Глава I

По заслугам

Ратмила вышла из Тержвице с глазами на мокром месте, но Юрген ничего не спрашивал: не его дело, о чём она разговаривала с Йоваром.

– Вот и всё. – Ратмила улыбнулась им с Хранко. – Давайте прощаться.

Ну, попрощались. Юрген не обманывался: вышло скованно и нелепо. Ратмила уезжала, как уехала пятнадцать лет назад, а они оставались, но так и должно было быть. У них своя жизнь, а у Ратмилы – своя, и как только Йовара заковали в цепи, госпожа Кажимера решила, что большинству незачем оставаться на озере.

Ратмила словно бы хотела сказать что-то ещё, но перевела взгляд с Юргена на Хранко и смешалась. Да, подумал Юрген, лица у них последнее время были одно хуже другого. Хранко осунулся ещё сильнее, постоянно был задумчив и хмур, точно уже ощутил на себе тяжесть новых обязательств. Кажимера разрешила ему и другим воспитанникам Дикого двора выходить за пределы колокольни, но настоятельно не советовала покидать озеро, пока не поймали Сущность из Стоегоста. «Конечно, я ничего не могу тебе запретить, – сказала Кажимера Хранко, – раз ты теперь чародей Драга Ложи». Юргену не получалось отделаться от мысли, что она смотрела на Хранко как на ребёнка, который влез в одежду взрослого и пытался убедить всех вокруг, что он тоже матёрый колдун. Любопытно, так ли она смотрела на юного Грацека много лет назад?..

– Что ж… – Ратмила сцепила пальцы. – До свидания, мальчики.

Хранко неуклюже её приобнял – за последние дни он словно бы стал длиннее, нескладнее и по-птичьи острее, как ворон, нахохлившийся на нашесте. Юрген сгрёб Ратмилу руками и услышал, как та пробормотала ему на ухо: «Странно… как странно».

Да. Всё было странно. Заявление Йовара. Скоропалительное разбирательство. Спешное посвящение Хранко в чародеи Драга Ложи, и… Юрген не хотел признавать, но его коробило и это: Йовар передал Дикий двор Хранко. Не ему.

Все знали, что Йовар относился к Юргену с особым теплом, однако выходило, что как преемник он оказался недостаточно хорош. Юрген ни с кем это не обсуждал – даже подумать стыдно, только… Может, порой он вёл себя не так рассудительно, как поступил бы Хранко, но Юрген хоть что-то делал, пока Хранко сидел подле Йовара, – конечно, гораздо легче судить со стороны, с высоты птичьей жёрдочки.

Он резко дёрнул плечом. Довольно.

Ратмила спустилась в лодку, где её дожидалась скучающая панна Ляйда, одетая по-дорожному, с собранным заплечным мешком. Это Ляйда привезла Ратмилу в Тержвице, и она же обещала вернуть её домой – Юрген утешался тем, что вместо неё Кажимера не отправила Уршулу. Хоть какая-то радость.

Юрген махнул на прощание. Лодка отплыла.

Хранко сел на ступени и рассеянно поболтал в воде кончиками пальцев.

– Что дальше?

Юрген приподнял брови.

– А я почём знаю? – Хмыкнул. – Ты ж у нас за главного. Вот и решай. – И сам поразился, как мерзко это прозвучало.

Хранко приподнял голову и заправил за ухо чёрную прядь.

Сощурился.

– Я про то, пойдёшь ли ты к Йовару. Я-то у него сегодня был. – Качнул головой в сторону домов неподалёку, где теперь обосновались чародеи Драга Ложи. – Или вернёмся… туда.

– А. – Чтобы скрыть неловкость, Юрген опустил глаза. – Да. Схожу к нему. Но ты меня не жди.

И не оборачиваясь, скользнул в соборную тьму.

Первые дни после того, как Йовара заковали, тот провёл в полудрёме. Хранко покопался в книгах, которые увёз с собой из Чернолесья, и наворожил для него помощников из тумана, лишайника и лунного света: это были небольшие создания, напоминавшие теремных шишимор. Йовар, конечно, обругал их, как оклемался, и ворчливо объяснил Хранко, что нужно в них исправить. Теперь в его распоряжении всегда были слуги, помогавшие по хозяйственным нуждам. Шишиморы приносили ему воду и пищу, помогали умываться и менять одежду, и Йовар хоть и бурчал, наверняка был ужасно благодарен Хранко за какую-никакую независимость. Йовар мог повелевать шишиморами голосом или крохотной искоркой чар, которая осталась ему доступна даже в железных цепях. (Это удивило Юргена, но Йовар огрызнулся: мол, развалюха Нимхе что-то и закованной наколдовать могла, чем он хуже?..) Сам Юрген наворожил вокруг Йовара плотную завесу, чтобы учитель не болтался в цепях на виду у любого, кто вздумает сунуться в собор, и сейчас остановился у этих полотен, свитых из ночной темени. Спросил, может ли зайти.

Йовар хрипло отозвался: да.

Он был подвешен за руки. Запястья и предплечья почти до локтя почернели, словно обуглились, и покрылись коркой отторгавшейся кожи. У ног сновали три носатые шишиморы – сморщенные и маленькие, в треть человеческого роста; Йовар велел им уйти, и они шмыгнули сквозь прорезь в завесе.

– А-а, – протянул Йовар. – Ты.

Он посмотрел на Юргена из-под тяжёлых век. Со дня, как его заковали, у Юргена с ним не вышло ни одного осмысленного разговора – Йовар или отбрёхивался, или засыпал. Может, так ему было легче выдерживать постоянную боль – замыкаться в себе, оставаясь наедине с чарами, которыми он больше не мог пользоваться в полную силу.

– Пришёл наконец-то. – Йовар усмехнулся в бороду. – Давно тебя не было…

– Я приходил к тебе вчера вечером.

Йовар приподнял голову.

– Да? – Удивился. – Может, может…

Он постарался повести плечами, и в ответ цепи жалобно лязгнули. Йовар приподнял одну руку и с усилием, насколько мог, опустил вторую, протянул её к Юргену. Велел:

– Подойди.

Юрген подчинился, хотя и не знал, зачем. Он до сих пор смотрел на Йовара так, будто не верил, что это происходило наяву. Думал ли он когда-нибудь, что увидит его в таком плачевном состоянии? Борода всклокочена: шишиморы до неё не дотягивались, а ученикам Йовар не велел себя касаться. Тёмная рубаха на груди была в пятнах от пролитой воды и пищи. И как шишиморы не пытались навести вокруг чистоту, всё равно пахло затхлостью, словно в темнице.

Йовар коснулся виска Юргена кончиками пальцев. Бестолковый нежный жест, стоивший большого труда, – Юрген подумал, что его так расчувствовал приход Ратмилы.

– Хранко-то чаще у меня бывает, – заметил Йовар, убирая руку. – Спрашивает. Советуется. А ты…

– Ты сам меня выгоняешь, если я прихожу.

Йовар фыркнул.

– Ну а как ни придёшь, начинаешь отчитывать и выспрашивать, зачем, мол, да почему… – Он чуть согнул ноги и устало покачался в цепях. – За надом. Устроит такой ответ?

