз загрохотал – в конце истории селения? Нет, мастер осознавал, что такими вещами редко пользуются на практике. Реже, чем огнетушителями. Но он прекрасно понимал, что создаёт не только средство оповещения, но и произведение искусства, которое заставит многих если не восхититься им, то хотя бы испытать гордость за прежние времена.

Глава 2. Селение

Ахель почувствовал запах хлора. К нему примешивалось что-то ещё, что Ахель не мог распознать. Едкая смесь сразу защекотала в носу. Чихнув, он ускорил шаг, чтобы миновать неприятное место. Периодически везде можно было почувствовать этот аромат, который трудно спутать с чем-то другим. Ветер, словно в насмешку над людскими ограждениями, подхватывает клубы чуть зеленоватого тумана и легко переносит их через заборы. По ту сторону туман чувствует себя главным: он простирается на десятки, а может, и на сотни километров. Города защищены от него высокими добротными стенами, а вот сёла не имеют такой серьёзной защиты, довольствуясь обычными заборами.

Ахель пару раз выходил за ограду, причём из чистого интереса. Это произвело на него сильное впечатление, хотя большинство людей просто пожали бы плечами, зажали нос и ушли обратно.

Зеленоватый туман простирался над бескрайними полями. Сквозь дымку можно было различить бесформенные кучи, непонятно из чего состоящие. Если ходить там нечасто, то вреда не будет, а вот посещать туманные места регулярно или подолгу ни один разумный человек бы не посоветовал. Собственно, никто их и не посещает. За оградой банально скучно и нечем заняться. Находятся некоторые отважные люди, думающие, что там есть что-то важное; что нечто величественное скрыто в бесконечных клубах тумана, но никто пока ничего не находил. Верх удачи – найти заброшенную шахту, в которой в давние времена добывали различные ценные металлы, и соскоблить кусочек себе.

Ахель не интересовался туманом. Он хотя и был мечтателем, но в теории заговора не верил. Все знали, что туман – это антисептик, который распыляют над мусором. Мусора очень много, а утилизировать его почти невозможно. Вот и придумали складировать его на огромных территориях и распылять над ним туман, чтобы в мусоре не разводились микробы и чтобы он не портился, а лишь консервировался.

Вот и всё. Смысла искать сокровища там, где их нет, Ахель не видел. Напротив, он искал разные интересные вещи там, где они могли бы находиться. Именно мечтательность загнала его в это селение.

– Подождите меня! – крикнул он, увидев платформу. – Мне по пути с вами!

Платформа представляла собой металлический прямоугольник, передвигающийся по рельсам вдоль всего селения. В движение её приводил Т-образный рычаг с ручным управлением.

Мужчина остановил платформу и вытер пот со лба. Видимо, он уже долго ехал. Ахель взобрался на неё и поставил на металлическое основание свою набитую сумку.

– Поведёшь ты, – коротко сказал мужчина. – Я устал. Пусть от тебя хоть какая-то польза будет. – С этими словами он уселся прямо на платформу, скрестив для удобства ноги.

Ахель сразу понял, что сидеть без дела не получится, и начал вдавливать и поднимать колено рычага, ощущая, что его давно никто не смазывал. Слова попутчика были очень обидны. Ахель не считал себя лентяем. Он работал столько, сколько мог, и даже больше. Только всем было на это плевать.

– Почему же это от меня нет никакой пользы? – как можно спокойнее спросил он, хотя в душе почти кричал: «Извинись передо мной, быстро! Ты понятия не имеешь, КТО я!» Только вот произносить вслух такие слова было верхом глупости. За них сразу можно получить в лоб. В лучшем случае мужчина бы спросил, кто же он. Ахель ни за что не признался бы: иначе его бы побили. Но и промолчи он – его бы тоже побили. Поэтому культура и этикет, рассудил он, – лучшее, что можно взять с собой для решения споров. Только пользы от них не всегда хватает.

Попутчик не отвечал, а только с укором смотрел на пыхтящего у рычага Ахеля. Тот подождал несколько секунд. Попутчик же перестал смотреть на него и уставился в пол, явно думая уже о чём-то своём и не обращая внимания на всяких там «бездельников».

– Почему ты молчишь? – прервал тишину Ахель, в котором злость так и кипела.

Здесь не принято было обращаться на «вы», что бесило его, но сейчас он вложил в слово «ты» максимум издёвки и столько возмущения, сколько мог. Ведь интонацию тут всё равно никто не считает: слишком уж прямолинейны местные люди.

– Чувствуешь? – зевнул попутчик.

Ахель начал внимательно его разглядывать, оторвавшись от рычага. Мужчина был упитанным и перешагнувшим тридцатилетний рубеж. Впрочем, скоро он покорит и новые рубежи. Волосы были примяты недавно снятой шапкой и блестели от капелек пота.

– Смотря что я должен чувствовать, – ответил Ахель. – Я, кажется, задал вопрос.

– Мне, увы, тоже так кажется, – спаясничал собеседник. – Но сперва ты сам мне скажи: чувствуешь этот едкий запах хлорки? – Он облизнулся. Видимо, частички тумана обволокли ему губы. Только вот это совсем не повод их облизывать.

Ахелю стало неприятно смотреть на это. Кроме того, его раздражал вид капельки пота, висящей у самого глаза собеседника. «Вытри ты её уже!» – просил он про себя.

– Да, я чувствую.

– А я его даже языком ощущаю. Этот туман из-за ограды. Его там полно.

– Я знаю, там мусорные кучи, – ответил Ахель, гадая, к чему бы этот разговор.

Солнце начинало его донимать. Был уже час дня. Ахель сегодня опять закопался, занимаясь своими делами, и явно опаздывал к озёрам.

– Кучи мусора, – брякнул попутчик. – Вот то-то и оно: они за забором. А ты тогда что по нашу сторону ограды делаешь, а?

– Иди ты! – огрызнулся Ахель.

Ему надоел этот разговор, хоть он и сам его начал. Почему для сельчан лучший способ спорить – это оскорблять? Мужчина был явно доволен собой.

– Ты сам сюда приехал, – пожал плечами грубиян и поморщился, отчего капелька пота приблизилась совсем вплотную к глазу. Но он её не вытер.

– Я хочу уехать, – признался Ахель. – А то тут одни издёвки. Не знаю, чего вы все этим добиваетесь. Хотите, чтобы я уехал, – я уеду, не сомневайтесь! Пользы я тут всё равно не получаю ни малейшей.

– Врёшь, – прищурился собеседник, – ой врёшь! Отсюда так просто не уезжают.

– А я уеду, – настаивал Ахель.

– Да катись. Что мне, жалко, что ли! Просто фишка-то вот в чём: люди сюда не от избытка счастья приезжают. Они приезжают денег заработать. А дальше у всех по-разному: кто-то за год своё положение выправляет, кто-то за несколько лет. Другие всё откладывают отъезд, да так и умирают здесь. Мы их в туман относим. Знаешь, почему я тебе всё это рассказываю, хотя ты и сам всё это знаешь?

– Наверно, потому что за ход платформы отвечаю я, – ответил Ахель, – а ты сидишь. Вот дыхание и не расходуется. Это я уже задыхаюсь. А ты отдыхаешь, вот и не молчится тебе никак.

– Нет. – Грубиян улыбнулся и протёр лоб. Капелька пота при этом никуда не делась, так как он чудом не провёл по ней рукой. – Я говорю это к тому, что ты за три месяца пребывания здесь ничего не заработал. Значит, ехать тебе некуда. Ты на мели, дружочек! Тебе всю жизнь надо будет тут сидеть и надеяться на чудо. Или научиться работать нормально. А уехать ты не сможешь.

– Решено! – вскричал Ахель. – Через неделю уезжаю. Хватит с меня!

– Это всё пустые слова. Ты тут навсегда.

Ахель знал, что собеседник заблуждается. Уехать было окончательным решением. Обидно, конечно: три месяца жизни впустую, но это лучше, чем потратить даром ещё столько же. Видимо, он искал то, чего нет. А жаль! Иногда – очень редко – люди находят загадочных существ, неизвестных науке. Им приписывают невероятные свойства. Они загадочны, волшебны, живут только в глухих местах, да и то появляются крайне редко. Людей они обходят стороной за километры. Увидеть их даже мельком – большая удача. Иногда их ловят и продают за целое состояние. Но деньги Ахеля не интересовали. Им руководил мечтательный азарт: увидеть, потрогать, понять… Полный мечтаний, он отправился в это селение, рядом с которым был огромный лес и целая сеть озёр. Природа… Хлорный туман почти не проникал к ним. Он долетал только до края села, где и жили люди, ведь земля у леса и озера была слишком болотистая. Тут жили только охотой и рыболовством. Где, как не здесь, искать этих существ?!

Но Ахель не нашёл.

Значит, решено – надо ехать, ехать в город.

Там нет животных, нет лесов, нет озёр, мало зелени; по периметру его окружает стена, а за ней – бескрайние туманные поля!.. И всё-таки там живут воспитанные люди, а не эти полудикари. Там можно работать головой, а не только руками. Там в баре необязательно литрами пить пиво: можно заказать маленькую чашечку кофе из свежемолотых зёрен. Ахелю очень захотелось кофе, когда он подумал об этом. «Терпи пока, терпи!» – сказал он себе. А разговор продолжался.

Глава 3. «Маска»

– С чего ты решил, что я бездельник? – Ахель буравил наглеца глазами. – Я вот платформу в движение привожу. Уже устаю. А ты ничего не делаешь.

