Святая Екатерина
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Святая Екатерина

Виктор Филиппович Фёдоров

Святая Екатерина

Роман






18+

Оглавление

  1. Святая Екатерина
  2. Святая Екатерина
    1. Роман (в 3-х частях)
      1. Часть 1. Начало пути

Святая Екатерина

Роман (в 3-х частях)

«По зову моих предков…»

Часть 1. Начало пути

1.

Над холмами, покрытыми редкой пожухлой травой, появилась красно-золотистая половинка солнца. И хотя было раннее утро, деревня Болотовка давно уже проснулась. Бабы как с час назад подоили своих бурёнок и теперь выгоняли их в Мирской Проулок деревни, где коров собирал пастух Афоня и гнал их потом вдоль пологой, облезлой горы, навстречу восходящему солнцу. Мужики проснулись ещё раньше косить отаву. Август в тот год как никогда выдался сенокосным. Трава выросла высокой и по утрам, часов до десяти, держалась обильная роса, а потом весь день светило солнце, быстро высушивая прокосы.

В то августовское утро лишь в доме Федота происходило всё по-другому. Почему-то в Болотовке и во всех близлежащих деревнях мужики, бабы и даже дети называли друг друга не по именам или фамилиям, а давали звучные прозвища. Наверное, так легче было понять о ком шла речь, иначе запутаешься в многочисленных Козловых, Лобановых и Трухачёвых. Главой большой семьи в доме Федота был дед Егор по фамилии Федотов, откуда и пошла кличка всего их рода. Род Егора в селе пользовался с давних пор уважением и, поэтому, кличку им дали односельчане безобидную, не как у других — Кандырь, Косоротая, Козёл или Фля-Фля. Федотовых уважали не только в родном селе, но и во всей округе за их смекалку, не сварливость и особую мастеровитость. В давние времена почти все мужики Федоты умели валять к зиме валенки, а летом плести прочные лапти, что на селе было первейшей необходимостью. Теперь, правда, такой нужды уже не было и мужики перешли на плетение вершей, корзин и кошёлок из молодого ивняка, обильно росшего вдоль небольшой речушки Панды. Плетение незамысловатых кошёлок уже не приносило им того дохода и популярности, что раньше. Бабы у Федотовых были под стать мужикам — работящие и скорые на всякое рукоделие. В деревне лучше них никто не прял пряжу для пуховых платков, а за вышиванием к ним приезжали не только местные, уездные, но и купцы из самого Тамбова. В отличие от мужиков, бабы Федотки не утеряли своего искусства рукоделия и поныне. Помимо всего этого, женщины и девки Федотовых отличались особой статью и привлекательной внешностью, несмотря на повседневный изнурительный труд на селе. Особенно красивой была Сашка, жена одного из сыновей деда Егора, Ивана. Вот она-то и была сегодня виновницей переполоха в доме Федота. Задолго до рассвета в окнах его дома забрезжил свет от лампы, послышались приглушённый разговор и стоны. Вскоре из хаты кто-то выбежал и в темноте, рысью, побежал на край деревни, где на отшибе села в слегка покосившемся доме жила бабка-повитуха Матрёна. Она была единственным человеком, кто мог в экстренных случаях принимать роды. Спустя полчаса после этого в доме Федота появился новый жилец, который оповестил своё появление громким плачем. Роды прошли благополучно и уже через два дня Сашка занималась обычными делами по дому. Мальчика нарекли редким для деревень именем Филипп.

Сашка была без малого саженого роста, пышногрудая, с округлыми бёдрами и правильными чертами лица. Внушительные габариты не придавали ей чрезмерной массивности и грубости. Напротив, она казалась по-деревенски ловкой и даже, в какой-то степени, изящной. Все дела, за которые бралась эта миловидная девка, решались споро и весело. В ту пору, когда родился Филипп, Сашке пошёл двадцать первый год, и у неё уже была трёхлетняя дочурка Клавдия. Родила она её ещё до первой мировой войны с германцами. Вскоре началась война и мужа Ивана забрали в кавалерию вместе со своей лошадью. Филька появился незадолго до революции, когда Иван был ещё на фронте, и в деревне недоумевали — чей же он сын? Ухажёров за Александрой в округе хватало. Каждый мужик не мог удержаться от соблазна, чтобы хоть искоса не взглянуть на красивую, но, к сожалению, замужнюю молодку. Поводов для пересудов Сашка вроде и не давала, но люди в деревне думали по принципу — женщина захочет, чёрт захохочет.


2.

В конце декабря 1917 г. по заснеженной дороге к деревне Болотовка брели два мужика, одетые в поношенные солдатские шинели и сбитые сапоги. Путь их был не близким, да и дорогу всю замело снегом, отчего они шли очень медленно, еле передвигая ноги. Дорогу им несколько скрашивала мысль близкого свидания с родными, которых они так давно не видели, да полные кисеты с махоркой для самокруток. Закуривая в очередной раз «козью ножку», они наконец доплелись до Болотовки. Пройдя середину деревни, мужики остановились, коротко о чём-то поговорили и, пожав друг другу руки, разошлись по домам. Один пришелец направился к дому Федота и, отворив калитку обветшалого забора, вошёл внутрь двора. Бегло осмотрев двор и никого не встретив, кроме выбежавшего навстречу и радостно вилявшего хвостом большущего кобеля Дружка, он прошёл в дом. Внутри хаты было сумрачно и только огоньки топившейся в горнице печурки-голландки освещали занавески окон. На печи в передней комнате кто-то завозился и стал слезать с полатей вниз, громко кряхтя и что-то бурча себе под нос. Это был дед Егор.

— Хто тут к нам забрёл? — прищурив подслеповатые глаза, спросил дед.

— Здорово, батя! Не узнаёшь или совсем перестал видеть? — ответил вошедший.

— Ох, какая благая оказия. Не ужель — это ты, Иван, вернулся целёхонький! Я уж и не надеялся тебя увидать, такая чехарда завертелась по всей Расеи, — радостно проговорил дед, обнимая сына и вытирая рукавом слёзы. — Стар я стал и гляжу уже плохо.

— Ничего, отец, теперь легче станет, — задумчиво произнёс Иван. — Я ведь вернулся насовсем, правда, без нашего славного Воронка. Конь меня часто выносил из таких передряг. Если бы не он, я бы давно сгинул. Убили его подо мной год назад во время переправы через речку Бобр в Беларуси.

Дед Егор ещё раз обнял сына: — Хреново, конечно, сынок, что потерял конягу. Но, слава Богу, руки и ноги уцелели, остальное приложится. Лишь бы порешить с войной треклятой, а то мужику житья не стало. Не то, что лошадью или коровой лишней обзавестись, забыли когда вдоволь ржаного хлебушка жевали, — грустно закончил Егор.

— Вряд ли, отец, будет житуха наша в ближайшем спокойной. Если не немец, то другие нас доймут. Да и чуется мне, — произнёс Иван, — скоро начнётся война со своими, брат на брата пойдёт. Да ведь она уже началась в столице нашей, да и вокруг неё. Скоро, вероятно, и до нашей глухомани доберётся.

Немного помолчали.

— А, где все наши? — спросил Иван.

В это время в горнице за «голландкой» послышался плач малыша. Иван удивлённо взглянул на отца. Тот, не дожидаясь вопроса, проговорил: — Это, Иван, твой младшенький, Филька. А все домашние кто где. Мать в чулане возится, сёстры и брат ушли за хворостом для печки, а Лександра с Клавкой подались к Катерине помочь закончить ей вязать козьи платки.

Иван, не дослушав отца, быстро прошёл в горницу взглянуть на хныкавшего сына.


3.

Александра в это время только что закончила помогать Катерине. Она любила бывать в доме своей сестры даже в те дни, когда звали не праздновать и веселиться, а трудиться почти на весь световой день. Секрет такой любви состоял в том, что обычно к концу рабочего дня в доме Екатерины собирались все многочисленные её сёстры, несмотря на то, что трое из них жили в дальней деревне Беляевке. После незамысловатого чаепития и разговоров о житии-бытии, уходила Сашка домой почти всегда с приподнятым настроением и светлыми мыслями. Вот и сейчас, попрощавшись с Катей и её домочадцами, она бодро зашагала домой, не догадываясь о том, какие приятные новости её ждут там. Звонко хрустя морозным снегом, впереди неё бежала маленькая розовощёкая Клавка.

Екатерина, проводив сестру, продолжала одна хлопотать по хозяйству, еле успевая со всем управиться к нужному сроку. Свёкор и свекровь от старости были уже не помощники, а трое её сыновей были ещё мал мала меньше. Муж Сергей ещё не вернулся с деревенской сходки. Он уже несколько лет выполнял обязанности старосты большого села Шумиловка, состоящего из деревень Болотовка, Масловка, Кругловка, Лебедевка и Беляевка. Из-за этого ему часто приходилось пропадать, решая общие мужицкие дела и не всегда поспевая управляться по своему хозяйству. Катерина также, как и её сестра Сашка, была статной и не менее миловидной женщиной. Все, кто её знал, удивлялись — когда она успевала, несмотря на постоянные крестьянские заботы и занятость, следить за своим внешним видом, быть всегда аккуратной и нарядно одетой. Двое её старших сыновей — Петька и Стёпка, после того как ушла тётя Шура с Клавкой, забрались на тёплые полати у печки и, свесив оттуда свои вихрастые головы, наблюдали как внизу за печкой резвились два кучерявых ягнёнка. Чтобы новорождённые ягнята не замёрзли от сильных декабрьских морозов, их вместе с мамой-овцой пару дней назад разместили за печкой. Так в деревнях поступали издавна.

— Петя, сходи посмотри Славика в люльке. Может он уже проснулся, то я его покормлю, — приказала Екатерина старшему сыну.

Пётр нехотя стал слезать с печи и босиком зашлёпал смотреть младшего брата. В доме было тепло и мать не сделала Петьке упрёка за то, что он поленился надеть старые валенки, проследовав по холодному полу босиком. Петька управился с заданием быстро и доложил матери, что Славка спит. Ему так хотелось продолжить свои наблюдения за шустрыми ягнятами, что в одно мгновение он снова оказался на полатях рядом со Степаном. Катерина в это время возилась с только что вынутым из печи хлебом. Она протирала верхнюю корку хлебов влажной тряпицей — как говорили в деревнях — «умывала хлеб», и что-то тихо при этом приговаривала, видимо специальную для этого дела молитву. Вскоре за окнами хаты заскрипели полозья саней и зафыркала лошадь. Катерина выглянула на улицу. Лошадь уже уткнулась мордой в стоявшую около её ног кошёлку с сеном, а сани-дровни были пусты. Видимо Сергей успел к этому времени проскочить в хлев, чтобы задать корм скотине. Почуяв приезд отца, Петька и Степан быстро потеряли интерес к ягнятам и, натянув свои старые валенки и одежонки, умчались помогать отцу.

