Оглавление

1. Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа
2. Глава 1
   1. НЬЮ-ЙОРК; БРУКЛИН; 25 ФЕВРАЛЯ 1920 ГОДА
   2. САН-РЕМО; АПРЕЛЬ 1920 ГОДА
   3. ГЕРМАНИЯ; БЕРЛИН; 1942 ГОД
3. Глава 2
   1. УКРАИНА; ХАРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ; 15 АПРЕЛЯ 2018 ГОДА
   2. ХАРЬКОВ; 16 АПРЕЛЯ 2018 ГОДА
4. Глава 3
   1. ХАРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ; СТАРЫЙ САЛТОВ
5. Глава 4
   1. СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА; НАШИ ДНИ
6. Глава 5
   1. НИАГАРА-ФОЛЛЗ; НАШИ ДНИ
7. Глава 6
   1. НЬЮ-ЙОРК; НАШИ ДНИ
8. Глава 7
   1. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ; ХАРЬКОВ; ФЕВРАЛЬ 1912 ГОДА
9. Глава 8
10. Глава 9
    1. РОССИЯ; ХАРЬКОВ; МАРТ 1912 ГОДА
11. Глава 10
    1. АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; МАРТ 1912 ГОДА
    2. …ФУЛЕМ; В ТО ЖЕ ВРЕМЯ…
    3. …ЛОНДОН; МАРТ 1912 ГОДА…
12. Глава 11
    1. АВОКА; ИРЛАНДИЯ; МАРТ 1912 ГОДА
13. Глава 12
14. Глава 13
    1. …КУИНСТАУН; СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ…
15. Глава 14
    1. БАДЕД; ПРЕДМЕСТЬЕ АВОКИ; НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
16. Глава 15
17. Глава 16
    1. АВОКА; СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ
    2. …ЧАС СПУСТЯ…
18. Глава 17
19. Глава 18
    1. …ОКРЕСТНОСТИ КУИНСТАУНА; В ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ…
    2. …ОКРЕСТНОСТИ АВОКИ; 30 МАРТА 1912 ГОДА…
20. Глава 19
    1. …ЦЮРИХ; ШВЕЙЦАРИЯ; МАРТ 1912 ГОДА…
21. Глава 20
    1. АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; 2 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
    2. …АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; 3 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА…
    3. АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; 9 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
22. Глава 21
    1. АНГЛИЯ; САУТГЕМПТОН; 10 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
23. Глава 22
    1. ШЕРБУР; АПРЕЛЬ 1912 ГОДА
    2. ЛА-МАНШ; 11 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
24. Глава 23
25. Глава 24
    1. КАНАДА; ГАЛИФАКС; НАШИ ДНИ
    2. НЬЮ-ЙОРК; НАШИ ДНИ
26. Глава 25
    1. СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА; 12 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА
27. Глава 26
28. Глава 27
    1. 14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА
29. Глава 28
30. Глава 29
31. Глава 30
    1. 14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; 22—00
    2. 14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; 23—00
32. Глава 31
    1. 14 АПРЕЛЯ 1912 ГОДА; 23 ЧАСА 35 МИНУТ
33. Глава 32
    1. …ГЕРМАНИЯ. БЕРЛИН. 1942 ГОД…
    2. МЕЛКШАМ; ДОМ УОТСОНА; НАШИ ДНИ

Глава 1

НЬЮ-ЙОРК; БРУКЛИН; 25 ФЕВРАЛЯ 1920 ГОДА

— Как же вырос наш мальчик! — сжал Гарольда в объятиях Афтаназ и посмотрел на него.

Раввин Афтаназ вышел встретить Гарольда радостный и воодушевлённый. Перед тем как сесть на своё привычное место, он подошёл к Гарольду и обнял его. Перед Афтаназом стоял высокий парень в чёрном костюме, улыбавшийся от впечатления радостной встречи и немного уставший с дороги.

— И сколько же я не видел своего любимого внука? — поправил Афтаназ очки, — ну, расскажи, как твой первый год в Париже, Гарри?

— Спасибо, дедушка, — улыбнулся Гарольд, — Париж чудесный город и Сорбонна прекрасный университет! Но дома, всё же, лучше. Знаешь, я уже неплохо говорю на французском!

— Вот, — указал пальцем вверх Афтаназ и присел в кресло, — и это уже четвёртый язык, который ты освоил с тех пор как стал американцем! Английский, гэльский, идиш и теперь французский! Что думаешь делать после университета? — посмотрел он на Гарольда.

— Пока не знаю, рано ещё об этом думать, но плану уже строю, — ответил Гарольд.

— Физика сейчас популярная наука, — согласился Афтаназ, — люди стремятся к прогрессу и я думаю, что скоро учёные будут не такой уж диковинкой, как в наши дни. А что тебе советует мистер Тесла?

— Я уже написал ему и он мне ответил, — похвалился Гарольд, — после того как я выслал ему свои предложения и поправки к разработкам отца, он считает, что мы могли бы работать вместе.

— И как ты планируешь работать с Теслой? — спросил Афтаназ.

— Пока не знаю, — вздохнул Гарольд присев на стул.

— Надо чётко осознавать, каким ты хочешь видеть результат, мой мальчик, — улыбнулся Афтаназ.

Он подумал.

— У тебя всё впереди, внук, — сказал Афтаназ, — кстати, а ты знаком с моей внучатой племянницей Габриэлой?

— Нет, — удивился Гарольд.

Старик улыбнулся.

— Сегодня утром, она со своей матерью приехала к нам в гости, — сказал Афтаназ, — но я тебя выписал из Парижа не для этого.

— Я слушаю, дедушка, — кивнул Гарольд.

— Вот, — вздохнул Афтаназ, — ты отдохнёшь, увидишься с друзьями…

Афтаназ задумался.

— Что-то случилось, дедушка? — спросил Гарольд.

— Нет, нет, — словно проснулся Афтаназ, — стариковское, все такими будете, — продолжил он, — в апреле, в Сан-Ремо, как мне пишет мой старый друг из Лондона, будет проходить одно мероприятие, важная встреча. И я очень хотел бы чтобы ты, Гарри, присутствовал на нём как наш представитель.

— Но… — хотел было сказать Гарольд, удивившись, но Афтаназ остановил его.

— Я понимаю, мой мальчик, — усмехнулся он, — ты молод и тебе только лишь восемнадцать! Я продумал и этот вопрос.

— А то что я не иудей? — спросил Гарольд, — ведь я так и не решился на гиюр!

— Тем лучше, — улыбнулся Афтаназ, — пути Господа неисповедимы, ты же это знаешь. И всё что происходит, есть часть Его замысла. Даже если это нечто болезненное и трагическое, — он подумал, — Он привёл тебя в этот дом для того, чтобы ты вместо меня, очевидно, стал свидетелем величайшего восстановления справедливости. Я уже стар и не могу путешествовать через океан. Больше никто не может из нашей семьи. И ты, единственный кому я могу доверять как самому себе. Так уж получилось.

— Благодарю тебя за доверие, дедушка, — ответил Гарольд, — что я должен сделать?

Афтаназ улыбнулся, встал и подойдя к столу взял толстый конверт запечатанный тремя сургучными печатями. Он показал конверт Гарольду.

— Это моё письмо, которое ты должен будешь доставить в Сан-Ремо. Знаешь где этот город?

— Конечно, дедушка, — кивнул Гарольд.

— Там будет проходить конференция, — сказал Афтаназ вернувшись на своё место, сел в кресло и посмотрел на Гарольда.

Он подумал.

— Соберутся главы держав Антанты, мой мальчик, — произнёс Афтаназ, — ты понимаешь, о чём я тебя прошу?

— Главы держав? — удивился Гарольд.

— Именно, главы держав, — кивнул Афтаназ. — на уровне президентов, премьер-министров, и может быть будет даже король Британии, — указал Афтаназ в потолок, — ты приедешь туда и должен будешь вручить этот пакет лорду-председателю, сэру Артуру Джеймсу Бальфуру. Тебя, конечно же интересует что в нём, в этом пакете? Ну и просто, ты должен знать что ты повезёшь. Я отвечу сразу. Это послание участникам конференции от нашей общины, от Ребе Шолома-Дов-Бера Шнеерсона, который тебя так любит. И от меня лично.

— Очевидно… — Гарольд подумал, — вы с Ребе доверяете мне нечто очень важное?

Афтаназ кивнул.

— Да, мой мальчик. Ребе принял решение, что это должен сделать ты. И никто другой. Это будет странно звучать, но он видит будущее и прошлое так, как будто они есть нашим настоящим. Он видит, что Всевышний благословил тебя особым даром, которого нет у других людей. Точнее, он есть у очень немногих. Ребе было видение, что ты из тех, кому дано властвовать над будущим и над прошлым. И поэтому, Бог дал тебе победить смерть там где остальные умерли. А ты выжил. И сейчас я понимаю почему. В этом пакете судьба Эрец Исраэль.

— Эрец Исраэль? — удивился Гарольд.

— Да, — кивнул Афтаназ, — властители мира сего соберутся для того, чтобы вернуть нам Землю Израиля и возродить Иудейское Государство в Палестине.

— Это же… — опешил Гарольд, — это самое великое событие за две тысячи лет!

— Да, — улыбнулся Афтаназ, — и теперь только от тебя зависит судьба всего нашего народа, мой мальчик…

Их разговор внезапно прервали.

В комнату вошла молодая девушка и сразу направилась к Афтаназу.

Гарольд поднялся с места и кивнул ей, приветствуя её.

— Габриэла! — обрадовался Афтаназ и протянул девушке руку.

Габриэла остановилась взяв ладонь старика и повернулась к Гарольду.

— Вот, — сказал ей Афтаназ, — прости, я не мог вас познакомить раньше. Это Гарри, о котором ты наверняка много слышала. Я писал вам в Эдинбург об этом мальчике.

— Габриэла фон Готт, — слегка улыбнулась Гарольду Габриэла.

— Очень рад, мисс, — кивнул ей Гарольд.

— А Вы, стало быть, мой сводный кузен Виктор фон Готт? — улыбнулась она в ответ, — я Вас таким и представляла.

Гарольд растерялся.

— Ну ладно, — встал Афтаназ, — оставлю вас наедине…

— Дедушка, — хотела было его остановить Габриэла, но старик, обернувшись, только улыбнулся в ей ответ.

— Пойду распоряжусь насчёт обеда, — сказал он, — а тебя вручаю Гарольду. У него, к слову, чудесная библиотека и он неплохо играет на скрипке.

Афтаназ вышел.

Гарольд снова неуверенно посмотрел на Габриэлу.

— Я же не кусаюсь! — рассмеялась она в ответ, — говорят, Вы только что из Франции?

— Да, это так, — обрадовался Гарольд, — два часа назад вернулся на пароходе. А Вы из Эдинбурга?

Габриэла рассматривала бумаги на столе Афтаназа.

— Из под Эдинбурга, — ответила она, посмотрев на Гарольда, — но мы не всегда жили там. Раньше мы жили в Германии, в Бреслау. Потом, отцу предложили работу в Британии.

— Мои родители из под Эдинбурга, — вздохнул Гарольд подойдя к столу.

— Соболезную, я слышала, — ответила ему Габриэла.

Она отложила лист бумаги который держала в руке.

— Не имеете ли желания прогуляться в саду? Я там видела качели, — улыбнулась она, — и маленький Мойше, похоже, уже их занял.

Гарольд рассмеялся.

— С синими ручками и красным сиденьем?

— Именно!

— Да, это мои качели! — усмехнулся в ответ Гарольд, — хотелось бы их проведать!

— Ну так идёмте? — взяла его за руку Габриэла и потянула в сад…

Маленький Мойша раскачивал качели, высоко взлетая под веткой огромного дерева то вверх, то вниз и опять вверх. Едва из дома вышли Гарольд с Габриэлой под руку, мальчик соскочил вниз, упал, встал, отряхнулся и бросился навстречу им.

— А! Жених и невеста! — рассмеялся Мойша обхватив Гарольда на бегу, не дав ему ничего сказать!

— Я тебе покажу жениха и невесту! — подхватил его Гарольд и подбросил вверх, — ух ты ж тяжёлый стал за год!

— Я не тяжёлый! Я взрослый! — весело ответил Мойша, вовсе не сопротивляясь Гарольду.

— Ой… поставьте ребёнка… — напугалась Габриэла. Ей показалось, что Гарольд непременно должен Мойшу уронить, и Мойша непременно должен разбить себе коленку или нос.