Юрген неопределённо пожал плечами. Йовар окинул его долгим внимательным взглядом.

– Ты даже не хочешь узнать, почему я отдал двор Хранко, а не тебе?

Юрген вздрогнул. Фу, неужели прямо на лбу написано?.. Глупость и малодушие – переживать об этом в такие времена.

– Хранко старше меня и умнее, – сказал он. – Рассудительнее. Осторожнее.

К его удивлению, Йовар лающе рассмеялся – да так, что цепи опять затряслись.

– Умнее… – Йовар скривился от боли и постарался больше не дёргать руками. – Рассудительнее… Хранко чересчур осторожен. Настолько чересчур, что предпочитает сидеть на месте… – Он помотал головой. – Нет, не в этом дело… Зато он честолюбивый парень, правда? И давно хотел попробовать власть на зубок.

Юрген ошарашенно признался:

– Я тебя не понимаю.

– Да что тебе понимать, дружок. – Осоловелые глаза Йовара вновь осмотрели его от макушки до пят. – Думаю ли я, что ты справился бы с двором хуже, чем Хранко? Нет, не думаю. Но это сейчас Хранко в тревогах и сомнениях. Был бы совсем другим, если бы я назвал твоё имя. – Повёл подбородком. – Может, Хранко продержался бы пару лет, а потом принялся бы раскольничать… Нет, такого добра нам не нужно.

Йовар невесело усмехнулся.

– Хранко бы не смирился с тем, что глава двора – не он. А ты смиришься. И будешь защищать всех как раньше.

Юргена словно кипятком обдало. С одной стороны, впору радоваться, что Йовар счёл его достойным даже такой тяжёлой ноши, а с другой… Точно использовали. Всё равно Юрген, как верная собачонка, будет носиться по делам Дикого двора, и иной жизни ему не нужно.

– Как с тобой после этого не переговариваться? – Юрген скрестил руки на груди. – Столько плохого произошло… А мы так и не выяснили самое главное.

Йовар насупил брови.

– Только попробуй опять сказать про Чеслава.

– Конечно. – Юрген скривился. – Лучше взять вину на себя, а не перепроверить, сумел ли он выжить!

– Довольно. – Йовар громыхнул цепями и приблизился к Юргену на полшага. – Сколько тебе говорить, что это не мог быть он?

– А кто тогда? – спросил Юрген дерзко. – И вправду – ты? – Указал на кандалы. – Да лучше до последнего доказывать, что это наша Букарица всё затеяла, чем отрекаться от двора и гнить здесь заживо!

Йовар побагровел, но Юрген не дал ему разразиться бранью. Подошёл ещё ближе – хотя, может, и стоило бы побояться, как бы Йовар не огрел его цепями, – и зашептал быстро и чётко:

– Всё ещё можно исправить. Не хотел говорить раньше, пока люди не разъехались… и пока ты был не в себе… – Прочистил горло. – У меня есть кинжал, который режет чёрное железо.

Ещё красный от гнева, Йовар просипел:

– Откуда?

– От дочери Грацека. Но это неважно. – Юрген подался вперёд насколько мог, сильнее понизил голос. – Я могу тебя выпустить. Ты будешь свободен, слышишь? Только тебе всё равно придётся отыскать виновного, чтобы не…

– Замолчи, – процедил Йовар. – Замолчи сейчас же. Ты хоть понимаешь, что несёшь?

Юрген отшатнулся.

– Если я сбегу, ваши головы полетят как грибные шапки. – Йовар зло сплюнул на пол. – Да и за кого ты меня принимаешь? Чтобы я от Кажимеры по лесам прятался?

– Йовар, послушай…

– Не смей, – зашипел он, – даже размышлять об этом! Это неразумно!

У Юргена кровь зашумела в ушах.

– А подвесить себя в Тержвице, – уточнил он, – как тушу на мясницкий крюк, – разумно? Между прочим, тот, кто это всё затеял, всё ещё на свободе! А ты – ты за него сейчас отдуваешься, и нам всем приходится, потому что мы вынуждены мириться с последствиями!..

Гр-рах! Цепи громыхнули так, что чудом с потолка не сорвались.

За завесой испуганно взвизгнули шишиморы.

Перекошенный от ярости, Йовар теперь твёрдо стоял на ногах.

– Принеси мне птицу Хранко, – приказал он. – Живо!

Юргену показалось, что это он ему, но за его спиной шишиморы засуетились ещё слышнее. Вскоре одна из них, запутавшись в пологе, выкатилась Йовару под ноги. В трёхпалых ручках – больше у Хранко наколдовать не получилось, – шишимора сжимала одного из воронов.

– Ты же всё думаешь, что это Чеслав, да? – спросил Йовар придушенно. – Ты думаешь, мне стоило побольше скидывать вину на своего бывшего ученика и поменьше защищать вас, нынешних?

Ворон Хранко, такой же горделивый, как и его хозяин, вырывался из ручек шишиморы. Юргену пришлось помочь ей и подхватить птицу самому.

– Если не Чеслав, то кто?

– Мне плевать, Юрген. – Йовар осклабился. – Я знаю, что это не я. И не вы. И не Чеслав. Мне нужно было сделать всё, чтобы моих учеников не перерезали, как цыплят, – всё, даже повисеть на мясницком крюке.

– Тогда…

– Закрой рот! – брызнул слюной Йовар. – Ты и так уже сказал достаточно. Подай мне ворона.

Юрген удивился, но замолчал. Он знал: в цепях Йовар мог лишь зажигать крохотные искры, не более. Зачем ему ворон? Неужели наворожит колдовское послание?

– Как я устал от тебя и твоей болтовни про Чеслава. – Йовар протянул палец к ворону, и с него на оперение стрельнул блик чар. – Ах, сука… – Кожа на его запястье треснула, и в расщелине влажно блеснула кровяная чернота. – На, Юрген. Любуйся.

Рыкнул от боли.

– Это не письмо. Это моё воспоминание. Иным способом я тебе его сейчас не покажу.

Юрген поражённо посмотрел на птицу.

– Я сказал: любуйся. – Йовар глядел на него с прищуром. – Давай.

И Юрген коснулся оперения.

Даже сотворённое в кандалах, воспоминание Йовара отличалась живостью – Юрген вдохнул лесной воздух. Чернолесские деревья качались за его спиной, а впереди текла река, и у её берега лежало… нечто.

Юрген бы не назвал себя неженкой, к тому же недавно на его глазах Сущность из Стоегоста растерзала Баргата. Чудовище распороло Баргату живот и проломило грудь, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что сейчас увидел Юрген. В приречной грязи лежала оторванная рука. И кровь, кровь вокруг… Неужели из человека может вылиться столько крови?

Да и на человека похоже не было. Скорее на изломанную груду костей и мяса. Чеслав лежал, и его нога была вывернута под неправильным углом, а штанину на середине бедра прорывал желтоватый осколок кости. Позвоночник был скручен и смят, из-за чего голова оказалась почти на уровне живота. Лицо заливала кровь: единственным, что Юрген смог разглядеть, был раскрытый глаз, и весь белок в нём багровел от лопнувших сосудов.