— Вот, бесенята! — ласково проговорила им вслед Катерина и начала не спеша собирать на стол обед. Достала из печи чугунок со щами и стала дожидаться прихода со двора своих мужиков. Они ввалились в дом через четверть часа, о чём-то бойко разговаривая и впуская внутрь хаты много морозного духа.

— Как вкусно пахнет щами, — затараторили разом мальчишки.

— А, ещё лучше хлебным духом, — весело поддержал их Сергей.

— Мойте руки и давайте к столу, а то чугун скоро остынет, — позвала Катерина, — да пригласите к столу деда и бабушку.

Сергей, помыв руки, прошёл в другую комнату, где висела люлька со спавшим в ней младшим сыном. Славка уже не спал, но лежал тихо, бойко шевеля ручонками и чмокая губами, как будто напевал песенку. Он ещё не знал — какая страшная судьбинушка ждёт его впереди.


4.

Екатерина очень любила Сергея и своих маленьких сыновей. Будучи ещё в юных девках, она не мечтала, что этот высокий и красивый парень может её заприметить. Он был старше Катерины лет на пять и родом из зажиточной крестьянской семьи. Она понимала, что даже если Сергей и выберет её, то его родители вряд ли захотят посвататься к беднякам. Мать и отец Кати трудились не покладая рук, но хотя бы малого достатка в доме никогда не было. Да и как он мог быть, если в их семье было семеро детей, а земельный надел — кот наплакал. Екатерина была шестым ребёнком в семье Поворовых, а через год с небольшим после неё родилась ещё Сашка. В такой семье дети взрослели быстро, а вернее — рано начинали трудиться, каждый по своему возрасту. Их исключительные приветливость и трудолюбие вызывали симпатию у всех односельчан. Такие же чувства к семье Поворовых испытывал и Сергей. Да и девчушки Поварята — так их прозвали в деревне, вырастали со временем все как на подбор — статные и пригожие. К шестнадцати годам Катерина научилась делать всё, что должна была уметь делать деревенская баба и даже больше. Она лучше, чем некоторые мужики косила траву в покосы и очень ловко управлялась с любой лошадью, даже с норовистой или как их называли в деревне — самодурками. Лошади её слушались без особого понукания и крика. Прежде чем запрягать лошадь в колымагу или садиться на неё верхом, Катя долго с ней говорила негромко вслух, трепала гриву, гладила холку и спину, а в конце ласково шептала что-то на ухо. Она любила всякую домашнюю живность, а особенно лошадей. И, видимо, эта бескорыстная любовь через какие-то невидимые нити жизни передавались лошади. Благодаря этим животным состоялось и первое близкое знакомство Кати с Сергеем. В местных деревнях, после окончания посевных работ и незадолго до сенокоса, устраивали общий праздник. Народное гулянье помогало крестьянам сбросить груз накопившейся прежней усталости от повседневных тяжёлых трудов и запастись «свежим духом» для будущих, не менее тяжких, хлопот. Венцом этого праздника всегда были скачки на лошадях. Обычно в них участвовали более зажиточные крестьянские дворы, ибо у них лошади были более сытыми и менее загнанными работой. У Поворовых кобыла Зорька была уже старой и в скачках давно не участвовала. Екатерина вместе со своими сёстрами и деревенскими девками гурьбой пришли посмотреть на увлекательное зрелище скачек. В тот год Сергей также решил поучаствовать в предстоящем соревновании. Не доезжая гурта, где толпились женщины, Сергей слез с лошади и повёл её в поводу. Настроение у него, как и у многих присутствующих на празднике односельчан, было приподнятым. Проходя мимо девок, он игриво крикнул:

— Я слыхивал, тут у вас колдунья, вродь, имеется и может заговаривать лошадей. Слушаются они её, говорят, беспрекословно — что скажет им, то и делают. Может и моего конягу надоумит, чтоб на скачках прибёг первым? Усмехнувшись и посмотрев искоса на Катерину, Сергей прошёл дальше в сторону парней, собирающихся на скачки. Вдогонку ему понеслись всякие шутки-прибаутки с подковырками и без. Катя заметила, как многие молодки с завистью посмотрели в её сторону. Сергей в тех скачках не был первым, но в Катином сердце с того времени он таковым стал навсегда. Впоследствии они часто вспоминали тот момент и Сергей, смеясь, выговаривал Катерине за её отказ заколдовать лошадь, чтоб стать на тех скачках первым. Потом весело добавлял, что вместо коня она околдовала его самого.

— Какая из меня колдунья?! — тоже со смехом возражала ему Катя. — Просто любая домашняя животина — хоть лошадь, хоть курица, чувствует ласку и добро. Я с ними со всеми стараюсь говорить «по душам», а души, наверное, и у них есть, только они немые и ответить словами нам не могут.

Сергей всегда удивлялся глубокому смыслу слов жены, а также счастливой судьбе, что свела их вместе. А, ведь, совсем недавно их судьба могла сложиться совсем иначе.


5.

Праздник в Шумиловке закончился и снова потянулись однообразные тяжёлые будни. Ежедневные крестьянские хлопоты от зари до темна изматывали и тело, и душу так, что в сознании людей не оставалось места ничему иному, как только мыслям об отдыхе и хлебе. Катерина, несмотря на свой юный возраст, работала наравне со взрослыми бабами, а если требовалось, выполняла и мужскую работу. За всеми этими нескончаемыми делами она почти совсем не вспоминала о том разговоре с Сергеем. Жили они на разных концах села, отчего встречаться им случалось крайне редко, да и то чаще всего мельком. Редкие встречи не способствуют укреплению чувств, да она и сомневалась, что то шутливое короткое общение с ней Сергея имело какое-то особое значение для него, оставило в его душе хоть маленькое доброе воспоминание о ней. Редкие мысли о Сергее приходили Кате по вечерам, когда она ложилась спать, в короткие мгновения, пока дневная усталость окончательно её не поглощала в глубокий сон. Летом, после ужина, семья Поварят делилась на две половины: глава семьи с матерью и младшие дети укладывались спать в доме, а старшие — отправлялись на ночлег в сенную ригу и коротали там ночи, весной на остатках прошлогодней соломы, а после первого покоса, на свежем душистом сене. Катя любила спать летом на сеновале. Её завораживало в ночи шуршание и дурманящий запах высохшей травы. Вот и теперь, лёжа на сене, она слушала стрёкот сверчков и наслаждалась медвяным запахом трав. Деревня ещё не спала. Слышался во дворах храп лошадей, блеяние ягнят, отдалённый говор людей. Дальний разговор мужиков и трель сверчков начинали убаюкивать Катерину. Вот уже она перестала успевать за своими мыслями и они понесли её в какую-то приятную сказочную даль. Но, вдруг, сознание Кати чётко уловило в приблизившемся разговоре вперемежку с негромким смехом парней, знакомые нотки голоса Сергея. Сон у Кати сразу улетучился. Поворовы жили недалеко от обрывистого берега речки Панды. Сюда, под обрыв, где был глубокий омут, частенько приходили по вечерам парни купаться. Наверное, и сейчас они направились туда — под обрыв, по пути рассказывая друг другу о чём-то смешном. Катя изо всех сил напрягала слух, чтобы понять о чём шёл разговор, однако, разобрать толком ничего не сумела. А как ей хотелось узнать — о чём говорит с парнями её Сергей и почему это вызывает у них смех? Может, рассказывают они о девчонках? А вдруг о ней тоже!? Неожиданно Катерине взбрело в голову — пойти сейчас на обрыв и тайком в сумерках подслушать сплетни ребят. От такой мысли она вдруг покраснела, потому что ясно себе представила, что могла там не только услышать, но и, возможно, увидеть при свете костра, без которого не обходилось ни одно ночное купание парней. Её с раннего детства бабушка Лиза брала по воскресеньям на утреннюю службу в церковь. Храм, куда они ходили, находился в селе Трескино в пяти верстах от дома. Катерине не хотелось просыпаться рано утром на службу, но её занимали бабушкины рассказы по пути их в церковь. Эти беседы бабы Лизы оставили в её сознании глубокий благодарный след и потихоньку вели её к православной вере. Пока она себя не чувствовала глубоко верующим человеком, т.к. не все каноны церкви удавалось ей соблюсти как требовалось. Вот и сейчас, лёжа на сеновале, вдруг у неё появились такие греховные мысли, а ведь начался Петров пост. От этого Катерине стало не по себе. Но постепенно она успокоилась и незаметно погрузилась в свои приятные девичьи сны.

О ночном разговоре Сергея с друзьями Катерина узнала на следующий день от своих сестёр, когда они ворошили высохшую траву в прокосах. Две её старшие сестры — Агафья и Дарья, были по возрасту «девки накануне выданья». Отец уже не запрещал им в воскресные и праздничные дни посещать молодёжные вечера-посиделки, где парни и девчата за разговорами с семечками и песнями под балалайку или гармонь, могли узнавать друг друга поближе, а если повезёт находить себе суженную или спутника жизни. Вчера как раз Ганя, так звали они Агафью, и Дарья побывали на очередных таких посиделках. Теперь, за сгребанием сена, они делились с Катей вчерашними ночными новостями. Вначале сёстры рассказывали о том, кто во что был одет и о вновь услышанных смешных частушках. Катя слушала, но в разговор не вступала, видимо, рассказы сестёр её не очень занимали. Когда же Дарья начала расспрашивать сестру о Прохоре, с которым Агафья встречалась и в ближайшую осень ждала от него сватов, Катерина замедлила работу граблями и впервые проявила явное любопытство к разговору, т.к. давно знала, что Прохор и Сергей крепко дружат с самого детства. Ганя узнала от Прошки, что Сергея вот уже как с месяц зовёт к себе работать барыня Кутукова, по прозвищу Кукла. Помещик Кутуков, муж Куклы, не так давно умер от старых ран, полученных ещё во время русско-турецкой войны, оставив ей в наследство неплохое поместье и двух дочерей-двойняшек четырнадцати лет. Барыня была миловидной женщиной лет сорока-пяти, любила хорошо поесть и нарядиться, отчего походила на какую-то заграничную куклу, почему и получила у местных жителей своё прозвище. Сергея она определила быть помощником управляющего Игнатия, поскольку тот был уже не молод и потерял былую сноровку. Сергей поделился с Прохором, что хотя он и окончил церковно-приходскую школу, умел читать и писать, всё же ему невдомёк, почему барыня позвала именно его в помощники? Ещё поведал он Прошке, что с первых дней барыня обходится с ним чрезвычайно любезно. Прохор, выслушав недоумённый рассказ Сергея, пошутил над своим другом:

— Барыня — бабонька ещё сама «груша-ягода» хоть куда! Глаз Кукла на тебя положила, поскольку мужик ты, Серёга, на деревне заметный, одного росту целый сажень.

