Дорога вьется, и спуск занял часы. Солнце помогает пятьюдесятью градусами: мне никогда его недостаточно! Жги, свети, слепи! За годы в России я замерз безнадежно.
Вкус их остался в памяти, как вкус поцелуя у того, кто целовал — любя, как аромат духов на пожелтевших строчках в узком конверте. Макароны — поцелуй — духи… такие образы несхожие; а понимающий поймет: нас, единомышленников, италофилов, не мало.
достопримечательность Рима: маленького, бородатого, в широкополой шляпе художника-анархиста. Он расплылся в улыбку и, как вчера расставшись, сказал сразу и "здравствуй" и "прощай".
— Еще увидимся?
— Увидимся.
— Что тебя давно не было видно?
Я улыбнулся. Ведь я провел столько лет в России! Но объяснять так долго!
Удивительно, до какой степени здесь н_и_ч_е_г_о не случилось!
И трижды, зачерпнув рукой, отпейте лучшей, и чистейшей, и вкуснейшей воды. С чувством и набожностью причастника, с верою, с благоговением и внутренней молитвой.
Чтобы вернуться вновь!
Бог Нептун позаботится об этом. Он будет трезубцем волновать моря и реки, которыми вы плаваете, и гнать вашу лодку к устью Тибра.
бассейне, смотрите, на сколько струй и каскадов разбита река, вырывающаяся из извилин мрамора, вспоминайте краткие дни в Риме, мечтайте вернуться. Вздыхайте — это здесь так уместно и так естественно. Встаньте, выньте старую приготовленную монету в одно сольдо и закиньте ее в бассейн, подальше, под струи
Другую строку великой поэмы Данте слышал я из уст кухарки, обиженной, что на базаре все вздорожало. Она вернулась домой в страшном раздражении, с полупустой корзиной и, жалуясь хозяйке на торгов
Солнце помогает пятьюдесятью градусами: мне никогда его недостаточно! Жги, свети, слепи! За годы в России я замерз безнадежно.
И мне нисколько не легче от того, что башня кривая. Почему это должно меня радовать?
Иду к вокзалу — а из окон магазинов высовываются и дразнят белые ажурные кривые модельки. Трудно себе предста
цев, трагически воскликнула:
— Ahi Pisa, vituperio delle genti!.. {О Пиза, стыд пленительного края… (ит.) — пер. М. Лозинского.}
представить что-нибудь безобразнее мраморной модели пизанской башни! Разве — бюст Маркса, стоявший когда-то на углу Тверской…