Еще она понимала то, что могла бы очароваться Сарматом и до конца его мятежной жизни остаться вернейшей из его спутниц. Если бы она не была откупом, а Сармат-змей – чудовищем, окропившим Княжьи горы кровью братьев.
Нет на свете такого змееныша, который не хотел бы стать драконом.
Нынче стояло лето, но что значили такие мелочи для легенды, ставшей явью?
Раньше думал, что принесет пользу, если останется в живых, – не вышло. Пусть тогда послужит благой цели, умирая.
Не осталось ни холодного ума, ни горячего сердца – ничего, только пустота, которую не брало никакое оружие.
Его грехи тяжелы, как и велика его сила.
Это была уже вторая просьба, но если Ярхо согласился на первую, спорить из-за последующей он счел беспричинным.
Чудовище уверено в своей победе, и судить оно вас будет как победитель.
Затем его взяла злость. На соратников – за то, что те напуганы и Хортиму приходилось опасаться их предательства. На Хьялму – за то, что он умер. Но больше всех – на себя самого, ибо он был безволен и слаб.
Привычка думать, что кто-то, кого уже нет, еще живет.