После таких слов оба весело и дружно расхохотались. А Катерине от услышанного было не до смеха. Женская интуиция ей подсказывала, что в этой шутке есть большая доля правды. От дурных мыслей Катю отвлекли сёстры, напевавшие вчера услышанные задиристые частушки:

Вы ребята — удальцы,

Хоть чубища, хоть усы.

Ну, я ж девка — лепота,

Что мордища, что бока!


6.

Когда Александра с Клавкой подошли к своему дому, на улице разыгралась позёмка и повалил крупными хлопьями снег. Мохнатые снежинки, величиной с гривенник, косо падали на землю и тут же уносились ветром. Клавка пыталась их поймать, бегая из стороны в сторону от дорожки. Противный северный ветер редко позволял ей удовлетворить любопытство и как следует рассмотреть красивые сверкающие снежинки. От такой занятной беготни Клавкины щёки заалели ещё сильнее, превратив её милое личико в ярко-красный помидор, особенно заметный на занесённой белым снегом дороге. Разыгравшаяся недавно метель ещё не успела занести следы, видневшиеся во дворе дома. Сашка заметила их и поняла, что в дом кто-то пришёл не свой и даже не деревенский, т. к. оставленные кем-то отпечатки не походили на следы от валенок или лаптей. Ей даже и в голову не пришло, что этот «не свой» как раз что ни на есть — самый близкий и родной ей человек. Обмахнув веником снег с валенок, Сашка вошла в полумрак сеней. Как только затих скрип затворённой двери, она услышала радостный крик Клавки, прошмыгнувшей в дом чуть раньше матери. Сердце у Александры радостно забилось в предчувствии чего-то особенного, а в голове у неё пронеслось: «- Что же так могло развеселить дочь? Неужто близкий и родной ей человек? Может это Иван?». Сашка перекрестилась, прося Господа сбыться её предположению, и дёрнула дверную скобу в хату. Её обдало лёгким запахом махорки и самогона. Иван стоял посреди передней комнаты спиной к входной двери, держа Клавку на руках и что-то у неё шутя выспрашивал, а она весело ему отвечала. Говорили они шумно и увлечённо, отчего не услышали вошедшей с улицы Александры.

— С прибытием, Ванечка! — радостно окликнула она мужа.

Иван быстро обернулся и, увидев жену, расплылся своей обворожительной широкой улыбкой, располагавшей к нему людей.

— Здравствуй, мой дорогой Щурёнок!

Так называл Иван Александру с первого дня их знакомства.

— Я не на побывку прибыл, а на совсем, — продолжал Иван уже на ходу, посадив Клавдию на лавку.

Подойдя к жене, Иван расцеловал её троекратно и помог стащить мокрые от снега валенки. Сашка не могла оторвать взгляда от неожиданно объявившегося мужа. Тёмные волнистые волосы, военная гимнастёрка с боевыми наградами на груди, отглаженные галифе и начищенные до блеска сапоги придавали ему ещё больший притягательный вид. Она не понимала — насколько желанной была сейчас сама для Ивана, истосковавшегося по женской ласке за долгие дни разлуки. Это она ощутит только потом, вечером, когда все домашние отойдут ко сну, а они с Иваном ещё долго будут наслаждаться свалившимся на них счастьем быть снова вместе. Теперь же они уселись за обеденный стол, накрытым на скорую руку свекровью, радовавшуюся возвращению сына с войны. Дед Егор был уже «навеселе» от выпитой самогонки и беспрестанно выкуривавшихся им самокруток. Выпили ещё по одной и наперебой начали расспрашивать Ивана о войне, а больше о революции в столице и чего ждать от неё деревне.

— Неразбериха кругом. Обещают много чего, а главное — собираются землю деревенской бедноте раздать. Только кажется мне, — толковал Иван своим домочадцам, — что не скоро это будет. Богатеи так просто всё не отдадут, и много ещё кровушки нашей прольётся, прежде чем мы получим землю. Драка будет лютой! — закончил под конец Иван.

Александре стало не по себе от таких слов мужа. Тогда она не могла ещё представить — насколько его слова окажутся пророческими, через какие испытания придётся пройти совсем скоро ей самой и всей Шумиловке.


7.

Говорят — «в каждой шутке есть доля правды», так и в шутке Прохора над Сергеем оказалось не всё так смешным, как им тогда показалось. Сергей был от природы смышлёным и исполнительным парнем, а ещё отличался весёлым нравом. Барыня сразу это приметила, да и не только эти черты Сергея ей приглянулись. Он приходил в барское поместье рано, с восходом солнца. Ему нравилась усадьба Кутуковых. Центром усадьбы был высокий и просторный деревянный дом с широкими окнами, отделанными резными наличниками. Особенно выделялись замысловатой резьбой терраса и входное крыльцо с колоннами, затенёнными диким виноградом. Дом стоял посередине большого сада из яблонь, грушевых деревьев, башмалы, черёмухи и вишен, окаймлённый по всему периметру белой и обыкновенной сиренью. Через сад к дому проходило несколько широких дорожек, устланных песком и мелкими камешками. Все хозяйственные постройки поместья находились за пределами сада и были совсем незаметными с главной дороги к усадьбе. Поместье Кутуковых особенно красивым было весной, когда расцветали сирень и фруктовые деревья. В это время вокруг поместья разносился духмяный запах цветов и слышались завораживающие соловьиные трели. Сергей, когда слышал в зарослях сирени пение этих удивительных птиц, приходил в какое-то приятное возбуждение, душа его в эти минуты тоже пела. А однажды, растроганный соловьиным пением, в голове у него вдруг пронеслось:

Я б желал, проснувшись на заре росистой,

Вдруг пропеть как соловей в сиреневых кустах.

Я б тогда не стал терзаться думами о смысле жизни,

А спокойно смог бы умереть с улыбкой на устах.


И всё, и дальше ничего его душа не говорила. Он стоял и не мог понять — откуда появились в голове такие строки? Как будто кто-то свыше ему их нашептал, и они, эти строки, навсегда отложились в его памяти в таком виде, хотя впоследствии Сергей пытался неоднократно переработать их в правильно выстроенную стихотворную форму, но ничего у него из этого не получилось. «Видимо, никудышный из меня стихотворец, да и знаний в этом деле маловато» — думал в такие мгновения Сергей. Так и носил он до самой смерти в глубине своей памяти эти незаконченные стихи.

Сегодня Сергей шёл на службу в поместье как обычно рано, солнце только-только вставало из-за горизонта. Поднявшись по крутому холму, на котором разместилась усадьба Кутуковых, Сергей направился не к дому, а проследовал к небольшому пруду, возле которого размещалась барская пасека. До начала трудового дня он хотел встретиться с Михалычем и расспросить его кое о чём. Эту встречу Сергей уже давно вынашивал в своих планах, но всё никак не решался. Семён Михайлович, а по-деревенски просто Михалыч, слыл не только знатоком «пчелиных дел», но и хорошим советчиком бытовых проблем. Большую часть своей жизни, а к тому времени ему шёл уже восьмой десяток, Михалыч провёл на пасеке у Кутуковых, сначала вместе со своими дедом и отцом, а теперь вот один. Был он по натуре радушный и любил «разговоры по душам». Когда приходивший к нему человек становился с ним до глубины откровенен и правдив, Михалыч преображался — как будто сбрасывал с себя все прожитые десятилетия и сам становился улыбчивым и искренним, словно мальчишка, когда абсолютно верится в абсолютную правду и всяческие чудеса на свете. Михалыч вначале внимательно выслушивал собеседника, рассказывал о своей жизни, перемежая течение разговора шутками и прибаутками, плавно подводя беседу к нужным для собеседника советам, которые почти всегда оказывались верными. Проходя мимо пруда, Сергей заметил множество расходящихся кружков на воде от игравших на утренней заре рыбок, слышал жужжание снующих около ульев пчёл и щебетание проснувшихся ласточек под крышей домика пасечника. Повсюду разносился восково-медовый запах, вселяющий надежду и успокоение. Михалыч уже хлопотал — чинил на старом верстаке прохудившийся дымарь, вероятно, готовя его к предстоящей работе. Сергей видел лишь его слегка сгорбившуюся спину.

— Никак молодой управ к нам пожаловал? — проговорил, не оборачиваясь, Михалыч. — Небось, важнецкие дела привели тебя сюда? Иначе в мой медвежий угол никто не заглядывает.

— Здорово, Михалыч! А как же ты узнал меня, иль горбушка у тебя зряча? — в ответ произнёс Сергей.

— Я про тебя давно прочуял. Вестуны мои подсказали, они никогда ещё не ошибались в этом деле.

— Что за Вестуны такие, Михалыч? И как житие-бытие твоё? — удивлённо произнёс Сергей.

— Каково может быть житьё старого отшельника? Скрыплю помаленьку, а жую и сплю ещё меньше, девок своих по ночам караулю, штоб парни шустрые, вроде тебя, их не увели. А Вестуны мои вон жужжакают, всё мне ведают.

— «Девки-пчёлки», неужто они могут тебе о чём-то рассказывать? Или, Михалыч, ты меня разыгрываешь? — удивился снова Сергей.

— Зачем мне, мил человек, тебя разыгрывать. Природу нужно внимательно слушать и понимать, она многое может человеку подсказать, предсказать и помочь. Вот и пчёлы чуют чужака за версту и жужжат совсем не так как обычно. Поживёшь с моё, ещё не то узнаешь, — подытожил Михалыч.

