кітабынан сөз тіркестері  Русский реализм XIX века: общество, знание, повествование

Во «Взгляде на русскую литературу 1847 года» Белинский констатировал, что «писатели натуральной школы» «любят изображать людей низкого звания, делают героями своих повестей мужиков, дворников, извозчиков, описывают углы, убежища голодной нищеты и часто всяческой безнравственности».

В «Записках из подполья» отказ Достоевского от фантастики и сказа влечет за собой разработку нового типа психологической репрезентации, которую лучше всего назвать позитивистским зуммированием: психологические реакции расчленяются на несколько фаз, каждая из которых подробно изображается, за чем следует рефлексия героя, гораздо более многоступенчатая, чем в «Двойнике».

Иными словами, герой «Записок» ведет себя ровно так, как описывает высшую нервную деятельность теория Сеченова, хотя парадоксалисту кажется, что своим свободным хотеньем он опровергает ее. Таким образом, Достоевский моделирует поведение и психику своего знаменитого героя в соответствии с доктриной Сеченова, чтобы поставить над ней мысленный повествовательный эксперимент и показать, насколько обречен и жалок человек, живущий по законам позитивистски и материалистически понятой реальности

хотеньем должны управлять отнюдь не рефлексы, а христианская вера — сострадание, смирение и любовь к ближнему.

подлинная свобода воли, по Достоевскому, возможна лишь в рамках христианского самоотречения и любви.

прихоти, комплексы и фантазмы парадоксалиста, которые заставляют его совершать одни и те же иррациональные поступки в угоду своему хотению, можно истолковать как те же самые рефлексы — выученную, привычную практику потакать своему «я», блокирующему естественные импульсы героя и заставляющему его совершать поступки, противоположные его же выгоде.

Всякая попытка ввести иррациональное в свою жизнь, внести иллюзию подлинной свободы — выбора, самоопределения, всякая попытка играть с сюжетом своей жизни только еще ярче подчеркивает его подчинение власти слепой судьбы

Совсем не будучи хозяином собственной судьбы, в самых своих усилиях заявить свою независимость от законов природы, подпольный человек демонстрирует свое подчинение им.

Если Сеченова совершенно не занимает личностно-экзистенциальный статус и восприятие человеком представления о том, что он обладает свободной волей, героя Достоевского только оно и волнует.

из физиологической в философско-антропологическую