У другой стены росла огромная, зеленая, ребристая батарея отопления – почти до самого потолка. Почему-то я сразу же мысленно назвал ее лошадью: нижняя труба, уходящая в стену, – хвост, верхняя труба, уходящая в потолок, – шея. А голова где-то там, в загадочном, недостижимом пространстве за потолком, видит то, что мне не увидеть. Притом – в ребристом животе батареи-лошади плещутся и булькают рыбки, я-то явственно слышу их, приложив ухо к горячим ребрам. «Плещутся? В кипятке?» – насмешливо спрашиваю я себя. «Да!»
Он изумлен. Тут грабят обычно, и вдруг – ангелок! Недоверчиво взяв шапку (жизнь меняется, что ли?), он лезет за пазуху – и подает мне мятый трояк: чуть маслянистую, сине-зеленую купюру, с воинами в шлемах (танкисты или летчики?). Сняв варежку, я вежливо беру… И он тут же заскользил в следующую яму, откуда стремительно вылетел, ногами вперед, снова утратив шапку… Вырвал ее из моих рук и сразу же вслед за ней – трёшку, которую я не успел еще спрятать (да и не знал куда). «Устроили тут!» – пробормотал он и ушел, оставив меня изумленным.
Но в Петергофе хотя бы дворцы! А Купчино – ровное место. И вырасти там – мне кажется, это трагедия. Я вроде силен… но там как-то не за что ухватиться, а ехать уже вроде и некуда.
Но в том-то и разница между удачником и неудачником, что первый злится, даже когда у него все хорошо, и добивается еще большего, а у второго «все хорошо» всегда, хотя на самом деле все плохо.