Закончив, наконец, чинить дымарь, он предложил Сергею присесть на скамейку под старой огромной ветлой на берегу пруда. Некоторое время сидели молча, глядя на мелких рыбёшек, резвящихся в пруду, поросшего крупными жёлтыми кубышками. Вдруг рыбки бросились врассыпную, подпрыгивая над гладью воды, словно мальчишки, играющие в чехарду. Из-под листа ближайшей кубышки раздался громкий всплеск от бросившейся за ними небольшой щучки.

— Кому-то пришёл конец, отрезвился, — произнёс, наконец, Михалыч. — Вот так и средь людей бывает. Не Господь-бог нашу жизнь порою прерывает, а наши собратья, люди-щукачи, которые свою добычу, хоть малую иль хоть большую, ни за что не упустят, лишь бы брюхо своё ненасытное набить. Вот так вся живность поживает и человек такой же, ничем не отличается, а может быть ещё более зловредный из животин!?

Сергей с удивлением смотрел на деда. Его поразили не только слова старика, их откровенно зловещий смысл, но и с какой горечью он это говорил. А больше его удивило лицо старика, вдруг неестественно скукожившееся и покрывшееся густой сеткой морщин. Таким удрученным Сергей видел старика впервые, и ему стало неловко от того, что проблемы, о которых хотелось поговорить с Михалычем, теперь показались такими мелкими. Ещё немного и он бы ушёл, ничего для себя не выяснив. Но лицо старика вдруг прояснилось, и разговор возобновился снова.

— Дай бог, штоб тебе, Серёжа, в жизни не встречались такие Щукачи и распознавать заранее их надо умудряться, хотя это очень непросто. А, вообще, тебе как будущему Управу, надо нутро любого человека угадывать, знать его повадки. Тогда ладить с каждым будешь, целёхонек останешься всегда и свою работу сделаешь по уму, как надо. Такой вот совет тебе мой, если слушаешь старика.

— Ты, Семён Михалыч, и вправду провидец, как гуторят у нас в округе. Я до этого момента такому, честно скажу, нисколько не верил. А теперь убедился, что напрасно так считал, — признался Сергей.

— Да я ж тебе ничего особенного-то, вроде, и не поведал, — с воодушевлением ответил старик.

Было заметно, что после таких слов Сергея, Михалыч повеселел. В деревне его уже давно никто не называл по имени-отчеству, а тут сам будущий управляющий так уважительно величает.

— Какие же тебя заботы привели на пасеку в столь ранний час?

— Много наставительного, Михалыч, ты мне уже поведал. Хотел узнать больше о Кутуковых, ведь если приведётся служить мне у них управляющим, не мешало бы знать об их причудах-закавыках или, как ты верно сказал, нутро их и повадки знать. Лучше тебя, Семён Михалыч, Кутуковых во всей округе знать никто не знает. Ты ведь сам и твои батька с дедом с ними, поди, лет двести в одной упряжке. Скажи по совести, что за ними водится? Может, пока не поздно, лучше отказаться от затеи барыни? Совсем не могу понять — почему она меня прочит в Управы?

— Куклу я знаю мало. Она появилась здесь в усадьбе не так давно. Жила до приезда, кажись, в Тамбове. Барин, Григорий Иваныч, «царствие ему небесное», был лет на двадцать её старее и, будучи помоложе, тоже предпочитал больше жить в губернском городе. Сюда, в усадьбу, он тогда приезжал очень редко, только выслушать отчёт Игнатия, да забрать собранные им гроши. Игнатий знает Кутуковых, особенно по их делам в Тамбове — он туда к ним исправно наведывался с отчётом, канешно основательнее меня. Попробуй разговорить об этом его, хотя вряд ли он захочет с кем-либо говорить про хозяев. Барин наш, когда его стала одолевать хвороба, перебрался сюда в усадьбу насовсем, а Кукла приезжала в поместье только летом, сначала одна, а потом после рождения дочек с ними. Ходили слухи, что Кукла до появления дочерей, любила бывать в театре и на балах. Поговаривали также о её вертихвостве с молодым адъютантом генерал-губернатора, пока Григорий Иваныч её как следует не осадил. А может всё это брехня собачья, кто знает? Дела в хозяйстве после смерти барина пошли намного хуже, поскольку Кукла в делах ничего сама не смыслит, а Игнатий уже не тот, что был раньше. Вот, может, барыня и ищет ему достойную замену. Видать, ты ей приглянулся со всех сторон, а какой из них больше — покажет время. От Куклы, как и от всех других баб, можно ожидать самых несусветных чудачеств. Так что, будь готов ко всему. Вот и весь мой сказ. А теперь пойдём, отведаешь медовой бражки. Такую ты ещё, наверняка, не пробовал.

Михалыч повёл Сергея к омшанику, рядом с которым находилась небольшая беседка. Через несколько минут они уже сидели в беседке и не спеша потягивали из небольших горшков прохладную золотистую бражку.

— Приятная штука, — заметил Сергей, приложившись в очередной раз к горшку. — Из чего бражка, Семён Михалыч? Иль своего секрета не выдаёшь?

— Ну отчего же. Придёшь в другой раз, поведаю рецептуру.

Допив до конца бражку и поблагодарив Михалыча за вкусное угощение, Сергей бодро зашагал к дому Кутуковых.


8.

Душный июль в Шумиловке подходил к концу. Слепни и мухи в то лето совершенно озверели. С утра до позднего вечера несметные жужжащие стаи этих тварей не давали покоя ничему живому в деревне, и даже куры забивались куда подальше от обнаглевших кровососов. В один из таких дней Игнатий велел Сергею ехать на базар в Рассказово. Базар начинался рано и находился более чем за тридцать вёрст, отчего Сергею пришлось закладывать бричку задолго до рассвета. Закупив всё, что велел Игнатий, в т.ч. и какую-то шкатулку для барыни, Сергей уже в четыре часа пополудни возвращался назад. Только что он миновал Калиновку, небольшую деревеньку в полутора часах езды до Шумиловки. Вскоре впереди замаячил, принадлежащий Кутуковым, небольшой лес под названием Дубовая. Сергей всегда удивлялся такому названию леса, т.к. дуба в нём росло не больше, чем осины или орешника. Он любил приходить сюда с мальчишками по ягоды или грибы, а в особенности весной после таяния снега и появления первой зелёной травки, когда можно было играть в любимые игры — бабки, лапту, клеки (деревенские разновидности городков) или чижики. Подъезжая к Дубовой, он опять вспомнил о тех весёлых мальчишеских забавах. Захотелось свернуть в лес и побыть под сенью деревьев, ощутить прохладу. Зной и слепни окончательно доконали седока и лошадь. Сорока, так звали лошадь, отчаянно мотая головой и хвостом, также норовила свернуть с дороги и забиться куда-нибудь в кусты, надеясь таким макаром отвертеться от надоевших до смерти насекомых и передохнуть от жары. В довершение ко всему, лес манил к себе ещё несказанно дивными криками иволги, хорошо слышимых с дороги. Сергей уже и впрямь намеревался дёрнуть за левую вожжу и остановиться около могучего старого дуба, огромные ветви которого бросали вниз на землю много тени, как вдруг, чуть поодаль от него, из леса появились две женские фигуры с корзинками в руках. Это заставило Сергея дёрнуть не одной левой, а сразу двумя вожжами, похлопав ими с обоих боков Сороку, чтобы она прибавила ходу. Громко фыркнув и мотнув головой, лошадь затрусила мелкой рысью. Спустя пять минут, повозка нагнала женщин. Сергей ещё издали узнал своих односельчанок. Ими оказались молодки Поварята, Сашка и Катерина, которые, едва заслышав конский топот, остановились на обочине дороги и внимательно наблюдали за приближавшейся бричкой, явно не догадываясь, кто в ней. Не доезжая полсотни шагов до девок, чтобы не обдать их густой пылью, Сергей осадил Сороку, пустив её идти шагом.

— Чем похвалитесь, лесные русалки? Что-то корзинки совсем у вас пусты? — поравнявшись с девчонками, выкрикнул им Сергей и остановил лошадь.

Вид у Кати и Сашки был удручённым, вероятно, от долгих бесплодных поисков лесных даров.

— Сигайте ко мне в телегу, подвезу аккуратно до деревни с ветерком!

— Иль растрясёшь уставшие наши мослы! — засмеявшись, ответила Сашка.

Катерина смотрела на Сергея молча, явно удивлённая такой вот неожиданной встречей. Впрочем, замешательство её было недолгим. Сначала Сашка, а потом и она, подпрыгнув, уселись в бричку, свесив с телеги ноги. Сергей, поправив на лошади сбрую, разместился с другой стороны брички. Сорока, не дожидаясь понукания, самостоятельно тронулась в путь. Сергей не стал гнать её рысью. Ему захотелось подольше сидеть рядом с этими миловидными попутчицами. Он впервые так близко видел Катерину и её сестру, от которых сейчас веяло свежестью и запахами леса, что делало жару не столь утомительной как прежде, да и время побежало быстрее за разговорами с ними. Сергей заметил, что в разговоре с ним в основном участвовала Шурка, а Катерина больше слушала их болтовню и, как ему показалось, с еле скрываемым любопытством присматривалась к нему.

— Что же вы на наших посиделках не появляетесь? — спросил Поварят Сергей. — Много работы сейчас или батя не пускает, ещё малы? — со смехом добавил он.

— Нету парней путёвых в деревне нашей, а то бы пришли. Ходить просто лузгать семечки ни к чему нам, — ответила опять Сашка. — Лучше заняться рукодельем, да спеть песни дома.

— Сестра-то твоя тоже поёт? А то всю дорогу молчит и молчит, будто немая, — съязвил Сергей по отношению к Катерине.

— У неё что работа, что песни, что сама она — красота на загляденье. Пригласи, узнаешь, — предложила Александра.

— Считай, что пригласил, — Сергей взглянул на Катю, которая смущённо отвернулась и раскраснелась.

Так они, болтая, незаметно подъехали к Беляевке, где жили Поварята.

— Спасибо тебе, Сергей, что нас доставил до дома, и не пришлось тащиться из леса пёхом, — спрыгнув с телеги, поблагодарила Шурка. — Завтра жди нас на посиделках, и учи частушки, обязательно придём.

