автордың кітабын онлайн тегін оқу Если из многого взять понемножку
Александр Чумовицкий
Если из многого взять понемножку…
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Дизайнер обложки Лилия Чумовицкая
© Александр Чумовицкий, 2018
© Лилия Чумовицкая, дизайн обложки, 2018
Почему у Красной Шапочки такие большие зубы?..
Да был ли пальчик? Может, и пальчика-то не было?..
Перестанут ли подавать Аннушке красный мешочек?..
Отчего люди не летают как птицы, сев на корточки и подхватив себя под коленки?..
Как сделать правильный лук?..
Ответы на эти и многие другие вопросы пытаются найти персонажи книжки.
16+
ISBN 978-5-4490-5732-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Если из многого взять понемножку…
- Вместо предисловия
- Зимнее
- Весеннее
- Летнее
- Осеннее
- Отмороженный малютка
- Вор он
- Руна пятьдесят первая, тайная
- «Когда Ульяновск был морем…»
- Из альтернативной истории
- «Чего тебе надобно, старче?»
- Так, куда кривая выплывет…
- Жалостная бушменская песня
- Раз морозною зимой…
- Не читайте детям
- Считалочка
- Завтрак при Гастингсе
- Ничто не ново под луной
- Зелёненький он был
- Грибные истории
- Тщетная попытка
- Красный мешочек
- Сто старушек
- Закон тайги
- Страшная история
- Собачья верность
- Чушь собачья
- О несомненной пользе плавания и ныряния
- Прощальная песнь
- Про вредные аллегории
- Трактир «Горбатый пони»
- «…Чужой замысел я отвергаю!»
- Мальчик c пальчик. Генезис
- Незнайка на Саракше
- Безумное чаепитие
- Нелёгкий выбор
- Очки
- Глупая шутка Эгля
- Последняя щепотка
- Семейные тайны
- «Дёрни за веревочку…»
- «Бим-бам! Полночь бьёт…»
- Принцесса в горошек
- Не родись брезгливой!
- Двенадцать
- Это было у моря
- Сказка о тройках
- Село у дороги
- Чуден Стикс…
- За репку
- Хорошо иметь домик в деревне
- «Девочка, спички не найдётся?
- Ёлка в Совкольниках
- Сказ о Вечном Печнике
- Иван-Царевич и Железные Генрихи
- Часть 1. «…И царевич отправился в путь»
- Вместо послесловия
- И в заключение…
Вместо предисловия
чистосердечное признание
В мире есть много прекрасных сюжетов:
и у прозаиков, и у поэтов,
и у народных сказителей… — страсть
как же их хочется взять да украсть!
Если из многого взять понемножку
и не взаправду, а так, понарошку,
строчки смешать, то получится он —
не плагиат, а законный центон.
Или не строчки взять, а персонажей —
не насовсем даже, речь не о краже —
и отпустить их гулять в интертекст.
Сами вернутся, когда надоест.
Авторы и не заметят пропажу,
ну, а читатели весело скажут:
«Это не вор, это постмодернист —
хоть без таланта, но в помыслах чист».
Так, безусловно, не станешь поэтом,
но и никто не осудит за это.
И прозаиком таким способом тоже, само собой разумеется, не станешь.
Кстати, некоторые почему-то думают, что в прозе классический центон — то есть, такой, когда отсебятины не вставлено ни единого словечка, практически невозможен.
Но они заблуждаются. Если бы у нас сейчас была дискуссия, я бы доказал.
Берём, к примеру, один известный роман…
Теперь берём другой, не менее известный…
Вуаля! Лёгким движением курсора и клавиш из двух Степанов у нас получается один, несмотря на утверждение о том, что только все счастливые Степаны похожи друг на друга, а каждый несчастный Степан несчастен по-своему.
«…Всё смешалось в доме Облонских. На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване.
Если бы Степе сказали бы так: «Степа! Тебя расстреляют, если ты сию минуту не встанешь!» — Степа ответил бы томным, чуть слышным голосом: «Расстреливайте, делайте со мною, что хотите, но я не встану».
Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой.
И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб, чувствуя, что похмелье дарит его новым симптомом: ему показалось, что пол возле кровати ушел куда-то и что сию минуту он головой вниз полетит к чертовой матери в преисподнюю.
«Ах, ах, ах! Ааа!..» — замычал он, вспоминая все, что было.
Тут ему так ударило в голову, что он закрыл глаза и застонал… Он хотел позвать домработницу Груню и потребовать у нее пирамидону, но все-таки сумел сообразить, что это глупости…».
Ну и, чтобы два раза туда не ходить, сразу — кульминационная сцена с катарсисом и очищающими душу слезами, как положено.
«Утихли истерические женские крики, взволнованные люди пробегали мимо, что-то восклицая. В расстроенный мозг вцепилось одно слово: «Аннушка».
Тут он затрясся от слез и начал вскрикивать:
— Горе-то, а? Ведь это что ж такое делается? … одно колесо пудов десять весит… А? Верите — раз! Голова — прочь! Правая нога — хрусть, пополам! Левая — хрусть, пополам! — И, будучи, видимо, не в силах сдержать себя, стал содрогаться в рыданиях.
Алексей Александрович, увидав слезы Вронского, почувствовал прилив того душевного расстройства, которое производил в нем вид страданий других людей, и, отворачивая лицо, он, не дослушав его слов, поспешно пошел к двери.
