ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Здравствуй, читатель!
Чтобы упредить недоумение и вопросы («Почему у негров не негритянские имена?» «Почему негр –хохол?» «Так негр или татар?»), которые могут возникнуть у тебя при прочтении «россказней», хочу заранее прояснить почему так получилось. А виноват в этом народный фольклор, именуемый анекдотами. Благодаря их краткости, уже по именам можно было понять не только национальность персонажа, но и его характер. Чем я, конечно, не преминул воспользоваться. Анекдотов, как ты знаешь, бесчисленное множество. Вот один из них, про Василия Ивановича и Петьку, и вдохновил меня на написание смешных (и не только) рассказов. Ниже я поведаю его. Но, чтобы ты понял о ком идёт речь, сделаю небольшой исторический экскурс.
Василий Иванович Чапаев в первую мировую войну был награжден тремя орденами Святого Георгия (для сравнения, это что три ордена «Боевой Славы» в ВОВ), в гражданскую воевал с белогвардейцами, был начальником дивизии. Погиб во время отступления от нападения белоказаков, когда переплывал реку Урал.
Петька (Исаев Пётр Семёнович) — ординарец Василия Ивановича.
Фурманов Дмитрий Андреевич был комиссаром у Чапаева и следил за политическим настроением в дивизии.
Анька (вымышленный персонаж) была пулемётчицей в дивизии и возлюбленной Петьки.
А вот теперь слушай.
С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ
В дивизии, как известно, народу много, но вот балагуров и шутников, способных рассмешить не один десяток мужиков, по пальцам можно было пересчитать. В роте, что деревню охраняла, где штаб дивизии расположился, такой балабол имелся. Как начнёт в той же столовой языком плести, так служивые от хохота про еду забывали.
А Петька тоже шутник был ещё тот, но до этого балабола ему было (ох как!) далеко. И решил он догнать пустобрёха и перегнать, чтобы только его одного слушали. А Петька-то — он такой, что задумал, то завсегда выполнит. Стал он тренироваться, так сказать, язык разминать. В общем, месяц не прошёл, а он уже своего добился. Как начнёт что балякать, так народ сразу ротного краснобая-то бросает и к нему бежит послушать. Понравилось Петьке такое внимание, и стал он, пока командир его боевые задачи решал, всякие разные смешные истории придумывать, да короткие, чтобы долго не рассусоливать. Придумает, и в первую очередь к Василию Ивановичу бежит. Кто как не он должен первым это услышать? А потом уже остальным рассказывает.
Поначалу любители посмеяться сами за ним бегали и просили: «Расскажи да расскажи». Месяца через два, когда уже приелось ежедневное хохотание до колик, стали его потихоньку избегать. Ещё через неделю — прятаться. Задолбал ведь вконец! И послать — не пошлёшь. Ординарец самого Чапая как ни как. А Фурманов за соблюдением субординации строго следил и за её нарушение карал ещё строже. Вот и стал народ от него хорониться.
Не понравился Петьке такой расклад. Разозлился он на неблагодарных слушателей и стал охотиться за ними. Поймает кого-нибудь, кто прытью особой не отличался и давай ему истории свои рассказывать. До смерти не изведёт, но до боли в печени от смеха, гад, доведёт точно. Дошло до того, что вышел он как-то из штаба, а в деревне никого. Пусто. Ни солдат, ни деревенских. Даже Анька со своим пулемётом куда-то исчезла. Вот как всех достал! Только караульные одни маячат. Да и те при виде его по привычке замаскироваться норовят. Хоть и знают, что начдив строго-настрого тому наказал их не трогать, дабы они могли службу свою исправно нести. Ну, с деревенскими-то Петьке понятно было. Заперлись в избах и спрятались под кроватями, чтобы он их через окно не увидал. Вроде как нету их дома. Но вот куда служивые-то с Анькой подевались? До этого Петька так и не допетрил.
Но от забавы своей он всё равно не отказался и продолжал сочинять. А вдруг кто замешкается, а он его поймает и раз — новую историю ему изложит. А тому неожиданно понравится, и он перестанет от тебя прятаться. И другим расскажет, что ты совсем не злодей. В общем, Петька не терял надежды восстановить остывшее к нему внимание.
И вот однажды, придумав новую историю прибежал он к командиру.
— Василий Иванович, я тут новую историю сочинил!
Строгий командир по-отечески относился к своему ординарцу и считал его увлечение невинным чудачеством. Ну кому плохо от смеха-то? Знал бы он кому! Да только никто не решался ему об этом сказать. Действительно, человек тебе смешную историю рассказывает, а ты него жаловаться. Как-то не серьёзно это.
— Ну давай рассказывай, раз пришёл, — вздохнул Василий Иванович, и получилось у него это как-то обречённо. Потому как ординарец и его достал. В последнее время в его историях было в основном два персонажа: русский и татарин. И как бы смешно не было, эти двое настолько надоели, что обрыдли просто. А почему на них зациклился, Петька так и не смог объяснить толком.