– Есть такое понятие, – важно насупился сельчанин, – такое понятие, как норма. Сказано чётко. Нужно сдавать по десять килограммов рыбы за день в общий рыбный фонд. Наш староста…

– Я знаю это всё и без тебя! – перебил его Ахель. – То, что ты повторяешь очевидное, не делает тебя умнее, а меня успешнее. – Решившись на отъезд, Ахель перестал стесняться в словах. – Или ты просто хочешь показаться умным, а повода нормального нет?

– Чего? – удивился попутчик. – Молчи и не перебивай.

– И перебью, – продолжал настаивать Ахель. – Перебью! Тот, кто сидит на троне, сидит на нём как на стуле. А тот, кто сидит как на троне, скорее всего, сидит на пучке соломы. Или на металле.

Ахель сделал акцент на слово «металл», за что и получил удар в челюсть. Челюсть слегка хрустнула, но не вывихнулась. Ахель упал на платформу и отпустил рычаг.

Проехав несколько сантиметров, платформа со скрипом остановилась. Они оказались в той части села, где лес уже начинал заявлять о себе. Тут и там росли крепкие деревья. В нескольких метрах текла река. Тут никто не мог со стороны увидеть платформу. Ахель не хотел продолжать двигать её: встать как ни в чём не бывало после тумака и начать со смиренным видом катить платформу – стыдно и недостойно. Ахель даже думать не хотел о такой участи. Но ударить в ответ он не мог – силы не равные. Всё, что он смог сделать, – это встать и небрежно отряхнуть с одежды кусочки ржавчины.

– Сядь и слушай, – процедил сельский наглец. – Быстро!

Ахель и рад был сесть – это избавило бы его от развития конфликта, но сесть означало сдаться, а сдаться Ахель просто не мог себе позволить. Такое поражение он сравнивал с поражением в спортивной игре, которое засчитывается, когда игрок не является на поле для поединка и заочно передаёт право победы сопернику.

– Мне и стоя тебя будет слышно, – как можно спокойнее проговорил Ахель.

– Сядь! – рявкнул спорщик. – Сядь, я сказал!

– Откажусь от предложения, – ответил Ахель. – Стоять полезно. Сидят только наглые самовлюблённые бездари. – Сказав это, Ахель понял, что перегнул палку.

В следующую секунду тяжёлая рука схватила его за плечо и вновь повалила на платформу.

– Слушай меня внимательно, может, и научишься чему, – яростно прошипел деревенщина, явно давно мечтавший ощутить превосходство над кем-нибудь. Рукой он прижимал Ахеля к платформе и не давал встать. – Есть понятие нормы. – Ахель молчал. – Десять килограммов за один день. Сдаёшь их в общий фонд. Их продаёт староста. Эти деньги мы распределяем почти поровну. Больше получают лучшие работники, а меньше – такие, как ты. Если поймаешь больше десяти килограммов, можешь продать их торговцам самостоятельно и не делить деньги ни с кем.

Ахелю надоело, что ему говорят очевидные вещи.

– А ты, – продолжал наглец, наседая на Ахеля, – ты не можешь поймать даже десяти килограммов, а это самый минимум. Ты – ничтожество! Поэтому тебе почти ничего не достаётся. И ты будешь жить тут всегда. И слушать ты меня будешь до тех пор, пока я, накопив денег, не уеду отсюда, из этого захолустья, где только и можно, что охотиться и ловить рыбу. А ты останешься здесь! Понял?

– Я понял, – попытался спокойно ответить Ахель. – Мне нужно идти. Уже второй час. Я должен ловить рыбу.

– Ты её должен был ловить ещё с восхода солнца! А ты только едешь.

– У меня были дела в доме, – невозмутимо ответил Ахель.

Он не любил, когда нарушали его личное пространство. Тут это делалось и физически, и на уровне расспросов. Бедняга попытался встать, но оказался только сильнее прижат к платформе.

– Тоненький канал, – сказал мучитель, – связывает нас с внешним миром: торговцы, приезжающие сюда за рыбой и мясом. И я им воспользуюсь, а ты – нет!

– Мне нет дела до того, чем ты воспользуешься, – оскалился Ахель. – Отпусти меня.

– Уже умоляешь, – последовала нагловатая улыбка.

– Люди ждут платформу.

– Мне нет дела до людей, – передразнил Ахеля сельский житель. – Меня зовут Гарп. Слышал о таком? Меня тут уважают и простят, если я задержу платформу. Это тебя не простят никогда даже за мелочь. Что скажешь, дурачок? Один ты меня не знаешь, потому что нелюдимый. Живёшь как затворник!

Говорить не хотелось. Но и бежать смысла не было. Самым разумным казалось сказать хоть что-то в свою пользу.

– Зато дом свой я достраивал сам, – сказал Ахель Гарпу.

Дело в том, что тут было принято строить дома, а точнее, избы, всем селением. Когда для приезжих не находилось свободных изб или когда приходили в негодность старые, их отстраивали все вместе – всего за сутки. Ахель отказался от помощи в отделке и, когда дом в основном был готов и оставались только сложные косметические работы, сказал, что закончит всё сам.

– Ты достраивал так много, что самому построить избу с нуля было бы не многим труднее! Ну и дурак же ты, – усмехнулся Гарп.

Капелька пота наконец попала ему в глаз. Гарп поморщился и протёр глаз одной рукой, а другая его рука продолжала держать Ахеля.

– Зато я слежу за собой, веду хозяйство, не выгляжу как неотёсанный деревенщина, и вообще – это моё право: тратить время на себя.

– Ищи права в другом месте, – сказал Гарп.

– С радостью! – выкрикнул Ахель.

– Да что с тебя возьмёшь! – отмахнулся Гарп. – Ладно, мне пора на озёра ловить свои драгоценные килограммы рыбы, чтобы ты ничего не поймал. – Едкий смешок. Гарп отпустил Ахеля, и тот смог вдохнуть полной грудью. – Давай, двигай платформу, дружок. Ничего другого ты всё равно не умеешь.

План маленькой мести созрел в голове у Ахеля и тут же был приведён в действие.

Ахель отряхнулся, взял свою сумку и сошёл с платформы.

– Я сегодня буду ловить рыбу здесь, – сказал он. – Дальше двигай платформу сам.

– Ты с ума сошёл? – скривился Гарп. – Тут ты никогда ничего не поймаешь. Разве что такая же мерзкая рыбёха, как ты, заплывёт.

– Думаю, мои проблемы я оставлю себе, – сказал Ахель. – Всего хорошего.

Он развернулся спиной к Гарпу и пошёл прямо к отвесному, но не высокому берегу реки. Гарп недовольно поёжился, но встал, вздохнул и начал работать рычагом. Платформа медленно поехала дальше и вскоре скрылась за деревьями. Ахель уже и не собирался ничего ловить. «Прощаю я тебя, – проговорил он воздуху, в котором ему представлялся Гарп. – А то ещё буду грустить из-за твоей выходки, мысли всякие в голову полезут. Нет уж! Я тебя прощаю – и иди куда подальше из моей головы!» Он усмехнулся. Тем не менее рыбачить было всё-таки надо. Поймать тут хоть что-то он даже и не надеялся. Какая разница, ведь скоро отъезд! Долгожданный отъезд! Зачем ждать неделю? Нет, завтра же надо договариваться с торговцами. Пусть везут в город. Уж кто-кто, а они с радостью довезут до города, если хорошо им заплатить.

Яркий блик воды ударил в глаза Ахелю так, что тот сильно сощурился. Проморгавшись, он вновь посмотрел на воду. Блик словно потускнел, но продолжал быть видимым. Солнце так не светит. Ахель пригляделся внимательнее. Из воды на него смотрело лицо. Ахель разразился испуганным воплем – так это лицо было сильно искажено и не похоже на человеческое, но вместе с тем в нём угадывались человеческие черты. «Иллюзия!» – в надежде подумал Ахель и проморгался. Лицо осталось, но его сносило течением. Глаза смотрели на Ахеля, но каким-то неживым и помутневшим взглядом. Страх начал стихать и сменился любопытством. Нужно было спешить: лицо уже удалилось от него на несколько метров и продолжало уплывать дальше по течению.

«Что же это? – испуганно подумал Ахель. – Надо действовать!» Первой мыслью было, что плывущее лицо – это последствие какого-то чудовищного преступления, совершённого «бесчеловечным человеком». В таком случае стоит поднять лицо, кому бы оно ни принадлежало, ведь это может помочь в разоблачении преступника. Вдруг тогда будет спасена жизнь нескольких селян, с которыми преступник не сможет расправиться?..

Конечно, к этой – героической – мысли подключилась и корыстная: появилась надежда хоть как-то себя оправдать и поднять свой авторитет. Уехать было хорошим решением, но сделать это можно по-разному: позорно либо сохранив достоинство.

Стащив с себя верхнюю одежду и бесформенным комком кинув её в высокую траву, Ахель прыгнул в прохладную воду, как можно сильнее оттолкнувшись от берега, чтобы сразу сократить расстояние до загадочного лица. Дно оказалось глубже, чем хотелось, – ноги не достали до него, и Ахель с головой скрылся под вспенившейся поверхностью. Шум в ушах на мгновения сбил неудачливого пловца с толку. В какую сторону плыть? Активно работая ногами и руками, Ахель, как большая рыба, почти по пояс вынырнул из воды. Она попала в открытые глаза и заволокла плотным туманом. Сосуды в них набухли, глаза защипало. И всё-таки сквозь водную завесу Ахель увидел плывущее по воде пятно и принял на веру, что это, вполне возможно, и есть долгожданная цель его поисков. Разводя руки в стороны и вновь смыкая их перед грудью, он начал преодолевать метр за метром. Глаза уже более-менее привыкли и начали видеть то, что происходило вокруг. Коричневатое лицо с неправильными пропорциями вновь стало отчётливо видно.