Юргена замутило.

К Чеславу подошёл медведь и парой ударов скатил его с берега в воду. Одной лапой проехал прямо по распоротой спине, а другой толкнул ногу, из-за чего сломанное бедро искривилось ещё сильнее… Река всплеснулась.

На поверхности вздулись красные пузыри.

…К-кар! Юрген сжал ворона слишком сильно, и тот вырвался из его рук, оцарапав гнутым когтем.

– Ну? – Голос Йовара – как сквозь подушку. – До сих пор думаешь, что Чеслав мог выжить и устроить всё это?

Юрген втянул воздух. Бородатое лицо перед ним ещё было расплывчатым, неясно-грозным.

– Зачем? – спросил Юрген сдавленно. – Зачем было убивать его так?

Йовар тоже смотрел на него, не отрываясь. Что он видел сейчас на его лице? Отвращение? Страх? Разочарование? Юргену казалось, что всё вместе.

– Я не знаю, – ответил Йовар наконец.

Юргена зазнобило.

– В смысле – не знаешь?

– Я не знаю, – повторил Йовар, – почему решил убить его в медвежьем теле. Наверное, так было сподручнее.

– Сподручнее?

– Я разозлился на него.

– За что?

В глазах Йовара промелькнуло странное выражение, и у Юргена сердце оборвалось.

– Ты не помнишь, – предположил он.

– Да, – кивнул Йовар. Он вновь ослабил ноги и повис на цепях. – Я не помню. Он поднимал умертвий на погосте.

– Ты говорил, что убил его за это.

– Не совсем. – Йовар посмотрел на витражное окно, которое Юрген поместил в его огороженное завесой пространство: нарочно, чтобы Йовар мог знать, что происходило снаружи. – Он… Он выглядел слишком самодовольным. Может, он что-то мне сказал. Или посмотрел не так…

Свой смех Юрген услышал словно бы со стороны – надсадный, болезненный.

– Ты разорвал человека за неправильный взгляд.

Йовар даже не стал оправдываться.

– Он рос слишком опасным, – проговорил глухо. – Слишком неуправляемым и сильным. Я бы всё равно его убил. Не в этот день, так позже.

Юрген не понимал, почему никак не мог прекратить смеяться, хотя у него уже заболела грудь.

– Зато теперь ты знаешь. – Йовар осторожно повёл затёкшими руками. – Выжить он не мог.

Юрген согнулся, упёрся ладонями в колени. Перед глазами всё ещё стоял речной берег, и в грязи всё так же лежала оторванная рука.

– Поэтому ты и не хочешь бежать, да? – Юрген выпрямился, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Ты знаешь, что на самом деле достоин этих цепей.

Выражение лица Йовара резко переменилось, и из отца, кающегося перед сыном, он превратился просто в свирепого колдуна.

Рявкнул:

– Пошёл вон.

В трактире яблоку было негде упасть, и Ольжана пробиралась к Лáле полубоком, извиняясь перед подавальщицами, которых ненароком задевала бедром. Лале ждал её за столом, уже уставленным тарелками с ужином. Ольжана хлопнулась на скамью и выложила перед собой ключи от комнат.

– Лале, – сказала она севшим голосом. – Происходит что-то странное.

Как назло, сегодня Лале был гораздо веселее, чем в последние дни, – может, хорошо себя чувствовал, или наконец-то выспался, или общение с Ольжаной на привалах принесло ему особое удовольствие. Ольжане даже было совестно портить ему настроение.

– Трактирщик сказал, о нас спрашивали двое мужчин. Днём. – Ольжана обняла себя за локти. – О монахе в кибитке и девице с ним. Трактирщик тогда нас не знал, но, с его слов, незнакомцы подробно нас описали.

Лале приподнял брови.

– Что за люди?

– Какие-то южане. Душегубского вида.

Лале задумчиво побарабанил по столешнице.

– Они сейчас здесь?

– Трактирщик сказал, уехали сразу, как узнали, что он нас не видел. – Ольжана вздрогнула. – Что это вообще такое? Зачем мы кому-то понадобились?

Лале погладил заросшую щёку и ничего не ответил.

– Мало нам чудовища… – Ольжана облокотилась о стол и подпёрла лоб кончиками пальцев. – Что лучше сделать? Вернуться в Тержвице?

– Не думаю.

– Я не смогу передать колдовское послание Кажимере, но сумею послать ворона Юргену. Драга Ложа ведь ещё должна быть в Тержвице…

– И что они сделают? – спросил Лале резко. – Нет, не нужно никому ничего передавать.

Ольжана удивлённо на него посмотрела.

– Мы уже встречались с душегубами. Предпочту не встречаться снова.

– Я понимаю. Но это не значит, что нам нужно спешно наломать дров. – Лале угрюмо оглянулся. Потянулся к Ольжане и сжал её руку. – Не бойтесь. Я что-нибудь придумаю.

Но это произвело на неё совсем другое впечатление.

– Да что вы придумаете? – поразилась она. – Лале, вы в себе? За нами идут головорезы. Не время играть в самостоятельность.

Его глаза потемнели.

– А много вам Драга Ложа помогла за последние месяцы? – спросил он сухо. – Мне казалось, вы спасаетесь благодаря моей кибитке, а не их покровительству. Что они вообще сделали для вас хорошего, раз вы в них так верите?

Ольжана затрясла головой.

– Дело не в этом.

– Ольжана. – Лале так и не выпустил её руку. – Успокойтесь. Поешьте. Поспите. Обсудим всё завтра. Я увожу вас от чудовища – думаете, от душегубов не увезу?

Рассуждения Лале были в корне неправильными, и Ольжане стоило больших усилий уцепиться за эту мысль, а не купиться на мягкий тон и тёплое поглаживание: большой палец Лале скользил по тыльной стороне её ладони.

– Нельзя сравнивать чудовище и душегубов, – сказала Ольжана твёрдо, забирая руку. – В отличие от него, душегубы разъезжают днём и расспрашивают о нас. Они могут быть в дороге почти все сутки и наверняка ездят верхом. Явно быстрее кибитки. – Ольжана настороженно осмотрела трактирный зал. – Сколько дней до Тержвице напрямую? Не верите в Драга Ложу – ладно. Я могу позвать Юргена. Он сильный колдун, и с двумя ублюдками точно справится. В отличие от нас с вами. – Глянула на Лале и быстро добавила: – Без обид, но это правда.

Лале криво усмехнулся.

– А с чего вы решили, что их двое? Двоих видел трактирщик, но за порогом могли ждать их дружки. Каково вам будет, если заманите Юргена в ловушку?

Ольжана помертвела.

– Тем более, – зашептала она. – Мы не можем оставаться и с этим один на один!

– Ольжана. – Лале наклонился к ней. – Хватит. Нет смысла рассуждать об этом сейчас. Вы ведь здравомыслящий человек… Давайте поговорим завтра, на свежую голову. А до этого не стоит рваться и кому-то жаловаться.

Ольжана с сомнением покусала губы.

Тогда она согласилась, что рубить сгоряча – не лучшая затея, но даже не представляла, сколько ещё споров по этому поводу будет у неё с Лале.