— Ты слышал? Поставь ребёнка! — прокричал, хихикая ехидно Мойша, и едва оказавшись на земле, снова схватил Гарольда за руку.

— А ты на долго? Ты теперь не уедешь? А ты привёз мне что-нибудь? А где твоя шпага? — тянул их к качелям Мойша засыпая вопросами, но не давая ничего ответить.

— Какая ещё шпага? — спросил Гарольд.

— Ну ты же был в Париже? — искренне удивился Мойша, — а раз ты барон, то наверное тебя приняли в мушкетёры? Там же мушкетёры живут? А если ты мушкетёр, то у тебя должна быть шпага!

— Ах вот оно что! — засмеялся Гарольд в ответ, — да, есть шпага, — подумал он сделав серьёзное лицо и подмигнул Габриэле, чтобы та подыграла ему, — шпагу я оставил в Париже! Капитан королевских мушкетёров приказал пробираться тайно в Америку и похитить тут… — Гарольд сделал загадочное выражение на лице.

— Кого? — удивлённо прошептал Мойша.

— Маленького… любопытного… мальчика! — схватил Гарольд Мойшу и начал щекотать.

— А! — засмеялся Мойша, — ты меня разыгрываешь!

Он вырвался.

Не прекращая смеяться, Мойша отбежал на несколько шагов.

— Жених и невеста! Жених и невеста! — прокричал он Габриэле и Гарольду и побежал в дом.

— Само ходячее любопытство, — усмехнулась Габриэла заняв качели и слегка оттолкнувшись от земли.

Гарольд тихонько толкнул качели сильнее.

— Наверное мы все были такими в его возрасте, — сказал он.

— Дедушка говорит, что Вы были очень спокойным и тихим, — ответила Габриэла.

— Им виднее, — ответил Гарольд.

— Я слышала, что Вы скоро снова уезжаете? — Габриэла посмотрела на Гарольда.

— Да… — подумал Гарольд, — надо ехать.

Он немного помолчал и улыбнулся Габриэле.

— А что там, в Шотландии?

— Вы никогда там не были? — удивилась девушка.

— К своему стыду, я много слышал о ней от папы, от мамы, от старшего брата и старшей сестры, но… — вздохнул Гарольд, — сам ни разу там не был.

— Странно, — ответила Габриэла, — шотландцы, обычно свято хранят связи внутри клана. Вы не из таких?

— Если даже взглянуть с той стороны, что мне это очень хочется, родственники вряд ли примут меня, — ответил грустно Гарольд, — они не считают меня своим.

— Почему? — удивилась Габриэла.

— Не знаю, — опустил глаза Гарольд, вспомнив последнюю свою встречу с двоюродным братом и тётушкой, — не знаю…

— Вам неприятно об этом говорить? — улыбнулась ему Габриэла.

— Да нет, почему? — усмехнулся ей в ответ Гарольд, продолжая раскачивать качели.

— Ну так поделитесь? — сказала Габриэла, — человеку порой надо выговориться, чтобы ноша не тяготила его душу.

— Если Вам это будет интересно, — сказал Гарольд.

— Будет, — кивнула Габриэла.

— Вы прям как мой священник-исповедник, — Гарольд усмехнулся и посмотрел на Габриэлу.

Та, грустно улыбаясь, смотрела ему в глаза.

— Я тоже католичка, — сказала Габриэла, — и моя мама, и отец. Мы с Вами могли бы стать хорошими друзьями.

— Моя мать… — вздохнул Гарольд, — она бы очень обрадовалась Вашему появлению.

САН-РЕМО; АПРЕЛЬ 1920 ГОДА

Бальфур долго читал письмо, время от времени поглядывая на Гарольда сидящего напротив. Они вдвоём сидели на террасе старинного особняка, за маленьким, почти миниатюрным столиком, в тени развесистой пальмы растущей из огромной вазы. Ещё было не жарко. Но лето в апреле, для человека с севера дело непривычное. Гарольд сразу отметил для себя, что долго, на террасе под солнцем, пусть и в тени, высидеть будет сложно. Он искренне надеялся, что лето в апреле и для Бальфура не обычная ситуация.

Сюда доносился шум чаек над морем и случайные крики прохожих. Солнце поднималось выше и становилось жарче.

Подали чай.

Бальфур отложил письмо и пригласил Гарольда присоединиться к чаепитию.

— Угощайтесь, барон, — указал на маленький столик, который к тому времени накрыли белоснежной скатертью.

— Спасибо, сэр, — вежливо кивнул в ответ Гарольд.

— И так, ваш дед просит, кроме всего прочего, похлопотать о Вашей карьере, сэр фон Готт, — начал Бальфур, — и надобно сказать, что это очень своевременно.

— Я не знал об этом, сэр, — смутился Гарольд.

— Ну, это лишний раз подчёркивает Вашу порядочность, — ответил Бальфур уловив его смущение, — вы прекрасно справились с доставкой важной корреспонденции, которая сыграет положительную роль в вопросе Палестины. Вы учитесь в Сорбонне? — посмотрел он на Гарольда.

— Да, сэр, — кивнул Гарольд, — первый год. Точнее, оканчиваю второй курс.

— Не беда, — ответил спокойно Бальфур, — это не повредит делу и любому студенту нужен заработок, чтобы как-то прожить. Кроме того, Вы сможете освободить старика от проблемы оплаты Вашего обучения. Что Вы скажете, если я предложу Вам должность своего личного секретаря и помощника?

— О, это внезапно! — удивился Гарольд, — я хотел бы оправдать Ваши ожидания!

— Отлично, Вы приняты на службу в Почтеннейший Тайный Совет Его Величества, — посмотрел на Гарольда Бальфур, — Вы подчиняетесь лично мне и первое Ваше задание будет таким: после конференции Вам надлежит доставить экземпляры Декларации в Лондон. Там Вам будет необходимо встретиться с Его Величеством, для доклада и соблюдения пустяковых формальностей.

— С Его Величеством? — удивился Гарольд, — но…

— Вас это удивляет? — усмехнулся Бальфур, — теперь вы будете видеться часто.

Бальфур подумал.

— У Вас есть семья? Кто Ваши родители? Хотя Вы и приёмный внук уважаемого раввина Афтаназа фон Готта, было бы несправедливо их забыть.

— Все мои родные погибли, на «Титанике», — ответил Гарольд.

— Простите, примите мои соболезнования, — вздохнул Бальфур, — я попросил бы Вас присутствовать на конференции, и есть одна просьба: что бы там не происходило, больше слушайте и ничего не говорите. Для всех, Вы не мой помощник, а просто мой личный секретарь. Сами же Вы должны понимать, что Ваша служба связана с государственной тайной и теперь Вы находитесь на службе у Его Величества. Распространяться об этом не надо. Вы меня поняли, сэр фон Готт?

— Так точно, сэр, — кивнул, слегка опешив, Гарольд.

— Ваш дед, должно быть очень любит Вас, — добавил Бальфур, — в должность Вы уже вступили. Необходимо решить вопрос о том, где Вы будете жить в Британии. Где бы Вы хотели поселиться?

Гарольд подумал.

— Последние полгода, перед отъездом в Америку, мы жили в Фулеме, на улице Вернон. Не скажу, что с этой улочкой связаны мои лучшие воспоминания. Наверное, всё-таки в Мелкшаме. Там остался наш дом, который наверное сейчас пустеет. Я не помню, чтобы отец продал его. Я бы хотел его вернуть. Кроме того, там прошли мои самые счастливые годы.

— Понимаю, — улыбнулся Бальфур, — с Вашим домом вопрос я решу и не думаю, что это будет сложно. С возвращением домой, барон с улицы Вернон… — улыбнулся Бальфур.

Вечер был уже достаточно поздний. С моря доносился шум волн и лёгкий ветерок раскачивал ветки дерева растущего прямо перед домом.

Лорд Бальфур откинулся в кресле и на минуту задумался. Эта минута протянулась почти четверть часа.

Он посмотрел на Гарольда, сидящего за столиком и перечитывавшего утреннюю газету.

— С утра мы так и не успели ознакомиться со свежими новостями, — вздохнул Бальфур, — что пишут акулы пера и фотоаппарата? — усмехнулся он.

— Да ничего особенного, сэр, — тихо ответил Гарольд не отрываясь от газеты, — он глянул на Бальфура, — в России заканчивается Гражданская война, генерал Врангель прибыл в Константинополь на встречу с представителями Франции, а в Германии появилась новая партия.

— Вот как? И какая? — спросил Бальфур.

— Они называют себя национал-социалистами, — ответил Гарольд отложив газету, — все считают их лидера чудаковатым ефрейтором. Но мне кажется, что у него будет большое будущее и нам ещё предстоит ощутить на себе его влияние.

— Ефрейтора? — усмехнулся Бальфур, — не думаю, что у него что-то получится. Немцы народ очень романтичный, любят порядок, уважают аристократичность и чтут традиции так же как и мы. Вряд ли они предпочтут выбрать своим канцлером ефрейтора, или, не дай Бог, женщину! Будь он даже семи пядей во лбу, дальше депутата какого-нибудь магистрата он не продвинется в своей политической карьере. Ну, может быть будет писать громкие разоблачительные заметки, пока его не убьют где-то в подворотне.

Бальфур подумал.

— Что Вы думаете о сегодняшней конференции, барон?

— У меня есть кое какие соображения и я с удовольствием поделюсь своими мыслями с Вами, — сказал Гарольд, — если, конечно, Вы будете не против, сэр.

— Я не против, — кивнул Бальфур и приготовился слушать Гарольда.

— Я думаю, мы проявили нерешительность в вопросе Израиля, — сказал Гарольд, — конечно, мы рассматриваем Палестину как одну из колоний, но всё же, если мы предоставим евреям возможность создания независимого, национального государства там, в Палестине, мы выиграем значительно больше. У евреев не возникнет проблем с населением, кадрами, даже с военной силой. Половина евреев уже сейчас были бы готовы покинуть европейские и американские города и вернуться на Землю Обетованную. И мне кажется, что если мы дадим им такую возможность, то Палестина может стать очагом формирования нового мощного государства, которое станет новой Англией и скоро во многом Британию превзойдёт. Даже в этой ситуации, которая складывается сейчас, Израиль может оказаться нашим союзником, если мы его поддержим в самом начале. Но он может стать и стратегическим противником, если мы остановимся на той политике, которую заняли сейчас. А мы, толкаем евреев в войну с арабами лишь потому, что у нас обязательства перед арабскими шейхами. Арабы, — продолжал Гарольд, — это очень ненадёжная опора для нас на Востоке. Это люди другой культуры и другого менталитета. И самое главное, у них иной взгляд на понятия чести, соблюдения договорённостей и религиозная принадлежность для них более важна чем союзнические обязательства. Они не столько являются нашими союзниками там, сколько используют наши силы и возможности. Арабы попытаются нашими руками уничтожить евреев. Не надо отбрасывать особенности их религиозной идеологии.

— Религиозная идеология? — удивился Бальфур, — я никогда не слышал такой формулировки.

— Да, именно, — кивнул Гарольд, — ислам это не религия, это идеология. Её приверженцы, как известно, стремятся к мировому господству, сэр. Я изучал Коран так же как и Тору и знаете ли, почерпнул для себя оттуда много интересного. Но речь не о том. Самое интересное находится в трудах их религиозных и военных философов. А религия и философия у них нераздельно идут рядом. Надобно сказать, арабы развили то, от чего отказались в своё время мы. Они развили философию войны, привнеся в неё очень много нового, современного. Шейхи, султаны, и даже простые бедуины рассматривают Палестину как свою территорию и попытаются её отвоевать. Если у них не это получится, то, как я думаю, у них хватит человеческих ресурсов, чтобы в отместку нам, просто колонизировать саму Британию.

— Это им придётся долго делать, — усмехнулся Бальфур.

— Несомненно, — согласился Гарольд, — но это вопрос времени. Конечно, они прибудут к нам как мирные эмигранты. Вроде, как мы едем в США. У них большие семьи и через пару поколений их станет очень много. А через лет пятьдесят… — он подумал, — мэром Лондона станет какой-нибудь араб, или перс.

— Но я думаю, что если они приобщаться к нашей культуре, — подумал Бальфур, — то с ними вполне можно будет жить рядом.