Удивляло то, что это было именно лицо, а не голова. Но это была и не кожа: предмет сохранял форму и не стелился по воде; он плыл, то погружаясь, то снова приподнимаясь. И почему оно коричневое? Причём цвет не был чистым. К цвету древесной коры примешивался зеленоватый и синий оттенки, перламутром блестящие на солнце.

Как же трудно было настичь это лицо! Течение вроде бы не было быстрым. Напротив, оно было тихим. Это обстоятельство удивило Ахеля. Только сейчас он придал ему значение: лицо плыло в разы быстрее, чем должно было бы в таких условиях. Успокаивало то, что река скоро должна была повернуть в сторону, и маска (а Ахелю стало казаться, что это именно маска) могла зацепиться на повороте за какой-нибудь корешок, торчащий из берега, и остановиться.

Так оно и случилось. Лицо застряло между двух корней, и течение не могло сдвинуть его с места. Ахель решил воспользоваться этим и перевести дыхание. Дно тут, к счастью, уже позволяло встать на ноги. Вода доходила до уровня шеи. Ахель остановился и сделал судорожный вдох. Всё-таки к скоростным заплывам он не был приучен.

Ахель кинул взгляд на странное лицо. Большой рот, каплевидные глаза и отсутствие носа явно говорили, что лицо не человечье.

– Это маска. Наверно, с какого-нибудь праздника осталась, – начал рассуждать Ахель вслух. – Делать мне, что ли, нечего, как за масками гоняться. Надо собирать вещи, а не ерундой страдать.

Ахель хотел было развернуться и поплыть вновь к тому месту, где оставил одежду. Мог ли он знать, что сейчас произойдёт событие, которое перевернёт всю его жизнь…

Глава 4. Наблюдатель

Лицу не было дела до мыслей и слов Ахеля. Оно тихо болталось между двумя корнями. Ахелю тоже не было дела до лица. Версия о том, что это всего лишь маска, вполне удовлетворяла его. Ещё бы! Нас удовлетворяет то решение, которое кажется наиболее вероятным при ряде обстоятельств. В данном случае всё действительно казалось просто: лицо имеет странный цвет, неправильное строение, твёрдую форму и держится на воде. Что это ещё, кроме как маска, которую хозяин выбросил, чтобы не позориться с такой безделицей?

Только вот у логических выводов есть существенный минус. Они основываются не на всех фактах, а только на тех, что нам известны. А вдруг мы упустили что-то самое главное и строим догадки по второстепенным вещам? Если человек застрял в лесу без связи со всем внешним миром и не может покинуть пещеру, в которую он забрался, из-за сильного ливня, затопившего вход, то что ему делать с осознанием того, что идёт дождь? Можно просто поверить, и притом поверить без доказательств, что дождь скоро кончится. Эта вера могла бы укрепить человека, успокоить его и дать организму возможность отдохнуть, тем самым сэкономив силы на путь, который предстоит после окончания дождя. Но человек не верит в спасение: он думает, что останется тут навсегда. Собственно, даже если он обречён, он мог бы погибнуть в горе или в надежде на спасение, что куда менее мучительно. Только вот люди склонны выбирать не самый правильный путь мыслей.

Так и Ахель: он сделал все выводы, даже не приближаясь к «маске», хотя сделать это сейчас было бы очень легко.

Лицо тем временем сделало то, чего ожидать было никак нельзя, особенно от обычной маски. Оно отплыло от мешавших корешков – то есть продвинулось против течения – и, огибая другие корни, хотя вода буквально заставляла прибиться к ним, благополучно завернуло за поворот.

– Что… – выдавил Ахель.

Интерес заставил его вновь пуститься вплавь. Лицо двигалось быстро, но всё же медленнее Ахеля. Только через минуту быстрого плавания Ахель достиг цели, а ведь мог просто шагнуть к ней, когда она была у корней.

Ахель вытянул руку из воды и попытался схватить лицо. Рука соскользнула с загадочного предмета. «Откуда там столько слизи», – поморщился Ахель и вытолкнул лицо на берег, ударив по нему рукой из-под воды. Со стуком приземлившись, лицо замерло. Ахель поднялся на берег и бросился к своей находке. Хорошо, что на Ахеле осталась часть одежды и он мог не бояться быть опозоренным, встретившись со случайным путником.

«Лицо» теперь воспринималось таким необычным, что Ахель ожидал чего угодно. Однако ничего удивительного в те мгновения, пока он поднимал «маску», не произошло. Ахель стал осматривать твёрдый, но покрытый слизью предмет. Что-то было не так. Такой вывод можно сделать, даже не принимая во внимание неправильные глаза и рот. Мало ли что вырезают на масках! Что-то не так было с самим корпусом этого странного предмета. Усталость и растерянность мешали Ахелю понять то очевидное, что ясно говорило: перед ним никакая не маска. Вновь и вновь изучая огромный рот без губ и каплевидные глаза, Ахель пытался понять, что же не так. Слизь? Да, это странно, но чувствовалось что-то ещё, и это что-то было в разы страннее. «Так, так, – подумал Ахель, – что же такое? Глаза раскрыты. Голубые радужки обрамляли узкие зрачки. Рот закрыт. Что же не так?!»

Ахель перевернул предмет, чтобы изучить его обратную сторону. Только теперь мысль сверкнула в его мозгу: у масок не бывает глаз. Вместо них оставляют дырки, чтобы люди, надевшие эти маски, могли видеть. А с глазами на маске они не смогли бы ориентироваться в пространстве. «Может, это маска для слепых? – предположил Ахель. – Они ведь тоже участвуют в праздниках. В принципе, это удобно. Только вот…»

Только эта маска не могла налезть ни на чью голову: с обратной стороны поверхность была совершенно плоской, хотя должна была быть вогнутой. Эту маску просто нельзя было надеть. Да и как дышать в ней, если нет дырок для носа? Внезапно Ахель почувствовал щекотку в руках и от испуга выронил предмет из рук. Он даже подумал, что слизь ядовита. Лицо стукнулось о берег и удивило Ахеля окончательно. Перевернувшись глазами вверх, оно поползло по траве вдоль берега. Ахель даже перестал дышать от волнения и страха, но пригляделся: по периметру лица помещались десятки жучьих ножек. Перебирая ими, лицо двигалось. Сами же глаза и рот были чем-то вроде панциря.

– Это что, насекомое? – встрепенулся Ахель.

Он специально приехал в селение, располагавшееся у кромки дремучего леса, чтобы увидеть и захватить какое-нибудь странное существо из тех, что порой попадались в подобных местах. Как правило, их только мельком видели, а ловили крайне редко. Никто из этих диковинных существ не выживал.

– Неужели я нашёл? – прошептал Ахель. – Не верю!

Тем временем лицо уползало. Ахель понял, что сейчас оно скроется окончательно, ведь под деревом рядом находилась чья-то нора, и как раз к норе это существо и направлялось. Вдруг там ход, и, скрывшись внутри, существо будет потеряно для него навсегда. Тогда тайна сохранится. Никто не развеет её и не положит конец загадке этих животных. Счастливчики только видели их мельком, вдалеке, да и то только раз в жизни. Ахель уподобился самым везучим из них и смог потрогать диковинное существо, но неужели оно вырвалось из его рук навсегда? Второй возможности не будет; даже первая даётся далеко не всем. А ведь Ахель не просто засёк существо и приблизился к нему. Он засёк живое существо. Он мог быть первым, кто принесёт не скелет, не тушку, а полноценный экземпляр. Это было выше всех мечтаний. Любопытство подскочило до небес, а тщеславие сверх того добавило свои пять копеек.

Первое, что хотел сделать Ахель, – это устремиться вдогонку. Но вот беда: близость норы и скорость, с которой существо перебирало своими бесчисленными лапками, не позволяли Ахелю покрыть и половины расстояния. Начать преследовать было равнозначно проигрышу.

Таких животных было мало. Вреда они никому не причиняли. Учёные раньше интересовались ими, но не сильно, так как изучать было по большому счёту нечего. Да и могла ли быть от них польза, от этих животных? Кто знает. Ахель, как бы там ни было, уже не мог отпустить это лицо восвояси. Даже если бы ему сказали, что это животное бесполезно для людей и полностью безвредно, что не надо мучиться из-за него и что его надо просто отпустить, – Ахель бы не послушался. Побег существа он мог теперь воспринимать только как личное оскорбление и как едкий плевок в самую глубинную часть души.

До норы оставалось меньше метра.

– Стой! – крикнул Ахель, спугнув птиц с ближайших деревьев.

Он бешеным взглядом посмотрел под ноги в поисках камня – и нашёл. Под ногами находился только один большой камень, а значит, имелась только одна попытка. Мигом подняв камень, Ахель размахнулся и бросил его прямо в убегающее создание. Когда до входа в нору беглецу оставалось меньше десятка сантиметров, камень с треском упал на лицо странного создания. Ахель решил, что травма несовместима с жизнью, но безумная мысль пронеслась у него в голове: «Оно ещё живое! Оно сейчас уйдёт!!!»

Бросившись к остановившемуся лицу, Ахель поднял его. Лапки были сломаны, глаза моргали, рот был искривлён от боли. Ахель потащил лицо к водоёму, чтобы утопить. Он так нервничал, что и не подумал о плавательных способностях лица. Но вот чего Ахель совсем не ожидал, так это того, что лицо заговорит с ним.