Сергей засмеялся и посмотрел на девок, желая что-то сказать весёлое им на прощание, но, увидав раскрасневшееся лицо Катерины, только мотнул головой.

— Буду рад хоть тыщу раз ещё подвозить вас, был бы случай. А завтра непременно будем петь и плясать. Бывайте! — ответил Сергей и поехал дальше по Шумиловке к барской усадьбе, до которой оставалось ехать ещё вёрст пять.

Сорока, почуяв дом и скорый отдых, сама прибавила ходу, и менее чем через час Сергей въезжал в усадьбу Кутуковых. Привязав к пряслам лошадь и забрав узел с покупками, он постучал в контору к Игнатию. Управляющий был на месте и что-то писал в бумагах.

— Ну, што, вернулся? Съездил удачно, аль не совсем? — упёрся он взглядом из-под мохнатых бровей в вошедшего.

— Ну, вродь всё, как Вы приказывали, Игнатий Порфирьевич, куплено и доставлено, — устало подытожил Сергей.

— Отнеси сукно и заморскую снедь Ефросинье. Пускай разложит по закромам и полкам, а шкатулку барыня велела, чтоб ты ей сам доставил. Она сейчас в беседке с книгой. Иди к ней, а потом распряги лошадь и домой до завтрашнего утра, если барыня не даст других наставлений.

Сергей достал из мешка шкатулку и пошёл в сад к беседке.


9.

В тот вечер Сергей возвращался домой поздно. Стояла тёплая июльская ночь, светили яркие звёзды. Глядя на скопление звёзд Млечного Пути, он пытался разобраться в событиях прошедшего дня. Ему уже началось казаться, что этому дню не будет конца. Он так устал от духоты и дороги, что еле дотащился до калитки у дома. Из головы особенно не выходили два события одинаково его взволновавших. Ему становилось тепло на душе, когда он вспоминал разговор и лица Сашки и Кати, их девичью чистоту и непосредственность. И, наоборот, холодок и сомнения терзали его тело и душу воспоминания их беседы с Куклой. Он терялся от того — что хотела донести до него барыня, Софья Петровна, какие действия и поступки следует ему предпринимать завтра и впоследствии? Нужно, думал Сергей, подробнее проанализировать весь этот разговор.

В беседке барыня была не одна и уже не читала, а мило и весело разговаривала о чём-то с дочерями — Еленой и Натали. Девочки уже выглядели почти взрослыми. Сергей так близко видел их впервые и смог рассмотреть куда лучше, чем прежде. Многие черты лица и даже жесты сестёр были схожими, но отличий в них было не меньше. Елена была высокой, тонконогой, словно лань, с белокурыми волосами и голубыми глазами, серьёзной девушкой, а Натали — сероглазая хохотушка с веснушками вокруг её курносого носика. Как раз в тот момент, когда Сергей приблизился к беседке, Натали о чём-то с хохотком рассказывала матери и сестре, которые слушали её с весёлыми лицами. Они так увлечённо беседовали, что достаточно долго не замечали подошедшего постороннего слушателя. Сергей не успел разобрать смысла увлечённого рассказа Натали, поскольку Софья Петровна её остановила, увидев, наконец, Сергея. Поздоровавшись и поклонившись, Сергей доложил, что Игнатий приказал ему доставить шкатулку только что привезённую с ярмарки. Барыня приветливо ему улыбнулась, а девушки с интересом и, не смущаясь, рассматривали Сергея.

— Добрая новость, давай вещичку, мы её сейчас посмотрим. А ты ступай и подожди меня у дома, я тебе дам новые распоряжения на завтра, — приказала барыня.

По пути к барскому дому Сергей слышал восхищенную болтовню девочек, рассматривавших содержимое шкатулки. В скучном и томительном ожидании стоял он у парадного входа, с интересом разглядывая затейливую резьбу крыльца господского дома. Через четверть часа послышались шаги на дорожке из сада и, пару минут спустя, появилась сама Кукла, сейчас особенно на неё похожая, поскольку пышный наряд и странная шляпка придавали ей необычный и смешной для деревни вид, вызвавший у Сергея скрытую усмешку.

— Пойдём в дом, я хочу расспросить тебя о ярмарке, — сказала Софья Петровна, приблизившись вплотную к Сергею и в упор посмотрев ему в глаза. Длилось, как показалось Сергею, это достаточно долго, отчего ему стало немного не по себе. И хотя наступали сумерки, барыня, вероятно, заметила состояние Сергея, поскольку, приветливо улыбнувшись, коснулась его плеча рукой, как бы приглашая следовать за ней. Заскрипели ступеньки крыльца под тяжестью дородного тела Куклы. Поднималась она не спеша. Сергей не заметил, как очутился в одной из комнат, являвшейся, вероятно, рабочим кабинетом. Барыня проследовала не к столу, а расположилась на диване, стоявшем, напротив. Сергей остановился у входа, ожидая приказаний. В комнате не зажгли ещё ни одной лампы, и только вечерний свет из окна пробивался внутрь. Густые сумерки минут через двадцать могли совсем поглотить задержавшихся здесь собеседников. Сергей стоял возле массивного книжного шкафа, упёршись головой в косяк двери и чувствуя, как пристально глядит на него Кукла. Несмотря на тяжёлый сегодняшний день, выглядел он всё равно впечатляюще и намного изящнее, чем его сосед-шкаф, несуразно размалёванный мастером и толстенным от книжных томов, заполнивших его до отказа. Кроме своего саженого роста и широченными плечами, Сергей обладал ещё мужественными и тонкими чертами лица, чёрными, как смоль, бровями и кудрявой русой головой. К тому же, одет он сегодня был нарядно, поскольку ездил на ярмарку, куда крестьяне всегда наряжались в лучшую у них одежду. Из-за всего этого он казался похожим на какого-то былинного Витязя, сошедшего с полотна художника. Барыня с явным интересом разглядывала непонятно откуда возникшего здесь, в деревенской глуши, богатыря-красавца. Глаза её выражали еле скрываемое возбуждение, какое бывает при женской влюблённости и долгого отсутствия мужской ласки. Сергей всё это почувствовал, отчего стало немного не по себе, хотя внешне ничто не выдавало о его лёгком волнении. Барыня прервала, наконец, этот затянувшийся конфуз.

— Проходи, садись вот здесь, — она указала рукой на противоположный конец дивана.

Сергей откашлялся и, несмотря на свои внушительные габариты, лёгкой походкой прошёл к указанному месту и с несвойственным для крестьян достоинством опустился на мягкий диван. Барыня продолжала внимательно разглядывать Сергея. Он тоже впервые так близко и долго мог рассматривать Куклу. Внешне она казалась достаточно молодой женщиной, похожую на вешнюю сирень, слегка подёрнутой увяданием, от неё пока веяло женской здоровой свежестью.

— Какие новости слыхивал и диковины видывал на ярмарке? — наконец спросила барыня, нарушив неловкое молчание.

— Много купцов из Астрахани рыбой да материей разной торговали. А разговоры, разные, — уклончиво отвечал Сергей.

— Что, совсем не разобрал о чём толковали там, иль не желаешь поведать? — переспросила барыня и придвинулась ещё ближе к собеседнику. На Сергея сильно повеяло приятным и возбуждающим благовонием. Он не знал, что ответить и предпринять. В носу защекотало от запахов и близости барыни, отчего захотелось немедленно уйти, чтобы не расчихаться прямо сейчас перед Куклой. Сергей неловко заёрзал и потрогал переносицу, успокаивая тем самым позыв к чиханию. Кукла неожиданно положила свои холёные ладони на его большие кулаки, сложенные в тугой узел. Прикосновение её ладоней было недолгим, но Сергей успел почувствовать их тепло и мягкость.

— Я не совсем разобрал, но в основном судачат о смутах в столице и возможном неурожае хлеба, везде стоит сильная сушь, — наконец нашёлся Сергей и взглянул на Софью Петровну, которая не сводила с него, блестевших в сумерках, глаз.

Барыня вдруг встала и проследовала к столу. Не садясь в кресло, она что-то достала из ящика и протянула Сергею.

— Вот возьми за свои труды. Ты ноне меня порадовал — привёз всё, что я велела. Особенно довольна шкатулкой. Тебе её купец Силантий передал?

— Так точно, Софья Петровна. И передавал нижайший поклон, — привстав, ответил Сергей и взял протянутые деньги, затем с достоинством поклонился барыне.

— Ну ладно, ступай домой. Умаялся, небось, в дороге? Завтра ещё поговорим и наметим ближайшие дела вместе с Игнатием, — подытожила беседу Кукла.


10.

Иван и Сергей подружились на одной из Шумиловских посиделок, когда они оба начали ухаживать за девчонками Поварятами, Сашкой и Катей. До этих посиделок у них не было дружеских отношений, поскольку не было повода для их близкого знакомства, да и жили они в разных концах Шумиловки. Памятные для них посиделки состоялись вскоре после возвращения Сергея с ярмарки и разговора с Куклой. Сергей пришёл на них, уже позабыв о недавнем разговоре с милыми попутчицами Шуркой и Катериной, подумав, что они просто подшутили над ним. И в этот раз на посиделки Сергей шёл как обычно с Прошкой, другом детства. У них не было секретов друг от друга, и Сергей знал, что Прохор встречается уже как с полгода с одной из сестёр Поварят — Агафьей. Шли они не спеша вдоль однообразных плетеней длинной Шумиловки и говорили не о деревенских молодках, а о неважных видах на урожай этого года. Прохор уже не раз рассказывал другу о своих чувствах к Агафье и обо всей семье Поворовых, о которых всегда отзывался только в превосходных тонах. Сергей, в сою очередь, тоже поведал Прошке, как он подвозил из леса Катерину и Сашку. Поделился он тогда с другом и тем, что ему особенно понравилась Катя, хотя она почти всю дорогу молчала. Ещё издали друзьям стало понятно, где собралась сегодня молодёжь отдохнуть, а собиралась она по-разному — то за Беляевкой на берегу Панды, а то на краю Болотовки в старом фруктовом саду. Сегодня было необычайно шумно. Наверное, от таких вот шумных и весёлых посиделок и возникло название села — Шумиловка. Помимо несусветного гвалта, слышалось девичье пение в несколько голосов. Среди них особенно выделялся один голос своим звонким и чистым звучанием. Друзья даже остановились и замолчали на несколько минут, чтобы шорох их собственных шагов не смог исказить необычайное пение. Им стало понятным, что обладатель такого дивного голоса кто-то из новеньких, раннее не посещавших посиделки. Стало любопытно поскорее увидеть эту удивительную «Певчую птичку». Ждать окончания песни они не стали, а дружно и споро зашагали к месту весёлого сборища молодёжи. Удивительная картина открылась, когда Сергей с Прошкой подошли ближе. Парни сидели на нависших над водой стволах деревьев, а девчата сбились в круг на крутом обрыве Панды и распевали старинные песни. Звёзды ярко горели над ними, а луна серебристым серпом глядела на собравшихся из тёмных глубин речки. Девчата не заметили вновь прибывших и продолжали красиво петь, слегка пританцовывая. В сумерках, издали, а до них от сидящих парней было саженей тридцать, нельзя было разглядеть обладательницу дивного голоса. Поздоровавшись с хлопцами, Сергей с Прошкой первым делом начали расспрашивать их о певуньях.