— Вряд-ли это произойдёт, сэр, — посмотрел на него Гарольд, — мусульмане никогда не примут чужую культуру, философию, нравы. Ислам не позволяет этого делать. Они прекрасно понимают, что традиция и культура это более сильное оружие чем винтовка или сабля. Они будут навязывать нам свои нравы, религию, обычаи и принуждать нас считаться с их нравами, обычаями и религией, обезоруживая нас. Они не будут бежать от своего шариата и джихада. Они принесут его нам и будут нам диктовать свои условия. И очень скоро может оказаться, что мы, на своей земле живём по правилам навязанным пришельцами из другого, враждебного нам мира.

— Почему? — посмотрел на Гарольда Бальфур.

— В их понимании, мы даже не люди пока не исповедуем ислам, — кивнул Гарольд.

— А ведь они проиграют войну евреям, — подумал Бальфур, — еврейские солдаты, прошедшие Великую Войну, без труда разгонят полукочевые банды этих бедуинов. И пожалуй Вы правы, барон. Британия должна быть разборчивее в выборе друзей и союзников, — он посмотрел на Гарольда, — только не говорите об этом Черчиллю, когда познакомитесь с ним. Этот юдофоб, будет прилагать все усилия чтобы выслужиться перед арабами. Он красиво говорит, и склонен к радикальным методам в решении вопросов. Я чувствую, что его будут боготворить англичане, и некоторые уже боготворят. Черчилль любит выигрывать годы, даже совершенно не пытаясь предусмотреть последствия своего выигрыша, не глядя даже на пару десятилетий вперёд. И с его триумфа начнётся крах Британии и это будет начало смерти Старой Доброй Англии, встреченное бурными аплодисментами, под восторженные крики толпы…

ГЕРМАНИЯ; БЕРЛИН; 1942 ГОД

Тёмный «Опель» свернул в подворотню, приглушил двигатель и погасил фары. В салоне сидели двое в штатском. Один за рулём, а другой рядом на переднем сиденье. Тот кто сидел на переднем сиденье, достал из портфеля папку и открыл её.

— Виктор фон Готт, — начал он показав фото в личном деле, — родился 29 июля 1901 года в Эдмонтоне, в Англии. Шотландец. Или правильнее — гэлл. Англичан недолюбливает. Католик. Протестантов, соответственно, не любит. Барон. Родной отец — инженер. Родная мать — учительница в католической школе для девочек. Настоящие имя и фамилия — Гарольд Виктор Гудвин. Вся семья погибла на «Титанике» когда ему было девять лет. Как сам выжил — достоверно неизвестно. Он появился уже в Нью-Йорке. Мальчика обнаружили пришедшим в себя среди трупов. Можно сказать, что ему крепко повезло. При усыновлении получил фамилию фон Готт. Тогда же получил и титул. Приёмный дед заменивший ему отца — Афтаназ фон Готт, немец принявший иудаизм ещё в 19-м веке. До принятия иудаизма — барон Ганс Фридрих Карл фон Готт, родом из Восточной Пруссии, потомок Германа фон Зальца, Великого Магистра Тевтонского Ордена с 1209 года. Долгое время жил в Греции, где сошёлся с иудейской общиной и женился на еврейке. Отсюда и странное имя.

— Немец? — удивился водитель, — барон принявший иудаизм?

— Скорее всего дело в женитьбе, — ответил второй, — такие случаи были. Но вот приёмная мать нашего барона, Виктора фон Готта, чистокровная еврейка, урождённая Сара Симхович, родилась в Польше, в тогдашнем Лодзинском уезде. Её муж — Яков фон Готт, германский офицер, лейтенант, внук Афтаназа фон Готта. Он тоже погиб на «Титанике» вместе с другими своими детьми. Фактически всеми детьми из этой семьи.

— Почему с детьми? — удивился водитель.

— Они тоже ехали Третьем классом, как и родная семья Виктора фон Готта, — ответил второй.

— Чёртовы англичане, — выругался водитель, — понятно почему старик подарил и фамилию, и титул, нашему подопечному. А что ещё о нём известно?

— До 1933 года Виктор фон Готт жил в Лондоне, — перебирал страницы дела второй, — колесил по разным странам, в основном по служебным делам. Отлично владеет немецким и русским языками.

— Ну немецкий это понятно, — кивнул водитель, — разговорный язык в Бруклине, где он вырос, это идиш. А откуда он знает русский?

— Изучал самостоятельно, скорее всего с самого раннего детства, — ответил второй, — в России у него есть родственники по линии отца. Разумееся он это знал и воспринимал русский язык как второй родной язык. Сестру отца звали Мария Карловна Квитка. Выйдя замуж, она приняла графский титул от своего мужа. Её муж, граф Семён Григорьевич Квитка. В семье его называли «Вилли» и поэтому мы долго копали не в том направлении, пытаясь отыскать связи барона с Россией.

— Простая шотландская девчушка вышла замуж за русского графа? — усмехнулся второй, — она Золушка, что ли?

— Ну во-первых не за русского, а за польского, — ответил первый, — а во-вторых, род Квиток несколько столетий заключал подобные браки с кланом в котором входила семья Гудвинов. Сам покойный граф, был предводителем Харьковского губернского дворянского собрания.

— А это как? — посмотрел на второго водитель.

— Это что-то вроде главы клана, — ответил ему второй и продолжил, — до замужества её звали Флоренс Эмелина Мэри Гудвин. Она была старшей сестрой в семье и Виктор фон Готт вряд ли был с ней знаком.

— А что с графиней? — спросил водитель.

— Умерла ещё до революции, судьба семьи неизвестна, — ответил второй.

— Чёртовы большевики, — снова выругался водитель, — что дальше?

— Виктор фон Готт дружит с Хемингуэем, служил в ведомстве Бальфура, в том числе и личным секретарём последнего. Так же он был близок с Яковом Блюмкиным, тесно общается с русской эмиграцией.

— Где сейчас Блюмкин? — кивнул водитель второму.

— Трудно сказать, — ответил второй, — Блюмкин, под фамилией Исаев работал в советском политическом представительстве в Константинополе и курировал резидентуру в Палестине и Сирии. После этого его следы теряются.

— Репрессии? — посмотрел на него водитель.

— Нет, — ответил второй, — арест и убийство были инсценировкой. Тела никто не видел, а дело очень быстро, даже для русских, замяли будто бы его и не было вовсе.

— Понятно, — кивнул водитель, — что ещё по этому делу?

— Барон фон Готт — физик, — продолжил второй, — в 1924 году окончил Сорбонну, работал в области ядерных исследований, встречался с Эйнштейном, хорошо знаком с Теслой. Официально — военный корреспондент, служил в британском корпусе военных инженеров, капитан третьего ранга Королевского Военно-Морского Флота. Воевал в Испании. Его брат — Михаэль Симхович, так же физик, по совместительству — раввин. Живёт в Нью-Йорке, работает в Канаде вместе с тем же Николой Теслой.

— Судя по всему, с Теслой они не просто друзья, а компаньоны, — кивнул водитель, — а кем он был в Испании?

— Официально, — как я уже сказал, военным корреспондентом, — уточнил второй, — однако этот корреспондент вернулся в Британию с архивом Марии Складовской-Кюри, тем самым который умыкнул у идиотов Канариса.

— У него есть семья? — посмотрел водитель на второго.

— Да, — кивнул второй и перелистнул несколько страниц, — жена — баронесса Габриэла Элизабет фон Готт, внучатая племянница того самого Афтаназа фон Готта, 1902 года рождения. Живёт в Мелкшаме, графство Уилтшир, Англия. Домохозяйка, как у нас принято говорить. Её образ жизни приблизительно соответствует правилам Бисмарка: церковь, кухня, дети. Есть так двое детей. Старший сын — Фредерик Джозеф фон Готт, 1932 года рождения. Младший — Сидней Лесли фон Готт, 1935 года рождения. Оба проживают с матерью. Семья католическая, ничем не примечательная. Правда благородную приставку «фон», с началом войны они стали использовать гораздо реже.

— То есть, в религию своих приёмных родителей барон не переходил? — уточнил водитель.

— Нет, — ответил второй, — наш барон верит только в науку.

— Истинный ариец, — вздохнул водитель, — даже жалко что он наш враг, но теперь понятно зачем он нужен Олендорфу.

— Слабые стороны Виктора фон Готта, — обратно перевернул страницы второй, — романтик, впечатлителен, сентиментален. Сильные стороны: готов к самопожертвованию, прекрасный психолог, чемпион Королевского ВМФ по стрельбе. Приказано взять живым.

Второй закрыл дело, положил его обратно в портфель и посмотрел на водителя.

— Это в общих чертах. Я закончил.

— Понятно, — кивнул водитель, — наш барон умет выходить сухим из воды. Начинаем.

Они вышли из машины и прошли к тёмному подъезду. Поднялись по лестнице на второй этаж. Постучали в двери на лестничной площадке.

Дверь открыла женщина средних лет.

— Чем обязаны, господа? — спросила она пристально глядя сквозь очки.

— Третье управление РСХА, — показал ей удостоверение водитель, — нам нужен барон Виктор фон Готт.

— Проходите, — спокойно ответила и впустила их женщина, — господин барон у себя в кабинете, — указала она на дальнюю дверь в коридоре и ушла на кухню.

Они прошли по коридору в дальнюю комнату.

— Заходите, — махнул им рукой Виктор не вставая из кресла, — чай? Может кофе? А может желаете закурить, господа? — улыбнулся он.

— У нас ордер на Ваш арест, господин фон Готт, — ответил водитель, — и в Ваших интересах проехать с нами.

— Вот как? — усмехнулся Виктор, — наверное вы хотите удивить меня тем, что я британский офицер и отобрал у бедного адмирала Канариса архив мадам Марии Кюри? Ну так я этого и не скрываю. Пусть не обижается господин адмирал. Ему бы о «Боярышнике» позаботиться, а не о бумагах, которые недосягаемы не только ему, но и даже МI6. А что хочет знать уважаемый господин Олендорф? Отчего вдруг у Третьего управления проснулось такое внимание к моей персоне? — посмотрел он на сотрудников РСХА.

— Вы британский офицер… — начал водитель.

— Знаю, знаю, — усмехнувшись, перебил его Виктор, — офицер вражеского флота, — а ещё целый капитан третьего ранга. Но с каких пор Третье управление Имперской Службы Безопасности занимается вражеским флотом и иностранной резидентурой? Или, может быть господина Олендорфа интересует кое-что другое?

— Почему бы Вам у него самого это не спросить, господин барон? — усмехнулся в ответ водитель.

— Закурить-то можно? — с улыбкой кивнул ему Виктор.

— Закуривайте, — спокойно ответил водитель.

Они подошли поближе к Виктору. Виктор взял с журнального столика портсигар, открыл его и комнату озарила яркая вспышка ослепившая и водителя, и второго сотрудника.

И водитель, и второй сотрудник упали на пол, подумав что это взрыв. Но не было ни шума, ни огня, ни осколков.

— Что это было? — поднялся водитель, — что это, чёрт побери, было!? — закричал он не увидев Виктора, — где этот чёртов фон Готт!

— Понятия не имею… — проговорил в недоумении второй сотрудник, поднимаясь с пола, — служанка! Где служанка! — крикнул он и бросился на кухню. Водитель побежал следом. Из дверей кухни вырвался яркий свет, снова на мгновение ослепив их.

Они остановились. Едва придя в себя, медленно приблизились к кухне достав пистолеты и не решаясь зайти. Немного помешкав, водитель зашёл на кухню. Там был полный порядок. Но на кухне никого не было…

— Мне кажется, — проговорил он, — Олендорфу нужен вовсе не барон…

ЧАС СПУСТЯ. УПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ.

— Мы именно этого и ожидали, — спокойно сказал Олендорф выслушав их доклад, — говорите он исчез? — посмотрел он на водителя, а потом на второго сотрудника.

— Просто испарился, господин группенфюрер, — ответил водитель.

— А? — кивнул второму сотруднику Олендорф.

— И служанка тоже, — ответил второй.

Олендорф встал, подошёл к сейфу и достав из него две папки вернулся на своё место.

Он небрежно бросил перед ними папку личного дела.

— Гляньте Шольц, — сказал он водителю, — это она?

Шольц взял папку и посмотрел на фото женщины.

— Несомненно, — кивнул он Олендорфу, — не может быть никаких сомнений, что эта пожилая фрау именно она, — убеждённо заявил он.