– Наблюдатели, – процедило оно полным боли голосом. Звуки издавались с треском и шипением. – Наблюдатели не умеют дышать под водой!

Ахель не стал вникать, кто такие наблюдатели. Он был слишком испуган для каких-либо разговоров. Собеседников стоит всё-таки выбирать тщательно, чтобы чувствовать себя раскованно с ними. В этой ситуации ум Ахеля помутнел. Логику он бросил куда подальше в закоулки сознания. Было не до неё. Будь он в адекватном состоянии, он прислушался бы к существу. Ещё бы, ведь в подобном разговоре можно получить важные сведения. Да и жалость, которая заставила бы его усомниться в правильности поступка, сейчас словно выключилась. Всё-таки крайне тяжело жалеть того, к кому мы испытываем дичайший страх. Жалость, как говорят, следует проявлять ко всем, но вот попробуйте перейти от слов к действию! Допустим, перед вами жуткое лицо с обвисшими жучьими ножками по периметру. Глаза моргают и смотрят прямо на вас, рот корчится в попытках крикнуть нечто страшное. И всё это не сон, а происходит на самом деле. Это существо вы держите прямо в руках, и единственное, что могло бы вас успокоить, – это надежда на то, что вы умнее его и, соответственно, можете одержать верх. Надежда слабая, ведь и змея глупее человека, но побеждает в схватке.

И вдруг это нечто произносит пугающим тоном слова. Значит, оно разумное и может сделать нечто ужасное! При этом ясно, что существо страдает: от удара у него переломаны все лапки и повреждено лицо. Оно не угрожает, а только умоляет о спасении. Казалось бы, жалость должна рваться из сердца наружу, но нет. Ей тут и не пахнет: всё заполнил страх. Вот где истинная проверка на благородство! Легко говорить, что все достойны жалости, а вот попробуй – пожалей такое создание. Сможешь – станешь великим человеком, даже если никто тебя таким не признает, а не сможешь… Что ж, будешь простым обывателем.

– Наблюдатели не дышат под водой! – умоляюще проскрипело существо, разевая рот. – Мы не можем этого делать!

Почему оно не крикнет просто «отпусти»? Видимо, у этих животных совсем иная психология. Ахель, испугавшись окончательно, погрузил существо в воду. Оно успело сказать:

– За вами придут! За Наблюдателями всегда прихо… – Вода наполнила огромный рот, и существо не могло больше ничего говорить. Оно только булькало.

«Кто за мной придёт? Такие же твари, как ты? – испуганно думал Ахель. – И кто это „мы“? Я же здесь совсем один. Что же делать?! Да и как кто-то узнает про мой поступок? Эта тварь никому ничего не скажет. Но что же делать?» Наконец одна здравая мысль продралась сквозь колючки страха и, вся исколотая, шепнула Ахелю: «Спроси у него об этом!»

Ахель вытащил лицо на сушу. Оно судорожно хватало ртом воздух.

– Кто ты? – задал вопрос Ахель. – Говори! Кто за мной придёт?! Ответь!

Лицо молчало и всеми силами пыталось дышать, но внутри у него слышалось только бульканье воды из реки. Ахель перевернул страдальца и похлопал по тому, что можно было считать затылком. Вода не выливалась. Тогда Ахель ударил сильнее, и изо рта существа выплеснулась вязкая жижа. В испуге Ахель отшатнулся, уронив лицо на землю в эту самую жижу. Любопытство и чувство неизвестности, которое давило на него и которое он мог устранить, пообщавшись с существом, заставляли его остаться на месте, несмотря на желание убежать отсюда как можно быстрее.

Поднимать лицо из жижи не хотелось, так как она могла быть ядовитой. Ахель судорожно схватил ведро для ловли рыбы, наполнил его водой из реки и выплеснул на существо, чтобы смыть слизь. Вместе со слизью под напором воды смыло и лицо. Поскольку оно лежало около реки, то свалилось прямо в воду.

– Нет, не надо! – крикнул Ахель и нырнул вслед за лицом.

Хотя несколько минут назад лицо отлично держалось на плаву, теперь оно пошло на дно. Впрочем, в воде оно пробыло считаные секунды, так как Ахель подхватил его и, положив на берег, тут же покинул реку. Боясь, что лицо опять наглоталось воды, он вновь постучал по задней его части. Изо рта полилась чистая вода, что немного обрадовало Ахеля.

– Ну вот и прекрасно, – отметил он. – Теперь поговорим. – Он перевернул лицо глазами к себе и положил его на траву, придерживая рукой, чтобы оно не вздумало убежать. – Итак, кто такие наблюдатели? Ну же, отвечай!

Лицо хранило молчание. Внезапно глаза стали затягиваться плёнкой. Рот ослаб и немного растёкся. Будь Ахель не так напуган, он посчитал бы себя жутким садистом и корил бы себя за подобное зверство. Но он только сидел и пытался понять, что же с ним сейчас произошло.

Таинственный Наблюдатель погиб.

Часть вторая
Световое облако

Глава 1. Метаморфозы

Прошло несколько дней. Гарп не придумал ничего лучше, чем начать рассказывать про Ахеля смешные истории, в которых пересказывал на разные лады свою поездку с ним на платформе. История с каждым пересказом всё больше отдалялась от истины. Теперь Ахель получался мямлей с большой буквы, а Гарп возвышался над ним суровым гигантом, который может сделать с ним всё что угодно. Тот, кто не может сделать ничего в жизни, помещает себя в различные истории, в которых и становится самым лучшим действующим лицом.

Самым обсосанным моментом рассказа, конечно же, было то место, когда Ахель чуть ли не клялся уехать из селения. Это казалось сельчанам особенно смешным, потому что Ахель так никуда и не поехал. Этот шаг с его стороны, который делал из него посмешище, был вполне обдуман. Дело в том, что Ахель просто не мог позволить себе уехать, найдя того, кого он условно стал называть Наблюдателем. Пусть существо и погибло, причём погибло в страданиях, и не могло уже поведать ничего интересного, Ахель не отчаивался. Ведь он приехал в глушь только с одной целью: найти этих существ; найти хотя бы одно существо!

Но невозможно удовлетвориться тем, что мы имеем. Это удаётся только единицам, и Ахель, при всей своей душевной возвышенности, не относился к числу таких людей. Его возвышенность, впрочем, выражалась только в высоких вкусах и системе ценностей, но всё это не выходило за пределы мыслей в область поступков. Так или иначе, он твёрдо решил поймать ещё несколько существ. Затея только казалась глупой. Ведь Наблюдатель перед смертью предостерёг (а точнее, напугал) Ахеля, сообщив, что за ним придут. За Наблюдателями всегда приходят.

Кто же придёт? Уж явно не люди! Придут такие же создания. Только вот кто кого победит? Пчелы жалят всем ульем, но скорее они все вымрут, потеряв жала, чем убьют человека. Если он не аллергик, конечно.

Ахель рассудил, что за такой крохой вряд ли явится нечто большое и сильное, а если явится, то ведь Ахель живёт не в самом крайнем доме. Сперва незваных гостей заметят соседи. Да и потом, Ахель имел при себе двуствольное ружьё и нож, а две большие пули и острое лезвие могут остановить почти любого противника. В общем, Ахель решил подождать несколько дней. Ему казалось, что вот-вот за ним явятся таинственные существа. Эта мысль и пугала, и очаровывала. Самым безопасным было уехать. Хотя кто знает, может, эти твари и в городе его настигнут? Вдруг они пророют под полями тумана подземный ход и вылезут прямо из-под асфальтовой кладки? От таких мыслей становилось совсем страшно.

Ахель совсем забросил рыболовство, потому что это ему не было нужно и потому что он хотел уехать уже на днях. Пока что он решил освежевать находку, так как возможностей законсервировать её у него не имелось. А вот кожа начинала портиться. В конце концов, скелет, а точнее, череп – тоже отличный трофей. К тому же кожа портилась и слезала просто не по дням, а по часам. Тут-то и пригодился охотничий нож, который, как оказалось, успел порядком затупиться. Наточив его, Ахель, как мог, снял остатки кожи с кости. Жучьи ножки отлетели и рассыпались, потому что Ахель не мог грамотно их обработать. К тому же часть из них и так была повреждена камнем. Ахелю было жалко Наблюдателя. Себя же он корил за подобное зверство.

И всё-таки за кем же этот Наблюдатель наблюдал? Ахель боялся, как бы не за ним самим, но эта мысль казалась ему бредовой, хотя и страшной. За пару дней череп сильно уменьшился в размерах. При этом из него продолжала сочиться слизь. Ахель предполагал, что слизь – это и есть размякшие части кости. Он знал, что у головастиков хвост исчезает, потому что каждая клетка хвоста начинает саморазрушаться под действием химических реакций. Видимо, тут было что-то подобное. Больше всего он боялся, что находка так и исчезнет, оставив после себя лишь лужицу. Довезти её до города он не мог из-за быстрого её самоуничтожения.

Череп при этом не ломался, не трескался. Он просто становился меньше и мокрее, отлично сохраняя форму. Видимо, происходящие там на клеточном уровне процессы были куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. Эта мысль успокаивала Ахеля: природа не стала бы так мудрить только для разрушения вещества. Значит, череп не исчезнет полностью.