Следующие пару дней он только и делал, что её удивлял. Он всё так же убеждал её в том, что им не нужно просить помощи у Драга Ложи: мол, даже если чародеи и захотят что-то предпринять, всё равно не успеют, с их-то скоростью решения вопросов… И хуже будет, если на послание всамделишно отзовётся Юрген. Ещё Лале перестал носить подрясник и чёрное железо – душегубы ведь ищут монаха. Ольжана не верила, что их спасёт это неказистое переодевание: у Лале оставались узнаваемые шрамы, хромая нога, кибитка и девица рядом. Но последним, из-за чего Ольжана с Лале разругалась вдрызг, стал выбор ночлега – теперь Лале нарочно останавливался не на постоялых дворах, а в лесах.

– Это неправильно, – заявляла Ольжана чуть не плача. – Зачем вы так делаете? Наоборот, нам нужно ночевать в людных местах, и чем люднее, тем лучше. Если на нас нападут, мы сможем позвать на помощь.

Лале был непреклонен.

– Матёрые головорезы выждут время, – объяснял он ледяным тоном. – Устроят засаду на подъезде к постоялому двору. Или застанут у конюшни или в пустом трактире. А может, как тогда, прямо на большаке… Возможностей – море. К тому же, чем больше народа нас видит в этих «людных местах», тем легче нас выследить.

Ольжана спрятала лицо в ладонях. Она сидела у костра – вечерело, и Лале только ей сказал, что и сегодня они не поедут до очередного борожского местечка, а заночуют в кибитке.

– О чудовище вы забыли? – спросила Ольжана зло. – Мы ведь давно согласились: мне безопаснее останавливаться в доме с порогом и крышей. Сколько нужно таких ночёвок, чтобы на меня опять напали?

– Завтра доедем до лесной хижины, – пообещал Лале. – Я знаю одну, как раз день пути отсюда.

Ольжана сжала губы.

– Вы как будто нарочно делаете всё наоборот, – сказала она. – Вам нравится выставлять меня дурой? Я хочу послать весть в Тержвице – вы убеждаете, что это бесполезно. Я прошу быть поближе к людям – вы увозите меня в леса.

Ольжана обвела округу широким жестом. Они уже давно путешествовали по юго-западу Борожского господарства, и хоть когда-то Ольжана жила на его севере, кое-что во всех частях этих земель оставалось неизменным.

– Здесь полно глухих чащ, и знаете, что? Нет места более удачного для того, чтобы зарезать монаха и изнасиловать его спутницу.

Но хуже всего: когда Лале спорил с ней, Ольжана начинала ему верить – слишком обстоятельно и убедительно он звучал. А потом снова ловила себя на мысли: да какого ж нечистого?.. Поэтому просто терялась и сердилась, но так ничего никому и не сообщила: вдруг – действительно! – пока чародеи Драга Ложи будут размышлять, чем им помочь – если они правда до сих пор в Тержвице, – Юрген уже примчится и поплатится за это головой.

Лале стоял напротив. Он был одет как обычный господарский мужчина, в порты и рубаху, и раньше Ольжана думала, без облачения башильера он понравится ей ещё больше – недаром давным-давно шутила, что ему стоит одеваться не в подрясник, чтобы сойти за её мужа. Но вышло наоборот: Лале ещё никогда не вызывал у неё такого отторжения – точно с башильерской одеждой он снял с себя нечто тонкое и нежное, что она любила.

– Ольжана, – произнёс он тихо. – Клянусь, если вы меня послушаете, никто не причинит вам вреда.

– Вы берёте на себя слишком много, – огрызнулась Ольжана. – Как и раньше, но сейчас уже вообще ни в какие ворота… Что вы сделаете, если нас найдут?

Она поняла, что слишком повысила голос, и это было зря. Кто знает, где сейчас те, кто их преследует? Поэтому следующие слова Ольжана проговорила сдавленно, сквозь зубы:

– Если у вас получилось договориться с прошлыми ублюдками, совсем не значит, что получится сейчас.

Лале подошёл к ней ближе.

– Я не собираюсь ни с кем договариваться. – Он сел рядом с ней у костра. – И я всё ещё надеюсь, что мы сможем от них оторваться.

– Надежда – прекрасное чувство, но…

Она стиснула переносицу пальцами.

– Жавора… Ладно. Ладно. Довольны? Я всё равно не знаю, как поступить, и я ужасно устала с вами ругаться.

– Так не ругайтесь. – Он потянулся к ней. – Вы устали, вы напуганы. Сейчас я оцениваю происходящее лучше вас.

Ольжана сморщилась.

– Правда, что ли?

Лале коснулся губами края её нижней челюсти, и в животе у Ольжаны защекотало.

– Кибитка оставляет следы, – пробубнила она упрямо. – Кусты ломает. Нас и в лесу легко найти…

Лале принялся целовать её в шею. Ольжана часто задышала – отторжение к нему прошло, но удивление осталось.

– Да что с вами происходит…

Не отвечая, Лале бережно уложил её на плащ. Костёр, напомнила себе Ольжана, тоже привлекает лишнее внимание – и она лениво махнула рукой, приглушая языки огня. Лале что-то бормотал ей на ухо, но слов Ольжана не разобрала – может, это даже был не господарский. Она рассеянно гладила его голову, пропуская короткие пряди между пальцами, а Лале расслабил ворот её рубахи и теперь скользил губами по её ключицам. А потом он целовал её в губы, и Ольжана не знала, будет ли хоть кто-то на свете целовать её так же жадно и горячо, – и сможет ли она когда-нибудь трепетать от чьих-то прикосновений так же, как сейчас. Она сама распустила свою безрукавку, дёрнула за пояс, и голова у неё пошла кругом, когда ладонь Лале легла ей на живот под рубахой.

Ольжана нетерпеливо хныкнула, поймала запястье Лале и провела его руку выше, к своей груди.

Никогда в жизни она не делала ничего настолько безрассудного. И не потому, что с Лале – этого-то она давно хотела; а вот валяться на земле, когда к ним неизвестно кто мог заявиться… уже чересчур.

Лале отстранился.

– Серьёзно? – Ольжана приподнялась на локтях. – Ты издеваешься?

Лале промолчал.

– Что не так? – Ольжана задохнулась от досады.

– Всё так, – ответил Лале хрипло. Он протянул к ней руку и прикрыл рубахой её живот.

– Я тебе настолько не нравлюсь?

– Не глупите. – Он откинулся и сел у огня. – Просто сейчас… не время.

«Ты сам меня целовал!» Видно, Ольжану перекосило настолько, что Лале понял всё без слов.

– Да, – признался он, – да… Я непоследователен во всём, что касается вас. Простите. Но…

Он заправил ей за ухо короткую кудряшку.

– Как решим дело с теми, кто нас ищет… Будет всё как вы захотите. – Отвернулся. – Если захотите.

Ольжана почувствовала, что кровь хлынула к её щекам.

Лале приподнял ладони в защищающемся жесте.

– Не оправдываюсь, – сказал он тихо. – Пожелаете меня ударить или убежать в сердцах – пожалуйста.

Добавил мягко:

– Только, прошу вас, не уходите далеко.