— Нет, не могу больше! Пойду приму триста капель эфирной валерьянки!
Алексей Александрович подал ему руку, не удерживая слез, которые лились из его глаз».
Тот, кто, прочитав это, не счел себя оскорбленным в лучших чувствах, не закричал, швыряя эту книжку: «В печку её!», — может без опаски читать её и дальше. Даю честное слово, что там далеко не всё так цинично.
Да и настоящих, по всем правилам, центонов там совсем немного, прямо скажем. Ведь правила гораздо интереснее нарушать, чем соблюдать.
Зимнее
Февраль. Чернила. Слёзы. Слякоть…
И повторится всё, как встарь:
поэт в России должен плакать,
взглянув с утра на календарь.
Мело, мело, несло пургу
во все пределы.
Сидела птичка на лугу,
в снегу сидела.
И всё терялось в снежной мгле.
И снова, снова
к несчастной птице по земле
ползла корова.
Неотвратимая, как рок,
корова кралась.
Взлететь из-за скрещенья ног
не удавалось.
Босые пальцы на снегу
свело тревогой:
сейчас ухватит за ногУ!
Или за нОгу?
Не бойся, птица, всё пройдёт,
тужить нам рано.
До свадьбы рана заживет,
любая рана.
Весеннее
Баллада о внутреннем сурке Финдлее
С моим сурком вчерашний день
мы вышли со двора.
Сказал сурок, увидев тень:
«Весна пришла. Ура!»
— Еще февраль, не вышел срок!
«Ты враль!» — сказал сурок.
— Ступай домой и выспись впрок!
«Не ной!» — сказал сурок.
«Журчат ручьи, кричат скворцы…», —
твердил он, как урок.
«Грачи летят во все концы!», —
присочинил сурок.
Напомнил об апрельском пне…
И я сказал: — Ах, так?
За это не сурок ты мне —
мармот ты и байбак!
А, ну-ка, быстро марш в кровать,
поговорим весной!
И сам отправился поспать,
а мой сурок со мной.
Летнее
(Слова — так себе, зато музыка очень хорошая — Оскара Фельцмана)
Вышла Татьяна на берег Дуная,
бросила мячик в волну
и заревела. Зачем? Я не знаю:
мячик же не утонул!
Мячик в реке увидала собака
со своего бережка.
Вслед ей суровый Герасим не плакал,
разве что всхлипнул слегка.
Дальше видна нам такая картина:
вечером, в дождь и грозу
плюхнулась с берега к ним Катерина,
наспех смахнувши слезу.
Мячик, Муму и Кабанова Катя
плыли недолго втроём,
спьяну рыдая, подбросил им: «Нате!», —
Стенька княжну в водоём.
Плачет Полоний: «Куда же ты, дочка?»
Тише, Полоний, не плачь!
Крепко вцепилась Офелия в бочку —
бочка надежней, чем мяч.
Славный корабль омулёвая бочка!
В бочке — царевич Гвидон.
Здесь ради рифмы поставим мы точку,
Хоть не последним был он.
…… … … … … … … ……
…… … … … … … … ……
…… … … … … … … ……
…… … … … … … … ……
Столько их бестолку падало в реки,
столько бежало к прудам…
Так что тебе я, Татьяна, вовеки
мячика в руки не дам!
Осеннее
Летят перелетные птицы
в осенней дали голубой,
там девушка, песнь распевая,
сидит на вершине крутой:
«Не знаю, что стало со мною,
печалью душа смущена —
не нужно мне солнце чужое,
чужая земля не нужна.
Далеко-далеко, за морем,
стоит золотая стена,
а я остаюся с тобою,
родная моя сторона.
В стене той заветная дверца,
за дверцей большая страна.
Не нужен мне берег турецкий
и Африка мне не нужна!»
И кос ее золото вьется,
и чешет их гребнем она.
Вставай, вставай, кудрявая,
На встречу дня!
Отмороженный малютка
«…или, например, у Н. Некрасова: «Малыш уж отморозил пальцы, ему и больно и смешно…«» (из рецензии на сайте proza.ru)
Вечер был, сверкали звёзды.
На дворе трещал мороз…
По двору, хоть было поздно,
мальчик в санках Жучку вёз.
Вышел из лесу Некрасов,
посинел и весь дрожал.
Он назвал малютку Власом
и к себе в стишок забрал.
Плачет дома мать-старушка
и грозит ему в окно:
«Вот ужо приедет Пушкин —
нас рассудит, всё одно!»
Вечер был, и не на шутку
на дворе трещал мороз.
Шёл по улице малютка
и тащил с дровами воз.
«Ну, а где ж твоя савраска,
почему одна вожжа?»
«Умерла!» — сказал он басом,
посинел и задрожал.
Плакал он, как вырубали
лес, а следом и отца
зарубил жестокий барин,
бросил в дровни мертвеца.
Вдоль дороги стынут ёлки,
Наш сиротка весь продрог,
утащили тятю волки
прямо с похоронных дрог.
Много вынес этот мальчик,
мёрз и мок, плутал в лесу,
даже заморозил пальчик.
ковыряя им в носу.
Сёк его десятник жадный,
голод-царь его морил,
но широкий и громадный
путь малютка проторил.
Милый плут! Малютка этот
уморительно был мал…
Под уздцы рванул поэта
и быстрее зашагал.
Так сказал поэту мальчик:
«Вместе нам судьба теперь.
Как помянет кто мой пальчик —
сразу вспомнит о тебе!»