Действительно, через пять дней череп перестал уменьшаться и выделять слизь. Теперь он был настолько мал, что мог умещаться в кулаке. Каплевидные глазные отверстия и кривой рот отлично сохранились, как и выемки для лапок по краям. Однажды Ахель разглядывал его всю ночь, меняя освещение и используя разные лупы. Это ничего не дало, кроме желания спать. И вот, когда это желание стало довольно сильным, в дверь кто-то постучал. Это был не интеллигентный стук сродни покашливанию. Нет, кто-то стучал с силой, и в этой силе чувствовался гнев.

Недолго думая, Ахель сунул уже чистый и сухой череп в карман, чтобы никто не выкрал важную находку, и прислушался. Стук повторился громче и словно бы ещё злее. Ахель погасил керосиновую лампу и взял со стены двустволку. Сначала он хотел крикнуть: «Кто там?!» – но затаился, стоя напротив двери. Пусть думают, что никого нет. Сельские жители не станут ломать дверь без крайне веской причины, так ведь? То, что он не ловил рыбу несколько дней, веской причиной, по мнению Ахеля, не являлось.

В следующую секунду дверь с хрустом вылетела из петель.

Глава 2. Одиннадцать в квадрате

– И ты тут? – послышался гневный голос сельчанина, выломавшего дверь. Затем он заметил ружьё в руках Ахеля, и его гнев невольно поутих. – Да ладно тебе, ладно, – уже спокойнее проговорил сельчанин и на всякий случай приподнял руки кверху, показывая, что они пусты. – Ружьё-то убери. Сумасшедший, честное слово! – сказал он несколько тише.

– Они пришли, да? – поинтересовался Ахель, в шоке от нежданного визита человека, которого он знал лишь очень отдалённо, замечая его на скучных общих собраниях.

– Кто «они»? – удивился пришедший. – Я пришёл один. Зачем же посылать много людей? Да опусти ты ружьё, я же свой.

Ахель успокоился. Всё-таки перед ним стоял человек, а не тайное порождение природы. Череп в кармане словно налился тяжестью.

– Свой-то ты, может, и свой, а дверь выломал, – отметил он. Держать ружьё поднятым смысла особенно не было. Поставив двустволку на предохранитель, Ахель прислонил её к стене. – Что тебе от меня нужно? Зачем дверь выломал?

– Ты меня очень разозлил, – гораздо смелее сказал незваный гость и без разрешения приблизился к Ахелю на несколько шагов. – Староста возмущён. Ты несколько дней не приходишь ловить рыбу. Твои килограммы приходится добирать другим рыболовам и, соответственно, меньше оставлять себе в качестве прибыли. Это всех раздражает. Я стучу, а ты не отзываешься. Вот я и выломал дверь.

От таких грубых мыслей и порядков Ахеля вновь передёрнуло. «Навязывают заниматься ненавистным делом!» – с горечью подумал он. Как всегда в таких случаях, внутри вскипела бессильная злоба. Предпочитая кулачным боям словесные дуэли, потому что они гуманнее, ведь если и оставляют травмы, то только в виде прикушенного языка, Ахель решил поспорить с чужаком. К тому же драться без слов могут и животные.

– А дверь кто чинить будет?! – возмущённо спросил он.

– Сам и починишь. Не будешь же ты просить об одолжении комитет селения. Они тебя отправят назад за твои долги.

– То есть можно делать со мной всё что угодно, по-твоему, а?

– Выходит, что так. Так и Гарп говорил.

– Я очень рад, – процедил Ахель, придавая слову «рад» столько сарказма, сколько вообще было возможно вставить в оптимистичное слово «рад», – что эталоном нравственности и культуры является мнение Гарпа, но всё же: оглянись вокруг!

– Да чего я тут не видел, – ухмыльнулся сельчанин.

– Как тебя хоть звать? – решил спросить Ахель, потому что ему было легче говорить с человеком, зная его по имени.

Возможно, древние мудрецы считали знание имени способом власти над человеком, потому что это здорово облегчало бы жизнь. Запомнить имя – что может быть проще. Сколько же радости можно получить, если поверить в то, что человек будет подчиняться тебе, если ты будешь всего лишь знать его истинное имя! Это такой соблазн, что трудно в это не поверить. А ведь имя – это не так важно. Все люди – это то, кто они есть, а не живые имена во плоти.

– Зови меня Талл, – снисходительно ответил обладатель имени.

– Так вот, Талл, взгляни: мы живём в селении, окружённом полями тумана, обеззараживающего тонны и тонны мусора, выделяемого в городах. Города же чисты. Всюду двигатели на пару, всюду крутятся шестерёнки и этим поддерживают жизнь в городе. Пар там очень красив. На руках у людей дорогие перчатки из искусно выделанной кожи. Они летают на дирижаблях и смотрят на красоты города и на омерзительные туманные поля. Вот как всё прекрасно. И если здесь, в этом полузабытом селении, ничего этого нет, а жизнь течёт так, как она текла три века назад, – это не значит, что дураки вроде Гарпа должны быть авторитетами. Авторитеты не живут в таких гнилостных ямах, как наше селение.

– Против Гарпа идёшь! – присвистнул Талл. – Ну он тебе задаст!

– Пусть. Я уеду отсюда совсем скоро.

– Ах, скоро, – улыбнулся Талл. – Да-да, скоро… Гарп рассказал нам про твоё «скоро»!

– Он и про это рассказал, – саркастически усмехнулся Ахель. – Тогда, конечно, можете гнить тут, в вашем селении без достижений цивилизации. Ведь у вас есть Гарп – это величайшее порождение человека. С ним вам не нужен ни телефон, ни телеграф – ведь он сам разносит вести так же быстро. Конечно, вряд ли он будет, как несчастный электрон, скакать по селению с мелкими поручениями, но ведь это же Гарп: мы ему всё простим.

– Замолчи! – рявкнул Талл. – Я тебя ударю.

– За мной всё ещё есть двустволка, – как бы между делом напомнил Ахель. – И каждый ствол с радостью плюнет в тебя своим содержимым.

– Тебя тогда посадят. Зачем тебе это? – не очень уверенно спросил Талл.

– Я аккуратно, – с таким же сарказмом, как и прежде, пообещал Ахель. – Максимум тебе будет труднее выполнять норму. Да и высаживать ногой двери не сможешь. – Он на всякий случай взял ружьё и снял с предохранителя. – Взял и сломал дверь! А если я сплю, или болею, или на прогулке?

– Гулять и спать в твоём положении глупо, как и болеть, – заметил Талл. – Тебя жители селения готовы растерзать. Не в прямом, так в переносном смысле. Иди лови рыбу. Вот слушай. – Он достал из кармана смятый листок жёлтой, как несвежее грязное масло, бумаги и, сверяясь по нему, сказал: – За эти пять дней с тебя причитается пятьдесят килограммов рыбы. Плюс за прошлые месяцы ты так и не отработал сорок килограммов. Сегодняшнюю норму тоже никто не отменял. Итого с тебя сто килограммов. Староста был так возмущён, когда вычислил это, что издал новый закон: теперь должники платят с процентами. Точной цифры пока он не придумал, но для тебя он назначил её индивидуально. Это двадцать килограммов. Староста раньше знал по имени только лучших рыболовов и охотников, а теперь ещё и тебя. Позор!

– Многие и такой славой бы гордились. Иди, не мешай мне. Я всё равно уеду и не буду вам мозолить глаза. Тем более что ваш «староста», как вы его называете, на самом деле никакой не староста вовсе. Я изучил ваши документы, и знаешь, что я там нашёл? А? Как думаешь???

– Мне не интересно копаться в бумагах, – скривился Талл. – Пошли копаться в рыбе. Я не дочитал, кстати. Каждый день, пока ты не отдашь долги, к ним сверху будет прибавляться ещё по килограмму. Считая сегодняшний день, пишет староста, ты должен отдать сто двадцать один килограмм рыбы.

– Чего? – протянул Ахель. – Да ваш староста совсем из ума выжил? Я ловлю обычно в день по восемь килограммов. Мало того что вы меня обсчитали, так ваши счета ещё и идут вразрез с вашей системой. Разве община и понятие нормы были созданы не для помощи и не для облегчения жизни? Я старался, а ваша система как раз и направлена на то, чтобы тот, кто не справляется на нужном уровне, мог хоть сводить концы с концами. Я не справляюсь. Кто-то справляется лучше и ловит, скажем для простоты, по двенадцать килограммов. Ясно, к чему я клоню? Община нас частично уравновешивает, и он сдаёт десять килограммов в общий фонд. И получается, что в среднем мы поймали уже по девять килограммов. Это нужно, чтобы бедняки не становились нищими. Но во что всё выродилось? В долги и косые взгляды! У вас была община для помощи, а теперь получается, что я – тот, кто как раз и нуждается в ней, – должен предоставить вместо десяти килограммов в день целых сто двадцать один как можно быстрее. Да плюс каждый день к этой цифре будет прибавляться ещё десять килограммов ежедневной нормы. Однако ваш добрейшей души староста был настолько добр и настолько справедлив, что щедрой рукой добавил мне сверх долга и десяти ежедневных килограммов ещё один дополнительный килограмм ежедневного долга. Красота! А он понимает, что мой долг будет лишь расти?

Талл с равнодушным видом стоял у двери и слушал речь Ахеля. На самом деле он просто ждал, пока Ахель уберёт ружьё. Тогда Талл смог бы схватить напыщенного болтуна, каким ему представлялся Ахель, и волоком утащить его на озёра. Сейчас он в напряжении ждал подходящего момента. К тому же из-за разглагольствований Ахеля он не мог пойти ловить рыбу. Самому же ему попадать в долги не хотелось.