Лесная хижина оказалась добротным бревенчатым домиком, хоть и ожидаемо неухоженным, – Ольжана была счастлива наконец-то заночевать не в кибитке. Хижина стояла на поляне, густо окружённой деревьями, и закатное солнце красиво золотило её крышу. Ольжана рассеянно размышляла об этом, когда шла выливать из сковороды остатки грязной воды, – бытовое дело, не стоящее больших усилий, – и хоть Ольжана обычно вздрагивала от каждого шороха, сейчас её мысли были далеко. Наверное, поэтому её так легко получилось застать врасплох.

Ольжана ведь не была воительницей, и её тело не привыкло ловко отпрыгивать и защищаться. Из-за куста выбрался человек и проворно ухватил её повыше локтя. Ольжана не разглядела его лица – только длинные светлые волосы, сваленные в космы, да брешь на месте переднего зуба, потому что мужчина ухмылялся во весь рот.

Опешив, Ольжана выронила сковороду и подумала с запозданием: лучше бы швырнула в него.

Мужчина был дурно одет, и пахло от него потом, дорожной пылью, трактирным угаром, и Ольжану сразу же затошнило. Она отшатнулась, но чужие пальцы впились в её руку, как раковые клешни. А ещё ей, конечно, нужно было бы закричать, но Ольжана, ругая себя на чём свет стоит, поняла, что словно язык проглотила. Она постаралась обернуться – там, у крыльца хижины, оставался Лале, и расстояние до него – шагов двадцать, не больше, потому что вот уже несколько дней он настаивал, чтобы Ольжана не уходила туда, где он не смог бы её увидеть.

Второй незнакомец оказался коренастее, чем первый, – темноволосый, в такой же латаной-перелатаной одежде, – и сейчас он стоял прямо перед Лале, держа в руках топор.

Ольжана мысленно завопила. Она ведь знала, что всё так будет, с первого мгновения знала – почему она пошла у Лале на поводу?..

– Кто вас послал? – спросил Лале.

Мужчина, державший Ольжану, погрозил ей кривым ржавым ножом, но при этом не переставал улыбаться.

– Нахрен иди, – сплюнул тот, что с топором. – Не твоё дело.

Приди в чувство, велела себе Ольжана. Она не сможет переброситься, пока не освободится, но в конце концов, у неё оставалась ещё одна рука. Только Ольжану колошматило так, что собрать разрозненные мысли было даже сложнее, чем перед мордой чудовища, – что ей сделать? Заклясть солнечный свет и резануть душегуба по глазам? Разозлится и заколет её. А если использовать свет так, как учили книги Лале, – переломить сквозь себя луч и укрепить его, чтобы огрел наверняка?.. Тяжело.

Ольжана рвано вздохнула и ощутила кожей солнечное тепло. Вызвала дребезжащую щекотку у себя в животе…

Мужчина, который её держал, внезапно завизжал. Он выронил нож и упал сам, принялся кататься по земле. Ольжана удивлённо отступила на шаг и почувствовала, как ей на грудь легла странная колдовская тяжесть. Неужели получилось?.. Мужчина выл и прижимал к себе руку, которой только что стискивал Ольжанин локоть: та усохла и почернела и теперь напоминала костлявую куриную лапу.

Ольжана увидела, что по её рубахе расползлось странное сажевое пятно. Может, она случайно сотворила заклятие, которое задело и её саму?.. Двигаться стало ещё тяжелее, чем раньше, и Ольжана поняла: она всё равно не сможет перекинуться и улететь.

За спиной закричали.

Второй головорез опустился на колени и криво завалился набок. Живот и грудь у него тоже почернели – одежда лопнула, а плоть забугрилась, как вспаханная земля. Топор упал где-то рядом, и Лале отпихнул обух ногой.

Ольжана совсем перестала понимать происходящее.

– Тогда спрошу тебя, – сказал Лале, подходя к мужчине с иссохшей рукой. – Кто вас послал?

Лицо у того раскраснелось и намокло от слёз.

– Т-тачератец, – выдавил мужчина, и даже сейчас Ольжана различила у него южный говор. – Какой-то пан.

– Как выглядел? – спросил Лале устало.

– Молодой. – Мужчина свернулся калачиком, баюкая у груди чёрную лапу. – С рыжими усами. Много смеялся… Он не говорил, что ты колдун. Он говорил, что ты монах.

Какой же Лале колдун, поразилась Ольжана. Это ведь она – колдунья.

Лале наклонился к головорезу.

– Что нужно было сделать с девушкой?

– Он не говорил… не говорил… Про тебя только… – Громкий хрюкающий всхлип. – Что сначала тебя… а потом – всё что угодно…

Лале провёл над ним ладонью, и чернота с руки проползла выше, к горлу. Мгновение, и вся шея головореза тоже потемнела и забугрилась. Мужчина заметался на земле, взбрыкнул ногами и постарался ещё что-то сказать, но вскоре затих.

Ольжане было трудно дышать. То ли от ужаса, то ли от того, что грудь по-прежнему сдавливало.

Лале встретился с ней глазами.

– Простите, – сказал он. – Видит небо, я пытался откладывать этот разговор как можно дольше.

Во рту у Ольжаны пересохло. Она перевела взгляд с двух мужчин – видимо, уже мёртвых? – на Лале, но перед глазами зарябило, и разглядеть что-либо стало совершенно невозможно. Она с усилием протёрла глаза и больше услышала, чем рассмотрела, как из-под земли вздулись корни; они оплели трупы и с мягким чваканьем утянули их в почву. Не до конца, правда, – даже за мутной пеленой Ольжана могла различить очертания их туловищ, присыпанных травой и чернозёмом.

Это природное колдовство. Колдовство Дикого двора.

– Я не понимаю, – выдохнула она. – Я ничего не понимаю.

Лале протянул к ней руку, и тяжесть на груди уменьшилась. Ольжана осознала, что может сдвинуться дальше, чем на шаг, – но только вперёд, к Лале и хижине.

– Я вам всё объясню.

Ольжана не хотела никуда с ним идти, но сопротивляться сил не было. На кособоком столе в хижине уже лежали их вещи, и запах стал напоминать тот, что был в кибитке, – травяной и немного пыльный, и от этого Ольжане захотелось зарыдать. Как же может пахнуть так знакомо, если всё перевернулось с ног на голову?

– Ты чародей, – сказала Ольжана глухо и опустилась на лавку у стены.

Лале остановился у стола.

– Да.

Он развернулся и махнул рукой. Дверь захлопнулась.

У Ольжаны холод пробежал по позвоночнику.

– Длани, Ольжана… – Лале сел на лавку напротив. Нахмурился. – Вы не должны меня бояться. Я же вас и пальцем не трону.

Ольжана не жалела головорезов, но чернота на плоти и иссохшая рука… Страшное зрелище.

– Я не знаю, – выдавила она, – тронешь ты меня или нет. Что я вообще о тебе знаю?

Этот ли Лале – тихий вежливый башильер, которого она любила? Сейчас он сидел перед ней, чуть вытянув больную ногу, и с досадой теребил ворот льняной рубахи.