— А Вы посмотрите кто это, — спокойно указал Олендорф на дело.

Шольц раскрыл дело и тут же быстро захлопнул его, словно испугался.

— Но она же умерла в 1932 году!

— Ага, — кивнул Олендорф со спокойствием в голосе и на лице, — а Вы что думаете, Шрёдер? — так же спокойно глянул он на второго сотрудника.

— Я уже ничего не думаю, — покрутил головой Шрёдер глядя на Олендорфа, — мы имеем дело с фальсификацией досье?

— Мы имеем дело с организованной преступной группой физиков, — ответил Олендорф, — одни из них давно умерли, но каким-то образом вдруг воскресли, либо… — сунул он им второе дело, — либо я не знаю, — мальчик погибший на «Титанике» мало того что жив, так ещё и вырос, занял не последнюю должность во вражеской разведке и воюет против нас. Но это ещё можно объяснить! Но мадам Кюри, которую хоронила половина Парижа после её смерти от сальмонеллёза, спокойно гуляет по столице Рейха спустя восемь лет после своей смерти! Это уж сверх всякой меры! И важно не то что она жива, а что только эти двое могут сказать чем занимался отец этого мальчика и где сейчас его отец!

— Мальчика? — посмотрел удивлённо на Олендорфа Шрёдер.

— Мальчика, — вздохнул раздражённо Олендорф, — барона Виктора фон Готта, который погиб на «Титанике» в девятилетнем возрасте вместе с папой и мамой, но почему-то сейчас вдруг оказался морским волком и асом британской разведки!

— Очевидно, что на дне Северной Атлантики, господин группенфюрер, — ответил Шольц листая второе дело, — его смерть не вызывает сомнений.

— Это говорите Вы, после того как вас обоих обвела вокруг пальца старая француженка умершая в 1934-м году? — усмехнулся Олендорф.

— Ну мы можем с Вами предположить, что доктор Гудвин не погиб, — ответил Шрёдер, — но сколько ему должно быть лет?

Олендорф снова усмехнулся и покачал головой.

— А сколько лет было Марии Кюри когда она открыла вам двери? — спросил он пристально посмотрев на Шольца и Шрёдера.

— Не более шестидесяти, и то с натяжкой, — ответил Шрёдер.

— Вот именно, господа офицеры, — пробормотал, так же пристально глядя на них, Олендорф, — и явление, свидетелями которого вы стали, это что было?

— Вы хотите сказать, господин группенфюрер, что там произошло нечто… — начал Шольц.

— Нечто, что вполне объяснимо с точки зрения физики, — перебил его Олендорф.

Он забрал у Шольца второе дело, положил на стол, раскрыл и снова сунул им.

— Посмотрите, — кивнул Олендорф.

— Дело Гудвина? — глянул на него Шрёдер.

— Да, это его досье, — ответил Олендорф, — последние годы жизни он был дружен с Теслой и Кюри. И они втроём докопались до решения проблемы преодоления пространства-времени. То что вы видели, даже не не скорее всего, а вне всякого сомнения является работой машины времени в действии. И сейчас наш барон… — он подумал, — не важно где, потому что он — неизвестно «когда». И он знает что будет с нами. И вообще знает всё! — чуть не вскричал Олендорф.

— И как Вы предлагаете его ловить? — спокойно посмотрел на Олендорфа Шрёдер.

— Мы успели собрать прототип, — ответил Олендорф, — он прошёл лабораторные испытания, и вы будете не первыми, кто испытают его в неконтролируемой среде.

— Но… господин группенфюрер, — начал было Шольц.

— Я понимаю, жена ждёт дома, волнуется, — рассмеялся Олендорф, — вы вернётесь через пятнадцать минут после отправки, хотя там можете провести всю свою жизнь и пересидеть войну за океаном. Заодно, когда вернётесь, расскажете нам чем этот бардак закончится. Если верить доктору Гудвину, то пятнадцать минут это погрешность возникающая из-за волны времени, вызванной вашим пребыванием в прошлом. Поэтому, ничего не меняйте там сильно.

— Иначе? — посмотрел на него Шрёдер.

— Иначе вам некуда будет возвращаться, — ответил Олендорф, — или вы проснётесь в могиле, в которую вас торжественно похоронят под оружейный салют взвода СС и мои торжественные речи переполненные соболезнованиями вашим жёнам, Шрёдер. Устраивает такая перспектива?

— Думаю, лучше ничего не менять, — согласился Шрёдер.

— И какова наша задача? — спросил Шольц.

— Сесть на «Титаник», — поднялся со стула Олендорф, подошёл к шкафу, достал две пачки старых английских банкнот и бросил их на стол перед Шольцом и Шрёдером.

— Это английские фунты, которые ходили в 1912 году, — сказал он, — тут ровно по тысяче фунтов на каждого. Командировочные, так сказать.

Олендорф присел.

— Сумма солидная, но всё равно берёте билет только в Третий класс.

— Но это самоубийство, господин группенфюрер! — удивился Шольц.

— Доктор Гудвин со своей семьёй следовал Третьим классом, — посмотрел на него Олендорф, — иначе у вас не будет возможности контролировать его.

Олендорф подумал.

— В гарантийной группе едет некто Эннис Уотсон. Осведомитель SSB. Так тогда называлась MI6. Постарайтесь войти с ним в контакт и завербовать парня. Он был помощником Гудвина в последние месяцы его работы. Контакт полезный, так или иначе. С его досье, а оно интересное, а так же с тонкостями истории начала 20-го века, вас ознакомит доктор Ройсс в лаборатории. Он же выдаст вам документы и одежду. От меня просьба — меньше стрелять и не вмешиваться ни во что. Большинство из этих людей погибнут через несколько дней. А те кто выживет, однозначно должны выжить. На борту «Титаника» были наши люди. И не хотелось бы, чтобы их не оказалось тогда, когда они должны будут появиться уже в нашей истории. Вы меня поняли, господа офицеры?

— Так точно, — ответил Шрёдер, — а как нам спастись?

— Отправиться назад, — улыбнулся Олендорф, — думаю, что вы сами поймёте когда это надо будет сделать?

Шольц и Шрёдер встали.

— Разрешите выполнять? — спросил Шольц.

— Выполняйте, господа, — кивнул Олендорф, — и ещё, — добавил он и подумал, — на «Титанике» с вами свяжется ещё один человек. Он уже находится там и выполняет связанную с вашим заданием задачу. Я думаю вы его узнаете. У него это не первый прыжок во времени. Этот офицер сам к вам подойдёт, когда это ему будет нужно. Просто, будьте готовы к тому, что вы не единственные офицеры РСХА в 1912 году.

— Вас поняли, — кивнул Шольц.

— Отлично, — ответил Олендорф, — вот теперь выполняйте.

Олендорф дождался пока за ними закрылись двери.

— Желаю удачи, — тихо произнёс он, словно сам себе и принялся в который раз изучать досье Фредерика Гудвина.

— Не думаю, что они там выживут, — вздохнул Олендорф.

Глава 2

УКРАИНА; ХАРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ; 15 АПРЕЛЯ 2018 ГОДА

— Выворачивай! Выворачивай! — кричал старшина рулевому патрульного катера, который резко сбавил скорость, но всё равно продолжал нестись на чёрную точку в тёмной воде. По крайней мере именно точкой, потом — пятном, а после и вообще чем-то непонятным «это» казалось.

Было давно за полночь. Охранников разбудил дикий крик внезапно раздавшийся в тишине над водохранилищем. Они даже на минуту не сомневались, что каким-то непонятным образом в воде оказался человек.

Бывало, смельчаки прыгали с плотины в воду даже ночью. Их ловили и часто даже не штрафовали, понимали и отпускали слегка пожурив. Но в середине апреля ещё никто не рисковал прыгать в холодную воду, в реку, с которой только что сошёл лёд.

Старшина зажёг коногонку и луч света разрезал темноту.

— Ах ты ж… приходи кума любоваться, — тихо выругался старшина.

Прямо перед ним, мёртво вцепившись в явно старый чемодан, на воде едва держалось тело замёрзающей девушки.

— Человек за бортом! — крикнул старшина бойцам, — глуши мотор! Вёсла на воду!

Мотор затих. На вёслах они подошли как можно ближе и вытащили девушку из воды, а следом за ней затянули, подцепив багром, мокрый обледенелый чемодан.

— Да она жива! — нащупал пульс один из бойцов.

— Слава Богу, — выдохнул старшина, — успели.

Он снова посветил коногонкой вокруг, чтобы убедиться, что больше никого в воде нет.

— Поворачивай на базу и вызывай медиков, — приказал одному из бойцов старшина, — раз жмура нет, то это уже не наша забота.

Едва девушку занесли в тепло, как она подала первые признаки жизни.

— Ложи её на кушетку, — кивнул старшина бойцам, — и кыш отсюда, — поставил он на печку-буржуйку чайник, — нечего на девчонку пялиться!

Бойцы ничего не ответили, только переглянулись и вышли.

Старшина присел возле буржуйки, пытаясь согреть замёрзшие руки.

Девушка открыла глаза, больше в недоумении чем испуганно посмотрев на старшину.

— Очнулась? — кивнул ей старшина, — ох и задала ты нам задачку.

Он поднялся, налил в кружку с заваркой кипяток и бросив два кубика сахара, размешал и протянул чай девушке.

— Держи-ка, погрейся, вся мокрая ведь.

Девушка взяла горячую кружку грея об неё ладони.

— Как же ты в воде оказалась? — накинул старшина ей на плечи одеяло.

Она пыталась сказать, но то ли потому что замёрзла, то ли от волнения, не могла выговорить ни слова.

— Ладно, ладно, — успокоил её старшина, — сиди, грейся, отходи, а там будет видно.

Врачи появились меньше чем через час.

— Где пострадавшая? — с порога, не здороваясь, едва не крикнула немолодая медсестра и сама направилась к девушке, встав над ней.

— Да она вся мокрая! — возмущённо посмотрела она на девушку.

— Сами видим, — ответил ей старшина.

— Вы что, не могли её переодеть во что-нибудь приличное? — глянула медсестра на старшину.

— Во что приличное, Петровна? — удивлёно ответил старшина, — фуфайку в мазуте ей выдать что ли? Да и что мы, пятеро здоровенных мужиков будем девчонку раздевать? Жива и слава Богу, — махнул он равнодушно.

— И что на ней за одежда? — снова посмотрела медсестра, Петровна, на девушку и улыбнулась, — ты откуда вообще, красавица? У нас так уже лет сто не одеваются!

— С парохода… — проговорила ей тихо девушка, — там люди… они же тонут… он тонет…

— Понятно, — вздохнула медсестра и кивнула старшине, — с ней были ещё какие вещи?

— Да вон, чемодан, — указал взглядом старшина в угол, в котором стоял мокрый чемодан.

— Что в нём? — спросила Петровна.

— А почём мне знать? — равнодушно пожал плечами старшина.

— Да чем вы вообще тут занимаетесь? — вскрикнула Петровна, — то вам не надо, то вы не смотрели!

— Ещё скажи, что у неё в чемодане бомба! — развёл руками старшина, — ты на девчонку глянь! Она сейчас Богу душу отдаст, а ты тут ревизии мне устраиваешь! Будешь забирать её?

Петровна побледнела брезгливо рассматривая девушку.

— Документы у неё есть какие-то? — выдавила из себя она.

— Нет! — снова развёл руками старшина, посмотрев на медсестру, — она трупом плавала в воде! Понимаешь? В воде! Знаешь какая водичка там, тёпленькая? Там рыба помёрзла!

Петровна заткнулась, глянула на девушку в недоумении слушавшую их перепалку.

— Тебя как зовут? Откуда ты такая взялась? — кивнула она девушке уже без раздражения в голосе.

— Катя… — ответила девушка, — я из Харькова…

— Ну что же, Катя из Харькова, — вздохнула медсестра, — забираем мы тебя, поедем наверное сразу в Харьков, там и будем оформляться, раз ты у нас тут с пароходов падаешь…

— Вот уроды, — выругался старшина и с презрением глянул на Петровну.

ХАРЬКОВ; 16 АПРЕЛЯ 2018 ГОДА

— Мы вызвали Вас потому, что судя всего это относится не к нашей, а к вашей специфике, — говорил врач старику ведя его по коридору мимо запертых палат, в которых слышались смех и крики буйных пациентов, — её подобрала охрана «Рыбнадзора», в воде, в Печенежком водохранилище.