— Что вы тут сидите, рассказывая друг другу небылицы, а не помогаете девкам в их распевках, — подтрунил над ними Прошка.

— Небось, до сих пор не ведаете, кто так голосисто поёт? — вторил ему Сергей. — Что-то я раньше этот голос не слыхивал.

— А, как и где ты мог его слыхивать, если певунья совсем молода, да и пришла сюда в первый раз, — кто-то ответил из темноты.

По голосу, Сергею показалось, что ответил им Иван Федот.

— Давно их надо было приманить сюда поближе и угостить семечками, чтобы чужие соловьи их не сманили у нас на другую сторону, — пошутил снова Прохор.

— Поди, примани, если сильно шустрый и тех девок не боишься, — огрызнулся Ванька Царёк.

Приманивать девок не пришлось, поскольку, закончив очередную песню, они сами стали спускаться к ним с крутого берега. Ванька Царёк увидев такой поворот событий, растянул меха старой, потёртой гармошки, доставшейся ему от деда, затянув свою любимую частушку:

Отдавай, мамаша, замуж,

Я теперь богатая:

Титьки выросли большие,

И п…. лохматая.


Девки, подошедшие уже близко, вторили в ответ:

Сидит Ванька у ворот

Широко разинув рот,

А народ не разберёт,

Где ворота, а где рот.


И началась обычная сельская вечеринка. Сергей сразу распознал среди девчат Катерину, но пока не догадывался, что тот дивный голос принадлежал ей. Она стояла среди своих сестёр Агафьи и Шурки, не принимая пока участия ни в плясках, ни в частушках. Прошка уже направился к ним, попутно тыкнув в бок Сергея, приглашая последовать его примеру:

— Не стой берёзой, действуй сноровисто и быстро! Иль дремать пришёл?

Через пару минут друзья уже стояли возле разгулявшихся девок, которые, как будто, и не заметили вновь подошедших. Царёк продолжал во всю прыть наяривать на гармошке. Посиделки в тот раз продолжались не долго. Начали расходиться через час с небольшим, кто парами, а кто небольшими стайками. Сергей и Прошка проследовали за девками Поварятами, которые по дороге к дому затянули снова песню. И тут только им стало понятным, кто обладатель дивного голоса. Катерина, когда начинала петь становилась не так стеснительна как в простых разговорах, а будто преображалась в прекрасную царевну. Сергей ещё больше ощутил симпатию к этой дивчине, захотелось быть к ней ближе, видеть её большие глаза и чувствовать её сильное тело. Незаметно прошли половину пути к дому Поворовых, а Сергей всё не знал, как ближе познакомиться с Катей. Сам случай помог ему. Сашка ещё раньше по дороге отбилась от сестёр и куда-то исчезла в темноту. Постепенно стали отставать от них и также исчезли за деревьями Ганя с Прошкой. Вот также парами исчезали и другие — сначала Торбеевские, потом Масловские, а в конце и Беляевские влюблённые. Только у самого крыльца дома Поворовых Сергей, наконец, остался наедине с Катей.

— С чего начать и что ей сказать? — думал Сергей.

Катя прервала его мысли, предложив: — Пойдём, присядем на лавочку возле вон тех вязов, если хочешь?

Вот так всегда и впредь она будет опережать не только его действия, но также и мысли. Катя вопросительно глядела на спутника. При свете полной луны её большие глаза блестели как два чистых, прозрачных родника, зовущие напиться уставшего путника.

— Я думал вы с сестрой в тот раз меня разыграли, обещая быть на ближайших посиделках, — всё, что нашёлся ответить Сергей на предложение Катерины.

— Мне кажется под вязами уже кто-то сидит и нам не удастся нормально поговорить, — продолжил Сергей.

— Никого там нет. Это отец смастерил там деревянные фигурки зверушек, — улыбнулась Катя и направилась к скамейке первой.

— Как легко с ней общаться, — подумал Сергей, следуя по тропинке за Катей. — Будто сто лет с ней знакомы и близки.

Катерина уселась возле одной из деревянных фигурок. Это был безрогий лосёнок с отвислой нижней губой. Даже в лунном свете было заметно, как озорно он пытается махать лопоухой своей головой.

— Мастерски сделано, — указал Сергей на лося, — будто живой и сейчас поскачет по лугу в лес.

— Отец любит это делать, только времени у него на это мало остаётся. В основном мастерит в потёмках, когда основные дела по хозяйству уже сделаны. Помогает ему наш брат Серафим — где поддержать, где посветить. Расскажи лучше о себе, ведь я ничего о тебе не знаю, — предложила Катя.

— Особо-то и рассказывать не о чем. Мы, Кузнецы по прозвищу, выходим корнями из Лебедевки — крайней деревни нашего села. Правда, наш прапрадед Кузнецов Осип переселился в Лебедевку с Урала. Все у них в роду были хорошими кузнецами, откуда, наверное, и пошла наша фамилия. Дед Силантий рассказывал, что начинали они ещё у Демидовых, которые их очень ценили. А когда дела Демидовых пошатнулись, пришлось и нашему прапрадеду Осипу искать лучшей доли. Каким образом он попал в эти края, я не ведаю. Отец меня в восемь лет отвёз в церковно-приходскую школу в Кирсанов. Жил я там у своего дяди по матери. Год назад вернулся домой и почти сразу меня позвали к себе в работники Кутуковы. Барыня отрядила помогать управляющему Игнатию. Вот теперь там и работаю. Пока, правда, только вникаю в суть дела большого барского хозяйства. Игнатий хоть уже в почтенном возрасте, но мозгует и решает дела просто здорово. Мне его сноровки пока в ближайшее время не достигнуть.

Катерина внимательно и с интересом слушала Сергея, не прерывая стройного течения его рассказа. Ей больше хотелось узнать о нём — о чём он думает, что чувствует сейчас? Катерине было сейчас тепло и уютно рядом с ним. Сергей обладал способностью быстро располагать к себе людей, независимо от пола и возраста. Людей привлекало в нём не только его природная красивая и необычайно мощная внешность, но и, в особенности, его открытость и откровенность всегда и всюду, независимо от ситуаций. Тоже самое чувствовала к Сергею и Катя.

— А нам, Поворовым, никому пока учиться не пришлось. Может Серафим ещё успеет, он молодой. Отец хоть теперь стал немного зарабатывать на своих деревянных поделках, их у нас иногда забирают купцы из Рассказова и Тамбова. Я бы тоже хотела учиться, хоть бы уметь немного читать и писать, — мечтательно выдохнула Катерина.

В сараях и котухах ближних и дальних домов деревни запели свои утренние песни петухи. Становилось к утру прохладно. Катерина слегка поёживалась, так как одета была не слишком тепло. Её красивые плечи закрывал только лёгкий и скромный платок. Сергей заметил её состояние и, скинув свой красивый зипун, накинул его Катерине на плечи. Катерина остро ощутила силу и тепло его рук, прикоснувшихся к её плечам. Стало тепло и уютно, как бывает только с очень близким тебе человеком. Кате хотелось находиться в таком состоянии бесконечно долго. Однако, этого сделать не удалось, так как около их дома замаячили силуэты людей.

— Это вернулась Сашка. Мне надо идти, — грустно сказала Катерина. — Мы с ней договорились вернуться домой вместе. Так что пойдём к ним.

— Давай встречаться почаще, хорошо? — пока шли по тропке предложил Сергей.

— Я не против, — только и успела ответить Катерина, так как они уже вплотную подошли к ожидавшим их Шурке и Ивану.

Сергей поздоровался, пожав руку Ивану.

— Всё, мы пошагали в хату, — сказала Александра, обняв сестру за плечи, и приветливо на прощание помахала ребятам рукой.

— Пока, — вторила ей сестра, тоже махнув парням рукой.

— До скорой встречи, — ответили в унисон оба.

— Будем вас ждать на следующих посиделках, — подытожил вечер Иван.

Скрипнула калитка во дворе Поворовых, поглотив в своём тёмном зеве прекрасных девчат. Поначалу парни шли молча, каждый переваривая внутри себя события сегодняшнего вечера. Они ещё не отошли от обаяния своих девчонок. Деревня тяжело спала. Было тихо, и только отдельный лай собаки и крик дергача в траве около речки нарушали эту первозданную тишину. На душе у парней тоже светло и тихо, ничто не предвещало, что через какие-то пару часов начнётся снова тяжёлый день в нескончаемых крестьянских трудах.

— Я слышал, ты, Сергей, трудишься сейчас у Кутуковых? — наконец прервал затянувшееся молчание Иван. — Как у них работается, если не секрет?

— Да пока, вроде, нормально. Барыня и Игнатий доверяют мне, а это главное. Осваиваю дело Управляющего, — с явным удовольствием отвечал Сергей.

Далее пошли разговоры о крестьянских делах — урожаях овса и жита, прибытках жеребят и ягнят, немного поговорили о рыбалке, которая в этом году, как и урожаи, была неважной, радовала только картошка, уродившаяся на славу. Так они незаметно дошли до хаты Федотовых и распрощались крепким рукопожатием.


11.