– Ты же носил чёрное железо… – Ольжана тут же поняла, какую глупость ляпнула.

Дахмарзу. Лале ведь сам ей всё рассказал.

– Дура. – Ольжана спрятала лицо в ладонях. В голове завихрились воспоминания об их путешествии – как Лале читал ей колдовские книги, как размышлял о чародействе, как… – и Ольжана изумилась, скольким же вещам она не придавала значения. – Это ведь было очевидно, правда? – Вскинула голову. – Всё это время…

Она запнулась.

Лале внимательно на неё смотрел.

– Перво-наперво, – сказал он тихо, – я должен извиниться. За множество вещей, но из последнего… Я бы не стал пререкаться с вами и увозить вас от людных мест, если бы не был уверен, что смогу справиться с нашими преследователями.

Мысли путались, и внезапно на язык попала одна – особо бестолковая.

– Значит, ты мог убить и тех ублюдков с большака? – Ольжана положила руку себе на грудь, хотя и не знала, зачем. Дышать легче не стало. – Которые тебе нос сломали?

Лале дёрнул плечом.

– Мог.

У Ольжаны затряслись губы. Тех душегубов она тоже не жалела, но ведь дело было совсем не в них.

– В кого ты превращаешься? – спросила она требовательно. – И нет, нет… Ты опять солжёшь. – Выпрямила спину. – Обратись. Обратись сейчас же, или разговаривать нам больше не о чем. Можешь и меня во дворе закопать, мне всё равно.

Лале наверняка нашёл бы, как на неё надавить: он был собран, а Ольжана – ошарашена и потеряна. Много ли надо, чтобы напугать её и уйти от ответа? Однако в этот раз Лале не спорил. Он развернулся, покопался в сумке. Достал один из ножей, которым они готовили еду, и встал. (Ольжана понимала, что, если бы он захотел что-то с ней сделать, нож бы ему не понадобился – но всё равно вздрогнула.)

Лале закатал рукава и воткнул нож в лавку. Ссутулился, глянул на Ольжану мельком, и та подумала с сожалением: как же она любила и его руки, и спину, и глаза – чёрные, глубокие, печальные… Что же ей любить сейчас?

Она не знала, когда именно всё поняла и какую оборотничью форму ждала увидеть. Может, всё было ясно с самого начала, только дошло не сразу. Накатывало волнами, как любое большое горе.

Из-за лавки на неё смотрел серый волк.

– Такого не может быть. – Слёзы не шли, хотя в горле першило. – Ты родился в господарствах. В одних землях не может быть чародеев, превращающихся в одинаковых животных. По какому-то глупому колдовскому закону. Я не знаю.

Волк накренился вбок, несильно ударился об пол.

Лале прочистил горло. Снова сел на лавку и повернулся к Ольжане изуродованной щекой.

– Это от медвежьих когтей, госпожа Ольжана.

Он ужасно давно не называл её «госпожой» – раньше Ольжане казалось, это значило, что она стала ему достаточно близка. Сейчас мысль об этом казалась далёкой и глупой, а в голове перекатывались мысли поважнее.

Волк. Шрамы от медвежьих когтей. Колдовство Дикого двора.

«Он не давал мне отправить послание в Тержвице, потому что не хотел вмешательства Драга Ложи».

Ольжана скрючилась, как от боли. Она по-прежнему не плакала, но, обняв себя руками, издала странный звук, похожий на грудной вой.

– Это ты создал чудовище, да?

Лале медленно кивнул.

Ольжана зажала себе рот руками, чтобы не взвыть снова.

– Дело не в вас, – заговорил Лале быстро. – Конечно, не в вас, и никогда не было… Всё – чтобы низвергнуть Йовара. – Покачал головой. – Посмотрите, что он со мной сделал.

Ольжану затрясло.

– Посмотри, что ты со мной сделал!

Она жадно хватанула воздух, как рыба. Захотела закричать – посмотри, посмотри!.. У неё остриженная коса и десяток новых шрамов. Её ногти обломаны, а кожа вокруг них исковыряна до мяса. Она уже несколько месяцев не спала спокойно. Для матёрых учеников Драга Ложи она – посмешище, а для их наставников – нелепая девка, чья жизнь дорога лишь потому, что без Ольжаны будет труднее загонять чудовище в ловушку и на суд.

Лале приподнялся.

– Ольжана…

– Не смей! – рявкнула она. – Не смей ко мне подходить! Останови всё это сейчас же. – Затрясла головой. – Пусть оно исчезнет. Пусть всё станет как раньше.

Хотя понимала: ничего не станет. Жертвы чудовища не оживут. К ней самой не будут относиться уважительнее.

– Нет, Ольжана, – ответил Лале безрадостно. – Я не могу это остановить. Даже ради вас.

– Не можешь, – уточнила Ольжана резко, – или не хочешь?

Лале тоскливо посмотрел в сторону.

– Ах ты… – «Ах ты сука». Ольжана хотела сказать именно это, но зачем-то сдержалась.

– Для вас всё самое страшное уже позади. – Лале развёл руками. – Раз мне теперь не нужно скрываться, я и близко к вам чудовище не подпущу. Я могу управлять им, только… если кратко…

– Когда ты не дахмарзу.

– Да. – Его взгляд был отрешённым. – Да, когда я не дахмарзу.

Он рассказал ей, как над ним расправился Йовар и как потом его подобрала Нимхе – мол, назвал бы себя «полумёртвым», но мёртв был явно больше, чем наполовину. Потом рассказал про встречу с башильером, предложившим ему вступить в орден, и про то, как бежал в Хал-Азар от Драга Ложи… В общем, всё, что наконец-то сделало его историю полноценной. Не такой, какой хватило для неё, деревенской дурёхи, – Ольжана кляла себя на чём свет стоит.

– Надо же. – Она впилась ногтями себе в ладони. Она не представляла, как раньше могла столького не замечать. Всё всегда лежало на поверхности. – Наверное, тебе было очень забавно за мной наблюдать.

– Нет, – возразил Лале. – Забавно мне не было.

Ольжана почти перестала ощущать тяжесть в груди. Привыкла. А может, чары просто прожгли её насквозь – всё равно внутри ничего не осталось.

(Спросила себя: почему она не плачет? Лучше заплакать, иначе совсем страшно.)

– Ольжана…

Она зажала уши ладонями. Хотела завопить: перестань! Перестань произносить её имя – вкрадчиво, с хрипотцой, так, как раньше, когда она думала, что дорога ему.

– На вас мои чары. – Лале кивком указал ей на грудь. – Мне… не хотелось бы, чтобы вы убежали. Сами понимаете…

«Почему я должна тебя понимать?!»

– Я сниму их. Вам станет легче. – Он раскрыл ладонь, и между пальцами зазмеились блестящие нити колдовства. – Я не собираюсь привязывать вас к себе чарами, как собаку, но при этом не могу допустить, чтобы вы сообщили обо мне Драга Ложе. Поэтому – простая клятва. Безболезненная.

Прошлая клятва стоила Ольжане восьми лет жизни.

– Поклянитесь, – попросил Лале, – что никому не расскажете и не напишете обо всём, что сейчас услышали от меня. Колдовское послание тоже не пошлёте. И никак не дадите знать, что я связал вас этой клятвой.