— Она плавала в водохранилище в середине апреля? — удивился старик.

— Не просто плавала, — уточнил врач, — она цеплялась за чемодан с вещами и звала на помощь, — он остановился и заглянул в окошко двери одной из палат, потом посмотрел на старика, — и в чемодане, и на ней самой, были вещи давно вышедшие из моды. А в чемодане и вовсе детские вещи. Таких сейчас не носят. Да и сама она была одета так, будто бы сбежала со съёмок фильма, прямо со съёмочной площадки. И я ей поверил бы скорее, если бы она начала вдруг рассказывать, что где-то там, на Печенегах, снимают кино. Но… — врач подумал.

— Что «но»? — кивнул ему старик.

Врач снова заглянул в окошко.

— Но я знаю точно, что кино у нас давно уже не снимают, — сказал он, — и её доставили нам врачи скорой помощи, потому что сразу посчитали девушку психически больной. Причём, замёрзшую как ледышка. Вряд ли кто-то стал бы так рисковать здоровьем актёров, согласитесь?

— Согласен, — кивнул врачу старик, — а что она рассказывает?

— Сами послушайте, — ответил врач.

— Ещё, я хотел бы посмотреть её вещи, в частности тот чемодан, — сказал старик.

— Вам их принесут. А я подожду Вас тут, — ответил врач, — мне интересно, имеем ли мы дело с очередной дурочкой, решившей искупаться в раритетной одежде в ночь на 15 апреля, или это действительно что-то, что не может объяснить наука.

Врач открыл двери. Старик вошёл в палату.

Катя сидела на койке в одной ночной сорочке, прижав к себе и обнимая колени.

Она глянула на старика и тут же, со слезами на глазах, бросилась к нему в ноги.

— Сударь! Я вижу Вы не один из этих душегубов! Прошу Вас! Помогите мне! Уведите меня отсюда!

— Тихо, тихо, — поднял её старик с пола, усадил обратно на койку и присел рядом.

— Я хочу Вам помочь, сударыня. И потому прибыл в это заведение едва узнал о Вас, — тихо сказал старик, — но мне нужно знать кто Вы и как Вас на самом деле зовут! И самое главное, поясните мне как Вы оказались в воде! Нынче не время для купания, согласитесь?

Катя сквозь слёзы посмотрела на старика.

— Я не сумасшедшая и искренне не понимаю зачем меня заперли в богадельне!

— Кто же Вы? — глянул на неё старик.

— Моё имя Екатерина Юсля. Мы плыли на пароходе… — заговорила Катя.

— Хорошо, Катенька, — кивнул старик, — Вы позволите Вас так называть? Ведь моя дочь старше Вас, судя по всему?

— Как изволите, милостивый государь, — опустила взгляд Катя пряча слёзы.

— Так Вы говорили докторам, что там было много людей? — спросил старик.

— Там было много людей, — проговорила Катя, — там сотни людей… женщины… дети… совсем маленькие дети… моя сестра и мой брат… Я прыгнула за борт, благо было не настолько высоко. Вода была холодная и я начала тонуть, но тут этот чемодан… Я схватилась за него. А эти… — глянула она на двери, — из-за них, наверное те люди не дождались своего спасения в море…

Старик опустил голову.

— Но тут уже очень давно не ходят пароходы, — ответил он, — и море отсюда очень далеко. Может это был прогулочный катер?

— И вы мне не верите… — едва не заплакала Катя.

— Тише, не надо плакать и отчаиваться, — успокоил её старик.

— Я хорошо знакома с одним человеком, — посмотрела на него Катя вытирая слёзы ладонью, — он поэт!

— Поэт? — переспросил старик.

— Да, поэт, — кивнула Катя, — конечно он не настолько известный, но он популярен в модерных творческих кругах.

— И кто же это? — посмотрел на неё внимательно старик.

— Владимир Маяковский! — воскликнула Катя, — тот самый футурист, который бросил вызов классикам и поэтому его много ругали в прессе. Прикажите ему написать! Он немедленно подтвердит, что я не убогая и не юродивая!

Старик горько усмехнулся и покачал головой.

— Ну почему же неизвестный? — тихо сказал он в ответ, — он довольно известен и популярен. Но я не могу приказать ему написать. И вряд ли он сможет помочь Вам.

— Почему? — искренне удивилась Катя.

— Он умер, — ответил старик.

— Когда? — растерялась Катя и вдруг перестала плакать.

— 14 апреля, — посмотрел на неё старик, — я соболезную Вам.

— Позавчера? — ещё более растерянно проговорила она, — Боже мой! Буквально два месяца назад мы принимали его в своём доме, в Харькове, на Чернышевской, — она помолчала и продолжила тише, — пили вино, слушали музыку и пели песни. С нами был этот мальчик, Божидар. А Владимир, он был такой… — она снова заплакала, — какая утрата для русской поэзии!

— Вы в Харькове, сударыня, — вздохнул старик.

— Как я могу быть в Харькове? — усмехнулась, не переставая плакать, Катя, — не смейтесь над моим горем, прошу Вас!

— Он умер не позавчера, — ответил ей старик, — он застрелился восемьдесят восемь лет назад.

— Что? — удивлённо и с обидой глянула Катя на старика, — вы куражитесь?

— А как назывался пароход на котором Вы были со своими братом и сестрой? — невозмутимо спросил старик.

— «Титаник»! — ответила Катя больше с обидой, чем с удивлением.

Старик встал, подошёл к двери и обернулся к Кате.

— Я сейчас же вернусь за Вами, Катенька, — сказал он, — очень прошу не делать глупостей и ожидать моего возвращения. Я Вас без промедления отсюда заберу.

Он вышел.

Катя испуганно посмотрела в окно и заплакала.

— Принесите мне тот чемодан и распорядитесь вернуть девушке все её вещи, — попросил он врача ждавшего за дверью, — я забираю её.

Чемодан и вещи Кати принесли через несколько минут.

Старик поставил чемодан на стул стоящий возле дверей палаты, открыл его и рассмотрев старомодную одежду, разворошил пару пиджаков и сорочек. Он вытащил небольшую бумажную коробку и поставил её сверху, на вещи.

— Смотрите, — достал он из коробки небольшой деревянный кубик и показал его врачу.

— Что это? — взял кубик врач.

Миловидная мордашка оленёнка, вырезанная из дерева, смотрела на врача. Оленёнок лежал в гнезде и улыбался.

— Боже! Какая красота! — восхищённо проговорил врач, — этот сувенир стоит больших денег! Это ведь явно ручная работа! Откуда они у неё? — кивнул он на кубики.

Другие кубики были украшены зайчатами, лисятами, медвежонком и мамой-медведицей.

— Такое можно только заказать, — вернул кубик старику врач, — я ни разу не видел такие поделки в магазине. И думать, что она купила их у какого-то коллекционера, я не стал бы. Они явно новые для коллекционных вещей, и тем более для музейных экспонатов.

Старик положил кубик на место и достал из чемодана Библию в твёрдом кожаном переплёте.

— Это не её чемодан, — сказал старик и подал врачу книгу, — переплёт спас Библию от воды, да и страницы едва отсырели по краям, но это не страшно. Высохнут. Бумага качественная, не такая как сейчас. Посмотрите книгу?

— Что здесь? — раскрыл врач Библию.

— Это дарственная надпись, — указал старик, — много лет назад одна семья уезжала в Америку из Англии. У них было много причин чтобы покинуть родную страну. Главная причина была той, что их не считали полноправными людьми, потому что они читали псалмы и молитвы не на английском языке, а на латыни. Хотя… — он подумал, — это другая история. Их дети пели в церковном хоре в церкви Святого Михаила и всех ангелов, в небольшом городке Мелкшам, что в графстве Уилтшир. Потом они оттуда уехали и жили в другом городишке, который сейчас проглочен Большим Лондоном. Но, перед самым отъездом на пароход, их навестили из той церкви в которой их детей любили и ценили. Каждому из детишек привезли в подарок Библию с дарственной надписью. По тем временам это был дорогой подарок, как если бы Вы сейчас подарили шестерым детям по ноутбуку, или по планшету. В этой семье было двое детей, брат и сестра, погодки. Для них церковный сторож, своими руками вырезал эти красивые кубики, — старик взял в руку один из кубиков и снова показал врачу.

— Знаете как назывался пароход, на который села эта семья? — спросил он у врача.

— Как? — посмотрел на него врач.

— «Титаник», — ответил старик и положил кубик на место.

Врач посмотрел в Библию.

— «Нашей дорогой Джесси Эйли Гудвин, в память о днях проведённых в церкви Святого Михаила…», — перевёл на русский язык надпись доктор, — но это явная подделка, — усмехнулся он недоверчиво, — чернила не могли так долго сохраняться, столько времени, в воде!

— Это не подделка, — ответил старик, — чернила могут сохранять свежесть очень долгое время и вода вовсе не та причина от которой настоящие чернила расплываются и исчезают. Да и живущий в начале 21-го века человек, обязательно не учтёт то, что в 1912 году в Англии писали немного по другим правилам, не тем что сейчас. А вот сколько именно времени эта книга пробыла в воде, это ещё вопрос.

— А что с Джесси Эйли? — посмотрел врач на старика.

Старик вздохнул.

— Она погибла. Вместе со всей своей семьёй. Ей было десять лет.

Он помолчал.

— Я верну эту Библию и эти вещи одному её родственнику, который её помнит. И девушку тоже забираю с собой.

— То есть, — подумал врач и отдал книгу старику, — за Джесси Эйли Гудвин она выдавать себя не может?

— Она и не выдаёт себя за неё, — кивнул старик, положил в чемодан Библию и кубики и закрыл его, — она даже не знает кто такая Джесси Гудвин. Постарайтесь, чтобы от неё не осталось никаких следов.

Старик достал телефон и набрал номер.

— Гарольд? — коротко проговорил старик, — это я. Я очень срочно жду тебя у нашего друга в Харькове. Точнее — мы ждём тебя в Харькове. Похоже, что надо снова… вернуться на «Титаник».

Глава 3

ХАРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ; СТАРЫЙ САЛТОВ

НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ СПУСТЯ

Это была дача недалеко за городом. Небольшой деревянный домик с камином и большими светлыми окнами, за высоким забором. От самого входа до ворот росли высокие сосны, по всему огромному двору. А дорожка между соснами была устелена деревянными мостками, ведущими от калитки прямо к высокой веранде, которая служила порогом дома.

Катя долго не могла прийти в себя. Она сидела за столиком на веранде и больше молчала, слушала тишину, смотрела в небо по которому бежали белые облака.

Старик расположился в кресле качалке прямо у входа, читая свежие газеты, а хозяин дома, с виду весёлый и задорный, Борис Борисович, не спеша колол щепу для самовара, время от времени полушутя переговариваясь со стариком.

— Эх, давно у нас не было гостей, — говорил Борис Борисович глядя на старика, — жена скоро приедет, она и присмотрит за Катюшей. Ну как мы, два старых мужика, можем ей помочь? Они девочки, они разберутся между собой!

— Да уж, — вздохнул старик, — её появление тут, если честно, сбило все планы.

— Да не планы сбило, — поправил его Борис Борисович, — Катюша показала, что чего-то вы там натворили не того чего хотели!

Старик глянул на Бориса Борисовича.

— А ведь верно, Боря!

Он встал и прошёлся по двору, подошёл к тепличке в которой росли розы и начал их рассматривать.

— Но, скорее не натворили, а что-то упустили из виду, — сказал он и добавил немного подумав, глядя на Бориса Борисовича, — Гарольд обратил внимание на то, что события развивались немного не так как должны бы были. И куда-то исчез его отец.

Он снова перевёл взгляд на розы.

— Но вот разбираться уже не было времени. Ему даже пришлось делать то, что должен был сделать Фредерик. Я имею ввиду — спасать себя.

Старик посмотрел на Бориса Борисовича и кивнул на розы.

— Зимой выращиваешь?

— Да это не я, — ответил Борис Борисович не отвлекаясь от самовара, — это мои девчонки балуются.

— Живые цветы зимой это приятно, — кивнул старик глядя на розы, — надо будет у вас саженцы заказать.

— О! — воскликнул радостно Борис Борисович, — у вас в Питере сейчас снег! Розы на снегу это всегда красиво!

Он заложил щепу в самовар и начал его кочегарить. Приятный дым разбежался между сосен и все замолчали.

