Сергей Пахомов
Известь
© Сергей Пахомов, 2016
© Творческая группа FUNdbÜRO, дизайн обложки, 2016
© Анатолий Концуб, иллюстрации, 2016
Редактор Нина Писарчик
Корректор Нина Писарчик
Дизайнер обложки Творческая группа FUNdbÜRO
Иллюстратор Анатолий Концуб
Наталья Мелёхина: «Сергей Пахомов принадлежит к небольшому числу тех авторов, которые входят в сокровищницу мировой художественной культуры как в свою деревенскую кладовку с соленьями и вареньями. А все потому, что он знает: и кладовая русской деревни — это тоже часть мира, и она столь же бесценна в эстетическом отношении. Не признать удивительной силы этого сочетания — русское исконное начало и кладезь мира — невозможно!»
Автор выражает глубокую признательность художнику Анатолию Концубу.
ISBN 978-5-4483-4861-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Известь
- Часть 1: Метаморфозы
- Метаморфозы
- Терпсихора
- Гетера
- Скатерть-самобранка
- Маргаритки
- Викинг
- Саами
- Герострат
- Кальмары
- Уильям
- Египет
- Майя
- Клон
- Летучая мышь
- Руны
- АТО
- И звёзды!
- Гораций
- Харчевня
- Сердце
- Приговор
- Часть 2: К Аспазии
- К Аспазии (I)
- К Аспазии (II)
- К Аспазии (III)
- К Аспазии (IV)
- Немного алого на белом
- Снегурочка
- Варяг
- Елена
- Слухи
- Снег и пустельга
- Офелия
- Во мгле
- Дырокол
- I
- II
- Мартовское наваждение
- Свадьба
- Лебеди
- Хищник
- Эхо
- Анабиоз
- Знак
- Самурай
- Звезда
- Болдинская осень
- Бездна (без дна)
- Часть 3: Мост
- Мост
- Ах!
- Наследство
- Бетховен
- Соматика
- Сафо
- Стог
- Гойко Митич
- Детские принципы
- Из окна
- Школьный сад
- Безбожник
- Дарт Вейдер
- Война миров
- Люфтваффе
- Маугли
- Простуда
- Лагерь
- Переводные картинки
- Фитиль
- Балерина
- Часть 4: Эпистолы
- Эпистолы
- I
- II
- III
- IV
- Колесо обозрения
- Баратынский
- Время
- Смена погоды
- Молва
- Загривок
- Лодка
- Глазурь
- Червь
- Публикация
- Трапеза
- Вселенная
- Жизнь
- Просто
- Прелюдье
- Одоленцы
- Вечность
- Вдохновение
- Батюшков
- Монетный двор
- Эпистолы
- Часть 5: Скорбные песни
1
2
3
4
1
2
Часть 1: Метаморфозы
Метаморфозы
Хула и поношение богам
За слёзы Публия Овидия Назона!..
Блестя доспехами (не детям — по серьгам),
Спешит преторианская колонна,
Как время по рукам кариатид…
Взялись за пряжу Децима и Морта.
Мне сердце молчаливо говорит,
Что это не последняя когорта.
И так за легионом легион,
Как овцы, благоденствуя сквозь слёзы,
Мы для закланий пятимся в загон,
Где нам Плутон прочтёт метаморфозы.
Душа, не обладая естеством,
Не веря в предначертанность событий,
Отождествляет Парку с божеством,
Усердно передёргивая нити
Обычной человеческой судьбы,
Где смерть, как и зима, не за горами…
Я видел придорожные столбы,
Украшенные беглыми рабами…
Мой дом уснул на горном берегу,
За домом — пруд в убранстве белых лилий,
Фруктовый сад… Я долго не смогу
Отдать долги, любезнейший Эмилий.
На дне пруда — холодные ключи,
Повсюду пучеглазые стрекозы…
Набор неуважительных причин,
Чтоб я не написал метаморфозы.
Дня два назад привёл домой гетер
И, сделавшись назойливым, как муха,
Поставил им Овидия в пример,
Зудя о вечном разгильдяйстве духа.
Ложь правдолюбцу, как земле — вода,
Чтоб глупая надменность охладела…
Январским инеем примята борода —
Метаморфозы старческого тела.
