«Смерть, налоги, роды! Ни то, ни другое, ни третье никогда не бывает вовремя».
Я любила образ, который сама себе создала, и этот образ умер
Если он любит вас, тогда какого черта отпустил в Атланту добывать деньги на уплату налога? Прежде чем позволить любимой женщине пойти на такое, я бы…
— Он же не знал! Он понятия не имел, что я…
— А вам не приходило в голову, что ему следовало бы знать? — В голосе его звучала еле сдерживаемая ярость. — Если бы он любил вас, как вы говорите, он должен был бы знать, на что вы способны, когда доведены до отчаяния. Да он должен был бы убить вас, но не отпускать сюда — и прежде всего ко мне! Господи ты боже мой!
Я любил вас, но не мог дать вам это понять. Вы так жестоки к тем, кто любит вас, Скарлетт. Вы принимаете любовь и держите ее как хлыст над головой человека.
Война открыла мне, каковы люди на самом деле, но не научила меня жить с ними.
Вы ведь любите говорить правду о других — почему же вы не любите слышать правду о себе?
да женщины, по-моему, могут все на свете, и никакой мужчина им не нужен, разве только чтоб делать детей.
А вот ваши деды, наверно, гордились бы вами и говорили бы: «Сразу видна старая порода». Да и ваши внуки будут с завистью вздыхать и говорить: «Эта старая кляча, наша бабка, видно, была ох какая шустрая!» — и будут стараться подражать вам
«Скажи же мне, что тебя мучит! Я все устрою. Все сделаю, чтоб тебе было хорошо!»
Гордость, и честь, и правдивость, и целомудрие, и милосердие, — хмуро перечислил он. — Вы правы, Скарлетт. Все это перестает иметь цену, когда лодка идет ко дну. Но посмотрите вокруг на своих друзей. Они либо благополучно пристают к берегу со всем этим грузом, либо, подняв все флаги, идут ко дну.
— Они идиоты, — отрезала Скарлетт. — Всему свое время.