— Ну вот, — улыбнулся Борис Борисович посмотрев на грустно сидевшую Катю, — скоро будем пить чай.

Через четверть часа по двору раздался звонок.

Катя испугалась.

— Это к нам приехали, — улыбнулся ей Борис Борисович, — или жена с дочкой, или наш Гарри.

Он встал и направился к калитке.

Борис Борисович был немного моложе старика, живой, шустрый и быстрый, с живыми глазами и проницательным взглядом. Казалось, что он просвечивает своего собеседника насквозь когда смотрит на него. Он всё делал быстро. Но рассуждал очень даже не спеша, взвешенно и обдумывал каждое своё слово.

Когда ему позвонил старик, он тут же примчался в больницу, где без лишних разговоров и вопросов лично позаботился о том, чтобы Катя ничего не могла увидеть через тонированные стёкла его машины. Он загнал свой джип во двор, к самому входу, попросил чтобы из коридора убрали всех, даже врачей и лично, в сопровождении старика и главврача, вывел Катю из палаты и провёл к машине.

Раньше он был директором банка. Ещё раньше — служил военным атташе в самых горячих точках и много поколесил по свету. С той поры у него осталась привычка держать личную охрану. Даже не привычка, а необходимость. Врагов у него было достаточно, но друзей, к счастью, гораздо больше. Начальником этой охраны, уже много лет был здоровяк по кличке Мамай. Его звали Олег, и фамилия была Мамаев, но и он сам, и все кто его знал, привыкли к этому имени — Мамай.

— Ну твой Мамай, Боря! — раздался смех из-за ворот, — я думал, что сейчас начнёт допрашивать с пристрастием!

Мамай, без малейших эмоций на лице, заглянул в калитку.

— Спокойно, Мамай, это свои, — махнул ему рукой Борис Борисович, — заходи, Витя.

В калитку вошёл Виктор.

— Барон? Барон, это Вы? — встала Катя едва заметила Виктора и буквально бросилась к нему, — Боже мой! Как радостно увидеть знакомое лицо!

— Катюша, — улыбнувшись вздохнул Виктор, обнял её и прижал к себе, — Вы даже не представляете насколько Вам повезло, Катя, — сказал тихо он.

— Но как Вы тут оказались? Почему мы с Вами тут и что это всё значит? — посмотрела с удивлением на Виктора Катя.

— Пойдёмте, Катя, — ответил ей Виктор, — Вам многое предстоит узнать.

Они прошли на крыльцо, где на столе уже дымился самовар, а старик раскладывал по вазочкам печенье и пряники.

Виктор долго слушал рассказ Кати ничего не спрашивая и не перебивая её. Уже приехали жена и дочка Бориса Борисовича, уже начало темнеть и во дворе включили свет, а Катя всё рассказывала и рассказывала. Старик уточнял подробности и что-то помечал в блокноте.

— … когда он разломился на две части все закричали, запричитали и многие просто вылетели за борт, словно их выбросило, — говорила Катя, — я поняла, что сейчас утону вместе с ним и успела прыгнуть в воду. Она была холодная словно лёд. Но было такое чувство, будто ты оказался в огне и он сжигает тебя со всех сторон. Но это был обман, который невозможно было осознать. Не было сил понять, что ты замерзаешь. А вокруг были люди. Много людей. Сотни людей умиравших в страшных криках и мучениях. Женщины, мужчины, дети… и я не могла им ничем помочь. Я не могла помочь даже себе самой… Стоял страшный, ужасный крик, который я слышу до сих пор… А потом всё стихло… Казалось, они начали засыпать. Один за одним. Только по ужасу застывшему на лице можно было понять, что они умирали. Но я не могла ни о чём думать. Меня жгло ледяной водой и я ничего не могла чувствовать. Я только закрыла глаза от боли и… и очнулась уже в том доме, где были военные в странных мундирах, а на кокардах их беретов был этот знак похожий на вилы, вместо георгиевских полосок. Они смотрели на меня так удивлённо, будто… будто увидели ожившего покойника.

Катя опустила глаза.

— Охрана, рыбнадзор с Печенежкого водохранилища, — уточнил старик посмотрев на Виктора, — они же и вызвали скорую, а те сразу доставили её в больницу, едва поняли, что Катя рассказывает непонятные вещи.

— Я понял, — кивнул в ответ Виктор.

Он глянул на Бориса Борисовича.

— Может ли Екатерина некоторое время пожить у Вас, пока мы разберёмся с этой ситуацией?

— Да сколько угодно, — кивнул Борис Борисович, — домику нужен хозяин, а лучше если это будет хозяйка. Я скажу ребятам, они поставят охрану к воротам и Катюше не придётся ходить самой в магазин и пугаться людей. Ей всё будут приносить, что она захочет.

— Пугаться людей? — удивилась Катя, — но что случилось такого с людьми, что я должна их пугаться? Здесь происходит что-то страшное?

— Я думаю, Вам уже сказали, — посмотрел на неё Виктор, — что сейчас не 1912 год?

— Да, — удивлённо кивнула Катя, — господин Быстрицкий что-то говорил, но я подумала, что это злая шутка и поняла, что что-то не так, только когда увидела… автомобиль Бориса Борисовича…

— Это не шутка, — кивнул Виктор, — сейчас 2018 год и изменилось практически всё. Того мира, который Вы знаете, уже давно нет.

— Но как это возможно? — не поняла Катя.

— Вы не должны были тут появляться, — ответил ей уже старик, — Вы должны были погибнуть на «Титанике» как и все остальные кто погиб. Но, очевидно что-то, а скорее всего — кто-то переместил Вас сюда. Будем считать, что Ваша смерть в 1912 году состоялась, тем более, что Вас там уже нет. Вы здесь и Ваша жизнь продолжится в начале 21-го века. И дай Бог, чтобы Вы нашли себя тут и были счастливы. Тут много и хорошего, просто Вам надо привыкнуть к тому, что прошло больше сотни лет. Но, вопросы остались и мы обязаны найти на них ответы. Кто знает почему это произошло? Кто это сделал, и самое главное — зачем? Спасти Вас? Но для этого не надо было совершать таких бросков во времени. С каким умыслом это было сделано? Был ли умысел, а если был, то чем это нам грозит? Люди сами по себе, без всякой причины, не перемещаются во времени. И если перемещение состоялось, то были изменения в прошлом. А последствия этих изменений никогда не бывают безопасными для тех, кто живёт в настоящем.

— Погибнуть? Я должна была погибнуть? — испугалась Катя, — но я ведь не умерла! А что стало со всеми теми людьми? Им пришли на помощь?

Старик покачал головой.

— Я сожалею. Помощь пришла только к утру. И Ваша сестра погибла. Но Ваш брат остался жив. Это мы знаем наверняка.

Катя посмотрела на Виктора.

— А Вы, барон? Как Вы здесь оказались?

— Это долго объяснять, — ответил Виктор, — я…

— Я попробую объяснить, — вмешался старик.

Он подумал.

— Если, конечно, Вы вы поймёте то что я скажу.

— Я постараюсь, — ответила Катя, — если сейчас действительно 2018 год, то… то я не и не смогу иначе.

— Я второй офицер «Титаника», — сказал старик, — Чарльз Лайтоллер.

— Я Вас помню, — ответила тихо Катя, — возле шлюпок.

— Да, — кивнул Лайтоллер, — и когда я Вас увидел тут, я сразу узнал Вас и понял, что Вы не очередная местная сумасшедшая девушка, решившая в годовщину гибели «Титаника» изобразить из себя Розу Доусон.

— А кто такая мадам Доусон? — удивилась Катя, — мне постоянно о ней говорят, но я даже не знаю кто это!

— Это не важно, — улыбнулся Лайтоллер, — я думаю, что супруга Бориса Борисовича с удовольствием расскажет о ней и Вы лично сможете её увидеть на экране. А пока что, — он подумал и достал из внутреннего кармана пиджака Библию.

— Мне кажется, — протянул он её Виктору, — я обязан вернуть тебе это.

Виктор взял книгу, открыл её, посмотрел на первую страницу и опустил глаза.

— Простите, — прошептал он, — я… мне нужно побыть одному.

Виктор встал и отойдя к соснам присел на скамейку, прижимая к себе Библию.

— Что с бароном? — проводила его взглядом Катя.

— Эта Библия принадлежала его сестре, — ответил Лайтоллер, — Вам это будет трудно понять, но на тонущем «Титанике» Виктор побывал дважды.

— Но «Титаник», как я понимаю, тонул только один раз! — воскликнула Катя.

— Только не для человека обладающего тайной перемещения во времени, — ответил ей Лайтоллер.

— Что? — не поняла Катя.

— Первый раз, будущий полковник и будущий барон Виктор фон Готт, оказался на «Титанике» так же как и сотни других людей, — сказал Лайтоллер, — так же как и Вы, и Ваша сестра, и Ваш брат он был пассажиром Третьего класса и ехал в Америку за счастьем, вместе со своей большой семьёй.

— Барон в Третьем классе? — не поняла Катя, — но как такое возможно? Он очень богатый человек, полковник, герой войны с японцами и кавалер Ордена Святого Станислава! Барон знаком с самим Императором и уважаем в местном дворянском собрании!

— О, я Вас уверяю, милая Катюша! улыбнулся Лайтоллер и покачал головой Кате, — всего этого он добивался годами своего нелёгкого труда и часто собственной кровью. А на «Титаник», первый раз он ступил когда его звали по другому. И он даже не помышлял о том, что очень скоро сама его жизнь будет висеть на волоске и лишь чудом не оборвётся. Тогда, если Вы его и видели, то вряд ли даже обратили на него внимание. Ему ведь было всего девять лет!

— Девять лет? — опешила Катя, — а что с его родными?

— Они погибли, — спокойно ответил Лайтоллер, — а его, замёрзшего и без чувств, так же как и Вас, из воды подобрала шлюпка. Только это, всё же произошло на месте гибели «Титаника».

— А второй раз… — подумала Катя, — он как-то тоже появился здесь? По своей воле? Как он умеет путешествовать во времени? Это его талант, о котором никто не знает?

— Можно и так сказать, — кивнул ей, чуть улыбнувшись, Лайтоллер, — он довёл до конца ту работу, над которой много лет трудился его отец. Его отец был гениальный учёный, но непризнанный на своей родине по ряду причин. И все эти причины являлись обыкновенным средневековым мракобесием. Барон просто вернулся в своё время и стал тем кем Вы его знаете. Это не стремление к красивой жизни, и он не воспользовался тем преимуществом, что уже знает куда и когда надо открыть двери. Он просто показал своим современникам, даже нам с Вами, какое место в нашей жизни должен был занимать его отец.

Лайтоллер помолчал.

— Мы позволили гениальному учёному работать простым электриком в плавильне захолустного городка. И мы настолько низко ценили его благородный труд, что ему приходилось держать собственную мастерскую и принимать заказы, ремонтировать швейные машинки и велосипеды. А ведь он, — Лайтоллер посмотрел на Катю, — изобрёл беспроводную связь, которая сейчас спасает жизни миллионов людей и сегодня не дала сломать Вашу судьбу, в этом времени. Он опередил человечество на 116 лет…

Лайтоллер снова помолчал и снова посмотрел на Катю.

— Не надо тревожить барона, — сказал тихо Лайтоллер, — эта Библия, и те вещи в чемодане на котором Вы спаслись, это всё что осталось от его семьи…

Глава 4

СЕВЕРНАЯ АТЛАНТИКА; НАШИ ДНИ

— Опускай! Опускай! — доносилось на командный пункт «Мира» снаружи.

«Мир» медленно погружался в воду и так же медленно начал спускаться на дно и исчез в глубине.

Становилось всё темнее. Пространство словно сжималось, вытесняемое непонятной тревогой вырывавшейся из груди.

Антон зачем-то начал считать удары сердца и вдруг, незаметно для себя самого обнаружил, что делает это непонятно зачем.

Антон Карамышев был археолог. Он первый раз спускался к «Титанику», как и сидевший рядом его не молодой и не старый английский коллега со звучным именем Тревор.

Они переглянулись и Антон понял, что Тревор чувствует приблизительно то же что и он. Время шло…

— Включай, — наконец-то, тихо сказал Антон и Тревор зажёг прожектор.

— Вот он, — прошептал Антон, — мы на месте, — и снова посмотрел на Тревора, но уже с непонятной для себя самого улыбкой.