Утром следующего дня Софья Петровна поручила Сергею найти ещё одного толкового конюха и прислать его в скором времени к ней для беседы. Не объяснив толком требования к новому конюху, сама укатила к своим приятелям Трескиным. У них она собиралась узнать, где сейчас можно купить хороших лошадей. Трескины были хорошими знатоками и ценителями лошадей, о чём Кукла знала. Братья Трескины жили в пяти верстах от усадьбы Кутуковых и были известными в России военными. Старший Трескин, Иван Львович, начинал учиться военному делу вместе с будущим супругом Куклы Григорием Ивановичем в Московском кадетском корпусе, откуда вышли оба гардемаринами. Потом их пути разошлись. Трескин впоследствии командовал кораблями Принц Густав, Исидор и участвовал в составе эскадры адмирала Ушакова в операциях против французского флота в Средиземном море, дослужился до вице-адмирала. Григорий же Кутуков таких высот военных и званий не достиг, выйдя досрочно на пенсию из-за серьёзного ранения. Но, несмотря на это, дружеские отношения между однокурсниками-земляками сохранялись до самой смерти.

Хорошим приятелем Кутуковых был и второй брат Трескиных — Михаил, который тоже был известным военным, начинавшим службу в лейб-гвардейском Преображенском полку, был участником Итальянского похода Суворова, за отличие при осаде Измаила был награждён золотой шпагой, а за мужество и храбрость в сражении против французских войск под Данцигом получил орден св. Георгия, закончив свою службу в звании генерал-майора.

Выйдя замуж за Кутукова, Кукла быстро стала «своей» в богатой семье Трескиных. В молодости она была весёлой и беззаботной девушкой, происходившей из знатного рода Ланских, родовое имение которых находилось в селе Калугино, в нескольких верстах от Шумиловки. Поступки Куклы в молодости порой доходили до какой-то мальчишеской удали и бесшабашности. Её будущий супруг, Григорий Кутуков, в возрасте гардемарина, тоже отличался буйным нравом, любил шумные и весёлые кампании. На одном из балов у Трескиных они и познакомились. Григорий на этом балу не только танцевал, но и довольно прилично несколько раз по просьбе друзей сыграл на гитаре. Молодая Софья Ланская, увлечённая хорошей игрой Григория, попросила его спеть вместе с ней казачий романс «Не для меня придёт весна». Уговорить его спеть романс Софье не удалось, но зато после её сольного исполнения, Григорий уже весь вечер танцевал только с Ланской. Их близость развивалась потом стремительно, закончившись уже через год пышной и весёлой свадьбой. В первые годы после свадьбы молодые были счастливы и много времени проводили в поездках по столицам всей Европы. В Париже они бывали чаще, чем в С-Петербурге или Москве. Вернувшись из поездок, они больше проживали в Тамбове, в свои имения в деревне наведывались крайне редко. Григорию, за его хорошую предыдущую военную службу, штабное начальство в первый год после свадьбы, разрешало частые и длительные отлучки из штаба. Но затем ему всё больше и больше времени приходилось уделять военной службе, а Кукла всё чаще оставалась одна. Детей поначалу у них не было и молодая, с весёлым нравом Софья, всё больше тяготилась одиночеством и скукой. Однажды, на одном из балов тамбовской знати у генерал-губернатора Муратова, Софья познакомилась с его племянником, молодым поручиком Кисловским, выходцем из дворян Кирсановского уезда. Был он хорошо образован и красив, как и Григорий Кутуков, лишь уступал ему в росте и мощи телосложения. Для Софьи в её молодые годы рост мужчины не сильно значил. Её больше интересовали другие мужские качества. Особенно она ценила, а порой даже приходила в восторг и умиление от мужчины, если он был остроумен, щедр и не скрывал своих чувств, даже должен быть где-то в меру наглым. У Кисловского эти качества были как раз на пределе приличного. По прошествии первых трёх лет после замужества, когда взаимные сильные чувства у Кутуковых стали ослабевать, к Софье и пришло это новое увлечение. Во время долгих служебных командировок мужа, Софья всё чаще и чаще стала исчезать из своего дома и старалась предаваться, как и прежде до замужества, весёлому времяпровождению. Софью тогда видели с Кисловским то в театре, то в излюбленном ресторане гостиницы «Россия» на углу Носовской и Интернациональной, где имелись отдельные номера. Иногда их видели вместе в карточном клубе дворянского собрания или в кинотеатре «Модерн» на Большой Астраханской. Она настолько увлеклась Кисловским, что совсем перестала соблюдать хотя бы элементарные рамки приличия. Все её вольности не могли когда-нибудь не достигнуть ушей Григория. Однажды в полк, где служил Кутуков, вернулся его сослуживец и земляк штаб-ротмистр Вольдемар Чичерин, находившийся на похоронах деда в их родовом имении села Караул. На обратном пути в полк, Вольдемар заглянул в Дворянское собрание и застал там нашу неразлучную пару, игравших в карты и откровенно кокетничавших друг с другом. Вольдемар даже не счёл нужным выразить своё почтение Софье, хотя хорошо был с нею знаком. Он ещё не отошёл от событий похорон деда, и поведение Софьи в карточном клубе вызвало у него лишь чувство раздражения и досады. Быстро решив свои дела в собрании, он в тот же вечер отбыл в свой полк. Всю дорогу Вольдемару не давала покоя неотвязная мысль — ну почему, у любящих вначале друг друга достойнейших людей, возникают потом разногласия и размолвки? Ему было обидно за своего друга, прошедшего немало трудных военных дорог и снискавшего глубокое уважение сослуживцев и начальства, а вот супруга повела себя как последняя б….. Прибыв на следующее утро в полк, Вольдемар счёл своим долгом рассказать другу об увиденном и услышанном в Тамбове. Григорий, не дослушав до конца друга и даже не выразив должным образом ему соболезнования по поводу смерти деда, заспешил в штаб полка, чтобы уведомить командира о своём срочном убытии домой. Получив одобрение на отлучку, и захватив своего денщика, Григорий умчался домой, прибыв туда среди ночи. Шума в доме он поднимать не стал, а тихо прошёл в спальню жены. Софья только что, вероятно, улеглась в постель, хотя было уже далеко за полночь. Григорий сразу уловил среди обычных женских благовоний, лёгкий винный и табачный запах, разносившийся по спальне. Кровь упругими толчками ударила Григорию в голову и бешено понеслась по всем жилам.

— Собирайся живо, уезжаем, — выдавил из себя Григорий.

Софья, молча и виновато встала с постели и также, не спрашивая ни о чём, стала одеваться.

— Возьми все вещи в деревню. Едем надолго. Жду во дворе, — отрывисто скомандовал Григорий.

Быстро бросив что-то из своих вещей в дорожную сумку, Григорий вышел на улицу. Денщик уже запряг свежих лошадей и ждал во дворе дома, сдерживая разгорячённую тройку. Спустя некоторое время, на крыльце появилась Софья.

— Сходи, принеси и погрузи вещи, — приказал Григорий денщику Савке.

Когда вещи были уложены, Савка взобрался на передок коляски и пустил в вольную скачь резвых лошадей. Так началась долгая жизнь Куклы в деревенском поместье Кутуковых.


12.

Сергей долго не думал, а предложил стать конюхом у Кутуковой своему другу Ивану Федотову. Тот согласился сразу, но попросил Сергея узнать у барыни возможность за барщину выделить Федотовым из своих угодий строительного леса для пристройки к их небольшому дому дополнительного угла, объяснив Сергею, что собрался в скором времени сыграть с Александрой свадьбу и требуется расширение тесного родительского дома. Сергей обещал при первой встрече с барыней исполнить просьбу друга.

Через несколько дней Сергею удалось встретиться и поговорить с Софьей Петровной. Барыня особо не задавала Сергею вопросов о будущем конюхе, вероятно, она доверяла или ей было в то время не до того. Она только приказала Сергею, чтобы Иван приходил завтра, так как необходимо будет сделать срочные дела. О выделении леса для Ивана барыня обещала порешать позднее, когда новый конюх немного поработает и проявит свою сноровку. Затем, обсудив с Игнатием планы на завтра, Сергей отправился сообщить другу о решениях Куклы относительно Ивана. Сергей шёл к Федотовым в подавленном настроении, так как просьбу друга ему удалось выполнить пока что наполовину. Иван не расстроился сообщением друга о том, что леса ему ждать пока не стоит и успокоил Сергея, чтобы он не принимал это близко к сердцу, сказав: — что Бог ни делает, всё к лучшему, ведь барыня совсем в просьбе-то не отказала, а это уже хорошо, — и похлопал Сергея по плечу. Сергей сразу повеселел от услышанных слов и стал прощаться, поскольку было уже поздно.

— Вано, ты не забудь, что завтра утром тебе надо быть в усадьбе. Ну бывайте, — сказал он Федотам и бойко зашагал домой.

Наутро друзья почти одновременно явились в усадьбу и стали ждать Игнатия, который в это время находился у барыни. Видно было невооружённым глазом, что Иван сильно волнуется, впервые оказавшись на работе в барской усадьбе. Сергей, глядя на него, весело улыбался и, чтобы подбодрить друга, отпускал в его адрес язвительные шутки.

— Вано, ты сейчас будто собираешься объезжать горячего жеребца иль к любимой молодке собрался на сватанье.

— Лучше б подсобил советом, как вести мне с барыней, а не подтрунивал, — огрызнулся Иван.

Так они сидели достаточно долго. Наконец появился Игнатий и позвал друзей к себе в контору.

— Барыня велела вам обоим сегодня обустроить в конюшне два хороших денника и приготовиться к завтрашней поездке на конезавод к Афанасьеву. Она завтра поедет с вами. Нужно подать коляску завтра утром в пять часов, ехать далеко и заночевать придётся там. Так что, ступайте и начинайте готовиться, — распорядился Игнатий.

Утром, загрузив нехитрые свои дорожные пожитки в коляску, друзья резво подкатили к крыльцу барского дома. Софья Петровна не заставила долго себя ждать. Пока она усаживалась, прислужка уже успела уложить её вещи.

— Пускай мой новый конюх садится вперёд и управляет лошадьми, заодно посмотрим, как он умеет с ними управляться. А ты, Сергей, садись вот рядом, напротив, — слегка улыбнувшись, приказала барыня.