– Пошли со мной. Ловить будешь, – сказал он, будто эти слова могли хоть что-то изменить.

– Я не пойду. Я хочу уехать.

– Право, конечно, твоё, но я бы не стал рисковать. Ведь ты пока не уехал, а жители злятся на тебя уже сейчас. Могут и избу поджечь. Я не шучу. Кроме того, многие хотели уехать и раньше тебя, но некоторые из них откладывали поездку на годы, а порой и до смерти. Думаю, ты тоже из таких болтунов, как они. Так что тебе с нами жить ещё целые годы.

– Не суйся ко мне в душу и не думай за меня, – посоветовал Ахель. – Я пока и сам справляюсь со своими мыслями. А ваш староста – набитый дурак. Мало того что он сам не понимает философию своей же системы, так он ещё и буквально зажал меня в тиски. Ежедневно к моему долгу будет добавляться по одиннадцать килограммов. Я, как бы ни старался, не смогу его уменьшить. Он будет только расти. К тому же я сам обустраивал свою избу; на это никто скидку не сделал.

Таллу окончательно надоело слушать эти разговоры.

– Пойдём уже, – твёрдо сказал он, подозрительно глядя на ружьё. – Мне тоже надо рыбу ловить. Если хочешь, я позову старосту. Он обычно не принимает простых рыбаков, но ты-то у нас особенный. Думаю, он сделает ради тебя исключение. – Вылить в речь столько уксуса было не просто, но Талл справился.

– А знаешь что, – резко сказал Ахель. Так резко, что Талл вздрогнул. – Ты прав. С тобой мне говорить не о чем. Пойдём на озёра. Только поклянись, что позовёшь старосту. Я душевно с ним побеседую, а между делом и рыбу поужу. Глядишь, что-нибудь выловлю.

К счастью для Талла, Ахель повесил ружьё на стену. Тот хотел броситься на не в меру разговорчивого односельчанина, но понял, что в этом нет никакого смысла: Ахель сам готов был идти. Они направились к озёрам. Череп Наблюдателя остался лежать в кармане: Ахель не желал с ним расставаться, а уж тем более оставлять его в избе с выломанной дверью.

Он взял снасти и приставил дверь к дверной раме. Он уже предчувствовал, как сможет вырваться из этих пут, сковывающих его в селении, и вырваться уже совсем скоро.

– Ты что, пойдёшь в этих штанах? – усмехнулся Талл. – Они же длинные. Ты их намочить, что ли, решил? Чудак же ты! Ладно, пошли.

Ахель посмотрел на штаны. Действительно, рыбачить в них было бы глупо.

– Я сейчас переоденусь, – сказал он. – Не жди меня. Клянусь, я приду совсем скоро.

– Да живи как знаешь, – бросил Талл, смахнул пот со лба и направился к озёрам, демонстративно уронив дверь на траву.

Ахель даже не заметил этого поступка. Он решил заняться важным делом, а именно прикрепить череп к цепочке к шее. Это было легко сделать, просверлив дырочку около глазного отверстия. Портить линию глаза Ахель не хотел, а продеть цепочку в глазное отверстие, не исцарапав его, был не в силах. С просверленным отверстием он смог бы носить предмет везде с собой. Терять такую вещь он не хотел. Можно было уехать хоть сейчас, но Ахель отличался напористостью и обострённым чувством справедливости и потому считал своим долгом высказать старосте всё в лицо. Он ещё сохранял веру в то, что эмоционально произнесённые пустые слова, сказанные простым человеком, могут изменить целую систему. Это заблуждение очень вредно, и как же хорошо, что Ахель уже через несколько часов с ним расстанется!

Глава 3. Чудеса с водой

Наконец-то жара спала, и небо заволокли густые белые облака. Влага поднялась из озёр, рек и болот в виде сгустков тумана. Туман сливался с облаками. Туманы мусорных полей с облаками не сливались: они были слишком тяжёлые, да и влаги там было куда меньше. То ли дело селение, где влаги хватало с избытком. Благодаря этому всякий пилот мог насладиться изумительным зрелищем: посреди полей возвышался туманный столб высотой до неба, и сгустки столба, расползаясь, выплёскивались на поля. Само же селение лётчик бы увидеть не смог из-за густой дымки.

Зато Ахель всё видел. Находясь в тумане, можно смотреть на несколько метров вперёд. Он радовался прохладе и некоторой таинственности, созданной туманом. Он словно прятал его и брал под свою защиту от глупых односельчан.

«Куда я иду? – думал он. – Я вижу только на пару метров вперёд. Туман скрывает мой путь от всех, а путь всех – от меня! Может, ноги меня заведут совсем и не к озёрам, а вовсе в другое место. И никто об этом не узнает! Вот забавно! Меня будут искать, но что толку? Они даже дома своего в такую погоду не найдут. И почему я перестал радоваться природе? Вот же она – прелесть!»

Однако ноги сами, почти на автопилоте, привели его именно к озёрам, хотя Ахель и надеялся на другой результат. Сначала он заметил смутное движение в туманной завесе, а потом начал различать рыбаков. В нос ударил запах рыбы. Ударил он уже давно, но Ахель так привык к нему, что не сразу сакцентировал на нём внимание. Горы рыбы, как и положено, лежали рядом. С толпой рыбаков смешалась совсем другая толпа: десятки кошек хотели стащить свежую рыбу. Сейчас, когда обстоятельства и туманная погода способствовали раздумьям, Ахель даже начал находить сходство кошек с людьми. И те и те стремились к одному и тому же – унести как можно больше рыбы. Вероятно, тут была ещё и третья толпа – рыбная. Но это сборище было самым глупым. Рыбам было легче всего удрать, но именно они-то и оказывались пойманными.

Кошек в селении по понятным причинам ненавидели и пытались уничтожить, действуя самыми разными способами: от яда до грубой силы. Но природа поставляла кошек быстрее, чем их уничтожали, и кошачий рай стабильно пополнялся новоприбывшими.

Наверно, там у них было много свежей рыбы, плавающей в молочных реках, и деревья из мотков шерсти и ленточек. И конечно, там они не боялись плавать. Все эти мысли приходили Ахелю на ум, пока он не торопясь шёл к пристани, стараясь как можно дольше быть незамеченным. Такая погода скрывает всех. Это чудо для мечтателя, каким и был Ахель. Он сел с краю и начал готовить себе место, а когда всё было готово, то забросил поплавок в воду. «А ещё, – продолжал он мечтать, – кошачий рай территориально совпадает с рыбьим адом, а как иначе!»

Поплавок дёрнулся, и Ахель выудил рыбу. Сразу же взвесив её, он увидел, что она принесла ему в корзину лишь 800 граммов. «А долг-то уменьшается!» – ехидно подумал он, представляя лицо старосты и то, как он ударяет по этому лицу своей рыбёшкой. Собственно, это лицо представлялось ему каждый раз разным. Староста, по слухам, либо болел, либо просто не любил выходить из избы. Так или иначе, на собраниях его не было. Он всегда встречался с людьми лично: иногда они приходили к нему, иногда он к ним. Последнее бывало совсем уж редко. Ахель ни разу его не видел, но представлял толстым стариком с грязными волосами. Впрочем, он понимал, что мыслит стереотипно, и старик может оказаться вполне себе ухоженным.

Как ни странно, вскоре Ахель наловил рыбы уже на четыре килограмма. В нём заговорил рационалист: «надо поставить сеть», – решил он. Сети разрешалось ставить только очень маленькие, чтобы несколько рыбаков не отняли у остального селения всю добычу. За выполнением правила неустанно следили так называемые жандармы – их выбирали на собрании только из примерных рыбаков (каким Ахель не был и не мог мечтать стать таковым) и в обмен на работу снижали им норму всего до одного килограмма.

Установив сеть, Ахель сел и стал ждать. На своё удивление, он, не умеющий ловить, вытаскивал рыбу одну за другой. Скоро его улов достиг десяти килограммов. Не обращая на это особо никакого внимания, Ахель решил предаться мечтам, а точнее, воспоминаниям о жизни в городе. Ему снова захотелось надеть латунный протез на руку. Рука была совершенно здорова, но так было модно. Этикет считал, что подобная мода поможет людям с ограниченными возможностями чувствовать себя на равных. В итоге, правда, получилось не совсем то, что задумывалось. Никто не стал должным образом относиться к таким людям. Просто теперь было не понять, кто носит протез из-за моды, а кто по необходимости. Но Ахелю эта мода нравилась – она была эстетичной. Цвета драгоценных и полудрагоценных металлов нравятся многим. Именно из них или из заменителей и делали протезы. Часть механизмов располагалась снаружи, и можно было насладиться эстетикой шестерёнок, пружин, болтов, гаек и прочего. Это было красиво. Тем более что с самого детства всех учили, что будущее мира за механикой и паровыми технологиями. Этот образ довели до совершенства. Впечатлённые таким влиянием и пользой ведущие художники стали писать картины с элементами механизмов и струек пара. Архитекторы строили здания, выглядящие как машины непонятного назначения. Инженеры старались расположить как можно больше деталей так, чтобы они были видимы. Модельеры не только ввели моду на протезы, но сделали столько всяких штучек, что для их описания нужна отдельная книга. Точнее, не книга, а серия книг, каталог. Такой каталог был издан, и Ахель в своё время его с интересом листал. Состоял он из тридцати томов. Был ещё тридцать первый том – самый толстый: он содержал алфавитный указатель. Композиторы писали музыку, настраивающую на мысли о скорости и о прогрессе. Писатели восхищались этими красивыми и практичными технологиями и написали немало книг на эту тему. В селении же всего этого не было. Единственным оплотом инженерной мысли был медный рог, стоящий на главной площади, у дома, где проводятся собрания.

