думаю, если кинематографу суждено быть первостепенным искусством, его нужно наделить этой возможностью быть непонятным. В разные моменты нашей жизни тот или иной фильм может оставлять нам разные впечатления. Однако все больше и больше кино превращается в объект или инструмент развлечения — нечто, что нужно посмотреть, понять и оценить. Если вы на самом деле считаете кино искусством, то вам не обойтись без его неоднозначности, его тайны.
Это окно — рамка, которая движется (или останавливается) вместе с машиной. Так получаем то, что в геральдике называется «принципом матрешки» [mise en abyme]: главный мотив герба повторяется в его центре. Рамка образа — то, что в материальном смысле определяет образ, — задается в визуальном ряде как рамка, через которую персонажи видят и смотрят — а иногда их самих видят и на них смотрят снаружи. По крайней мере однажды, в картине «И жизнь продолжается», ребенок, прилегший на заднем сиденье автомобиля, делает пальцами жест кадрирования или обрамления.
Именно в этом смысле Киаростами является дидактическим режиссером: ему важно передать смысл того, что выходит за рамки любого повествования, любой информации. В фильме «И жизнь продолжается»
Именно в этом смысле Киаростами является дидактическим режиссером: ему важно передать смысл того, что выходит за рамки любого повествования, любой информации.
Частное пространство дома и квартиры защищено в Иране всевозможными запретами, в том числе в силу гендерной сегрегации. В иранских сериалах, например, герои, показанные у себя дома, одеты так, как будто они на улице, в публичном пространстве. Автомобиль же имеет неопределенный статус — не то чтобы частное пространство, но и не совсем общественное: именно этой «лазейкой» в нормах приличий воспользуется Киаростами, снимая фильм «Десять».
В картине «Ветер унесёт нас» в фамилии невидимой заказчицы, с которой общается по телефону главный герой фильма Бехзад, — Годарзи — исследователи часто усматривают связь со словом «Бог», как если бы герой ждал инструкций от Аллаха. Его поездки на гору, чтобы поймать телефонную сеть, трактуются как аллюзия на вознесение пророка Мухаммеда на небеса. А сцена, снятая изнутри зеркала, глядя в которое бреется Бехзад, якобы указывает на его пограничное состояние между мирами явленного и сокрытого, символом которого в суфизме является зеркало1.
Он разовьет эту мысль в интервью итальянскому журналу Fata Morgana5. В нем он говорит о том, что кино ввело в мир нечто, ранее неведомое и невозможное, — сцепление изображений, неумолимо следующих одно за другим. Эти образы рождаются ex nihilo. Поэтому для него так важен момент начала фильма: изображения начинают цепляться одно за другое, и рождается мир. До этого сцепления изображений нет ничего, подчеркивает Нанси: ни мира, ни образов.