Ехать было не близко, но до места добрались довольно быстро. Иван лихо управлял лошадьми, и барыня не раз во время пути отметила его хорошую сноровку. Сама она всю дорогу проговорила с Сергеем, то выспрашивая его об учёбе в церковно-приходской школе или обо всех его родственниках до последнего колена, то сама начинала ему рассказывать о различных диковинках, встречавшихся ей в жизни. В день приезда побывать на конюшнях завода и посмотреть лошадей им не удалось. Афанасьев, хозяин конезавода, был хорошим приятелем Кутуковых и, завидев Софью Петровну, просиял как начищенный хорошей хозяйкой самовар.

— Софья Петровна, любезная, рад, очень рад Вашему неожиданному визиту. Что ж это не сообщили мне о Ваших намерениях побывать у нас? Я б заранее всё сделал и встретил, как полагается!

— Слышала, Иван Гаврилович, у тебя сейчас знатные лошади, славишься ими не только на всю Россию, один Крепыш чего стоит! Сколько он тебе рекордов то принёс и славы.

— Ну, рекорды приносил и ещё приносит уже не мне, так как продал его лет восемь назад Шапшалу, ну а слава она как красивая дама весьма непостоянна. А, что, Софья Петровна, неужель решили себе экипажи для выезда обновить?

— Почти что так, Иван Гаврилыч. Решила пару хороших лошадок у тебя приобрести, но только не упряжных, а верховых. Доченьки мои решили от деревенской скуки развлечься верховыми прогулками по нашим окрестностям.

— Ваши девочки, Софья Петровна, так уже выросли, что могут хорошо держаться в седле? Я их помню совсем малышками, когда Вы были в последний раз с Григорием Иванычем, царствие ему небесное!

— Да, они в следующем году станут выпускницами Александринского института благородных девиц в Тамбове. Думаю, куда их потом пристроить, чтоб всё было по уму.

— Девиц, главное, удачно выдать замуж. Есть ли уже кто на примете, Софья Петровна? — поинтересовался Афанасьев.

— В нашей глуши это совсем не простой вопрос, — ответила Кукла и слегка призадумалась.

— Ладно, хватит нам балагурить здесь на конюшне. Поедемте ко мне, Софья Петровна, отдохнёте с дороги, и там всё обсудим, — подытожил Иван Гаврилович.

— Да, с удовольствием поедем. Сейчас только дам указание своим спутникам.

Она подозвала к себе Сергея и приказала, чтобы они с Иваном шли на постоялый двор устраиваться там на ночлег, снабдив его для этого деньгами. После обустройства на постоялом дворе, часа через два, велела Сергею быть ему самому у Афанасьева для нужных дел, не сказав каких. Затем, сев в коляску к Афанасьеву, она укатила к нему в усадьбу. Друзья распрягли своих лошадей и, задав им корма, отправились на постоялый двор. Через пару часов, как и было велено, Сергей отправился на встречу с барыней. В доме коннозаводчика было шумно и весело, будто праздновали чью-либо свадьбу. Громче других слышались голоса хозяина и Софьи Петровны. Барыня, завидев Сергея входившего во двор, подала знак рукой подождать её там у входа. Затем, что-то сказав хозяину, тяжело встала из-за стола и направилась к Сергею.

— Сходи, запряги наших лошадей и сразу приезжай за мной. Хочу сегодня побывать ещё в одном хорошем месте, — заплетающимся языком приказала Кукла.

Конюшни конезавода, где оставили лошадей, находились недалеко и поэтому Сергей уже через полчаса подъезжал к дому Афанасьева. Барыня не заставила долго себя ждать и, выйдя в сопровождении хозяина, с трудом уселась в коляску. Отдохнувшие лошади весело трусили по широкой улице Ржаксы. Сергей пока не совсем понял, куда Кукла собралась держать направление своего вечернего путешествия. Пока она велела ему ехать до конца этой улицы. Сильно вечерело. В наступавшей темноте то там, то тут слышался лай собак во дворах, спущенных на ночь с цепи. Небо ещё было прозрачным и на нём пока не обозначилось ни одной звезды. Проехали последний дом, стоявший на косогоре вдали от дороги, а барыня всё ещё молчала и не давала Сергею новых распоряжений. Он из-за этого начал слегка сдерживать разгорячённых лошадей, так как впереди обозначалась развилка дорог и тусклый блеск реки.

— Останови лошадей и пересаживайся сюда, Управушка! — наконец заговорила барыня.

Сергея слегка покоробило от такого неожиданного к нему обращения барыни.

— Нет, лучше пока не останавливай, а направь-ка ты лошадей вот по той дороге, что ведёт к реке. Там за поворотом речки должен находиться весьма приличненький трактиришка, где мы с тобой и проведём славненько времечко, — уточнила Кукла и весело рассмеялась.

Долго ехать не пришлось. Сразу же за развилкой дорог на обрывистом берегу речки показался весьма внушительных размеров особняк. Подъезд к трактиру освещали многочисленные фонари, стояло несколько колясок и осёдланных лошадей.

— Привяжи, Управушка, лошадей и пойдём со мной в трактир, что-нибудь отведаем и послушаем цыган. Когда-нибудь слушал их песни? — спросила Кукла.

— Нет, барыня, не доводилось. А может мне остаться возле лошадей, вдруг кто с ними забалует? — дипломатично ответил Сергей.

— Пойдём, пойдём! Ничего с лошадьми не случится, за ними присмотрят и накормят. Да и не называй здесь меня барыней, можно просто Софьей, пока на время, понял?

В освещённом неярким светом зале трактира было ещё мало посетителей, пахло табаком и острыми приправами. Внутреннее изысканное убранство зала говорило о том, что сюда нередко заглядывают вполне состоятельные и влиятельные господа. Как впоследствии узнает Сергей, что сам губернатор для отдохновения от своих праведных трудов довольно часто наведывался сюда послушать хор цыган и не только. Поэтому это был, как уяснил Сергей, не какой-нибудь захолустный трактиришка, а очень даже приличный ресторан со всеми приличными и неприличными услугами. Кукла, вероятно, была в этом ресторане не впервые, поскольку сам хозяин ресторана Иларионыч расплылся в приветливой улыбке, как только завидел в своём заведении Кутукову. Иларионыч провёл её и Сергея в небольшой и уютный уголок для почётных посетителей.

— Что прикажите, Софья Петровна, для Вас подать? — спросил Иларионыч.

— Пить и кушать будем как обычно. Посидим немного, а там посмотрим. Иларионыч, а цыгане нынче будут?

— Обижаете, Софья Петровна, а как же! У нас всегда они пляшут и поют. Пока усаживайтесь здесь поудобней, сейчас всё Вам мигом подадут в лучшем виде. Если что не так, зовите меня. Отдыхайте на здоровье, а я, с Вашего позволения, пока удаляюсь к себе в конторку наверху, — раскланялся Иларионыч и быстро исчез в большом и уже порядочно задымлённым зале ресторана.

Кукла находилась в явно приподнятом настроении. Большие серые глаза её искрились от возбуждения, длинные пальцы рук слегка вздрагивали и изредка касались больших ладоней собеседника. Сергей же чувствовал себя не в своей тарелке. Он пытался мысленно предугадать дальнейшие поступки Куклы и свои ответные действия. По своему ещё малому мужскому опыту он вряд ли смог бы что-то путное придумать, поскольку даже мужчина более искушённый в таких делах тоже вряд ли. Женщина влюблённая и хорошо подвыпившая существо абсолютно непредсказуемое, воистину воплощение демона в юбке! Как и обещал Иларионыч, не прошло и десяти минут после его исчезновения, как стол перед Кутуковой был уже уставлен выпивкой и всевозможными закусками. Почти одновременно запели цыгане.

— Давай начнём с шампанского, — предложила Кукла. — Открывай и наливай себе и мне полные вот те большие бокалы. Ты пробовал, Управушка, когда-нибудь этот божественный напиток?

— Вы, Софья Петровна, видимо решили подшутить надо мной. Кроме самогона, да и то крайне редко, ничего, — смущённо ответил Сергей.

— Перестань смущаться, будь смелее и не обязательно называть меня по отчеству, я же говорила! Не будешь меня слушаться, прогоню из управов, — расхохоталась Кутукова и залпом выпила шампанское. — Пей и будем веселиться.

Сергей не спеша выпил. Шампанское было необычайно вкусным. Приятное тепло после выпитого вина начало разливаться по всему телу, напряжение и скованность стали ослабевать, веселило душу. Цыгане уже вовсю разошлись со своими песнями и плясками. Они обходили столы всех собравшихся посетителей ресторана, собирая дань подношений и призывая подвыпивших присоединиться к их пляскам. От быстрых движений и ярких платьев цыган у сильно захмелевших рябило в глазах. Хмель ещё больше кружил голову и тот из посетителей, кто пытался в таком состоянии плясать вместе с цыганами, вызывал у остальных в зале только безудержный смех своими пьяными и несуразными телодвижениями. Молодые цыганки явно вызывающе плясали перед столом, где сидела Кутукова, вероятно сильно увлечённые красивой внешностью её спутника. Софье это не нравилось, вызывало чувство неподдельной ревности. Ситуацию спас случай. Неожиданно в ресторане объявился Кисловский, который сразу заметил в почётном углу заведения свою прежнюю любовницу. Для Кутуковой это было полной неожиданностью увидеть в таком отдалённом уголке своего бывшего возлюбленного, с которым, как ей казалось, давно прервались все отношения, причём не по её вине. Женская интуиция ей подсказывала, что теперешняя встреча с Кисловским не приведёт ни к чему хорошему. Кисловский, растолкав и ущипнув пляшущих цыганок, предстал перед взором Куклы и нагло уставился на её собеседника. Он явно был уже навеселе и рвался в бой. Сергей в ответ не отвёл взгляда и смело смотрел в лицо Кисловскому, ещё не представляя, кто перед ним, хотя по богатому его одеянию сообразил, что объявившийся перед ними субъект принадлежит к высшему губернскому свету.

— Почему сидишь, холоп, когда перед тобой стоит вельможный пан? — выругался Кисловский, глядя на Сергея.

— Он здесь со мной и ты ему не пан, Кисловский. Что самому, вельможному пану, от нас нужно? — с чувством парировала Софья.

Кисловский слегка опешил. Он такого ответа не ожидал от когда-то обожавшей его женщины. Дерзкий ответ некогда любимой и беспрекословно повиновавшейся ему женщины, ещё более раззадорило Кисловского. Он окончательно перестал контролировать свои действия и со всей силы попытался ударить Сергея в лицо. В следующи

...