– Я еду, еду к тебе, о Столица! – прошептал Ахель. Он уже не взвешивал рыбу, а не глядя клал её в корзину.

– Это вы – Ахель? – внезапно услышал он спокойный, но строгий бас с хрипотцой.

Голос вывел его из задумчивого состояния. Ахель обернулся. В туманных клубах стоял пожилой человек. Он был худым, сморщенным, почти лысым и носил длинную бороду, но неухоженным его назвать было нельзя.

– Я имею честь видеть старосту? – иронично поинтересовался Ахель.

– Имеете, имеете. Знайте: я вами очень недоволен. Особенно теперь, когда вы не только стали злостным нарушителем наших порядков, но и отказались прийти ко мне сами.

– Я мог бы оспорить оба пункта, – пожал плечами Ахель и, чтобы показать своё пренебрежение, вновь закинул удочку, – более того, я так и сделаю. Особенно меня коробит второй из них: я не отказывался от встречи с вами. Более того, мне её никто и не предлагал вовсе.

– Ложь! – крикнул староста. – Бесстыдная ложь. – Басистый голос взял несколько высоких ноток.

Некоторые рыбаки, которых Ахель не видел в тумане, так как завеса всё сгущалась, подошли к ним, чтобы вникнуть в суть дела. Одним из них оказался Талл. Гарпа среди них Ахель не заметил. Очевидно, его не было сейчас на озёрах, иначе он бы не пропустил возможности похохмить.

– Я сам спросил, – продолжал староста, – можете ли вы подойти ко мне, и вы ответили отказом.

– Да не было такого! – возмутился Ахель явным поклёпом. – Сами рассудите: я вас вижу впервые, писем вы мне не посылали. Только один раз посыльного. Но и он лишь передал мне лист с долгами и не более. Его звали Талл. Он, кстати, стоит здесь.

Талл понял, что и сам может перехватить порцию гнева, и решил расплыться в тумане, для чего уже ступил несколько шагов назад, но староста его заметил.

– Иди сюда! Да не робей: ты же не как обвиняемый идёшь, а как свидетель наглого поступка этого напыщенного человека Агеля!

– Я Ахель, – поправил его невольный подсудимый, пока Талл подходил к ним.

– Мне нет до этого дела. Скажи спасибо, что хоть так помню, – ответил староста. – Так вот, Талл, ты же помнишь: я тебя спросил, подойдёт ли Ахель сам ко мне. Ты сказал, что он категорически против и требует, чтобы я сам пришёл к нему. Было такое?

– Было, – помешкав, ответил Талл.

– Это уж он от себя придумал, – возмутился Ахель. – Я такого не говорил.

Староста понял, что спорить на эту тему смысла нет. Всё равно правды он не добьётся, поэтому он отослал Талла назад.

– Я вот что хочу сказать, – продолжал Ахель. – Я порылся в документах про ваше селение. Ни один из них не имеет официального статуса. Они – как надписи на заборе. Только на бумаге. Правда, именно на заборе они и расклеены. Поэтому вы – не староста, а нормы ловли не существует. Община не создана, я не должник, сети ставить можно какие угодно…

– Стой! – оборвал его староста. – Это я и сам знаю. Но ведь тут всё держится на всеобщей крепкой дружбе, и настоящие законы ни к чему.

– Хороша дружба, ничего не скажешь. По мне, это называется превышением полномочий. Их у вас нет, поэтому всё, что вы делаете, – это превышение. Любое ваше слово, записочка, взгляд – это превышение. Так что тут всё как раз наоборот: я не нарушаю ничего, вы нарушаете всё, что только можно. Кстати, как там моя сеть? – Ахель посмотрел на сеть и увидел, что пора её вытаскивать. Результат был удивительный: рыба забила её доверху. Ахель с трудом вытащил сеть на берег. – Как видите, дела у меня идут хорошо. Килограммов сорок я сегодня уже поймал. Так что и ваши жалкие долги я мог бы отдать, но они существуют только в вашем воображении.

– Уйдите все отсюда! – приказал староста. – Я хочу вразумить его наедине.

Люди нехотя разошлись. Ахель вновь забросил сеть и продолжил рыбачить, вытаскивая рыбу одну за другой. Он не понимал, как это происходит, но испытывал гордость. Особенно сейчас, перед старостой. Единственное, что смущало, – это неприятный запах, который всё усиливался. Это был запах тины, которой тут обычно бывало не много. Теперь же вода будто начала зеленеть и пахнуть. Вскоре Ахелю стало невмоготу и захотелось уйти.

– Ты можешь не ловить рыбу, пока я с тобой разговариваю? – намекнул староста на непочтительное поведение Ахеля.

– Не бойтесь, вы мне не мешаете, – сказал Ахель.

– Может, мне вообще уйти? – надавил староста селения.

– Без проблем, – пожал плечами Ахель. – Мне и одному неплохо ловится. – Он глянул в сеть. – Полная! – отметил он и вытащил ещё несколько десятков килограммов улова. Другие рыбаки ловили в этот день как обычно. – У-у! Да я прямо сегодня весь долг отдам. Тут, я думаю, будет уже под девяносто.

– Слушай внимательно, – невозмутимо произнёс староста, будто пропустив мимо ушей последние слова Ахеля. – Все твои рассуждения прекрасны ровно до тех пор, пока ты не выйдешь из своей избы на улицу. Там они перестают работать. Да ты хоть целый том про это напиши, а если я скажу бросить тебя в реку – тебя бросят. Чтобы ты мог мне перечить, ты должен либо проявить чудеса агитации, либо заручиться чьей-то поддержкой. Я в своё время как раз чудеса агитации и проявил. Именно яркие поступки и движут всем. Убедительные слова – тоже поступок. Те, кто думает, что слова не имеют ценности, всю жизнь таскают тяжести, и их слова действительно не имеют ценности.

Ахель отложил удочку. Староста предстал перед ним в своём истинном обличье умного человека, которого интересно было слушать. Ахель, однако, понимал, что такая возвышенная речь – лишь способ самоутверждения, но способ не пустой. Ахель готов был подписаться под каждым словом этого человека, которого при этом не переставал считать своим врагом.

– Понимаешь? Ценность – в действиях. Я в своё время действовал и теперь достиг того, что ты видишь. И официальные бумаги мне не нужны. Люди верят в мою систему, а знаешь почему? Да потому что я не просто убедительно её преподнёс, но и сам искренне в неё верю: она, сдаётся мне, просто прекрасна! А что делаешь ты? Ходишь с напыщенной миной на лице, хотя сам такой же, как и мы. Даже не знатный – ты тоже человек первого ранга, даже не второго, как наши торговцы. И ты делаешь вид, что умнее всех, предлагаешь свои правила, «ломаешь» систему. А чем ты её ломаешь? Словами, которые только настраивают всех против тебя? Подумай об этом, дружочек. Ты лишь глупо себя ведёшь. А вот моя речь – конструктивна.

Ахель немного опустил взгляд, потому что староста методично проходился по всем его изъянам, которым сам он не придавал значения.

– А торговцы, – продолжал староста, – так просто никого не забирают. Поэтому от нас трудно уехать. Такого, как ты, точно не заберут. Так что не порть отношения с нами. Чтобы сломать мою систему, нужна кувалда, а твоё поведение тянет максимум на резиновый молоточек. Эй, там! – крикнул он жандармам, проходящим мимо. – Взвесьте улов этого паренька!

Ахель вытянул третью сеть, тоже полную. Вода пахла уже совсем противно, голова болела. Но жандармы не спешили к его сети: им и так нужно было много всего взвешивать.

– Я даже дам тебе шанс, – внезапно сказал староста. – Шанс начать новую жизнь. Я снимаю с тебя дополнительный ежедневный килограмм. Теперь ты должен, как и все, по десять. А твой долг, как бы это забавно ни звучало, уменьшается со ста двадцати одного до ста двадцати килограммов. Но зато это тебе в будущем облегчит отработку.

– Спасибо за совет. И за скидку. – Последним словом Ахель хотел придать фразе комичный оттенок. Он правда хотел поблагодарить старосту, но унижаться не хотел. Он был уверен, что староста хотя и мудр, но напыщен, а потому слово «спасибо» могло унизить Ахеля в его глазах, хотя ничего плохого в этом слове нет.

– Сколько там? – спросил староста.

– Восемьдесят, – ответил ему один из жандармов.

– Забирайте, – распорядился староста. – Вот видишь: тебе сама жизнь намекает на исправление. Осталось всего сорок. Правда, каждый день эта цифра будет увеличиваться на десять, но такими темпами ты уже завтра всё преодолеешь. А теперь прощай!

Он развернулся и хотел удалиться вместе с жандармами. Ахель окликнул их. Староста не остановился и пошёл дальше, чтобы не злоупотреблять добротой, которой, по его мнению, уже было достаточно. Обернулись только двое жандармов.

– Что у тебя?

– Я насчёт долга, – пояснил Ахель. – Тут третья сеть, полная рыбы. Она даже тяжелее предыдущих. Мне как раз сорок килограммов остаётся. Может, там столько и есть. Уж примите их сразу.

Жандармы, которые на самом деле не были никакими жандармами, а были простыми жителями, как и староста, подошли к сети. Ахель внимательно посмотрел на улов. Запах от воды уже резал глаза. Странно: вода обычно цветёт на жаре, а сейчас, наоборот, туман создавал приятную прохладу.

