все же он знает, что после Ливана что-то в нем сломалось, его преследуют какие-то травмы. Исчезло сексуальное влечение, он было обратился к врачу, но потом резко прервал лечение. Бландина принимает это с трудом, но все же принимает. Она любит своего мужа. Внешне все выглядит очень просто. На самом деле все очень сложно.
Кто-то приставил пистолет к его виску. — Главное, доктор Люк Грэхем, не двигайтесь. Голос звучит сдавленно, это почти шепот. Люка отталкивают в сторону. От удара ногой в бок он сгибается пополам. Теперь он лежит на полу, корчась от боли. — Кто... кто вы такой? Он ничего не видит. Неизвестный погасил свет и направил луч фонаря прямо ему в глаза. — Кто я такой — это не важно. А вот вы, Грэхем, — кусок дерьма. Жалкий докторишка, отчаявшийся, все потерявший, никому не нужный алкоголик, думающий о самоубийстве, лечите депрессивных идиотов. Не следовало вам лезть туда, куда вас не просят, тянуться к тому, что вам не по зубам. А вы все-таки влезли. — Я... я не понимаю... Рукоятка пистолета прижимается к его виску. — Ах, как хочется надавить посильнее, вы представить себе не можете. Сукин сын! Люк шумно дышит. Кровь стучит в висках. — Как по-вашему, с кем вы имеете дело? С кем-то, кто ничего о вас не знает? Я знаю, что вы сделали, я знаю ваши страшные тайны. — Вы... вы ошиблись, я не тот, кто вам нужен. — А как насчет аварии с вашей семьей в две тысячи третьем? Люк не может произнести ни слова, не может пошевелиться. Неизвестный продолжает: — Вы ведь тоже оказались на краю пропасти, но это была психическая пропасть. Дуло пистолета прижимается к его левому запястью. — И вы спрыгнули. — Хватит! Хватит! — Я знаю все, чтобы потопить вас. В частности, одно имя. Жюстина Дюмец. Люк потрясен этими разоблачениями, прошлое снова встает перед ним. Он пытается подняться, но пистолет не дает ему пошевелиться. Он прищуривается, и ему удается разглядеть, что посетитель одет во все черное, с капюшоном на голове. Сердце Люка словно зажали в тиски. В прошлом ему уже приходилось видеть этот капюшон. Он преследует его в самых страшных снах. — Чего... чего вы хотите? — Прежде всего оставьте в покое Алису Дехане. Вы не будете ее лечить. Вы оставите ей ее воспоминания. В следующий раз я не буду так снисходителен. — Но при чем тут Алиса? Какое она имеет к этому отношение? Пистолет со страшной силой обрушивается ему на голову. — За кого вы меня принимаете? Люк стонет, с трудом поднимает голову: — Я ничего не понимаю! — И не пытайтесь понять, вот и все. — Я не могу отказаться от пациентки! Никогда в жизни! Вздох. — Вообще-то, несмотря ни на что, Грэхем, я вас уважаю, вам это известно? Мозгоправы знают, как ранить людей, знают лучше других, от них куда больше толку, чем от пыток. Слова имеют такую власть, а в мозгах у людей столько всяких извращений, и все это только и ждет, как бы вырваться наружу и расцвести пышным цветом. Вам, наверное, много чего довелось услышать, а, Грэхем? Сколько женщин рассказывали вам, как их в детстве трахали родные отцы? А вы-то своего не упустите, а? Вы их тоже имеете? А уж Алиса Дехане вам много порассказала, я думаю? — Вы ненормальный. Луч фонаря начинает метаться. — А красотка Доротея? Как она поживает? Люк трет висок, потом смотрит на кровь на кончиках пальцев. — Вы знаете Доротею? — Конечно. Я все про вас знаю. Про ваших больных, про ваши недоста
Увидев, что она никак не уходит, он обращается за помощью к доктору Данби и получает от него совет символически убить ее, не обращать на нее внимания. Клод поймет этот совет буквально, выроет могилу в глубине сада и дойдет до того, что подделает документы, чтобы придать захоронению официальный вид.
