думаю, если кинематографу суждено быть первостепенным искусством, его нужно наделить этой возможностью быть непонятным. В разные моменты нашей жизни тот или иной фильм может оставлять нам разные впечатления. Однако все больше и больше кино превращается в объект или инструмент развлечения — нечто, что нужно посмотреть, понять и оценить. Если вы на самом деле считаете кино искусством, то вам не обойтись без его неоднозначности, его тайны.
кино ввело в мир нечто, ранее неведомое и невозможное, — сцепление изображений, неумолимо следующих одно за другим. Эти образы рождаются ex nihilo. Поэтому для него так важен момент начала фильма: изображения начинают цепляться одно за другое, и рождается мир. До этого сцепления изображений нет ничего, подчеркивает Нанси: ни мира, ни образов. Парадокс в том, что кино, с одной стороны, — аппарат регистрации и фиксации, с другой — воспроизводства, репродуцирования. Но вместе с тем оно не воспроизводит и не фиксирует, но показывает мир в его становлении.
Вот почему взгляд слагается также из вопросов, то и дело встающих в этих фильмах: Откуда идешь? — Откуда ты? — Что ты делаешь? — Что думаешь о том-то? — вопросов, которые очень часто оторваны от того, что по более или менее общему признанию составляет «действие» картины (это бросается в глаза, к примеру, в фильме «Крупный план», где подобная игра вопросов разыгрывается между персонажами, ожидающими в машине, в то время как «основное действие» разворачивается в доме); потому что вопросам этим совершенно не свойственна природа принуждения, допроса, по их качеству и нацеленности они выказывают уважение, внимание к другому, и взгляд — это внимание [le regard est égard].
Тема обмана у него не ведет ни к чему другому, как к правде, а тема видимостей вводится только затем, чтобы подчеркнуть то, как вместе и сразу мобилизуются взгляд и реальность. Так обстоит дело со всей фабулой «Крупного плана», как и другого фильма — «Сквозь оливы», где раскрывается ряд уловок и обманов, потребовавшихся для постановки фильма «И жизнь продолжается», но таким образом, что это разоблачение оказывается введением в новую историю, столь же действенную, как и первая, ни больше ни меньше: просто еще одна грань реальности, коих у реальности всегда в избытке.
Именно в этом смысле Киаростами является дидактическим режиссером: ему важно передать смысл того, что выходит за рамки любого повествования, любой информации.
Есть хорошие фильмы, которые ограничиваются тем, что потакают нашему вкусу к историям, к эмоциям, сильным либо мягким. Но великий фильм выходит за рамки и повествования, и эмоций.
Частное пространство дома и квартиры защищено в Иране всевозможными запретами, в том числе в силу гендерной сегрегации. В иранских сериалах, например, герои, показанные у себя дома, одеты так, как будто они на улице, в публичном пространстве. Автомобиль же имеет неопределенный статус — не то чтобы частное пространство, но и не совсем общественное: именно этой «лазейкой» в нормах приличий воспользуется Киаростами, снимая фильм «Десять».