— В общем, так, — начал вдохновенно Петька, — идут, значит, русский с татарином…
— Стоп! — прервал его прославленный начдив (опять эти двое!) и, чтобы не расстраивать ординарца, сделал вид, что только что вспомнил о важном. — Знаешь, Петька, я тут получил письмо из штаба армии. Собирался его почитать, а тут ты… Извини, некогда мне. Чапай читать будет, а ты к Фурманову сходи. Он оценит.
Ну, а Петька-то не дурак, понимает, что письмо из штаба армии важнее его истории. А потому даже не обиделся и побежал к комиссару. Но ему он тоже порядком надоел, только вот отсылать-то его тому было некуда. Знал — по штату положено, — что вся деревня от Чапаевского ординарца прячется, и солдаты тоже. Да что там солдаты, зазноба его, Анька, и та от него в крайней избе затихарилась.
Поэтому закурил Фурманов свою трубку и смиренно стал ждать. Попыхивает досадливо и гадает, кто же на это раз героем истории будет. Как только услышал «русский и татарин», сразу прервал рассказ. Эти два персонажа давно уже ему оскомину набили.
— Знаешь что, Пётр Семёнович, — комиссар решил обойтись с ординарцем по-комиссарски — рассказать всю правду, — забодал ты всех своим русским с татарином. Поэтому от тебя все и попрятались. Ты смени пластинку…
— А это как? — сразу заинтересовался Петька. Он, хотя и понятия не имел, что такое пластинка, нутром почуял, что это должно ему помочь.
— А это расскажи про другую страну… Расскажи про негров, например. Как они в Африке куролесят.
— А это идея! — воодушевился Петька и собрался, было уходить, но вдруг остановился.
— А у них там тоже революция? — поинтересовался он.
— Нет, — честно ответил комиссар, — но будет. Как только белых разобьём, так за Африку и возьмёмся.
— Здорово! — обрадовался этому ординарец и, подумав ещё, спросил. — А интернационал там есть?
— А ты про какой спрашиваешь! — Фурманов. хитро прищурившись, посмотрел на Петьку сквозь табачный дым. — Второй и третий?
Ординарец поначалу растерялся. Он слышал, как Чапаев на эту тему с комиссаром разговаривал. Толком не знал, что такое «интернационал», но понимал, что это должно быть чем-то значимым. И тут же вспомнил, как выпутался из этого казуса его командир, и спросил в свою очередь.
— А Ленин какой интернационал создал?
— Третий, — ответил комиссар, улыбаясь тому, как ловко тот извернулся.
— Вот я про третий и спрашиваю.
— Пока нет, — помотал Фурманов головой, но заверил, — но будет. Обязательно.
— Так это ж, тогда они получаются наши братья! — обрадовался Петька и бросился к выходу. — Так тогда я… Да я же…
Ушёл он и пропал. День проходит. Второй. Третий! Нету Петьки! Деревенские стали потихоньку из домов выходить, осторожно так, с оглядкой. Вдруг объявится, окаянный, опять до коликов смеяться заставит. На четвёртый день служивые стали откуда-то вылазить. А Василий Иванович уже беспокоиться начал. Куда это его ординарец запропастился?
Неделя прошла. А Петьки всё нет. Будто сквозь землю провалился! Осмелел народ. Деревенские музыканты инструменты свои повытаскивали: кто балалайку, кто гармонь. Песни послышались то тут, то там.
И тут объявился Петька. Никто не понял, откуда он взялся. Увидели только, как он по улице к штабу бежит. Оборвалась песня на полуслове, лопнула струна на балалайке, на гармони меха порвались. Даже собака чья-то, на кого-то злобно тявкавшая, заткнулась. Не успел Петька до штаба добежать, как деревня опять опустела.
Одним махом заскочил ординарец на крыльцо и распахнул дверь.
— Василий Иванович, я новую историю придумал! — как всегда с порога закричал он.
Обрадовался Чапаев, что ординарец объявился, но на всякий случай спросил:
— Поди опять про русского и татарина?
— Нет, про негров!
— Негров? — опешил бывалый начдив. — Это кто такие? Контра?
— Они в Африке живут, — пояснил Петька, улыбаясь незнанию командира. — Фурманов сказал, как только всех беляков порубаем, так сразу к ним, в Африку пойдём, революцию делать и интернационал открывать.
— Вона как? — удивился Василий Иванович и усы свои поправил. — Ну, тогда давай, послушаем, что ты там про негров придумал.
— В общем, так, — начал вдохновенно Петька, — кругом песок, солнце жарит, воды ни капли. Пустыня, короче. И вот идут по этой пустыне два негра: один — русский, другой — татарин…
P.S. И вот спустя много лет, когда написал первую сказку, вспомнил я этот анекдот и подумал: «А почему бы не перенести эту историю в Африку? Там саванны, баобабы с пальмами, львы с жирафами, бегемоты и обезьяны. Экзотика! Интереснее же будет». И перенёс. И не только эту сказку. А хорошо или плохо получилось — это уже решать тебе, читатель.