Ольжана ощерилась.

– Что, если не соглашусь?

Лале вздохнул.

– Мне нужно покончить с Йоваром, и всё. Осталось совсем немного. Потерпите меня чуть-чуть – и вы будете свободны… Улетать вам, конечно, не советую: иначе не смогу защитить вас от чудовища. Да и раскрыть меня вы не сможете.

– Что, если не поклянусь? – повторила Ольжана с неожиданным вызовом. – Ты убьёшь меня? Отдашь своей клыкастой твари?

– Ольжана…

– Или заставишь мои конечности иссохнуть? – Сцепила пальцы. – Зачем тянуть?

– Конечно, я вас не убью. – Лале поднялся. – Я сожалею обо всём, что произошло с вами. И… – Прикрыл глаза. – Это прозвучит странно… Особенно сейчас. Но вы ведь понимаете, что я к вам неравнодушен. Я не хочу, чтобы вы мучились эти последние недели. – Указал на пятно у неё на груди. – А с такими чарами вы точно будете мучиться.

– Чтобы я не мучилась, тебе достаточно самому всё закончить.

– Ольжана… – Он наклонился к ней. – Всё зашло слишком далеко. Вы ведь знаете Йовара. Вы знаете, на что он способен – хотя, может, и не так хорошо, как я. Он заслуживает смерти. – Помедлил. – Впрочем, я тоже. Но не раньше, чем доведу дело до конца.

Махнул в сторону двери.

– Всё вообще не слишком просто. Вы поняли, кто послал этих ребят?

– Какая теперь разница? – буркнула Ольжана. – Какой-то тачератец.

– Это пан Авро. – Лале ловил её взгляд, но теперь Ольжана старательно на него не смотрела. – Он догадался, что я – это я.

– И захотел тебя убить.

– Вряд ли. – Лале принялся ходить перед ней в одну сторону и другую. Ольжана сравнила: как рыскающий волк, припадающий на калечную лапу. Почему же она раньше не замечала, сколько в нём волчьего? – Думаю, пан Авро понимает: чтобы убить меня, нужно потратиться больше, чем на двух дурно вооружённых наёмников.

Ольжана угрюмо молчала.

– Он хотел, чтобы я раскрыл себя, – продолжал Лале. – Собственно, что и произошло. Но только вы увидели, как я колдую… Конечно, могло быть больше свидетелей.

– Если бы ты не увёз меня в леса.

– Если бы я не увёз вас в леса. – Он опять остановился перед ней. Приподнял руку, и лоскуты чародейской клятвы переползли ему на ладонь. – Давайте не затягивать с этим, хорошо?

Ольжана стиснула зубы.

– Просто скажите, что клянётесь, и я оставлю вас в покое.

Тяжесть на груди стала ощутимее.

– Ольжана, я всё равно не дам вам рассказать обо мне. – Его лицо напротив – снова – как в тумане. – И я не хочу причинять вам боль.

«Да сколько ты уже причинил!»

– Да вы и сами, – продолжил, – не согласитесь ходить за мной след в след.

Грудь запылала. Ольжана задышала поверхностно и часто, но от нехватки воздуха перед глазами потемнело.

– Ладно, – проскрипела она. – Клянусь.

Как и много лет назад, слово сорвалось с языка, будто и не слово вовсе, – горячий камень.

Тяжесть тут же исчезла, и Ольжана жадно втянула в себя воздух, показавшийся живительно-прохладным.

Лале снял с пояса бурдюк с водой и протянул ей. Ольжана злорадно заметила, что лицо у него сейчас было такое, что краше в гроб кладут, – бледное, заострённое.

– Это всё, – сказал Лале. – Всё. Больше никакой боли. Никакого страха. Я вам обещаю.

Ольжана мазнула взглядом по бурдюку, но брать не стала.

– Я… – Лале запнулся. – Мог бы объяснить вам больше. Понятнее. Как-нибудь потом. Если вы захотите меня выслушать. Чтобы вы не думали, что мне в радость калечить людей и измываться над вами.

Ольжана велела себе: молчи. Лучше лишний раз не раскрывать рот при человеке, который без труда убил двоих мужиков и чуть не задушил её чарами. Но впервые в жизни ей захотелось причинить кому-то боль. Она жаждала этого так же сильно, как вчера жаждала поцелуев и нежности, и если телесную боль она причинить не могла… Что ж, выбор был невелик.

Она дёргано улыбнулась.

– Хочешь оправдаться?

Лале даже не успел ей ответить.

Ольжана стиснула кулаки и вдавила их в лавку.

– Какой же ты подонок. – Окинула Лале ненавидящим взглядом. – Какой подонок… Жаль, что Йовар не добил тебя тогда.

Лале замер.

Медленно качнул подбородком.

– Оставайтесь спать здесь, – сказал он. – Я переночую в кибитке.

Он вышел, больше не говоря ни слова, и запер за собой дверь.

Глава II

Волки и овцы

Следующие дни Ольжана только и делала, что лежала в кибитке и отрешённо смотрела наверх. Она с трудом заставляла себя выйти на привалах, чтобы размять ноги, а некогда обычные вещи – купание или стирка – теперь требовали недюжинных сил.

С того злополучного дня Ольжана перестала и разговаривать с Лале, и вести любые совместные дела. Поначалу Лале желал ей доброго утра и пытался начать беседу, но быстро понял, что ничего этим не добьётся, и с тех пор держался на расстоянии. Просто оставлял для Ольжаны еду, которую готовил, – (Ольжана, разумеется, ничего не просила), – и ночевал снаружи, а не на соседней лавке. Лето уже не было тёплым настолько, чтобы безмятежно спать на земле, и раньше бы Ольжана никогда не позволила такому случиться, но теперь ей было всё равно. Пусть спит где хочет, если решил не заезжать на постоялые дворы. Видимо, сейчас Лале думал: раз раскрылся Ольжане и вернул себе чародейскую силу, чудовище ему больше не помеха. Он чаще останавливал кибитку и всё больше позволял отдыхать себе и лошадке, а Ольжана продолжала проваливаться в тягучую бездеятельность.

У неё мелькала мысль, не сбежать ли, но куда бы она пошла? Всё равно не сумеет рассказать о Лале. И вряд ли успеет улететь далеко, прежде чем её сцапает чудовище. Поэтому Ольжана, лёжа на узкой лавке без движения, как покойница, часами слушала цокот копыт и скрип колёс. Постепенно она осознала: ей ужасно хочется обсудить с Лале всё, что происходит, – не с нынешним Лале, а с тем, прежним, который был ей дорог, – и тогда на Ольжану навалилась такая тоска, что хоть вешайся.

Она не чувствовала себя преданной. Она горевала, как после гибели близкого человека, – вот он был, смешной и понимающий, а вот он исчез. Но по-прежнему осталась потребность сидеть рядом с ним, держать его за руку, делиться с ним шутками и невзгодами, и поэтому Ольжана не помнила, когда в последний раз ощущала себя настолько одинокой.