Мне цезарь посулил высокий пост
И два сестерция — за лист имперской прозы…
Так, алчных устремлений симбиоз
Мешает мне начать метаморфозы.
Овидий, знаю точно, был бы рад,
Беря всё то, чем брезговал Гораций…
Я предпочёл уединённый сад
И запах распустившихся акаций,
Лукрецию… Я утром ей вручил
Мной лично обезглавленные розы…
Теперь я знаю тысячу кручин,
Чтоб не упоминать метаморфозы.
Как не хватает мозаичных терм!
Бесед с Овидием за чашею нектара…
Одна из главных в жизни теорем —
Происхожденье собственного дара.
Бродя по руслу мелкого ручья,
Беду, как нарастающие грозы
За виноградниками, ждёт душа моя,
Как понапрасну ждёт метаморфозы.
Мы, римляне — отчаянный народ,
Чванливые, порой глухие сердцем…
Корнелий обещал, что Рим умрёт,
Как роща, под ногами иноверцев.
Давай сыграем. Нечет или чёт?
Откуда заклинатель форм и линий
О крахе Рима знает наперёд?..
И странно, что молчит об этом Плиний.
Терпсихора
Печальным взором Терпсихора глядится в русские поля:
На сцене шляпки мухомора танцует избранная тля,
Хор певчих шишек, как церковный, тягуче-православный хор,
Шуршит язвительно-духовно о том, что достославен бор.
Я поскользнулся на маслухе, чья затрещала кожура,
«Чёрт побери», — звенели мухи стальною дужкою ведра.
Жара… На противне залива, в окладе лилий-Бовари,
Карась устало-прозорливо лежал, пуская пузыри.
Троянским яблоком раздора сияло солнце среди туч,
Изнемогая, Терпсихора на прерывающийся луч
Присела… Тучный муравейник опарой раздавался вширь…
Жук-скарабей (не коробейник) листал берёзовый псалтырь.
Я жаждал тайного признанья по мановению руки,
Но расступилось мирозданье над гладью голубой реки,
Гроза наметилась… Внезапно — как хлопнув дверью, уходя,
Волною — тошнотворный запах до первых запонок дождя.
Гетера
«Прибыл сюда не за тем, а по торговым делам…» Симонид Кеосский
Среди портовых лупанарий, пришвартовавшихся дикрот
Гетера (заросли азалий, предвосхищающие грот)…
Я прибыл из Александрии с поклажей зноя на плечах,
И, чтобы вы ни говорили, нет обходимости в речах,
Когда есть спинтрии… Свыкаясь с непослушаньем ног своих,
Я к ней приблизился, алкая. Желанье плоти — для двоих.
Под сводом гулких лупанарий, где, мозаичен, бродит Вакх,
Ссыхалось сердце, как гербарий, шурша на разных языках.
Наутро, выплатив денарий, что было щедро и всерьёз,
Я уплывал от лупанарий с глазами, влажными от грёз.
Потом опишет Плиний младший Помпеи гибель, а пока —
Чем парусила стлатта дальше, тем уязвлённее тоска
Была по Лесбии… В Египте (загадка Сфинкса) я решил:
Любовь — соитие событий, усекновение души.
Скатерть-самобранка
Всё спит… Надеюсь, что проснётся. Изнанкой грубою листа
Лукаво осень улыбнётся… Пролётом старого моста
Пришёл Кондрат в широко поле на перекрёсток трёх смертей:
Одна — паслась овечкой Долли, другая — утра мудреней,
Как тень от камня гробового, как стрелка компаса (лампас),
Указывала Иегову, и тем замыливала глаз.
Смерть третья — скатерть-самобранка — была злоумна и хитра,
Свистела дыркою баранки, гремела дужкою ведра.
Она, ничем не отличаясь от света яблони в саду,
Как лодка, обретала чалость и обитала там и тут.
Смерть обиходила, шуршала, топила печь, метала стог,
Ждала меня в платочке алом на перекрёстке трёх дорог.
И по щеке её катилась слеза несбывшихся надежд,
Когда над родиной пылилась звезда за город Будапешт.
Пылал-горел Семипалатинск зарёю новой по холмам.
Смерть, словно сорок тысяч братьев, мне письма отправляла в спам.
И чуя нервное дыханье, как промельк шторы на окне,
Я перепуган замираньем души, навязанной извне.
