Дионису, который охотнику представляется львом, воину – конем, земледельцу – виноградной лозой; ведь как деньги воистину деньги только тогда, когда на них можно купить любую вещь, так и бог воистину бог только тогда, когда любой человек может в нем видеть наиважнейшую для этого человека суть.
Вот когда все поели и стали пировать, за третьей чашей Датем сказал:
– Знаешь ли, почему я тебя позвал? Вот послушай старую притчу: поспорили однажды солнце и ветер: кто скорее сорвет с прохожего плащ? И как ни старался ветер, прохожий лишь крепче кутался в свой плащ. Солнце же взглянуло, согрело… Вот и я прошу меня простить, потому что, глядя на тебя, я понял, что слово сильнее меча.
Митрадат улыбнулся и сказал:
– Я, однако, расскажу греческую притчу. Один юноша учился у софиста, вернулся домой, и отец спросил его: «Правда ли, что учитель твой обучил тебя удивительным словам?» – «Правда, – ответил юноша, – все можно сделать с помощью слова». – «Ну так вот, на столе лежат два яйца, сделай из них три». – «Ну так как же, – возразил юноша, – вот яйцо, а вот второе, один и два и будет три?» – «Ну, голубчик, – говорит тут старик, – эти два яйца мы скушаем с твоей матерью, а то, которое ты сотворил с помощью софистики, скушай сам». И думается мне, – закончил Митрадат, – что если в мире не будет власти, чтоб принудить софистов есть сотворенные ими яйца, плохо будет миру…
Сокрит пошел дальше и вдруг видит: на суку сидит ворон и каркает. Сокрит запустил в него камнем и попал. «Глупая птица, – подумал Сокрит, как ты можешь предсказать чужую судьбу, если даже своей не знаешь?»
Греки считали, что Митрадат – колдун и умеет угадывать будущее, но они, конечно, ошибались: Митрадат умел только делать будущее, а угадать его не может никто.
Датем. Знаешь ли ты, что сказал Тирибаз, когда царь прислал ему вареного гуся со своего стола? Тирибаз бросил ножку гуся любимой собаке, и она сдохла.
Тут-то Тирибаз улыбнулся, как его дед Вивана, и сказал: «Если съем гуся – умру, если попытаюсь бежать – совершу измену. Смерть почетней измены».
Клеарх. Не думаю, что все так просто. Я ведь знал Тирибаза. Он, как и многие, полагал, что царство стоит на справедливости государя и на верности подданных. И тот, кто нарушит этот договор, гибнет. Стало быть, не съев гуся, Тирибаз погубил бы лишь самого себя. Съев же гуся, он погубил еще и царя, нарушившего справедливость.
– Вы, однако, оба арийцы, и в вашем языке нет перевода слову «дибиру», и меры счета вы тоже взяли от нас. Вы всегда будете сражаться за нашу страну и рано или поздно превратите ее в пустыню, не оставите на ней ни садов, ни каналов, ни виноградников. Но и тогда вы будете за нее драться – вам ведь все равно, за что, лишь бы драться…
Клеарх. За что же мы будем драться, если в этой стране не останется ни садов, ни виноградников? Что у вас еще есть?
Бел-Аддин. Ничего. Только песок, вода и нефть. Когда вы превратите эту страну в пустыню, вы, наверное, придумаете предлог воевать за пустыню и нефть.
Вообще надо сказать, что каждый народ в меру своих сил уподобляет мир своему представлению о стране обетованной; и ассирийцы, видимо, тоже слыхали о стране женщин виноградных лоз и стремились устроить эту страну под боком: отрубали головы и привязывали к лозам, и цари любили отдыхать в таких садах.
Клеарх. А если найдется грек, который заставит эти басни приносить пользу и соблазнит свое войско пойти по следам Диониса и завоевать страну чудес, где текут молоко и мед и на лугах растет жареное мясо? Ведь действительно мало чести повторить подвиг Кира и покорить Ойкумену, и только тот, кто завоюет страну чудес, превзойдет его.
Митрадат. Это воистину греческая идея, и, клянусь Ахура-Маздой, она того же рода, что и платоново «Государство».