– Да ты что, издеваешься! – упрекнул его один из жандармов. – Это же какая-то больная рыба: вся зелёная, в тине, воняет к тому же. Нет, сам продавай такой улов. Нам он не нужен.

– В общем, не засчитано, – подвёл итоги второй.

– То есть как! – не понял Ахель и сам начал ворошить сеть. Достав несколько рыб, он понял, что доля истины в словах жандармов есть, и эта доля стремится к ста процентам. – Первый раз такое вижу, – честно сказал он. – Ловил-ловил – и тут вдруг такое! Как это возможно? Те два улова были совершенно нормальные. Вы чувствуете запах от воды?

Жандармы принюхались. Действительно, виноват в улове был не Ахель, а сама природа: запах шёл от реки. Туман был настолько густым, что мало что позволял рассмотреть. Казалось, он густеет с каждой минутой. Жандармы стояли всего в полутора метрах друг от друга, но с трудом различали свои силуэты.

– Эй, – крикнул один из них другим рыбакам, – как там у вас вода?

Из молочного тумана с разных сторон послышались голоса. «Гадость какая-то!» – крикнул один. «Она густая, как желе», – донёсся другой голос. «Это не тина, – пояснил третий, – позеленела и загустела сама вода!» – «Ничего себе, – воскликнул четвёртый, – рыба с трудом продирается сквозь воду. Первый раз такое вижу». Были слышны десятки голосов со всех сторон.

– Спокойствие! – раздался хрипловатый голос старосты, который, видимо, не ушёл, а просто бродил где-то в просторах тумана. – На сегодня рыбалку прекратить. Если природа не начнёт вести себя нормально, то мы пошлём весть в город. Там сидят учёные. Они помогут.

Послышался гул возмущения. Никто не хотел ждать, пока учёные что-то там решат, ведь нужно было зарабатывать деньги.

– Я решу это так быстро, как только это возможно, – обещал староста. – А пока мы можем распродать нынешний улов. Кроме того, никто не отнимал у нас права охотиться, собирать грибы, полезные травы и ягоды.

Люди всё равно возмущались: менять спокойную рыбалку на бесконечные походы за грибами или на опасную охоту никто не хотел.

«Я же не сам это, чёрт возьми, устроил», – хотел было крикнуть староста, но не стал этого делать: такие слова лишь подчеркнули бы его беспомощность и тем самым ухудшили положение. Он сказал другое:

– Подождите до завтра. Может, вода очистится. Она, в конце концов, проточная. – Знакомый старческий силуэт промелькнул в тумане около Ахеля. – Норма на время катастрофы отменяется.

Эта новость несколько улучшила положение. Староста хотел сказать, что она заменяется другими нормами: по охоте и собирательству, но боялся это сказать, чтобы не вывести толпу из себя.

– Рвёшься против всех? – процедил он Ахелю, оказавшись рядом с ним. – Хочешь стать главным? Тогда готовься разгребать всякие ужасные ситуации. Винить будут только тебя, и твои чопорные речи никому не нужны будут. Они хотят рыбы, а не речей. И я – я – дам им эту рыбу, понял. Не знаю как – это моя головная боль, – но дам! А что можешь дать им ты? – Поскольку вопрос был риторическим, староста вновь ушёл в туман и продолжил что-то говорить.

Окончательно униженный, Ахель был слишком расстроен, чтобы его слушать. Он собрал снасти и направился к себе в избу. И всё-таки он был благодарен старосте. Да, система, выстроенная им, имеет недостатки. Порой она доходит до абсурда. Но он всё равно достойный человек; кто бы мог справиться в такой дыре лучше его? Уж явно не Ахель. Народ, конечно, тут распущенный, но как это исправишь? А к старосте Ахель больше претензий не имел. Хотя тот и был слишком заносчив и порой глуп в решениях, но осознанность, с которой он подходил к своей работе, и самоконтроль окупали все недостатки.

В мозгу у Ахеля сейчас была каша мыслей, которую нельзя было бы разрешить, сидя за столом и подпирая кулаком голову. Нужно было действовать. Вдруг превращение воды в слизь – это проделки тех, кто должен был явиться за Наблюдателем? Ведь не было сказано, как они придут? А вдруг они уготовили всему селению такую же мучительную смерть, какая постигла самого Наблюдателя?

Ахель решил действовать. Всё-таки он был совсем не глуп.

Глава 4. Разговор в туманном шатре

«Что же делать? – крутился в голове у Ахеля насущный вопрос. – Нужно действовать, вот только как? Что я скажу в городе? Меня на смех поднимут. Может, торговцы знают хоть что-то, что неизвестно мне? Они же всё покупают, находятся в курсе всех дел. Пусть их и не любят, с ними беседуют, чтобы не ссориться. С такими людьми нельзя не дружить. Иначе – прощай, светлая жизнь в селении, и здравствуй, унылая жизнь у кромки леса!»

Сначала Ахель хотел снять череп с шеи и положить в карман, но потом подумал, что лучше его оставить. Всё-таки торговцы, хотя и притворяются интеллигентами, те ещё жулики! Они могут украсть столь необычную вещь, а стянуть её с шеи не так-то просто. Да, тут кто угодно может обворовать: не люди – одни сплошные волки! Одни ругаются, другие воруют, третьи – гордятся собой, хотя достойны только жалости.

«Да и сам я тоже хорош!» – с горечью думал Ахель, идя по направлению к рынку. Из-за тумана ничего не было видно, но ноги сами вели к рынку, ведь этот путь был известен и отработан до автоматизма. Туман давал скупые подсказки: вот знакомое дерево с большой опиленной веткой, вот дорога, ведущая по чернозёму, вот забытая всеми клумба… Ахель понимал, что скоро прибудет к торговцам и там начнётся разговор. Такие разговоры всегда требуют выдержки, ведь купцы здесь подозревают всех и вся. Даже если не говорить с ними о торговле, они уверены, что все хотят только что-то купить у них или продать им.

«А я ещё сам себе яму копаю! – вздыхал Ахель. – Сущности начали действовать. Туман и слизь – ведь это их работа, я уверен! Да, Наблюдатель не врал. Теперь хорошо бы исследовать это. Опросить побольше купцов, местных жителей, поговорить со старостой, наконец. Говорить надо со всеми, собирая информацию по крупицам. Даже с Гарпом, ведь, по иронии судьбы, именно он может оказаться богатым источником информации. Пока, впрочем, он был только богатым источником колкостей и оскорблений. Но я теперь не могу этого сделать – все меня презирают и только и ждут, когда я уеду. А если не уеду – окажусь посмешищем. Да, никто не скажет мне теперь ничего, даже если знает. Мне будут врать, а потом смеяться за моей спиной, рассказывая друг другу о моей доверчивости. Мои поиски правды превратятся в местный анекдот. Они начнут говорить: вот чудак Ахель идёт! Посмотрите на него, плюньте ему в лицо, киньте комком грязи, вытрите об него ноги!»

Эти мысли совсем довели Ахеля до истерики, но он и не думал останавливаться.

«А кто в этом виноват? Неужто эти грубияны? Нет, нет: не на кого мне валить вину. Я сам же и виноват. Решил перед отъездом поиграть в напыщенного критика! Мой характер подложил мне знатную свинью, нечего сказать. Ох, куда же моё здравомыслие порой девается?! И почему, когда оно уходит, я, человек вроде бы умный, продолжаю думать, что оно по-прежнему со мной. А здравомыслие уходит, что называется, пить чаёк. Говорит: давай-ка без меня. А не могу я без тебя, не могу. Понимаешь, здравомыслие, не могу!»

– Не могу, и всё, – незаметно для себя Ахель стал говорить вслух. – Ты моя вторая половинка на всю жизнь, понимаешь? Люблю тебя, просто сил нет. Так куда же ты?!

– Я стою на месте, – услышал он голос из тумана. – Кому ты там в любви признаёшься? Уж не Линве, той оборванке?

Этот голос вернул Ахеля к осознанию реальности. Философское настроение улетучилось. В тумане он никого не видел, но, присмотревшись, различил смутный силуэт. Приблизившись, Ахель понял, что это купец. Видимо, до рынка он уже дошёл. Скоро череп на цепочке сможет показать себя людям.

– Это я сам с собой, – немного смущённым голосом произнёс Ахель. – Однако Линва не такая уж и оборванка. Я бы сказал, что она такая, как и все здесь. Более того, она хотя бы следит за собой.

– Значит, ты её всё-таки любишь? – усмехнулся купец.

– Нет, – покачал головой Ахель, надеясь, что в тумане этот жест имеет хоть какой-то смысл. – Я не хочу искать любовь в этом селении. Вот уеду отсюда…

– …седым стариком, – закончил за него купец и снова усмехнулся. – Ищи уж тут.

– Я уеду в ближайшие дни, – серьёзно и невозмутимо сказал Ахель. – А её я не люблю за слишком простой характер. Мне с ней было бы скучно. Она простая деревенская девушка.

– А ты, значит, особенный? – Купец снова усмехнулся. Эта его манера уже начинала раздражать.

– Не исключаю, – загадочно улыбнулся Ахель. – Это не так важно. Важно, что для меня она слишком проста. Слишком просто мыслит, испытывает простые эмоции, да и живёт очень обыденно. Это скучно. И она знает о моём отношении к ней. Почему-то она не перестаёт пытаться мне понравиться, но это не значит, что она мне нравится. Разве только своим упорством. Хотя упорство у неё направлено н