На дне, прямо перед ними, величаво вырос нос «Титаника».

— Испытаем наше изобретение, дружище? — улыбнулся Антон.

— Давно ждали! Чего медлим? — усмехнулся в ответ Тревор.

— Надаёт нам по шапке старик Батт, — рассмеялся Антон и взялся за джойстик.

От «Мира» отделился маленький робот, который направился к верхним палубам, нырнул на променад Первого класса и исчез в дверном проёме ведущим в каюты.

Антон, прищурив глаза молча смотрел в зелёный монитор, словно сам пытался нырнуть в каюту «Титаника». Робот остановился возле одной каюты, просветил её ярким лучом и не найдя ничего направился ко второй, потом к третьей и наконец протиснулся маленьким корпусом в узкие двери.

— Гляди, — указал Антон, глазами на монитор Тревору.

В свете луча можно было ясно рассмотреть всю каюту: потускневшее зеркало, сгнивший от времени и воды журнальный столик прижатый к стене, под которым валялись две железные кружки и почерневшая от времени бутылка вина.

— Откуда тут могут быть солдатские кружки? — удивился Тревор.

— А кто их миллионеров разберёт? — усмехнулся Антон и заметил саквояж, одиноко лежащий в другом углу.

Антон подвёл ближе робота, посветил на саквояж и подтолкнул легонько Тревора локтем.

— Да ты посмотри чего я нашёл! Он же целёхонек, как заказывали!

— Вижу, — ответил Тревор глядя на монитор, — цепляй его, только осторожнее. Тут всё обманчиво.

— Не развалится, — успокоил его Антон, — главное не говори под руку.

Он поддел саквояж манипулятором за металлические ручки и робот попятился назад, бережно унося за собой находку…

Через пару часов саквояж уже стоял на палубе небольшого теплохода, под ярким солнцем.

— Не дышите на него! — смеялся Антон фотографам и прочим любопытным, которые толпились вокруг и то и дело норовили сфотографироваться рядом.

В воздухе послышался гул двигателей.

К теплоходу стремительно приближался небольшой вертолёт. Он на мгновение завис над палубой и медленно сел на неё.

— Быстрее! Мы вас одних ждём! — помахал Антон людям сошедшим с вертолёта.

— Доктор Карамышев? — подошёл средних лет человек в сопровождении женщины в официальном костюме, — доктор Карамышев! Я Эдвард Джон Батт, — представился он стараясь перекричать гул вертолёта, — я представляю интересы Общества потомков пассажиров и матросов «Титаника». А это, — указал он на женщину, — Анжелина Бакстром, мой секретарь и ассистент. Вы понимаете, что совершили то, чего не должны были делать?

Антон отмахнулся на вертолёт и тот как по команде затих.

— Вы понимаете, что вы не имели права ничего забирать из кают и вообще изнутри корпуса «Титаника»? — снова повторил Антону Батт.

— Понимаю, мистер Батт, — ответил ему Антон, — но рано или поздно это сделал бы кто-то другой и вряд ли бы мы об этом узнали, согласитесь.

— Согласен, — кивнул ему Батт, — все личные вещи пассажиров принадлежат их потомкам. А интересы потомков представляет наше Общество. Следовательно, саквояж поднятый вами принадлежит нам.

— Именно поэтому мы и не решились вскрывать его без Вашего присутствия, — ответил Антон, — спасибо, что прибыли так быстро. Перейдём к делу?

— Я здесь именно для этого, доктор Карамышев, — ответил Батт.

— Тогда прошу Вас, — указал на саквояж Антон.

Они подошли к саквояжу и Анжелина включила камеру.

— Сегодня 14 мая 2018 года, — начал Антон, — 14 часов 38 минут по корабельному времени. Мы находимся на месте крушения лайнера «Титаник». Я, доктор исторических наук Карамышев Антон Игоревич, а так же мой коллега, доктор истории Тревор Таллер, подняли этот саквояж с борта лайнера «Титаник» в 10 часов 45 минут по корабельному времени, из каюты Первого класса, номер которой, по уточнению, будет указан в прилагаемой документации.

Он посмотрел на присутствующих и продолжил говорить в камеру.

— Саквояж металлический, оббит тёмной кожей, — Антон помолчал, — заперт на замок, предположительно замок для мебели, ржавый. Дужка замка слилась с дужками саквояжа. Внешних повреждений на саквояже не обнаружено. Соответственно, саквояж до настоящего момента не вскрывался. Всё это время он находился под охраной капитана теплохода «Академик Серебряков» Чернушенко Андрея Сергеевича и старшего помощника капитана Филипчука Ивана Владимировича. Прошу подтвердить, — посмотрел он на капитана.

Анжелина навела камеру на капитана и старшего помощника.

— Подтверждаю, — кивнул капитан.

— Так точно, — ответил старший помощник.

— Прошу подтвердить мистера Батта, — посмотрел на Батта Антон.

— Подтверждаю, — уверенно сказал Батт, — что по нашему прибытию на корпусе саквояжа ни следов взлома, ни внешних подтверждений не обнаружено.

— Очень хорошо, — кивнул ему Антон, — в этом случае, мой коллега, Тревор Таллер, произведёт вскрытие поднятого с «Титаника» предмета.

Он отошёл.

Анжелина навела камеру на саквояж.

Тревор приблизился к саквояжу держа ножницы по металлу. Присел. Немного подумал и начал ломать дужку замка.

— О боги! Нет! — вдруг вскричал Тревор, вытаскивая из саквояжа небольшой, герметично запечатанный полиэтиленовый свёрток, в котором без труда узнавался фотоаппарат и рулон проявленной фотоплёнки.

— Что? Что это? — удивлённо посмотрел на Антона Батт.

— Я… я не знаю… — проговорил Антон, — мы подняли его с «Титаника»…

Он оторопел и только растерянно смотрел на Тревора, который не менее удивлённо глядел на всех вокруг, держа в руках пакет.

— Гм, — подошёл к Тревору Батт и взял из его рук свёрток, — ну по состоянию фотоаппарата это вполне видно. Но вряд ли в 1912 году, в России выпускали «Ф.Э.Д.», — указал он на панель с названием фотоаппарата.

— У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу, доктор Карамышев?

Антон растерялся.

— Я… я не знаю, что и думать, мистер Батт. Мне кажется, что ответ на этих негативах.

— Мне тоже так кажется, — согласился Батт, — мы с коллегой задержимся у вас на некоторое время и подождём распечатки фотографий. Я думаю, что самое интересное во всей этой истории только начинается.

— Вы думаете, — спросил Батта Тревор, — кто-то мог до нас спуститься на глубину две мили, проникнуть в каюты и оставить там саквояж с этим добром?

— Я не думаю, — обернулся к нему Батт, — я просто знаю. Никаких ФЭДов и тем более полиэтилена в саквояже, который явно провёл на «Титанике», на дне, больше столетия, быть не могло, — Батт помолчал и добавил, — если, конечно, их кто-то не оставил там, во время крушения. И скорее всего оставил он специально для нас, господа, — улыбнулся Батт, — так не будем же огорчать нашего благодетеля!

— Я надеюсь у вас есть фотоувеличитель и реактивы? — посмотрел он на Антона.

— У нас всё есть, — вздохнул в ответ Антон.

— Вот и займитесь печатью фотографий, — отдал ему пакет Батт, — и никакой огласки, доктор Карамышев.

Он посмотрел на Анжелину продолжавшую снимать всё на камеру.

— Отключите камеру. Это Вас тоже касается, миссис Бакстром.

Уже стемнело, когда Антон завершил печатать фотографий. Выведя на принтер последний снимок, он схватил папку с готовыми фото и со всех ног бросился в каюту к Батту.

— Мистер Батт! — влетел в каюту Антон.

— Что случилось? — поднялся с кровати Батт, — капитан Смит жив и сейчас пьёт чай в кают-компании с капитаном Чернушенко?

Батт присел за стол и кивнул Антону чтобы тот рассказывал.

— Нет, капитана Смита в кают-компании нет, — ответил явно волнуясь Антон, — но я уже не удивлюсь, если через час он там будет.

Антон положил перед Баттом на стол пачку фотографий.

— Это все снимки с тех негативов. Некоторые я намеренно увеличил, но качество от этого не пострадало. И я Вам больше скажу, мистер Батт. Плёнка — советская, «Свема». Как и фотоаппарат, она тоже 80-х годов прошлого века. Человек который это снимал, знал, что именно эту плёнку лучше заряжать в эту модель фотоаппарата.

— Логично, — согласился Батт, — то есть можно сделать вывод, что фотоаппарат принадлежал выходцу с Советского Союза?

— Возможно, — согласился Антон, — материал плёнки более качественный чем на её иностранных аналогах тех лет, и это позволило ей сохраниться под водой больше столетия.

— Гм, — удивился Батт, — то есть Вы подтверждаете, что это не чей-то розыгрыш? На «Титанике» находился пассажир, или член команды, из СССР. До появления которого, было ещё десять лет. К тому же с фотоаппаратом, который соберут только через семьдесят лет. И в него была заряжена советская плёнка изобретённая к концу ХХ века? И более того, он успел это всё проявить и оставил нам в подарок?

— Да! Однозначно и без сомнения, мистер Батт, — достал носовой платок и вытер пот со лба Антон, — я понимаю, что это звучит как полнейший абсурд, но всё-таки…

— Спокойно, — прервал его Батт, — я знаю что Вы не пациент психиатрической клиники. Что на фото?

— Все снимки сняты на найденную камеру, — ответил ему Антон, — в этом не может быть сомнений. На первых двенадцати снимках запечатлены члены одной и той же семьи. И нет никакого сомнения, что фотографии сделаны между июлем 1911 и апрелем 1912 года. Самые первые фото сняты задолго до посадки на «Титаник». А последние три из них сняты на самом «Титанике». Вот эти, — присел он напротив Батта и положил перед ним первое фото, — тут мальчишки дерутся подушками, играют.

— Я понимаю, что играют, — ответил Батт рассматривая фото.

— Это, — протянул Антон второе фото, — перетягивают канат, на прогулочной палубе для Третьего класса, снято сверху.

— На носу «Титаника», — уточнил Батт.

— А это пассажиры играют в кольца, — положил Антон третий снимок перед Баттом.

— Такое невозможно подделать или организовать постановку ради нескольких фотографий, — согласился Батт, — а что за семья?

— Вне всякого сомнения — это Гудвины, — ответил Антон.

— Гудвины? — поразился Батт, — пассажиры Третьего класса? Этого не может быть! Но как они могут быть связаны с владельцем фотоаппарата, который появится только в 1980-м году!?

— Вот и я об этом думаю, — ответил Антон словно прошептав, — на остальных фото снят один и тот же человек. Причём снят он в разное время, в смысле эпохи. И ни одна из фотографий, даже при самом внимательном рассмотрении, не постановочная. Такое ощущение, что за этим человеком шпионил владелец этого фотоаппарата.

Антон разложил фотографии на столе перед Баттом, который пытался сохранять невозмутимость чтобы не показаться растерянным.

— Это русский офицер, — указал он на первое фото, — снято оно было, судя по всему, в 1904 году. Судя по ландшафту и присутствию на снимке генерала Линевича — это Маньчжурия. То есть, за много лет до событий на первых двенадцати кадрах плёнки.

— Невероятно… — проговорил Батт глядя на фото.

— Я тоже так подумал, что невероятно, — ответил ему Антон, — но на втором фото этот же самый офицер, но уже в немецкой форме, мундире войск СС, в Берлине, спускается по ступеням Рейхсканцелярии. Можно было бы предположить, что первые двенадцать фотографий просто пересняты, а потом, путём постановки сделаны другие фотографии, но тут есть деликатный момент. При всём желании, постановку именно этой фотографии сделать невозможно.

— Почему? — спросил Батт.

— Здания Рейхсканцелярии не существует с февраля 1945 года, — ответил, слегка улыбнувшись, Антон.

Он указал на следующую фотографию.

— Испания, берег моря, 1937 год, он же, отдыхает в компании кого, как Вы думаете?

Батт взял фотографию, внимательно посмотрел на неё и вернул Антону.

— Не могу так просто определить, — пожал он плечами.

— Вот этот маленький человек с большими глазами, — усмехнулся Антон, — Антуан де Сент-Экзюпери. И его не трудно узнать. А бородач, это никто иной как Эрнест Хемингуэй, мистер Батт. Они воевали вместе в Испании.