Неизвестно, сколько бы ещё Ольжана избегала любых взаимодействий с новым Лале, если бы у неё не начались крови. Это было даже смешно: что бы ни происходило с телом Ольжаны, оно работало на зависть исправно, и никакие тревоги не мешали ему кровить каждую луну. В другое время Ольжана бы восхитилась своим крепким здоровьем – в конце концов, её тело со всем справлялось на славу. Оно выносило долгое путешествие и чудесно, хотя и не без помощи чародеев Двора Лиц, оправлялось от нападений чудовища, но сейчас его деревенская живость оказалась совсем не к месту. Купаться и стираться в одних только речках стало невыносимо.

Так, на привале Ольжана выбралась из кибитки и села у костра. Она хмуро посмотрела на Лале – тот готовил еду – и откашлялась. Прокрутила в голове заготовленные слова и спросила:

– Мы теперь всегда будем останавливаться в лесах?

Лале поднял на неё удивлённый взгляд. То ли не ожидал, что она с ним заговорит, то ли сам вопрос его поразил, и Ольжана пояснила:

– Мне нужно искупаться в бане.

– Как скажете, – быстро ответил Лале. – Сегодня заночуем на постоялом дворе. Пойдёт?

Ольжана кивнула и поднялась. Мысленно присвистнула: надо же, какой любезный! Как на постоялый двор отвезти, так пожалуйста, а как чудище своё поганое усмирить…

– Ольжана…

Она обернулась. Чего, мол?

Лале выпрямился, бросил ложку в скворчащую сковороду.

– Если вам что-то нужно, – сказал он, – не стесняйтесь просить меня об этом.

Ольжана скорчила печальную ухмылку. Ей нужно, чтобы Сущность из Стоегоста изловили, а Лале подвесили на цепях в Тержвице вместо Йовара, – но сейчас Ольжана тщательно следила за языком. В этот раз она даже ответ не придумывала. Не будет же огрызаться, как дерзкая малолетка!.. Поэтому лишь промолчала и залезла обратно в кибитку.

На удивление, Лале сдержал слово, и за световой день они успели доехать до какого-то постоялого двора с баней. Там Ольжана наконец-то сумела почувствовать себя сносно: она вымылась почти что в крутом кипятке, соскребла с тела ороговевшую кожу и вычесала из остатков кудрей весь лесной сор. Одеваясь, она размышляла, как бы ей быстрее поесть и, лишний раз не пересекаясь с Лале, лечь спать.

Разумеется, получилось по-другому.

Лале дожидался её в главном зале – за столом у стены; как только Ольжана вошла, Лале призывно махнул ей рукой. Ольжана не удержалась и скривилась – что, неужели им нужно сидеть вместе? Время позднее, так что свободного места хватало. С другой стороны, одёрнула себя Ольжана, с чего это она должна избегать Лале? Он принёс ей горе, а значит, ему положено испытывать неловкость, не ей.

Ольжана пересекла зал, и Лале указал ей на стул напротив.

– Сядьте сюда, пожалуйста.

Ольжана подчинилась. Посмотрела на Лале тяжёлым взглядом – дескать, ещё пожелания будут? Но Лале больше ничего не сказал, и Ольжана принялась за еду, – она была жутко голодна. И пока она зачёрпывала холодную похлёбку, в груди тоскливо царапало: о Тайные Люди, сколько раз они так же сидели во всевозможных тавернах, корчмах и шинках. Они разговаривали, и смеялись, и сонно зевали, и тогда Ольжане казалось, что ничего не может быть страшнее чудовища, суда Тержвице или разбойников на дорогах. Как же она не замечала, что всё это время ей нужно было бояться именно своего спутника?

Мерзавец, подумала Ольжана горько. Мало того, что из-за него она потеряла спокойную жизнь, косу и доброе имя. Что больнее: она потеряла любимого и друга, – пожалуй, самого дорогого и важного за всю её двадцатидвухлетнюю жизнь.

Ольжана не сразу заметила: сам Лале едва притрагивался к еде. Он делал вид, что поглядывал на неё, – а на самом деле изучал кого-то за её спиной. И когда Ольжана захотела обернуться, предостерёг:

– Не надо.

Лале задумчиво постучал пальцами по столешнице. Только тогда Ольжана увидела на его руке перстень и задумалась: из настоящего ли он чёрного железа? Превратил ли Лале себя обратно в дахмарзу, когда вновь облачился в подрясник, или предпочёл оставить колдовскую силу? Пожалуй, Ольжане показалась, что этот перстень – о, сколько раз она смотрела на руки Лале… – был тусклее и серее, чем обычно.

– За тем столом, – сказал Лале негромко, отпивая из кружки, – сидят двое мужчин. Они чересчур живо нас рассматривают, и вид у них не менее душегубский, чем у прошлых преследователей.

Ольжана передёрнула плечами. Что, опять?..

– В любом случае, – продолжил Лале, – бояться вам нечего.

«А тебе?» – могла бы спросить Ольжана. Не этого ли добивался пан Авро – чтобы Лале поколдовал на глазах у случайных зевак?

Лале непосредственно рассмеялся, будто она рассказала ему какую-то шутку. Ну конечно, каков притворщик… Не хотел, чтобы душегубы поняли: он их заметил. Ольжана зло прикусила себе щёку. Она ведь видела, много раз видела, как держался Лале, когда дело принимало дурной оборот. Почему же не заподозрила, что он – самый страшный волк во всей округе?

Лале ещё улыбался, но взгляд был невесёлым, острым.

– Что бы ни случилось, – предупредил он, – не вмешивайтесь.

Ольжана вздохнула. Любопытно, разбойники встретили их случайно или выследили, даже несмотря на ночёвки в лесах? Тут же начала прикидывать: этот постоялый двор стоял обособленно. До ближайшего местечка – неизвестно сколько. А чуть отойдёшь от дороги, попадёшь в борожские чащи, и ищи-свищи… Людей в зале немного, но есть. Вмешаются ли они, если при них сомнительные люди привяжутся к башильеру и его спутнице? Вряд ли, мало кто полезет на рожон. Однако если увидят, что этот башильер – колдун… О, позже растрезвонят это на много вёрст окрест. Хватит и одного говорливого языка, чтобы слух расползся, как пламя – по стогу сена.

Ольжана услышала за спиной поскрипывающие шаги. Пахнуло пивом и потом – почти как в прошлый раз.

– Здоро-ово. – На стул между ней и Лале плюхнулся мужик. Второй остановился за спиной Ольжаны, и от этого вдоль позвоночника пробежали мурашки.

Лале округлил глаза, словно и вправду удивился.

– К-кто вы такие?

Ольжана поразилась. Он что, и вправду притворился, что заикнулся от испуга?

Мужик – щербатый, с рыжей щетиной и мягким южным говором, – облокотился о стол и смерил Лале насмешливо-вызывающим взглядом. Передразнил:

– К-кара твоя, монашек. – Перевёл взгляд на Ольжану. Глаза у него были водянистые, в сеточке алых сосудов.

К горлу подкатила тошнота. А если тот, что за её спиной, положит руку ей на плечо или стиснет грудь? Ей и тогда надо не вмешиваться?

Лале охнул.

– Вы от пана? – заговорил он сбивч