Кто-то приставил пистолет к его виску. — Главное, доктор Люк Грэхем, не двигайтесь. Голос звучит сдавленно, это почти шепот. Люка отталкивают в сторону. От удара ногой в бок он сгибается пополам. Теперь он лежит на полу, корчась от боли. — Кто... кто вы такой? Он ничего не видит. Неизвестный погасил свет и направил луч фонаря прямо ему в глаза. — Кто я такой — это не важно. А вот вы, Грэхем, — кусок дерьма. Жалкий докторишка, отчаявшийся, все потерявший, никому не нужный алкоголик, думающий о самоубийстве, лечите депрессивных идиотов. Не следовало вам лезть туда, куда вас не просят, тянуться к тому, что вам не по зубам. А вы все-таки влезли. — Я... я не понимаю... Рукоятка пистолета прижимается к его виску. — Ах, как хочется надавить посильнее, вы представить себе не можете. Сукин сын! Люк шумно дышит. Кровь стучит в висках. — Как по-вашему, с кем вы имеете дело? С кем-то, кто ничего о вас не знает? Я знаю, что вы сделали, я знаю ваши страшные тайны. — Вы... вы ошиблись, я не тот, кто вам нужен. — А как насчет аварии с вашей семьей в две тысячи третьем? Люк не может произнести ни слова, не может пошевелиться. Неизвестный продолжает: — Вы ведь тоже оказались на краю пропасти, но это была психическая пропасть. Дуло пистолета прижимается к его левому запястью. — И вы спрыгнули. — Хватит! Хватит! — Я знаю все, чтобы потопить вас. В частности, одно имя. Жюстина Дюмец. Люк потрясен этими разоблачениями, прошлое снова встает перед ним. Он пытается подняться, но пистолет не дает ему пошевелиться. Он прищуривается, и ему удается разглядеть, что посетитель одет во все черное, с капюшоном на голове. Сердце Люка словно зажали в тиски. В прошлом ему уже приходилось видеть этот капюшон. Он преследует его в самых страшных снах. — Чего... чего вы хотите? — Прежде всего оставьте в покое Алису Дехане. Вы не будете ее лечить. Вы оставите ей ее воспоминания. В следующий раз я не буду так снисходителен. — Но при чем тут Алиса? Какое она имеет к этому отношение? Пистолет со страшной силой обрушивается ему на голову. — За кого вы меня принимаете? Люк стонет, с трудом поднимает голову: — Я ничего не понимаю! — И не пытайтесь понять, вот и все. — Я не могу отказаться от пациентки! Никогда в жизни! Вздох. — Вообще-то, несмотря ни на что, Грэхем, я вас уважаю, вам это известно? Мозгоправы знают, как ранить людей, знают лучше других, от них куда больше толку, чем от пыток. Слова имеют такую власть, а в мозгах у людей столько всяких извращений, и все это только и ждет, как бы вырваться наружу и расцвести пышным цветом. Вам, наверное, много чего довелось услышать, а, Грэхем? Сколько женщин рассказывали вам, как их в детстве трахали родные отцы? А вы-то своего не упустите, а? Вы их тоже имеете? А уж Алиса Дехане вам много порассказала, я думаю? — Вы ненормальный. Луч фонаря начинает метаться. — А красотка Доротея? Как она поживает? Люк трет висок, потом смотрит на кровь на кончиках пальцев. — Вы знаете Доротею? — Конечно. Я все про вас знаю. Про ваших больных, про ваши недоста
все же он знает, что после Ливана что-то в нем сломалось, его преследуют какие-то травмы. Исчезло сексуальное влечение, он было обратился к врачу, но потом резко прервал лечение. Бландина принимает это с трудом, но все же принимает. Она любит своего мужа. Внешне все выглядит очень просто. На самом деле все очень сложно.
Увидев, что она никак не уходит, он обращается за помощью к доктору Данби и получает от него совет символически убить ее, не обращать на нее внимания. Клод поймет этот совет буквально, выроет могилу в глубине сада и дойдет до того, что подделает документы, чтобы придать захоронению официальный вид.
Когда человека сбивает машина, когда его голова вот-вот воткнется в ветровое стекло, в мозгу происходит нечто немыслимое: этот человек настолько уверен в своей неминуемой смерти, что в психическом смысле он действительно умирает. Его сознание соприкасается с небытием, с тем, что находится по ту сторону смерти, с тем, чего не существует. Это небытие, травматический образ как таковой, не найдет в психике логического воплощения, он произведет такой же эффект, как камень, брошенный в болото, и будет мучить травмированного человека в течение долгих месяцев и даже лет
Вы терпите невыносимые психические муки, но у вас нет никакой возможности понять, нормально ли это и хорошо или плохо то, что с вами делают. Однако вы можете сделать одно: убежать в воображаемый мир и стать кем-то другим. И если такой побег может хотя бы ненадолго прервать ваши эмоциональные страдания, вы будете снова и снова повторять его. Таким образом, уже в раннем возрасте вы выработали защитную систему, непроницаемую систему, с которой и начались ваши черные дыры. Это называют диссоциативным расщеплением личности. ДРЛ. Или, если хотите, раздвоением личности... — Вы хотите сказать, что... — ...что какая-то часть вашего мозга вам не принадлежит.
По словам властей, во время бойни в Сабре и Шатиле на территории лагерей не находилось ни одного европейца, ни одного американца, вообще никого из иностранцев. По данным различных источников, число убитых гражданских лиц составляет от пятисот до пяти тысяч человек