— Ничего себе! — воскликнул Батт, — у нашего героя интересные знакомства!

— И это ещё не весь круг его общения, — улыбнулся, кивнув, Антон, — вот Вам Гатчина, 1912 год, — подал он следующую фотографию, — Николай Александрович, он же русский император Николай II. О чём-то беседует с этим самым офицером.

— Николай II? Тот самый царь которого убили у вас в Екатеринбурге вместе с семьёй? — уточнил Батт.

— Да, и несомненно это настоящий Николай II, а не актёр, — спокойно сказал Антон, выкладывая следующую, — а на этой фотографии наш герой снят в группе советских и английских офицеров, на Одере, в британском военно-морском мундире.

— И при всём при этом, он живёт в конце 70-х — начале 80-х годов? — спросил Батт.

— Не думаю, — ответил Антон, — вот фотография сделанная в наши дни, в Новогодние праздники, — он положил перед Баттом следующий снимок, — в кадр случайно попал Новогодний плакат где ясно видно, что это зима 2018 года. Ну, может последние дни 2017-го.

— А может и не случайно, — ответил Батт, — я думаю, что автор снимков хотел чтобы плакат попал на фото. Что ещё?

— А теперь переходим к самому интересному, — улыбнулся в ответ Антон, — в холле Первого класса и в «Парижском Кафе» на «Титанике»! И не просто отдыхает, а общается с очень известными личностями!

Последние слова Антон произнёс даже торжественно.

Батт взял фотографии и посмотрел на них.

— Да это же сам Джон Джейкоб Астор! Мадлен Форс и Молли Браун! И ещё какая-то юная особа, с лицом скрытым под тёмной вуалью, — проговорил Батт глядя на первый снимок и глянул на второй, — а это без сомнения «Парижское Кафе» и с ним та же Молли Браун и сам капитан Смит! А что это за мальчик с ними за столом?

— Вот этот мальчик, — достал из папки семейную фотографию Гудвинов Антон, — его зовут… точнее — звали, Гарольд. И я едва его увидел, то сразу узнал, мистер Батт. И ещё, обратите внимание на предмет висящий через плечо у мальчика.

Батт присмотрелся к снимку.

— Ну, учитывая что на «Титанике» мог быть только один Ф.Э.Д, это и есть найденный вами фотоаппарат? — удивлённо глянул он на Антона, — предмет из будущего, просто висящий на плече у ребёнка из 1912 года?

— Именно, мистер Батт! — указал пальцем вверх Антон.

Батт отложил фотографию.

— Сдаётся мне, доктор Карамышев, — тихо произнёс он, — что человек оставивший саквояж в каюте, очень хотел чтобы мы его нашли. И знал, что мы обязательно его найдём. То есть, он знал о вашем с мистером Таллером изобретении и знал даже то, что вы сунетесь в каюты, чего делать нельзя. И более того, что вы решите заглянуть именно в эту каюту. Иначе, зачем это бесценное для него сокровище, просто так оставлять во время кораблекрушения именно посреди этой каюты, а не где-нибудь в шкафу, или в багажном отделении? Да хотя бы на палубе, чёрт возьми! Саквояж, во время крушения, что очевидно, стоял именно посреди каюты, на самом видном месте. И даже более того, хозяин позаботился о сохранности плёнки, потому что знал, что она окажется под водой на очень долгое время. Он специально оставил для вас саквояж.

Батт глянул на Антона.

— А Вы как думаете, мистер Карамышев? Фотоаппарат замечен на плече у мальчика, но не мог же мальчик снять всё это, в том числе и себя самого?

— Не мог, — согласился Антон, — даже если это ребёнок путешествует по времени, для девятилетнего мальчика это в любом случае невыполнимая задача.

— Не знаю насчёт мальчика, — ответил Батт, — дети часто умудряются делать то, что подчас не под силу нам, взрослым. Но вот то что мы имеем дело, по крайней мере с двумя путешественниками во времени, и один из них наблюдает за другим, это очевидно.

Батт снова посмотрел на фотографии.

— Зачем только? Почему? Вот это остаётся загадкой.

Он отложил фото и подумав, посмотрел на Антона.

— Поздравляю Вас и Вашего коллегу с этой замечательной находкой и успешным изобретением. И сразу огорчу, что Вам придётся распутывать этот клубок. Кто ехал в той каюте Вы уже установили?

— Да, — подумал Антон, — это было несложно. Каюта была зарегистрирована на некоего Виктора фон Готта, полковника Русской Императорской Армии. Родился в Могилёве, окончил Александровское юнкерское училище, служил в Сибирском драгунском полку. Судя по послужному списку, который открыто выложен в базе данных «Великая Война», Виктор фон Готт был участником Русско-Японской и Первой Мировой войн. Кавалер Ордена Святого Станислава. Фактически, он был обладателем высшей военной награды Российской Империи. Барон. Личность известная, уважаемая, но всегда предпочитал находиться в тени. В Гражданскую Войну воевал в Вооружённых Силах Юга России, командовал разведкой в 1-м армейском корпусе генерала Кутепова. Но потом его следы теряются. Окончательно он исчезает после 1945 года. Считается, что он умер в связи со своим уж очень преклонным возрастом. Ведь в 1945-м ему бы уже должно было быть 80 лет, — посмотрел он на Батта, — и при этом — ни одной фотографии! Но вот правда, в Британской Армии был и другой фон Готт, вполне молодой и перспективный офицер Королевского военно-морского флота. Его тоже звали Виктор. Он был военным дипломатом, инженером и героем-разведчиком в годы Второй Мировой Войны, после которой, он тоже странным образом исчезает.

— Гм, — усмехнулся Батт, — два Виктора фон Готта на один Королевский флот и ни одной фотографии. Ну так уж и ни одной? Вот они, перед нами! И за всё это время он не даже не меняется. Ну, по крайней мере мы прояснили кто на снимках. Но причём тут маленький Гарольд Гудвин? Причём тут его семья? Причём к ним барон Виктор фон Готт из России, и кто всё-таки оставил саквояж? Явно не фон Готт, если он не хотел оставлять после себя следов даже в виде фотографий! И имел на это основания, поскольку человек служил в разведке! И первый, и второй, если думать, что это два разных человека. И самое главное, доктор Карамышев, я понимаю так, что барон Виктор фон Готт сейчас живее нас с Вами?

— Думаете он… — вопросительно посмотрел на Батта Антон.

— Именно, — кивнул ему Батт, — где-то у нас под носом ходит тот, кто был свидетелем гибели «Титаника». И это не древняя выжившая из ума старушка, пережившая ту ночь младенцем на руках у мамы. Это ещё довольно молодой человек в здравом рассудке, который знает ответы на очень многие вопросы. Но тут непонятно только одно. Непонятно, что же связывает его с Гудвинами. Хотя, — подумал Батт глядя на фотографии, — ответ лежит где-то у нас перед глазами. Если неизвестный нам доброжелатель оставил для нас сундук с сокровищами, то он оставил и ключик. Нам остаётся только понять, что именно является этим ключиком.

Он взял снимок из «Парижского Кафе» и начал его рассматривать.

— Привести ребёнка из Третьего класса в Первый класс, на тот момент в самое роскошное кафе в мире, мог только очень близкий семье человек, к тому же имевший влияние на самого капитана Смита.

— Ну может он просто решил побаловать паренька? — подумал Антон.

— В последний вечер жизни мальчика, зная что мальчик не доживёт до утра? И даже более, что этот ребёнок погибнет ужасной и жуткой смертью? — усмехнулся Батт посмотрев на Антона и отложил фотографию.

— Подружиться с ребёнком и бросить его погибать на тонущем «Титанике»? Думаете фон Готт не знал, что Второй и Третий класс не выпустят на шлюпочную палубу? Если он имел право привести одного пассажира из Третьего класса в Первый класс даже в кафе, то он мог привести его и к шлюпкам. И не его одного. Я много лет прослужил в ФБР, мистер Карамышев. И смею Вас заверить, что только отъявленный негодяй, понимая что только от него теперь зависит жизнь ребёнка, может бросить его погибать. На такое неспособны подчас даже серийные убийцы. А Виктор фон Готт, или как там его зовут на самом деле, очень не похож на негодяя. Его биография рассказывает нам о благородном человеке. Он сел на «Титаник» уже побывав в нашем времени, пройдя всё ХХ столетие и не мог не знать про обречённость пассажиров Третьего класса. В частности, этой семьи, — указал на фото Гудвинов Батт, — и познакомив Гарольда с Молли Браун, он наверняка преследовал какие-то цели.

— Может случайность? — подумал Антон.

— Случайность? — усмехнулся Батт, — нет, не думаю. Если бы он хотел побаловать мальчика, то купить мороженое фон Готт мог и в Третьем классе.

— К чему Вы клоните? — спросил Антон.

— Да к тому, что ключевая фигура тут не фон Готт, а мальчик, — снова посмотрел на снимок Батт, — он чем-то был важен фон Готту. И судя по всему, этот мальчик играет очень важную роль в каких-то событиях. Не в гибели «Титаника», но в событиях из-за которых фон Готт прибыл на «Титаник».

— Или вернулся? — уточнил Антон.

— Вот именно! Или вернулся! — ответил Батт, — или вернулся на «Титаник» из-за девятилетнего мальчика из Третьего класса, который должен погибнуть в ту ночь вместе со всей своей семьёй.

Батт посмотрел на Антона.

— Кто он такой, Гарольд Гудвин?

— Легче сказать кем были его отец и мать, — вздохнул Антон, — отец, Фредерик, был сыном небогатого шотландского землевладельца, содержателя пансиона для детей шотландских католиков, электрик. Толком непонятно где он родился. Впервые он появляется в записях регистрации жителей в Бермондси, практически в Лондоне. Работал на чугунолитейном заводе в Мелкшаме, но больше времени проводил в собственной мастерской. У человека было своё дело, не слишком прибыльное, но выгодное по тем временам. В общем, он занимался ремонтом машин, велосипедов, и разного рода заказами связанными его профессией. Мать, Августа, была учительницей в школе для девочек, но в последнее время не преподавала. То есть была безработной, как бы сейчас сказали.

— Домохозяйкой, — поправил его Батт, — у неё было шестеро детей и не трудно понять, почему она бросила учительствовать. За два года до событий у них в семье появилось пополнение, Сидней Лесли. Что касательно Фредерика Джозефа, то электрики в 1912-м году были образованнее и грамотнее современных инженеров-программистов. Достойная и интеллигентная семья. А что их родственники?

— Трудно сказать, — ответил Антон, — в Великобритании никого не осталось. Кто-то был в России, но после революции 1917-го года искать бесполезно. Скорее всего что даже их потомков нет. А вот в США…

— Что в США? — посмотрел на него внимательно Батт.

— В Ниагара-Фоллз живёт правнук, — подумал Антон, — кажется именно правнук, родного брата Фредерика Гудвина, Томаса. Но я скажу, его образ жизни…

— Это не Ваша забота, мистер Карамышев, — снова прервал его Батт, — фотографии я заберу с собой. И негатив тоже. Поэтому, если Вы не сделали копии, поспешите их сделать. Я вылетаю через час. На следующей неделе жду Вас у себя в Нью-Йорке, с подробным отчётом об этой экспедиции. И прошу Вас, — посмотрел он на Антона, — наибольшее внимание уделите этим снимкам. Проанализируйте каждую мелочь в фотографиях. Найдите хоть что-то, за что можно уцепиться. Если Виктор фон Готт познакомил мальчика с Молли Браун, то рыть надо в направлении Молли Браун. Ещё раз повторюсь, что если бы он хотел устроить пареньку праздник, то ему легче было купить сладости для всех детей из этой семьи и принести им эти подарки в каюту. Но он привёл в «Парижское Кафе» только Гарольда. Он переживал именно за него. И именно его хотел познакомить с Непотопляемой Молли. И он знал точно, что там обязательно будет в это время отдыхать Непотопляемая Молли! Она занималась помощью выжившим пассажирам из Третьего класса, доктор Карамышев. И если этот мальчик выжил, то он непременно должен был пройти через неё…

Глава 5

НИАГАРА-ФОЛЛЗ; НАШИ ДНИ

Алекс уже допивал вторую бутылку пива сидя на диване посреди гаража, который служил ему домом. Время перевалило за полночь. Телевизор орал и надрывался. Алекса почти свалил с ног пьяный сон, когда в дверь заколотили.